Позови ветер
А в тот момент, когда в Поселении Бахистов с нетерпением ожидали Второго Пришествия Иоганна Себастьяна Баха, на Земле Меалины намечалось пришествие Возвышенной Души. Никто не знал, второе оно будет или первое, но оно непременно должно было случиться, ибо над Меалиной сгущался мрак…
1. В плену безмолвия
Дара открыла глаза и увидела небо. Бесконечное, лазурно-ясное небо, подобное безмятежному сияющему куполу. Неужели она летит? Летит над облаками? Нет, скорее зависла в воздухе: ни ветра, ни малейшего движения… Но ещё больше потрясала немая, мёртвая тишина, прямо-таки оглушившая её.
Дара села на дне лодки и огляделась. На сколько хватало взгляда – эта безмятежная молчаливая лазурь: в небе, в воде, в воздухе… Казалось, она проникает даже в душу, отравляя тяжелым дыханием смерти, потому что девушка постепенно начала осознавать, что под этой самой лодкой – не что иное, как город, её родная земля, Земля Меалины.
Природа взяла своё и величаво и свободно простиралась теперь вокруг, словно вернувшись к вечности, перед которой время и жизнь потеряли смысл. Наверное, именно таким – торжествующим и страшным – был океан тем утром, когда вода убила людей Атлантиды. Просто смыла их как грязь, вместе с целым материком…
Даже птицы покинули небо – им негде было приземлиться…
Дара ощутила приступ нарастающего безумия: чудовищное одиночество и какая-то дикая, неведомая ей тоска подходили всё ближе с каждым шагом пробуждающегося сознания.
«Но вода не могла принять всех, оставшихся …внизу». Может, это ошибка! Может, они не погибли? Погибли не все?..
Что же делать ей со своей жизнью посреди этого кладбища?!
Она закрыла лицо руками. Насколько велика вероятность проплывающего мимо корабля или пролетающего вертолёта? Насколько велика вероятность того, что они окажутся именно здесь и заметят её? «Смеш-но». Однако, если где-то остался берег, то упорно перемещаясь в одном направлении его почти неизбежно достигнешь. Если где-то остался берег…
«Не думать, не думать, не думать!» Она решительно подняла голову. Только не думать. Ни о чём и ни о ком. Грести. Плыть вперед те несколько дней, которые у неё остались. Это единственное, что она может, и если это не то, ради чего ей стоит жить, значит, будущее – уже в прошлом…
Она гребла весь день, уходя все дальше в ослепительную голубизну, пока под ипохондрическим взглядом стареющей Луны не вступила под покров ночи. Адреналин под натиском физической нагрузки, наконец, отпустил, и, почувствовав навалившуюся как-то разом ужасную усталость, девушка без сил легла на дно лодки. Вот теперь можно думать. Вернее, нужно, иначе не уснуть. А завтра настанет новый день, такой же тяжёлый, как сегодня, и необходимо отдохнуть… Интересно, сколько дней человек может прожить без еды? Она никогда не задумывалась об этом. А без воды? Пить хотелось, но Дара не могла заставить себя прикоснуться к этой воде. Лучше умереть… Она долго смотрела на звёзды, перебирая в памяти картины прошлого. До чего же смешны и ничтожны все её былые проблемы, переживания… Кажется, за всю свою жизнь она не пролила ни единой стоящей слезы. «Больше никогда не буду плакать», – подумала Дара и улыбнулась своему «никогда»… Вскоре девушка забылась в недолгом сне.
Когда она проснулась, уже светало, и голубая лазурь вновь медленно и зловеще схватывала горизонт с одной стороны. «Значит, там восток», – машинально и бесполезно отметила Дара, ощущая лишь холод, от которого не могли её защитить лёгкое трикотажное платьишко и летние тапочки-балетки на босу ногу, – холод, затмивший и страх, и отчаяние. «Могильный», – опять бесконтрольно пронеслось в мозгу. В такой тишине мысли были столь отчетливы и «слышны», что было бы совершенно естественным вступить с ними в диалог («Вот так люди и сходят с ума!»). Если бы не холод. И не слабость.
Появилось Солнце. Именно такое, с большой буквы. Дара всей душой любила рассвет. Сколько прозрачно-хрупких, душистых и звонких рассветов она встретила на верхушке высокой яблони в деревне у своей тёти в счастливые – и такие далёкие теперь - времена летних каникул! ..Но сегодня это не был «рассвет». Девушка бесконечно долго завороженно следила за тем, как просыпается огромный неповоротливо-медлительный огненный диск, – единственное в этом мире, кроме неё, живое существо. И только когда это космическое «ОНО» стало уже привычно-жёлтым и жгущим глаза, она стряхнула оцепенение, и, поняв, что немного согрелась, снова взялась за вёсла.
Надсадно ныли перетруженные с непривычки плечи и спина, и чтобы хоть как-то отвлечься от болезненных ощущений, Дара снова принялась размышлять о прошлом, вспоминая события последних недель, столь страшно и необъяснимо перевернувшие всю её жизнь. Она вспомнила, как ещё совсем недавно шла домой по вечерней улице и ловила снежные шарики тополиного пуха, парящие на лёгких крыльях поднимающегося ветерка. Один из них опустился ей прямо на раскрытую ладонь. Девчонки говорили, что на такую пушинку нужно загадывать желание. Она остановилась и прислушалась к себе: а есть ли у неё это желание? О чём то, важное, что трепещет сейчас внутри неё? Она заглянула в своё сердце, и увидела в нём неопределённый образ человека, которого не знала, но который был где-то на этом свете… «Понятно. “Хочу любить, но слов любви не знаю…” - посмеялась она над собой. - Старо, как мир!» И всё же загадала. Даже не загадала, просто позвала… А когда пушинка полетела, в свете фонаря Дара увидела, как тяжёлые капли начинающегося дождя прибили её к земле, и как в один миг растаяли июньские тополиные сугробы…
Что-то происходило, и чувствовалось это во всём. Во-первых, темный полукруг, вот уже с половину века «опоясывавший» Солнце, вдруг замкнулся. Ходили слухи (по некоторым версиям, аж со слов учёных), что полукруг этот имел теневое происхождение: невозможно было вычислить источник данной тени, но сущность материи, из которой он состоял, удалось проассоциировать разве что с тенью. Возник он по причинам, современной науке недоступным, но за 54 года своего пребывания на небосводе стал чем-то вполне привычным, а для поколения, выросшего под его знаком, даже родным, наполненным поэзией и мистицизмом, наподобие полнолуния.
Поэтому ли, или по какой-то другой причине, но на внезапное изменение его очертаний общество отреагировало столь пугающими беспорядками, – начиная с локальных вспышек преступности, заканчивая глобальной волной самоубийств, – что учёные вынуждены были, осушив несколько крупных озёр, завесить небо чёрными грозовыми тучами. Всю неделю после этого шёл проливной дождь, ни на минуту не прекращаясь и рискуя затопить города. Ситуация стала критической, и тогда, к ужасу всех меалинцев, правительство постановило собрать Совет. И вот в этот-то момент один из космических сотрудников заметил, что кольцо вокруг Солнца исчезло с радара. Тут же был выслан наблюдатель, который, поднявшись над тучами, подтвердил радостное известие. Народ воспрянул духом, правительство оживилось и кинулось организовывать подписку в фонд Нобелевской премии удачливому учёному. Но люди уже забыли о правительстве и с нетерпением ожидали окончания дождей.
И тогда случилось грозное «во-вторых». Все попытки учёных расчистить небо ни к чему не привели. Они потеряли контроль над атмосферой. Осушённые озера, между тем, давно уже заполнились, вода стала выходить из берегов, а поскольку огромные чёрные тучи, злобно ухмыляясь, беспрерывно извергали раскидистые ветви молний, и грохот разрядов не умолкал, то возникла серьёзная опасность стать жертвой электричества или, в лучшем случае, пожара. Во избежание новых несчастий вынуждено было прекратить работу даже радиовещание, не говоря уж о телефонах, так что люди в большинстве своём остались без связи; промышленность встала.
Вода заливала землю, и день ото дня население Меалины перебиралось этажом выше. Первыми выползли из своих подвалов всевозможные неформалы, как вполне социальные, так и не очень: панки, хиппи, рокеры, сектанты, тайные политические и мафиозные организации и т.п. Весь уголовный мир оказался на поверхности. Взбудораженные сим правоохранительные органы бросились на облаву, захватив все оказавшиеся поблизости катера, лодки и даже надувные матрацы. Около двух дней пропитанный дождём воздух содрогался от перестрелок, пока обе стороны не поняли, наконец, что свести счёты не удастся, поскольку не только представителям закона некуда «сажать» нарушителей, но и почти уже негде жить ни тем, ни другим. Не сговариваясь, усилия решили объединить.
Меалина превращалась в Венецию с головокружительной быстротой. Ученые судорожно искали решение. Правительство ломало голову над тем, как обозначать теперь Землю Меалины с точки зрения а) географической, б) политической, так как называть ее «землёй» больше не поворачивался язык. Люди же, лишённые связи с внешним миром, мучительно выжидали. Окна незатопленных квартир были распахнуты настежь, несмотря на ливень и грозы, поскольку экстренно организованное Плавающее Пищеснабжение безжалостно миновало закрытые входы.
От ППС люди узнавали и последние новости, в том числе и ту, что в квартире № 11 на бывшей Садовой/14 жил мальчик по имени Кенсе, который был хром от рождения и, сидя целыми днями в своей инвалидной коляске, сделался замкнутым, мечтательным и ушёл в себя. Но дело, собственно, было не в этом, а в том, что на днях его бабушка случайно открыла тетрадь, в которую мальчик записывал свои стихи, и вот что она прочла там:
«И из губительной лазури,
Покрывшей Землю Меалины, –
Из света – мрак, из веры – бред, -
Возник Король. Король трясины…»
Сбитая с толку старушка поспешила осведомиться у внука, что же это означает, – сказалась старая педагогическая закваска, приучившая с подозрительным и своевременным контролем относиться ко всему, что зарождается в головах этих сорванцов, – на что мальчик весьма неохотно пояснил, что, сидя у окошка, увидел, как капли дождя, ударяясь о подоконник, разлетаются на маленькие зелёные листочки, похожие на водоросли, «те, что в болоте, в книжке». Затем он отнял свою тетрадку, а бабушка, вооружившись очками, побежала к окну, и… Словом, оказалось, что в словах ребенка не было ни грамма выдумки.
Вобщем-то, именно эта часть события менее чем за пол дня разлетелась над Землёй Меалины. И именно тогда, словно вопль отчаявшегося человеческого сознания, взметнулась ввысь молва, лавиноподобно зазвучавшая пророчеством, молва о грядущем пришествии некоего Спасителя, Короля, в духе этого философско-психологически ориентированного общества наречённого Возвышенной Душой; молва, которая безумной надеждой отозвалась в миллионах человеческих сердец.
А тем временем, организованная учёными исследовательская команда изучила подводную часть города и обнаружила, что каждая капля содержит до десятка микроклеток, которые, попадая на поверхность воды, мгновенно подвергаются развитию и вскоре уже оплетают дно мощными стеблями водорослей.
Это была НЕЗЕМНАЯ разновидность. Это было подтверждение последней, неразработанной, но ужасающе верной догадки. Теневой круг, покинув Солнце, опустился на землю и вызвал беспрецендентно-разрушительные и необратимые катаклизмы.
Это было «солнечное кольцо», душившее теперь планету…
;
2. «Нипер»
Время шло, новый день перевалил за свою половину, а горизонт был по-прежнему чист и недоступно далёк. Мучила жажда, но мысль об этой воде всё так же вызывала непреодолимое отвращение. Солнце буквально ослепляло, отражаясь от поверхности воды, лодки и, казалось, от самой атмосферы. «Боже, неужели эта картина – последнее, что я увижу в жизни?!» Девушка закрыла глаза.
Нет! Не может быть!!! Дара с силой толкнула весло, и в этот момент уключина вырвалась из отверстия. Весло выскользнуло из рук и, звонко шлёпнувшись на воду, начало медленно погружаться под весом металла. Девушка резко вскочила, намереваясь прыгнуть за ним, но от неожиданного движения и голода у неё закружилась голова; не опустившись обратно, она неизбежно разделила бы участь весла.
«Ну, вот и всё! – со смешанным чувством злости, обречённости и какого-то катарсического облегчения всколыхнулось в груди. – Это конец». Последние, слабые слёзы намочили ресницы. Дара схватила другое весло, но все попытки грести оканчивались тем, что лодка беспомощно кружилась на месте. Попробовала перекидывать весло со стороны на сторону. Лодка пошла. Правда, сил хватало лишь на несколько минут, а через два часа крайне медленного продвижения девушка упустила и это весло.
Однако, спокойное равнодушие, успевшее снизойти на Дару за это время, не оставило её. Всё это вообще как будто было уже и не с ней… Она перебралась на нос лодки, устроилась поудобнее и, опустив руку в прохладную, – и совсем даже не убийственную, – водицу, стала наблюдать за игрой света в прозрачных голубых струйках, неизвестно откуда бравшихся при этом солнечном безветрии. Поймала в ладони несколько солнечных зайчиков, поднесла их к лицу и, как-то сама собой, сделала несколько глотков… «Пресная, как из-под крана…»
Через некоторое время тишина снова стала давить на слух, и девушка принялась тихонько напевать себе под нос знакомую мелодию, пока не впала в забытьё, убаюканная усталостью…
Что-то заставило её очнуться. Какое-то странное чувство как электрический разряд пронзило всё её существо. Дара поднялась на ноги и огляделась. Ничего, лишь заалели края голубого холста, загоревшись пламенем заката.
Но беспокойное нетерпение усиливалось. Что-то, точно магнит, заставляло смотреть на восток, и вскоре внимание девушки непостижимым образом сконцентрировалось в одной точке. Все чувства напряглись, сердце замерло… и, словно повинуясь огромному усилию её воли, где-то вдалеке, на самом горизонте, из затухающей синевы вдруг материализовалось маленькое, неопределенно-расплывчатое пятнышко, настолько маленькое, что его невозможно было бы увидеть, если не желать этого так сильно.
Сердце подпрыгнуло и забилось, едва не выскочив из груди. Радость и волнение, страх и недоверие своим глазам рвали душу на части. Однако уже через полчаса напряжённого ожидания Дара поняла, что бояться больше нечего: крупное морское судно шло прямо на неё.
Оно остановилось лишь тогда, когда можно было разобрать название, высеченное на носу синими буквами, и, величаво развернувшись, спустило шлюпку.
В шлюпке был мужчина, при приближении оказавшийся красивым юношей со светлыми волосами, доходившими ему почти до плеч, в изысканно-старомодном, немного театральном тёмном костюме, открывающем свободный ворот белой рубашки. Подплыв совсем близко и подтянув её лодку к борту шлюпки, он поднялся и, чуть склонив голову в приглашающем приветствии, подал девушке руку. Этот шаг через воду дался Даре нелегко, ибо она вдруг снова вспомнила о погребённой на дне Меалине. «Какая головокружительная, должно быть, высота!» – подумала она и пошатнулась.
– Не смотри вниз, – сказал он, словно прочитав её мысли. Этот голос прозвучал тихо и почти ласково, но сильная рука сжимала её холодные пальцы крепко и легко. «Как в танце», – опять некстати мелькнуло на задворках памяти. Она знала это уверенное, аристократически-отстранённое прикосновение и никогда ни с чем не спутала бы его: именно так, поддерживая и направляя, ведёт в танце опытный партнёр, доверившись рукам которого, можно забыть обо всём и жить только музыкой и упоительным движением. Она была влюблена в это прикосновение… Тогда, в той, ПРОШЛОЙ жизни.
Посмотрев в его глаза с открытым и в то же время очень прямым, пронзающим насквозь взглядом, Дара спросила – так, как будто уже знала ответ:
– Так вы и есть Возвышенная Душа?
Строгий всепроникающий взгляд внезапно исчез, словно его никогда и не было. Вместо этого в глазах вспыхнули искорки неудержимого веселья.
– Не-ет, – рассмеявшись, протянул он. – Я всего лишь принц, скитающийся на «Нипере». Йегрес Кинахем, мой корабль, капитаном которого я являюсь, к вашим услугам!
У него была поразительной красоты улыбка. Она не обладала ни «фишкой», ни интригой, не была утончённой или загадочной; она была такая же простая и открытая, как его взгляд, смелая и весёлая, – и одновременно полная удивительной гармонии, без тени излишества или вульгарности. От неё веяло порывистой свежестью морских ветров, пробуждающим теплом весеннего солнца, безобманной добротой подлинной человеческой силы… И если существует на свете улыбка, от которой просто становится хорошо и хочется жить, то это была улыбка принца Кинахема.
– Дара, – девушка пожала вновь протянутую руку. – Элдари Даннросвалль. – Она всё равно вряд ли могла быть взволнована и смятена более, чем теперь, даже окажись он и вправду той самой Возвышенной Душой. Щёки её горели; какое-то неизъяснимое чувство, исполненное восторга и бесконечной грусти, вдруг охватило её целиком.
– Садись, нас ждут там, – принц указал на корабль. Он взялся за вёсла и лёгкими движениями развернул лодку. – Расскажи, что с тобой случилось? – снова мягко и серьёзно попросил он.
– Да ничего… Ударила молния, и я упала с крыши. Как давно это было!.. – её и в самом деле не покидало ощущение, что всё это было не с ней, – в той другой, ПРОШЛОЙ жизни.
– Сколько же времени ты плаваешь так одна? – он чуть встревоженно и оценивающе скользнул взглядом по её лицу и маленькой фигурке: пунцовый румянец на по-детски припухлых щеках, приоткрытые, словно в ежеминутной готовности к улыбке, розовые губы, веснушки на вздёрнутом носу… Совсем девчонка. Сколько ей лет? Пятнадцать?.. Скорее, четырнадцать... Ничего, что могло бы выдать травму, истощение или, хотя бы, потрясение… Только в огромных серых глазах притаилось какое-то странное, недетское выражение …неизбывной печали. Он видел, что это выражение нехарактерно для них; они и сами ещё не привыкли к чему-то новому, что поселилось в их глубине. Ясные, как небо, и бездонные, как небо, её глаза были из тех, что всегда отражают небо над головой, принимая его оттенок, будто к нему постоянно обращён их внутренний взгляд. «Поле любимо, но небо – возлюблено»…
– Да нет, недолго, – торопливо поправилась Дара, очнувшись от своих мыслей. – Наверное, всего два дня… Из тех, что я помню… Просто, за них и правда словно прошла целая жизнь. ..Поздно вечером в городе началась ужасная буря, настоящий шторм. Волны захлестывали в окна, всё круша, смывая людей. Со страшной скоростью поднималась вода… Знаешь, я иногда представляла себе нечто похожее, и всё думала, что бы я стала делать? И всегда в мыслях в первую очередь бросалась к фотографиям, письмам, дневникам, рисункам, кидала их в первый попавшийся пакет... Даже не документы, представляешь? Может потому, что у меня и нет пока никаких особых документов, восемнадцать мне только через полгода… И ведь я не забыла об этом, просто тогда уже поняла, как это нечеловечески наивно… Оставить пришлось всё. Совсем всё! Так что, теперь я человек без прошлого… – Она немного помолчала, затем продолжила, повинуясь сосредоточенному вниманию своего собеседника: – Там было очень много людей. Они собирались на крышах домов, оттуда их подбирал речной лайнер. Мы пошли туда же. Забавно, но до катастрофы мы как раз готовились отправиться в круиз на таком теплоходе! Папе дали путевки… – И снова – острое чувство чего-то непоправимого глухо надавило на горло. Папа… Мама… Меалина… И снова он понял, о чём она думает.
– Они не погибли! – поспешно произнес он. И почти также уверенно – разве самую чуточку тише: – Почти наверняка. – Дара не услышала этого нюанса. Не захотела услышать. Её глаза благодарно просили повторить только что сказанное.
– Я встретил эскадру меалинцев. Лайнер был не один, их было несколько. И ещё три военных фрегата, набитых людьми до отказа. Мы приняли на борт часть из них…
– Это правда?! Значит, это ещё не конец света?! – от сердца отлегло. Она почти кричала. – Мои родители! Они ведь тоже могут быть здесь!
– Боюсь… это маловероятно. Скорее всего, они на одном из тех лайнеров, плывущих в эвакуацию. А мы ведь идём совсем в другую сторону…
– А куда и зачем плывешь ты, принц Йегрес Кинахем?
– Я плыл за тобой, – просто сказал он.
Девушка едва не рассмеялась на это. За ней? Ну да. Разумеется. За кем же и плавать на своих кораблях всяким разным принцам, как не за ней. Да без неё бедные принцы этой планеты попросту бы осиротели! «Если, конечно, это вообще всё не сон», - крошечным осколком звякнуло в довесок. Но увидев на себе открытый серьёзный взгляд и при этом окончательно ощутив себя Алисой в стране чудес, она удивлённо переспросила:
– Как, за мной... Откуда же ты узнал, что я… – она хотела сказать «что я есть», но поняла, что чуть не вырвалось, почему-то, совсем другое: «Откуда же ты узнал, что я – здесь?»
А в голове, словно верно решённые логические задачки, уже выстраивалось: «Наверное, меня уже ищут.. Наверное, капитану «Нипера» сообщили обо мне …»
Но принц Кинахем, хоть и не был Возвышенной Душой, видимо всё же умел читать мысли, потому что он покачал головой в ответ всем её «наверное» и, улыбнувшись своей необыкновенной улыбкой, произнес загадочное:
– Те, кому суждено встретиться, обязательно встретятся.
В это время шлюпка оказалась уже под самым бортом «Нипера». Принц дал знак людям, стоявшим около входа, перекидывать трап.
«– Куда же мы отправимся теперь, Йегрес?
Он удивленно посмотрел ей в глаза.
– Мы должны найти её, Возвышенную Душу!
– Значит, ты тоже веришь в это?
– А разве может быть иначе, Элдари?»
;
3. Предчувствия
Какая ночь! Как редко выпадает на нашу долю такое счастье! Удивительно тепло и безветренно, кругом тихо и темно, а воздух напоён сладкими летними ароматами. Белое от звёзд полночное небо огромным куполом поднимается над низким степным горизонтом. Худенькая девочка лет двенадцати и темноволосый мальчик на пол головы ниже её, не спеша, идут по широкой и пустынной деревенской улочке. Изредка на дороге между двумя рядами домов и кладовых возникает фонарь и молчаливым светом освещает траву, асфальт, дом и прудок, делая тёмные уголки ещё более тёмными и таинственными. Фонарь отдаляется, свет блекнет; удлиняясь, исчезают тени, - и ты снова перед бесконечным, уходящим вглубь Космосом, перед которым Земля – всего лишь крохотная песчинка в океане мироздания.
