Щенок. Рождественская история

Рассказ для детей(8+) и взрослых.
*  *  *  *  *

Что за зима?..
Морозы ударили как-то вдруг… ещё в ноябре. Снега навалило видимо-невидимо, и почему-то сразу – «по колено». Город «опух», побелел и стал ждать, что вот-вот всё растает!..
Дворники не торопились чистить дорожки: с огромными лопатами на плечах, собирались они гурьбой в каком-нибудь заснеженном дворе и прикидывали с чего бы начать… Но, так и не решив этой «неразрешимой» задачи, потыкав черенками лопат в сугробы, поцокав языками и поматерившись, в ранних сумерках расходились, качая головами словно китайские болванчики. И следующим утром… всё тоже – в другом дворе, но с тем же результатом.
По утрам, сонные прохожие торопились по снежной целине, «бразды пушистые взрывая» как сказал бы классик. А вечером – гуськом ковыляли обратно по узким тропинкам, застревая с немым вопросом к встречному: «Кто кого должен пропустить?» – и сошедший, с протоптанной за день «лыжни», гордился своей вежливостью или сожалел о таковой…

Водители «кибиток» не торопились переходить на «зимнюю резину», надеясь, что не сегодня-завтра асфальт, пока не видимый, вновь появится; и каждый день счастливые автомастерские славили «День жестянщика»...
Дети не катались на коньках и санках, вернее – родители не торопились лезть за ними в кладовки и на антресоли. Несмотря на злые окрики, в перемену выбегали (дети) во дворы школ, с восторгом валялись в сугробах и скользили в сменной обуви по узким ледянкам, а потом, с мокрыми ногами, вспотевшие и возбуждённые, только и ждали следующей перемены…
Счастливы были и собачники! Их питомцы с удовольствием ныряли в пушистые сугробы, что намело вдоль прибрежных кустов, шутя нападали друг на друга и за час прогулки выматывались так, что потом спали до самого утра, повизгивая и дрыгая лапами во сне. Розовощёкие хозяева вели себя почти также: отстегнув поводки и позабыв о питомцах, валялись в снегу, всей оравой лепили очередную снежную бабу и бросали снежки в прохожих…
Я бы тоже мог… быть с питомцем и среди друзей… Я так просил родителей!
*  *  *  *  *

За три дня до Нового Года произошло то, что давно ждать перестали: нескончаемый мелкий дождик слизнул снежное великолепие зимы и принёс оттепель, которая уже никого не порадовала...
Дворы и улицы оказались загажены собачьим дерьмом, и дворникам пришлось его соскребать, матерясь и качая головами от новой неразрешимой задачи «куда спрятать?».
Только-только «переобутые» машины, вгрызаясь шипами в маслянистый асфальт, резко срывались с перекрёстков или тормозили столь внезапно, что «поцелуи» бамперов слышались то здесь то там; и круглосуточная работа, в грядущие новогодние праздники, «жестянщиков» не радовала...
Прохожие, с набитыми сумками и запоздалыми ёлками разных размеров, скакали через лужи или старались обойти их по проезжей части; но там было «месиво», и можно было провалиться в снежную кашу по колено.
Дети, уже на каникулах, прижимали к окнам расплющенные носы и с тоской смотрели на морось, висевшую между хмурым небом и столь же неприветливой землёй.
Город встретил новогоднюю ночь по колено в воде. Погоде соответствовало и настроение…

Мне в Новый Год… опять подарили всякую «полезную» и «развивающую» ерунду. Несмотря на все мои уговоры, отправили спать, и я долго прислушивался – вдруг передумают и позовут?! Но родители смеялись над шутками с экрана телевизора, над лепетом проснувшегося брата, а может быть и надо мной… Бой курантов я вновь не услышал – уснул… мокрый от слёз обиды. А утром, слоняясь по квартире из комнаты в комнату, старался не попасть на глаза полусонным «предкам», чтобы увильнуть от просьб «занять» Этого, и был очень рад наконец-то вырваться из дома – уехать к одной из бабушек...
У меня – три бабушки, и в семье сложилась традиция: посетить каждую из них в зимние каникулы, между Новым Годом и Рождеством, кроме обязательных походов в театр, цирк и на пару «Ёлок»… Раньше «по гостям» мы ездили втроём – папа, мама, я – и эти дни были самые весёлые! Но после рождения Этого, «развоз и сбор» новогодних подарков уже второй раз лежал «на моих плечах»…
Так сложилось, что в день накануне Рождества была очередь гостить у бабушки Сани. Именно они, баба-Саня и Рождество, заставили меня повзрослеть…
*  *  *  *  *

