Утекай

___
I

Широким полем, приминая жухлое дикое просо, шёл человек. В ещё не просохшей после зимы земле следы тянулись за ним мерно, по прямой линии. Он шёл с одинаковой скоростью, медленно, видимо, оттого что устал после долгой прогулки. За спиной его висел на потёртых лямках рюкзак тёмно-серого цвета, а пола его плаща развевалась на прохладном весеннем ветру. Если оглянуться вокруг, то сильно удивит отсутствие каких бы то ни было дорог, речушек, изб или перелесков. Кажется, что на сотни, если не на мириады, вёрст во все стороны разлеглось это поле, серое, сырое, промёрзшее. Любой человек, пройдя хоть пару-тройку километров по такой местности, уже утомился бы, и причиной того непременно стала бы монотонность пейзажа. Но тот одинокий путник в расстёгнутом плаще и с тёмно-серым ранцем за спиной вряд ли из-за этого еле волочил ноги. Назад он будет возвращаться другой тропой, чтобы, как зайцу, запутать следы, но сейчас он устало ступал именно полевой стёжкой – путём, который был раза в два длиннее обычного и который не могло и в голову прийти использовать любому обыкновенному человеку.

– Пацаны, айда мяч гонять? Я сейчас только закину домой портфель и выйду обратно.
– А предки-то тебя выпустят? Небось, снова по ушам настучат за «двойку» по литературе.
– Я им не скажу. Всё, самому проблемы надо учиться решать. Получил «пару» – буду и исправлять.
– Ну давай «бырей», стрёмно ждать подолгу.
Мальчишки ватагой отправились на маленькое футбольное поле за школой и побросали рядом с воротами свои портфели. Коля стоял в сторонке и не проявлял никоего интереса к забавам школьников. Он повесил себе на плечо сумку и медленно поворачивал голову то влево, где за забором мелькали разноцветными дверьми гаражи, то вправо, где ветви могучих лип и берёз раскачивались ветром, и от этого с них облетали ярко-жёлтые, рыжие, золотые и багряные листья. Был октябрь, второй осенний месяц. Недаром его в Украине называют «жовтень». То бишь от слова «жёлтый». Таким он и был в этот день, и именно таким жёлтым цветом всех оттенков очаровывала природа Колю.
Он, засмотревшийся, аж вздрогнул, когда его по плечу неожиданно похлопал Денис, его школьный товарищ.
– Ну что ты снова скис? Пойдём с нами в футбол играть!
– Не, Ден, я не футболист нынче.
– Слушай, Кальян, ты так уже последние две недели говоришь. Чего такой задумчивый стал? Влюбился что ль в кого?
– Иди в баню, сам влюбился! Я-то видел, как ты девчонок пугал. Дурачишься, ерепенишься перед ними – точно в кого-нибудь влюбился.
– Ничего подобного! Они сами задираться начали, вот я им и показал козью морду… Ну так чего, ты идёшь?
– Не иду, сказал ведь.
– Слушай, странный ты какой-то. А если я сейчас возьму и всем расскажу, что ты странный?
– Да хоть что рассказывай, мне не жалко.
И Коля так и остался поодаль от мальчишек, гоняющих полусдутый мяч вместе с Тузиком, одним из домашних любимцев Дениса. А пацаны, переняв от Дениса слово «странный», таким прозвищем и одарили Колю. Но он никогда не обижался на это. Ему нравилось быть странным. Для него это значило быть не таким, как все; быть более вдумчивым, более творческим, более сентиментальным, более своим.
Коля остался таким до самого конца школы. В последние дни мая он сидел с Денисом на бортике хоккейной коробки в школьном дворе и вспоминал тот разговор. Дело было в конце десятого класса, в аккурат перед экзаменами.
– Может, за пивом сгонять? – спросил Денис. – У меня у знакомого три бутылки с майских праздников осталось.
– Давай без этого, всего ведь достаточно: солнце, тепло, тишина, свободное время…
– А ты как странным был, так странным и остался!
– Вот такой я неизменный.
– И что тебя Константином не нарекли? Это же, вроде, в переводе и значит – «постоянный»?
Коля ничего не ответил. Он молча перелез через бортик и стал расхаживать по площадке внутри коробки. После он поднял с асфальта маленький кусочек известняка и нацарапал им на деревянных дощечках ограждения своё прозвище.
– Автопортрет в прозе? – насмешливо произнёс Денис.
Коля подошёл к нему и спросил:
– Ден, ты же мне друг, да?
– Ну, да, – растерянно пробормотал Денис.
– Лучший друг? – настойчиво и с некоторой долей сомнения выпалил Коля.
– Так, если ты мне лучший друг, то и я тебе лучший товарищ.
– Тогда можно попросить тебя кое-что сделать?
– Снова на слабо какую-нибудь глупость?
– Нет. Я серьёзно прошу.
– И что же? – уже с серьёзным видом поинтересовался Денис.
– Называй меня по имени. Хотя бы иногда.
– Так, Стр… Тьфу! Коль, так это без проблем!
– Ну вот. Только не забывай!
– Не забуду, честное слово! Зуб даю!
Они долго после смеялись, шутили, вспоминали былые школьные проделки. Школьные годы, как говорится, чудесные. А затем минули и последние учебные дни, и экзамены, и выпускной вечер. И разошлись жизненные стёжки. И Коля больше не увиделся с Денисом. И навсегда остался Странным…

Тот путник – это он и есть. Помимо того, что он умаялся, преодолев десяток километров просёлочной тропы, его мучили воспоминания. Ведь в долгой дороге всегда что-нибудь вспомнится. В этот раз, очевидно, отголоски прошлого были не самыми приятными. Однако, финита! Ага, вон там вдалеке виднеются избушки. Это дачи, которые ещё когда-то рабочим от завода выдавали. Половина теперь заброшена. Одна из них – дача родителей Странного. Они теперь здесь совсем не живут, а вот сам Странный иногда появляется, но всё-таки редко. Раз пять за год от силы. Нынче первый.
Часы на руке отсчитали почти пятнадцать минут с тех пор, как за курганчиком на поле (к счастью, оно не всегда было равнинным) показались избушки. И теперь Странный рылся в отделениях рюкзака, нащупывая ключи. Он достал блестящий ключик, вставил его в замочную скважину, повернул пару раз – и снятый навесной замок быстрым движением руки был спрятан в карман плаща. Дверь после талых снегов чуть раздалась, а потому открылась не сразу. Но, несколько раз глухо прозвучав от ударов в неё плечом, она отворилась, и Странный, облегчённо вздохнув, зашёл вовнутрь.

___
II

Света уже давно не было: провода обрезали несколько лет назад. Да и не нужен он был никому, ведь в избе, кроме пары лампочек Ильича, ничего не было. В терраске пахло сыростью и плесенью. Крыша давно прохудилась, и каждый раз по весне талая вода заливала пол в пристройке. К счастью, подпол находился под избой.
Странный снял плащ и повесил его на гвоздь, рюкзак он поставил рядом. Доски чуть скрипели под ногами, и этот скрип казался таким громким в стенах этой маленькой комнаты, что так и хотелось зажать уши. Странный дёрнул за кольцо и открыл западню. Внизу было темно, но картошку, что лежала там в мешке, сложно было наощупь не найти. Странный вытащил мешок наверх, затем он достал другой мешок, с консервами. Вот и всё. Теперь осталось дождаться вечера – и можно короткой асфальтированной дорогой возвращаться домой. А пока самая пора отдохнуть.
Путник вынул из мешков банку тушёнки и картофелину, из рюкзака – перочинный ножик – и вышел на улицу. За избушкой возле стены стояла маленькая скамейка, наскоро сколоченная из пары чурбачков и тоненькой доски. Странный набрал около стены старых гнилушек, взял их в охапку и поднёс к скамейке. Под ней, за всяким хламом, был припрятан топор. Им-то Странный и начал раскалывать дрова.

Учитель раздал ребятам новые учебники:
– Теперь будем заниматься по ним. Откройте первую тему.
Ребята стали листать страницы и разглядывать картинки. Что же ещё интересно детям?
– Ден, – сказал Коля, – гляди: тема «Профессии».
– О, как много рисунков! Зырь: тут у чувака циркулярная пила в защитном чехле, а он ей будто работает!
– Снова актёров понабрали, бестолочи! А тут топор как намалевали, смотри…
– Хм, что-то не так что ли?
– Да ты дурак? Топорище в обратную сторону!
– Ну, Кальян, это ты у нас деревенщина, всё знаешь!..

Гнилушка никак не поддавалась, и Странный изо всех сил колотил по ней топором. В какой-то миг он вошёл в раж и, ведомый отголосками минувшего, раскромсал полено и принялся дубасить обухом и остриём топора по стенам избушки. Он успокоился и пришёл в себя лишь минут через десять. К тому времени уже добрая половина стены засветлела серо-жёлтыми засечками от ударов топора. Такие припадки порою настигали Странного. Наверное, отчасти в этом и была его странность.
Он собрал щепки и, аккуратно сложив их так, чтобы между ними осталось достаточно свободного пространства для доступа воздуха, оставил их рядом со скамейкой. На подоконнике в избе Странный взял коробок спичек. Больше всего путник переживал, что спички за зиму отсырели, но, на радость, они оказались довольно сухими. Странный разжёг костёр, и присел на скамейку, и стал ждать.
Прошло двадцать минут. На это время Странный словно провалился куда-то, вылетел из этой жизни, исчез из этого мира… Костёр уже разгорелся и обдавал ладони теплом. Странный открыл банку тушёнки, почистил картофелину, положил её в банку и поставил весь эдакий обед на огонь. От жара еда нагрелась, и вскоре он жадно уплетал консервы с горячей, но сырой картошкой.
Странный затушил костёр и отправился на чердак, где лежали старые фотоальбомы. Он всегда любил просматривать их, когда приходил сюда. Те фотокарточки напоминали ему о родных, которых он не видел много лет, и о тех временах, когда он ещё не был странным. Ему нравилось быть странным? Сначала нравилось, но теперь он многое бы отдал, чтобы таким не быть…
Он смахнул пыль с обложки и открыл альбом. Вот он в детстве, вот его родной подъезд, вот его школьный товарищ Денис со своим Тузиком, а вот и сокурсник Анджей. И если Денис потерялся в прошедших годах, то с Анджеем Странному доводится видеться почти каждый день. Нынче он сызнова вернётся к нему с припасами. Странный разглядывал каждую фотографию подолгу. Дело шло к вечеру.
Вдалеке послышался шум двигателя. Странный опять о чём-то думал, оттого не заслышал его. Когда же автомобиль уже был близко, Странный обернулся и увидел его. Ему стало досадно, что он не заметил машину раньше и не спрятался на склоне рядом с трассой. «Кто же знает, что здесь за люди? Если б в городе, там не вычислят, где я обитаю, а здесь – на десять вёрст один посёлок», – думал Странный. Однако поздно было думать. Автомобиль притормозил, прижался к обочине.
– Мужик, тебе в город? – спросил Странного шофёр.
Тот же растерянно пялился на лицо водителя, подбирая нужные слова в ответ.
– А вы о Странном из города слышали?
– О ком?
– О Странном.
– Ёлки-палки, да сейчас все люди странные: уткнутся в свои экраны и разговаривать не умеют.
– Я о том, что драку устроил, массовую.
– Ей-богу, ты бухой что ли? Драки только в мою молодость устраивали, а теперь по домам все тихо-мирно сидят.
«О-ох, мимо», – подумал Странный и спросил:
– Так вы в город едете?
– В город. Тебя подбросить, а то навьючился всякими мешками?
– Было бы здорово.
– Ну запрыгивай тогда.
И, задымив выхлопом, советский «мустанг» рванул вперёд.

___
III

Странный попросил остановить машину на небольшой тусклой улочке. Расплатившись с шофёром, он вышел и лесной дорогой, пролегавшей недалеко отсюда, потопал к своему дому. Солнце зашло недавно, но в чаще уже ложились густые, мрачные тени. Они сопровождали всё: холмы, деревья, корни. Последние из-за теней казались особенно большими.