Земля перед вселенной, а человек - перед вечностью. Это ощущение настолько сильно, что можно сойти с ума. Что видели эти звёзды? То, как возникала Земля. О чём они могут поведать? О том, что происходило с ними миллионы лет назад... Они сияют нам даже тогда, когда их уже нет, ещё долго изливая свой далёкий серебристый свет, словно эхо жизни в безвоздушном пространстве небытия…
Присмотрись повнимательнее: рядом во-он с той крохотной звёздочкой - наверняка притаилась планета! Там, за многие-многие световые года, есть жизнь. Звёздочка всё мерцает, но уже не просто так, а как бы намекая на жизнь, согретую её лучами; а ты смотришь в ту точку и думаешь об этой звезде и о том, кто живет там, где-то, и не подозревает о тебе. Или, может, он сейчас стоит, как и ты, смотрит в небо и думает. Думает о Солнце и о притаившейся рядом с ним планете. Космос наполнен жизнью! Вот почему, глядя в ночное небо, невозможно быть одиноким.
Чёрное по краям, небо белеет к центру, белизна настолько уплотняется в Млечном Пути, что лишь внимательно приглядевшись, можно отделить звезду от звезды. Отделить пространственно. И поймешь тогда, как их много, и снова закружится голова…
Дорога под гору, и вся деревня как на ладони. Дети идут по дороге, смотрят на небо и молчат, впитывая в себя всё то, что дарует эта ночь. Молчат и чёрные листья, свесившиеся из палисадников и с подстриженных вётел. Там, напротив предпоследнего фонаря, их дом. А вот, на углу, распушился жасмин. Он тоже не спит и молча благоухает, излучая потоки волшебного аромата в ночную темноту. Мимо него невозможно пройти. Дети останавливаются и срывают несколько веточек, не желая расставаться с этим мгновением.
Только вдруг возникает неожиданный порыв ветра. Тревожно разлетаясь по верхушкам яблонь, он затихает. И вдруг повторяется снова – протяжный и долгий, поднимающий облачко песчаной пыли. Небо заволакивает мгла, и звёзды исчезают во мраке. Третий, четвёртый, пятый порывы – сливаются в один нарастающий гул приближающейся беды. Зелёным дождём с деревьев облетают молодые листья, нежные лепестки жасмина смешиваются в общем водовороте с песком и оборванными ветками, срастаясь в густую тяжёлую массу. Манифестируя начинающийся ураган, с тяжёлым треском падает первое дерево. Мальчик и девочка, взявшись за руки, бросаются к дому. Нет, не успеть! Шурша и треща в агонии, огромная ветла толстым стволом преграждает им дорогу. Раздается электрический стрекот, и улица погружается в полную темноту. Девочка споткнулась, но держится за руку брата, словно за последнюю надежду, словно за молитву в судный день.
Но вот пространство начинает кружиться вокруг неё, ураган перерастает в смерч; нечеловеческая сила расцепляет руки детей, и её одинокий крик гаснет в шуме и гвалте вихря. В ослепляющих грозовых вспышках она видит, как сворачивается пространство, - жасмин, дом, дорога, улица, - всё, будто в мясорубку, засасывает воронка вихря. В ужасе девочка закрывает глаза и чувствует, как и её саму вдруг затягивает куда-то и, кружа с бешеной силой, выталкивает всё выше и выше, срывая с неё куртку, туфли, вырывая заколку из волос, - куда-то, где такая пустота, что становится нечем дышать. В попытке вздохнуть, она сжимает руками грудь, и, внезапно ощутив твёрдую почву под босыми ногами, открывает глаза. Вокруг поросшего травой высокого холма, на вершине которого она стоит, распахнулась пропасть. Пошатнувшись, она делает шаг назад…
Оглушительный удар грома, и внезапным потоком начинается ливень. Ледяной ветер, обжигая и бросая в неё колючую пыль, продолжает попытки сорвать с неё покров. Не в силах справиться со всем этим, она снова закрывает глаза, делает глубокий вдох… И вдруг впускает в себя этот ливень, эту боль, этот холод… Слёзы текут из её глаз, смешиваясь со струями дождя. Одна на ветру, она отдаёт себя ему всю, по капле, до капли, и нет для неё большего счастья, чем, вдох за вдохом, отдавать ему свою жизнь…
Дара вскочила на непривычно жёсткой койке в отведённой ей маленькой каюте в лучших традициях историй про ночные кошмары. Всё здесь было как надо: и холодный пот, и сумасшедшее сердцебиение, и медленное возвращение к реальности с осознанием того, что «это был только сон», облегчённый вздох и, наконец, долгие попытки вспомнить, не вылезая из постели, всё до мельчайших подробностей, чтобы понять, «к чему бы это».
Вспомнить оказалось просто: сон был настолько реалистичен, что каждая его деталь буквально впечаталась в сознание. Однако, эти детали были столь сумбурно, крупными мазками, разбросаны по восприятию, что добраться до смысла не представлялось никакой возможности.
Что это был за вихрь? Кто была та босоногая девчонка на холме? И главное – что это за чувство, след которого до сих пор жжётся где-то глубоко в груди?
Этот сон был слишком коротким для подобных эмоций, и Дара всё ещё ощущала его в себе как какое-то потрясение.
Наконец, спустя не менее получаса, она приняла решение оставить тщетные попытки покорить непролазные заросли своей психики, и вновь села на кровати, - уже по-другому: бодро и оптимистично. Умылась, с трудом расчесала спутанные тёмно-русые волосы, безуспешно попытавшись придать хоть какую-нибудь форму непослушной чёлке. Прямо на своё платье надела выданную ей вчера одежду, которая, к слову, оказалась ей здорово велика. Объёмную синюю куртку пришлось заправить в брюки, а последние, в свою очередь, изрядно подвернуть. Ботинки же оказались самым слабым местом данного одеяния: они шлёпали и спадали, - даже одетые на её летние балетки, как деревянные башмаки на Золушкины хрустальные туфельки. Недолго думая, Дара отказалась от башмаков в пользу туфелек, и, найдя своё отражение в зеркале «забавным, но терпимым», вышла из каюты.
Послоняшись по кораблю с полчаса, почти случайно (по запаху) напав на след камбуза, где была немедленно отловлена совершенно незнакомыми, но очень душевными людьми и накормлена нехитрым завтраком, пропущенным ею утром, Дара твёрдо решила найти для себя какую-нибудь полезную работу, которой наверняка должно быть полно на таком большом корабле. Девушка ощущала необъяснимую причастность ко всему, что на нём происходит, к каждому находящемуся на нём человеку, к самому «Ниперу», словно к живому существу. Это ведь теперь её дом. Возможно, последний дом… Не потому ли он вдруг стал ей так дорог?..
Да и разве только ей одной? Атмосфера братства осязаемо наполняла все уголки «Нипера». И при всей неизбежно, - согласно закону жанра, - сплачивающей драматичности создавшихся обстоятельств, было почему-то очевидно, что решающее значение в этом имел тот тон взаимоотношений, который задавала сама команда корабля.
Мимо Дары в разных направлениях то и дело пробегали по своим делам матросы из палубной команды, с дружелюбным интересом, а то и с улыбкой, оглядываясь на незнакомую девчонку в тёмно-синем мешковатом кителе и чёрных подвернутых до щиколоток шароварах, в которых угадывалась форма с плеча не самого мелкого мичмана. Мысль обратиться с предложением своей помощи к ним, или, хотя бы, к тем весёлым ребятам из камбуза, Дара отмела сразу. Вряд ли распределение обязанностей находится в их компетенции, и скорее всего, кроме снисходительных шуток и справедливого совета обратиться к старшим, она не добьется ровно ничего.
Отрывать же для этого незначительного, в сущности, дела капитана казалось ей чем-то непозволительным. Она не видела принца Кинахема уже почти сутки, с того самого момента, как он, распорядившись её накормить, а также подобрать одежду и всё необходимое, отвёл её в уже подготовленную каюту.
Он отдёрнул занавеску, открыл окно, впустив малиновый свет заходящего солнца и свежий воздух… И ещё несколько каких-то мелочей, после которых в каюте вдруг почему-то стало по-домашнему уютно и тепло… Или, быть может, дело в его улыбке?.. Или в том долгом мимолётном («Так бывает?») взгляде, задержавшем его уже совсем в дверях?..
Как бы то ни было, девушке не приходило в голову даже спросить о нём кого-нибудь: было слишком очевидно, - забот у него хватает и без неё.
Поэтому сердце её радостно оступилось в груди, когда харизматичный пожилой боцман с совершенно корсарской внешностью, - на которого она наткнулась, опять же, случайно, - в ответ на изложенную ею просьбу неторопливо скосил на неё глаза и низко прорычал, не разжимая зубов со стиснутой в них сигаретой:
- Поищи капитана, детка.
«Капитана так капитана!» - весело подумала она, почти не отдавая себе отчёта в странном волнении, впервые охватившем её ещё тогда, в лодке, и тревожно-тёплым комочком перебивавшем дыхание теперь.
Даже задумавшись, она едва ли посчитала бы своё волнение странным.
«Да ничуть! Любая на моём месте в обществе такого симпатичного мальчика почувствовала бы то же самое. Обычное дело!» - сказала бы она себе.
Нет, Элдари Даннросвалль вовсе не считала себя дурнушкой, и даже знала, что «более, чем мила». Уже догадывалась, что среди цветов она не роза, ослепляющая яркой роскошью, но незабудка, чей облик проникает в душу незаметно, исподволь, - чтобы зарониться в ней навсегда.
Просто за явлением, негласно окрещённым в их студенческо-девчачьем обществе «Симпатичный мальчик», как и за тем, что было с этим явлением связано, давно и устойчиво закрепился штамп некой, почти банальной, предсказуемости («Бессильно сердце трепыхнулось, замёрзла на щеке слеза…»), и вообще чего-то легкомысленно-несерьёзного, того, что не нуждается в придании ему особенного значения. «Симпатичный мальчик» - это был и приговор, подводящий черту под характером возможных отношений, и защитная мантра, набрасывающая сразу на всё оттенок игры и оберегающая тем самым их по-весеннему хрупкие, влюбчивые, но холодные снегурочьи сердца от непосильной до поры ноши любви, которая обрекает, как известно, всех Снегурочек на смерть от своего огня…
«..Обычное дело!», - беспечно отмахнулась девушка от ненавязчиво промелькнувшей в голове мысли.
Образ Йегреса Кинахема живо возник в её памяти. Его лицо с не столько безупречными, сколько отдававшими невыразимым изяществом, чертами… Глубокий взгляд, прямота и решительность которого сообщали облику спокойную, почти властную уверенность, улыбка, мгновенной вспышкой превращающая этот взгляд во взгляд задорного мальчишки… Гордая посадка головы и идеальная выправка осанки в сочетании с неуловимой грацией движений… Из небытия недавнего прошлого на неё смотрели его тёмные глаза, совсем близко, как тогда, в лодке. Его прикосновение на руке. Как тогда... Его весёлый смех… И как тогда – волна упоительно-щемящей грусти… обнажающая душу… разрывающая сердце… Одна на ветру… Шквал холодного ветра из утреннего сна ворвался сильным порывом, обжёг лицо, вскинул волосы, распахнул все окна её существа… Босая, она вновь стояла на вершине холма у самого края пропасти, прижав руки к груди, зайдясь от невыносимой и сладостной боли… Она. Это была - она…
Дара очнулась, стоя на той же лестнице, по которой поднималась после разговора с боцманом. Глаза закрыты, руки болезненно сцеплены на груди, словно в попытке остановить кровотечение из внезапно открывшейся раны, испарина на лбу…
Она медленно открыла глаза. «Почему?..» - вот всё, что она смогла сформулировать в этот момент. Ей вдруг стало страшно. Так страшно, как не было даже в одинокой лодке посреди затопленной Меалины. Слёзы, как и в том сне, снова полились из её глаз. Вытирая их синим рукавом, она, пошатываясь, поднялась по крутой лестнице, никого, к счастью, так и не встретив, и, не в силах сообразить, где находится, вышла на открытую палубу.
Там девушка села на стоящую в отдалении скамейку, и какое-то время пыталась успокоиться, сосредотачиваясь на размышлении о произошедшем. «Что это было?!» Необходимо проникнуть в суть, понять, запечатлеть, пока оно опять не ускользнуло из памяти!..
Дара прислушивалась к себе, задавая вопросы. Она чего-то боится? Чего?.. Нет, не «чего-то»… Кого-то?.. ЗА кого-то?
Бесполезно… Мысли путались и разбегались. Девушка вздохнула: должно быть, падение с крыши всё же не прошло для неё бесследно. Она улыбнулась, вдруг представив, что мог бы подумать случайный свидетель, не сумевший обойти на узкой лестнице её, в весьма эксцентричной позе застывшую на ступеньках. Бессильно сердце трепыхнулось, замёрзла на щеке слеза… «Нет уж, вот чего ещё только не хватало!..» Эта мысль окончательно рассмешила её, и, стерев остатки так и не понятых слёз, она встала и отправилась разыскивать принца Кинахема.
Капитана никто не видел. Никто не знал, где он. Обойдя половину судна, перезнакомившись с половиной пассажиров и частью команды, после чего, как ей казалось, весь корабль был в курсе, что она ищет Йегреса Кинахема, Дара выяснила только то, что почти всю ночь он провёл в радиорубке, а потом исчез и не появлялся ни на завтрак, ни даже в своей каюте.
Роберт Винс, корабельный радист, подтвердил, что всю ночь капитан Кинахем лично выслушивал, расшифровывал и фиксировал сообщения, изредка, то на одной, то на другой частоте проскакивающие в эфире. Уже уходя, он передал в служебном канале распоряжение о собрании экстренного совещания.
- Экстренного? – переспросила Дара. Заглушённый страх воздушным шариком ткнулся в живот. – А что, что-то случилось?
- Не могу тебе сказать, не положено, - словно чуть извиняясь, констатировал рыжеватый широкоплечий Винс, загребая огромной ладонью курчавую шевелюру. – Только последний раз такое же вот совещание проводилось, когда стало известно о начале наводнения, перед радикальной сменой курса.
- Значит, всё-таки что-то случилось, - проконстатировала она в свою очередь.
- Только ты, это, не болтай там особо. Не стоит панику сеять.
- Да я понимаю, - быстро ответила девушка.
- Ну. Тебе капитан-то зачем?
Откровенность за откровенность.
- Помочь на корабле чем-нибудь хотела, работу какую-нибудь попросить, - призналась Дара. - Не суть, ерунда это всё…
- Почему ерунда? – оживился Винс. – Я тут, к примеру, зашиваюсь! Давай ко мне в рубку! Журнал вести, бумажки систематизировать, такое всякое… сумеешь ведь, небось?
- Сумею, наверное… Если не азбукой Морзе, - улыбнулась она.
- Ну и дуй тогда к капитану! - обрадованно пробасил радист. – В капитанской он, как пить дать.
Дара подошла как раз вовремя. Из капитанской рубки один за другим выходили люди, человек шесть-семь. Первое, что бросилось ей в глаза – мрачная озабоченность на их мужественных лицах. Почти все они были молоды, и всё же старше своего капитана. По их строгой форменной одежде она догадалась, что это командный состав корабля. Йегрес Кинахем появился последним. В белой рубашке с незастёгнутым воротничком и наскоро собранными в коротенький хвостик волосами он был похож скорее на какого-нибудь парнишку из пассажиров, чем на предводителя всех этих суровых мужчин. Его лицо было, как и всегда, непроницаемо-спокойным, разве чуть более задумчивым, чем обычно. Или он не разделял явных опасений товарищей, или лучше них держал себя в руках.
Увидев девушку, он сказал несколько тихих слов своим людям, отпуская их, и направился в её сторону.
- Привет! – радостно выпалила она ему навстречу. И, запоздало подумав, что так, наверное, «не положено», тут же оговорилась: - Добрый день. Здравствуй, - и даже зачем-то шёпотом добавила: «-те».
- Добрый день, здравствуйте, или всё-таки просто «привет», - с улыбкой подошёл он к ней.
Она так боялась помешать, но принц, казалось, был даже рад её видеть. Однако, уже в следующую секунду он нахмурился и, пристально посмотрев на неё, произнёс:
- Ты плакала? – Это было скорее утверждение, чем вопрос. – Почему?
«Неужели всё ещё так заметно?»
- А, глупости! – беззаботно улыбаясь, отозвалась Дара. – Просто… сон приснился.
Он не засмеялся, не удивился, не спросил, что это был за сон. Но на какое-то мгновение ей показалось, что его внимательный взгляд, не воспринимая за преграду границы физических тел, словно их и не существовало, легко и властно проходит сквозь неё, заглядывая в сон, в душу и куда-то ещё, дальше… Опять видЕние?..
Но вот глаза его снова улыбаются, чуть сведённые брови возвращаются на место, а она, отчего-то смутившись, опускает голову, переводя тему:
- У нас ведь есть более серьёзные проблемы? Я была в радиорубке…
- Винс… - со вздохом покачал головой Кинахем.
- Винс ничего мне не сказал! – горячо возразила девушка. – Гораздо больше мне сказали лица людей, которые вышли сейчас с тобой из этой двери.
- Помощники капитана и старшие по команде. …Да, ты не ошиблась, - выдохнул он, отходя к краю палубы и кладя руки на нагретый солнцем бортик. – У нас проблемы, и всё, как никогда, серьёзно.
Дара напряжённо молчала, и он, словно, наконец, решившись, стал говорить. И то, что узнавала девушка, с каждым словом всё больше уводило её обратно в тот необъяснимый страх, так внезапно овладевший ею некоторое время назад.
- Вот уже несколько дней я собираю информацию о происходящем. Связи почти нет, в основном это корабли, оказавшиеся на воде на момент начала наводнения. Суда, плывущие из Меалины в эвакуацию, ещё не достигли берега. И похоже на то, что масштаб катастрофы приближается к планетарному. Незатопленные территории существуют, с некоторыми из них нам удалось связаться, но все они либо слишком малы и не имеют ресурсов быстро отреагировать на случившееся, либо – и таких большинство – сами нуждаются в помощи…
Он замолчал. Молчала и Дара, понимая, что есть продолжение.
- И главное… - принц бросил взгляд на девушку, словно оценивая её шансы переварить и это известие. - Водоросли. Уровень дна постоянно и повсеместно повышается. Рано или поздно мы не сможем плыть. Но намного раньше, чем это произойдёт, у нас закончится топливо.
- И что же делать? – дрогнувшим голосом спросила Дара.
Что значит его беспечный тон? Отчего столь страшные вещи он произносит так легко и безмятежно, словно говорит не о смертельной угрозе, а о своих планах на выходные? Она вспомнила мрачные лица старших помощников, и помимо воли, пронеслась вероломная мысль: «Не слишком ли принц юн для капитана?»
С мимолётной улыбкой он снова посмотрел на неё, и вдруг ответил невпопад:
- Мне 21 год, и не менее двадцати из них я прожил в море. Я знаю его лучше, чем себя. Мы с ним… «одной крови», понимаешь?
Невпопад? Да нет… Трудно было даже поверить в такое совпадение. Не ожидавшая ничего подобного Дара растерялась и окончательно смутилась. И чтобы хоть как-то скрыть неловкость, спросила:
- Как Грей, что ли? – И сразу же испугалась, что, наверное, сморозила ещё большую глупость. «Как Грей! Вот дура!»
- Ну... Грей, в отличие от меня, попал на судно лет в пятнадцать, так что... - скрывая усмешку, скромно опустил глаза Кинахем; перевёл на неё многозначительный взгляд, и тут же рассмеялся, добавив: - Так что, если следовать путём твоей логики, гораздо в большей степени я ощущаю себя Афродитой.
Вспомнив «рождённую из пены морской», обнаженную и длинноволосую, словно Рапунцель, девушку, кокетливо прикрывающую свои прелести с картины великого итальянского художника, она тоже засмеялась и снова расслабилась.
- Я смогу провести «Нипер» безопасным курсом, я знаю это, - с улыбкой продолжал принц. - Все они, - он кивнул на дверь, - действительно здорово встревожены, и есть основания. Они хорошие, опытные ребята. Но они не видят того, что вижу я.
- А как же горючее?
- Я предусмотрел возможность оснастить корабль. Мы стояли в последнем порту. Сам не понимаю, что дёрнуло меня тогда…
- И мы успеем доплыть до берега?
- Элдари, - сказал он после некоторой паузы, - у нас нет задачи достигнуть берега. Я ведь говорил тебе…
- Возвышенная Душа? – уточнила она.
Он кивнул.
- Ты считаешь, что у нас есть шансы найти её?
- Да, - просто ответил он. – И наш шанс - это море; пока мы в море, мы в безопасности.
- Но почему?
Принц улыбнулся, тепло, словно вспомнив о лучшем друге, - нет, о любимом братишке, дожидающемся дома.
- Море поможет мне, а значит, поможет и тем, кто мне дорог.
- Но Йегрес, ты пробовал эту воду? Она же пресная! Разве это - море?
- Ладно, не море. Давай остановимся на Мировом Океане, - он снова шутил. Но не уверенная в этом, Дара всё же переспросила:
- По-твоему, это одно и то же?
Принц Кинахем взглянул на неё, и, уловив страх, вновь начавший тонкой паутинкой обволакивать её душу, ответил, тихо и без тени иронии:
- Когда это будет «не море», я узнаю первым.
Этой ночью ей опять снился сон.
Опять ветер, опять гроза… И море. Штормовое море… Тихий голос сквозь гул и рёв:
- Когда это будет «не море», я узнаю первым.
- Первым? Но я не хочу! – одними глазами крикнула она.
- Но так нужно, - одними глазами улыбнулся он.
;
4. Ветер
Утром третьего дня «Нипер» отработал последнюю каплю горючего и замер посреди бесконечной зеркальной глади, как крошечный остров посреди океана.
Этот день, как и несколько предыдущих, Дара провела в радиорубке, выполняя поручения старшего радиста Винса, который добросовестно загружал её несложной, но требующей терпения и внимания кропотливой деятельностью. Иногда к ним присоединялся Йегрес Кинахем, подолгу замирая возле радиопередатчика с рукой на ключе. Он не просил её принести чашку кофе, как Винс, или сбегать за зажигалкой в кают-компанию («там всегда кто-нибудь, да есть»). Он сидел почти неподвижно, медленно крутил ручку частоты, периодически прерываясь на сухую дробь телеграфного ключа, и лишь изредка начинал что-то писать. Расплывчатый в полумраке профиль его силуэта так прочно отпечатался за эти дни в её глазах, что, даже закрывая их, чтобы уснуть, она видела его снова и снова, так с ним и засыпая. Наверное, потому неудивительно, что ни один сон, посетивший её в последние несколько ночей, не обошёлся без капитана «Нипера». Ни один из её запутанных, неразборчивых, наполненных тревогой снов.
