Заклятия не падают. Они взмывают вверх вместе с голосом, с дыханием, с движением губ, влекомые к воплощению мыслью, намерением и необходимостью. И если Слово твое сильно - жизнь взлетает вместе с ними.
Часть 1.
Незнакомый, желанный, опасный,
путь твой – насквозь
8 октября 2010
- Вот здесь я становлюсь собой на сто процентов. Проходи.
Бесшумно отступаю вглубь комнаты, несколько неуверенным, но гостеприимным жестом приглашая следовать за мной. Зачем впускаю тебя самое личное из возможных пространств? Кто б знал…
Недлинный ворс белого ковра мягко пружинит. Приятен для босых ступней, но абсолютно безразличен подошвам твоих сапог. Упустив этот момент сначала, не смею предлагать тебе разуться теперь. Но в том даже есть какой-то особый оттенок смысла. В углу напротив двери, грациозно вытянувшись, высоко подняв голову, сидит черная кошка. Безмолвно встречает взглядом каждого входящего. Керамическое изваяние – маленькая прихоть того, кто не может себе позволить живое мурчащее тепло. За ней – стекающие в пол портьеры, что за фактурными жаккардовыми волнами прячут городскую ночь. Впрочем, последняя едва ощутимо, но, все же, проникает в дом – отдаленным гулом редких автомобилей, шепотом прощающихся с ветвями листьев, дразнящей свежестью остывающего осеннего воздуха. Левее приоткрытого окна, в углу – небольшой стол на изогнутых кованых ножках. С овальным зеркалом в такой же черной раме, подсвечником-паутиной и небрежной россыпью косметики на глянцевой поверхности. Причина минутной неловкости, почти сразу нашедшей оправдание: не ждала.
Обогнув выступающую до середины комнаты кровать, подхожу к столу. Хочется более мягкой атмосферы, трепетного огня, теплого света – и я привычно, коротко чиркнув спичкой, зажигаю свечу. Разгоревшееся пламя сразу становится художником: прорисовывает на белой стене темные контуры, подрагивающие, будто на ветру. Танцует в зеркале двойник. Гениальный художник. И идеальный убийца.
- Проходи же, - смущенно улыбаюсь тебе, изо всех сил стараясь скрыть волнение, – садись.
Я не знаю, что предложить еще, и не знаю, как. Я не знаю, как получилось, что ты оказался на моем пороге. Возможно, пустота, некогда образовавшаяся в моей душе, оголодала настолько, что притянула тебя, привлекла, словно безмолвный зов отчаяния. Но взгляд был пойман, слово – произнесено, и необратимый шаг – сделан.
В моей спальне есть только два места для сидения: круглый стул (стилистическая пара столу и зеркалу, готичный "антиквариат") и кровать, почти сливающаяся по цвету с ковром. Лишь тени, создаваемые объемом, выдают ее, да изголовье, контрастно-черное, состоящее из переплетений кованых стеблей, листьев и цветов. По обе стороны от ложа на довольно тонких цепочках спускаются два ромбообразных фонаря.
Скользнув мимо тебя к двери, по пути едва коснувшись ладонью твоего плеча (это не выдумка, не сон – ты вполне реален!), меняю освещение: яркий верхний свет гаснет, уступив главенство теплому, живому на столе. И почти такому же, но электрическому – за матовыми стеклами фонарей.
- Я сейчас, - мгновение замирает в дверном проеме вместе со мной – оглянуться, еще раз с улыбкой взглянуть в твои глаза, убедиться вновь…
В мыслях сумбур. Ты ждешь – там, в спальне. Но твой образ преследует меня, не отступая ни на секунду, ни на шаг. Я не люблю блондинов. Что? Я не люблю чужих людей в своем доме, не приглашаю их. Серьезно? Тогда почему ты здесь? Почему я смотрю на тебя, не умея скрыть восхищения? Отчего я готова?..
Ты ждешь. Разглядывая обстановку скромного, хочется верить, готичного жилища. Но смотришь – будто сквозь предметы, задумавшись о чем-то своем. Жалеешь, что вошел? Но ведь зачем-то явился, на что-то рассчитывал. Или наугад – и теперь разочарован? Было бы жаль.
- Все еще не определился с местом? – чуть игриво (но, надеюсь, в меру) задаю вопрос, готовая в любой миг поддержать, помочь при необходимости. Не хочу твоего разочарования. – Можем расположиться прямо здесь, на полу.
Ты смотришь несколько удивленно и как будто с усмешкой. Тонкий изгиб губ пленит взгляд загадкой, недосказанностью.
В подтверждение собственных слов я опускаюсь на колени, ставлю на пол серебряный поднос.
Две чайные пары с кипятком. Черная, с ажурным цветочным рисунком в виде изящных белых линий, и ее негатив. Россыпь пакетиков – на выбор. "Гринфилд". В белой фарфоровой креманке на высокой ножке, обвитой искусно слепленными розами, - дольки темного шоколада.
Чуть поколебавшись, будто принимая правила игры, опускаешься напротив, по другую сторону серебра. Опираешься спиной на кровать. Не нарушая молчания, с улыбкой, адресованной, скорее, собственным раздумьям, нежели мне. Не лишенным изысканности движением берешь чашку. Я тоже молчу. Вернее, не знаю, что сказать. Тысячи слов не способны сложиться в правильные, подходящие фразы. Десятки крутящихся в голове вопросов – слишком незначительны, неуместны для этого момента. А тишина – гармонична и покорна, ею можно наслаждаться…
Мои ладони привычно обхватывают нагревшийся фарфор, занырнув средним и безымянным правой в белую арку ручки. Почти обжигает. Но это не имеет значения, в какой-то степени приятно даже. Ловлю твой взгляд, внимательный, изучающий. Чуть усмехаясь над собой, поднимаю чашку к лицу. Белое кружево пышных манжет соскальзывает, обнажая кисти рук. Интерес твоих глаз, отследив движение, задерживается на тонких запястьях. А я – лишь пробую оценить температуру напитка, едва касаясь горячим краем губ. Придется повременить. И руки так же медленно опускают чашку вниз, на колени.
Я видела тебя лишь однажды. Будто призрак, мимолетный образ, что рисует воображение. И я не знала, что в нем вымысел – что явь. Ровно два месяца назад. Он не давал покоя, как любая мысль, рожденная творческим сознанием, требующая развития. Вдохновляющая. Он был сильней меня. И вот теперь – ты во плоти, здесь, передо мной. Сердце стучит, как будто протестуя реальности. Ты другой, но несомненное превосходство – то же. Чересчур бледные пальцы на черном фарфоре, тонкие, длинные, как у художника или музыканта. Длинные ногти. Черные жесткие манжеты с острыми углами отворотов окольцовывают запястья. Строгие линии покроя, подчеркнутые отблесками огня на черном шелковистом узоре, гармоничны до идеальности. Теплые искорки на металлических полукольцах прошнурованных рукавов. Свободно рассыпанные по плечам волосы подобны струям золотистого дождя, своевольно замершим на полпути. Тонкие, несколько женственные черты лица пугают непривычностью, но лишь усиливают притягательность. Внимательный изучающий взгляд – провокатор доверия.
И я пытаюсь интереса ради представить, как выгляжу сейчас в твоих глазах. Складки белоснежных гипюрных рукавов на фоне черной юбки (если встать, она краем будет касаться пола, ревниво оберегая от чужого взора все, что под ней). Черный корсет с кружевной отделкой, туго стянутый атласной лентой на спине. Над ним – все тот же контрастный гипюр, облегающий плечи, и кружевное жабо, воротник-стойка… и кроваво-красные пряди, ниспадающие на левое плечо, высвеченные живым огнем до алого. Приятно осознавать соответствие собственного образа – твоему. Как будто что-то объединяет.
Ты берешь первый попавшийся пакетик, вскрываешь упаковку, завариваешь себе чай. Завороженно слежу за движениями пальцев – само изящество, не свойственное мужчинам. Не тем, кого когда-либо я знала. Отныне – все иначе, критерий обновлен.
Еще одна попытка сделать глоток, на этот раз успешная. Подумаешь, через пару часов лохмотья обожженной слизистой придется собирать языком… Да не дойдет до этого. Наверное. Тем не менее, тянусь за шоколадом. Тающий, немного терпкий, он снимает боль от ожога, отвлекает от нее. Прекрасное дополнение к белому чаю. Темные следы на кончиках пальцев. Через минуту их уже не будет: едва пальцы коснутся губ, шоколад растворится под точными, быстрыми движениями языка.
Горячее донышко встает в центр левой ладони, пальцы правой, едва касаясь чашки, придерживают ее, не позволяя упасть. Подставить блюдце? Взять за ручку? О чем вы? Легкая форма мазохизма – повод для улыбки над собой.
Поднимаю на тебя взгляд, позволяя ему быть немного более откровенным. Впрочем, даже эта сдержанность стоит усилий – слишком… чарующее, поглощающее – твое внимание.
Ни за что не вспомню тему разговора. Да и была ли она? Был ли вообще этот диалог вербальным? Глаза, читающие в сердце. Твои глаза, удивительные, непривычные, пронизывающие взглядом: синий и зеленый. Дихо-что-то… Не имеет значения. Тону в них, не имея ни сил, ни желания выплыть, освободиться из этого плена. Сдержанные, лаконичные и потому крайне значимые движения. Время, будто расплавленное на огне свечи и красноватой карамелью растянутое в теплом дрожащем полумраке комнаты. А за окном в ночной тишине неравномерными ударами разбиваются о карниз тяжелые капли дождя.
- Еще чаю?
- Нет, спасибо, - отрицательное движение головы, чуть качнувшее золото волос.
Возвращаешь чашку на поднос.
С удивлением смотрю на чайную поверхность, почти вровень с краем: не сделал ни глотка.
- Не нравится? Почему не сказал? Я бы кофе…
Тот же молчаливый жест, украшенный полуулыбкой. Но глаза серьезны и внимательны.
- Тогда я уберу. Я быстро.
Поднимаюсь. Кровь, получив, наконец, доступ к ногам, мелкими острыми иголками рассыпалась по сосудам. Склоняюсь, чтобы взять поднос, но ты быстрее – и, почти столкнувшись, я принимаю его из твоих рук. Легкое касание – металлический холод фигурных перстней, украшающих твои пальцы. Аналогичный – самих рук. Секундное замешательство, вопросительный взгляд.
Переставив на стол шоколад, уношу остальное, предоставляя тебе еще одну возможность… чего? Таки не понимаю, зачем ты здесь? Как нашел меня? Как вообще можешь существовать – такой… совершенный, идеальный, не от мира людей? Предположения, исходящие из произнесенной тобой два месяца назад фразы, пугают. Твое реальное явление – вдвойне. Но смотрю в твои глаза – и забываю обо всем, в том числе о страхе, что должен бы гнать меня прочь. Что делаешь ты со мной? "Я тот, кто выпьет тебя…" Что такое вампир? Вампир ли? Сердце стучит быстрей, будто одно оно способно осознать опасность и хочет вырваться из этих пут. Я – не хочу.
