Усто Мумин. Зачарованный странник

Усто  Мумин.

Зачарованный странник.

«Восток поразил меня своей сказочностью, пленил необычайностью бытового уклада, очаровал своим декоративным искусством…» - так писал в воспоминаниях Заслуженный деятель искусств Узбекистана художник Александр Васильевич Николаев – Усто Мумин.
Семья военного инженера, подполковника царской армии Василия Николаева жила  в небольшом российском городке Воронеже. Отец, будучи военным человеком, по роду службы часто уезжал в командировки. По возвращению домой, он обнаруживал множество рисунков и акварели сына. Саша с упоением рисовал всё подряд. Он не мог упустить момента пробуждения природы. Ласковые лучи, иногда проглядывавшего солнца, и летние проливные дожди, тоже приносили ему радость. Каждое время года вызывали в душе мальчика восхищение. Он старался, как можно больше запечатлеть на бумаге это чувство. С одной стороны отца радовало увлечение отпрыска, но с другой, он, как и многие отцы в традиционных семьях, хотел видеть в наследнике, продолжателя своего дела – военного инженера.
В 1908 году, когда Саше исполнилось одиннадцать лет, Василий Николаев отдал сына  в Сумской кадетский корпус близ Полтавы, где он провёл восемь лет. Затем юноша продолжил обучение в Уланском корпусе в Твери. Но увлечение живописью взяло верх, и Александр вопреки уговорам отца уехал в Москву, где поступил в государственные Свободные художественные мастерские К. Малевича.  Недолго пришлось ему заниматься любимым делом. События, произошедшие в эти годы, не могли оставить равнодушным молодого человека. Поддавшись настроениям общей массы революционно настроенных людей, Александр, оставив учёбу, вступил в ячейку сочувствующих Р.К.П. и в 1919 году добровольно отправился на  Деникинский фронт политруком.

После демобилизации из рядов Красной Армии в 1920 году Александр Николаев в числе других художников и архитекторов России приехал в Узбекистан.
Вот здесь то и произошло чудо! Великолепие памятников архитектуры, «декоративизм одежд и украшений» пленили его. Самарканд заставил его, словно, заново родиться. Художник с головой окунулся в изучение и изображение Узбекистана. Он увидел этот сказочный край не просто феерически ярким и пёстрым, он почувствовал глубину внутренней жизни народа, красоту природы Узбекистана. В течение первых двух лет работы в Самарканде Николаев упорно искал свой стиль. Его первые произведения – пёстрые эскизы декораций к спектаклям и рисунки на темы легенд с изображением юношей на конях, женщин в шароварах - ещё были близки к трафаретному представлению об экзотике сказок «1001 ночи». Александр настолько погрузился в быт, историю, искусства народа, что  с большим  интересом наблюдал  традиционные обряды в старых кварталах Самарканда. Вместе с другими художниками он поселился в живописном фруктовом Саду. Коллеги часто ходили в походы по склонам бархатистых холмов, по горным, скалистым тропам, устраиваясь на берегу горных бурлящих речек. Вдыхая чистый воздух, наполненный ароматом горных трав, они самозабвенно рисовали. Экскурсии по достопримечательностям Самарканда, Бухары, наблюдения за жизнью местного населения всё это ещё  больше расширило познания молодых художников удивительной природы Узбекистана, раскрыло перед ними философию глубокого единения человека и среды, в которой  жили. Особенно Александр обитал в этой среде так естественно, в таком единении со всем – изразцовыми стенами и минаретами, оплывшими дувалами и аистами, и топольками с зеленоватой просвечивающей кожей. Слитность художника и среды в его ранних работах настолько была сильна, что трудно было подумать - эти произведения созданы русским художником в ХХ веке. Он не только изучал, но целиком принял Восток. При виде седобородых стариков, в ярких полосатых чапанах с большими чалмами на голове, женщин и девочек  в красивых атласных платьях, загорелых босоногих мальчишек, беззаботно бегущих по пыльной дороге, он невольно склонял голову  и,  прижимая правую руку к сердцу, приветствовал их:
- Ассалом-алейкум! – произносил Александр, растягивая «о», со свойственным акцентом присущему русскому человеку из Воронежа. Это очень подкупало местных жителей. Соседи по махалле, местные народные умельцы сразу обратили внимание на сухопарого, интеллигентного мужчину, мягкого и доброго в общении. Николаев быстро адаптировался к местным обычаям, традициям и уже вскоре принял мусульманство. Дома он носил халат и тюбетейку, а когда  предстояла встреча  с духовенством или с народными  мастерами Самарканда, Ташкента он надевал чапан и чалму.  Всё это вызывало со стороны людей окружавших его, живущих и работающих рядом с ним, глубокое уважение.  Вскоре,  в среде местных жителей, его коллег и друзей, возник псевдоним «Усто Мумин», что в переводе означало – Мастер мягкий, кроткий.