На вторые сутки глубокого штиля капитан приказал соорудить паруса. Четыре дня продолжалась установка, но в атмосфере за это время не возникло даже намёка на ветер. Было ясно: ничто не сдвинет корабль с места, поскольку вода и воздух по-прежнему являли собой статичную, зависшую в пространстве субстанцию, вместе с которой завис теперь и «Нипер». О том, что сама жизнь при этом не остановилась, и время по-прежнему идёт, свидетельствовали только большие корабельные часы в капитанской рубке, да стук сердец семидесяти трёх единомышленников – сердец, слившихся в одно за спасение в схватке с неведомым врагом.
Наступил вечер. Дара вышла из радиорубки и с удовольствием вдохнула мягкий, неподвижный воздух. Наверху вовсю продолжались работы. Предыдущие дни, когда ставили мачты, крепили реи, тянули такелаж, пассажирам не разрешалось, выходя наружу, покидать пределы палубных веранд. Сегодня верхнюю палубу открыли, следили просто, чтобы на ней не скапливалось слишком много народу. До ушей доносились скрип, стук, шум инструментов, выкрики непонятных команд, по которым трудно было даже приблизительно догадаться, что там происходит. Но подниматься Дара не собиралась: последнее дело - создавать праздное столпотворение там, где, возможно, решается сейчас их судьба. Да и смысл? Сути она всё равно не поймёт, а мезансцену и отсюда несложно себе представить. К примеру, боцман, правая рука капитана, конечно, как всегда занят палубной командой. Его хриплые окрики разносились далеко над стоячей водой. Левая рука капитана, старший помощник Мид Сонарсен, наверное, тоже где-то неподалёку. Сам капитан стоит сейчас где-нибудь в стороне и внимательно наблюдает за работой экипажа под непосредственным руководством старших помощников. Надо сказать, складывалось впечатление, что ни один процесс на корабле не обходился без его личного участия. Он был практически вездесущ. Зная каждого человека, включая пассажиров, не только в лицо, но и по именам, Кинахем не оставлял без внимания ни одной их проблемы. В течение дня его можно было встретить в любой самой неожиданной части судна отдающим распоряжения, контролирующим работу или просто по-дружески беседующим с несколькими матросами или с кем-нибудь из пассажиров. Вообщем, в том, что принц в данный момент находится на верхней палубе, Дара не сомневалась. Винс прямо из рубки отправился в камбуз, патетически заявив, что «наводнение наводнением, но он объявит бунт, если будут так мало кормить». Ближайший час его больше нигде можно себе не представлять. Знакомый матрос Ройка Гауден тоже внизу. Ройка этим фактом сильно недоволен: Дара видела его только что, он на вахте и мрачно обходит палубы. Пассажирам проще, никаких обязательств, хочешь – скучаешь в своей каюте, хочешь – стой на верхней палубе, раз капитан не против. Должно быть, поэтому вокруг так мало пассажиров. Старик Фаргул, например, подобного не пропустит; ещё и советами всех забросает: море ведь в прошлом его тематика. Джейн по доброй воле с верхней палубы тоже ни за что не спустится. Дара хмыкнула, вообразив на секунду, как четверо матросов волокут эту пятнадцатилетнюю атаманшу к трапу, а она сопротивляется и распевает революционные песни. «За любой кипеж, кроме голодовки» - это не про Джейн: такие, как она, согласятся даже на голодовку... Услышав за спиной знакомые лёгкие шажки, Дара удивлённо обернулась:
- Джейн? Привет!
- Ты почему здесь? – воскликнула подбежавшая, как всегда, Джейн Лутер. С этой девчонкой Дара подружилась в первый же день на «Нипере», и спустя ещё сутки узнала в ней и её брате Джоне ребят, с которыми когда-то ходила в одну танцевальную студию. «А познакомились только здесь… Бывает же такое!» - не переставала поражаться она. В свои пятнадцать Джейн выглядела старше Дары и была настоящей красавицей.
- А ты почему? Я только что работу закончила. И где мне надо быть?
- Да там, на верхней! Там такое!.. Мы с Джонни там полдня простояли и сейчас опять пойдём, - азартно сообщила Джейн, тряхнув высоким хвостом густых смоляных волос и синими ромбиками-подвесками в ушах. – Пошли с нами!
Дара поморщилась. Да, насчёт Джейн она не ошиблась. Сейчас будет уговаривать…
- Я… Знаешь… - она лихорадочно перебирала в уме наиболее убедительные причины для отказа. «Болит голова». Как-то банально.
- Мне Винс сказал… - неуверенно начала она.
- Я с ним поговорю. Идём, - Джейн решительно взяла Дару за руку.
- … и болит голова! - торопливо выпалила Дара, высвобождая пальцы из сильной ладошки Джейн.
Та обернулась и совершенно по-детски расширила свои и без того большущие чёрные глаза:
- Не могу поверить… тебе не интересно?!
- Не в этом дело, Джейн… Просто… ну что там… особенного?..
- Да они… они там по реям ползают! Вообще как в кино!
- Ползают?.. – Дара попыталась вспомнить, что именно называют «реями», а когда вспомнила, глаза её тоже начали расширяться: - Как это, ползают… Кто?
- Ну, разумеется, матросы! – звонко захохотала та. – А ты что подумала? Андри, Торн, Дамелон и Баск, – без запинки доложила она. С молодыми людьми из экипажа она, в силу общительности характера, была не только хорошо знакома, но и вполне дружна. – Больше специалистов по парусным работам на высоте в команде не нашлось. Вернее, капитан не доверил. Он и боцмана на мачту не пустил, хотя, говорят, у того огромный опыт на эту тему! А сам-то наверху, - вздохнула она почти с завистью.
- Капитан?..
- Да пойдём, сама увидишь! – Джейн подтолкнула подругу к трапу.
На верхней палубе выросла грандиозная конструкция. Казалось, «Нипер» стал выше вдвое. «Небесный город», - ахнула про себя Дара, глядя на стройные стволы мачт, утонувшие в паутине растяжек, словно деревья в густой листве. Там, наверху, кто, стоя на вантах, кто, лёжа животом на рее, четверо матросов крепили паруса, выполняя негромкие указания капитана, находившегося на самом краю и занятого, по всей видимости, тем же делом. Внизу под ними суетились люди. На вскидку, целая толпа. Боцман Кий Ллельд отдавал команды на незнакомом морском наречии, матросы бодро реагировали, совершая свою часть этого на удивление слаженного, похожего на ритуал, действа, и было впечатление, что только этим здесь все всегда и занимались. Вдоль борта негромким ульем жужжали пассажиры. Впрочем, расстановка сил на палубе Дару больше не интересовала. Забыв обо всём на свете, она, щурясь от солнца, заворожённо смотрела наверх. Люди на рее казались очень маленькими, и, мысленно взглянув на себя с их высоты, она испытала лёгкое головокружение.
- А это не опасно? – спросила она, обращаясь к подруге.
- А сама как думаешь? - коротко засмеялся какой-то загорелый и мускулистый, как все матросы, парень в полосатой майке, крепивший толстый канат рядом с Дарой.
Джейн же на это лишь демонстративно хмыкнула.
- Опасно будет, когда паруса наполнит ветер, – мечтательно сказала она. – А если бы ещё и шторм!.. Эх, меня вот только туда никто не пустит, у меня ведь нет за душой трёх лет под парусами, как у них…
Матрос, как раз закончивший вязать узел, рассмеялся ещё громче, отходя вглубь палубы под насупленным взглядом Джейн Лутер.
Дара всё смотрела и смотрела вверх, не замечая, что слезятся от солнца глаза, и что-то периодически говорит ей подруга. Всем своим существом она была там, на мачте, и даже ещё выше, выше самой её вершины, там где в обычное время летают птицы… И она парила, окидывая взглядом море, - не приближается ли ветер, чтобы напоить эти томимые жаждой паруса? Она представляла, что где-то далеко за горизонтом родился маленький порыв, вздохнул и снова затих, запутавшись в верхушках вековых сосен. А потом встрепенулся и снова вздохнул, уже смелее… И она слышала мамин голос, вновь и вновь, как в детстве, повторяющий строки того самого, её любимого, стишка:
«- Ты кому, большая ёлка,
В небе пасмурном киваешь?
И не ты ли втихомолку
Тучи с тучами сшиваешь?
- Что ты, маленькая мушка,
Я не шью и не тачаю.
Я тихонько на верхушке
Ветер маленький качаю»…
- Да-а-ра! – кто-то тряс её за плечо. – Ты спишь, что ли?
Дара заморгала, нехотя покидая тёплый и уютный уголок своего воображения.
- Я… Нет, вроде…
- Дар, ты меня пугаешь. Третий раз тебя зову! Я говорю, приду через минуту. Не уходи без меня! – и раньше, чем Дара успела что-либо ответить, Джейн упорхнула из виду.
Дара огляделась. Кажется, начинало смеркаться. Девушка обнаружила, что помимо капитана и его помощника на палубе осталась одна она. Паруса были подготовлены, с мачт все давно спустились, принц уже освободил команду и теперь вместе с одним из вахтенных матросов ещё раз перепроверял узлы креплений, пытаясь оценить работоспособность всей системы в целом.
Она поёжилась, почувствовав, что немного замёрзла. Неужели и правда она уснула стоя? По ощущениям, просто глубоко задумалась… Что она пропустила? И куда убежала Джейн? В любом случае, уйти отсюда просто так будет теперь не очень вежливо... Но и торчать здесь одной в ожидании подруги тоже было как-то неловко, поэтому, помявшись ещё немного, она набралась храбрости и сделала несколько шагов в сторону находящегося невдалеке принца. Стоя на коленях, в выгоревшей чёрной бандане и с небрежно подвёрнутыми до локтей рукавами ещё недавно белой рубашки, тот сматывал в тугую тяжёлую бухту длинный конец какой-то лохматой верёвки.
– Красиво получилось! – сказала она, окидывая взглядом теряющиеся в угасающем небе мачты.
- Тебе правда нравится? – не прерывая своего занятия, спросил он. Дара молча кивнула, всё ещё не до конца выйдя из своей странной задумчивости. Принц выглядел чуть уставшим, но лицо его светилось, и лёгкая улыбка блуждала на губах. Кажется, то, чем он занимался, доставляло ему истинное удовольствие. – Не идеально, конечно, но главное, чтобы надёжно. Ведь на таком судне, как «Нипер», никто ничего подобного никогда не делал. Мы первые.
- Да… - вздохнула она. - Вряд ли кому-то и в страшном сне могло присниться, что это будет единственным выходом.
Кинахем усмехнулся:
- Повод не лучший, согласен… Но конструкцию, честно говоря, я продумывал давно. Самые сложные узлы были подготовлены на берегу незадолго до катастрофы. Если бы не это… - он с сомнением повёл плечом и замолчал.
Дара хмыкнула:
- А почему бы тебе тогда было просто не приобрести парусное судно, а «Ниперу» не предоставить возможность остаться самим собой?
- Самим собой? – принц взглянул на неё с интересом. – Что ты имеешь в виду?
Дара совершенно не собиралась умничать, и сразу же пожалела, что полезла не в своё дело. Кто она такая, чтобы давать капитану советы относительно корабля? Это получилось как-то само, и теперь под заинтересованным взглядом Кинахема она почувствовала себя неуютно. Извиняющимся тоном она переформулировала свой вопрос:
- Ну… ты всегда переделываешь тех, кого любишь, под себя?
И тут же покраснела под ещё одним коротким взглядом, в котором к интересу теперь добавилась ирония, поняв, что, на этот раз, кажется, явила миру неподражаемую бестактность. Да что там бестактность – просто немотивированный наезд какой-то! Окончательно проснувшись, она лихорадочно соображала, как теперь выпутаться и сгладить ужасное впечатление, вызывать которое у принца – Господи, ну почему именно у него! - она желала бы в последнюю очередь. Лучше бы ей остаться у трапа и вообще не подходить к капитану… Но отступать было поздно, и поскольку ничего хуже выдать, наверное, было уже невозможно, она пробормотала упавшим голосом:
- То есть… тебе настолько сильно нравятся паруса, что ты… готов…
Понимая, что её опять заносит куда-то не туда, Дара замолчала. Но включиться и начать мыслить чётко она всё ещё не могла. Ей хотелось провалиться сквозь землю. «Сквозь палубу, - поправила она себя. – На самое дно, к хищным рыбам…»
Кинахем выдержал показавшуюся ей вечной паузу, не оставляющую надежды на то, что он мог ничего не заметить, после чего ответил невозмутимым тоном:
- Я не силён в психоанализе и не уверен, что правильно понял психологический подтекст твоего вопроса, но думаю, что всё-таки не готов. И хотя мне действительно нравятся паруса, я пока не собираюсь давать волю своему маниакально-депрессивному перфекционизму и обвязывать ими всех, кого люблю.
«Что ж, учтивая насмешка – самая мягкая плата за подобную глупость и неуклюжесть».
– Паруса – удовольствие недешёвое, - продолжал принц, - а в условиях сложившегося экономического кризиса ресурсы приходится экономить. Разве только удастся взять кого-нибудь на абордаж, – он снова глянул на неё, продолжая ловко и аккуратно, виток к витку, сматывать ставшую похожей на бочонок бухту.
Конечно, так и есть. Его глаза смеялись. Но… Как ни старалась, она не могла обнаружить в них и тени насмешки. Это были весёлые глаза друга, приглашающего её посмеяться над собой вместе.
– А за «Нипер» ты не беспокойся, - добавил он с улыбкой. - Не каждый день встретишь теплоход, который мечтает стать парусником.
- Мечтает..? «Нипер»? – Дара на секунду даже забыла о своём смятении.
- Ну да, мечтает, и ещё как. Ты удивлена? Интересно, разве не ты только что отстаивала передо мной его право на мечту? Он поделился со мной своей страстью к парусам в первые же часы нашего знакомства. Впрочем, спроси его сама, возможно, он и тебе захочет рассказать об этом.
Было почему-то даже неважно, шутит он или нет. Просто в этот момент внезапно возникло странное ощущение, будто она уже видела когда-то эти глаза, приветливые и понимающие глаза цвета мокрого асфальта, его глаза, будто она знает их всю жизнь, а на душе вдруг стало так тепло и радостно, что она засмеялась:
- Хорошо, я обязательно поинтересуюсь у него. Мне очень нравится этот корабль!
- Я в курсе. И, между нами, это у вас взаимно.
- …А правда, что ты и те четверо матросов целых три года плавали на настоящем паруснике? – вновь, уже легко и беспечно, не боясь показаться какой-нибудь «не такой», спросила она.
- Я – три, а кто-то и все пять. Военный фрегат «Мечта». По-разному, и в разное время, но все мы попали на «Нипер» именно оттуда.
- Военный… Вы, значит, воевали?
- Всерьёз не довелось. Хотя некоторые жалеют. Случалось разное, - граница есть граница, - но в основном по мелочам.
- Ты тоже жалеешь?
- Война не единственный способ подтвердить свой статус, каким бы он ни был – просто мужчина, моряк, или даже воин. ...Всё! – объявил он, поднимаясь с колен и обращаясь к своему помощнику. – Спасибо, Гет. Можешь пока идти и возвращаться по времени. Нам остаётся только ждать ветер!
Матрос широко улыбнулся и кивнул, взмахнув рукой в каком-то неизвестном ей морском жесте, и по этой улыбке Дара поняла, что настроение его тоже приподнято, и, несмотря на усталость, ему в радость выполнять распоряжения капитана.
- А ветра-то по-прежнему нет, - заметила девушка.
Кинахем посмотрел на небо, на котором проступали первые звёзды, и задумчиво сказал:
– Рано или поздно это случится. Кто знает, может быть, людям ещё подвластно изменить то, что впоследствии сможет исправить лишь Возвышенная Душа… Как ты думаешь?
– Ты так сильно веришь в неё… А какая она, эта Душа? Что мы ищем, Йегрес?
Он отрицательно покачал головой:
– Я не верю, я знаю. Не спрашивай как, я не могу объяснить этого даже самому себе… Но знать и верить – всё же немного разные вещи, правда?
Девушка кивнула. Она верила ему. За проведённое здесь время она уже начала привыкать к тому, что этот юноша видит и чувствует не так как все, глубже и точнее; что он уже услышал то, что она не успела – или не захотела – произнести вслух. Она улыбнулась и посмотрела на него:
– Тогда почему ты уверен, что это не ты? – и перебивая уже готовый сорваться в ответ дурашливо-нетерпеливый жест: – ..или не я! Или не мы с тобой?
– А я не уверен! Ты, мы с тобой – почему бы и нет?.. Может, это вообще коллективный разум! - он говорил легко, и было непонятно, смеётся он или всерьёз.
– И в чём наша миссия, как Возвышенной Души? – в тон ему продолжила она.
Принц снова посмотрел на звёзды, словно пытаясь прочесть где-то там ответ:
– Она должна… объять необъятное… провести перекрёсток в судьбе Меалины где-то раньше и… направить её по другому пути…
– «Объять необъятное»! – воздев руки к небу, воскликнула Дара. – Так вот: я думаю, что никакие люди не смогут сделать этого. Однако, раз Душа существует, то у нас будет и ветер. ..Да, будет!.. – крикнула она наступающей тьме, и отзывчивое водное эхо подхватило её голос.
В этот момент их взгляды встретились, и воцарилась напряженная тишина.
– Ты чувствуешь?.. – спросил он.
– Да, – прошептала она. И оба резко обернулись. Внезапно вдалеке раздался гул; на секунду затихнув, он повторился ближе, и в следующий миг сильный шквалистый ветер натянул паруса. Мачты заскрипели, корабль качнулся и двинулся вперед, набирая скорость.
Они смотрели друг на друга в полном молчании.
Как ты это сделала?
Я?
Ты что-то сделала, ты позвала ветер.
Но я ничего не делала! Это не я…
Это ты.
Мощное «ура!» сотрясло палубы «Нипера». К молодым людям почти вприпрыжку подбежала появившаяся, наконец, Джейн Лутер. Оглушительно крича вместе со всеми, она с разбегу притянула их обоих к себе в коротком и бурном объятии, и, провозгласив:
– С нами Вселенная, дорогие друзья! - понеслась дальше.
Кинахем и Дара снова переглянулись, и, засмеявшись, поспешили к трапу.
Уже у самой лестницы принц остановился и, тронув её за плечо, сказал, глядя в глаза:
- Элдари, беги к Винсу. Матросов – сюда. Ллельд, Риз и Даэнер мне тоже нужны здесь.
Обычный приказ, каких за сутки на корабле отдаётся, наверное, тысяча. Ничем не примечательное содержание, стандартные формулировки, привычные чёткость и безапелляционный тон. Но в том, как произносил эти несколько коротких фраз капитан Кинахем, присутствовало что-то ещё, что-то особенное, отчего его приказ сразу становился чем-то большим, чем просто распоряжение старшего по званию. Какая-то спокойная, согревающая сила во взгляде; мягкий голос, каждое слово, сказанное которым, почему-то падало прямо в сердце… Такой приказ, - Дара вдруг осознала это, впервые ощутив на себе, - не только хотелось исполнить, возникало желание выполнять поручения этого человека снова и снова. Во власти странного, неожиданно нахлынувшего вдохновения она бежала в рубку и, кажется, только теперь начинала понимать, в чём загадка удивительной сплочённости экипажа этого корабля.
;
5. Снова в пути
- …А может быть, ветер - дело рук Энтале?
Этот вечер все трое – Джон, Джейн и Элдари – коротали в кубрике, за маленьким столом, за которым частенько собиралась интересная компания, и почти всегда находилось, с кем поболтать.
- Энтале Мор? Очаровательная барышня. Только она-то причём? - Андри Иесайнен по прозвищу Одиссей разливал по чашкам горячий чай. Прозвище досталось ему ещё со времён службы на «Мечте», где он провёл пять лет и теперь много и с удовольствием рассказывал о тех временах. Коренастый двадцативосьмилетний матрос с весёлыми голубыми глазами и выгоревшими на солнце курчавыми волосами ощущал себя в компании этих птенцов чем-то средним между наставником и нянькой.
- Да она же ведьма, - небрежно бросила Джейн. - Выдерга.
- Что ещё за «выдерга»? – не поняла Дара.
- Колдовство такое древнее. Дед про него в детстве рассказывал. Помнишь, Джонни?
Джон кивнул. Он был совсем ненамного старше Джейн и тоже очень хорош собой.
- Помню, только с чего ты взяла, что Энтале Мор – выдерга?
- Баск её впустил. Собственными глазами видел, как она через борт из моря на палубу вылезла, - заговорщически прищурив глаза, пояснила Джейн.
- Ох и Баск… Горазд сочинять, - ухмыльнулся Андри. - Дамочка эта, если хотите знать, появилась на судне вместе с вами двоими, в той же группе пассажиров, принятых со спасательного лайнера. Тем вечером я её впервые здесь и увидел.
- Так оно и понятно! - Джейн через стол наклонилась к собеседникам, понизив голос до таинственного полушёпота: - Ещё дед говорил: «Нежить-сумеречница зоркая да хитрая, от людей хоронится, под людей обставляется». Нарочно подстраивает, чтобы никто ни о чём не догадался.
- А что вообще за история? – заинтересовалась Дара.
- История приключилась с Баском. Был вечер. Всё верно, тот самый, когда мы с Джонни в числе других потерпевших поднялись на корабль. Суета улеглась, люди были размещены по каютам, палубы опустели. Баск дежурил. И вот, шёл он по главной палубе, проверял всё ли в порядке, всё-таки целая толпа пробежала. Вдруг видит – на полу впереди валяется что-то, вроде тряпки или мочалки какой-то.
- Мочалки… - усмехнувшись, покачал головой Андри. Без объяснений было понятно, что именно он думает про правдивость этой истории.
- ..Подошёл, смотрит, глазам не верит: женские волосы! Длинные, говорит, зелёные, и как будто с проседью. Баск глаза протёр, думал, может кусок тины забросило, ногой его к борту пинает, а он ни с места! Нагнулся, хотел руками выкинуть, - а волосы не берутся, как гвоздями прибитые. Пригляделся и видит: волосы эти между досок торчат, словно вот только что посреди палубы выросли. Испугался он, да как дёрнет! И выдернул. А ведьма ведь только того и ждёт. И вот, в руках у него уже пусто, а в самом конце палубы, у кормы, откуда ни возьмись, женщина, стройная, с длинными зелёными волосами. И сидит она на бортике…
- И вместо ног у неё рыбий хвост, - ввернул матрос.