Ты ждешь, рассматривая содержимое полки над кроватью. Несколько толстых тетрадей с черно-красными корешками, зажатых в тиски массивных резных подставок; большие песочные часы. Меж ними - кукла. Обычная маттеловская барби с… синеватым цветом кожи, чернильными глазами в пол-лица, черным изгибом губ и белыми бликами клыков. И панковской многоступенчатой прической. В черном лаково-кожаном плаще и таких же туфлях. Результат многочасовых извращений.
- Нравится?
В твоем взгляде, обратившемся на меня, - недоумение, даже неприязнь. Впрочем, возможно, это лишь моя мнительность, неуверенность в себе.
- Ты сама ее так?
- Парик и одежду – да. Лицо знакомый художник рисовал.
- Художник, – в интонации легкая насмешка, граничащая с безразличием. Специфическая деликатность – или просто нежелание уделять внимание недостойному? Лучше сменить тему.
Не зная, куда себя деть, неторопливо прохожу мимо тебя к окну. Струящаяся юбка при каждом шаге волнами охватывает ноги, скользит по кружевным чулкам, цепляется краями за пряжки босоножек. Вытянувшись, взявшись за фактурное полотно, отодвигаю портьеру в сторону. На широком подоконнике прячется ноутбук. Пара движений мышкой – и тишину наполняют вступительные аккорды "Sehnsucht". Маэстро всегда уместен. Эмоции попытались вырваться наружу, но загнаны обратно под корсет – едва уловимое танцевальное движение приостановлено и превращено в поворот, чуть более пластичный, чем обыкновенно.
А ты – уже у стола, опираешься на кромку обеими руками, пристально смотришь на меня. Ждешь… Снова ждешь. Чего? Как мне понять? Что сделать, чтобы разрушить эту скованность, развеять неловкость? Темная стройная фигура, такая незнакомая – и такая близкая одновременно…
- Осторожней с огнем, - киваю в сторону свечи, в опасной близости от твоих волос.
- Это исправимо, - тонка, едва читаема улыбка, голос невозмутим. Ты вынимаешь ее из подсвечника.
Торопливый шаг к тебе – и раскрытая ладонь. Удивленный взгляд в ответ. Молча приподнимаю бровь: "Неужели не понимаешь? Она погаснет, если перевернуть". Чуть недоверчивый прищур, но твои пальцы уже склоняют ее над моей рукой, низко-низко. Сама же предложила – и теперь не могу отказаться. Пламя горячим языком ласкает белый воск. А тот… тот тает, матовыми каплями падая в раскрытую ладонь. Резкая боль заставляет рефлекторно сжать ее в кулак. Но снова открываю, безмолвно прося мучительного наслаждения. Капля, вторая, третья… Новые, поверх застывающих уже не обжигают – лишь поддерживают приятное тепло… Концентрируюсь на ощущениях, впитывая… и вздрагиваю, неожиданно познав новое – почти ласковый холод. Твоя рука держит мою, как чашу, в которую ты продолжаешь собирать горячие капли. Нарочно выбирая открытые участки кожи. Все ближе к запястью… где нежнее, чувствительней. От этих жарких восковых поцелуев рука непроизвольно вздрагивает, пытается сжаться. Твои пальцы сразу становятся жесткими – и ты насильно удерживаешь ее, делая боль неизбежной. И дополняя ее удовольствием чувствовать тебя.
Свеча погасла. Не выпуская руки, возвращаешь огарок в подсвечник. Бережно сдвигаешь воздушное кружево рукава выше. Кончиками пальцев аккуратно скатываешь застывший воск. Еще горячий, пластичный, он не сразу отлипает от кожи. И оставляет после себя болезненный красный след, чувствительный крайне. Мне кажется, или твои движения ритмичны, как песня "Лакримозы"? Холодные пальцы, сминая воск, касаются обожженной ладони, ногти сцарапывают его – будто в жестоком танце по оголенным нервам, лаская и мучая…
- Льда не хватает, - замечаю я, глядя, как процесс ликвидации воска подходит к концу.
- В другой раз будет тебе лед, – сопровождаешь многозначительной усмешкой.
"В другой раз! Боги!" Я боюсь предположить, когда и каким он будет. Да и сам факт…
Белая стынущая масса в твоей руке. Пылающий жаром след – в моей. Касаюсь его губами. Разница температур еще ощутима. Приложить ладонь к скуле - вдвойне контрастней. И сопутствующее чувство удовлетворения (откуда оно?!). Маэстро продолжает петь.
- Тебе не кажется, что здесь немного душно? - расстегиваешь верхнюю пуговицу рубашки, затем вторую. Мое сердце в приступе паники бросается на ребра, как дикий зверь – на прутья клетки. Окончательно затвердевший восковой комок брошен на стол, среди лаков, помад и карандашей.
- Это исправимо, - улыбаюсь в ответ, стараясь хотя бы выглядеть спокойной.
В изгибе твоих губ – прохладное снисхождение.
Непроизвольно двигаясь в такт "Die Sehnsucht in Mir", возвращаюсь к окну, уверенно отгоняю седые полотняные волны далеко вправо, обнажив за бликующим стеклом ночь. Еще одно движение – и прежде приоткрытое, окно распахнуто настежь. Сырой воздух врывается в комнату, всколыхнув портьеры, черноту юбки и край покрывала. Прижавшись бедрами к подоконнику, потянулась туда, в темноту, глубоким вдохом наполняя грудь.
Свежесть осенней ночи! Что может быть прекрасней?! Где-то внизу, с десяток этажей под твоими ногами – сонные улицы, одинокие прохожие, редкие авто… Но до них тебе нет никакого дела. Твое место – здесь, под самыми звездами. Существенно ли, что между вами пелена облаков, сочащаяся холодной влагой? Важно ли, что время, отведенное тебе, слишком мало, чтобы сопровождать их? Что вообще имеет значение, когда ты – один на один с сырой, холодной, драматичной Осенней Ночью? Когда дерзкий ветер, не спрашивая позволения, путает твои волосы, играя; когда луна, едва просвечивая между туч, вызывает сумасшедший восторг; когда пронзительный холод в груди – и необъяснимое желание лететь все выше, все больше растворяясь в прозрачной невесомой тьме…
Забыв на несколько мгновений о тебе, жадно и глубоко вдыхаю такую узнаваемую – и такую разную ночь… "A.u.s."…
Вздрогнула от прикосновения. Аккуратного, но едва ли нежного: твои руки коснулись плеч, обхватили ладонями, слегка сжимая. Волна мурашек от шеи до кончиков пальцев. Только сейчас пришло осознание: замерзла. И одновременно в груди взорвалась звезда, ледяная, и осколки ее разлетелись по всей Вселенной сознания: произошло!.. И сердце – эпицентр взрыва – пульсирует, расходящимися волнами загоняет их, эти острейшие блестящие иглы, в самые отдаленные, непроглядные уголки.
Хочу повернуться лицом – и боюсь потерять этот момент, момент узнавания. Хочу остаться беззащитной – и пугаюсь беззащитности… Твои ладони медленно скользят вниз, к локтям. Я чувствую меж ними и собой фактуру ткани, достаточно тонкой и ажурной, чтобы создать ощущение интимности, и притом рельефной, чтобы все-таки считаться препятствием для непосредственного контакта… Невольно вздрагиваю, когда пальцы обхватывают предплечья и сдавливают их. Сильней, чем требуется для ласки. И снова движение – вверх, уже с нажимом… Подаюсь вперед, глотая очередную порцию ветра, охлажденную, залитую октябрьским дождем. Но твои руки влекут меня обратно, заставляют выпрямиться, отстраниться от окна… По плечам – смещаются на шею, а затем на спину. Ловкие пальцы расправляются с парой пуговиц, удерживавших воротник, слишком быстро – не успеваю осознать и оценить происходящее. И уж тем более отреагировать. Только дрожь – то ли нервы, то ли озноб от движущегося по телу холода.
Дыхание перехватило. Каждая клеточка моей кожи будто сосредоточилась на ощущениях, воспринимая их предельно ярко. Аккуратные, исследующие прикосновения… От основания шеи – вверх, по обе стороны от горла, почти смыкаясь, - и вновь к затылку, забираясь под волосы, скользя по гладко выбритому виску. А затем – снова вниз, теперь уже вдоль позвоночника, насколько позволяет глубина выреза. Так же медленно и плавно, будто смакуешь тепло моей кожи, мои трепет и дрожь. Отогнув край воротника, склоняешься к шее. Твое дыхание – такая опасная близость! Кто ты? Нежный гость – или охотник, настигший жертву? Прикосновение губ… О, убейте меня сейчас! Это слишком напряженно, слишком ярко, чересчур возбуждающе!.. Рваный, неконтролируемый выдох – и пауза. И если ты сейчас не предпримешь что-нибудь, я просто престану дышать. Навсегда. Еще одно касание – даже не поцелуй – и… легкое прохладное дуновение. Спровоцировало дрожь. Секундное замешательство – и я снова контролирую себя. Кажется, контролирую. Сердце колотится, как сумасшедшее. Холодный воздух заливает комнату до подоконника, угрожая выплеснуться через край. Да, я замерзла. Но закрыть окно – кощунство!
Сильные руки тянут меня от окна, по-хозяйски, почти рывком разворачивают на сто восемьдесят – и остаются на бедрах. Не отпускаешь. И теперь мы – практически вплотную друг к другу, лицом к лицу. Чувствую эту близость, чувствую слои одежды, стиснутые меж нами. И сдержанную силу цепких пальцев, спокойно-властных, будто целый мир, а не только я в их распоряжении. Пытаюсь прочесть в твоих глазах, что дальше. Но они холодны и бездонны, как осеннее небо. Ни намека на улыбку, на расположение – лишь опасная глубина и блики непредсказуемости. И это только начало?!
Я не могу, не могу просто стоять и ждать. Это состояние неловкости лишь усиливает напряжение и дрожь. Я не хочу, чтобы ты знал об этом. И без того чересчур зависима. Быть может, впервые в жизни – настолько. Боюсь довериться моменту, довериться тебе… И еще больше не хочу оттолкнуть. Понимаю: это полный бред, мой измученный фантазиями разум вывернут наизнанку… Но… я же чувствую тебя! Твой холод, твою волю, интерес. Угрожающий, не обещающий ничего хорошего. Необъяснимое желание отдаться ему – охватывает все мое существо, будто пожар, безумная пляска пламени, убивающего прошлое. Просто ждать, наблюдая – нет сил. Может, если обнять тебя…
Но инициатива перехвачена. Твои движения молниеносны. Не успеваю отследить их – вижу только результат. Бледные пальцы, сомкнутые на запястьях, резко отводят мои руки назад. Лента, судя по шелесту, атласная, стягивает их меж собой, оборачиваясь в несколько витков, остро врезаясь в кожу. Любое мое движение превращается в боль. Осознание непредсказуемости (не общего направления твоих действий, о, нет – эта проблема очевидна! – но конкретных шагов), неизбежности и необратимости вплеснули в грудь очередную порцию жидкого льда. И еще одну, сверх меры – когда ты, подхватив меня, усадил на подоконник. За спиной – черная пустота, пропасть. И еще черт знает что, скрывающееся в живой темноте. А прямо передо мной – демонстративно усмехающийся, явно довольный собой… вампир! Я впервые вижу острый блеск твоих клыков, вонзившихся пока только в сознание, прокусивших былые представления о мире. Сны? Предчувствия? Мифы? Как далеки они от этого чувства причастности, от внезапно обретшей невероятную доселе яркость, глубину и объем реальности!