– Ден, кто проворней? Ан, я! Ты водишь!
И Денис, возмущённый юркостью Коли, всячески пытался догнать его. Они носились возле дома. Но внезапно Коле пришла в голову замечательная, но сумасшедшая идея: рвануть в лес.
– Сгоняем в лес, Ден?
– Так уже темнеет. Предки заругают.
– Да мы же не надолго! Как раз чумовая обстановка: сумерки. Кто из нас больше вампир?
– Ну если ты меня и в этом сделаешь, я с тобой больше не буду в догонялки резаться!
Товарищи побежали в лес. Коле очень нравилось носиться по лесу: он шустро перескакивал через все корни, уворачивался от бьющих по лицу веток, цеплялся за стволы сосен. Нередко он царапал себе руки, но ведь это всего лишь последствия, а в горячке редко думается о последствиях. Коле казалось, что этим он не похож на остальных, что это его уникальное умение. Умение хорошо видеть в сумерках и быстро бегать по лесу. Умение, доставшееся ему от его животных предков. Умение, высшее способностей человека, ставящее Колю на промежуточный уровень между расами людей и вампиров. Ах, детская фантазия!.. Он уже и не замудрялся об игре, и именно поэтому он, неосторожно ступив на корень, растянул ахилл. Было очень больно, и уж совсем невмоготу было шагать. Денис его тогда до квартиры фактически на плечах тащил.
– Кальян, ты как упал-то? Под ноги не глядел?
– Да я и не падал так никогда. Я же нормально в сумерках вижу. И по лесу бегаю чётко. Это умение, которое мне досталось от животных предков!
– Кальян, от предков тебе сейчас достанется за грядущие две недели пропуска занятий в школе! У тебя же там вообще огонь…

Теперь Странный ступал на корни с осторожностью. Но всё-таки ступал: в жилах играла ещё молодость. Хоть он и Странный, но кое-что есть в нём и обычное. Азарт, адреналин. Ему только двадцать пять лет. Столько же годков и Анджею. Они вместе учились в институте. И хотя Анджей не стал таким близким товарищем, как Денис, он всё же хорошо знал Странного. Посему он загодя отпер дверь подвала и ждал возле неё.
Странный вернулся.
– Witamy! [С приездом! (польск.)] – поприветствовал его Анджей. – Как съездил?
– Неплохо. Назад на машине мужик подкинул.
– Надеюсь, не шпион?
– Не боись, не шпион. Даже не слыхал про буйку.
– Ну заходи. Мы даже нагрели покои!
Странный спустился в подвал. Анджей запер дверь и спустился следом за ним.
– Czesc! [Привет! (польск.)] – отозвалась Бажена, подруга Анджея.
Странный снял плащ, и она мигом взяла его и повесила на бечёвку над батареей. Анджей уже взялся за исследование поклажи.
– Ух-ты! – воскликнул он. – Да ты тушёнку даже захватил! Неужто в магазин заходил?
– Ты что? После буйки никаких магазинов днём. Только ночью, при разгрузке грузовиков.
– А отколь же ты взял консервы?
– Как-то оставлял там на чёрный день. Как в заимке охотники оставляют.
– Zrozumiale. [Понятно (польск.)] Бажена, поставь воду греться. И мне налей стаканчик водички. А мы со Странным сейчас картошки начистим.
Странный пошутил:

– Если жажда изнуряет,
Ты потопай в магазин
И купи там газировки:
Она очень освежает,
С неё снова хочешь пить!

Бажена включила в розетку маленькую электроплитку и поставила нагреваться кастрюльку с водой. Налив Анджею воды в стакан, она сказала:
– Хлопче, вы вот всё толкуете о том, чтобы вас не застукали, а ведь по счётчику электроэнергии скоро заподозрят неладное.
– Скорей бы лето! – пробормотал Анджей.
– Анджей, а лето здесь при чём? Меньше потратим отопления? Невелика разница, – заметил Странный.
– Ну а что ты предлагаешь? Мы и так уж по минимуму жжём света, да и остальное – только по нужде. Без отопления давно бы уже воспаление лёгких заработали, а без электроплиты – болезнь желудка. Никак иначе нельзя.
– Это ясно, но всё-таки что-то придумать надобно.
– У тебя есть предложения какие-нибудь?
– Пока нет. Я думаю.
Вода чуть подогрелась, и Бажена запустила картошку вариться. Тушёнку она поставила на батарею, чтобы та стала хоть немного потеплее.
– Ведаешь, я снова фотографии глядел, – сказал Странный.
– Те, что с института? – справился Анджей.
– Они самые, – с улыбкой ответил Странный.
– Свободные мы там были, правда?
– А теперь разве несвободные? Ну, я-то ещё несвободный, у меня, как-никак, работа в ночную смену, а ты?! – иронично заметил Странный.
– А я дома свободный. Правда, теперь я и не знаю, где мой дом. Здесь я не дома, а в темнице. Все идеи неизменно будут нейтрализованы. Издревле здесь всё набекрень.
– Хотя бы без каторги.
– Dziekuje [Спасибо (польск.)] и на этом! – сердито пробурчал Анджей. – Но знаешь, даже ты не только из-за смен несвободный. Ты именно из-за несвободы тут находишься. Быть может, нашлось бы нам место около моей родины, но и это не бесспорно.
– Вернёшься в Польшу?
– Раз уж когда-то, по войне, дед с бабкой приехали сюда, – а приехали они не по доброй воле, – было бы правильнее всё вернуть на свои места. – Анджей поглядел на Бажену. – Ты бы хотела поехать?
– У меня совершенно иная история, но кое-что соединяет меня с Польшей.
– Co cie laczy z nia? [Что тебя соединяет с ней? (польск.)]
– Nasza wzajemna milosc! [Наша взаимная любовь (польск.)]
После они молча сидели. Бажена выключила плитку: картошка сварилась. Тушёнка тоже чуть подогрелась.
– Хлопче, приятного аппетита! – Бажена подала кушанье к столу.
– Как у нас говорится, прошу к шалашу, – добавил Странный.
– А у нас после говорят: «Спасибо этому дому, пойдём к другому», – прибавил Анджей.
– Хитришь, приятель!
Втроём они кушали. А ужин был на редкость вкусным.
– Слушай, Странный, а ведь твои родители уехали?
– Ага, утекли.
– Надо бы и нам свинтить, пока не поймали. Мы давно мечтали об этом.
– Анджей, если уезжать, то далеко и насовсем. А запросто не бросишь всё. Здесь ведь всё родное.
– Родная культура? – Анджей хитро улыбнулся.
– Да-а, больше даже бескультурье. Я однажды в гору по крутому переулку поднимался, и настиг меня припадок. Ну, ты знаешь. Сразу всё осточертело. Из близлежащих ресторанчиков музыка доносилась, и такой противной она казалась, будто какой-то тапёр-недотёпа брякал по клавишам старого фортепиано. Вокруг было немало народа, и мне оттого стало ещё тяжелее. Руки в судорогах бились, правый глаз «соскакивать» стал, дёргаться. Мысли менялись далеко не в лучшую сторону. Я старался скорей до дома добраться. А тут ещё ветер, колючие снежинки в лицо колотят. Ужасно холодно и странно. Я к стене прибился и на колени упал. Наверное, минут через десять только отошёл. Но помню всяких пацанов, что курили и плевали повсюду. Так и хотелось им морду расквасить, жаль, что сил не было… Это не культура!
– И всё-таки родное?..
– Родное.
Анджей с минуту помолчал, а после сказал:
– Оно, конечно, и мне понятно, но ведь здесь если кто и не слышал о буйке, то это простолюдины. А вся верхушка решительно нас зажмёт. Всё равно ни работы нормальной не дадут, ни жития.
– Как говорится, переспать нужно с этой мыслью. А там видно будет. Благо, нынче хоть не на смену.
Бажена взяла у хлопцев пластиковые пиалы и сложила их в целлофановый пакет.
– Всё, спать пора, – сказала она, выключая свет.
– Слушай, Странный, ты мысль-то не забудь, переспи с ней.
– Добре.
– А знаешь, у нас анекдот в институте был. «Ты чего какой угрюмый сегодня? – спрашивают студента сокурсники. – Недоспал или переспал?» А он им и отвечает: «Не поверите: переспал». А они его: «А с кем, если не секрет?»
Но Странный даже не улыбнулся. Собственно, над своим анекдотом засмеялся только сам Анджей.
– А ещё я рассказывал случай из жизни: мужик со своей женой цапался-цапался, а как поругается – уходит к Машке. У него сестра была Машка. Так жена и думала, что он к сестре сваливает. А он-то, шельма, у любовницы ночевал. Ту тоже Машкой звали. Его жена как прознала это дело, спрашивает: «Ты мне чего врал?!» Но он ей с серьёзным и важным видом заявляет: «Я не врал! Я же сказал, что к Машке пойду, а ты меня и отпустила».
Бажена шлёпнула ему по затылку и сказала:
– Спать ложись, клоун!
– Ложусь, ложусь.
– Доброй ночи, – пожелал им Странный.
– Dobranoc [Спокойной ночи (польск.)], – отозвались в темноте их голоса.
Отчего они здесь? Почему они втроём ночуют в этом тёмном подвале? Они же не бомжи, в недалёком прошлом у них была обычная жизнь с квартирой, с работой, со свободой. Никто из них не был ни пьяницей, ни азартным игроком, ни преступником. Но тем не менее, дорогу они кому-то преступили. И виной всему одна история, которую Анджей и Странный завязали вместе.

___
IV

Они встретились в институте, семь лет назад. Странный решил выучиться на преподавателя французского языка, а Анджей – английского. Кроме этого, у них была одна черта, которая их и познакомила, – заинтересованность философией. Анджей любил размышлять и обсуждать различные точки зрения, а Странный по своей натуре был писателем, и мышление, несколько своеобразное и свежее, отражалось в его художественных произведениях. Ещё в студенческие годы Анджей и Странный отнесли себя к диссидентам и, чего греха таить, считали свой уровень интеллекта чуть выше, чем у большинства людей. Они вместе обсуждали новые идеи, Странный облачал их в повести и стихи, а после кустарно печатал. Но вот читать почти никому их он не позволял.
Его творения нашли своих читателей, когда он вместе с Анджеем устроился на работу в школу. Разумеется, облик молодого специалиста и активный и современный преподавательский подход произвели впечатляющий эффект на учеников. В итоге, через некоторое время у Странного и Анджея уже были такие ребята, которые ходили к ним на дополнительные занятия и изучали там иностранные языки. Другой вопрос, на каком материале. Это были не только учебники, но также и художественные произведения Анджея и Странного. А дети, как известно, очень охотно поглощают всякого рода философию…

Анджей толкнул в бок Странного, чтобы тот не спал.
– Co znowu? [Что опять? (польск.)] – шёпотом протянул Странный.
– Dosc tego! [Хватит уже! (польск.)] – фыркнул Анджей. – Как только что-нибудь интересное говорят, ты засыпаешь!
Лектор спросил студентов:
– Как вы считаете, когда необходимо начинать изучать философию? Сразу оговорюсь: правильных и неправильных ответов быть здесь не может. Всё зависит от того, как вы аргументируете своё мнение.
– Я бы классе в десятом начал давать, и то только основы предмета, – задумчиво произнёс Странный на ухо Анджею.
– Согласен. Всё-таки это не совсем детский предмет. Тем паче, если пропагандировать вредные идеи, – ответил тот.