Проблема создания национального стиля в двадцатые годы волновала мастеров  Средней Азии, и в частности в  Узбекистане. С одной стороны, здесь в течение более тысячелетия, за исключением миниатюры, не было изобразительного искусства.  С другой стороны, художники столкнулись  с высокими творениями народного гения, нашедшего воплощение  в памятниках культовой, дворцовой, и жилой архитектуры, а так же в народном декоративно-прикладном искусстве. Каждый художник искал свой путь.
Усто Мумин с самого начала своей творческой деятельности, несмотря на то, что некоторое время он учился у Казимира Малевича, следовал традициям классического наследия мирового и русского изобразительного искусства. Он так же познакомился с миниатюрой в иранских и персидских рукописях. Через некоторое время Николаев в совершенстве мог скопировать миниатюру, легко мог придумать композицию, имитируя миниатюру. Он создал вереницу образов студентов медресе, любителей перепёлок, юноши с томными глазами, подведённые сурьмой, с розами под тюбетейкой. Уже именно в эти годы художник начал подписывать свои произведения псевдонимом «Усто Мумин», желая подчеркнуть своё кровное родство с узбекским народом. Вокруг Николаева образовался свой круг художников и архитекторов, приехавших из России, Армении влюблённых в природу, быт и людей Узбекистана. Среди них были, в последствии, прославленные мастера живописи, графики, плаката – В. Уфимцев, Н. Герасимов, А. Волков, В. Еремян и другие.
Усто Мумин – поэт линии, мастер, который увидел в неповторимом своеобразии художественного облика Самарканда и Бухары, в индивидуальной красоте узбеков и таджиков черты итальянского возрождения. Он запечатлел, поразившую его до глубины души красоту людей, уклада жизни и памятников истории в стройных, симметричных, удивительно уравновешенных, подчинённых строгой гармонии линий композициях.

Период жизни Николаева в Самарканде был очень плодотворен. В 1924 году Усто-Мумин наряду с другими художниками на выставке «Старый Самарканд», представил свои работы в различных жанрах - «Весна», «Всадник», «Жених», и многие другие.  Полотна созданные в этот период стали в один ряд с шедеврами мирового изобразительного искусства. Постижение пластики народного орнамента и вязи арабского письма закономерно привели Николаева к произведениям, исполненным строгости и музыкальности.
Как-то на выставке, где собрались не только коллеги и друзья, но и люди из литературной и медицинской среды других республик, к Александру подошла высокая стройная девушка. Она первой протянула руку и сказала:
- Здравствуйте, меня зовут Ада. Мы с папой пришли на  выставку, и я счастлива, познакомиться с вами.
Александр слегка сжал протянутую узкую ладонь и недоумённо посмотрел на девушку. Он увидел её зелёные с изумрудным оттенком глаза, и зардевшие румянцем щёки.
- Очень приятно это слышать от столь прекрасной незнакомки… Александр Николаев… Простите, а кто ваш батюшка?
- Евгений Корчитс – профессор медицины из Белоруссии. Мы о вас наслышаны. Мне очень нравятся ваши работы, особенно ранние картины – «Радение с гранатом», «Сон пастуха», «Юноша в белой чалме»… 
Не прошло и двух месяцев со дня их знакомства, как Александр сделал предложение Аде. Девушка не заставила долго ждать ответа. Получив благословения от близких и друзей, они поженились. В 1923 году сыграли свадьбу в знаменитом самаркандском Саду. Через некоторое время в семье Николаевых появился первенец, сын Алёша. Несмотря на занятость, Александр обнаружил в себе способности хорошего, заботливого отца. 