И ни малейшего представления о собственном будущем. Даже в пределах пяти минут.
Несколько отстранившись, поочередно поправляя перстни, любуешься своей работой. Должно быть, на моем лице слишком много разных эмоций – можно энциклопедию писать. А ты стоишь и решаешь, чем бы заняться… Или давно решил и каждое твое движение – лишь забава? Протягиваешь руку к моему лицу, медленно, едва касаясь, проводишь тыльной стороной пальцев по щеке. Я бы сказала "нежно", не оставляй острые рельефы твоих украшений на коже след. Чуть плотней касание – и царапины станут очевидны. Избегая серебряной ласки, отклоняюсь назад – и тут же, спохватившись, - обратно. Ни малейшего желания вылететь наружу, каким бы опасным и непредсказуемым ты ни был. И, похоже, в твои планы авиа-тренировки тоже не включены – в мгновение твоя рука, подхватив под спину, исключает саму возможность побега через окно.
И это мгновение оказывается решающим: в поле действия попала шнуровка моего корсета. Хищная улыбка кривит твои губы самодовольством. Тянешь за одну из лент. Атлас послушно выскальзывает из узла, с готовностью покидает петли, извлекаемый ловкими движениями уже обеих рук. И чем свободней расходятся края корсета, тем шире и победоносней твоя улыбка. Последний широкий жест с летящей лентой – и готический атрибут падает к твоим ногам. И точно так же к твоим ногам летит мое "вчера". Небрежно, несколько нетерпеливо сапогом отталкиваешь его в сторону. Освободившиеся из плена кружевные складки жабо приподнимаются, расправляясь. Чего никак нельзя сказать обо мне: что-то явно сковывает, держит в напряжении, обрекая на самую непосредственную и явную реакцию. Что бы ты сейчас ни сделал.
Но что в твоей голове? Берешь с подоконника ноутбук, переставляешь на стол. Склоняешься к экрану. Минута, другая, третья… Напряжение растет. Выбираешь музыку? Чем не нравится Тило Вульф? "Что ты ищешь?" – просится на язык, но не прозвучит, я знаю. Любые слова сейчас – неуместны. Время взглядов и действий, понимания на уровне чутья. И уж точно не стоит раздражать тебя, не сейчас, когда совсем не смогу защититься. Ну да, а пять минут назад смогла бы!
И будто в противовес в голове взрывается шальная мысль: бежать! Какая глупость! Из собственной квартиры? Куда? Как? Сойти с окна и, если успею, выбраться хотя бы из комнаты… А смысл? Но, не успев ответить на собственный вопрос, едва дыша, стараясь не издать ни звука, хотя сердце бухает так, что, кажется, слышно на улице, соскальзываю на пол. Каблуки предательски глухо втыкаются в ковер. Твоей реакции – ноль. Не услышал? Увлечен? Еле сдержала облегченный вздох. Что я делаю?! Не лучше ли подойти к тебе? Шаг, второй, еще один… все ближе к выходу, стараясь не шелестеть юбкой… Словно ветер, метнувшись через кровать, захлопываешь дверь перед моим лицом. Недобро ухмыляясь, делаешь шаг навстречу, вынуждая отступить. И еще. И снова. Медленно, но верно подводишь меня к кровати и, толкнув в плечи, роняешь на нее. Лента врезается в запястья, убеждая: чужая боль для тебя – норма. И ты не проявляешь недовольства, не требуешь объяснений моему глупому выверту – просто смотришь на меня, оценивая, изучая. Так вот что тебе было нужно! Провокатор!
- Развяжи меня!
- Зачем? – само воплощение невозмутимости и равнодушия. Взгляд неспешно скользит по неестественно расправленным плечам, выгнутой вперед, просвечивающей сквозь гипюр почти подростковой груди, спеленатым юбкой бедрам…
- Развяжи меня!
Опершись на кровать коленом, склоняешься, нависая надо мной, вновь окидывая взглядом. Медово-белый водопад твоих волос, ссыпавшись с плеча, мягко касается моей скулы. Иллюзия нежности. Запускаешь пальцы в черно-красные пряди, разметавшиеся по белым складкам, путаешь волосы еще сильней, сжимаешь в кулаке… Глаза в глаза: сине-зеленые, с изучающим прищуром – и широко распахнутые серые с черной обводкой и веером длинных ресниц...
Тяжело дыша, напряженно жду твоих действий. Подтверждения твоим желаниям, предполагаемым, конечно, но свойственным всем мужчинам. Или?.. Рывком бросаешь меня лицом вниз. Едва успеваю повернуть голову, чтобы не ткнуться носом в покрывало. Твои ладони – я чувствую их лед сквозь ткань! – скользят по бедрам снизу вверх, сминая юбку, ища молнию. Ну нет! При всем моем расположении!
Но попытка отбиться от тебя с помощью каблуков мгновенно нейтрализована: тихо (и, кажется, по-немецки) ругнувшись, придавливаешь мои лодыжки своей. Пряжки сапога впиваются мне в икры, цепляются за ажур чулок. Четыре расстегнутых ремешка – и босоножки одна за другой с глухим ударом падают на пол. Следом летит юбка.
Склоняешься ниже, к самому уху, шепчешь, почти касаясь губами:
- Не наигралась?
- Развяжи! – выдыхаю с болью.
Ловишь мое дыхание, будто пьешь его. Усмехаешься в ответ:
- Мне нравится и так.
Ласково проведя ладонями по всей длине связанных рук, от запястий к плечам, движешься вниз, попутно расстегивая молнию блузки на боку. И таки принимаешься за узел.
Однако вырваться не суждено: едва атлас послушно соскользнул с запястий, оставив после себя нарастающую боль, руки тут же оказались прижаты к бокам твоими коленями. Ладони снова заскользили вверх, разгоняя толпы мурашек по плечам и шее… Странно, что ты еще не добрался до нее. Играешь, как кошка с мышкой, развлекаешься, дразня. Или укус твой будет равен смерти, и ты всего лишь растягиваешь удовольствие? Вздрагиваю при каждом твоем движении, напряженная до предела. Пытаюсь предсказать следующий шаг – и не могу. Думать не в силах – только чувствовать, воспринимать. Наверное, лучше стать мягкой, податливой – как теплый воск… Но это невозможно! Любая попытка подчинения вызывает внутри бешеный протест. В этом специфика моего инстинкта: устоять, сохранить неприкосновенность собственной воли… Если быть сломленной – то лишь физически, но не морально!
Несмотря на боль, извиваясь, стараюсь выбраться из-под тебя, высвободить руки. Буквально чувствую твой равнодушно-насмешливый взгляд: "Ну-ну. Пытайся. Наивная". Ну же, еще чуть-чуть… плечо вверх… Прямо, уверенно, подобно клинку, пронзающему плоть, твоя рука ныряет под воротник, пальцы обхватывают горло, сдавливая его под самой челюстью, перебивая вдох. Сам приподнявшись, тянешь меня вверх, вынуждая развернуться. Наконец-то свободны руки! Цепляюсь за твою, желая освободиться – но сильнее боль. И темней – взгляд напротив, стремительно наполняющийся яростью. Мои пальцы невольно разжимаются. В груди разливается ледяной ужас: нечем дышать, но сопротивление – гарантия, что шанса не будет совсем. Бессильная влиять на что-то, сжимая складки покрывала, с мольбой смотрю в твои глаза.
О, эта опасная улыбка! Завораживает, соблазняет и угрожает одновременно. И – так близко, лишь в паре сантиметров от моих губ! Твои пальцы, обхватив подбородок, поворачивают мое лицо, приподнимая его. Язык быстро скользит по верхней губе, обжигая чувственностью и влагой. Бессильно откидываю голову назад, отдаваясь. Нервы ни к черту.
Ты отпускаешь горло. Жадный вдох, и сразу же второй. Долгий выдох, чувственностью разорванный в клочки. Нежно касаешься кончиками пальцев щеки, гладкого виска… шеи… Рождая трепет в ожидании неминуемого. Дразнишь… Доли секунд переплавляются в Вечность. Каждый вдох – рождение новой Вселенной.
- Можно… шоколада? – я не хочу его. Просто больше не в состоянии терпеть этой неопределенности, этого ожидания, сводящего с ума. Уж лучше убей.
Удивленно отстранившись, смотришь в глаза.
- К черту шоколад! – выдаешь глухо и склоняешься над моим горлом.
- Пожалуйста! – выдыхаю еле слышно.
Неохотно поднявшись, делаешь два шага к столу…
Сейчас! Вскочив с кровати, в секунду подлетаю к двери – и в темноту. Коридор. Стена. Ниша. Затаенное дыхание. Возможно, самая большая глупость за всю мою жизнь, так враз бездумно сокращенную. Предательски громкие удары сердца. Каждый из которых приближает…
В черном пространстве, густо окутавшем меня, почти осязаемом, беззвучном – отблеск голодных глаз! Прямо напротив. Не вижу ничего, но чувствую тебя. Ощущаю взгляд, рассерженный и возбужденный. "Ах!" – жестко схватив мои плечи, вдавливаешь их в стену. Подцепив блузку, срываешь ее с меня, швыряешь во тьму. Обнаженность куда чувствительней! В доли секунды сознание схватывает и фактуру обоев, и холод стены, и кончики ногтей, впившиеся в плечи… Острые клыки царапают шею. Сильные руки не дают сопротивляться. Какое может быть сопротивление?! Как вообще можно противостоять тому, чье имя вмещает миллионы ночей, чьи губы отняли, а глаза - проводили тысячи жизней?! Схватив за волосы, отгибаешь мою голову набок. Еще мгновение – и шею пронзает боль, резкая, разрывающая – подтверждая осознанный факт. Темнота вокруг приходит в движение, круговое. Мир перестал существовать – лишь тянущая боль, временами ослабевающая… лишь толчки крови, стремящейся наружу, на свободу… лишь твои пальцы, острыми ногтями впившиеся в кожу. Теплые струйки рисуют незатейливые линии от шеи по ключице - и вниз, на грудь. Быстро остывают, останавливаются… А ты – ты целуешь меня в упоении танцем смерти, жадно собираешь губами кровь, не отрываясь, языком ласкаешь ранки – и снова вытягиваешь из меня последние силы… Больше нет боли, нет страха. Только необъяснимое всеохватное желание довериться, отдаться до конца.
Непроглядная тьма. Слабость. Твои руки – опора падающему в пустоту телу. Прохладный, скользящий шелк под обнаженной спиной. Пытаюсь думать. О тебе, о твоих действиях, желаниях. Сознание возвращается с трудом. Неяркий свет кажется лезвием скальпеля. Я чувствую тепло. Тепло твоих рук. Чувствую ненавязчивую ласку – нежные (а они теперь бесконечно нежные!) пальцы, едва касаясь кожи, рисуют по животу, поднимаются к середине груди, потом – влево, пересекая давний, уже совсем неприметный шрам… к плечу – и снова на грудь… Значит, не смерть.
Часть 2.
Знаешь ли ты, что я слышу тебя?