Баба-Саня явно готовилась к «нашему» приезду; в гостиной был накрыт роскошный стол, и, расстроенная своими обманутыми ожиданиями, – хотя и знала, что я приеду один – она старалась впихнуть в меня всё, что предназначалось для троих с половиной... После обеда, с моим сытым упрямством и её слезливыми упрёками, мы вместе прибрали со стола, разбив тарелку из «праздничного» сервиза, и, испачкав ковёр непременным «оливье».
Чтобы искупить свою нечаянную вину, я встал рядом с бабушкой на кухне и стал протирать вымытую ею посуду. В тусклом свете серого дня, под журчание воды и мерные движения, мне стало сонливо-скучно – впрочем, как у любой из бабушек – и я, не знаю почему, задал вопрос:
– Баб-Сань, а почему у всех по две бабушки, а у меня – три?
– Бывает… – старушка звякнула тарелкой о раковину и замерла, – Мама всё ещё не сказала?..
– Что не сказала? – я словно очнулся от сна и с интересом заглянул в морщинистое лицо.
– Ну и я не скажу… Хотя давно пора.
Ну уж нет! Мне захотелось, во что бы то ни стало, узнать, что мама «не сказала», но должна была; и бабушка, почему-то повернувшись ко мне спиной и глядя в серый сумрак окна…
Потом, словно не видя меня, прошла в свою комнату и закрыла дверь, а я сел к телевизору, но не слышал и не видел его...

Сколько времени прошло – не знаю, но достаточно, чтобы оглянувшись на мою недолгую жизнь, перебрать яркие воспоминания, словно пазлы сложно-простой картины… Вспомнил, что мы несколько раз переезжали с одного адреса на другой, но воспоминания эти были мутными, и я не мог «разглядеть» лица людей, что окружали меня тогда… Несколько раз менялся детский сад, и я вспомнил как страдал от потери друзей и необходимости заводить новых… Вспомнил, что в детском саду меня звали «Волчёк», и считал это – кличкой. Но оказалось – фамилия… Моя фамилия! Бабушка назвала её и сказала, что я уже – взрослый, и что об усыновлении мама должна была сказать «сама».

Так вот почему!.. Вот почему она держит меня за «Золушку»: заставляет мыть посуду, убирать мою комнату, пылесосить ковры и развлекать Этого, моего брата… Она заставляет меня по два часа играть ненавистные гаммы – я лучше бы пошёл в бассейн; водит на танцы – я бы лучше играл с мальчишками во дворе; и зачем мне английская школа? – я не собираюсь жить в Англии!.. Вечно мною недовольна, возится только с Этим, как будто уже больше года меня и нет!..
Вот папа меня – любит! Он много работает, но когда бывает дома всегда ласков и терпелив, никогда на меня не кричит, защищает от её упрёков и всегда покупает то, что я прошу… А если что-то покупает она, то это – на его деньги…
Ну и какая она – мать?! Вот был бы у меня щенок! я бы показал, какой надо быть «мамой»… Я бы его не заставлял. Если бы он сделал лужу на ковре, я бы его не ругал, а просто купил бы новый ковёр. Я гулял бы с ним по три раза в день! Кормил бы только тем, что он любит, и был бы ему «защитником и опорой»… Но мне, сироте, нельзя иметь ничего «моего»!.. А сирота я потому, что она родила Этого, и я стал – не нужен!

…Мысли в моей голове скакали и перескакивали друг через друга… Я не заметил как распрощался с бабулей, не понимал, почему вместо метро бреду по талому снегу, скользя и то и дело роняя тяжёлый пакет с гостинцами… Неожиданный звон колоколов заставил меня очнуться и поднять голову.
Весёлый перезвон и открытые двери храма напомнили слова мачехи(!): «Нет лучшего места для раздумий, чем церковь». Я вдруг почувствовал как устал и продрог, а идти домой… Не хотелось!
*  *  *  *  *