И отчего же они не помнили этот разговор, когда вели свои секции в школе? Быть может, им казались единственными верными лишь их собственные идеи?..
Их уволили с работы, когда на весь район прогремела новость о произошедшей между подростками драке. Непосредственно в действии не принимали участия ни Анджей, ни Странный, однако именно они были идейными наставниками. Одни, начитавшись творений юных «преподов-философов», поддержали их позицию, а другие – нет. Далее по стандартному сценарию: рассорились – раздрались. Поначалу небольшой группой помахались, а после человек по пятьдесят с каждой стороны собрали и как следует надавали друг другу тумаков по клыкам и кулакам. Вероятно, буйка, как её обозвали Анджей со Странным, окончилась бы лишь хорошим выговором всем её участникам, которых забрала милиция, но не тут-то было. Продолжение следовало.
Так уж устоялось мнение в обществе, что дерутся стенка на стенку преимущественно подростки из неблагополучных семей. Ан нет! Среди этих молодчиков оказались и «золотые».
– В чём причина сходки? – спросил отец Микелло, одного из «мажористых пижонов» в школе.
– Разные политиканы.
– Нормальным языком говори!
– Дифферентные политические убеждения и мировоззрения.
– Состоишь в подпольной политорганизации?
Микелло промолчал.
– Отвечай, ремнём пороть не буду. Ремнём пороть – это по-пролетарски. Они бегают по магазинам в поисках низкой цены, потому что пялятся на рекламу и даже не предполагают, что их вокруг пальца обводят. А мы не такие. Я не такой.
– Нет, это не подпольная организация, – скромно ответил Микелло.
– Так откуда же массовая идея?
– Преподы впихнули.
– Конкретнее…
– Француз и англичанин.
После этого с лёгкой руки «крыши» Микелло и ему подобных Анджея и Странного уволили из школы и вдобавок стали выжимать штраф. Но, как прекрасно понимали горе-философы, жаловаться никуда было нельзя: крепкая связь. Теперь они прятались вне своих квартир, в этом подвале, в другом районе того же маленького города. Они проверяли: квартиры караулят, фотографии с объявлениями о розыске их персон развесили на подъездах домов, где они живут. Раньше жили. В подвале они прятались уже вторую неделю.
Анджей теперь нигде не работал, Бажена как была, так и осталась домохозяйкой, а Странный устроился грузчиком в магазин и калымил там по ночам. Заведующий складом был его знакомым, оттого иногда помогал ему продуктами. Но долго так продолжаться не могло.
Был конец апреля, и впереди целых четыре тёплых месяца, в названиях которых нет буквы «р», отчего, по народной примете, можно сидеть на земле. Хотя подвал и располагал необходимыми условиями для проживания в нём летом, решать нужно было что-то. Вернуться бы домой да вещи собрать. Иль послать кого. Да всё одно: «мажоры» стежить будут. «Был бы рядом кто-нибудь очень знакомый мне и совсем не знакомый авторитетам», – думал Странный. К счастью, это был один из тех случаев, когда мечты материализовались. Но не без страданий.

___
V

Наутро Странный лежал неподвижно на лавочке в подвале и молча глядел на потолок. Он долго глядел не моргая и иногда пошевеливал пальцами ноги. Внезапно он громко хлопнул в ладоши, чем моментально разбудил Анджея. Тот мигом со спины перевернулся на бок. Бажена же спала так крепко, что ей всё было нипочём.
– О! – воскликнул Странный. – Досочинил!
– Чего ты там досочинил?! Почто людей подымаешь?
– Слушай. – И Странный зачитал Анджею своё стихотворение.

– Откройте! Смотрите! В сети войдите!
Подслушайте разговоры на улице!
Придите домой, телевизор включите –
Там те, кого не дразнят «курицей».

Сидят! Попивают чаёк с печенюшками,
Читают книжонки и гладят котов.
Современный пущенный в массы образ
Идеала-одиночки готов!

Они умны. «Надевают» одежду,
Не «кушают» одеколон.
Но музыку будут разглядывать прежде,
Читать любви эталон.

И что же они? Сильны, независимы,
Никогда не сойдут с колеи?
«Пищальны» они – на лице же написано.
Всё! У них нет семьи.

Анджей слушал с недоумением. Ему на миг показалось, что ожил и выступил перед ним сам Маяковский. Правда, впечатление было отнюдь не долгим.
– И как ты это назвал? – спросил он Странного.
– «Совридеал». Сокращённо: современный идеал.
– Эффектно, конечно. Но не находишь ли ты, что мы уже вот за такие мысли тут прячемся?
– Да нахожу, конечно. Но творчество бросить нельзя. Ты ж знаешь, что оно мне важнее. Ars longa, vita brevis. [Жизнь коротка, искусство вечно (лат.)]
– Ты хоть подумал над моим предложением? Есть идеи какие?
– Анджей, я подумал. Дело всё в том, что нужно домой вернуться. А «мажоры» не дремлют. Но я что-нибудь придумаю: мозги работают.
– Я тебя прошу только: давай что-нибудь логически объяснимое смысли. А то знаю я твои безбашенные выдумки!
– Вот все так и говорят…

После двадцатиминутной перемены Коля с Денисом со звонком вошли на урок. Как же неприятно видеть такое количество любопытных и насмехающихся глаз, обращённых на тебя! Сделав замечание, их всё-таки пустили на занятие. Они уселись за вторую парту на единственные свободные места.
Прошло около половины урока, когда Коля одёрнул Дениса:
– Ден, мне что-то погано.
– А что такое?
– Не рублю, но башка плывёт.
– Давай в медкабинет сгоняем, – предложил Денис и приготовился пропустить хоть десяток минут от урока.
– Извините, можно выйти? – спросил у учительницы Коля.
– А чего ты?.. Ну-ка подойди сюда.
Коля подошёл к учительскому столу.
– Батюшки! Да ты прямо-таки зелёный весь. Сходи в медкабинет, пусть тебя из ребят кто-нибудь проводит.
– Можно мне? – напросился Денис.
– Ну иди.
Они вышли из кабинета и не спеша побрели ко врачам. Только вот Коле стало не на шутку плохо. Голова снова закружилась, дыхание перехватило. Он едва не повалился наземь, благо, Денис его поддержал, и они присели на скамейку в коридоре, возле лестницы.
– Слышь, Ден, я тебе скажу, что со мной такое, только ты никому не выдавай, не пали меня. Ладно?
– Как брат за брата – за основу взято!
– Это всё с табака. Мы с пацанами в раздевалке табак нюхали…
– Странный, ты идиот? Они же какую-то бадягу покупают за пятьдесят пять рублей!
– Да это ещё полбеды. Я очень много вдохнул.
– Тебе внатуре башню снесло.
– Ден, предкам не свисти, – и Странный мгновениями стал терять сознание. И снова, товарищ его верный, Денис довёл его с горем пополам до медкабинета и там сидел с ним вплоть до конца урока. А после ещё и до родительской автомашины провожал.
И таких приключений у Странного было полно.

У Странного всё было странно, но удивительнее было то, что он решил с кем-нибудь познакомиться, чтобы и отправить этого человека домой за вещами. Конечно, идеи иной и не найти, но чужого не пустишь домой. А за короткое время хорошо познакомиться нелегко. Но попробовать стоит.
С такими мыслями Странный отправился на разгрузку фур в ночную смену. Как оказалось, результат не заставил долго ждать.

___
VI

Смена прошла довольно удачно: Странный не надорвал себе спину и ничего не разбил, хотя и тяготел к такого рода злоключениям из-за неумения вовремя остановиться. После смены он направился в комнату отдыха, где, сидя на диване-«чебурашке», принялся читать французскую книгу.

Коля вышел из гардероба и, встретив Дениса, крепко пожал ему руку. Тот поинтересовался, готовился ли Коля к контрольной по русскому.
– Кальян, ты правила учил? Нам училка обещала формулировки спросить, в курсе?
– В курсе, но я ничего не читал. Кроме Достоевского.
– Странный, какой Достоевский?! Этот шизик-эпилептик какую-то муру писал, да и к чему тебе всякие романы?
– Интересные романы, между прочим. Ты просто до кульминации не дочитывал, там ведь вся соль. Реально мясо!
– И как я буду «контролу» писать?
– В смысле?
– Если ты ничего не читал, то я у кого скатывать ответы стану?
– Да напишем всё, не парься! Русский язык для нас родной.
– Ещё эта историчка-истеричка…
– История ведь любопытная вещь! Я в троллейбусе пока ехал сюда, сидел и листал страницы параграфа. Думал, на полпути укачает, коль не оторвусь от текста. Но так занимательно, что я почти до остановки учебник не закрывал. О своём состоянии я уж промолчу: совсем жесть!

Странный с детства любил читать, и книги его необычайно завлекали. Он и в этот раз замечтался и прикорнул на диване. А когда проснулся, то солнце уже взошло и приветливо согревало землю. Странный не был доволен такому раскладу. Не всуе он волновался. По дороге к подвалу засекли его «мажоры» и словили…
– Ну что, резвый? Пушкин дописался, Гагарин долетался, а ты – допрятался. Гы-гы! – громогласил один вышибала.
– В общем, не только тебя мы ищем, но и соратника твоего, – добавил второй. – Где этот поляк?
Странный не отвечал. За то первый вышибала, прикрикивая: «Ляк! Ляк!», – раз в пятый со всей силы ударил его кулаком, а после пнул ногой в живот. Странный лежал на земле и ныл от боли.
– Ну «чё», оратор, не говоришь, значит? Тогда получи ещё.
Второй вышибала вжал своей ступнёй лицо Странного в грязь. Вместе с первым они отобрали у него все деньги, что он получил за калым. Для профилактики первый ещё раза три пнул Странного, однако его прервал второй:
– Всё, хорош! По заслугам он уже получил, а этого поляка мы сами найдём. Последим, в конце концов, за этим.
– А он что-то даже не рыпается.
– Балда! Грохнул что ли?
Второй ногой повернул голову Странного к солнцу – тот попытался крепче зажмурить глаза.
– Да нет, живой ещё, – произнёс второй тихо. А потом во весь голос сказал Странному:
– Если ещё будут сходки, мало не покажется.
Затем оба вышибалы сели в машину и уехали, а Странный, потеряв сознание, остался лежать возле одного из домов.
Его заметила девушка, вскоре проходившая неподалёку. Она привела его в чувство и решила было вызвать «скорую», но Странный решительно отказался. Несмотря на боль, которая теперь охватила, казалось, каждую клетку его организма, он решил во что бы то ни стало вернуться в подвал. Помочь ему подняться на ноги Странный позволил, но проводить до «дома», как он выразился, девушке не разрешил. Правда, есть такие люди – упрямые. Что им ни скажи, всё нарушают.
Девушка стежила за Странным до самого подвала. Её весьма удивило, что «домом» для этого молодого человека был эдакий каземат. Ведь Странный вовсе не был похож на бомжа, а, напротив, напоминал приличного человека. И уж коль случилось такое любопытное приключение, то хочется всё непременно разузнать. Странный, конечно, не думал ни о чём. Он спустился в подвал, где его взволнованно встретили Анджей и Бажена; после того, как ему кое-как обработали раны, он улёгся на матрас и постарался задремать. Он хотел забыть обо всём. А вот девушка наоборот не желала забывать. И посему она твёрдо установила, что придёт к подвалу ещё раз, тем паче что живёт недалеко.
Ещё раз наступил через день.

___
VII

Сон никак не настигал Странного, и тот всё мучился от сильно ломивших синяков и «горящих» ссадин. Во рту у него через каждые несколько минут накапливалась кровяная слюна, и Странный через силу поднимался и шёл промывать внутренние раны. Но самая сильная – рана его души. Ему казалось, что нынче его очень нагло обидели, разрушив любую веру в хорошее и надежду на светлое. Ему казалось, что это общество неисправимо, что он – сама невинность, а остальные не думающие люди – уроды. Он обозлился на всех людей, осерчал на государство и политику. Ибо именно в этом государстве население состоит из «быдланов», которые всячески унижают любых мыслящих людей («Не инакомыслящих, а просто даже мыслящих», – замечал Странный), и стада баранов, которые хоть и имеют зачаток мозга, но настолько запуганы, что тупо следуют стрелкам на асфальте. Эта философия постепенно заполнила томящийся разум Странного тысячей практических примеров, ярчайшим из которых был сегодняшний мордобой. И Странный, отчаявшийся и опечаленный, воскликнул:
– Vita est dolor! [Жизнь - боль! (лат.)]
– Nihil habeo dicere [Мне нечего сказать (лат.)],  – отозвался Анджей.
Теперь они оба жадно мечтали уехать из этого города, из этой страны.