Зовешь…
Год 2010, 9 октября
Я потерялась во времени. Не открывая глаз, пытаюсь понять, что со мной. Память (а может, воспаленное воображение) рисует воск на ладони, распахнутую ночь за спиной, отчаянную попытку побега и хищный поцелуй в кромешной тьме. Поцелуй, после которого все прочие кажутся невыносимо пресными, а время – подобным шелку простыней под горячими влажными пальцами… Алых простыней…
О, да! Есть же тактильные ощущения! И хотя тело еще не вышло из сонного оцепенения, в адрес сознания летят первые телеграммы. Мягкое покрывало уютно, ласково обнимает обнаженные грудь и плечи. Нежный теплый ворс. Не его ли судорожно сжимали пальцы, сопротивляясь боли и напряжению? Контрастом ему – тонкий, нагретый моим телом шелк, послушными складками прилегающий к коже. Хочется постоянно прикасаться к нему, гладить, скользить по его поверхности. А через тонкую узорную сетку чулок и то, и другое воспринимается совершенно иначе. Но не менее чувственно. Граница ощущений – широкая кружевная резинка чуть выше середины бедра, плотная и фактурная.
Наконец-то возвращается способность осознанно двигаться. Не могу отказать себе в удовольствии сменить позу и вновь почувствовать прикосновение любимых материалов, только уже другими частями тела. Перевернувшись вниз лицом, вытягиваю руки над головой. Под пальцами – узорчатый металл, холодный, жесткий, с шероховатой поверхностью. Проникнув между резными сплетениями стеблей и листьев, цепляюсь – и тянусь назад, нарушая шелковое спокойствие простыни. Спина по-кошачьи, дугой выгибается вверх, выскальзывая из-под покрывала, и максимально – обратно. Чувствую, как встает на место каждый позвонок. По-кошачьи же перекатываюсь на бок, свесив с кровати руки. Умиротворенно оглядываю комнату, устанавливая новые границы дня, определяя себя в нем. Привычно окружающие стены, стол, на котором все так же царит художественный беспорядок… Стоп. Креманка. А на полу – черный ком – моя юбка… Так это не сон! Рука непроизвольно потянулась к шее, и усилием воли была остановлена на полпути. В груди похолодело. Что страшнее: получить подтверждение его пребывания здесь – или не получить их? Если был воск (не смогла заставить себя поднять голову, чтобы проверить это), значит было и остальное. А если… Но ведь одежда на полу!.. Попытка успокоить себя удается не сразу. Не удается, если быть точней: беспокойство, лишь пробирается глубже, затаившись, устраивается в дальнем углу сознания, будто в засаде.
Ви-та-лий – медленно, нараспев… Имя не было услышано. Точно так же, как не было произнесено вслух. Откуда, вообще, оно в моей голове? Разве ты представлялся? Возможно. Я не помню. Но оно звучит! Звучит в сознании высоким мелодичным голосом виолончели, новое, непривычное для меня. И нравится. С каждым повторением – все больше. Имя, образ… Совершенно не реальная явь. Или наоборот.
Ни малейшего желания покидать постель. Собственно, нет и особой нужды: выходной. Впрочем… что-то такое топчется в груди, нерешительно переминается с ноги на ногу, выйти наружу хочет. А чтобы выпустить – надо подняться. А это значит – увидеть подтверждение событиям прошедшей ночи. Опасаюсь я за здоровье своего мозга. Но оно так хочет наружу! Сдохнет еще у порога – что я делать буду? Придется, все-таки, встать. Хотя… должен же существовать компромисс. Дотянувшись до резной ручки, вытягиваю ящик стола, среди множества канцелярских мелочей на ощупь нахожу карандаш. Толкаю угол ящика, вдвигая его на место. Переползти ближе к изголовью, встать на колени. Считаю пальцами корешки: раз, два, четыре – вот нужная тетрадь, она и станет спасительной дверью. Оттолкнувшись от книжной полки, падаю на спину, доверяясь мягкости постели. Добытые трофеи – наготове, рядом. Закрываю глаза. Вспомнить, воссоздать поминутно. Понять, что же, все-таки, произошло…
Намерения. Как далеки вы от реализации! Каждый раз предательски отступаете перед лицом действительности, настоящей, свершающейся. Вот и теперь: я собиралась просто записать факты, но на клетчатом листе совсем иные выстраиваются слова.
О, как меняются декорации!
Недолог путь от предположения
до завершения ситуации,
формирования отношения.
Еще поутру – запреты строгие,
а ближе к ночи – табу нарушено.
Во мрак уходит твоя дорога,
но ты – желала,
тебе так – нужно.
Перечитываю их снова и снова. Что я упустила? В какой момент все изменилось? Ситуация стала необратимой… Оттолкнув тетрадь, роняю голову на скрещенные руки. Пальцы сминают алый шелк…
Пробудилась как будто от толчка в грудь. В комнате – полумрак. Господи, сколько времени я провалялась тут? Целый день? Что со мной?! Заставляю себя встать и подойти к окну. Так и есть: за стеклом темнеющее небо. На ноутбуке 20:13. Не удивительно: после такой ночи, да еще и убив последние силы на попытки понять что-либо… Но я не могу просто забыть. Нужен… нужен воздух! Холодный, свежий. Отрезвляющий. И чем быстрее, тем лучше.
Долой чулки. Прибрать одежду? Не сейчас. Есть вещи поважнее. Вернусь – тогда. Белая рубашка, брюки черного атласа, такой же галстук. Телефон? Нет, никого не хочу слышать. Нет меня. Черная подводка, тушь, паутина на виске; темный контур, красная помада, правый уголок губ – черным. Остановилась на мгновение, окинула взглядом комнату. Бардак. Но Кассандру, все так же неподвижно и гордо сидящую напротив входа, он не беспокоит, а, кроме нее, созерцать мою спальню некому. Тем не менее, торопливо поставила тетрадь на место, карандаш бросила в ящик стола. Потом разберусь. Если сумею.
Любимые ботинки на шпильке, черная шляпа, пальто – дань холодной осени. Мимолетный взгляд в зеркало: slave-goth. Нормально. О, черт! В коридоре на полу – кружевная блузка. Это здесь лишнее. Подхватила ее, не снимая обуви, в три шага добежала до комнаты, бросила на кровать. После. Все после.
Наконец-то! Небо над головой! Темно-синее, у горизонта чуть светлее. Редкие сероватые облака – вчерашнюю пелену ветер порвал в клочья. Тоже хорошо время провел. Итак, куда? Прислушиваюсь к ощущениям. Холодный воздух в легких, отнюдь не развеивающий "бред" прошлой ночи. Необъяснимое стремление вперед. Ну, да, как обычно: главное – идти, а цель сама проявится. И я двигаюсь наугад.
Серые неприглядные дома (приобретенное за годы умение не видеть орущую со всех сторон рекламу - спасает), спешащие с работы люди. Усталый город, день и ночь бегущий по кругу. Существование в пределах обыденных забот, именуемое "жизнью".
Шоколадно-ванильная вывеска, средь прочих выделяющаяся курсивом и гармоничностью цвета: "Cappuccini". Кофейня. Тело вдруг вспоминает, что со вчерашнего вечера его ничем не кормили. Что ж, идем, я угощаю. Суета торгового центра, приютившего кафе, остается за кадром. Витрины, лица, голоса – мимо внимания, лишь как маркер места, пространства, в центре которого – уютный островок, обещающий немного раслабления и удовольствия. Айриш плюс пломбир – компромисс между желаниями тела и сознания. О, соблазнительный аромат свежесваренного кофе и корицы! С легкой примесью алкоголя. Ха. А на вкус – очень даже не легкой. Это кофе с виски или виски с кофе? Горячий, обжигающий горечью на языке и в горле. Мороженое немного смягчает вкус, но не настолько, чтобы заглушить. Особенно если учесть, что я не пью спиртное. Да и кофе обыкновенно тоже. Каждый следующий глоток – выразительней, ярче. С волевым усилием. Зачем? Я так хочу. Время неспешно движется к границе дня, не внося в мои цели ясности. Ни малейшего представления, куда приведет это томление в груди, не дающее покоя. Эта жажда найти неведомое, но вполне конкретное нечто.
Снова пытаюсь осознать произошедшее. Собственно, что было: видение, а затем реальная встреча. Тот, кто пригрезился мне, постучался в мою дверь – и был приглашен внутрь. И… пил меня. Как ни сложно это осознать, хотя желание и память нынче заодно. Может ли быть воображение – большей правдой, чем здравый смысл? Взгляд замирает на стеклянной поверхности, бликующей под светом ламп. Логика бессильна объяснить все чем-то иным, кроме как реальностью существования вампиров в этом, физическом мире. Пытаюсь откорректировать свои представления, примирить их с новым знанием. Мысли как будто растворяются в ощущении единственно правильного хода – принимать.
Остатки кремы в стеклянной полусфере дна. Черная трубочка перечеркнула пустоту бокала. Папка-счет ждет официанта. А я – снова в движении. Прочь от цивилизации, сквозь темноту и стынущее дыхание осени. Что-то влечет меня в сторону кладбища. И днем-то нет привычки заходить – что говорить о темном времени суток? Но пока разум сопротивляется – ноги несут в заданном направлении. Пытаюсь изменить маршрут, из дворов пятиэтажек выйти на светлую улицу. Ничего не найдено – пора вернуться домой… Это логика. Покалеченная интуицией. И, кажется, обстоятельствами: странно, но не могу найти дорогу. Незнакомые улочки, безжизненные дома… Не должно быть здесь частного сектора! И ни души вокруг – только тени, лишенные жизни. Если начну сейчас думать о том, как выбраться, включится красная кнопка "ПАНИКА". Вопреки здравому смыслу, идти туда, где непонятней и страшней – хочется больше. Рождает ощущение правильности. С каждой минутой все темнее. И фонари реже. Неверный желтоватый свет за грязными, местами треснувшими стеклами. Над головой в обрывках облаков запуталась луна. Еще не полная, но близкая к тому. Остановившись, какое-то время зачарованно наблюдаю безуспешные попытки ветра спрятать ее окончательно. Но что-то в груди – зовет дальше.
А куда дальше?! Спустив взгляд с небес, оглядевшись, понимаю: срочно необходима помощь. Перекресток из трех практически не освещенных, узких и совершенно безлюдных улочек. А прямо передо мной – массивные двустворчатые ворота. Ручки – кольца в когтистых лапах мифических чудовищ. Страх медленно прокладывает дорогу в мой мозг. Это минус. За высоким забором – старый особняк, черной тенью на фоне неба. В одном из окон верхнего этажа – нормальный, человеческий, теплый свет. Достучаться, спросить, как выйти отсюда? А другие варианты? Что вправо, что влево – только огороженные старыми, почерневшими заборами дома, уходящие во тьму. Оглядываю ворота. Никаких признаков звонка или чего-то еще, способного издавать звуки. Кроме этих колец, которыми можно постучать достаточно громко. Даже в воображении нарушенная таким грохотом тишина – пугает. Переборов страх и немного утихомирив воображение, осторожно берусь за кольцо. Готовая к тому, что вот-вот одна из хищных тварей вцепится в мою руку, тяну его на себя. С глухим ворчанием дверь поддается. Сердце бешено мечется в груди, протестуя. Возникший вдруг инстинкт самосохранения вопит: "Назад!!!"