В 1925 году в связи переносом столицы Узбекистана из Самарканда в Ташкент, Усто Мумин с семьёй переехали в Ташкент. Здесь он присоединился к группе молодых художников, работавших в газетах и журналах при издательстве «Правда Востока» и «Кызыл Узбекистан».
Поздней осенью молодые купили небольшой уютный домик в районе Паркетского базара. Семейная жизнь Александра с Адой сложилась счастливо. Один за другим у них родились ещё один сын и дочь. Воспитанием детей в основном занималась Ада. Жена старалась оградить мужа от бытовых проблем, понимая, как важно для творческого человека добрая атмосфера в доме. Она научилась готовить любимые мужем восточные блюда.
Александр в письмах домой в Воронеж, восторженно рассказывал о семье, о людях, народных традициях, природе, в которые он влюбился с первого своего появления на этой земле. Домашним, конечно, трудно было понять; их поражало и удивляло, как это сын, исконно русский человек, полностью влился в жизнь совершенно чуждого ему народа. Сестра  Галина, заразившись восторгом брата, приехала погостить к нему в Ташкент. Вскоре и она поняла всю прелесть жизни Востока, и тоже была очарованна природой, жителями, особенно друзьями – художниками. Она, как и брат Александр быстро приобщилась к быту,  к людям. И вскоре Александр заметил, что его друг Виктор Уфимцев подолгу оставался с Галиной в уютном маленьком саду их дома.  Однажды вечером, когда домочадцы собрались ужинать, Галина посмотрела на брата,  опустив голову, сказала:
- Саша, ты знаешь, я хочу тебе сообщить одну новость...
Брат, посмотрев на сестру, улыбнулся:
- Наверное, ты скажешь, что твои каникулы продлятся на неопределённое время?
- Да-да, - подхватила Галина, - продлятся, но по более серьёзной причине… мы… с Виктором решили пожениться, и просим твоего благословения…
Что мог ответить любящий брат? Конечно, он давно заметил их нежные чувства, тем более Виктор Уфимцев был его ближайшим другом.
Так и решили: свадьбу Виктора Уфимцева и Галины устроили в живописном, благоухающем саду в доме Усто Мумина…
В хлебосольном доме Николаевых часто собирались друзья В. Уфимцев, В. Еремян, их жёны  с детьми и непременно за столом с ароматным узбекским пловом или уйгурским лагманом. А если были в гостях у Уфимцева, то хозяева обязательно угощали знаменитыми сибирскими пельменями, которые искусно готовила Галина.
В 1931 году в Москве состоялась выставка работ изобразительного искусства Узбекистана. На ней были представлены живописные и графические работы  А. Волкова, В Уфимцева, С. Мальта, В. Еремяна, Усто Мумина и многих других. В числе лучших, связанных с современностью  произведений, критики  отметили акварель «Ликбез» Усто-Мумина. В газетах и журнале «Муштум» того времени часто публиковались агитационные сатирические плакаты и рисунки Усто Мумина, бичевавшие расхитителей общественного добра, пьяниц, спекулянтов и представителей духовенства. В 30-ые годы раскрылась новая грань таланта художника Николаева как плакатиста и мастера книжной иллюстрации. Особенно его увлекла работа над иллюстрацией книг М. Каземи «Страшный Тегеран», А. Кадыри «Абид-кетмень» и иллюстрации к анекдотам Афанди. Каждый штрих рисунка мастера был оправдан любовью художника к натуре, к деталям. Николаев как будто перевоплощался в каждый из характеров, испытывая те же эмоции, что и герои произведений. Мастерство обобщения Усто Мумина исходило от глубокого знания натуры. Пристальный интерес к природе, каждодневное  изучение - всё это стало блестящим и виртуозным результатом владения рисунком. Наблюдательность и  острота ума помогли ему создать лаконичные образы, согретые улыбкой юмора в Ходже Насреддине или улыбкой нежности в «Навруз» и «Свадьбе».