- Откуда ты знаешь? – удивлённо воскликнула Джейн. - А Баск клялся, что никому больше не рассказывал, всё равно, мол, не поверят!
- И после этого ещё считается, что матросы на вахте не употребляют!
Элдари и Джон засмеялись, а Джейн, негодующе фыркнув, продолжала:
- ..«Спасибо, - говорит она, - что впустил меня. В море плохо сейчас, тяжко ему, теряет оно свою суть. За это я тебя отблагодарю…» – Андри хрюкнул прямо в опрометчиво поднесённую к губам чашку, едва не подавившись чаем, и тут же поймал ещё один сердитый взгляд рассказчицы. – «Есть у меня, - говорит, - кое-какие завязки. Принесу удачу». Смотрит Баск, а хвоста у неё уже нет, стоит она ногами в полусапожках на палубе, и волосы - не зелёные, а русые и в пучок собраны. Повернулась и пошла, смеётся, зубы белые в темноте… Ничего он сказать не мог, только смотрел ей вслед, открыв рот. …И знаешь, Андри, сейчас Баск придёт, спроси у него сам, вместо того, чтобы иронизировать!
- Баск не придёт, он как раз на вахте, - посмеиваясь, отозвался тот. - Вернётся – глядишь, ещё чего-нибудь расскажет. Что-нибудь про то, как отблагодарила его мадам Мор…
- Андри, ты материалист, - шумно выдохнув, изрекла Дара.
- …Матери… кто? – переспросил матрос тоном, вызвавшим всеобщий хохот. - Вот пригвоздила – так пригвоздила… - растерянно продолжал он, наслаждаясь реакцией. – Не ожидал от тебя… Культурная такая, на вид, девушка… Джейн, можешь считать себя отомщённой. И главное, Джонни, - за что?.. Сама, смотри, Баску во время дежурства не попадись! А то расскажет потом: видел, мол, нашу Дару, вылетела она из кубрика, хохочет – зубы страшные белеются, на голове не то тряпка, не то мочалка, подошёл к ней, хотел дёрнуть за что-нибудь, для храбрости, а она как побежит за мной, и всё по «матери» да по «матери»!.. – Одно удовольствие смешить этих малолеток.
Наконец, когда все успокоились, он подошёл к открытому окну, и наставительно произнёс, доставая сигареты:
- Я не материалист, Дара. Я, Дара, реалист. Материалист, он что? Ни во что не верит. А я верю. Но не в россказни всякие, а в то, что на жизнь опирается. Критерий, знаете ли, истины, оно – практика!
- И во что же ты веришь? – спросил Джон. – Что ты думаешь про ветер?
Андри помолчал, закуривая.
- Про ветер вообще размышлять можно долго… Много ветров, и все они разные, у каждого свой нрав и своя повадка. И нигде так не узнаешь их и не полюбишь, кроме как на парусах… Взять, к примеру, пассаты: они – друзья. Не бывает ветров преданней пассатов. Есть бризы, ласковые и непостоянные, как женщины. Но если бриз – дама сердца, возлюбленная, с которой ждёшь встречи и тоскуешь, когда наступает штиль, то муссон – это жена, необъятная, предсказуемая, как махровый халат или звон разбитой о стену тарелки… И – верная. Зарядит, так уж на полгода... Хотя нам, морякам, что за беда, - летишь сквозь них от одной к другой, знай лишь какой парус на крыло поставить... А бывают ещё шквалы – воплощение вселенской ярости.
- Ревнивый муж вернулся из командировки… - хихикнула Джейн, не удержавшись от подколки.
- ...Не угадала, - медленно и зловеще возразил Андри, переводя на неё не предвещающий лёгкой расплаты за нахальство взгляд. - Шквал похож на внезапную кару богов. – Матрос потушил сигарету и будто бы невзначай сделал шаг в сторону Джейн. - Он возникает неожиданно и ниоткуда, он не дует, а бьёт, - ещё несколько вкрадчивых шагов под начинающийся смех, и Джейн с искрящимися весёлым испугом глазами осторожно выбирается из-за стола. - И не просто бьёт, а разит, сметая всё на своём пути, переворачивая корабли…
В этот момент дверь открылась, и в проёме появилась массивная фигура.
- Здорово, ребятишки! Сказки слушаем?
- Привет, Дис! Нам Андри про ветер рассказывает! – Джейн юркнула за широкую спину трюмного моториста.
- А, про ветер… Одиссей, не всё хоть к бабам свёл?
Девчонки с тихими смешками переглянулись, а Джон спросил:
- Андри, а ты видел шквал?
- Нет, - серьёзно ответил матрос. – Но слышал, как рассказывали те, кто видел. Вот наш боцман, к примеру. Кстати, это он ветер высвистел.
- Высвистел? Как это?
- Да как только ветер в разные времена не вызывали – мачту скребли, швабру за борт бросали, узелки вязали, паруса мочили – смех один! – а верней способа, чем свист, в море нету.
- Не знаю, кто чего высвистывал, но чувствую, досвистелся. Шторм будет, - потирая ногу, мрачно сообщил Дис, присаживаясь за стол.
- Что, неужто ломит? – нахмурился Андри.
- Как положено… Да не слабый, по ходу, шторм.
- Чёрт… Ну что ж, ведьмины связи нам в помощь! – ободряюще подмигнул матрос притихшим юным собеседникам под недоумённым взглядом Диса и, будто священный огонь, воздел к потолку железную кружку с чаем.
Возвращаясь в свою каюту, Дара выбрала самый длинный путь, и не торопясь, шла по главной палубе, восторженно глядя на прекрасную в лунном свете, чуть взволнованную, бесконечную морскую гладь. Её душа была очарована волшебством этого моря, этой ночи, этой жизни со всеми её волшебными мелочами… Любоваться мощью и величием огромных, натянутых ветрами парусов; сидеть в кубрике и в сумеречном свете слушать загадочные, теребящие воображение истории – про ведьму, про шквалы и про таинственный свист… - разве это не волшебство? А может, и чай из чайника Андри был волшебным? Иначе отчего так захватывает дух и хочется лететь!
Шквал… «...Появляется неожиданно и ниоткуда… Не дует, а бьёт, и не просто бьёт, а разит, сметая всё на своём пути…» Но как? Как ей могло присниться то, чего она никогда не видела, о чём никогда нигде не слышала? Ведь это был самый настоящий шквал, тогда, во сне!.. Или… не во сне?..
А ветер? Вот, значит, как… Это боцман…
- Высвистел… - прошептала она, словно пробуя на вкус какую-то новую незнакомую магию. И тихонько посвистела.
- Зря…
Дара вздрогнула и повернула голову. Перед ней в свете полной луны стояла Энтале Мор. Как обычно, в скромной закрытой блузе, юбке до колен, русые волосы собраны в тяжёлый пучок позади шеи. «Учительница первая моя…» - машинально промелькнуло в ошеломлённом сознании.
- Добрый… вечер, - неловко поздоровалась девушка, пытаясь успокоить сердцебиение.
- Свист на корабле – плохая примета, - задумчиво произнесла Энтале. - Жди теперь шторма…
- Но… нам матросы рассказывали, что свистом вызывают ветер.
- Свистят, бывает. Но не просто так. Не делай того, чего не понимаешь, - взгляд блестящих глаз был спокоен и ласково-серьёзен. Что-то не была она похожа на ведьму, эта строгая молодая женщина с мягкими чертами приятного лица. Скорей, и правда, на добрую учительницу, сделавшую замечание первоклашке.
- Но как же тогда вообще хоть что-нибудь понять, если ничего не делать? – немного осмелев, улыбнулась Дара.
- Есть время испытывать на прочность, а есть время удерживать в равновесии.
Дара задумалась. А потом сказала зачем-то:
- Говорят, что этот ветер – наш боцман… высвистел, - она произнесла это слово уважительно, будто какой-то особый морской термин.
- Нет… Ветер не он позвал… - склонив набок голову, пристально глянула на неё Энтале и, вдруг засмеявшись, пошла по палубе прочь.
Дрожь пробежала от этого смеха по воде, разлилась по воздуху. Это ты, - тихой рябью всплыли в памяти глаза капитана. И снова заныло в груди от восторженного переживания какого-то совсем настоящего, близко подкравшегося волшебства.
Девушка посмотрела вслед Энтале Мор и увидела вдали сидящую прямо на бортике у самой кормы женщину. Её длинные волосы развевались на ветру, отливая в лунном свете малахитовой зеленью. И Дара могла поклясться, что прежде чем с тихим всплеском сорваться в море, та сверкнула в воздухе серебряной чешуёй огромного рыбьего хвоста…
Протекло ещё два дня – дня, наполненных надеждой и общим душевным подъёмом, потому что это были два дня пути. Люди шутили, смеялись, рассыпавшись по палубам, а вечером даже спонтанно состоялся маленький праздник с музыкой и танцами на корме средней палубы, куда боцман Кий Ллельд вышел по привычке с губной гармошкой. Тут же выяснилось, что один из пассажиров обладает приятным камерным баритоном, а кое-что из кухонной утвари вполне сошло за бубен. Ну, а уж плясать, подпевать и хлопать в ладоши в этот вечер хотелось почти всем, не занятым в управлении кораблем. Впрочем, улучив минутку, и те старались заглянуть туда, где человеческое веселье так истово перебивало разлитый в воздухе тлетворный аромат безысходности.
Менуэт, сальса, да хоть лезгинка (а Кий, казалось, мог исполнить что угодно) – было всё равно, что танцевать, и неважно, умеешь ли танцевать вообще. Джон и Джейн взяли на себя роль танцевальных гуру и главных затейников; они вытащили на воображаемый паркет всех, кого только смогли, так что скоро на корме не осталось места, и людская масса выплеснулась на палубные веранды. Обрадованная Джейн тут же попыталась организовать круговое шествие по средней палубе с проходом через нос корабля, но, увидев выражение лица вахтенного матроса, с несвойственным для неё благоразумием решила всё-таки отказаться от этой затеи.
Последний танец под трогательную немецкую песенку «Лили Марлен» Дара подарила самому боцману, который передал свою гармошку только что поднявшемуся на корму капитану, и галантно пригласил её, чтобы продемонстрировать мастер-класс и в этом виде искусства.
- Никогда бы не подумала, что вы умеете так танцевать! – с искренним восхищением заметила девушка, которая обожала танцы и самозабвенно танцевала весь этот вечер. - И что капитан играет на губной гармошке тоже!
Боцман веско кивнул:
- Он танцует, поверь, не хуже меня. Принц парень что надо. Моя школа.
- Это вы его научили?
- Его не больно-то научишь, он учится сам, чему захочет. Тот ещё фрукт. Упрям, самоуверен, и никогда не понять, что у него в голове.
«Вот это характеристика…» - хмыкнула про себя девушка.
- Лучше, чем он, капитана не сыскать, - тем временем, весьма нелогично подытожил своё высказывание Кий Ллельд.
- Мне кажется, его все здесь любят.
- Люди преданы ему. Да не в этом дело. У парня дар… к морю….
Дар к морю…Разойдясь со своим партнёром в импровизированном хороводе танцующих, Элдари на время погрузилась в собственные мысли, невольно обдумывая услышанное. «Люди преданы ему». Не вызывало сомнений, что это правда. Принц был непосредственен и прост в общении. Он являлся желанным гостем и в пассажирской кают-компании, среди людей, с которыми был знаком всего несколько дней, и за маленьким столиком в кубрике, где встречались и такие, кто помнил его ещё мелким пацаном-юнгой и с кем он делил матросский кубрик другого судна. Его любили за весёлый характер, за смелость и бескорыстие, за ум и чуткость. В нём была на удивление гармонично сформирована грань, позволяющая сочетать все эти располагающие человеческие качества с неизбежной для лидера твёрдостью, необходимой для того, чтобы иметь возможность нести ответственность за людей. Но главное было не в этом. Едва он входил в ипостась капитана, дружеская привязанность со стороны людей мгновенно перерастала в безоговорочную преданность, и эта странная власть над собой, которую они вручали ему сами, уравнивала перед лицом друг друга всех членов экипажа. На первое место в нём выходила некая очевидная, не подвергаемая сомнению сила, никогда нарочно не демонстрируемая им, но преисполняющая его взгляд, жесты, манеру говорить, и незримо стоящая за каждым событием, – от самого мелкого распоряжения до глобальной перемены стратегии, - происходящим на корабле. И это не была сила страха, агрессии или какого-либо иного давления, это не была сила и данного ему по факту рождения высокого социального статуса, это была глубокая, спокойная и бесстрастная сила, - казалось, действительно, самого моря…
Когда все пары заняли прежние места, девушка вновь обратилась к Кию Ллельду, вспомнив некоторые свои случайные наблюдения и в каком-то спонтанном порыве захотев сделать старику приятное:
- Я могу ошибаться, но мне показалось, что к вам у принца какое-то особое отношение. ..Как к наставнику, что ли… Даже не знаю…
- Особое отношение? – боцман хрипло хохотнул. - Да, держу пари, он сейчас с ОСОБЫМ отношением проклинает меня и мою гармошку, и всё, чего хотел бы, - он подмигнул девушке, - это поменяться со мной местами.
Данное заявление тянуло на комплимент. «Интересно, сколько шутки в этой шутке?» Забыв улыбнуться в ответ, Дара не удержалась и бросила испытующий взгляд в сторону Йегреса Кинахема. И тут же отвела глаза, обжёгшись о встречный взгляд капитана.
Поворот, поддержка, дружные взаимные овации. Танцы на этом закончились.
- ..Что Кий? Опять ворчит? – вместо приветствия добродушно поинтересовался принц Кинахем, подойдя к ней под шум заключительных аплодисментов.
- Сказал, что ты «тот ещё фрукт», - чистосердечно заложила боцмана девушка. Оба засмеялись.
- И что лучше капитана не найти, - добавила она.
- Да-а, вот мне он такого никогда бы не сказал, – со смехом произнёс принц. – Ты прямо на глазах делаешь этот мир добрее!
О чём ещё говорил боцман, она промолчала. Хотя подозревала, что Кинахем, каким-то непостижимым образом, наверняка, знает уже и это.
Теплый, ровный ветер, наполнявший паруса, час от часу становился все сильнее, унося «Нипер» всё дальше в неизвестность.
;
5. Йегрес Кинахем
Йегрес Кинахем родился в море. Нет, не на корабле, а именно в море, в холодном северном море, как испокон рожали все женщины в поселении, где жила его мать. Самая прекрасная девушка на острове, Лерминад была возлюбленной короля этого маленького островного государства. Высокая и тонкая, со светлыми волосами до колен и чудесной улыбкой, она вполне была достойна сравнения с богиней любви из любого мифологического источника. Йегрес, необыкновенно похожий на мать, как внешностью, так и открытым нравом, стал внебрачным, младшим и любимым сыном венценосного Кинахема.
Опасаясь мести своей супруги, весьма влиятельной особы, брак с которой традиционно являлся не более – и не менее – чем данью внешней политике, король принял решение на время удалить Лерминад с малышом с острова. Но, будучи не в силах расстаться с ними надолго, он поселил их на одном из своих кораблей, на котором часто пересекал океан по разным торговым делам, вверив неусыпной опеке капитана, своего преданного друга, Кия Ллельда.
Весёлая и отважная, Лерминад не только не воспротивилась такому образу жизни, но со временем и сама стала настоящей морячкой, достойной звания капитана. Многому из того, что узнавала сама, она учила сына, многому они учились вместе. И уж конечно, амбициозный монарх не скупился на учителей для принца, завербовав в каждом порту по десятку опытных репетиторов. Не прекращалось обучение и во время плавания, включая и те три года, которые юный Кинахем провёл на пограничном фрегате, принадлежавшем парусной эскадре обширного флота этого государства. Впрочем, по складу ума и качеству памяти мальчик относился к тому счастливому типу людей, что схватывают информацию почти играючи и в своей готовности к восприятию нового задают вопросы, не дожидаясь ответов, потому что успевают ответить себе на них сами. Так что, принимая управление кораблём в семнадцать лет, юноша был крепко образован во всех возможных областях, как актуальных для будущего капитана, так и не имеющих к данному роду деятельности никакого отношения.
В этот год король подарил сыну «Нипер» - небольшое, но новое и современно оборудованное судно, вполне соответствующее их королевской фамилии. Йегрес быстро освоил его, а затем уговорил Кия Ллельда присоединиться к своей команде. Уговорил без особого труда: старый моряк любил мальчишку как родного сына, и разлука с ним оказалась для него тяжелее разлуки с кораблём или с капитанским званием.
Мать принца больше не плавала. В сорок лет она родила королю дочь, дивную белокурую малышку, но на этот раз осталась в поселении – здоровье всё-таки стало уже не то, да и мстить было толком некому: король здравствовал и не собирался умирать, обязанности и права были определены, наследство поделено…
Принц Кинахем ходил на «Нипере» четвёртый год, занимаясь под прикрытием торговли переправой особо ценного груза и охраняемых персон государственного значения, и, наверное, действительно больше всего в этот период напоминал известного капитана Артура Грея. С той лишь разницей в их истории, что однажды, едва «Нипер» отошёл из последнего порта, на земле хлынул дождь. Начавшись как самый обыкновенный ливень, он закончился спустя много дней, оставив за собой стёртые берега и тысячи зачёркнутых судеб.
С окончанием дождя всё на корабле изменилось. Привычное течение жизни остановилось, люди судорожно искали решение, рассчитывали маршрут, подбивали остатки провизии и горючего. А капитан… Капитан стоял на верхней палубе и слушал.
Слушать научило его море. Он не помнил, когда, - когда-то очень давно, ещё в детстве. Долгими звёздными ночами, штормовыми рассветами, дождливыми вечерами он стоял на палубе, не чувствуя ни жары, ни холода, промокший до нитки или рискующий получить солнечный удар, - и слушал море. И никто не имел власти увести в этот момент ребёнка в каюту, так что постепенно всем пришлось смириться с этой странностью маленького принца. Но именно с тех пор информация стала приходить ему сама, достаточно было лишь захотеть, настроиться, спросить… И всё то, что он делал впоследствии, он делал, потому что знал, и ни разу не ошибался в этом. Правда, оставались закоулки, в которые он не мог проникнуть своим сознанием, и тогда приходилось полагаться на интуицию и ждать, и снова слушать…
Про неё принц тоже услышал. И почувствовал, куда надо плыть. Он не знал, кто она, но знал, что она в беде. Он не на шутку озадачил боцмана Ллельда, когда, в ответ на волнующий команду вопрос о причине смены курса, показал рукой куда-то в сторону запада и не вполне уверенно выдал загадочную фразу: «Там… человек за бортом…» Боцман посмотрел на совершенно чистую линию горизонта, потом снова на капитана, и, решил взять все вопросы, поступающие от старшего состава, на себя.
На вторые сутки курса вест-зюйд-вест, напряжённо вслушиваясь вдаль, Кинахем вдруг начал вспоминать… И когда на горизонте наконец материализовалось маленькое, неопределённо-расплывчатое пятнышко, он уже не удивился и лишь тихо произнёс: «Ну здравствуй, Элдари…»
Он не помнил, что и когда их связывало. Трудно вспоминать то, что осталось за чертой рождения. Но он хорошо помнил её саму. Не такой, какой встретил её в лодке, и не такой, какой она была когда-то. А такой, какой он любил её.
Помнил, что она обожает только что сорванную, нагретую солнцем вишню и божьих коровок…
Боготворит осень с её таинственным покоем…
Без шапки, в распахнутой куртке встречает промозглый необузданный мартовский ветер, словно уносясь вместе с ним над сутулыми крышами домов в высокое небо и летая до запоздалых прозрачно-резких сумерек, так что её пушистые волосы сбиваются в жёсткие, как мёрзлая прошлогодняя трава, колтуны. А потом возвращается, лохматая, с сумасшедшими глазами, и долго не может произнести ни слова, будто и правда какое-то дикое крылатое существо, частичка весеннего неба, напоённого запахом талого снега и серебристым пением веснянок.
Маниакально ищет единственно верный ответ на любой вопрос, но всегда теряется, когда необходимо быстро найти нужные слова...
Избегает боя, потому что внутренне беззащитна перед лицом любой, даже самой смешной, агрессии, и, абсолютно не представляя, как поступать в подобных ситуациях, начинает совершать глупости…
Способна до невозможного усложнять простые вещи. И делать простыми – невозможные…
А ещё умеет искренне принимать и любить людей.
Наивная и вечно витающая в облаках, добрая и ранимая, преданная и совершенно не разбирающаяся в человеческих отношениях… Он помнил её такой. И теперь он знал, как помочь ей избежать многих ошибок. Знал, как сделать её счастливой…
Знал – и не мог. «Не в этот раз»…
Ещё не встала на воду его спасательная шлюпка, как начало приходить ясное осознание: они встретились не для того, чтобы быть вместе. Это было столь неожиданно и необъяснимо, что когда лёгкий удар их соприкоснувшихся бортами лодок вывел его из странного оцепенения, он не нашёлся, что сказать – даже простые слова приветствия утонули в сумятице чувств – и, поднявшись, лишь молча протянул ей руку…
За тот вечер он переспрашивал раз пятьдесят. Он убеждал себя, что ошибся, что просто взволнован, и лучше спросить потом… Но и потом приходило всё то же самое. «Не в этот раз»… Способность, которой он привык доверять с детства, и которую сейчас готов был отдать за возможность единственный раз в жизни ошибиться… Он не знал, что именно должно было произойти, но какое-либо будущее было возможно только после ЭТОГО.
Вывод был очевиден и жесток: у него нет права привязывать её к себе. Вселенная не требовала от него такой жертвы, он назначил её себе сам, потому что боялся заставить Элдари потом страдать. Он слышал голос её сердца так же близко, как свой собственный, и понимал его лучше, чем она сама. Он знал, что она откликнулась бы на любое проявление его чувства. Выходя из каюты Элдари в первый вечер её пребывания на «Нипере», он едва совладал с собой, чтобы не вернуться, не подхватить её за талию, не закружить по комнате, растворяясь в её сияющих, не имеющих горизонта, глазах – так, словно и не было этой вечности друг без друга!
Но… «Не в этот раз»… И хотя в этой жизни всё вроде бы давалось ему легко, однако были и другие времена, и слишком многое из того, чего он не должен был помнить, он не мог забыть. Намного раньше, чем он сумел вспомнить об Элдари, Богам было угодно вернуть ему память и о другом…
О том, с какой силой и скоростью наносится смертельный удар… Как терзают плоть рабские колодки… Из чего на скорую руку кроится чёрный флаг на захваченном судне… О том, как предавать огню сражённую чёрной оспой семью…О том, насколько стремительно тает зеленоватое сквозь толщу воды солнце для шагнувшего за борт с доски… Что такое добивать раненого друга и дарить жизнь заклятому врагу… Как разить одной лишь волей, а исцелять одним лишь взглядом... Что боль и смерть – такая же часть этого мира, как весна и любовь. Просто у всего есть своя цена.