Поздно. Шагаю в открывшуюся непроглядную черноту.
Под ногами – мощеная дорожка. Неровности камней не лучшим образом влияют на устойчивость. Каблуки соскальзывают в щели между ними. Стараюсь не шуметь. Похрустывает песок. Створка ворот, впустив меня во двор, поглощенный мраком, плавно закрывается. С характерным звуком защелкнувшегося замка. Холод пронзает от макушки до колен. Мое проникновение не осталось незамеченным. А может, было подстроено заранее? Ввиду всего, что происходило со мной, даже если казалось сном, я уже готова верить во все, что угодно. И вновь очередная неожиданность заставляет вздрогнуть – лишь подтверждая мысли: справа на уровне колен вспыхнул красным фонарь-факел, вырвав часть дорожки у темноты. За ним второй, и следующий, и еще, будто передавая огонь вперед. Изо всех сил стараюсь сохранить самообладание (весьма условное, надо сказать), держаться с достоинством. Медленно иду вдоль светящегося пунктира к дому. Особняк вблизи выглядит еще более внушительным, даже роскошным: каменные стены, резные запирающиеся ставни и карнизы, широкое крыльцо… Таиться больше нет никакого смысла. Возможность видеть поверхность под ногами – бонус к уверенности. Острые металлические набойки оглушительно вбиваются в камни, оповещая хозяев о каждом моем шаге. Внезапно за спиной почувствовался холод, будто крадущийся следом. Торопливо оглядываюсь… О, нет! Факелы, мимо которых я прошла, гаснут один за другим, и обратной дороги в воцарившемся непроглядном мраке уже не найти. Даже луна, будто повинуясь чьему-то приказу, скрылась за крышей особняка. Иду. Мысленно подбираю слова, стараюсь запомнить их и тем самым хоть немного приблизить ситуацию к стандартной. Безуспешно.
Крыльцо. Четыре невысоких ступени, Массивная резная дверь. Ручка – как на воротах, но чуть поменьше, изящней. И монстр, держащий ее в зубах, выполнен с большей детализацией. Фонари… Все фонари погасли, лишь бледный свет просачивается сквозь причудливый туманный витраж над входной дверью. Сердце впитывает странный ритм:
Тук-тук.
Кто в глухую ночь
встал тут –
тому не помочь.
Тук-тук –
в этот дом стучат
те сердца,
кому
оставаться тут
до конца.
Тук-тук…
Давай же, вперед. Твой разговор с хозяевами особняка уже начат: приглашение принято, первое гостеприимство оказано. Четыре шага – до ответов. Встаю на нижнюю ступень…
В проеме бесшумно, плавно открывшейся двери, против света – черная фигура. Высокий, стройный и широкоплечий мужчина в облегающих штанах и тонкой блузе с пышными рукавами. Длинные светлые волосы собраны за спиной. Не могу рассмотреть лица, только блеск обращенных на меня глаз. Он отступает на шаг назад, держась по-прежнему в тени, широким жестом, полным достоинства и благородства, приглашает меня внутрь. Проглотив вопросы, поднимаюсь по ступеням, стараясь не упасть, вынужденная смотреть под ноги. Я знаю, кто он. Уверена, что знаю. И лучше не пытаться объяснять происходящее. Сколько раз еще я буду испытывать это чувство… осознания реальности?
- Ответный визит? Очень любезно с твоей стороны следовать этикету. Добро пожаловать, - спокойный, слегка насмешливый голос.
- Ты?! – поднимаю изумленный взгляд.
- Не сомневался, что заглянешь. Входи, располагайся. Уверен, тебе понравится.
Краткий миг успокоения – лишь до следующей мысли, до воспоминания о вчерашнем. Все продолжает казаться сном, видением. Но так ли важно, в какой форме я это проживаю, если проживаю во всей полноте чувств? Есть ли разница? "Если тебя убьют, не проснешься", - подсказывает разум. Спасибо, удружил. Бросаю вопросительный взгляд на тебя. Молчишь. Стоишь рядом, столь же безупречный, как вчера, и отстраненный. Великодушный дар – возможность оглядеться, сориентироваться, прийти в себя. Если бы это было так просто! И все же, пытаюсь.
Вокруг нас полумрак, рассеянный живым огнем – большей частью от камина, что у противоположной стены. Напротив него, черной тенью – небольшой диван и кресло на изогнутых ножках. Такие же – вдоль роскошно задрапированных стен, разделенные небольшими столиками, на стеклянных поверхностях которых танцуют отражения свечей. Отполированный паркет. Меж драпировок – картины и зеркала. Зал для светских приемов, а не гостиная.
- Давай ближе к огню, совсем застыла, – прикосновение заставляет вздрогнуть, опасливо вскинуть взгляд. На твоем лице - неоднозначная улыбка, уверенность в глазах. – Раздевайся.
Первая реакция - "Что, вот так сразу?!" – тут же сменяется осознанием того, что стою посреди комнаты в пальто, шляпе…
- Да, конечно...
Непослушные пальцы берутся за пуговицу… Ты терпеливо ждешь. Галантно принимаешь из моих рук одежду, относишь куда-то во тьму. Любезен. Отчего же у меня – полное ощущение снисхождения с твоей стороны? Будто играешь…
Подхожу к камину, чувствую тепло огня. Хотя от внутреннего, нервного озноба не помогает. По краям каминной полки – две довольно большие статуэтки: хищные антропоморфные твари терзают человеческие тела. Выше, на стене – несколько клинков, расположенных друг над другом, наполовину вынутых из ножен. Отблески огня на идеально отточенной стали.
- Прошу, - неслышно приблизившись, берешь меня за руку, увлекаешь к дивану. Усадив среди миниатюрных жаккардовых подушек, сам устраиваешься рядом, на краю. Легко удерживая, подносишь мои пальцы к губам, целуешь осторожно, будто боясь спугнуть доверчивую птицу – и, неспешно перевернув мою руку ладонью вверх, проводишь носом поперек запястья. Аромат пульсирующих вен, трепетное биение жизни под нежной кожей - вот что так манит тебя! Аккуратно и бережно целуешь. Еще, и еще… медленно продвигаясь к локтю. Но что способно удержать тебя от соблазна? Впиваешься в вены зубами.
Напряжение, так долго сдерживаемое, напитанное страхом и болью, вырвалось наружу: вскрикнув, я дернула руку на себя. Но клыки твои, уже вкусившие горячей крови, лишь глубже уходят в плоть, еще больше разрывают раны. Нежные пальцы – сталь.
Падение в темноту,
утрата самоконтроля…
Переступив черту, не принадлежу себе более.
Жизнь вытекает из вен, тело твое питая.
Прошлый мой мир – тлен…
Слабость накатывает волной. Закрываю глаза, сосредоточиваясь на границах действительности, но удается – лишь акцентировать боль и выплескивающийся наружу пульс. Кончиком пальца, обмакнутого в теплую кровь, рисуешь что-то вдоль предплечья – и длинным движением слизываешь рисунок, попутно собирая кровь с самого укуса. Твои пальцы становятся чуть теплей. Отпускаешь мою руку, поднимаешься…
И все. Больше я тебя не чувствую. Не чувствую ничего – лишь темноту, в которую так стремительно падает – или возносится? – мое… сознание? сердце? душа? Когда вопрос принадлежности Свету или Тени перестал быть важным?! Ведь всегда в приоритетах было иное. Сталкиваясь с сущностями ночи – всегда бежала прочь, не подпускала даже тех, кто, казалось бы, не желал мне зла… Почему сейчас это не беспокоит меня? С каждым ударом сердца сознание проясняется, будто тает наброшенная тобою вуаль. Что значит "не беспокоит"?! Да что же я тут делаю?! Резко вскочив – падаю. Голова кругом. Боль в напряженной руке вспыхнула, резанула по нервам. Нет, в таком состоянии на ногах не удержаться… А надо! Невероятным усилием встаю. Где ты? Не вижу. Не важно. Прочь, прочь отсюда, скорей! Я жить хочу! "ПАНИКА" полыхает кроваво-алым. Одно стремление – убежать, скрыться до наступления рассвета. А потом… еще куда-нибудь, чтобы никогда… Бросаюсь в темноту наугад.
Ладони, выброшенные вперед, уперлись в стену, запутались в складках портьер. Колено бьется обо что-то мягкое – еще диван? Где выход?! Вправо, вдоль стены на ощупь. Чувство присутствия за спиной. О, черт! Скорее! Фактурная тяжесть нехотя подается, уходит от настойчивости рук. Выпускает меня в какой-то коридор. Почти бегу в абсолютном мраке. Вот она – дорога в небытие? Пустота вокруг, гулкий стук каблуков. Чертово эстетство! Резко тормознув, скидываю ботинки – и бегу беззвучно, вдвое быстрей. Глаза, чуть привыкшие к темноте, ловят контуры теней, предупреждают о повороте, но поздно: инерция вдавливает в стену. Прильнув виском к холодному камню, пытаюсь выровнять дыхание. Сердце грохочет. Хоть бы только в висках! Извне – ни звука. Никаких знаков преследования. Конечно, вряд ли ты забыл. Но пока есть время отдышаться, осознать все. Мост сожжен. Спрятаться где-нибудь, переждать до утра – и спокойно уйти. Единственный шанс. Переждать. Поднимаю голову. Ладони ищут путь. Глухой тупик. А впрочем… есть дверь! Прислонясь к ней, вслушиваюсь. Тишина. Нащупав ручку, тяну на себя. Заперто! Или… если осторожно толкнуть… С тихим щелчком открывается ход в новую комнату.
Главное – тихо. Кажется, что ты все это время совсем рядом, наблюдаешь, смеешься надо мной… Внемля тишине, пытаюсь убедить себя в обратном. Пройти внутрь, незаметно укрыться… Жаль, телефон не с собой – не понять время. Впрочем, есть же окна, рассвет не пропущу. А там…
Новая комната похожа на кабинет: в самой середине натыкаюсь на край стола. Пустого. Обхожу. Большое офисное кресло. Кожа поскрипывает во влажных пальцах. Какие-то шкафы. Снова портьеры. Скоро их возненавижу. Пытаюсь отодвинуть, надеясь впустить хоть немного ночного света – эффекта ноль. Похоже, закрыто ставнями. Двигаюсь дальше, понимая: каждая секунда уменьшает шансы дожить до утра. Диван вроде того, что в гостиной... Даже на ощупь очевидно: интерьер выдержан в едином стиле и при нормальном свете должен быть весьма хорош. Внезапно наступаю на что-то мягкое. К счастью, неживое. Облегченный вздох. Длинный мех обнимает мои ступни, обещая согреть их – дай только время. А его как раз и нет. Но обманчивый уют отнимает последний запас сил. Устало опускаюсь на сиденье – расслабиться, запрокинуть голову… Нет, не забыла, в чьем доме нахожусь. Только сознание вновь заволакивает серой пеленой, сквозь которую то и дело проступают контуры недавних событий. Не уснуть. Только не уснуть… Он пил, пил… это было так приятно… не страшно…освобождало от всего лишнего, ненастоящего… Он – такой страстный, нежный… голодный… И так прекрасен… Ви-та-лий… как мелодично его имя. Пил… давая мне легкость, невесомость… Он…
…Возник из ниоткуда, бесшумно, словно тень. Горло сжала ладонь, парализовав дыхание, исключив попытки сопротивляться! Холодный, проникающий, но равнодушный поцелуй обжег губы, затопил сознание, наполнил рот привкусом крови… моей крови! Через секунду в мозг ворвалась боль. Ты пьешь эту боль и поишь ею меня! И я – о, ужас! – радуюсь этому! Где-то глубоко внутри наслаждение торжествующе пляшет на растерзанном теле здравого смысла, втаптывая кровавое месиво в землю.