Театрально-декорационная живопись в Узбекистане появилась вместе с профессиональным театром. Специалистов в области театра и театральной декорации не было, поэтому на первых порах приехавшие художники из России помогали в оформлении первых спектаклей национальной, западноевропейской и русской классики, а также  в подготовке кадров узбекских театральных художников-профессионалов. В эти годы в Ленинграде проходили обучение первые узбекские театральные художники Х. Икрамов Ш. Шорахимов. А так же в это время  в 1-ой студии при театре им. Евг. Вахтангова в Москве обучались узбекские актёры, впоследствии, в 1929 году, образовавшие ядро театра им. Хамзы, что явилось большим событием в культурной жизни Узбекистана.
Особенность работы Николаева в театрах Узбекистана была обусловлена его глубоким пониманием специфики театра и его слитностью миром музыки. Николаев с воодушевлением взялся за работу в театре оперы и балета  им. Я. Свердлова. Он творчески осмыслил и блестяще воплотил исторический материал декораций спектакля оперы Е. Брусиловского «Мужественный Таргын». Мастерски соединил сценическую условность и опоэтизированный быт, праздничность и строгость колорита. У художника была очень интересная тональная разработка декорации в оформлении оперы А. Козловского «Улугбек». Работа над декорациями настолько поглотила мастера, что он сам составлял колера и был исполнителем декораций. Светлые тона, нежная тающая живописность декораций и костюмов лишённые яркости приобрели глубину беспредельных небес и толщу древней земли. В эскизах костюмов Усто Мумин обнаружил редкий дар художника. При создании конкретного образа он передал в нём характерные черты народа.

Была ранняя весна 1938 года, когда Николаева назначили главным художником Узбекского павильона на В.С.Х.В. в Москве. Ему предстояла большая трудная, в осуществлении, но очень почётная работа. Друзья собрались в доме Николаевых отметить это радостное событие. Яблони уже сбросили свои нежные лепестки, но по всему двору разносился запах пышной белой сирени. Стол решили накрыть в этом прекрасном цветнике…   За полночь гости  разошлись. Дети, попрощавшись с отцом, пошли спать. Ада собрала вещи в долгосрочную командировку. Александр сел напротив уставшей жены, благодарно посмотрел  в её глаза и тихо сказал:
- Ада… Прошу, береги себя… Для меня ты не только прекрасная жена, нежная мать моих детей, но и преданный друг. Я знаю тебе сейчас очень тяжело после недавней трагической смерти нашего младшего сына…
На глазах Ады блеснула слеза. Она опустила голову, вынула платочек из кармана, тихо всхлипнув, еле слышно произнесла:
- Наверное, до конца жизни я не смогу забыть и простить себе этого… - Муж подсел, обнял Аду за плечи и постарался её успокоить:
- Перестань, ты же знаешь, что это не так… Это могло произойти с любым мальчишкой… Ну просто несчастный случай…
- Я не успела оглянуться как он взобрался на орешину… Моё сердце замерло, когда я поняла на сколько опасна эта высота… Я боялась крикнуть ему, чтобы не испугать… А потом… Всё произошло в одно мгновение… Господи, за что ты так со мной обошёлся?
- Ну, хватит, Ада, дорогая, любимая…

В Москве Николаев окунулся в работу. Он сделал несколько эскизов композиций фрески росписи Узбекского павильона. Часто писал жене и детям письма, подробно рассказывая о своих впечатлениях и результатах работы. Уже были построены леса и нанесены рисунки эскизов на внутреннюю сторону купола павильона.  Усто Мумин всегда даже самые сложные работы старался выполнять сам. Вот и сейчас он залез наверх, чтобы нанести первый мазок живописной композиции. Снизу эхом раздавались голоса людей, из репродуктора доносился бравурный «Марш энтузиастов». У всех было приподнятое настроение.
Вдруг всё стихло, и снизу послышался зычный голос незнакомого мужчины.
- Где тут Николаев?
Усто Мумин опустил голову вниз, стараясь разглядеть зовущего.
- Срочно вниз! – не дожидаясь ответа, продолжил голос.
- На долго? А то у меня тут краски засохнут! – Крикнул с высоты   художник.
- Спускайся, твои краски подождут! – нетерпеливо закончил мужчина.
Николаев вытер кисточки, положил их рядом с банкой и спустился вниз. Среди рабочих Усто Мумин увидел несколько подтянутых, молодых людей в форме Н.К.В.Д.  Зловещая тишина охватила помещение павильона.  Пожилой мужчина в штатском, обладатель зычного голоса спросил:
- Вы Николаев Александр Васильевич 1897 года рождения, уроженец Воронежа?
- Так точно… А в чём дело?
- Отставить! Здесь вопросы задаю я! Ремень, шнурки есть? Снимите.  Так… теперь руки! Вы арестованы!
Тут же подбежал молодой человек, быстро защёлкнул затвор наручников, опешившему Николаеву, подтолкнул его в спину, и указывал головой на выход.
Так «творческая командировка» мастера продлилась целых четыре года, но только сначала в Матросской тишине в Москве, потом в Таш.тюрьме. Позже Николаев узнал, в чём была его вина: «В заговоре и подготовке покушения на товарища Кагановича».
Все эти годы Ада, чтобы как-то прокормить семью, занималась дрессировкой собак для М.В.Д, а потом и для фронта. 
Старший сын Алёша не вернулся с войны. Он погиб, защищая Украину.