Он слишком хорошо знал, сколь высока бывает цена за право защитить, чтобы понимать: у него может не хватить сил защитить Элдари. От боли, от смерти, от жизни… От судьбы. Что иногда судьбу правильнее принять. Он тысячу раз бросал ей вызов, но, кажется, теперь она нашла способ взять реванш: он не готов поставить на кон жизнь Элдари. Пока всё, что ему остаётся – спокойно склонить перед судьбой голову, даже если для этого необходимо будет сберечь эту девочку от самого себя… Так или иначе, он обязательно во всём разберётся. Он просто будет рядом.
Стараясь поменьше пересекаться с Элдари в течение дня, принц с энтузиазмом воспринял идею посадить её на целые дни в рубку под присмотр Винса. Когда же он понял, что времени в радиорубке ему придётся проводить гораздо больше, чем он предполагал, то, вопреки разуму, обрадовался своей ошибке. Хотя ни на секунду не выдал своих чувств ни перед нею, ни перед Винсом, ни перед кем другим. Один только Кий Ллельд, знавший его с детства, сразу почуял правду. Да и тот не выражал своих предположений ничем, кроме многозначительных ухмылок, адресованных, впрочем, одному только Кинахему.
Йегрес ощущал ту нотку диссонанса, того горького, и в то же время светлого, чувства, сопровождавшего в подсознании девушки его образ. Оно отдавалось в нём странной грустью, значения которой он пока не понимал. Но ему было известно, что для каждой загадки есть своё время, и, когда будет нужно, понимание придёт само. Море приучило его жить настоящим, опираться на здесь и сейчас, несмотря ни на что, - и за этим была простая, незамысловатая, но могучая, как сама Природа, сила.
Шли дни. Время словно растягивалось и сжималось одновременно; их путь всё ближе подбирался к грани, за которой «жизнь» неизбежно должна была обернуться «выживанием», и каждый миг этой жизни был равноценен нескольким годам прежней. Судьба нехотя, по одной, открывала свои карты, начиная с самых слабых. Было понятно, что где-то в рукаве у неё набирает вес джокер. Кинахем не знал правил этой игры. Он умел владеть собой и умел ждать, но чувствовал, что здесь требуется нечто иное: выиграть может только тот, кто будет играть не по правилам. Он играл. И, должно быть, поэтому придерживаться хладнокровно прочерченных заранее линий становилось всё тяжелее.
И ещё потому, что рядом с Элдари всё тяжелее было оставаться хладнокровным. Узнав о празднике на корме средней палубы, он усилием воли заставлял себя оставаться в капитанской, обстоятельно и не спеша доделывая начатую работу. А когда доделал, то, как безумный, бежал через ступеньку в надежде успеть хотя бы на последний танец. И ведь успел! - но наткнулся при этом на Ллельда, который словно только того и ждал, чтобы с проказливым блеском из-под кустистых бровей хлопнуть его по плечу, пихнуть в руки свой музыкальный инструмент, и пригласить на танец не кого-нибудь, а именно её, Элдари. Безропотно приняв у него губную гармошку, Йегрес лишь улыбнулся про себя желанию боцмана подразнить молодого капитана. «Ты прав, чёртяга, прав, хотя сам, наверное, не понимаешь, почему…» - думал он, не сводя глаз с девушки. Она двигалась удивительно легко и пластично, и было так хорошо просто любоваться ею, что не хотелось даже вникать в их разговор с Кием. Ничто не имело в этот момент значения, ведь в каких-то десяти шагах от него была та, которую он так давно искал. Искал именно её: не «похожую на неё», не «особенную», не «самую лучшую»… Просто – ЕЁ. Так бывает. Так произошло с ним.
;
6. Хранительница
Хрупкая рыжеволосая девочка лет тринадцати в лёгком платьице цвета зрелой листвы и туфлях, лентами завязанных на щиколотках, сидела прямо на полу возле самого борта, опустив голову и обхватив руками колени. Сжимая в руке чашку с чаем, добытую в камбузе для Винса, Дара огляделась вокруг в поисках взрослых, которые могли бы отвечать за эту девочку. Странно, но проведя на корабле около десяти дней, она ни разу не встречалась с ней за это время и видела её в первый раз. По палубе ходили люди, но никто не обращал на незнакомую девочку никакого внимания. Немало удивлённая, Дара подошла к ней и, присев рядом, осторожно дотронулась до её плеча.
- Эй, ты что, плачешь?
Девочка не ответила, только негромко всхлипнула.
- Зачем сидишь на полу? Не самое лучшее время для простуды!.. Как тебя зовут? Где твои родители?
Девочка подняла голову и посмотрела на Дару полными слёз, но не заплаканными, прозрачно-зелёными глазами.
- Родители? Я не знаю… - по её щеке быстро стекла тяжёлая слезинка.
Вот оно что. Она, так же как и Дара, потеряла своих родителей и не знает, где они сейчас. Теперь всё ясно.
Поставив чашку на палубу, Дара несмело и ласково обняла девочку за плечи:
- Я тоже… Я тоже не знаю, где сейчас мои родители. Нас теперь много таких. Ты только не волнуйся и помни, что с ними всё, скорее всего, хорошо. Они наверное, на другом корабле, и тоже беспокоятся, ищут тебя… И обязательно найдут, рано или поздно! Хочешь чаю?
- Я не помню своих родителей…
А вот это уже непонятно… Не помнит родителей? Может быть, у неё шок? Или…
- Ты, что, сирота?.. – Ой… Зачем спросила! Нельзя ведь так, наверное… «Всегда одно и то же! Сперва ляпну, потом думаю!» - ругала она себя.
- Сирота? – рассеянно повторила девочка. – Возможно… Я не помню… Это было очень давно.
- Прости, я… Теперь понятно, почему ты плачешь…
- Я плачу из-за них, - девочка кивнула в сторону борта. – Так могло бы не быть… Много, очень, слишком много людей… А я ведь приходила, пыталась предупредить! Но мне не дано решать за других, я должна лишь обозначать выбор...
Всё ещё ничего не понимая, Дара встала и медленно подошла к борту… Крик замер у неё в горле. По воде плыли люди. Много, очень, слишком много людей. Мёртвых людей…
Вернее, они не плыли. Это «Нипер», плавно рассекая воду, плыл сквозь их плотную массу, и они покачивались на создаваемых им волнах, неспешно уступая дорогу.
Чувствуя, что пульс начинает превышать совместимую с жизнью частоту, Дара, словно в тумане, снова огляделась по сторонам. Люди вокруг по-прежнему занимались своими делами, разговаривали, улыбались… Господи, неужели у неё опять галлюцинации?! Она перевела взгляд на девочку, впрочем, уже не ожидая её там увидеть. Но та была на месте, и даже участливо смотрела на неё снизу вверх.
- Они все погибли в вашем мире. Их нет там, где ты их видишь. Но они есть. Их много на дне, в сети водорослей. И у берегов. Не ищите берегов, там нет спасения.
- Мы ищем Возвышенную Душу… - Что значит «В вашем мире»? Дара с трудом пыталась вникнуть в смысл услышанных слов.
Девочка кивнула:
- Исправлять прошлое всегда труднее, чем будущее. Боги не станут, им это не нужно. Только человек. Его воля, сила… И любовь. Возвышенная Душа? Наверное, можно сказать и так…
Она замолчала.
- Ты что… что-то знаешь об этом? – спросила Дара – единственное, что пришло на ум.
- Поправить случившееся непросто… Где-то, в одном из множества пространств, люди проникли своим знанием туда, куда им не следовало проникать. Но боги позволили, и так случилось. Люди, очень умные, учёные люди, лишь заглянули туда – и равновесие нарушилось. Там – всего лишь немного, а здесь… Некоторые миры исчезли совсем. Я пыталась предупредить… - она снова опустила голову.
Дара испугалась, что девочка опять заплачет; кто бы она не была, а всё-таки ребёнок. Девушка села на колени рядом с ней, и, погладив по шелковистым волосам, быстро проговорила:
- Не вини себя! Ты же сама говоришь, боги позволили…
- Боги всегда предоставляют выбор. У тех он тоже был. И меня послали напомнить им об этом.
Девочка откинула с лица длинную челку, заправив её за заострённое, в точности как у киношных эльфов, ушко. Дара смотрела на неё, и ощущение нереальности снова стало захватывать её.
- Кто ты? – спросила она, сумев, наконец, сформулировать беспокоивший её вопрос.
- Кто я – неважно. Для тебя важно – зачем. Ты должна знать. Тебе будет страшно, но твоя любовь поможет ему.
- Кому?
- Тому, кого ты любишь.
Дара понимала, о ком она говорит. Но не смела признаться в этом даже самой себе. Какое право она имеет на любовь к Йегресу Кинахему? При чём здесь вообще она? Просто это он… Он сам такой… Разве можно его не любить?!
- Его все любят… - вспыхнув, сумела лишь выдавить Дара. Впрочем, она больше не отрицала. Врать себе это одно. Врать же ей – было невозможно, да и бессмысленно, почему-то. К тому же, она чувствовала, что та, хоть и маленькая, а поймёт. Как девчонка девчонку – поймёт.
И правда, наверное, поняла. Посмотрела лукаво… Но ответила серьёзно:
- Любят все, а защитить можешь только ты.
- Защитить? – вскинула голову Дара. Страх напомнил о себе мутным холодком в груди. – От чего? Что ему угрожает?
- Да не бойся ты! Говорю же: ты сможешь.
- А если не смогу? Что тогда будет? Ты ведь хочешь предупредить о каком-нибудь выборе? И как же остальные, Меалина? И что насчёт Возвышенной Души?..
- Я сказала всё, для чего меня сюда послали. Обычно я прихожу не сама. В этот раз всё немножко иначе, - девочка больше не плакала; её глаза искрились ярко-зелёными бликами, и что-то совсем не юное, сильное и жёсткое, выдающее истинный возраст этого существа, было в их сиянии. – «Принца все любят». Но лучше тебе не знать, какую цену он заплатил за заслуги. Мне тоже есть, за что быть ему благодарной. Поэтому добавлю и от себя: да, у тебя есть выбор. Твой выбор – отдаться страху или быть счастливой. Но не пытайся решать за весь этот мир, мир сделает свой выбор сам. Подумай о НЁМ. …Возьми вот это, он поможет, когда будет совсем трудно. И помни, границы – они только внутри нас.
Обычный камушек, серый и плоский, таким хорошо играть на спокойной воде в «лягушку», считая, сколько раз он прыгнет, прежде чем утонуть. Такой удобно поместится в нагрудном кармашке её надетого под китель платья.
- Спасибо! – Дара подняла голову, но девочки уже не было. Как не было и трупов за бортом. Она потрогала камушек на груди. Он не исчез. Только она уже и сама не была уверена, что не подобрала его где-нибудь на палубе, не заметив или просто забыв…
Йегрес Кинахем подошёл почти неслышно. Она не обернулась, просто поняла, что это он. Принц молча встал рядом, задумчиво глядя куда-то в море. Дара тоже молчала, переполненная противоречивыми чувствами, не зная, что сказать и надо ли вообще что-то говорить. Наверное, надо… но что? Не рассказывать же, что у неё поехала крыша, причём, по всей видимости, ещё и на почве любви к нему. Но он вдруг начал сам:
- Это Ари, она называла себя Хранительницей Врат.
…Да, этот человек умел удивлять… Не сразу поверив своим ушам, Дара медленно повернулась к нему всем корпусом.
- Ты про… девочку?
Он кивнул.
- Ты тоже видел её?.. Она реальна?.. Ари? Ты знаешь её? Откуда?...
Принц засмеялся, покачав головой:
- Я многое знаю, Элдари, но не на все вопросы существуют ответы. Она приходила однажды, очень давно… И была совсем такой же, как сейчас. Тогда она спасла меня, подтолкнула сделать правильный выбор. Она сказала, что появится в моей жизни ещё один раз. А появилась в твоей…
Казалось, он хотел добавить что-то ещё. Но промолчал и опустил глаза.
- И… что? Что ты об этом думаешь?.. – нерешительно спросила она, имея ввиду как всё в целом, так и отдельные моменты того странного разговора, уже запаливающие на её щеках сигнальные костры предательского румянца.
- А что я должен думать? Она приходила к тебе! Мне неизвестно, о чём вы говорили.
Дара посмотрела на него с хмурым недоумением. Зачем он обманывает? Он же заходит в её мысли, как к себе домой! ..Вот и сейчас он великолепно понял её взгляд, иначе что значит эта ироническая усмешка, скользнувшая по его лицу?
- То, что она сказала, предназначалось только для тебя. Даже если бы и мог, я бы не стал вмешиваться. Я и теперь не буду спрашивать тебя об этом.
- ..Значит, это точно не глюк? – немного успокаиваясь и окончательно принимая девочку из некоего потустороннего мира как свою реальность, криво улыбнулась Дара.
- Не больший глюк, чем я или ты на этой палубе. Когда граница между увиденным «здесь» и увиденным «там» почти стирается, это поначалу немного некомфортно. Но ты привыкнешь.
- Йегрес… А ИХ… ты тоже видел? – Дара кивнула в сторону тёмной спокойной водной глади, ещё недавно звучавшей таким страшным реквиемом человечеству.
Кинахем помрачнел, выражение затаённой боли промелькнуло на его лице. Но лишь на мгновение.
- Я вижу их и сейчас, - тихо произнёс он.
- Видишь… сейчас?.. Постой… - страшная мысль осенила девушку. – Ты что же… всё это время… видел это?.. – Принц не отвечал, что было для неё красноречивее любых слов. – Работал, смеялся, жил – и не лишился рассудка? И даже не мог никому сказать?..
- Если ты видишь больше других – приготовься к одиночеству, - почти весело улыбнулся он.
- Справа по борту судно, - раздалось в громкоговорителе прямо над их головой.
Капитан исчез почти так же внезапно, как и странная девочка, и если бы не толпа людей, рванувших в том же направлении, у Дары и сейчас возникло бы искушение усомниться в реальности происходящего. «Наверное, я теперь всегда буду на измене», - невесело подумала она, устремляясь вслед за всеми. Тяжёлое чувство, сдавившее грудь от всего увиденного, не уходило. Да и случиться этому сегодня, видимо, была не судьба…
Люди столпились на верхней палубе, наблюдая за постепенным приближением длинного трехпалубного теплохода. Пытаясь изобразить на лице безмятежность, Дара переговаривалась с Лин Кимренс, немолодой дамой, до катастрофы работавшей врачом в выездной бригаде Службы Спасения. Её муж, Фаргул Кимренс, отставной моряк дальнего плавания, - по его собственным словам, «бог машинного отсека», - оживлённо комментировал разворачивающиеся события, собрав вокруг себя плотную толпу желающих быть в теме пассажиров. Поэтому, когда капитан покинул, наконец, радиорубку, и команда начала приготовления к спуску шлюпок, никто уже не нуждался в объяснениях.
- ..Трупы с этого рефрижератора нам, конечно, перекидывать никто не станет, - в гробовой тишине продолжал свою речь Фаргул, явно окрылённый вниманием толпы. - Ими там, забиты, должно быть, все холодильные установки, а там они – не чета нашему холодильному отсеку! Транспортируют их, должно быть, в эвакуацию, а там – на опознание. Если дойдут… Мы спускаем шлюпки. Так это, должно быть, они попросили нас взять на борт оставшихся в живых. Может, кого откачать удалось, а может, и раненые. Так что, Лин, будь готова, что и про твою душу сейчас занятие найдётся. Шлюпки две. Это немного. Человек пятнадцать подсадят, должно быть, если без лежачих. Матросы одеяла тащут. Должно быть, лежачие, всё же будут. Но плывут только капитан и два матроса, медиков не берут, значит, состояние стабильное.
Комментарии Фаргула были прерваны появлением штурмана Дика Риза. Высокий стройный брюнет могучего телосложения, даже героической складкой меж густых бровей он напоминал Геракла в период своего расцвета. Разница была лишь в отсутствии бороды, не положенной по морскому уставу.
- Граждане пассажиры, - обратился он к подавленно молчащим людям. - Рефрижераторное судно «Лохнесс» просит нас принять одиннадцать выживших в наводнении. Есть тяжело раненые. Требуются теплые вещи… и просто вещи. Всем, имеющим за плечами медицинскую практику, просьба собраться на главной палубе у трапа под руководством нашего штатного доктора Грейса. Имеющиеся медикаменты приветствуются.
Пассажиры зашумели, многие рассыпались по каютам, выполняя данное только что поручение. Лин Кимренс и еще пара мужчин-медиков бросились вниз, обсуждая, что может понадобиться раненым. Отставной моряк Фаргул лишь удовлетворённо развёл руками, весь вид его говорил о том, что «стреляный воробей, он за семь вёрст чует!» Оставшись на палубе, он продолжал прояснять обстановку всем желающим, которых по-прежнему было немало.
Дара, у которой не было ни теплой одежды, ни медикаментов, тоже осталась на месте и болезненно прислушивалась к комментариям Кимренса. Рефрижератор… трупы… холодильник… Наверное, не было на «Нипере» человека, который не примерял бы в этот момент на себя судьбу страшных пассажиров «Лохнесса». Не было человека, не представлявшего в мучительной тревоге в числе обитателей холодильных камер своих потерянных друзей или родных. И только среди одиннадцати – на всех всё равно не хватит! – могли эти потерянные каким-то чудом появиться прямо сейчас, живыми…
Перед глазами девушки вновь и вновь представало море, наполненное мёртвыми человеческими телами… Она вдруг почувствовала приступ дурноты. На открытой палубе не хватало свежего воздуха. «Принц… Как он живёт с этим?..» - подумала она, задрожавшими пальцами расстёгивая верхние пуговицы и без того свободного кителя. «Нужно быть сильной…»
В этот момент кто-то потянул её за рукав. Не успев стереть выражение муки со своего лица, она повернула голову и увидела Винса. Тот посмотрел на неё и покачал головой.
- Не нравишься ты мне, - беззастенчивым басом сообщил он во всеуслышание. – Хорош страшилки слушать, дело есть.
Он взял её за руку и потащил в радиорубку. Посадив Дару в кресло, он ненадолго вышел и вскоре вернулся с маленькой стопкой, наполненной какой-то зеленоватой жидкостью, в одной руке и стаканом воды в другой. В рубке поплыл аромат лесной травы и свежего сена.
- Полынная настойка! У боцмана выпросил, специально для тебя, – радостно отрекомендовал Винс, извлекая из кармана завёрнутую в салфетку горбушку чёрного хлеба. – Девушкам положено разводить, так не выпьешь.
- Роберт… Ты что… А как же дело? - попыталась отвертеться от распития Дара. В её памяти всё ещё был жив тот глоток дорогущего, «очень понтового» коньяка, который она за компанию со всеми сделала на дне рождения брата, и который пришлось бегом выплюнуть в раковину, потому что проглотить ТАКОЕ было выше её сил.
- Это и есть дело! Капитан попросил меня позаботиться о тебе.
- Обо мне? – удивлённо переспросила Дара. – А что – я? Кроме меня что, больше не о ком… позаботиться? – она с ненавистью посмотрела на зелёную жидкость в рюмке.
- Ну, ему-то, небось, виднее, - Винс отчасти хохмил, но был непреклонен. – Приказы капитана на нашем корабле не обсуждаются! Слыхала такое?
«Не обсуждаются.. Ещё бы…» - Дара вспомнила необъяснимую, почти гипнотическую силу приказов принца Кинахема и обречённо пробормотала:
- Не думаю, что он имел в виду именно это.
- Это и имел! Думаешь, стал бы Ллельд со мной своей полыновкой делиться? Так что пей давай, залпом! Она мне ещё рассказывать будет, как о девушках заботиться… Ну! За наших, чтоб им там, на труповозке этой, не слишком холодно! – Винс отпил половину содержимого рюмки и вдогонку сделал большой глоток воды.
При слове «труповозка» сердце её вновь предательски сжалось. И вместе с этим вдруг появилась отчаянная решимость. Нет, она не будет маленькой, слабой, висящей на шее трусишкой. Она будет сильной, бесстрашной и счастливой. Ведь ей предстоит, ни много, ни мало, защитить капитана от неведомой, но грозящей ему опасности. Так сказала Хранительница. Так она поняла её слова.
«Моя любовь поможет ему». Дара зажмурилась и со всей злостью, на которую была способна, - на себя и свой страх, на противную настойку и на неизвестную угрозу, - опрокинула полыновку под одобрительное ржание старшего радиста.
;
7. По волнам воображения
К вечеру следующего дня, когда острота вчерашних событий начала, наконец, притупляться, отшлифованная прибоем множества мелких повседневных забот, именуемых «бытовухой», на море поднялись волны. Качка усиливалась, и капитан объявил расходящимся на покой пассажирам штормовое предупреждение и распоряжение не покидать закрытую часть корабля.
Этой ночью Дара не могла спать. Судно не шло ровно, оно, словно сопротивляясь чему-то, виляло, ни с того ни с сего взбрыкивало, резко останавливалось, а затем, подпрыгнув, делало несколько рывков вперед – словом, вело себя как молодой жеребец на выгоне. И хотя девушка ничего не понимала в морском деле, уже и ей начало казаться, что такая динамика морского корабля – даже для шторма как-то слишком. А значит, происходит что-то неправильное, противоестественное и, скорее всего, связанное с тем необъяснимым, в результате которого погибла Земля Меалины.
Отогнав панику, она переместилась с постели на пол и, облокотившись о кровать, уперлась ногами в стенку каюты, заняв, таким образом, хоть сколько-нибудь устойчивое положение.