Секунды, каждая из которых дольше вечности. А потом – пронзительный взгляд прямо в душу. Холодный, стальной, скальпелем рассекающий сознание. Ничем иным не воспринять.
- Я полагал, ты умнее, - будто заклятием разверзаешь подо мной ледяную бездну.
Судорожно слизывая с дрожащей прокушенной губы кровь, смотрю туда, где должно быть твое лицо. Темнота. Пальцы смыкаются запястье, властно тянут вверх, заставляя встать.
- Ты вынуждаешь учить тебя…
- Нет!
Но что такое "нет" для вампира? "Нет", брошенное жертвой? Звук. В лучшем случае бессмысленность, в худшем – провокация. Конечно, мой – как раз последний. А чего ждала?
Рывком подняв меня с дивана, тащишь за собой. По переходам, коридорам, по лестнице – вверх. Запинаюсь, хватаюсь за перила, стараясь не отставать – длинные ногти впиваются в кожу, болью заставляя двигаться дальше...
Волна встревоженного воздуха мимо лица - распахнув дверь, толкаешь меня в проем. Несколько шагов по инерции – и, запнувшись, падаю. Пружинит, мнется под ладонями поверхность. В тот же миг нависаешь сверху, рывком бросаешь меня на спину. Колено прижимает правую руку, левую, перехватив, тянешь в сторону и вверх. Гладкий шнур поперек запястья, тугие петли… Ты привязываешь ее! И точно так же, легко сломив сопротивление, справляешься с другой. Отчаянно вырываюсь, стараюсь выскользнуть из-под тебя. Пустая трата сил. Неумолимые пальцы, вновь заледеневшие, сдавливают горло. Еще один короткий, страшный поцелуй – и треск рвущейся ткани! О, как беззащитна обнаженная грудь! Сухие губы, сорванное дыхание. В пальцах твоих сверкает сталь - серебряная молния в свете любопытной луны. О, да, здесь окна есть! Едва коснувшись кожи, клинок взмывает вверх, рассекая рукав. Короткая царапина наливается болью – и жидким теплом. Участь второго рукава аналогична. Выдергиваешь из-под меня, что некогда было рубашкой, швыряешь в угол. Туда же летит сорванный с шеи галстук. Но и этого тебе мало! Мало доступности открытых вен! Брюки, предательски легко соскользнувшие, через мгновение лежат на полу.
Остановись! Хватит!
Но – лишь усмешка ядом по губам. По щиколоткам, обвивая, – крученый шнур. Трепет ожидания – стал дрожью.
Что-то переключилось вдруг в восприятии – будто поднявшись под потолок, смотрю со стороны. Бледная девочка на черных простынях – зеркало лунного света. Волосы, разметавшись, – черно-красными штрихами на пол-лица. Растекшаяся тушь. Смазанная с губ, искаженных болью, помада – будто кровь. Левая ладонь – в настоящей, стекающей, поглощенной чернотой шелка. Тяжелое дыхание, меняющееся при каждом прикосновении вампира – я слышу его. И вижу: неровно поднимается и опадает маленький черный анкх посередине груди. А хищник, склонившись над упрямо сопротивляющимся телом, кусает руки, плечи, грудь… Уже не кровь забота его – число ран, что останутся открытыми. Каждый укус –ожесточенней, болезненней. А движения маленькой жертвы – все менее заметны, будто реакции – уходят глубоко внутрь. Но боль – о, да! Я чувствую ее! И боль, и возбуждение, рождающееся в ее теле, и отчаянное желание отдать себя без остатка, такое жертвенное, такое… донорское! Весь воздух в комнате пронизан ими. И – отрывистыми стонами сквозь стиснутые зубы… Серебристый отсвет на волосах… Голодный, жестокий блеск твоих глаз – так близко! И – неистовое сердцебиение, толкающее ребра вверх. И – дыхание, вот-вот на срыв…
Год 2010, 10 октября
Черные когти, раздирающие белую плоть. Погружались в рваные раны – и меняли цвет. Терзаемое тело еще жило, сопротивлялось – и лишь усиливало свои страдания. Раны алели, выплескивая все новые потоки…
Выныриваю из кровавой темноты с судорожным, жадным вдохом. Распахиваю глаза. Слава богам – сон! Полумрак рассеивается… Села на постели, скованная ужасом - нет!.. Сознание высветило часть прошедшей ночи. Об остальном напомнила боль. Тупая, ноющая. Ненавижу. В бесполезном защитном жесте обхватываю собственные плечи – тело отзывается возмущением. Но открытых ран нет. И не связана, что уже не плохо. Надо подняться, уйти отсюда…
Бессильно рухнула обратно, в голове – карусель. Над головой – высокий полог кровати. О, теперь я могу рассмотреть ее. Она достойна особого внимания: высокая, со стройными столбами по углам, оплетенными искусно вырезанными розами. Чувство опасности вернулось вместе с воспоминанием о стягивающих запястья шнурах. Изголовье ложа также украшено розами, сработанными настолько безупречно, что виден каждый изгиб лепестка, каждый шип. По сторонам – тонкими струями ниспадает полупрозрачный красный полог, подобно кровавому мареву, окружая ее. Черные простыни смяты и местами жестки, царапают кожу – насквозь пропитаны высохшей кровью. Моей. И… этот запах… перебивающий, сдавливающий дыхание. Навсегда останется в моей памяти.
Что теперь? Домой? Но где тот дом, в который ты не проникнешь? И есть ли смысл бежать? Все время прятаться? Это не жизнь. А что – жизнь? Сердцебиение, еще реальное. Дыхание. Способность мыслить и ощущать. Сохранить хотя бы это. Но… Что за смятение?! Не понимаю…
Только сейчас обнаруживаю, что обнажена. Машинально подтягиваю к груди простыню, оглядывая комнату. Моих вещей здесь нет. Вот на стуле в углу что-то черное… С трудом заставив измученное тело шевелиться, доползла до края кровати, потянулась… Бархат тяжело соскальзывает на пол. Накидка. Вот и пряжка, на которую она, должно быть, застегивается. Ну хоть чем-то прикрыться… Наверное, нелепо выгляжу: закутанная в черные складки, босая… Усмешка кривит губы: она еще и об эстетике думает! Удивительно – но факт. Думаю. И, не смотря ни на что, хочу нравиться тебе. Специфическое самосохранение? Надежда, что красивое не захочешь уничтожать?
Опасения, что дверь окажется запертой, не оправдались. Действительно: куда я отсюда?
Коридор, длинный, погруженный в полумрак. Двери по сторонам. Лестница вниз. Неспешно, осторожно, схватившись за перила (от каждого движения кружится голова), спускаюсь. Отполированное дерево, идеально подобранное по ширине ладони, приятно скользит под рукой. На очередном шаге – остановка: оценить хитросплетения узора этих чудесных перил. Неисправимый эстет. Шкуру спасать надо, а она тут интерьером любуется! Вот только плохо видно в темноте… Кстати, а почему в темноте? Почему не становится светлее, ведь близится день?.. Или ночь?! В груди мгновенно похолодело. Неужели я за утро приняла ЗАКАТ?!
Запоздалый страх волной подхватывает меня – и я уже внизу, в гостиной, той самой, с камином. Только огня нет, и весь зал погружен во мрак. Там, в противоположном конце должна быть дверь... О, да, есть. Причем входная, как и помнилось. И, разумеется, заперта! Надеяться на что-то другое – верх наивности. Но не может быть, чтобы в таком доме был только один выход. Найти бы!
Осенняя ночь опускается быстро.
- И далеко собралась? – твой голос за спиной, холодно-ироничный, заставляет вздрогнуть.
Медленно поворачиваюсь, стиснув на груди накидку – будто защитит. По периметру зала на стенах засветились бра – черные лилии. Постепенно набирая яркость, выхватывают из темноты мягкие складки роскошных драпировок, плавные изгибы диванчиков, расположенных вдоль стен… Но свет не достает до середины зала, где ты стоишь, скрестив на груди руки, и, чувствую, оценивающе глядя. Молчу.
Не нарушая тишины, подходишь беззвучно, обнимаешь за плечи. Сдержанная сила сквозь мягкий, объемный ворс бархата. Ведешь к лестнице. Нет, только не обратно! Пытаюсь воспротивиться. Недоуменный взгляд в ответ бликует льдом. Вынуждена подчиниться.
Ванная комната – напротив спальни, той самой…
Усмехнувшись, оставляешь меня одну.
В зеркале – кошмар. Растрепанная, с перепачканным косметикой и кровью лицом… Неловкость, похоже, еще долго будет сопровождать меня. Но, в конце концов, это твоих рук дело! И стала очевидна цель: ты – эстет куда больший, чем смертные. Но едва ли настолько извращенный, как я. И с этим ничего не поделаешь.
Расстегиваю пряжку, спустив накидку с плеча, придержав на груди. Любуюсь контрастом цвета, привыкая к мысли о зависимости. Абсолютной зависимости от тебя. Не понимаю, как в нее попала? Никто из встреченных ранее не обрел надо мной подобной власти, хотя, по впечатлениям, стремились. Почему – ты? Бархат, мягко соскользнув, падает к ногам. Стройная, светлая… Смазанные следы крови на коже…
О, теплые прозрачные струи, бегущие по волосам и плечам, танцующие на груди, игривыми змейками сползающие по животу, бедрам… Приобретают розовый оттенок, потом – светлеют. Уставшее тело в потоке блаженства. Набираю воду в сложенные чашей ладони, опускаю в нее лицо…
Короткий стук в дверь.
- Спускайся. Время ужинать.
На банкетке осталась черно-белая стопка белья.
Ясно. Долго ждать меня в этом доме не будут. Не зная границ терпения вампира – не стоит выяснять их. Выбираюсь из ванны. О, даже полотенце принес! Заботливый. Ха: заботливый вампир. Стало смешно. Ненадолго.
Да, теперь лучше: из зеркала смотрит бледная, взволнованная, но вполне симпатичная девчонка. Черные брюки (мои – надо же!), белая рубашка. Мужская, не в размер. Не привыкать. Оставила навыпуск, закатала рукава до локтя. Может, зря? Нет, пусть будет, как есть. Две расстегнутые пуговицы сглаживают впечатление большого воротника, при движении из выреза проглядывает темный анкх. Влажные пряди волос независимо от цвета одинаково черны. Ткань на левом плече почти сразу промокла от них, став полупрозрачной, прилипнув к телу. Макияж… какой, к черту, макияж? Только подводка, намертво вбитая иглой татуировщика. Медленный вдох… выдох… Но вместо спокойствия в грудь вливается нервный озноб. Что предстоит сегодня?