Весной 1942 года Государственные органы освободили арестанта за недостаточностью улик вины, и даже в письменной форме извинились за недоразумение. Пребывание в тюрьме оставило в душе Николаева страшную незаживающую рану. Здоровье его было подорвано. Частые головные боли, и кошмары лагерной жизни мучили его по ночам. Единственной радостью художника была возможность держать в руке карандаш и кисти. Наконец он мог осуществить незаконченную работу над декорациями к опере «Улугбек». 19 ноября состоялась премьера спектакля.
Его увлечённость в творчестве была настолько многогранной, что каждое новое направление или жанр в работе для мастера был первым и неповторимым. Любовь к народу, к его краю, принятие его красоты особенно проявились в эти годы. Жажда творчества придала Усто Мумину силы. Художник объездил практически всю республику. Поездка вдохновила его на написание новых полотен. Он принял активное участие в создании Уйгурского Республиканского театра и Узбекского театра музыкальной драмы в Андижане, где сделал эскизы декораций и костюмов для первых спектаклей. Работа его настолько увлекла, что Усто Мумин  написал серию прекрасных портретов актёров уйгурского театра. Разыскав в Ура-Тюбе народного мастера наккоша Насреддина Шахайдарова, расписывавшего колхозную чайхану, Николаев зарисовал его во время работы над большим панно.
Совместно с сотрудниками института искусствознания Николаев принял участие в исследовании этнографических материалов «Узбекской одежды Ташкента конца Х1Х - начала ХХ веков». На основе этих материалов Усто Мумин создал альбом, состоявший из 34 цветных и 11 рисунков тушью.
Единственная дочь Николаева Марина ещё с детства проявила интерес к живописи. Она подолгу засиживалась за мольбертом. Ездила с отцом по городам Узбекистана, исходила не мало горных тропинок, и всегда привозила множества рисунков, этюдов, набросков. Отца радовало увлечение дочери, и он с гордостью наблюдал за творческим ростом Марины. Долгими вечерами, сидя во дворе за самоваром, в тесном семейном кругу шли неторопливые беседы о живописи, истории… Мать хлопотала на кухне. Казалось, только недавно дом был заполнен звоном детских голосов. Здесь бегали мальчишки, шумно играя в войнушку… Теперь единственной радостью и надеждой для родителей стала Марина.

Как-то листая сборник стихов узбекского поэта ХV11века Машраба, Николаев, заинтересовался трагической жизнью этого человека. Судьба бесстрашного изобличителя феодальных правителей, странствующего вольнодумца-дервиша, повешенного по приказу Махмуда, правителя г. Балха, потрясла  художника. Усто Мумин создал серию рисунков из жизни автора знаменитых повестей «Дивана Машраб» и «Источника света».   
Параллельно Николаев занялся иллюстрацией «Необычайных приключений Насреддина Афанди»,  давно полюбившегося народного героя.

Приступы головной боли повторялись всё чаще. Николаев мужественно держался, стараясь заглушить страдания работой. Каждый прожитый день за мольбертом он воспринимал как счастье. Ада не препятствовала Александру. Она понимала, что это была единственная прихоть, которую мог позволить себе муж.
27 июня 1957 года сердце мастера отсчитало последнюю минуту жизни Усто Мумина, отмеренную богом.
Зачарованный странник – русский художник Александр Николаев до конца жизни любил и остался верен Великому Востоку, стране, природе, людям, которые стали для него второй родиной.

Мастура Исхакова.
Автор использовала материалы книг о творчестве Усто Мумина кандидата искусствоведения Р. В. Еремян и доктора искусствоведения Р. Х. Такташа.