Коля с Денисом остались в группе продлённого дня и после выполнения большей части домашней работы, как обычно, выбежали в коридор. Денис на сей раз притащил в школу резиновый мячик-попрыгун.
– Давай в попрыгун играть! – позвал он Колю.
– Кидай!
Они поочерёдно бросали мячик так, чтобы, отскочив от пола, он прилетал в руки товарища. Однако Коля в какой-то миг решил пошутить над Денисом и несколько сильнее швырнул попрыгун в пол.
– Ден, лови!
Мячик отскочил так сильно, что перелетел через голову Дениса, а после в несколько прыжков достиг какой-то женщины, которая ждала в коридоре. Коля, заранее просчитав траекторию движения мячика, урвал оттуда, а Денис такой расторопности не проявил. И потом он прибежал в соседний блок, где спрятался Коля, и выпалил:
– Попрыгун прямо в тётку попал!
Коля рассмеялся.
– Ты ржёшь, а мне попало!
Этот эпизод как нельзя кстати аукнулся Коле во сне, когда он жил в деревне. Видимо, на тот момент ему так докучал сельский образ жизни, что он, повторяя в уме: «Утекай», – оседлал велосипед и помчался из деревни прочь. Он крутил педали всё активнее и активнее, будучи одержимым идеей побега. Она не покидала его, покуда он не умаялся.

– Анджей! – крикнул Странный. – У тебя остались таблетки от боли?
– Остались, конечно. Зачем тебе?
– Надо.
– Странный, ты почти каждый день начинаешь их принимать. Они уже не помогают?
– Они помогают. Лишь на два-три часа боль утихает, а после сызнова постепенно разгорается. Так было всегда, как я помню.
– Может, без них всё-таки потерпишь?
– Не удаётся больше терпеть…
Анджей дал Странному две таблетки анальгетика и кружку с водой.
– Нет-нет, воду не надо, и так нормально.
Странный махом закинул в рот таблетки и лёг на матрас.
Так было всегда, как он помнил. При любой ране рот заливало кровью, невыносимая боль сковывала разум, чувства. Так хотелось кричать, громко-громко, но не мог Странный пошевелить губами: настолько сильной была боль. Если он не будет двигать ни языком, ни губами, боль никуда не исчезнет. Она нарастает неминуемо; от очагов перекидывается она к областям, от областей – ко всему телу, и так ноет, ноет, отвлекая взгляд, мысли, движения… А когда боль, пусть и нерезкая, длится неделю, голова начинает трещать просто так, и в такие мгновения уже ничего не помогает, кроме лекарств. И вот Странный принимает таблетку, не одну, а две: для эффекта. Он не запивает их водой, не разжёвывает, а долго держит на языке, покуда они полностью не растают. Только тогда он успокаивается и возвращается в этот мир.
– Анджей! Как ты думаешь, таблетка горькая?
– Разумеется, горькая.
– А вот и нет. Сладкая!
Анальгетик и в самом деле казался Странному сладким как сахар. После Странный сел около стены, прислонился к ней плечом и закрыл глаза. Он водил кончиком языка по быстро сохнущим губам, иногда, как задевал раны, жмурился, жадно глотал прохладный воздух. Спустя несколько минут стало легко, и Странный едва заметно улыбнулся. Он взял припасённую Анджеем кружку с водой и залпом выпил всё её содержимое. Из-за крови вода приобрела металлический привкус. Но Странного уже больше ничего не волновало. Он поднялся на ноги, снова прислонился к стене, встал в угол и так стоял там двадцать минут. Анджей с подозрением наблюдал за этим и наконец спросил:
– Странный, ты в норме?
В ответ Странный пробормотал что-то невнятное и нечленимое. Его голос после приёма двух таблеток болеутоляющего стал заторможенным, вялым. Он взял полотенце, закрыл им лицо и прислонился лбом к дверному косяку. Наконец, Странный начал негромко смеяться, закатывая глаза, а после лёг на матрас и мгновенно заснул беспокойным и недолгим сном.
В полусне Странный видел бред, но во всяком бреду есть что-то от реальности. Помимо фантазий, в голове у Странного крутились разные воспоминания, связанные с мыслями об отъезде. В подробностях перематывался в памяти институтский разговор.

Странный с Анджеем гуляли по лесу. Был малооблачный день, и эти белые облака тёплый ветер погонял очень медленно. Вокруг было тихо, лишь изредка по стволу какой-нибудь высохшей сосны долбил клювом дятел. Удары раздавались в лесу, и именно поэтому Странный и Анджей говорили шёпотом. Слова их сливались с ветром, с шелестом листьев, и в десятке метров ничего уже было не разобрать.
– Странный, – Анджей оглянулся по сторонам. – Я всё больше осознаю, что ненавижу это место.
– Moi aussi. [Я тоже (фр.)]
– Француз! А знаешь, что в Советском Союзе картавить нельзя было?
– Отчего так?
– Неблагозвучно глотать звук «р» в названиях Ленинграда и Сталинграда.
– Видимо, теперь весь верх с радостью бы начал картавить, услышав этот анекдот. Ханжество и лицемерие – коронные качества.
– Так вот, ненавижу я это всё. Я разговаривал со знакомым из Симферополя, а после диалог наш записал в блокноте. Хочешь прочитать?
– Avec plaisir. [С удовольствием (фр.)]
Странный взял блокнот, уже открытый Анджеем на нужной странице, и стал разглядывать слова. Он понимал не всё, но ключевые мысли всё-таки ухватывал.

– Як там?
– Нормально відносно.
– По нашому телебаченню показують, що бомблять вас щодня, що скоро загальну мобілізацію оголосять.
– Тільки деякі райони. Це в Донбасі, в Криму немає.
– А танки були?
– Кілька БТР бачили з вашими прапорами. На площі перед адміністрацією мітинг був.
– У нас кажуть, що наших військ немає на тій території. А ще скасують виступи гуртів, які наче пропагують конфлікт між «хохлами» та «кацапами».
– У нас тепер безпечніше мовою спілкуватися.
– Хто це розв’язав?
– Складно сказати: бандитів всюди знайдеться. У сім’ї не без виродку, як кажуть. Зіткнення із Заходом, а ми – місце дії.
– Знайомий чех мені сказав одного разу: «Народ гарний, та політика – лайно!»
– І то правда.

– Получается, заврались, – с подозрением сказал Странный.
– Лапшу на уши вешают.
– Так не будет будущего.
– Оно будет не совсем желанным. Когда на нашем пути столкнутся вестерн и кунг-фу, мы будем порохом стрелять из лука. Навечно не хватит.
– Жалкие существа. Со школы познал это. Жалят из-за jalousie [зависть (фр.)],  и мне их вовсе не жаль.
– Уезжать нужно, если место mesto [скорбное (итал.)].  И другим бы посоветовать.
– Цель поставил? В этом смысл?
– Вот-вот. Через творчество донести правду до развивающихся мозгов.
– Хм, идея. Утекай… – Странный задумчиво поглядел наверх.
– Анджей, а почему ты всё ненавидишь? Из-за людей? – спросил он после продолжительной паузы.
– Не совсем. Есть некоторые личности, которые будоражат мозги, но далеко не все. Больше из-за позиций, которые выставляются напоказ, и из-за последствий таких показов.
– А мне они лично навредили. Эти негодники здорово отыгрались на мне в школе и на улицах, но теперь сгинули.
– Скоро снова найдутся, другие.
– Утекай… Ты прав.
– Возможно. Хотя не факт, что поможет, но мне вот не помешало бы. Осталось только пункт назначения придумать. Польша?
– По праву. Именем уже замаскировался.
– Ну а ты? Ведь ты не от политики бежать думаешь, а от людей?
– От них самых.
– Но там ведь такие же люди…
– Значит, это не конечный пункт.
– Эх, Странный, странный ты! Не понимаю я тебя. Будешь с места на место бегать в поисках того же места, и что в итоге? Как Рэй Брэдбери, напишешь книгу «о скитаньях вечных и о Земле»?..
Но Странный уже не слушал Анджея. Как только его кто-нибудь не понимал, он моментально начинал игнорировать того человека. Он теперь шёл, отвернувшись от Анджея, и насвистывал какую-то монотонную мелодию. А после отошёл в сторону и, обрывая хвоинки с сосен, стал напевать одну из песен Преснякова. Анджей же, поглядев на поведение Странного, лишь сомнительно покачал головой и медленно потопал вперёд. В тот раз они больше не поднимали этот вопрос. Не говорили они об этом до заселения в подвал.

– Анджей! – позвал Странный. – Я подумал тут насчёт твоего предложения. Это было бы прекрасно. Обязательно и необходимо.
– Странный, как это тебя внезапно покинули патриотические чувства? Неужто!
– Не покинули. Просто здесь ничего не изменить. Баранов запуганных очень сложно поймать, а уж научить – так ничему не научишь. Значит, будем думать, как свалить отсюда. Нутро мне подсказывает, что скоро разгадку найдём. И всё из-за нынешнего случая.
– Тебя ж избили!
– Другое дело, кто меня отходил. Девушка одна. Вот, Анджей, расскажи мне о девушках. Если они за что-то возьмутся, что им чрезвычайно любопытно, разве они смогут не думать об этом?
– Я полагаю, что никто не сможет.
– А ежели ты скажешь девушке, что не следует за тобою топать,  ей всё одно интересно, разве она не пойдёт?
– Ну вот Бажена пойдёт. Это мне в ней и нравится. Всегда мечтал о такой. Даже имя как забавно совпало: Бажена – значит желанная.
– Так вот, мне кажется, что волоокая, что меня на ноги после драки подняла, так и сделает.
– Кто? «Волкоокая»? Это потому что у неё взгляд волчий?
– Глухомань! Не «волкоокая», а волоокая. Это от её больших и спокойных, будто затмлённых чем-то, глаз.
– Занятно… В таком выпадке  стоит дождаться утра.
Ночью Странный спал очень плохо. Ушибы не давали покоя. Если шевелить ногой, по которой ему со всей дури пинали вышибалы, то она болела, но если вовсе не двигаться, становилось ещё тяжелее. Успокаивало его только якобы беспричинно всплывающее в памяти лицо Волоокой. Не сказать, что она очень симпатична, но что-то в ней есть. Чуть унявшись, Странный впервые после инцидента допустил мысль о том, чтобы остаться. Он очень хотел, чтобы наутро к их подвалу вернулась Волоокая.

____
VIII

В полдень следующего дня Странный стоял у двери подвала и тихонько выглядывал в окошко, вырезанное в ней и закрытое решёткой. Никто не появлялся рядом, разве что ханыги, с утра топающие в магазин за бутылкой самого дешёвого пива или в аптеку за настойкой боярышника.
– Странный, ты кого чекаешь?
– Волоокую.
– Опять свою «Волкоокую»!
Странный чуть обождал, а после спросил:
– Анджей, ну ведь она должна прийти? Должна ведь? Она не может не сделать этого…
– Странный, я вот что понял: чем меньше ждёшь, тем скорее наступит. Пойдём, полно тут стоять.
– Но ведь «жди меня, и я вернусь»?
– Симонов, конечно, прав, но Кочетков утверждал другое. Помнишь?
– Никого не защитила ни обещанная встреча, ни зовущая рука?
– Именно.
– И всё-таки, с любимыми, как он писал, не расставайтесь. И с мыслями о них тоже.
– Ну чекай тогда, – махнул рукой Анджей.
Спустя полчаса силуэт знакомой девушки замаячил за деревьями около соседнего дома. Она осторожно шла по направлению к их подвалу. Ещё несколько мгновений – она уже недалеко от двери. И Странный то собирался с мыслями, то снова не знал, что делать. Он подошёл к окошку и вполголоса позвал её:
– Девушка! Зачем вы здесь?
Она испуганно оглянулась по сторонам, не понимая, откуда донёсся голос.
– Девушка, я в подвале за дверью.
– Что вы там делаете? – изумлённо спросила она.
– Это неважно. Скажите, для чего вы здесь?
– Пришла проведать вас, – на ходу сочинила она. – Как вы?
– Нормально, если вам это так важно. Мне не сильно досталось. А теперь уходите: вам незачем более здесь находиться.
– Я не уйду, пока не «убежусь», что вы в порядке.
Она дёрнула за ручку двери, но та была заперта.
– Это невозможно. Ступайте себе и забудьте этот случай.
Странный спустился вниз по лестнице и скрылся за поворотом. Девушка осталась ждать на скамейке возле подъезда. Что-то подсказывало ей, что Странный должен непременно вернуться: он говорил одно, а взглядом показывал совершенно другое. Через пятнадцать-двадцать минут его лицо снова показалось в окошке.
– Fichtre! [Чёрт! (фр.)] – шёпотом выругался он и исчез из виду. Девушка поднялась со скамейки и подошла ближе к окошку.
– Слушайте, сколько вы тут будете сидеть? Вечность и ещё немного?
– До тех пор,  пока всего не узнаю, – спокойно ответила девушка.
– Что вам знать надо? Я всё сказал уже. А чем дольше тут находитесь, тем больше внимания привлекаете и к себе, и ко мне. Не знаю, как вам, но мне оно совершенно не нужно. Уходите.
Странный исчез в темноте подвала, а девушка, более не видя его, крикнула ему вслед:
– Я завтра снова приду, в это же время!
Услышав о её намерении, Странный лишь устало покачал головой. «Так будет каждый день? И как-нибудь она приведёт сюда вышибал», – фаталистично мыслил он. Его тело опять охватывала боль от вчерашнего мордобоя. И только мысль о Волоокой позволяла ему вытерпеть эту боль.
Он томно поводил языком по дёснам: рана ещё не затянулась, и рот наполнялся кровью. В какой-то миг он задел рану кончиком языка – невыносимая боль заполнила его голову. Странному хотелось закричать, но нельзя было, и оттого он лишь через силу проглотил кровавую слюну и крепко зажмурил глаза. В эту минуту он не мог думать о Волоокой, лишь двое вышибал, которых он избивал битой с надписью: «Выключатель», – рисовались в его мыслях. Как же он обозлился на людей, ненавидел их! У него было лишь две перспективы: уничтожить всех таких сволочей или же уничтожить себя. Невольно вспоминалось прошлое…