Каждый шаг по лестнице – как на эшафот. Только не восхождение – спускаюсь. Ты терпеливо ждешь у последней ступени, подаешь руку, оценивающе оглядывая меня, будто к чему-то примеряясь. Гоню прочь возникшую под пристальным взглядом тревогу. Нет сил быть в напряжении непрерывно. И пока нет прямой угрозы…
Снова диван перед камином. Сервировочный столик, свечи в высоком канделябре. Изысканный бокал с темным напитком. В свете живого огня грани хрусталя переливаются, играют цветом: от пронзительно-алого до бордового, подобного запекшейся крови. Фрукты, сыр, канапе. Только теперь внезапно понимаю, как давно ничего не ела. С молчаливой благодарностью принимаю безмолвное же приглашение к ужину.
- Вишня, - милостиво развеяв мои сомнения, придвигаешь бокал. Многозначительная улыбка – лишь намеком на губах.
Фактурный холод хрусталя в ладонях. Осторожно касаюсь краем губ. Сладкий, немного терпкий аромат пробуждает воспоминания о вкусе вишневого сока. Первый глоток – маленький, упоительно-прекрасный. Тонкая, обжигающая холодом струйка свободно стекает в жаждущее влаги горло. М-м-м… Видимо, удовольствие слишком явно отражается на моем лице – снисходительно улыбаешься. А я уже не могу оторваться от бокала. Должно быть, впервые начинаю понимать тебя.
Привычка – великое дело. Десять – или сколько? – минут обычных, человеческих действий успокаивают, принося почти уют. Мне нравится чувствовать вкус этих мини-бутербродов и сока. Нравится мягкий свет огня. Нравится видеть тебя рядом. Как будто просто гот… Хорошо, не просто, - восхитительный, неподражаемый, безупречный вампир-гот. Идеальный. Улыбаешься. Не хочу думать, что на самом деле прячется за этой улыбкой.
Мягко, отодвигаешь столик ногой, совсем немного. Он откатывается, рассеивая тень уже поодаль. Провожаешь его взглядом.
А я – любуюсь. Любуюсь стройностью твоей фигуры, затянутой в черное, грациозностью и лаконичностью жестов, полуулыбкой, обманчиво безопасной. Любуюсь отблесками пламени, танцующими на кончике каждой ворсинки мехового воротника, на мягких красновато-золотистых прядях, заброшенных за спину, – и в холодных внимательных глазах. Удивительно, но отражение пламени не делает их теплей. Неторопливо закидываешь ногу на ногу. В оживших складках одежды – новые тени… Зачарованно наблюдаю, стараясь уловить малейшее изменение.
Протягиваешь руку. И я, не задумываясь, кладу пальцы на открытую ладонь, чувствуя прохладу твоей кожи... Подносишь их к губам, целуешь, едва касаясь. Внимателен и нежен. Аккуратно обхватываешь мою ладонь, скользя к запястью. Сжав сильней, тянешь дальше, вынуждая лечь спиной поперек твоих колен. Тело выгибается дугой, открываясь, становясь таким беззащитным! Автоматически включается режим самосохранения: пытаюсь не поддаться вампирскому обаянию, иллюзорной беспечности... Но противостоять твоим рукам? Закрываю глаза – сгладить, свести на нет неловкость. Неуверенная улыбка, несколько нервная – таится в левом уголке.
Ласками вынуждаешь поднять руки над головой, заводишь левую под изгиб подлокотника, правую – над… Я знаю, что произойдет! Я знаю! И первая реакция – страх. Лишь мгновение. Потом внезапно приходит уверенность, что угрозы жизни как таковой нет. Логика подтверждает: пережита прошлая ночь, так почему эта должна стать последней? О ненужном не заботятся. Цепляюсь за эту мысль, дающую немного уверенности. Хочу доверять. Безумно устала быть настороженной, бояться… Глубокий медленный вдох. Такой же выдох. В почти спокойном ожидании.
Вновь связана. Холод пальцев проникает под воротник рубашки, касается ключицы, горла, движется вниз… Одежда? Когда она была помехой для вампира? Ловко расстегиваешь пуговицы одну за другой. Я чувствую в неторопливости твоих пальцев, их ласковости – наслаждение. Постепенным процессом обнажения. Обладания. Сдвинув тонкое полотно в сторону, ладонь оказывается на груди. Плавно движется вниз поперек ребер, повторяя все формы, все изгибы до той самой явственно выделяющейся косточки… Пальцы левой запутались в волосах, перебирая их. То взъерошивая, то сжимая в горсти, разгоняя мурашек по шее, плечам, спине… Отдаюсь столь опасному блаженству.
Тянешься через меня куда-то вперед. Края твоей накидки касаются обнаженной груди. Концы рассыпавшихся волос падают сбоку. Заставляю себя не открывать глаз. Какое-то странное доверие наполняет все мое существо – словно я не жертва сейчас, а часть тебя, маленькая, когда-то давно потерянная… а теперь вновь оказавшаяся дома. Материал для творчества в руках прирожденного Мастера.
Ай! Горячая густая капля упала на грудь, обожгла поверхность, жаром потекла вглубь. Тело инстинктивно дернулось, сжалось, уходя от боли. Веревка тут же впилась в кожу, резко затормозив движение. Сильная рука прижала, вынудила разогнуться колени.
- Прочувствуй это. Прими как наслаждение, – твой голос спокоен и невозмутим. И почти такой же покой вливает в мое сердце. – Я буду рисовать.
Безупречный танец жгучих прикосновений и ответного, чувственного дыхания. Горячий воск падает на кожу, будто просачиваясь под нее. Медленно остывает, оставляя угасающую боль на теле и неизгладимый след в сознании. Беспорядочные поначалу, капли постепенно складываются в причудливый узор – распознаю его по боли, что не торопится уходить, возобновляемая ежесекундно. Ласковое, приятное тепло поверх застывших капель. Ожоги – на еще нетронутых участках. Копится напряжение, угрожая вылиться в бесконтрольную дрожь...
Время. Твое время, исчисляемое Вечностью – и мое, количество минут которого в твоих руках. Но тело привыкает к восковым поцелуям. Нетронутой поверхности все меньше. Почти вся грудь залита воском – будто доспех сковал свободу. Трепет дыхания стал подводным течением – глубоким, плавным. Беззвучным, не касающимся приоткрытых губ. Вытягиваю руки, насколько возможно; задержав дыхание, прогибаюсь сильней – чувствовать больше, впитывать всем телом. Отдавать.
Кладешь ладонь мне на живот, напоминая: картина не завершена. Откидываешь уголок рубашки, отчего-то задержавшийся на моем бедре. Пальцы ныряют под атлас, приподняв, сдвигают его. О, да, мой образ жизни плохо сказывается на гардеробе: очередные брюки свободно соскальзывают вниз, обнажая весьма чувствительные участки тела. Легкое дуновение, остужающее поверхность, – и струйка воска резкой болью проливается на кожу, разрезает сознание. Ты не щадишь: рисуешь не мазками, а обжигающими линиями. Иногда – несколькими одновременно. Тело стремится увернуться от горячих ласк. Усилием воли сдерживаю его. Управлять дыханием сложнее: почти каждая новая порция "краски", ложащаяся на живой холст – резкий, рваный вдох. Или стон на выдохе – короткий, напряженный. Временами дотрагиваешься до губ – и я, не открывая глаз, стараюсь поймать твои пальцы, поцеловать их, коснуться языком… Необъяснимая, ни с чем не сравнимая нежность и доверчивость наполняют грудь, когда мне удается это.
Новый заход. На этот раз кончиками пальцев придаешь горячей пластичной массе форму. Каждую следующую каплю растягиваешь по коже, тут же заливая ближайшее пространство жидким огнем. Все более разнообразный рельеф на поверхности женского тела – объемная восковая живопись. Я – привыкаю…
- Последний штрих, - задумчиво произносишь вполголоса, ставя канделябр на пол.
Не вижу, что ты намерен делать. Не хочу видеть этого – только чувствовать. Вздрагивать от каждого прикосновения, осознавать себя частью твоего творения… Тончайшая изогнутая линия резкой болью ложится на открытый участок. И отнюдь не торопится остывать. Но… это не воск… это – сталь! Ты добавляешь в свою картину цвет! Обводишь созданные формы острейшим лезвием, прочерчиваешь новые линии. Я почти вижу, как окрашивается алым поверхность, как танцуют на блестящих каплях отблески огня. Чудесный контраст кровавого узора с молочной белизной восковых берегов. И постоянно, постоянно обновляемая боль… Не страх, не жажда уклониться – невероятное возбуждение затопляет меня. И я двигаюсь бесконтрольно, лишь осознавая это движение, не желая препятствовать ему. Подставляюсь под безупречно острую кисть Мастера. Почти теряю сознание, погружаясь в невероятную багрово-золотистую смесь боли и наслаждения.
Подхватив под лопатки, приподнимаешь меня, вынуждая выгнуться сильней. Кончиком языка обводишь рисунок на груди, любуешься… собираешь скопившуюся на коже кровь... Поцелуями поднимаешься к шее, лаская беззащитное горло… Чувствую и твое возбуждение, твою едва сдерживаемую страсть… А через секунду – уже не сдерживаемую. Острые клыки пронзают артерию – кровавое облако накрывает обоих.
Год 2010, 11 октября
Сознание возвращается медленно. Чувствую себя такой маленькой, слабой и беззащитной в твоих руках… И – защищенной! Это так необыкновенно и… приятно! Сухой жар на губах, будто стон – по всему телу. Остатки боли, неожиданно ценные, с которыми не хочется расставаться. Обнимаешь меня, прижимаешь к груди, осторожно убираешь волосы с шеи, целуешь… Подаюсь вперед, впитывая ощущения… И сажусь на кровати. На кровати?!
Да, так и есть. Иллюзия. Сон. Сколько из произошедшего здесь – было настоящим? Все. А объективным? Но память никак не хочет отпускать чудесные мгновения, хотя перед глазами – уже знакомые резные опоры, полупрозрачный полог, струящимися складками текущий к полу, а за ним… Сместившись к краю постели, отодвигаю невесомое полотно… Столик, которого раньше не было. Маленький, круглый, на изящной кованой опоре. А на нем – розы. Живые темно-красные розы, как будто небрежно брошенные. Еще не увядшие листья… Боги, что за красота! Встаю, подхожу ближе – так хочется взять их в руки, ощутить тонкий изысканный аромат! Но они… они белые! Лепестки у самого стебля и внутри бутона – цвета молока, с характерными зеленоватыми прожилками. Осторожно касаюсь цветка. Края лепестков жесткие, будто… покрытые кровью! Вот откуда этот потрясающий цвет. И – запах. Теперь, держа хрупкий бутон в ладонях, я ощущаю его.
В то же мгновение два совершенно противоположных чувства захватывают все мое существо: возмущение, почти злость (как можно было испортить такую красоту! как можно было эти нежные бутоны утопить в крови! о, безжалостный убийца! мало тебе человеческих жертв?!) – и восхищение: наконец-то кто-то поднес срезанные цветы правильно. Они мертвы, но люди с удовольствием любуются их трупами, вдыхают запах смерти. Для меня давно уже все букеты пахнут смертью… Так пускай она станет очевидной! Осознание того, что на бутонах, скорее всего, моя кровь – приводит в еще больший восторг. И, разумеется, эстет во мне ликует: букет и в самом деле не только символичен и многозначен, но потрясающе красив. В этот момент, в порыве сумасшедшей благодарности, я готова оказаться в твоих руках точно так же, как эти розы…
Уговорив себя положить цветок обратно (поставить в воду даже мысли не возникло – эта красота одномоментна), иду в ванную. Без чувства разбитости, слабости, как вчера. Довольно быстро привожу себя в порядок.