Из головы не шёл разговор с зеленоглазой девочкой на палубе. Над капитаном нависла опасность, защитить от которой его может именно она, Элдари. Её любовь… Любовь девушка осознавала в себе немного отрешённо, глядя на себя как будто со стороны. Безусловно, это было неуклонно нарастающее притяжение огромной силы. Произойди с ней такое до катастрофы, её чувства уже давно взорвались бы ворохом стихов и песен, были бы отлиты на страницах дневника в объеме четверти, а то и трети «Войны и мира»… Но здесь и сейчас она не ощущала в себе права не только на этого удивительного юношу, одно движение души которого стоило, по её мнению, больше, чем все её вместе взятые эмоции, но и на саму влюблённость. Было кощунством – влюбляться, когда погибшим нет числа и неизвестна судьба самых близких людей, а тот, достойнейший, в которого ты влюблена, как и положено достойнейшему, стоит на страже оставшихся в живых. Ей нет места в его жизни; всё, что она может – и должна – это не помешать ему выполнять задачу. Помочь – ну, это уже что-то ЗА пределом мечтаний…
Так Дара считала до встречи на палубе с инфернальным существом, столь похожим на обычную человеческую девочку. «Хранительница Врат». Мало о чём говорит. Но её слова были слишком похожими на правду и слишком пугающими, чтобы просто отмахнуться. И с этого момента в душе девушки к нестабильному соединению тяжёлых предчувствий и бесконтрольной эйфории влюблённости недостающим паззлом, - и железной занозой, - добавилась ответственность, невидимой ниточкой связавшая их жизни – её и Йегреса Кинахема. «Ждать на берегу», даже и без права на надежду, больше нельзя. Необходимо действовать.
«Любят все, а защитить можешь только ты…»
Да, Дара понимала теперь, что не спросила у Хранительницы самого главного: почему именно она? Тогда, на палубе, ей это даже не пришло в голову. Защищать принца – казалось в тот момент чем-то настолько естественным, словно в этом и был всегда смысл её жизни. Тогда существовал единственный вопрос – «от чего защищать».
И лишь теперь из вязкой толщи подсознания на поверхность поднялся ещё один вопрос, не менее важный и столь очевидный, что было просто абсурдным не задать его себе сразу: «почему я?»
Что за честь такая? Откуда у неё, опять же, это право – защищать принца?.. Всё, что есть между ними общего – около двух недель весьма поверхностного знакомства, несколько дружеских разговоров, едва ли выделявшихся для него среди множества остальных, долгие часы совместного молчания в радиорубке… Ну и ещё, быть может, пара случайно перехваченных взглядов, от воспоминания о которых у девушки до сих пор обрывалось дыхание, но которые едва ли могли означать какую-то особую роль её, Дары Даннросвалль, в жизни принца. Он был приветлив и внимателен, относился к ней с теплом и заботой, однако попробуйте найти на корабле хоть одного человека, к которому он относился бы иначе!
А раз так, то в чём же она лучше или сильнее других? Разве у неё есть какие-то особенные возможности? «Почему – она?» Дара чувствовала, что за ответом на этот вопрос скрывается что-то значимое, объясняющее если не всё, то многое.... Но у неё не было ответа.
Размышляя обо всём этом, девушка снова занервничала. ..Может, это просто какая-то ошибка? Ведь если жизнь Йегреса Кинахема почему-то на самом деле зависит от неё, тогда его жизнь действительно под угрозой!..
Мыслей, откуда может появиться опасность, у Дары было хоть отбавляй. Но ни в одной из этих ситуаций она совершенно не представляла себе, как её любовь сможет помочь принцу. Получалось, что в них нужны были морской опыт, физическая сила, ловкость, умение быстро ориентироваться в ситуации и принимать нужные решения… И что, интересно, тут сможет она, не имеющая не только морского, но даже и жизненного-то опыта?
Нет, по всему получалось, что без Возвышенной Души по-прежнему не обойтись…
А может быть, в этом и есть её роль – найти Возвышенную Душу? Возможно, именно спасая этот мир, она отведёт беду и от принца! Эта мысль захватила девушку своей неоспоримой логичностью. Ощутив прилив чего-то вроде вдохновения, Дара вновь принялась усиленно думать.
Да, произошла страшная, не знающая аналогов в истории данной цивилизации, катастрофа, и, возможно, весь мир находится сейчас на краю гибели. Быть может, этого мира уже и НЕТ, и горстка людей на одиноком кораблике – последние человеческие существа на планете, впрочем, и их в скором времени поглотит так и непознанный омут чужеродной стихии. Такой вот разумный океан, солярис, сожравший человечество внезапно и мгновенно, раньше, чем оно успело осознать свою беспомощность. Ничего уже не будет как раньше. Ничего уже не будет.
«У нас нет задачи достигнуть берега», - вспомнила она слова принца Кинахема. Он с самого начала говорил ей правду. Они никогда больше не попадут на тот берег, с которого уплыли. Найдут они Возвышенную Душу, или нет, - тот берег никогда не будет прежним. Их привычный мир изменился, страшно и безвозвратно. Но то, что они ищут, чтобы его спасти, призвано изменить его ещё больше.
Они балансируют на неуловимой иллюзорной грани. Кажется, в физике это называется «состоянием неустойчивого равновесия»… Умереть в этом в мире, или умереть для этого мира – велика ли разница? И всё-таки она есть.
Странно, но именно в такие моменты, оставаясь наедине с неотвратимостью своей собственной скорой смерти, человек часто думает совсем не о смерти, а каждой клеточкой души воспринимает ЖИЗНЬ, с бесконечностью её возможностей, с упрямым и безрассудным противопоставлением безапелляционного «Я ЕСТЬ!» неопределённой субстанции будущего; и, наверное, именно в такие моменты он по-настоящему живёт, оторвавшись от времени и ощущая своё всемогущество.
Именно это чувствовала сейчас и Элдари. «Нипер» всё ещё плывёт. Они всё еще вместе. В их лёгких не вода, а всё тот же, знакомый с детства, – земной! – воздух. И, вопреки всему, они – живы.
«Игра не сыграна, уважаемый Солярис!»
Пол сильно накренился, и Дара обеими руками ухватилась за ножку стола.
«Провести перекрёсток в судьбе Меалины где-то раньше… Это значит, не просто изменить ход событий… Нет, это значит ..пойти изначально по какому-то совсем другому пути, в котором наводнения не случится…» Но возможно ли это?
Из-под кровати внезапно выскочил маленький гном в сером полосатом колпаке и, быстро перебежав каюту, юркнул под шкаф.
«Ну да, конечно. Никто и не сомневался…» – подумала девушка, не в силах оторвать глаз от чёрной щёлочки, в которой исчез гном. После всего, что с ней произошло, удивляться уже как-то не получалось.
«Итак, путь. Путь». Она заставила себя посмотреть в окно. Сквозь задёрнутые шторы просачивался слабый электрический свет. «Путь, в котором не будет наводнения, Кинахема.., гномика, Джейн и Винса, ..и кто знает, чего ещё! Исчезнет самая память о них…»
Согласна ли она на это?
«НЕТ!»
«Но будет Меалина, дом, жизнь.. и кто знает, что ещё?..»
«Жизнь? Но кто сказал, что мы не выживем?»
«Шансов мало… Прислушайся к себе, ты знаешь, что это так».
«Да. Прислушалась. Это так. И всё же… Я не могу. Всё слишком изменилось».
«Но кто сказал, что тот, другой возможный путь будет хуже?»
«Путь… без него?»
«Ну и что? Главное – никто не погибнет! А «он» всё равно тебя толком не замечает».
«Неправда!.. Принц спас меня в наводнении! Он часто рад мне при встрече… он просил Винса позаботиться обо мне и… он мой друг! Не хочу я его забывать, понятно?!..»
Тишина в ответ… «Ну, вот и началось! Я разговариваю сама с собой», – нервно усмехнулась Дара.
Ветер заметно усилился. Заметно осмелели и волны, то и дело норовя захлестнуть палубу. Держась за стену, девушка встала, чтобы плотнее закрыть окно, за которым были только ночь, вспышки грозовых зарниц и нарастающее волнение. Зловещие пляшущие тени отбрасывали откуда-то сверху паруса. Видимо, их нельзя было опускать даже несмотря на шторм? «Плыть, пока есть ветер…» – кажется, так оценивал их шансы на спасение корабельный боцман.
«Какая она, эта Возвышенная Душа? – мучительно спрашивала себя Дара. – Кто может пересечь реку времени в обратном направлении? Ожидать пришествия Возвышенной Души – всё равно, что ожидать Мессию. ..Дональд Шимода! – вдруг осенило её. – Вот, кто смог бы изменить ход событий, если б только захотел!»
Элдари с детства обладала одним странным, необъяснимым даже для самой себя, нюансом характера. Название ему она узнала случайно, прочитав его однажды в предисловии к собранию сочинений Ивана Бунина (задали по литературе), и сразу же поняла, что это именно ОНО, – «обострённое ощущение смерти». Неизвестно, как и когда оно вползло в душу маленькой девочки, возможно, просто родилось вместе с ней и затаилось, незаметно пуская корни. Оно не было трагическим, оно просто было, постепенно накладывая отпечаток на всё её мировосприятие – от ненависти к любому насилию до избегания любого прощания, от экзальтированного созерцания красоты уже остывшей и ещё обнаженной природы конца ноября до страшных провалов в осознание конечности бытия…
Оно было, пока не появился он, Дональд Шимода, и не освободил её душу, подарив ей новый, восторженно-многомерный мир и, – не больше, не меньше, – бессмертие.
Дональд Шимода, – не слыхали о нём? – простой американский парень, волшебник. Механик-мессия, знающий об устройстве этого мира почти всё, но уставший убеждать людей, которые привыкли к мысли о том, что за все их проблемы ответственен кто-то другой на небесах, в их полной и единоличной власти над собственной судьбой; в том, что каждый из них – такой же мессия, как и он сам; в том, что жизнь – это весёлое приключение, не имеющее конца…
Но Дона не было в Меалине, и она понятия не имела, где его искать…
«Ну что ж, всё-таки это уже кое-что: наш ключик к управлению миром – воображение! Разве не так учил нас Шимода?»
И девушка начала перебирать в уме всех, кто мог хотя бы отдаленно соответствовать этому критерию. Мысли её прыгали, скакали с предмета на предмет, с человека на человека, совсем как «Нипер» в эту безлунную ночь. Лица мелькали в её сознании одно за другим, вспыхивая отдельными образами. Вот красное толстокожее, но с правильными чертами, лицо боцмана Кия Ллельда. Немногословный и вечно сердитый, какой-то особой, разбойничьей, тяжеловесной и хваткой жизненной силой он смахивал на пирата. Но Кинахем ему, похоже, очень доверяет. Как родному отцу. «Может, Кий и вправду его отец?» Тьфу ты, какой отец! Он же принц, его отец должен быть королём…
..Вот точёное личико Джейн Лутер. «Ты что, с ней встречалась раньше?» - спросил принц как-то ещё в самом начале. «Ну да! Она наша, здешняя, меалинская. Между прочим, та ещё штучка, – с неопределённой гордостью охарактеризовала её Дара. Ей нравилась Джейн. – Ну, вот какого, спрашивается, она отправилась ночью на кладбище и до обморока надышалась там могильной пыли, чтобы спровоцировать местных ребят обнаружить себя? Да просто они замучили виться вокруг её дома по ночам и делать вид, что их никто не замечает. ..А потом она подружилась с девчонкой с другой планеты. В этом вся её суть! Не веришь?» «Верю. А в чем твоя суть?» «Моя суть? Ну… может… в том, …чтобы..» «…Докапываться до сути?» - с улыбкой закончил он. Трудно было точнее выразить словами то, что пыталась сформулировать она сама. Дара изумленно уставилась на принца. «Ты что, экстрасенс?» «Нет, просто я давно тебя знаю». Она смотрела на него, не в силах разобраться, шутит он или нет. Он любил говорить загадками. «Интересное дело! – отворачиваясь, протянула она. – Я его вижу третий день, – а он меня «давно знает»!..
Поняв, что мысли её снова переключились на Йегреса Кинахема, Дара тихонько вздохнула и, грустно усмехнувшись самой себе, постаралась вернуться к галерее обликов, незримо парящих под потолком в полумраке каюты. ..Она вспомнила колдовское в своей необычайной женственности лицо Энтале Мор. Пожалуй, вот кто мог бы оказаться Возвышенной Душой… Но Ари говорила – «только человек… его воля, сила…» А человек ли Энтале? Забавно, но приходилось признать, что этого-то Дара и не понимает. «Может быть, спросить у принца?» Интересно, а в курсе ли вообще капитан, что по его кораблю разгуливают ведьмы, носятся гномы, лазают через борт русалки? Что на палубах прорастают человеческие волосы, боцман занимается высвистываем ветра, а трюмный моторист предсказывает шторма?..
«По крайней мере, он, наверное, единственный, кто в ответ на вопрос «А человек ли Энтале Мор?» не покрутит пальцем у виска! И единственный, кто в принципе может знать ответ».
И просто – Единственный…
.. Через полчаса этого образно-интуитивного рондо с неизменно повторяющимся рефреном в виде принца Кинахема она НАШЛА.
«Анна-Тереза!»
Творить миры – её хобби. Конечно, с её фантазией непременно можно было бы что-нибудь придумать. И главное – кажется, Дара знает, как её найти: Поселение Бахистов в Ахинее!
Она резко распахнула дверь каюты, и, даже не закрыв её, помчалась по коридору. Как птица, перелетев крутую лестницу, она поднялась на вторую палубу, потом на третью… Никого, кроме пары-тройки страдающих морской болезнью пассажиров. Пустовала капитанская, оказалась закрыта радиорубка…
Как же так? Невозможно представить, чтобы все, находящиеся на корабле почти полсотни человек из команды, сейчас спали. Некого даже ни о чём спросить! Ломиться в каюты не хотелось… Где дежурные? «А что, если все снаружи, - к примеру, убирают паруса?» - осенило вдруг её.
Не замечая, что забыла одеться, - прямо так, в своём летнем платьице, - девушка осторожно вышла на открытую палубу.
;
8. …
- Доброй ночи, госпожа!
- Доброй ночи, Глядящий Сквозь.
- Вам известно моё прежнее имя?
- Ну, что ты… И прежнее, и те, которые были до него… Я многое могла бы рассказать о тебе, мой мальчик, из того, чего не помнишь даже ты сам, но вам, людям, не положено знать больше, чем вы знаете. Я рада видеть тебя!
- И мне очень приятно принимать у себя такую гостью. Это большая честь для меня, госпожа. Но позвольте узнать, что случилось? Повелители стихий не появляются просто так, тем более, чтобы поприветствовать старых знакомых.
- Не стоит скромничать, мой мальчик, - друзей! К тому же… Я ведь качала тебя на своих волнах совсем крошкой, а ты, гляди-ка, вспомнил меня даже спустя столько лет. Это мило, тем более, что у смертных такая короткая память!
- Вы ошибаетесь, госпожа, я не забывал вас ни на минуту. И ваше появление даёт мне повод надеяться, что я могу быть вам чем-то полезен.
- Нет, на этот раз помочь не в твоих силах. У нас случилось то же, что и у всех. Мы уходим. Море отравлено. Это хищники. Нам нечего противопоставить им. Даже этот шторм… Он нам не подконтролен.
- Но я чувствую море.
- Конечно, чувствуешь! Я же ведь здесь. Море ещё живо, но планета задыхается. Это даже не война, это отвратительная драка. У нас нет шансов.
- Вот как… Но по моей информации выход всё же есть.
- Да, я знаю, вы ищете способ перекроить реальность. Всё напрасно. Времени осталось слишком мало, вам не успеть. Я пришла предложить тебе уйти с нами. Взять с собой человека – дело почти невозможное, но мы постарались. Воронка уже запущена, и нас ждут.
- Благодарю за великодушие, госпожа, но я не могу никуда уйти.
- Ты недооцениваешь мою чуткость. Я ведь в курсе, у тебя теперь появилось слабое место!
- Я человек, и у меня всегда было достаточно слабых мест. Только она – моё сильное место.
- Не цепляйся к словам, я об этом и говорю. Так вот: ты можешь взять её с собой! И ещё этот парнишка, что теперь связан со мной ритуалом. Ты ведь понимаешь, мы не в состоянии увести всех… Ну? Что же ты молчишь? Отчего опустил голову? Где улыбка, слёзы радости?.. И я бы советовала вам поторопиться!
- Госпожа… Мне очень трудно отвергать такое предложение. И всё же я должен сделать это. Я разделю судьбу своих людей и своего корабля. Я не могу иначе, простите меня... Но… Если вы в самом деле можете увести её, то я прошу вас об этом! Я буду вашим вечным должником!
- Н-да, я в тебе не ошиблась… Как ты был редкостным занудой в некоторых вопросах, так и остался. И всё так же предсказуем… Мне жаль, но она не согласится.
- Нет-нет, подождите… Я понимаю, нельзя увести кого-то против воли. Но я поговорю с ней. Она послушает меня!
- Причём здесь воля! Искреннее желание – вот что делает возможным наше вмешательство! А её желания ей больше не принадлежат. Предполагая, что ты скажешь именно это, я уже спросила её. Пришлось немного пошаманить… Ну, тут, конечно, началось: «путь без него?»…«не хочу я его забывать, понятно?!» Накричала ещё, видите ли. А что там, спрашивается, помнить? Ерунда какая-то… Я всё же не понимаю тебя! Ты не хочешь спасти себя, ты не хочешь спастись вместе с ней, и ты не хочешь быть с ней сейчас. Чего же ты хочешь?
- Я хочу, чтобы она была счастлива.
- Тогда иди и сделай её счастливой! В чём же проблема?
- Проблема в том, что я не могу защитить её от самого страшного!
- Я не ослышалась? Из-за такой мелочи, как смерть, ты боишься любить?! Бегаешь от неё, держа на расстоянии нижней границы учтивости, хотя пространство между вами звенит так, что от этого закладывает мои нежные уши! Откуда столько малодушия? Это совсем не похоже на тебя!
- Я просто чувствую… так правильно… И если я позволю нам обоим поддаться своим чувствам раньше, это будет счастье, которое вскоре может обернуться болью… Я не боюсь боли, но она… Я не хочу сделать её слабее, чем она есть сейчас. Ей могут понадобиться силы, чтобы выжить.
- Ты опять о смерти. А я тебе о любви! Вы же люди! Людям свойственно умирать, рождаться, снова умирать… Что тут такого? Любовь – вот единственное, что постоянно в этом круговороте рождений!.. Что ж, ладно. Выбор сделан! И её выбор мне, по крайней мере, понятен. Но ты… Оказывается, у нашего безупречного принца всё же есть недостатки: ты сумасшедший в своём страхе за тех, кого любишь, и в вопросах ответственности не различаешь границ между действительно важным и не имеющим никакого значения. Жизнь больше, чем смерть, а любовь больше, чем жизнь! Но ты об этом забыл.
- Повторюсь, я всего лишь человек, госпожа, и о моей небезупречности вам должно быть известно больше, чем мне. Моё решение твёрдо, и всё же я бесконечно тронут... Мне будет не хватать вас.
- До свиданья, мой мальчик! Ты ведь обнимешь меня на прощанье?
- До свиданья, Энтале!
;
9. Бесконечная ночь
Ещё один долгий день подходил к концу. Вернее сказать, к концу подходила ночь; если бы не шторм, сейчас было бы видно, как в предутренних сумерках светлеет небо.
Капитан Кинахем только что отпустил штурмана Дика Риза и первого помощника Мида Сонарсена, с которыми они почти до самого рассвета обсуждали тактику перемещения на ближайшие дни пути. Расчёты были закончены, и принц собирал в аккуратные стопки карты и прочие бумаги, наскоро придавливая их тяжёлыми предметами вроде складного ножа или пепельницы, чтобы они не разлетались от качки в ожидании заключительного путешествия до шкафа. Надо было хоть немного поспать, и Кинахем сворачивал рабочее пространство, перед тем, как покинуть штурманскую.
Как и всегда, в те редкие минуты, когда он принадлежал только себе и был свободен от необходимости решать срочную проблему, мысли его, отпущенные на волю, нетерпеливым потоком устремлялись к Элдари Даннросвалль. Это было как спешить на свидание. И он весь день с волнением ждал этих коротких минут.
Со вчерашнего дня мысли о ней неизменно вызывали у него смутное беспокойство. Что-то произошло. Вчера он всей кожей ощутил, как она теряет связь с землёй, лишаясь внутренней опоры. А сам, как назло, не имел возможности даже быть где-то рядом, и всё, что мог сделать, это лишь снова поручить её Винсу. Роб – надёжный человек, к тому же добряк, а его житейский прагматизм – именно то, что в тот момент ей было нужно. Впрочем, когда принц вернулся на корабль, то, услышав их весёлые голоса и громкое пение Винса из радиорубки, с улыбкой подумал, что, пожалуй, всё действительно под контролем. Но сегодня она снова была бледна, ещё более задумчива и совсем не улыбалась, только провожала его долгим взглядом, когда думала, что он не замечает. Это было как-то связано с появлением Ари, призрака из прошлого. Но в ту сторону он боялся смотреть даже мельком: иногда не видеть что-то труднее, чем видеть. А ему ли было не знать, как один мимолётный взгляд способен изменять будущее?
Кинахем закрыл шкаф и подошёл к окну. Будущее… Подобно всем в эти дни, он бесконечно всматривался в его неопределённую даль. Однако тревога была отодвинута на самый последний план сосредоточенной собранностью, необходимостью мобилизоваться и совершать безошибочные действия. В этой безвыходной ситуации он всё равно отвечал за всё, что бы ни случилось с каждым человеком на его корабле. Он не имел права на тревогу и страх.
Принц бросил ещё один взгляд в непроницаемую темноту и задёрнул занавеску. «Спокойной ночи, Элдари. Пусть твой сон будет безмятежен», - с нежностью прошептал он, - беззвучно, где-то глубоко в своём сердце.
Сняв с крючка ключи и китель, он направился к выходу. В этот момент дверь стремительно распахнулась и, едва не сбив его с ног, на него налетела Элдари Даннросвалль:
- Йегрес! Мне нужно связаться с Ахинеей!
Чудом увернувшись от двери и не меньшим чудом сохранив равновесие, он успел подхватить девушку, спасая от неминуемого падения, после чего поставил её на ноги и, переводя дыхание, усмехнулся:
- Элдари, ты чуть не оставила этот корабль без капитана…
- Извини… Я бежала, а тут качнуло, и… Сейчас! – она повернулась, поймала болтающуюся дверь и медленно, с особой аккуратностью, вернула её в закрытое положение.
Одежда на ней была мокрая насквозь, «гусиная кожа» на руках и коленках бросалась в глаза даже при слабом, энергоэкономичном освещении рубки. Нехорошая догадка, быстро перерастающая в уверенность, возникла в голове у принца.
– Что с тобой? Где ты так вымокла? – отдавая дань презумпции невиновности, тихо поинтересовался он.
– Где? Да я искала хоть кого-нибудь по всему судну!.. – начала она, но, увидев, что Кинахем изменился в лице, осеклась.
– Ты разве не слышала приказ?
– Приказ?..
Его взгляд под слегка сведёнными бровями потемнел, голос зазвучал неестественно глухо:
– Приказ не выходить на открытые палубы и без крайней необходимости не покидать каюту.