Коля принёс в школу конструктор и собрал из деталей самолёт. Ребята мигом подключились. Они достали из шкафа коробку с конструктором и высыпали все частички на парту. Каждый из пацанов когда-то приносил в школу свои игрушки и оставлял их в классе. Теперь же всё стало общественной собственностью, и они спокойно брали всё чужое. Коле было очень непривычно, и после он решил было забрать свой самолёт, но другие пацаны вступились: детали уже перемешались.
– Куда мою берёшь! – схватил за руку Колю его одноклассник.
– Это моя.
– Врёшь! В моём наборе такая была! Упереть решил?
– Да она тут лежала, в моей коробке…
Одноклассник толкнул Колю, и тот упал со стула. Мальчишки засмеялись и стали шуметь. Коля поднялся, подошёл к однокласснику и попытался выхватить у него деталь, но тот не давался.
– Тебе ещё мало? А ну отдай, а то ещё врежу по замордкам!
Коля отпустил деталь, но одноклассник держал его за руку.
– Ну-ка пойдём в коридорчик! – потащил он Колю.
Они вышли в коридор, и одноклассник локтём ударил Колю в лицо. Из носа у него пошла кровь. Коля вытер её быстрым движением, а после кинулся на обидчика. Он ударил его по шее, попав, очевидно, по нервному окончанию, и рука одноклассника на время онемела. Тогда Коля расцарапал ему щёку, впившись в неё ногтями, но после был отброшен к стене сильным пинком. Одноклассник стал душить его, приговаривая:
– Ты же помнишь, что я делаю, когда злой?!
Коля никак не мог вырваться, его ноги не стояли на полу, и держался он лишь за руку одноклассника. Когда тот почувствовал, что Коля слабнет, он отпустил его шею и со всего размаху швырнул его головой в серый кафель пола. Коля сильно зашибся. Последующие действия он помнил смутно.
– Умри, Ромео, – раздалось напоследок в его памяти.
Таких стычек у него было немало, и он научился ненавидеть других ребят. Был случай, когда, разругавшись с пацаном, Коля остро заточенным карандашом ударил его в руку. Эдакий пирсинг получился. Был случай, когда он из игрушечного автомата стрелял пластиковыми пулями в своих обидчиков, а они – в него. Оттого он в синяках возвращался домой. Но всегда их скрывал. Это была тайная ненависть. Был случай, когда один из старшеклассников, «раскусивший» характер Коли, вытер свои сопли об его кофту. И один Коля не всегда мог справиться с унижениями. Иногда его нервы сдавали. Как-то он стоял на трамвайной остановке, прислонившись к стальной опоре, и по приближении трамвая думал, останавливает ли его что-нибудь. Неожиданно для себя он вдруг осознал, что его, кажется, ничто не держит, что прямо сейчас он может лечь на рельсы, и его сердце даже не вздрогнет. Desperado.  Он остался на месте. Трамвай сбавлял скорость. «Ничего с ними не случится, не многого значу», – решил Коля. Он уже не раз испытывал такие мысли. Подобное случалось, когда Коля мечтал, чтоб автобус, в котором он ехал, попал в смертельную аварию, перевернулся, и больше ничего не было.
Он приехал домой, скинул портфель и куртку рядом с дверью, но ботинки аккуратно поставил на полку. Он прошёл на кухню, взял в ящике нож, самый новый и самый острый, и направился в ванную. Он не стал банально наливать горячей воды; он всего лишь засучил рукава и, покрепче сжав нож в руке, разрезал свои вены. Было так тепло. Красная словно обжигала кожу, когда вырывалась наружу. Коля стоял на коленях рядом с ванной, бесконечно спокойный. Он закрыл глаза. Ему виделись часы, которые громко тикали, сначала быстро, а после всё медленнее и медленнее. Потом он уже видел железную дорогу, по которой он падал в какую-то пропасть. Колёса поезда стучали также поначалу быстро, а затем всё медленнее. И кровь хлестала из вены с каждым ударом сердца, которое тоже билось всё реже.
Коля очнулся от переживаний. Он уже потерял чуть более половины стакана крови. Он остановился. Более он такого не совершал.
– Кальян, ты с ума сошёл?! – очумел Денис, узнав о случившемся на следующий день.
– Сошёл, – ответил Коля и закрыл глаза.

Волоокая вернулась, как и обещала. Она постучалась в дверь. Первым услышал стук Анджей.
– Палево? – взволнованно спросил он.
Бажена замерла на месте, прижала ладони к щекам и глядела поочерёдно то на Странного, то на Анджея.
– Не думаю, – с серьёзным видом ответил Странный и пошёл к двери.
Волоокая, едва завидев его, спросила:
– Как вы?
– Уже лучше.
– Вам, наверное, кажется странным, что я сюда вернулась?
– Весьма. Странным себе кажусь я, оттого что с вами говорю сейчас. Понимаете, мы прячемся тут, и вы ненароком можете к нам привести тех недругов.
– Вы поэтому меня прогоняли?
– Именно. Девушка, я прошу вас: не возвращайтесь сюда. Поймите: если такое случится, в нашу плохую историю попадёте и вы.
– Я поняла, я не стану навлекать беду. Берегите себя!
И она спешно ушла. Но стоило ей удалиться на полсотни метров, как следом отъехал припаркованный поблизости тёмно-синий внедорожник. Странный это видел и знал, что это машина вышибал. Теперь беды не миновать. Оставалось лишь предупредить Анджея и Бажену, а дальше – будь что будет.
– Анджей, ты сейчас получишь по шапке! – заявил он, вернувшись.
– За что?
– За то, что накаркал. Дай-ка мне ключи от двери.
Анджей удивлённо поглядел на Странного, но ключи ему отдал. Странный сразу же ушёл на лестницу и стал ждать.
Через пять минут раздался стук. Странный выглянул в окошко. Волоокая вымолвила:
– Открой, пожалуйста, они сюда едут.
Внедорожник сбавил скорость. Странный мгновенно повернул ключ в замке и приоткрыл дверь. Волоокая вбежала ровно в тот момент, когда машина остановилась у подъезда. Тут же Странный захлопнул дверь и запер её. Вышибалы стали ломиться в подвал, но  никого уже не было на лестнице. Вчетвером все сидели молча.
– А дверь выдержит? – спросила внезапно Волоокая.
– Выдержит, – уверенно прошептал Странный.
Анджей поглядел на него с недоверием.
– Что?! – воскликнул Странный. – Если они станут выламывать её, то им достанется от жителей подъезда, а не подвала.
Волоокую трясло от страха, и она не отпускала руку Странного. А он исступлённо глядел на неё, и в этот миг она снова показалась ему очень необычной. Таких звёздочек не бывает несколько, она лишь единственная во всём мире. Странному захотелось рассказать ей о чём-нибудь неистовом, но он вовремя осознал, что забылся, и всего лишь спросил:
– Они поймали тебя?
Он даже оцепенел ненадолго, когда обратился к Волоокой на «ты». Впрочем, в чрезвычайных ситуациях далеко не каждый человек сможет контролировать свои слова. Странный захотел исправиться, но было уже поздно.
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Решил убедиться, что всё в порядке, – оправдался он, в уме посмеявшись над тем, как он вернул Волоокой её же фразу.
Тишина стояла ещё долго, перебивалась она только отголосками разговоров на улице. А после всё стихло. Бажена сидела с Волоокой, о чём-то беседовала с ней и успокаивала её. Странный толковал с Анджеем.
– Przyjaciel [Друг (польск.)], чего делать будем? Мотать нужно.
– Нужно. У меня, Анджей, только один выход: послать Волоокую за вещами.
– Не кинет?
– Чтобы не кинула, нужно хорошо попросить. Это я как-нибудь устрою.
– А если её вышибалы словят?
– Полагаю, вскоре они её отпустят. Что с неё взять? Она нам не очень хорошо знакома, буйку не устраивала. Нам достанется куда больше, если мы отправимся лично.
– Что ж, флаг тебе в руки, – напряжённо сказал Анджей.
Странный на миг задумался.
– Анджей, оставьте нас с Волоокой наедине. Хотя бы на пару часов. Идёт?
– По рукам, – согласился он и вскоре вышел с Баженой из комнатки. Странный присел рядом с Волоокой и снова обратился на «вы»:
– Расскажите, что вас так привлекло, что вы наведались сюда? Ведь я бы, честно говоря, попросту забыл тот случай и жил себе спокойно. А вы вот нажили себе приключений.
– Так без них же скучно жить! К тому же, вы не похожи на бомжа, а домом называете подвал. Что-то тут не так…
– Конечно, это не дом. Здесь мы прячемся от тех людей. Они следят за нами, поэтому домой нам ходу нет.
– Долго вам ещё скрываться?
– Не знаю. Быть может, нам удастся уехать в более спокойное место. Но разве тут можно предугадать, что случится…

