Правда

Королевский дворец, богато украшенный к осеннему балу. Синеющий вечер, рождающий первые робкие звёзды. Мягкая теплота конца сентября - но всё равно, вот так выскочить на балкон, как она, в лёгком шёлковом платье, было прохладно. Он бросился следом за ней, держа в руках свой плащ, желая укрыть её плечи. Она отстранилась, прислонившись спиной к парапету балкона - к изящной кованой решётке, изображающей изысканный растительный орнамент. Будто бы искала защиты.

- Эллира, постой! Ты замерзнешь; давай, возьми мой плащ. Не убегай от меня, почему ты от меня убегаешь?

Эллира, вжавшись в ограждение балкона, не моргая, смотрела прямо на своего собеседника. В её больших синих глазах отражалось отчаяние; длинные белые, почти уходящие в серебро, чуть волнистые волосы свободно развевались на ветру. Её одеяние, хоть и было не совсем ко времени, гармонировало с нею; нежно-фиолетовое, светлое струящееся шёлковое платье оттеняло и ещё более выделяло белизну и тонкость её кожи.

Собеседником её был Герхард, высокий и статный юноша с густыми каштановыми волосами и серыми глазами. Он сжимал в руках тёмно-зелёный выходной плащ, которым тщетно старался укрыть плечи убегавшей от него девушки.

- Эллира! Эллира, звёздный свет, чем тебя так напугало моё признание? Я ведь был с тобой так откровенен и так честен, как ни с кем и никогда в жизни - могу поклясться биением своего сердца!

- Нет! Нет, не надо, не говори ничего ни об искренности, ни о честности, ни о правде! - голос Эллиры, хоть и был мелодичным и мягким, прозвучал так уверенно, что Герхард не мог не повиноваться. Она продолжала.

- Где же искренность, где же честность, где же правда? - спрашивала то ли себя саму, то ли притихшего собеседника, то ли какие-то неведомые и невидимые силы Эллира. - Что есть все клятвы, обещания и слова? О, хоть я и юна, я многое уже повидала и поведала. Пока мы нужны другим, пока мы будоражим их кровь, сердца, воображение - тогда и живут клятвы, и слова звучат громче всех звуков мира, и верить хочется всей душой. Пока мы далеки, как маяк от центра океана, пока мы ещё не известны, пока мы ещё не дали приглашения в свои внутренние сердечные покои - нам поют серенады, нас покоряют подвигами, нас уверяют в защите до скончания дней и веков. Но если исчезает этот будоражащий интерес - всё! Забываются и слова, и клятвы, и чувства, и все заверения; так получается, что они истинны лишь тогда, пока в них верит их говорящий, пока они нужны именно ему. А что, если их говорящий в них уже не верит, у него всё завершилось, ему уже не нужно, а тот, кому говорили - только начал верить, что тогда? Тогда разбивается чьё-то сердце! Чьи-то чувства разлетаются на осколки, как зеркало, сброшенное сильным порывом ветра с туалетного столика! Это какой-то совершенно особенный рок, когда такое случается, и я не хочу, Герхард, слышишь - я не хочу, чтобы и с тобой было так же! Не приближайся ко мне. Я сделаю вид, что не слышала твоих слов. Пожалуйста!

В голосе Эллиры слышались слёзы вперемешку со сталью. Герхард, не двигаясь с места, простёр вперёд обе свои руки - прямо так, с зажатым в них плащом.

- Эллира! Хочешь, я найду их всех, кто причинил тебе боль - и вызову на поединок? Я даю тебе слово, что я не обманываю тебя! Пожалуйста, дай мне возможность доказать тебе свои чувства и искренность намерений! Я всегда хочу оставаться тебе добрым и надёжным другом, я тебя ни за что не предам! - отвечал Герхард громко и чуть надрывно.

- Нет, нет, не надо! Не приближайся ко мне! Не подходи! Иначе всё исчезнет… Если не станет этой границы между нами, то исчезнет тайна - моя тайна для тебя, прежде всего; исчезнет очарование, исчезнут чувства, исчезнет волшебство… А я хочу, чтобы всё это продолжалось! Я хочу, чтобы я могла думать о тебе, засыпая, и видеть тебя во сне! Чтобы ты для меня всегда оставался чистым и честным, а не как всё всегда бывает. Чтобы я могла хранить тебя в своём сердце!

Эллира прижала сложенные ладони к груди. Сколько она слышала клятв, рассыпавшихся в прах! Она больше так не хотела. Ни за что.

Герхард сделал небольшой шаг вперёд, Эллира отошла к другой части решётки, подальше. В её глазах была застывшая просьба, почти что мольба.

- Эллира, - Герхард старался говорить ровнее, чтобы успокоить её, хотя и сам очень сильно был взволнован. – Эллира, я тебе клянусь, со мной всё будет не так! Увидишь! Ты можешь верить мне! Моя любовь не сгорит ни в каком огне, не утонет в океане, не растворится во времени! Я тебе это докажу.

С этими словами он двинулся к ней. Ей было некуда деваться, разве что только прыгать вниз. Вознамерившись всё-таки пробежать к выходу с балкона, она рванулась в сторону и почти проскользнула мимо Герхарда - она была очень быстрой и ловкой, но он ухватил её так, что вырваться она не могла. Из её глаз покатились крупные слёзы. Опять умирала её мечта, и она ничего не могла поделать. Герхард вздрогнул.

- Не плачь, не надо! Ты не хочешь слов, ты не веришь словам… Хорошо! Завтра, Эллира, мой корабль отплывает домой. Я возьму тебя с собой, а прежде спрошу благословения твоего отца и сумею доказать ему своё намерение. И я сделаю всё для твоего счастья. Там, на моей земле - и где угодно ещё. Ты пойдёшь со мной, Эллира, дочь Эверета?

Эллира перестала плакать, притихла, смотрела заворожённо и безмолвно. Герхард, ощутив в ней перемену, ослабил хватку.

- Ты предлагаешь мне, Герхард?..

- Да, я предлагаю тебе, Эллира. Разделить со мной время и землю. Ты знаешь, люди моей страны не говорят этого просто так. И я жду твой ответ.

Эллира не могла ничего ответить голосом, но ответ был в её глазах, и Герхард это видел. Она освободилась из его рук, взяла тёмно-зелёный плащ и накинула его себе на плечи. На плаще сверкала золотом брошь, изображавшая его фамильный герб.

- Пойдём обратно в комнаты, а то нас уже, наверное, ищут, - сказала Эллира спокойно и тихо.

- Пойдём, - ответил Герхард, уверенно беря её под руку.

В её сердце ярче звёзд, властвовавших в ночном небе, горел совсем было забытый огонь надежды, любви и веры.

Он не обманул её. И она его никогда не обманет.