– Слышала, но… я не думала… Вернее, я думала… Дверь была не заперта и я подумала… - она замялась.
Он глубоко вздохнул, пытаясь осадить волну адреналина.
– Это, конечно, важно, подумала ты перед тем, как совершить подобное безрассудство, или нет (хотя, судя по результатам, процесс размышлений в любом случае был не слишком эффективен), однако, хотелось бы довести до твоего сведения, что двери на этом корабле не закрываются не потому, что на них нет замков или потерялись ключи, а потому, что в море есть закон, без которого не протянешь и двух дней, и границы которого определяются не дверьми и замками, а...
– Знаю, «приказы капитана на нашем корабле не обсуждаются»! Прости, я больше не буду! – горячо и нетерпеливо выпалила она.
– Элдари, я не шучу! Ты хоть представляешь, какой опасности себя подвергла?!
– Да… Наверное… Но послушай: мне, нужно, связаться, с Ахинеей!
Кинахем бросил на спинку стула свой китель, беспокойно прошёлся взад-вперёд по комнате и присел на край стола.
- Понимаешь, мне Хранительница сказала… - начала оправдываться девушка, но принц резко оборвал её:
- То, что сказала Хранительница, она сказала тебе, я не должен об этом знать!
Таким рассерженным она его ещё не видела. Признаться, он и сам открывал для себя в этот момент нечто новое об обстоятельствах, при которых способен терять самообладание. Он не понимал, чего ему хочется больше: сделать что-нибудь с этой глупой девчонкой, чтобы она всё-таки осознала свой поступок, пойти удавиться самому за то, что он всё это допустил, или крепко-крепко прижать её к себе и никогда больше не отпускать. Наверное, что-то похожее чувствуют родители, находя своего маленького ребёнка стоящим на подоконнике у распахнутого окна многоэтажки, когда тот, увидев их, спрыгивает на пол и как ни в чём не бывало радостно бежит им навстречу… У принца не было маленьких детей. Такие чувства он испытывал впервые и сейчас не мог понять, что с ним происходит, и почему так трудно взять себя в руки.
В помещении воцарилось продолжительное молчание. Было слышно, как гудит в снастях ветер, и как волны, гулко ударяясь о борта корабля, разбиваются в пыль и с затухающим шипением стекают с палуб. Придерживаясь за шкаф, Дара украдкой начала отжимать волосы, пытаясь придать им более сухой вид. Не ускользнув от внимания Кинахема, эти действия были немедленно удостоены его полным сердитого непонимания саркастическим смешком.
– Ну, и что там за «ахинея» привела тебя глубокой ночью с риском для жизни ко мне в каюту? – наконец осведомился он с мрачной иронией в голосе.
- Ахинея, страна такая, - не то виновато, не то обиженно буркнула она в ответ. И, не удержавшись, добавила: – Прости, что без стука, но, вообще-то, это не твоя каюта, а штурманская рубка, и увидеть здесь тебя я ожидала меньше всего.
Он метнул на неё насмешливый взгляд:
- О, извини, с Диком ты разминулась всего на несколько минут.
- Дик здесь ни при чём! Мне нужен был хоть кто-нибудь. Для начала как минимум Роберт, ну, или ты, на худой конец… В смысле… Я просто не хотела тебя беспокоить… Поэтому искала Винса. Но его тоже нигде не было… И вообще никого не было, понимаешь?.. - продолжала нелепо оправдываться Дара под начинающим веселеть взглядом принца.
- Понятно. Значит «на худой конец» я всё же подойду… Это меняет дело! Ну, рассказывай, зачем посреди ночи, в то время как остальные пассажиры добропорядочно спят в своих кроватях, в шторм, когда ни один самый опытный человек из экипажа по собственной воле не высунет носа за дверь, выходящую к морю, на корабле с неприсидевшейся оснасткой, и… и я не буду перечислять сейчас все остальные, известные тебе, отягчающие обстоятельства, - отважная Элдари Даннросвалль, в гордом одиночестве, мечется по открытым палубам в поисках «хоть кого-нибудь»? – он закинул ногу на ногу, демонстративно изображая приготовления к долгому и захватывающему повествованию.
«Глумится… Ладно! Смех лучше злости», - оптимистично подумала она.
- Йегрес, мне нужно…
- …связаться с Ахинеей. Это я уже слышал. Мой вопрос: за-чем? И, пожалуйста, не начинай снова про Хранительницу.
– Мне кажется, я поняла, какую Возвышенную Душу мы ищем, – тихо сказала она.
Кинахем присвистнул.
– И только? – протянул он уже с откровенной задоринкой в голосе.
– Теперь не шучу я!
Принц посмотрел на Дару долгим и очень странным взглядом с совершенно непонятным для неё выражением. Смех, тревога, укор, нежность, беспомощность, безнадёжность и ещё огромное море невысказанного тёмными лучами плескалось в его глазах. Смутившись от силы и невероятности эмоций, которые она успела уловить в этом взгляде, девушка опустила голову. Наконец, он со вздохом произнес:
– А, всё равно… Хорошо, Элдари, пошли связываться с Возвышенной Душой!
Кинахем взял со спинки стула свой китель и со словами «извини, но брюки отдать не могу» накинул его ей на плечи.
«Что «всё равно»? Да что я такого сделала?» - удивлённо вопрошала себя Дара, пытаясь избавиться от замешательства.
Они пришли в радиорубку.
- ..Ахинея? Что-то не припомню… Забавное название! Куда именно тебе там нужно попасть?
– Когда я говорила с Анной-Терезой в последний раз, она была в Поселении Бахистов, вместе с несколькими органистами.
– Бахисты? Кто это? – поинтересовался Йегрес, включая станцию.
– Разве ты не знаешь? Они ожидают Второго Пришествия Иоганна Себастьяна Баха.
– Уж не он ли твоя Возвышенная Душа? – обернувшись, полушутливо, полунасмешливо спросил он.
– Нет, не он, и не мечтай, – в том же духе покачала головой девушка. – И ты зря смеешься. Просто его появление в Меалине исключено. А в Ахинее он почти что бог, и там он всесилен, поверь.
– Ты знаешь частоту?
– Конечно, нет! Я думала, ты знаешь… Хотя… Попробуй 1 685 герц!
– Год рождения Баха? Ты это серьезно?? – таким тоном честнее было бы спросить, не повредилась ли она рассудком.
Дара напряжённо промолчала. Это и вправду было безумием. Но она уже давно рассталась с чувством реальности, и, кажется, теперь её несло по каким-то другим, непривычным волнам…
Волнам воображения?..
Принц покрутил ручку настройки частоты. Затем пустил в эфир длинную цепочку точек и тире – личное приветствие принца Кинахема, капитана «Нипера», с просьбой выйти на связь.
После третьего вызова Дара начала терять и без того слишком притянутую за уши надежду – на что? да пожалуй, не меньше, чем на чудо! – как вдруг среди ровного звенящего гула эфира в передатчике прорезался густой бас:
– Поселение Бахистов. Приветствую! Иоганн Себастьян Бах на связи.
– Да это же… Петер Пауль!!! – радостно закричала Дара в микрофон, едва не «проглотив» тангенту. Йегрес наставнически отвел её руку от лица на правильное расстояние, но она этого даже не заметила.
– Петер Пауль, это я, вы слышите меня?
С того конца докатилась волна обескураженного молчания. Затем голос откашлялся и ещё громче и авторитетнее повторил:
– Поселение Бахистов! САМ Иоганн Себастьян Бах на связи!
Девушка засмеялась и взглянула на ничего не понимающего принца. Он стоял, прислонившись к стене, и, скрестив руки на груди, с небрежно-благосклонной улыбкой наблюдал за происходящим.
– Петер Пауль, вам незачем притворяться! Я всё знаю о вашей затее. Но пожалуйста, поверьте, я не собираюсь вам мешать! – и, отпустив кнопку тангенты, тихой, как будто кто-то ещё мог услышать её, скороговоркой пояснила Кинахему: – Эти несколько органистов задумали рискованную и поистине грандиозную аферу по осуществлению Второго Пришествия Баха в Ахинее, мне их выдала Анна-Тереза. Роль «Ивана Себастьяныча» досталась Петеру Паулю. Судя по всему, реализация плана уже в самом разгаре!
– Откуда, черт возьми, вам всё известно? – сердито и возбуждённо зашипел голос из передатчика.
– С вами говорит… одна посвящённая особа… впрочем, вы меня все равно вряд ли узнаете.
- Нет уж, представьтесь, пожалуйста! И надеюсь, у вас хватит такта не называть больше имён. Мы здесь с вами не одни!
Представиться, не называя имён? Это, интересно, как?
- Ну… Я некто, о ком вы могли слышать, но никогда не видели. Вобщем, для вас я – то же самое, что …Анна Магдалена Бах!
Кинахем хмыкнул. Дара сосредоточенно посмотрела на него, пытаясь понять по его реакции, что это она только что сказала.
На частоте снова воцарилось молчание. Вернее, что-то происходило ЗА пределами эфира: появлялся и снова пропадал сигнал, «квакали» нечленораздельные звуки… Неожиданно раздалось характерное шипение, и, явно в записи, зазвучала музыка, оказавшаяся четырёхголосной фугой для органа и колоратурного сопрано, на слова известной народной песни. «У кошки четы-ы-ре ноги-и-и-и-и-и-и-и-и-…» - исполнение Анны-Терезы Дара узнала без труда. «Позади-и-и-и… у неё-ё-ё-ё…» - старательно выводил сложный полифонический контрапункт знакомый голос. Едва дослушав до интермедии, в которой, с нарастающим драматизмом подбираясь к кульминации, вот уже несколько тактов распевался «длинный хвост», принц, не понаслышке знакомый с музыкой эпохи Барокко (спасибо многолетним стараниям его преподавателя Тариэля Гросса, горячечно помешанного на искусстве), не выдержал и рассмеялся:
- Это, простите, что?
- Как что? Разве не слышишь, это же Гимн! Гимн Бахистов, - тоже засмеявшись, отозвалась Дара. - Одна из его версий: Анна-Тереза каждый раз импровизирует его чуть-чуть по-разному.
– Гимн? Я не Бах, конечно, но на его месте я бы, наверное, плакал… От смеха…
- Так и есть! Себастьяныч - человек искромётного юмора! Замечательный дядька! Кто-кто, а уж он бы точно оценил, – уверенно заявила девушка. Анна-Тереза столько про него рассказывала, что у Дары уже давно было впечатление, что Баха она знает лично. Впрочем, может, и правда знает… Тут всё казалось возможным, - и попробуй теперь, разберись, где реальность, а где не совсем…
Забавная, похожая на пародию, фуга всё звучала, наполняя пространство радиорубки торжественными и глубокими звуками органа, и здесь, глухой ночью, затерянные где-то посреди бескрайнего морского пространства, охваченного лихорадкой неизвестной болезни, в маленькой каюте на одиноком корабле, бросаемом между волнами набирающего обороты шторма, эти величественные звуки из радиопередатчика казались звуками из другого мира. Принц и Дара слушали, продолжая улыбаться и перешучиваться, но на сюрреалистическом стыке комичного и возвышенно-неземного у них обоих почему-то невольно стало возникать совсем не забавное ощущение странного трагического гротеска, словно символа ещё как будто ненастоящего, не принимаемого сознанием, но всё неумолимее надвигающегося прощания с их собственным миром…
К счастью, лишь слегка прикоснувшись к этому чувству, они не успели погрузиться в него хоть сколько-нибудь глубоко, потому что музыка внезапно прервалась, и вновь наступила грохочущая штормовая тишина.
- Боюсь, было не очень разумно разоблачать чужую тайну в эфире, где нас может слышать кто угодно. Кажется, переговоры закончились, не начавшись, - беззаботным тоном констатировал Кинахем; перспектива срывающегося контакта, по всей видимости, совсем не портила его настроения. В отличие от Дары. Но в тот момент, когда она уже готова была горестно признать свою недипломатичность, кто-то вдруг снова вышел на связь.
– Кто это говорит?! – раздалось в динамике. Это был, конечно, Шурик!
– Уважаемый… - она осеклась, не зная, как обратиться к этому органисту, чтобы не спугнуть и его. - Это…я!
– Так вот, уважаемаЯ! – голос Шурика звучал натянуто и высокомерно. - Убедительная просьба не беспокоить Маэстро за работой и не компрометировать его честное имя своими двусмысленными намёками! Анна Магдалена Бах отошла в мир иной, где и имеет благодать пребывать ныне. А великий Маэстро явился к нам в сопровождении иной своей спутницы, чьё имя - Мария Барбара!
- Про Марию Барбару Анна-Тереза не предупреждала… - озадаченно пробормотала Дара, глядя на принца, и снова нажав на кнопку, начала как можно безоблачнее: – Послушайте, при всём уважении к великому Маэстро и благоговении перед его спутницами, меня в данный момент интересует совершенно другая известная вам личность. Не будете ли Вы так любезны позвать… - «а, была не была!» - Анну-Терезу? – Дара замерла, затаив дыхание. Если повезёт, сейчас она услышит голос подруги…
Однако из передатчика звучал всё тот же, хотя уже и менее вредный, тенор Шурика:
– У нас её нет!
– Как нет?.. Почему? У вас тоже наводнение?
– Напротив, чудесный солнечный день, а что?
– Вам повезло больше, чем нам. Мы терпим бедствие в районе Земли Меалины, и мне очень нужно связаться как-то с Анной-Терезой!
– Анна-Тереза растворилась в Гармонии, - веско сообщил Шурик. – Может, ей что-нибудь передать?
– …В Гармонии?! Это надолго… - обречённо вздохнула Дара. - Ну, тогда, передайте ей, чтобы… Когда она… Хотя знаете, передайте ей просто привет.
- От кого? От кого привет? – допытывались в передатчике.
Но она уже не отвечала. Девушка растерянно смотрела на принца.
– Возвышенная Душа на неотложном вызове? – рассмеялся он.
– Гармония! – фаталистически продекламировала Дара. – Что может быть неотложнее…
Ну конечно! В чем же ещё могла раствориться студентка 2 курса музыкального училища факультета «теория музыки» Анна-Тереза накануне летней сессии, если не в Гармонии! В конце концов, именно этот предмет, хотя и не является основным для большинства факультетов, – а, по мнению большинства студентов, так он и вообще лишний («Ну спрашивается, на кой …, к примеру, вокалисту сдалась эта Гармония?! Да В ЖИЗНИ он не станет подбирать ПРАВИЛЬНОЕ трёхголосное сопровождение к заданной мелодии, или анализировать особенности гармонического стиля Кшиштофа Пендерецкого. Вокалист – должен петь!»), – но уж точно оказывается самым сложным из общих музыкальных дисциплин. Для многих «специалистов» Гармония так навсегда и остаётся китайской грамотой. И ещё для очень многих – ночным кошмаром студенческих лет.
И тут уж, конечно, не до бахистов! И у них там, по всей видимости, действительно не произошло наводнения…
Дара вновь посмотрела на Кинахема. Неудача расстроила её больше, чем она ожидала. Его же происходящее, похоже, наоборот, весьма развлекло. Вид у него был весёлый, расслабленный, и даже, как с некоторым удивлением отметила она, какой-то счастливый.
Не переставая смеяться – спасибо, что теперь хотя бы только глазами, он спросил:
– Насколько я понимаю, предложения иссякли?
Дара же, напротив, ощутила смутный укол обиды – результат усталости и разочарования. И ещё это выражение его лица – смесь ехидства и снисходительности. Было совершенно очевидно, что он смеётся именно над ней… Да как он может! Ведь это была хорошая идея… Это была хоть какая-то идея за последние дни бесцельных скитаний!
– Я могу попробовать связаться с Максом Набом, если только узнаю, где он сейчас, – с вызовом сообщила она, судорожно хватаясь за ходивший ходуном подоконник.
– И кто такой Макс Наб? Ещё одна Возвышенная Душа?
– Это мой двоюродный брат. Отличный парень! Мы создали с ним не один мир. Мы вообще много чего могли бы вместе!
Качка заметно усилилась, и даже крепко держась за неподвижный предмет, коих осталось очень мало, устоять на ногах было довольно трудно. Но принц стоял, казалось, без особого напряжения. Это была его стихия.
– А что ты вообще прикалываешься? – неожиданно для себя спросила Дара. Вслух; про себя – скептически ухмыльнулась: «подходящее время для выяснения отношений». Но какой-то театральный кураж уже овладел ею. – Между прочим, у меня ведь получилось!
- Получилось – ЧТО? – он закашлялся, чтобы подавить очередной приступ смеха.
- Связаться с ними! Ты же видел, - это было невозможно, но у меня получилось!
- Невозможно? Пожалуй… В это время, при пятибальном шторме, установить связь с неизвестным поселением органистов где-то на солнечной стороне планеты и даже, как принято, обменяться с ними информацией о погоде… Ты права, это безусловный рекорд! Не без моей, конечно, помощи, но удача уже то, что ты не успела поднять на ноги весь экипаж. Элдари, от имени всех ревнителей общения в КВ диапазоне – поздравляю. Только прошу, в следующий раз всё же не стоит рисковать своей жизнью, даже во имя искусства коротковолновой связи!
Было действительно смешно. Она с трудом удержала предательски дрогнувшие губы. И от этого почему-то стало ещё обиднее.
- Знаешь, что… - обличающе начала она и замолчала, не зная, чем закончить. – ..Придумай что-нибудь сам.
- То есть, ты настаиваешь на продолжении? – с дружелюбно-опасливым участием на лице покосился он на неё.
- Нет, просто хочу узнать: может быть, у тебя самого есть предложения?
– Есть. К примеру, пойти спать.
– Спать?! – она задохнулась от возмущения.
– Ты не обратила внимания, что уже пятый час ночи?
– ..То есть, все эти пафосные разговоры – всё это чушь? Я поверила тебе, а ты просто смеялся? Значит, это всё сказки – про поиски Возвышенной Души?! – её громадные, как два блюдца, серые глаза сейчас приобрели свинцовый оттенок и смотрели прямо и на вынос, напоминая стальные шляпки кованых баржевых гвоздей. Принц опустил голову, не в силах больше справляться с улыбкой.
– Ах да, Возвышенная Душа, как я мог забыть… Это всё стресс. Не забывай, ещё и часа не прошло, как я избежал верной гибели от распахнутой, по всей видимости, с ноги, железной двери. Ты права… Неси свою записную книжку, пойдём по алфавиту!
«…И как прикажете его защищать?!»
– Намекаешь на то, что я дурочка. А эта задача – она для избранных. Таких, как ты. Конечно, ты же – Принц!.. – она взмахнула руками, точно большая агрессивная птица, - а я всего лишь…
– Ого, какие у тебя комплексы! – тут же перебил он, уже откровенно хохоча.
«Ты – издеваешься?! Ятутночейнесплювсёдумаюнадтвоимисловамирешаютвои проблемы… а ты ВОТ КАК!..» – все эти почти готовые сорваться слова потонули в её собственном смехе.
Должно быть, дало о себе знать нервное напряжение, – помноженное, разумеется, на сумасшествие юности, – но они отчаянно веселились следующие минут, наверное, двадцать, перебрасываясь всё менее претендующими на здравый смысл и всё более провокационными комментариями, постепенно опустившись на пол, уезжая под стол при каждом крене корабля и смеясь, вобщем-то, уже от осознания того, что сами не понимают, отчего и над чем они смеются. Наверное, они и правда немножко сошли с ума; во всяком случае, сами они были в этом абсолютно уверены, и приходить в себя совершенно не хотелось... Картина, представшая пришедшему заступать на утреннее дежурство Роберту Винсу, явила ему капитана, сидевшего у стены, обхватив колени и уронив голову на руки, и раскрасневшуюся Дару, которая, издавая не вполне внятные звуки, в очередной раз медленно выползала из-под стола в съехавшем на одно плечо капитанском кителе. С излишней поспешностью захлопнув обратно дверь, старший радист получил вслед новый взрыв хохота, задумчиво почесал затылок, и, многозначительно хмыкнув, решил поспать ещё часок.
Когда сил больше не осталось, и не сразу, но пришлось успокоиться, Йегрес и Дара ещё долго сидели рядом на полу радиорубки, забившись для устойчивости в маленький угол между дальней стенкой и железным шкафом для документов, и болтали о чём-то, не замечая ни качки, ни времени; наверное, где-то на краю мироздания.
Не замечая, что рассвет этим утром так и не наступил…
«– Спать? Я так сказал? Да, припоминаю, сказал… Но не имел этого в виду. В конце концов, согласись, у меня было право на маленькую месть! Ты очень сильно напугала меня, Элдари. Не делай так больше.
– Прости меня. Понимаешь, после всего, что случилось в последние дни, я просто как-то не подумала о безопасности… А ты, значит, когда боишься, начинаешь злиться. Так-так… Прячешь страх за злостью? Пытаешься избавиться от страха путем… э-э… как это там, у психологов… «сублимации»? Или…
– Я начинаю злиться, когда на корабле грубо нарушаются распоряжения капитана!
– …?
– Ну… и когда боюсь, тоже. И хватит так улыбаться.
– И всё-таки у меня была «крайняя необходимость» покинуть каюту, так что я не нарушала твой приказ!
– Странно… Всегда думал, что «крайняя необходимость» – это, как минимум, пожар, затопление, или, хотя бы, состояние, угрожающее здоровью.
– Вот! Я как раз и была в состоянии, угрожающем здоровью, потому что мой мозг уже готов был взорваться от попыток найти хоть какую-нибудь зацепку!
– И ты решила освежить его ночной прогулкой по палубе под штормовой волной. Понимаю! Чертовски логично… если вдуматься…
– Могу, конечно, ошибаться, но если ничего не предпринять в ближайшее время, боюсь, очень скоро в таком состоянии окажемся мы все.
– В состоянии взрывающегося мозга? Да, это будет, пожалуй, пострашнее наводнения...
– Я серьёзно! И наводнение, как видишь, не у всех. У бахистов вот – «чудесный солнечный день».
- Обаятельные ребята. Хорошо, что они, похоже, действительно ничего не знают о катастрофе.
- Как это, ничего? Они что, из другого мира, что ли?
- Значит, тебе тоже приходила эта мысль?.. Я ведь много раз проходил эту частоту… И не было там до сегодняшней ночи никаких бахистов!
- Ну… если даже ты не знаешь, как такое могло получиться…
- Не знаю. Мне открывается далеко не всё, и уж гораздо меньше, чем порой хотелось бы. Просто сила отнюдь не всегда – в знании… А счастье – вообще, наверное, ни в том, ни в другом.