___
IX

Некоторое время они сидели молча. Волоокая догадывалась, что ей ещё долго придётся здесь находиться, а потому неплохо было бы и разузнать о местных обитателях. Но важнее было то, что хотелось узнать этого молодого человека, которого называли Странным. «Какой-то он особенный», – казалось ей. И тогда она попросила его:
– Расскажи мне что-нибудь о себе…
Странного снова удивило обращение на «ты», прозвучавшее теперь из уст Волоокой. Конечно, и вопрос его насторожил, но, зная, что её придётся послать домой, он решил ответить.
 – Странный – всё сказано одним словом. Что ещё можно добавить? Портрет человека состоит из его облика и мыслей. Облик ты видишь, а вот мысли лучше передать через творчество.
– Так передавай.
– Эта история, которую я сочинил, называется «Про зачем».
Волоокая задумчиво поглядела на Странного. Он продолжил:
– Человек шёл по переулку и всматривался в небо. Оно в этот вечер было нежно-фиолетовым, всё в мягких тонах. Это один из красивейших моментов, когда уже вечереет, но фонари на проспекте ещё не зажглись, только в магазине и на парковке; когда солнце из-за облаков последними лучами озаряет город, отражаясь в стёклах многоэтажных домов; когда идёшь по тихому переулку, а город шумит где-то вдалеке. Изредка мимо человека пролетали автомобили, непременно чёрные, или серые, или белые. Волшебно!.. Но человека это не радовало. Ему не давали радоваться. «Я тут многое понял. Например, зачем строят новую церковь, зачем рекламу на щитах вывешивают, зачем зажигают фонари, зачем в закоулках маньяки на людей нападают. И ещё много “зачем”. Но есть последний такой вопрос, за который меня упихают в психлечебницу. Я отвечаю на него: я нашёл ответы на все “зачем”».
Волоокая широко раскрыла свои спокойные глаза. Рассказ её удивил, но она ничего не поняла. «Интересно, сколько Странный выпил, прежде чем сочинил такую лабуду?» – думала она. Но разговор требовал ответа. И она сказала с интеллигентным видом:
– А что-то в этом есть.
Странный чему-то непонятно улыбнулся. Правый глаз его был прищурен больше левого, и веко постоянно дёргалось.
– Давай я тебе расскажу свою историю? – спросила она.
Он как-то по-болгарски покачал головой. Отвлечённо. Ни да ни нет. Но Волоокая всё равно принялась рассказывать.
– Однажды утром я выглянула в окно и увидела, что землю покрыло снегом. Он выпал впервые после осени. «Как классно!» – подумала я, ведь я так люблю зиму! Я открыла балконную дверь, вышла на лоджию и в отворенное окошко высунула руку. Снежинки плавно летели вниз, и тотчас мне на ладошку приземлилась одна из них. Я наклонилась к ладошке и разглядела снежинку. У неё были тоненькие-тоненькие ручки и ножки, блестящие светло-голубые глазки; всё её лицо было очень миниатюрным, а на голове торжественно сиял белый кокошник. «Как тебя зовут?» – спросила я у снежинки. «Люцита», – ответила она тихим высоким голосом. «Откуда ты летишь?» – «Вон с того большого облака», – Люцита показала ручкой на небо. Я поглядела наверх: большое облако уплывало всё дальше и дальше. «А куда ты летишь?» – не унималась я. «На землю», – Люцита произнесла это с необычной, сказочной интонацией. «Но ведь там холодно!» – изумилась я. Люцита лишь пожала плечами. «Если хочешь, ты можешь остаться у меня дома. Хочешь?» Но мне никто не ответил. Я поглядела на свою ладонь: снежинки как не бывало. И только странный холодок на мгновение обжёг мою руку.
Странный внимательно слушал. Под конец повествования он отчего-то взялся рукой за виски и стал их поглаживать. Когда Волоокая закончила, он спросил:
– Какая идея у этого рассказа?
Волоокая на миг задумалась, а после с улыбкой ответила:
– Никакой. Это просто фантазия!
– Но ведь у каждого рассказа должна быть идея, – возразил Странный.
Волоокая не придала этому значения.
– Странный, я тебя не понимаю, – призналась она.
Но он, несмотря на свой принцип бросать беседу с некомпетентными людьми, этого не сделал и поинтересовался:
– Почему?
– Не знаю. Наверное, твой язык слишком сложен для меня.
Странный нашёл для себя кое-что новое. В простом рассказе Волоокой он увидел ту обычность, которую он потерял, став странным. Он не желал быть столь необычным, аж до абсурда, не желал, чтоб крыша у него порою съезжала набекрень, поэтому и привлекла его эта простая ясность рассказа Волоокой. Странный мечтал стать снова хорошим человеком, не для других, а для себя, потому как со временем он начинал и себя всё больше ненавидеть. Творчество Волоокой открыло ему эту мечту, а сама она теперь находилась рядом с ним – эта девушка с русыми волосами и большими серо-голубыми глазами. Так разве можно уйти от общения с ней? Можно, но не Странному.

Анджей и Бажена вскоре вернулись. Странному мыслилось поначалу, что с ними трудно сконцентрироваться: поэтому он и попросил оставить их с Волоокой наедине. Но это ему лишь почудилось. На деле каждая фраза, сказанная им Волоокой, колыхала все его внутренности. И он даже едва заметно обрадовался, когда его знакомые вернулись. Он взглянул на Волоокую: она сидела не шевелясь и глядела на дверь. Странный понял, что ей страшно, что ей тоскливо, и попросил Анджея: «Разряди обстановку…»
– Хлопче! – обратился Анджей к Странному и Волоокой. – А вы неплохо смотритесь вместе!
Странный, конечно, рассчитывал на некий юмор, но такого поворота он не ожидал. Он вылупил глаза на Анджея и покрутил пальцем у виска. Анджей засмеялся и бросил:
– Да ладно, кто бы показывал! Тебя самого Странным недаром обозвали.
Волоокая подняла взгляд на Анджея. Его шутка раздалась маленькой чиркнувшей искоркой в её сердце. Ведь это о ней и о Странном. Может, влюбилась? Странно, вроде бы, но всуе ли говорят о любви с первого взгляда?..
– А как его имя? – спросила она Анджея.
– Хм, этого никто тут не знает, кроме самого Странного. Хочешь, спроси у него.
Волоокая вопрошающе поглядела на Странного. Он встретил её взор, именно взор, а не взгляд. И ничего не сказал. А в уме его пронеслись тысячи мыслей.

Странный ехал с Анджеем в автобусе. За окном уже легла зима, и пейзажи стали скучными, сероватыми. Анджей, по своему обыкновению, завалился спать, когда ему надоело смотреть в окно, а Странный слушал музыку на мобильном телефоне. Внезапно он не удержался от любопытства и решил найти в социальной сети страницу одной давней знакомой. Вся соль в том, что знакомой она была ему, а вот он ей был совершенно неизвестен. Она ему уже давно нравилась, поэтому он и захотел начать с ней переписку. Всё-таки Странный волновался. Он разбудил Анджея.
– Ты ведь знаешь её? – спросил Странный.
– Да, знакомы.
– Если сейчас напишу ей, может тебя спросить.
– И чего?
– Не говори ей моего имени. И вообще никому его старайся не говорить. Даже сам лучше просто называй меня Странным. А имя… Всё, defense.

«Dziekuje, Анджей, что не назвал моего настоящего имени!» – мысленно произнёс Странный. Ему казалось, что минуло уже несколько часов, пока он вспоминал тот эпизод в автобусе, однако прошло лишь несколько секунд. Волоокая всё ещё пытливо глядела на Странного, и он оттого ответил с загадочной наигранностью:
– Моё имя – оно совсем неважно. В шуме современности мы потеряли свои имена. Скоро, как у Евгения Замятина, все станут числится под номерами, и процесс сей неминуемо грядёт. – Он размахивал руками и корчил такие гримасы, что со стороны подумалось бы, будто он окончил театральное училище, а не институт иностранных языков. – Ах, я уже и сам начинаю забывать своё имя, потому что нигде оно не нужно, я живу без него. Как же больно! Я живу без имени, без себя самого. Machinery… [Механизм (англ.)] В чём смысл сего существования? Оное напрасно, зря, всуе, втуне, вотще, бес-смыс-лен-но! – и Странный повалился навзничь.
Анджей легонько пнул его.
– Ай! – вскрикнул Странный. – Больно! Зачем ты это делаешь?
– Ничего-ничего, сам же говорил: подобное лечат подобным, а боль – более сильной болью!
Волоокая и Бажена с одинаково удивлёнными выражениями лиц смотрели это представление. В чертах Волоокой даже угадывалась лёгкая улыбка. Анджей, Бажена и Странный о чём-то шумно заговорили, а Волоокая склонила голову к коленям и отчего-то призадумалась: «А курит ли Странный? А пьёт ли он? Уж не наркоман ли случаем?» И через некоторое время, движимая неведомо чем, она решительно ответила: «Нет! Он не курит, не пьёт и не колется! Он никогда не имел и не имеет этих вредных привычек. Он просто странный. Да, просто Странный…»
Девичья интуиция не подвела Волоокую, ведь Странный и вправду никогда не имел подобных пристрастий. Разумеется, бывало, что он выпивал с ребятами, но это никогда не доходило до зависимости. Курить он не пробовал, лишь раз, когда пацаны угостили его сигаретой, и никак нельзя было отказаться, он, не вдыхая, вобрал через неё дыма в рот, а после медленно его выпустил. Просто показал вид. Единственное, что у него было дурного, – манера пугать людей. Волоокая это вскорости ощутила. Он незаметно подкрался к ней сзади, внезапно и быстро произнёс: «Двести двадцать вольт!» – и принялся её щекотать. Волоокая даже вскочила от испуга.
– Послушай, – ласково вдруг начал Странный, – я не хотел тебя так сильно напугать. Просто молодость играет…
– Что ж, бывает, Странный… – Волоокая пожала плечами.
– Я, конечно, совсем не надеюсь, но мне нужна твоя помощь.
И они вышли в коридор.
Странный вернулся один спустя несколько минут.
– Анджей, salida de emergencia [эвакуационный выход (исп.)]!  Можешь дать ключи?
– А не обломает? – засомневался Анджей.
– Отвечаю головой!
– Эх, однажды я тебе вправлю мозги, – пожурил он Странного, но ключи отдал.
С наступлением сумерек Волоокая вышла из подвала и устремилась прямиком к дому Анджея. Она вся трепыхала от страха, словно колибри, которую кто-то очень большой и страшный пытается поймать. Но слова Странного вели её теперь. Ни она, ни Странный, ни Бажена, ни Анджей не могли бы объяснить такого исхода. Анджей лишь высказал предположение: «Historia jednej milosci [История одной любви (польск.)]». Но всё это слишком размыто и относительно. Так же смутно было и ожидание. Волоокой не было полтора часа. Странный внимательно поглядывал через решётку окошка: тёмно-синий внедорожник уехал незадолго до отправления Волоокой за вещами и до сих пор не вернулся. Странный много всего передумал, но всё-таки надеялся на лучшее. И в этот раз всё случилось чуточку удачнее. Волоокая вернулась. А вышибалы – нет.

___
X

И вот Анджей с Баженой уже собираются утекать. Волоокая, отдав вещи Странному, отправилась домой, покуда никто не следил. Она бы написала ему, что дошла без злоключений, но Странный напрочь теперь отвергал мобильные телефоны, не пользовался ими. Так что единственное, что сделала Волоокая, – здоровая вернулась домой.
Утекать можно было сейчас. Анджей спросил Странного:
– Чего ты не собираешься? Время не ждёт.
– Время не ждёт, а я жду.
– Чего?
– Не чего, а кого. Волоокую. Я не хочу ехать без неё.
– Чего она тебе сдалась? Ты ведь её совсем не знаешь… – Анджей осёкся. – Ну ладно, не совсем. Всё-таки такой случай, как сейчас, может и не подвернуться вторично. Пойдём?
– Нет, ступайте вдвоём, а я ещё подожду свою светлую…
– Прямо-таки светлую?
– Да. Такую светлую, как ребёнок. Она ведь даже мыслит как дети. Детство – это состояние души, – с грустью добавил Странный.
Анджей с пониманием поглядел на него.
– Знаешь, Анджей, когда человек становится взрослым? Когда мечтает вернуться в детство…

– Не говори, а сказал – не ври! – слышались бурные восклицания мальчишек.
Коля и трое его знакомых – Илюха, Вован и Денис – сидели на завалинке фундамента школы и хвастались своей силой. Они на перемене бегали во двор, где стояла угнанная легковушка, «шестёрка», и мерили силу, пытаясь разбить дверное стекло. Они вертелись вокруг неё, оглядывая, что ещё можно отломать. Какой-то мужик глядел на них в окно. Увидев, как они ударяют кулаками по стеклу, он крикнул им:
– А вы руку-то обмотайте чем-нибудь, чтобы не изрезать.
Денис обернулся к нему и спросил:
– Это ваша машина?
– Нет, она «ничейная». Уже вторую неделю тут стоит.
Илюха и Вован наконец отломали зеркало, а после и стекло разбили. Коля с Денисом недоумённо наблюдали за ними.
Теперь же и Коле, и Денису приходилось выслушивать их хвастливые реплики. А они были очень охочи до хвастовства.

«Если хвалят тебя,
Никогда не гордись:
Велика к совершенству дорога.
А похают тебя –
Тоже ты не сердись:
Недостатков за каждым есть много», –

раздавались строчки в мыслях Коли.
– Слушай, Ден, погнали отсюда? – предложил он.
– Ну погнали.
Они шагали по улице. Внезапно Денис тихонько толкнул Колю.
– Ты чего?
– Жёлтую машину увидел! У нас с пацанами прикол такой есть: когда видишь жёлтую машину, толкни друга.
В следующий раз, когда Коля увидел жёлтый автомобиль, он тоже нанёс «ответный удар», правда, из-за того, что он в последний момент заметил машину, удар получился резким. Ладонью Коля, как выразился Денис, «катком проехал по спине». Так же Коля будил Дениса, когда тот задремал на уроке литературы. Весело жили ребята.