Сочельник! В храме, убранном еловым лапником и белыми лилиями, много народа, но я нашёл местечко в уголке и присел на скамью…
Была ли наша семья верующей? Как говорил папа – «без фанатизма». Мама-мачеха считала, что каждый человек обязан знать «Гимн своей страны» и молитву «Отче наш», потому заставила меня выучить... Молился ли я теперь? Скорее – думал... Оказалось, что я – сирота, у меня нет матери, поэтому я не люблю и не хочу любить брата. Вся жизнь моя зависит от неё… Чужого, не любящего меня человека… Мне было так тяжело последний год! И где моя настоящая мама? Кто она? Почему мне лгали столько лет?..
От дыма свечей и запаха ладана на глаза навернулись слёзы: «Один! Совсем один, словно потерянный щенок! У меня нет семьи… Ах, если бы был кто-то… только «мой»! Кто любил бы – только меня!»… 
Люди пели молитву… Кто-то стоял на коленях и плакал. Заплакал и я... Впервые в жизни, почти молил кого-то – кого не видел и не знал – даже не задумываясь, есть ли Он на самом деле! Что я ещё мог? К кому обратиться? Ведь все, абсолютно все, столько времени мне врали… Вдруг, словно кто-то шепнул: «Документы! Должны быть документы! И я знаю где…»!
Утерев лицо рукавом, я заспешил к выходу, и, лишь подходя к дому, заметил, что пакет с бабушкиными подарками остался в церкви, но вернуться – уже не мог! Ноги несли меня, помимо моей воли, только вперёд – к поставленной цели! Где-то есть «моя» семья! Сегодня я узнаю… всё! Рождество – время Чуда!

…Родители, вероятно, решили, что я остался у бабушки, и ушли к Всенощной… Значит никто не помешает мне самому найти ответ!..
Где искать?.. В книжном шкафу – большая шкатулка с документами! Я действительно уже вырос: пусть с трудом, но сам принёс стремянку и осторожно снял тяжёлую шкатулку с верхней полки. На матовом деревянном боку – маленькая скважина для ключа. Неужели… Нет, шкатулка не заперта! Я стал аккуратно выкладывать бумаги на диван…
«Свадебный альбом». Я раньше уже видел – «она и папа». Удивительно, но есть и другой альбом… В нём она, похожая на старшеклассницу, – с другим мужчиной... У неё был «другой» муж! Его лицо… я как-то видел на фото у бабы-Сани, и ещё… почти стёртое воспоминание... 
Отдельный конверт с документами перевязан лентой. «Свидетельство о рождении»: «ребёнок»... – моё имя, «мать» – она, «отец» – Волчек... «Свидетельство о смерти» Волчека…
А вот и «Об усыновлении»! Её имя – в графе «мать», «усыновитель» – мой папа!
Я получил ответ… Которого не ожидал!

Убрать шкатулку на место и отнести стремянку в кладовку – не было сил… Слёзы, горячее тех, что были в церкви, заставили меня разреветься в голос!.. Я хотел найти «свою» семью, но она у меня – была!!!
Пусть я рождён от другого, незнакомого и уже умершего… Но я люблю – моего папу! И он меня любит!
Мама… Я хорошо учусь, у меня друзья в музыкальной школе и в гимназии – в этом есть и её заслуга! Почему я не задумывался об этом раньше? Она же помогает мне во всём... А я… разве старался помочь – ей?
Брат… Я мечтал стать для «кого-то» сильным, смелым и умелым другом! Но брат лучше, чем друг. «Когда нас не будет, вы останетесь вдвоём и станете опорой друг другу», – говорил папа. А я… щипал брата, чтобы он пищал, и меня не заставляли быть «нянькой»…
Слёзы жалости к себе сменились слезами стыда… и раскаянья! Я бросился в свою комнату, не раздеваясь, забрался в постель и не заметил, вздыхая и всхлипывая, как заснул…
…Сквозь сон почувствовал мамину ладонь на своём лбу, услышал её осторожный шёпот и шаги на цыпочках, но, зарёванный, уже не смог очнуться…

Проснулся я от тишины. Нет, что-то… что-то разбудило меня…
Комната залита серебристым лунным светом, я выбрался из-под жаркого одеяла и подошёл к окну… Весь двор, вчера ещё грязный и серый, укрыт скатертью искристого снега. Небо – высоко и прозрачно до самой дальней звезды. Под окном, в золотистом свете фонаря, на ветках пушистой рябины, укрытой инеем, нахохлились, неведомо откуда взявшиеся, снегири… Это так красиво, что душе захотелось вспорхнуть и с кем-нибудь поделиться своей радостью!
Прислушался… За стеной похрапывает, словно мурлычет, папа, и мамочка тихо напевает колыбельную брату…
Я торопливо переоделся в пижаму и тихонько вышел из комнаты... В гостиной, под ёлкой, мерцающей праздничным нарядом, кто-то заскулил…
Ах! – я задохнулся от счастья!.. В плетёной корзинке… Неужели!!!
*  *  *  *  *

Рождество! Праздник Чуда!!!
Утром пойду в церковь… с благодарностью за всё, что имею.
Пусть Он, кто дал мне Жизнь, знает… как мне хорошо, и как я люблю – всех!