- Но что же тогда всё-таки мы ищем? Прямо как в сказке: пойди туда не знаю куда, принеси то, не знаю что…
– В сказке? Хм… А ты попала в точку! Существует такое предположение, – и лично я с ним вполне согласен, – что сказки – это послания древнейших цивилизаций, которые хотели, прежде чем уйти, передать своё знание, переведя его на общечеловеческий язык, язык образов. Потом уже люди их перепели, сильно изменили под себя, и от реальной той информации осталось очень-очень мало. А что мы ищем… Ну, вот, смотри. Можно жить «вверх», стремительно взлетая по выбранной нами – или отведённой нам – лестнице… не буду говорить «духовного развития», чтобы, убедившись недавно в склочности твоего характера, не создавать для тебя на будущее благодатную поляну для упрёков меня в излишнем, как ты выразилась, «пафосе». …Можно жить «вширь», постепенно расширяя свои возможности на одном, данном уровне. А можно жить – «внутрь», – внутрь себя, когда всё, что происходит, ты черпаешь в самом себе, и только от того, что ты найдёшь в твоей внутренней вселенной, зависит судьба твоего мира, и всего, что есть в нём… Вот тебе и «принеси то, не знаю что»…
– Значит, я просто искала НЕ ТАМ?
– Ты искала НЕ ТАК… Возвышенную Душу вообще не надо ИСКАТЬ. Тебя – я искал. А она сама найдет нас. Понимаешь?
«Искал… меня?..»
……..«Я плыл за тобой»……«Просто, я давно тебя знаю»……..«Те, кому суждено встретиться – обязательно встретятся»…..
– ..Но тогда почему в этом ожидании мы не стоим на месте, а всё плывём, плывём куда-то?
– Потому что я не знаю другого способа жить».;
10. Когда это будет «не море»
Они сидели на полу радиорубки, наверное, второй час. Пролетел ли ангел, родился ли представитель правоохранительных органов, - но в их лёгкой и непринуждённой беседе возникла пауза, которая длилась вот уже несколько минут. Не неловкая пауза, как иногда бывает, когда возникает неприятное ощущение, что людям больше нечего сказать друг другу, а естественная и даже нужная им обоим. Было понятно, что каждый думает о чём-то своём, важном, и это было здорово - вместе молчать и думать.
Откинув голову, Кинахем на несколько мгновений прикрыл глаза. Команды розданы, маршрут определён, у руля - Мид Сонарсен, что говорило само за себя. Странный шторм, очень странный… Но «Нипер» уверенно компенсировал возникающие проблемы и даже пока не жаловался. Всё, что оставалось, это ждать. Наверное, он имел право на эту маленькую вольность – вот так просто сидеть с ней рядом, не заботясь больше ни о чём, совсем не по-капитански безответственно. И он был почти счастлив.
Почти… Закрыв глаза, принц думал о том, что его мысли становятся более сумбурными, поступки нелогичными, чувства всё труднее поддаются контролю. Всё сложнее было понимать, почему они не должны быть вместе. «Иди и сделай её счастливой!» Эти слова отдавались в голове чарующим эхом. Единственное, на что он до сих пор опирался, было то самое знание, воспринимаемое им из ниоткуда. Он чувствовал, что так правильно, хотя всё меньше понимал, почему. И это было мучительно.
Но он, наверное, даже справлялся, пока этой ночью она не ворвалась ураганом к нему в рубку, и не свела на нет все его и без того слабые попытки выдерживать дистанцию. Сначала она испугала его до состояния лёгкого бешенства. Его не очень просто выбить из колеи, но Элдари слишком близко… Да, насчёт страха и злости она, безусловно, открыла ему глаза на самого себя. Похоже, многому ещё предстоит учиться. Вместо привычной собранности он на какое-то время потерял контроль над происходящим. А потом… Потом он просто уступил (ей? себе?), поняв вдруг, что не желает больше сопротивляться неизбежному, и со снисходительным весельем наблюдал за её лишёнными смысла, и всё-таки не совсем безуспешными действиями. Элдари явно обладала необычной способностью… притягивать события? Нет, он не мог пока этого объяснить, так же как и не мог объяснить природу своего «слышания». Ему стало смешно: он неизвестно что знает, она неизвестно что умеет… отличная пара!
Дара пошевелила плечом, и Кинахем посмотрел на неё. Она сидела, как и он только что, с закрытыми глазами, и была пленительно хороша в отблесках ночного грозового неба. Нежность и страсть горячей волной захлестнули его сердце. Порывистым, категоричным движением схватить в охапку, посадить на колени, поцеловать! Целовать долго, до самого утра...
Принц отвернулся и опустил голову. Он так и знал, нельзя было оставаться с ней наедине. Руки сжались в кулаки. Да почему нельзя, чёрт возьми! А что, если и вправду им совсем мало осталось быть вместе? Разве ему нечего дать ей? А его любовь? Ведь Элдари даже не знает, не помнит ничего! Разве это честно? Разве так он не предаёт её ещё больше, чем если бы нарушил её покой своим признанием?
В нахлынувшем отчаянии Кинахем прислушался к себе. …Нет, он всё делал правильно. Всё было так, как и должно было быть…
С холодным скепсисом он осадил свой порыв. И только тихо спросил:
- Эй, ты что, заснула? – Слова, обращённые к ней, но сохранившие отзвук его мыслей, прозвучали холодно и почти насмешливо, и он испугался, что Дара может принять это на свой счёт. Но она ничего не заметила.
- Нет, я думаю, - ответила она, открыв глаза.
- О чём?
Она улыбнулась:
- Я думаю, а могу ли я так же читать твои мысли, как ты читаешь мои?
- Давай попробуем! – Он знал, что она не умеет читать мысли. И всё же усмехнулся: было бы забавно, если бы сейчас Элдари действительно поняла, что он борется с желанием поцеловать её. И вдруг, бросив на неё быстрый взгляд, словно монетку, неожиданно для себя решил: «Если она угадает, я сделаю это».
- Ну и о чём я сейчас думаю?
Не уловив едва заметного напряжения в его голосе, Дара сосредоточилась:
- Ты думаешь о том, не настало ли время спустить оставшиеся паруса. Так? …Что скажешь? У меня получилось?
Йегрес сперва даже не понял, что она сказала. А когда понял, то со вздохом улыбнулся сам себе: «А чего ты ждал? Что вот сейчас она прямо так и попросит её поцеловать?»
Потерев глаза в раздумье, что ей ответить, он совершенно автоматически заглянул в её сознание. И увидел там честную картинку: окно каюты Элдари, тени, явно отбрасываемые парусами… «зловещие пляшущие тени»…
И молниеносно очнулся:
- Паруса? Ты сказала «паруса»?
Жёсткий, как пощёчина, вопрос тревожной сиреной ударил по ушам.
Словно с двенадцатым ударом сказочных часов, внезапно и неожиданно они упали с края вселенной, где единственной их реальностью было «хорошо вместе», - и оказались опять на холодном полу радиорубки; всё ещё рядом, тесно прижавшись друг к другу плечом, но уже далеко. Исчезло волшебство, и снова он – капитан корабля, и в глазах его штормовое море и судьба всех тех, за кого он в ответе, а она – снова лишь маленькая растерянная девочка.
– Да, паруса…
– Не может быть, мы ведь убрали все паруса.
– Но мне кажется, я видела парус с правого борта.
– Неужели сорвало... Давно?
– Нет… то есть.., да…– Дара взглянула в окно. Интересно, почему так темно? Разве ещё ночь? – …Где-то перед тем, как добралась до штурманской.
Кинахем сорвался с места, бросив на ходу:
– Я сейчас вернусь.
Ледяной укол страха в сердце.
– Но принц!.. – безотчётная попытка остановить. – «Без крайней необходимости… Не выходить на открытые палубы…»? – выразительно напомнила она.
– Не для меня, – улыбнулся он вскользь. – К капитану это не относится, – донеслось уже из темноты. Тяжело хлопнула железная дверь каюты.
Принц вышел наружу и двинулся по палубе, крепко придерживаясь за бортик, но, среди тысячи звуков различив звук торопливых шагов за спиной, резко обернулся и закричал, перекрывая рев и завыванье:
– Сейчас же вернись, Элдари!
Влажная пыль туманом зависла в воздухе. Волны с грохотом обрушивались на «Нипер», словно стая голодных чудовищ. Девушка стояла, не в силах сдвинуться с места.
– Ты слышишь, уйди немедленно! Элдари Даннросвалль, это приказ!!!
Нет, даже его пронзающий яростный взгляд не мог заставить её уйти. Ей вовсе не хотелось, словно камню, тонуть самой и тянуть ко дну капитана. Но внезапно охватившее предчувствие с бешеной силой толкало её вперед. Это был всё тот же Страх, и теперь он обрёл конкретное лицо. Лицо принца Кинахема...
Он не вернётся. Он уходит навсегда.
Уходит навсегда!
УХОДИТ НАВСЕГДА!!!
Она зажала руками уши, отлетая к противоположной стене:
– Я с тобой!..
Неизвестно как удержавшись на ногах, девушка снова вцепилась в бортик. Поняв, что разговаривать бессмысленно, Кинахем стремительно подошел к ней и, схватив за запястье, собирался уже силой водворить её в зону относительной безопасности, но почувствовал дрожь, бьющую её изнутри, и остановился. Его взгляд смягчился, лицо выражало волнение.
– Да что случилось, Дара?
Сильный порыв холодного ветра принес тучу пенистых брызг.
– А ты разве не видишь, ЧТО?
– И только это? – Принц засмеялся. – Но это только ветер и вода! Я же моряк, Элдари!
Освободив одну руку, он обнял её за плечи, привлёк к себе. Странно, но после сегодняшней ночи это было чем-то настолько естественным, что единственное ощущение, пробившееся в тот момент к её сознанию сквозь тяжёлый озноб неотвратимости, было внезапно наступившее равновесие. "Вот она какая, ЕГО реальность... Всё правильно, он моряк..."
Немного помолчав, Кинахем приблизился к самому её уху и тихо сказал:
– Я чувствую твой страх... Он очень силён... Не стоит, не надо. Всё получится, я знаю это. Верь мне... Я только разберусь с парусами. А "Нипер" помнит и не такое!
Словно в ответ на его слова, ветер взвился с удвоенной злобой, вздымая за собой огромные водяные валы.
– Но тебе со мной нельзя, ты должна вернуться. Не бойся за меня. – Он посмотрел ей в глаза: – И ничего не бойся. Те, кому суждено встретиться, обязательно встретятся.
Нужно ли говорить? – Дара поверила каждому его слову. И поняла, что всё равно не готова потерять его, едва найдя. И поняла, что тоже его – ИСКАЛА…
И смятение неожиданно покинуло её. От него исходило такое светлое спокойствие, такая уверенность, такая безмятежная решимость, что ей вдруг стало стыдно за свой страх. А ещё…
Что-то большее, чем просто покровительственное или даже дружеское участие, было в том, как он обнимал её, прижимая к своей груди с какой-то странной силой, - так, как если бы тоже не хотел её потерять… Непокорное, необоримое счастье тёплыми ручейками разбежалось по венам, полынною настойкой ударило в голову.
«Хранительница сказала… что я люблю тебя!» - отчаянно громко, так, чтобы он обязательно услышал, подумала она, глядя в его глаза.
И он услышал, в тёмных глазах заплясали весёлые чёртики:
- «Хранительница сказала»?.. И что, по-твоему, это может означать?
- …Означать? – Дара растерялась. Всё-таки, думать – одно, говорить же об этом вслух... И действительно, причём здесь Хранительница?!.. – Ну, наверное… - промямлила она, - есть тема для размышлений, учитывая, что такие люди как Хранители, если они вообще люди, …судя по тому…
- Элдари… - с мягким нетерпением прервал её Кинахем. - Но ты ведь сейчас хочешь сказать совершенно другое.
- И ты… уже знаешь – что?..
- Никак не привыкнешь? – его глаза опять смеялись.
- ..Просто… Прости, я… - Она вздохнула, ощутив, как растекается по щекам невидимое пламя, и покачала головой: - Это самое дурацкое на свете признание в любви, да?
Трудно сказать, чего было больше в его лице в это мгновение – безрассудных эмоций или попыток удержать их за призрачной стеной отстранённой весёлости, - но она вдруг отчётливо почувствовала, как часто стучит его сердце, - совсем так же, как её.
- Да, - тихо сказал он и прижался губами к её губам.
Его поцелуй был лёгким и сильным, как протяжный порыв штормового ветра, повелительно-настойчивым и одновременно исполненным невыразимой нежности. И когда их губы разомкнулись, она уже без всяких слов знала обо всём – о неслучайности их встречи, о его безмолвном ожидании и мучительных сомнениях, о его светлом и глубоком чувстве…
Пытаясь унять ликующее головокружение, Дара вновь поймала его взгляд, - по танцевальной привычке, как это делают танцоры, чтобы не потерять чувство опоры в бешеном вихре вращений. Принц смотрел на неё взволновано и ласково.
- Ты уйдёшь уже когда-нибудь, Элдари Даннросвалль? – донеслось до неё, словно из тумана. – Или мне придётся перекинуть тебя через плечо, чтобы унести отсюда?
Дара словно вдруг проснулась и осознала, что они стоят на раскачивающейся скользкой палубе посреди бушующих волн, стоят, обнявшись, даже не держась за бортик, слишком долго для такого шторма. Он прав, отсюда нужно уходить как можно скорее... На одну бесконечную секунду она прижалась щекой к его мокрому плечу. «Я люблю тебя. Я буду ждать, только возвращайся, пожалуйста, поскорее. Только – возвращайся…» И, собрав всю свою волю, отступила на шаг.
– Так уж и быть, уйду сама, - заявила она, старясь придать решительность своему, отчего-то с трудом повиновавшемуся, голосу. - Но если ты закопаешься, я лягу спать прямо в радиорубке, и сам объясняйся потом с Винсом!
Ухватив краешком глаза его улыбку и удерживая её перед собой, она резко повернулась и направилась обратно к двери, но, не сделав и десяти шагов, замерла, поражённая внезапным чувством одиночества. Волна мрачного злорадства обдала её со всех сторон, и пронзительный ужас сковал душу. Дара поняла, что палуба позади неё УЖЕ ПУСТА, и с отчаянным стоном обернулась.
Йегреса Кинахема не было. Остаток унёсшей его волны, холодной и жёсткой, словно сталь, больно хлестнул по коленям.
Отбойным молотком стучало в висках. И тихий голос сквозь гул и рёв: «Когда это будет «не море», я узнаю первым»…
НО Я НЕ ХОЧУ!!!
Но так нужно…
За бортом «Нипера» поднимался и набирал скорость новый вал. Ничего более не видя от слёз и исступлённого отчаяния, она бросилась вперед. Почти в тот же миг мощный поток воды сбил её с ног и, приподняв на своем гребне, швырнул о стенку борта…
;
11. Эпилог
Тяжёлым, словно метеорит, камнем, вернулось сознание, мгновенно образовав где-то глубоко внутри безобразный зияющий кратер настоящего. Схлынула ледяная вода, Дара тяжело закашлялась, судорожно вдохнула, снова закашлялась... Она лежала на спине на мокрой палубе, закрыв глаза, не желая возвращаться в реальность. Это, конечно, сон… Очередное видение… Подлинное во всём этом – только его любовь…
Он любит её, любит! Это правда! И это какое-то невероятное чудо… Он подойдёт сейчас, возьмёт её за руку, снова поцелует… Да пусть хоть накричит за то, что она, опять нарушая приказ, валяется тут прямо на палубе! Всё что угодно, лишь бы проснуться…
Но шли минуты. И когда действительность, оказавшись настойчивее, всё же заставила её открыть глаза, Дара вновь увидела беспощадно пустую палубу, чёрный вакуум ночи и клубы влажного тумана в грозовых вспышках.
Она приподнялась на руках и села. Было странно - испытывать одновременно бесконечное горе и абсолютное счастье. Прислонившись к стене, девушка смотрела на неспешно растущую прямо напротив неё волну, и понимала, что ни эта, ни какая другая волна не может причинить ей большей боли, чем та, которую она переживала сейчас. И в то же время была так счастлива, что ни боль, ни смерть уже не имели значения.
- Ты права, Ари… границы, «они для лохов»... а мы с тобой «реальные» девчонки… - вытирая застилающие глаза слёзы, засмеялась она, невпопад вспомнив бородатый анекдот из детства. Невпопад. Она всегда всё делает невпопад. – Только вот моя любовь… никого не защитила…
Падая и скользя, Дара попыталась встать. Из кармашка её платья выпал плоский камушек и покатившись по палубе, остановился около борта, на том самом месте, где только что принц Кинахем обнимал её, где она признавалась ему в любви, где он подарил ей долгий поцелуй, распахнув перед ней самые заветные дверцы своей души. Только что… Сколько прошло времени – минута? две? десять?.. Дара всё ещё ощущала тепло его плеча, силу его рук, его дыхание на своих губах… Это ведь было, было!.. Она закрыла глаза, почти задохнувшись от неожиданного и полного осознания. Было?...
Словно выключили звук и включили яркий свет. Дара быстро поднялась на ноги.
Стоп. Так не пойдёт…
Никаких было. Это - есть.
Прямо над головой раздался оглушительный удар грома, внезапной косой стеной хлынул ливень. Но это было уже неважно. Ничего этого больше нет.
Есть глаза цвета мокрого асфальта.
Есть улыбка, созданная возвращать к жизни из любого небытия.
Есть их любовь, и её не под силу отнять у них никому.
Будет именно так, она так решила. Это было так же просто, как дышать, смеяться или жить. Словно из подводных глубин Земля Меалины прислала ей свой материнский привет; словно буря, сама того не желая, поделилась с ней своим могуществом.
«Будет так, как он сказал. ВСЁ ПОЛУЧИТСЯ».
Тучи сдвинулись, стихия потемнела… и не посмела возразить.
И теперь Дара была сильнее бури. Она стояла, бесстрашно выпрямившись, открывшись звездопаду молний и пронзающему холоду, принимая переполнявшую её боль, как благодать. Она протягивала руки ледяным струям дождя, проникаясь им, растворяясь в нём, и волны не смели коснуться её ног. Она смеялась в лицо ветру, и не было для неё большего счастья, чем вдох за вдохом отдавать ему свою жизнь…
Она умирала? Или рождалась? «Ты права, Ари…» С каждой каплей утекающей жизни словно исчезала ещё одна грань, разделяющая её с Космосом. Космос вливался в неё, наполняя её собой, своей безграничной силой и совершенством, постепенно присоединяя к себе каждую её частичку. Она переставала чувствовать своё тело. Переставала осознавать себя. Переставала думать. Где-то далеко на кромке мира остался лишь её смех. Как солнечный зайчик… Или как свет далёкого маяка…
Внезапно пространство содрогнулось, заскрежетало, теряя свои очертания; звонкий её смех, оторвавшись от земли, охватил небеса. Он ширился, множился, разрастался, пока не перерос в удивительно прекрасную, свободно льющуюся музыку, всепроникающую и несущую покой. Все отступило перед ней. Звук становился светом; свет переливался всеми цветами радуги, и имя ему было – Любовь. Забыв, кто она и откуда, она летела навстречу этому свету, растворяясь в нём и неся его в себе, сама - свет, сама - цвет, сама - звук, маленькая волна на поверхности Океана Бытия…
…Сколько это продолжалось – миг или вечность – невозможно понять там, где миг и вечность одинаково лишены своего привычного значения и объединены знаком равенства. Но льющийся покой становился всё светлее и ярче, и, почти ослеплённая этим сиянием, девушка закрыла глаза.
«Что со мной?» – спросила она у себя. И не нашла ответа.
…Музыка постепенно становилась тише, уступая место другим звукам. До слуха донесся чей-то разговор, смех, шум воды…
«Ты морячка, я моряк! Ты рыбачка, я рыбак!..» – ворвался в уши вопль Олега Газманова. Вздрогнув, Дара открыла глаза и машинально зажмурилась: яркое солнце освещало небо; их теплоход плавно двигался вдоль берегового пейзажа.
– Ань, ты чего? – спросила Машка.
– …Так, задумалась, – неуверенно ответила Дара. Странная, равнодушная грусть сжимала сердце. «Что со мной?» – слабеющее мучительно-бессмысленное эхо. «Что со мной?..» Что-то случилось, но она не могла вспомнить, что...
А разве что-то случилось? Она мельком пробежала события последних суток с начала их теплоходного круиза «Москва – Горицы» (папе дали путёвки): речной вокзал, регистрация, заселение в каюту, обход теплохода, знакомство с Машкой и её братом Антоном, наконец, эта дискотека на верхней палубе…
Маша продолжала сверлить её взглядом:
– Судя по лицу, у тебя какое-то горе. Анют, ты меня пугаешь!
Это была шутка, и Дара улыбнулась. Горе?.. Да нет вроде… «Чушь какая-то!» …Только откуда это внезапно нахлынувшее чувство одиночества и холода в разгар жаркого июньского дня? И в груди – пресно-тяжелый привкус безысходности…
Она передёрнула плечами, стряхивая оцепенение: должно быть, просто «накатило». Бывает!
– Скучновато как-то, – сказала она подруге. – Может быть, предложить им поменять кассету?
Машка надела на полные яркие губы роковую улыбку, приспустила солнечные очки, блеснув поверх них чёрными глазами с неведающим промаха снайперским прищуром, и, тряхнув синими ромбиками в ушах, направилась к сидящему за столиком с аудио аппаратурой начальнику турбазы, лично руководившему дискотекой в первый день круиза.
– Даже и не пытайтесь, все равно ничего другого не поставит, - раздался голос прямо за спиной.
Дара оглянулась и увидела проходящего мимо парня с чёрным шнурком поперек светлых, чуть выше плеч, волос и неясным оттенком аристократического изящества в облике – от сдержанных жестов и непринуждённой осанки до тонких правильных черт лица; а в остальном типичный на вид матросик из команды.
– Почему это? – рассеянно спросила она.
– Да здесь вообще не бывает нормальной музыки. Приходите лучше к нам, на корму средней палубы, - приостановившись, улыбнулся он.
Хорошо так улыбнулся… Будто оттаяло что-то внутри. В непонятном смущении Дара отвела глаза…
Хотя почему – в непонятном? «Симпатичный мальчик»... Обычное дело! Беспечно отогнав ненавязчиво промелькнувшую в голове мысль, девушка с вежливой улыбкой поблагодарила парня, который небрежной походкой отправился дальше.
…Ничто не шевельнулось в глубине её души. Только вдруг стало, почему-то, очень-очень весело.
Позови ветер
© Copyright: Искра На Ветру, 2017
Свидетельство о публикации №217010300966
Свидетельство о публикации №217010300966
Рецензии