Странный многое бы отдал, чтобы вернуть те мгновения. Наверное, он становился взрослым…

___
XI

Анджей с Баженой уехали. Странный отдыхал в полудрёме. Ему эхом возвращались его же слова: «светлая», «ребёнок». Такую он дождался наутро.
Это была девочка лет одиннадцати-двенадцати с голубыми глазами и русыми волосами, немного волнистыми, или, как называл Странный, волнующимися. Когда он её встретил в подвале, то невольно удивился и спросонья воскликнул:
– Оба-на! Ты кто?
– Я Лана, – спокойно ответила девочка.
– А как ты сюда попала?
Она рассмеялась и с хитрой улыбкой сказала:
– Через дверь.
Странный вспомнил, что накануне, после отъезда Анджея и Бажены, он забыл запереть дверь. Вот откуда взялась эта Лана. Конечно, он ждал «светлого ребёнка», но ведь немного не это представлял он себе. Сейчас он был немного не в своём уме.
– А тебе не стоит здесь находиться, – заметил он.
– Ты долго здесь живёшь. А твои друзья уехали?
– Уехали. И я уеду.
– Так кто ты?
– Ей-богу, какая тебе разница, если я всё равно скоро уеду?!
– Да просто… – обиженно пробормотала Лана.
Странный поглядел на неё с минуту, а после решил воспользоваться своим преподавательским опытом и знаниями психологии и подойти окольными путями.
– Хочешь, я расскажу тебе историю?
– Какую?
– Вовсе не такую скучную, что пишут в учебниках. – Он подмигнул правым глазом.
Лана согласилась выслушать такую заманчивую историю.
– Только давай условимся: я рассказываю тебе историю, а ты после шагаешь домой и забываешь обо мне.
– Домой-то я пойду, но вот забыть про тебя не получится.
– Ладно, идёт.
И Странный принялся рассказывать.
– Вот несколько сочинённых мною эпизодов, которые раскрывают истинную сущность человека. Называется этот сборник: «Le diable reel».  Итак, приступим. Эпизод первый. Герой сидит за компьютером в комнате, рядом с ним его друзья. Пока один друг отвлекает героя, другой надевает маску страшную и подходит со слепой зоны. Герой поворачивается и, ничуть не думая и не смущаясь, даёт в морду шутнику-пугальщику, говоря: «Опять привязались, черти!»
Лана с интересом слушала и глядела на Странного.
– Эпизод второй. Герой идёт по улице, и вдруг за ним увязывается свора бездомных собак. Он улыбается, разворачивается и, размахивая длинными руками и неестественно рыча, устремляется за удирающими от него собаками. Они боятся… Эпизод третий. Герой возвращается домой через тёмный переулок. Маньяк ловит героя, тот же, понимая, что попал в тупик, начинает громко и зловеще смеяться, а после достаёт из одного кармана ключи, а из другого телефон, и бросается на маньяка, полный смелости. Маньяк бежит в ужасе.
По всем предположениям Странного, Лана уже должна была сдаться, но она всё смотрела на него, как на икону, и с нетерпением ожидала продолжения.
– А что было дальше? – спросила вдруг она.
– А дальше… Дальше было ещё несколько эпизодов. Четвёртый. За поступки героя Дьявол решает его проучить. Герой плывёт на лодке по озеру, когда неожиданно рядом всплывает русалка и цепляется за борт. «Поцелуй меня, рыбак, ласки нежные познаешь», – предлагает она герою. А он отвечает: «На что мне с тобой целоваться, если с тобой даже любовью заняться не получится?» Подорванная самооценка русалки не даёт ей набраться сил и опрокинуть лодку… Эпизод пятый. Вечером к герою прилетает через открытую форточку вампир. Он вцепляется в героя, но тому удаётся удержать его на расстоянии вытянутой руки. Вампир никак не может укусить героя, а тот, будучи гитаристом, начинает ему своими длинными ногтями царапать рожу. Нечисть пытается ответить тем же, но гнилые расслоившиеся ногти обламываются. Герой смеётся, а вампир исчезает. Далее был эпизод номер шесть. В нём изодранный вампир прилетает к Дьяволу, но того нет на месте: его вызвал герой, начертив перевёрнутую пентаграмму.
– Чего ты хочешь в обмен за душу? – спрашивает Дьявол.
– Хочу, чтобы моя душа попала в рай.
«Сволочь, – подумал Дьявол. – Мне её в ад, а он в рай просит. Обманул, гад!» Какое бы решение ни принял Дьявол, его репутация подорвана. Он проваливается сквозь землю. Герой пребывает в разочаровании… И, наконец, в седьмом эпизоде Дьявол задаётся вопросами: «Что за времена настали? Раньше добро и зло в человеке боролись, а теперь? В этом человеке определённо победило зло, но ведь зло, направленное против зла, есть добро…» Удручённый мыслями, Дьявол сидит в глубокой печали на берегу Огненного озера. А оно почему-то обдаёт его доселе неведанным жаром.
– История просто бомба! – восторженно сказала Лана. – Ну ты и мастер сочинять!
Странный немного улыбнулся.
– А теперь кое-кому должно топать домой!
– Топаю-топаю, но я сюда приду ещё.
– Нет, не надо этого делать.
Но дети всё сделают наоборот.

Странный вспомнил, как он пересматривал старые видео, ещё со времён учёбы в школе. На одной из записей он играл с бабушкой в дартс. По очереди они метали дротики, стараясь попасть в «яблоко». Но Странный попадал лишь в «молоко». Он сидел в наушниках перед монитором компьютера и погружался в те моменты. Он слышал свой заливистый смех, когда дротик попал в воздушный шарик, и тот лопнул. Этот смех был таким громким, что Странный снова перенервничал. Его руки затряслись, мышцы спины напряглись донельзя. Он весь выгибался: его ломало напряжение. В глазах всё расплылось, а в уме промчались галопом тысячи мыслей. Странный лёг на пол. Он ударялся оземь локтями, и никак не миновал припадок. Наконец, быстро бьющееся сердце вдруг резко остановилось, а после начало стучать равномерно, медленно. Дыхание было частым, но Странному не хватало воздуха. Он замерзал. В холодном поту он пролежал на полу около пятнадцати минут…
Волоокая вскоре пришла.
– Ты так спокойно идёшь! Там разве не стоит тёмно-синий внедорожник с теми громилами?
– Он около дома твоих товарищей был и вчера, и сегодня.
– А как же ты вчера туда попала?
– Они не заметили скрытого плана. Что есть у девушки – так это возможность изменить внешний облик при помощи одежды и всего подобного!
– Хитрая ты, однако! – усмехнулся Странный.
– А ты как думал!
И вот они уже, нисколько не смущаясь, общались на «ты». А взгляды какие! Historia jednej milosci, точно…
– Идём, я покажу тебе одну вещь. – Странный повёл Волоокую в комнатку подвала.
Он, как в детстве, взял кусочек известняка и написал на стене: «Если плохо – утекай». Отложив камешек в сторону, он рассказал Волоокой обо всей истории с буйкой, о том, что приходила Лана, об отъезде Анджея и Бажены. И Волоокая отчего-то всё выслушала.

Странный решил после половины ночной смены в магазине зайти за Волоокой и на самой ранней электричке отправиться в райцентр или ещё дальше. Вечером Странный покинул подвал.

___
XII

Тёмно-синий внедорожник остановился возле фонаря. В свете желтоватой лампы он казался зелёным. Странный посему и не понял, что их нагнали вышибалы. Уловил он это только тогда, когда двое здоровых мужиков вышли из машины.
– Эй, слышь, философ! – крикнул один из них.
Волоокая остановилась как вкопанная. Следом за ней затормозил и Странный. Он поднял взгляд на мужика, стараясь его разглядеть.
– У нас к тебе несколько вопросов… – добавил вышибала.
Внезапно Странного осенило, и он дёрнул Волоокую:
– Утекай!
Они ринулись вниз по улице по направлению к железнодорожной станции: там можно было затеряться среди вагонов. Так наскоро смекнул Странный.
– Бежим, бежим! – торопил он Волоокую. Он схватил её за руку, и они рванули через отверстие в заборе на железнодорожные пути.
– Попробуем между вагонами спрятаться.
Сзади слышались тяжёлые удары ног по земле. Двое вышибал бежали вслед за ними. Они видели, как Странный и Волоокая выбежали на железную дорогу, и теперь метнулись за ними. Забежав за вагон электропоезда, Странный на несколько секунд остановился, чтобы отдышаться. Волоокая по-прежнему держала его за руку. Вышибалы пока не могли их найти.
– Нужно найти монтировку или что-то в этом роде.
– Лом?
– Лом. Будем кидать его в сортир поезда, чтобы тот потащил за собой всю железнодорожную сеть на континенте!
Неизвестно, зачем шутил Странный, но это было ему достаточно привычно. Они побежали дальше, к станции. Рядом со станцией всегда валяются какие-нибудь железяки. Периодически прячась то за платформой, то за вагонами, они добрались до груды разного хлама. Странный огляделся: возле кузова-контейнера были разбросаны обрезки металлических труб отопления. Схватив первую попавшуюся, он побежал к вагонам. Волоокая не отставала от него. Где-то на соседнем пути послышались голоса вышибал:
– Куда они спрятались?
– Гляди под вагонами! По-любому залегли.
Однако Странный с Волоокой уже перебежали на соседний путь. Внезапно Странный остановился: он нашёл нужный вагон.
– У этого вагона можно отжать дверь. Подсоби-ка мне! – попросил он Волоокую. – Тяни вот за эти ручки.
Сам он подсунул под низ обрезок трубы и со всей силы надавил на него. Дверь вагона потихоньку подалась. Электропитание было отключено, поэтому её удалось, хоть и с великими усилиями, открыть. Они забрались внутрь. Странный постарался затворить дверь, оставив её чуть приоткрытой, чтобы позже покинуть вагон. А пока, опасаясь быть замеченными вышибалами, они на носочках протопали до середины салона и сели на лежаки недалеко от окна. Голоса всё ещё слышались, оттого и Странный, и Волоокая ждали затаив дыхание. Этот тёмный плацкартный вагон, безлюдный коридор, грубые голоса, раздающиеся за окном, создавали нагнетающую атмосферу в убежище. Во всём вагоне не было слышно ни единого чужого звука. Когда голоса за окном затихали, на весь плацкарт раздавались тяжёлое дыхание и быстрое биение сердца. Волоокая была заметно напугана. Странный ждал.
Он очень плохо спал в последние ночи. Теперь даже дыхание было для него настолько громким, что он бы желал, чтоб никто не дышал. Он не произносил ни слова, а его глаза машинально закрывались и непроизвольно бегали из стороны в сторону. В ушах стоял шум, звуки искажались. Ему казалось, что кто-то где-то плачет, едет на машине, работает бензопилой. Помимо реальных звуков, в голове вертелись и мерещащиеся, и они были такими же громкими, они заполняли всю черепную коробку. Голова то была налита свинцом, то водой – она отекала от напряжения. И руки уже немели, и в пищеводе чувствовался холодок. «Мне странно», – думал Странный.
В такой напряжённой обстановке они просидели около часа. Ночь нынче стояла ясная, звёздная. На улице посвежело. Волоокая проницательно глядела на Странного, дрожа то ли от холода, то ли от страха, то ли от волнения.
– Я озябла, – произнесла она жалобно.
Странный привстал с лежака и снял свою куртку с шерстяной подкладкой. Он присел рядом и накрыл ей Волоокую. Та прижалась к нему и закрыла глаза.
– Это от испуга. Так всегда бывает: сначала выделяется адреналин, и температура тела повышается, ведь сердце сжимается активнее; а после пульс аритмично снижается, и ты начинаешь замерзать. Такая сложная терморегуляция в экстремальной ситуации.
– Странный, я тебя совсем не понимаю, – прошептала Волоокая. – Ты говоришь сложно для меня.
– Язык тела не может быть простым или сложным. Просто ложись рядом со мной под эту куртку. Любовь согреет. А рубашку можешь снять: чем крепче и чем ближе ты прижмёшься ко мне, тем скорее ощутишь тепло…

____
XIII

Им посчастливилось удачно переждать ночь в вагоне и после вернуться в подвал. Теперь, после отъезда Анджея и Бажены, он опустел, и атмосфера в нём стала сырой, неприятной. Неизвестно почему, но Странный решил сюда больше не возвращаться, хоть и опасался встречи с вышибалами.
– Я думаю, нам больше нечего здесь делать, – с улыбкой сказал он Волоокой. – Пойдём домой?
– Allons! [Пойдём! (фр.)] – пожала плечами она.
Они ушли, оставив дверь открытой.
По дороге их опять напугали. Но, как оказалось, эта встреча была куда более мягкой, нежели первая.
– Здорово, молодёжь! – воскликнул первый вышибала, подкравшись сзади.
Странный закрыл собой Волоокую и стал постепенно отходить назад. «Если что – беги и не оглядывайся», – сказал он ей.
– Да не боись, вас мы не тронем. Новых драк нет – значит получили за своё. Нас интересует другая парочка, дружки ваши.
– Они уехали, – ответил Странный, всё же напуганный.
– Куда это они? Даже нам ничего не сказали. Нехорошо так.
Странный постарался сбить вышибал с толку:
– Они сказали, что поедут к родным и направились к вокзалу.
– Далеко уехали. Ну, с такими словами они и там найдут себе «друзей».
Первый вышибала обратился ко второму:
– Ну что, погоняем этих?!
Стоило вышибалам лишь шевельнуться, как Странный тут же прошептал Волоокой: «Беги!» Они рванулись что было силы, но нагнали их только громкие крики:
– Ха-ха, шуганые!
Странный выругался и сплюнул на землю, но лишь под конец они немного сбавили скорость. Они добежали до дома Странного. До буйки и последующих «пряток» он жил здесь, в однокомнатной квартире, где давно не было ремонта. Но теперь, когда он находился здесь вместе с Волоокой, ему это совершенно не было важно, да и ей тоже. Они просто молча обнялись и долго так стояли, осознавая, что история минула.
– Ты всё ещё волнуешься? – спросил Странный, едва успокоившись.
Волоокая еле заметно кивнула.
– А ты учись держать себя в руках. По жизни, скажу, помогает… Но, честно говоря, как бы ты ни держала себя в руках, кто-нибудь обязательно возьмёт тебя в свои. Счастье, если это добрый человек, но ведь кругом одни гады. Понимаю, вовсе не обязательно, что это будут мои руки, но если б ты только знала, как я хочу, чтобы ты со мной осталась навсегда.
Волоокая ничего не говорила. Она с закрытыми глазами прижалась к  Странному и только тяжело дышала.
– Слушай, я где-то читал, что чай отлично успокаивает. Может, пойдём выпьем по чашке?
– Странный, давай просто полежим рядом. У меня совсем иссякли силы…
Больше никто не беспокоил. Волоокая мирно дремала. Только Странного изнуряли мысли об учениках, что устроили драку, о вышибалах, об Анджее. Всё это уже стало частью прошлого, но до сих пор жило в сознании Странного и теперь не давало ему заснуть. «Какая же хорошая штука – амнезия, – думал он. – Вот бы мне так, только с пользовательским выбором, чтобы обо всём забыть, кроме Волоокой…» Внезапно что-то на него нашло, и он со всей силы ударил кулаком по панельной стене, от чего та глухо прозвенела, и крикнул: «Эй!» Волоокая ошарашено раскрыла глаза, повернулась к Странному и спросила напугано:
– Ты чего?!
– Да ничего, – с улыбкой произнёс он. – Просто. Зимой и летом я с приветом!
Странный поцеловал Волоокую в щёку, а после поудобнее улёгся на кровати и так вскоре задремал.

___
XIV

Прошло пять месяцев. Странный и Волоокая сидели на лавочке посреди пустынной аллеи, вокруг царствовало необыкновенное спокойствие. И только Странный беспрестанно качал головой, стучал пальцами по коленям и иногда нервно топал ногой по брусчатке. Волоокая тщетно пыталась его успокоить: он сейчас не воспринимал ничего.
– Странный, ну отчего ты боишься? А не боишься, так нервничаешь? Ведь всё миновало. Анджей с Баженой уехали, за тобою больше никто не гонится. Мы с тобой сидим посреди городской аллеи, и из близлежащих домов ни один человек не выбежал, чтобы тебя избить или оскорбить. Что же ты не совладаешь с собой?
– Я не могу. Я хочу свалить. Мне противны эти «хрущёвки» – их я бы променял на европейский таунхаус. Мне надоели эти дребезжащие старые трамваи и автомашины – я бы не пожалел денег, лишь бы этот лязг не резал мне слух. Мне опостылели эти полные мусора и пьяниц улицы. Вот бы закрыть глаза и перенестись на какую-нибудь широкую авеню!
– Ты хочешь уехать? Но неужто тебя не держит то, что я хочу остаться здесь?
Странный отвернулся и промолчал.
– Ты меня так и не полюбил, – горько сказала Волоокая.
– Кривда! Я тебя прошу: поехали со мной.
– Перестань, пожалуйста. Нет никакого смысла.
– Какого смысла?
– Дальше говорить…
– Волоокая, смысл есть. Мы не знаем наших настоящих имён.
– Разве они нам важны?
– Я не хочу, чтобы мы были что чужие люди. Останься со мной. Умоляю: давай вместе уедем!
– Слушай, коль ты взаправду меня любишь, то вспомни о моих желаниях и мечтах.
– Ты мечтаешь остаться со мною?
Она вытерла слёзы и тяжело вздохнула.
– Я сделаю всё, что ты захочешь. Пожалуйста, отправься со мной…
Волоокая печально взглянула на него и сказала:
– Если ты пойдёшь со мной, то я пойду с тобой.
Она встала со скамейки, взяла Странного за руку и повела за собою непонятно куда. Он совершенно не догадывался не только о том, куда она его ведёт, но и о том, зачем она так настырно тащит его за руку. Волоокая же стремительно топала к школе, где учился Странный. Она шла с ним через дворы, порою ему совсем не знакомые, отчего он потерялся в догадках. Когда же они вышли к школьному стадиону, Странный был всецело обескуражен. «Откуда она знает это место? Зачем она меня сюда привела?» – думал он, не понимая намерений и дальнейших действий Волоокой. А она совершенно непринуждённо, будто и не заметила растерянности Странного, попросила его рассказать ей всё об этом стадионе и этой школе.
– Я вовсе не догадываюсь, зачем тебе необходимо знать историю, связывающую меня с этим местом.
– Пожалуйста, расскажи мне. Я готова послушать. Тем более, мне тоже тебе придётся многое объяснить.
– Я учился в этой школе. Вот в ближнем корпусе были занятия у младших школьников, а все старшеклассники занимались в дальнем корпусе. После школы я часто сюда приходил и вспоминал десять лет, проведённых в этом дворике.
По своей привычке Странный, когда рассказывал что-нибудь о прошлом, непременно начинал наматывать круги по какой-нибудь площадке. И в этот раз он зашагал по стадиону.
– Эх! – грустно вздохнул он. – Деревья многие подпилили. А раньше они такими высокими были – просто страх! Вот по ним лазали, брюки разрывали, портфели царапали. А теперь – полторы голые веточки. К счастью, земля красивая.
Он медленно поворачивал голову то влево, где за поржавевшим забором тускло мелькали облупленными дверьми гаражи, то вправо, где на липах и берёзах не осталось ни единого листика. Все они укрывали пушистым аляпистым  ковром этот стадион: ярко-жёлтые, рыжие, золотые и багряные.
– А тот рукоход? Ты его помнишь?
– Конечно! В детстве столько раз старался пройти его полностью. Но получалось только задним ходом, как черепашка-ниндзя! Гораздо легче давался турник.
Странный махом сбросил своё полупальто, подошёл к турнику, вцепился в перекладину и яростно начал подтягиваться. После десяти раз он отступился:
– Железяка холодная – руки мёрзнут.
– А как же футбольное поле? Ты играл с ребятами в футбол?
Странный сделал шагов пятнадцать и остановился как вкопанный. Ему почудился тот октябрьский день, когда вот на этом же месте он стал Странным. И он внезапно разогнался, добежал до футбольных ворот и принялся злостно лупить по ним руками. Волоокая испугалась и захотела было успокоить Странного, но тот вырвался и начал руками и ногами разметать листья, укрывавшие замерзающую землю. Странный кричал, кидал гербарий в воздух, а после повалился наземь и только вцепился пальцами в грязный грунт. Волоокая взяла его за плечи, и он присел на бетонную дорожку вокруг поля.
– Что с тобой? – прошептала она, нежно обняв Странного.
– Память.
– Это случилось здесь? В тот октябрьский день?
– Что случилось? – настороженно спросил он.
– Коля… Мы ведь оба знаем, что ты сейчас видел…
– Откуда?! Откуда тебе известно моё имя?
– Я… Я его слышала. Не всегда тебя называли по прозвищу.
– Не может такого быть. Даже я себя не называл по имени!
– Почему?
– Нет у меня имени. Оно потерялось вот здесь, на этом стадионе, и только один человек берёг его. Это мой друг, Денис.
– Я ведь от него слышала. Это не только твоя школа, но и моя.
– Как? – совершенно растерянно вымолвил Странный. – Ты знала Дениса? Ты знала меня раньше?!
– Я всех почти знала, – преувеличила Волоокая.
– Но я тебя никогда не видел, не встречал.
– Ты старше. Старшие часто не замечают малышей…
– Как же тебя зовут?
– А зачем тебе моё имя? Ты прекрасно обошёлся без него. Ты дал мне прозвище.
– Я не знал, как тебя звать, потому и нарёк Волоокой. А с прозвищами, как знаешь, мне трудно бывает расстаться.
– Меня зовут Сияной.
– Какое странное имя! Я никогда прежде не слышал такого.
– Это славянское. Меня так назвали, потому что глаза будто сияли.
Странный вновь вгляделся в её глаза и понял, что в корне неверно называл Сияну волоокой, потому что её глаза не были ничем затуманены. Вернее, это не её, это его глаза были заволочены воспоминаниями о том октябрьском дне. Быть может, теперь реально стереть тот миг, когда он стал странным?
– Позвольте представиться: Нико… – Странный запнулся, ибо ему стало непривычно называть своё имя за такую долгую жизнь под псевдонимом.
– Пока ты не обгонишь тот день, пока не расстанешься с такими нехорошими воспоминаниями, у тебя и будущего ясного не будет. Ты не можешь разделиться надвое.
– Николай. Меня зовут Николай…
– Красивое имя! Тебе нравится?
– Ну, нормальное.
– А как бы ты назвал ребёнка?
Николай опешил. Он снова не мог понять, зачем Сияна спрашивает о таких странных вещах.
– А к чему ты это?
– Коля, мы ведь оба догадываемся, к чему я это спрашиваю. Ты же всё понимаешь.
– Да ладно?! – ошарашено воскликнул Николай, поднявшись с земли.
Сияна встала рядом с ним и крепко обняла его.
– Ты ведь тоже больше не встречал Дениса? – спросила она.
– Никогда.
– Может, так?
– Так. Он был мне лучшим другом.
Они стояли в обнимку минут десять, не говоря больше ни слова.
– Коля, – спросила вдруг Сияна, – давай бросим всё это и побежим?
– Но как же ты предлагаешь побежать, отрицая сам смысл отъезда?
– Какой смысл?
– Утекай – в том и смысл.
– Коля-Коля, ничегошеньки ты не понял! Давай побежим, но не от кого-то, а просто?..
И они побежали, взявшись за руки, через весь стадион, мимо корпусов школы, мимо сгнившей теперь местами хоккейной коробки, мимо пятиэтажек. Они бежали через дворы так свободно, словно по бульвару Мира. И лишь один раз они повернули, когда Николай вспомнил о Лане.
– Она должна прочитать другое, – сказал он.
В подвале Николай изменил надпись: «Если плохо – утекай от плохого прошлого». Теперь всё нашло гармонию.

Лана спустится в этот каземат, увидит надпись и просто сфотографирует её на телефон, не поняв смысла. А после покинет этот плохенький подвал, в который Николай и Сияна уже никогда больше не вернутся.