Не терпится увидеть тебя, поблагодарить за чудесный букет и волшебную ночь…
Но дом выглядит пустым. И что-то подсказывает, что тебя здесь, действительно, нет. Спускаюсь в зал. Никого. Только черные лилии на стенах и виноград на столике возле камина – напоминание о прошедших часах. Прошедших. Как больно это слово врезалось в сердце! Неужели… Отказываясь верить в очевидное, иду по всему дому. Лестницы, коридоры. Какие-то двери заперты. За открытыми – роскошно убранные, но пронзительно пустые комнаты. Они бы представляли интерес, будь ты рядом. Но сейчас - равнодушие. Безучастно прохожу мимо, ищу – и не нахожу… Осторожные шаги, сдерживаемое дыхание. Только теперь я слышу невероятную тишину этого дома. Он подобен маленькому кусочку открытого космоса, затерянному в черной пустоте, вдали от звезд и планет… Ни жизни, ни смерти – просто бытие… И единственный спутник мой – тотальное одиночество.
Возвращаюсь в гостиную. Где-то на самом дне сердца затаилась надежда, что, может, ждешь меня там… Но ее похоронило короткое, холодно-безжалостное "нет".
Сев на диван перед камином, машинально отрываю от грозди виноградину. Упругость, налитая соком, перекатывается в кончиках пальцев. Взгляд – сквозь пространство, внутрь себя. Но и там ничего утешительного. Откинувшись на спинку, закрываю глаза. О, да, я помню! Нежные сильные руки, способные растворить сознание (и тело) в ласках; руки, которым хочется доверить себя всю, без остатка, не важно, каким будет конец. И они же – жестокое, безупречное орудие для причинения страданий, для убийства. Руки охотника, неминуемо настигающего жертву. Берущего свое. Я помню боль, что изливалась из этих рук. Но… боль в сердце – во много раз сильнее! Мозг разрывается, не способный понять: то ли радоваться освобождению, то ли плакать об утрате. Стараюсь выключить его. Вспоминаю о виноградине. Кладу ее в рот, языком давлю о нёбо. Главное – сконцентрировать все внимание именно на этом – ни о чем больше не думать. Только виноград. Рука тянется за новой порцией. Во рту – кисловато-сладкий сок, терпкий. И сожаление, что не вино. Перед мысленным взором – светло-зеленая раздавленная мякоть. Опираюсь на подлокотник, чтоб приподняться, сесть удобней – и в сознание врывается новый, гораздо более яркий образ, вытесняющий все прочие: мои руки, привязанные здесь! Ладонь скользит по гладкой отшлифованной поверхности, пальцы ласкают резные формы – и снова в сердце поднимается буря. Я не могу смириться с тем, что ты просто ушел. Я не хочу верить в это!
Что ж, если просто выключить мозг не удается, может, получится использовать по назначению? Успокоиться, обдумать все. Что я теряю? В моей жизни уже был подобный выбор. И как я ни любила Интара, все же предпочла остаться смертной. Он понял – и оставил меня, готовый ждать. И вот, опять… Хотя, постойте: какой выбор? Никто и ничего мне не предлагал. Больное воображение, не больше. Но тогда… Нет. Я помню. Я четко помню все, что происходило в эти три ночи. И тело помнит… Касаюсь шеи, провожу ладонью вниз – помнит же, отзввается приглушенной, ноющей болью. Ведь не может же вампир просто использовать меня – и без сожаления уйти… Ха. Кто сказал? Что удержит его? Он получил, что хотел – какое ему дело до маленькой смертной? Убивать… даже я смысла в том не вижу. Поиграл, утолил голод – и двинулся дальше, по дороге своей Вечности. Все просто.
Ледяной шар взорвался в груди, осколки впились в сердце, больно раня. Все укусы, все игры с воском и ножами – ничто, по сравнению с этой болью, разрывающей меня изнутри. Черт возьми! да что же происходит?! Радоваться надо, что жива! Эй, приди в себя, дурочка! Можешь теперь жить спокойно, как раньше, и не бояться… Но в том-то и проблема, что не могу! Этот вампир слишком многое изменил во мне. Новое восприятие, новое отношение к боли, к жизни, смерти… Нет пути назад, мосты обрушены! Мне всегда будет не хватать его. Это… это… Я не решаюсь произнести слово даже мысленно – оно бы стало окончательным приговором.
Нет, я не потеряла себя – я открыла новую грань, и теперь не могу просто отвернуться и забыть. Забыть тебя – немыслимо! Не потому, что я так хочу – потому, что так есть…
Очнувшись вдруг, оглянулась. Все тот же полумрак. Все та же тишина. И пустота. Вокруг – и внутри меня. Ширится, поглощает все… Понимая, что если сейчас не сдвинусь с места, то снова впаду в оцепенение, и теперь уже бог знает, на какой срок, медленно поднимаюсь. В голове – музыка. Mantus, Esmeralda… Ты добился-таки, чего хотел: она неразрывно связана с тобой. Шаг на середину зала… Я буду танцевать. Даже если не увидишь, даже если никогда не вспомнишь обо мне – я буду танцевать для тебя!
Шаг в сторону, плавное движение бедра, волной перетекающее к плечу… Рука поднимается в широком, медленном жесте, потом – немного вниз и к центру тела… В совершенстве повторяя ритм, подчеркивая движение мелодии. На новом аккорде – вторая. Голову назад… Странная смесь движений классического вальса и чувственной румбы, почти не опознаваемых. Откровенное выражение внутренней боли – и наслаждения ею. Наконец-то, сознание заткнулось. Я отдаюсь движению, отдаюсь музыке, целиком затопившей меня. Еще шаг в сторону – и назад, прогиб спины… Чуть больше резкости, ритма. Руки рисуют в воздухе замысловатые фигуры, то поднимаясь над головой, то касаясь бедер. Поворот, трепетный вдох, снова поворот… Хочется распахнуть грудь – и бросить сердце к твоим ногам! Но это не в моей власти. Обреченно опускаюсь на пол…
Холод. Одиночество и холод. Что делать мне теперь? Нехотя встаю, иду к двери. На вешалке сиротливо висят мои пальто и шляпа, ботинки рядом – как недвусмысленный намек: свободна. Я просто должна уйти. Машинально одеваюсь. Медленно, почти не сознавая действий. Не от кого скрывать горечь усмешки. Над собой. Верх наивности – и боль… Стою в расстегнутом пальто перед дверью, не решаясь открыть ее. Не желая открыть ее. Непрошенные слезы в горле. Глубокий вдох не спасает – становится только больней. С каждым вдохом. Сомнения. Нерешительно оглядываюсь – и последняя надежда гаснет в холодной пустоте гостиной. Убита и брошена среди живых… Тебя нет. Резко дернув головой, отбрасываю волосы с лица. Если бы так легко можно было избавиться от воспоминаний! Нервно вздрогнув от холода, ткнувшегося в ладонь, нажимаю на изогнутую ручку, отворяя тяжелую дверь… Вся воля в кулак – и самый трудный шаг… в рассвет.
Промозглой осени серый день,
затянуто небо в тучи.
Убита холодом.
В сердце – тень.
Едва ли мне станет лучше.
На черной ладони крупою –
снег.
Беснуется северный ветер.
Опять замедляется времени бег…
До вечера от рассвета –
тугие часы,
бытовая метель.
Я прочь убегаю, наружу.
Ах, где мой беспечный зеленый Апрель?
Но в перспективе –
стужа.
Пустое кафе средь рабочего дня.
Пустые прохожих лица.
Никто не узнает,
не вспомнит меня.
Никто из них мне не приснится.
Я чашку безмолвно в ладонях держу
недвижимой черной тенью…
Не троньте сейчас –
я уже ухожу
в своих параллелей сплетенье.
Безликое время.
И я в полусне пройду его,
не проживая.
И лучше б забыли совсем обо мне,
что есть еще где-то, живая.
Но сумрачный полог накроет мир –
и я оживаю снова.
Выходит в ночь молодой вампир.
Я жертвою быть готова.
Улыбки, взгляды, обрывки фраз –
твой инструмент соблазна.
И я – соблазняюсь.
И каждый раз стараюсь казаться разной.
Красив, опасен, силен и жесток,
улыбкой наивность манит…
Как я, своенравен –
и одинок.
И это больнее ранит.
Игра с тобою –
игра с огнем.
Но мне этот опыт – нужен.
Ты можешь так же войти в мой дом,
как уже вошел в мою душу.
Прошу тебя:
просто войди в мой дом,
как уже вошел в мою душу.
18 октября 2010.
Часть 3.
Ищущий – да обрящет…
лезвие бритвы – грань между смертью и жизнью
Год 2010, 19 октября
Новый вечер. Прежняя кофейня. Слишком плотные тела, развалившиеся на кожаных диванах. Пестрые фантики с весьма невзрачным содержимым. Гримасы ленивого самодовольства и недалекости. Снующий озабоченно официант, проживающий каждый свой день в суете, уставший от этой бесконечной карусели. Навязчивая, стремящаяся окутать сознание восторженной розовой дымкой музыка. Мир смертных нестабилен. Суть смертных – неизменна. Грустно.
Одинокий столик в углу. Подальше от других посетителей… Ха! Вместо углов, куда хотелось бы спрятаться, – колонны. Стены – спинки диванов и живые цветы. Центр торгового центра. Укроешься тут, как же! Впрочем, шанс, что кто-то захочет потревожить странную девушку в черном, почти нулевой. Проверено опытом: давно уже все внимание ограничивается косыми взглядами, не более. И это, воистину, неплохо. На стеклянной, испещренной бликами поверхности – высокий бокал на белом блюдце. Цветными слоями – кофе: черный, шоколадный, ванильно-сливочный. Белоснежная вершина над гладким прозрачным краем. Черная трубочка пронзает всю композицию насквозь, упираясь в дно. Виски. И никакого сахара.
Кофе по-ирландски. Каждый раз в голове звучит "Colorblind", напоминая то самое имя… Каждый раз тонкий аромат корицы дарит надежду, что вот сейчас, сделав последний глоток, встанешь, выйдешь в заиндевевшую осень – и ноги сами принесут к Дому… И выходишь. Бредешь по замученным листьям, устилающим то мокрый асфальт, то размытую землю. Сухие, утомленные бессонными ночами глаза безразлично скользят над толпой – и напряженно разрезают сумрак пустых пространств. Темные узкие улочки, старые фонари… Куда идешь ты, девочка? В твоем городе так много заброшенных домов. Мимо, все мимо… Места похожи, но… не те.
Ты прожила слишком многое. Год разделился на день и ночь. Мир – на вчера и сейчас. Шаги сквозь осень в зиму – медленная пытка холодом и одиночеством. Надежда (о, да, та самая стерва, что не дает тебе умереть!) садистски ухмыляется, шепча: "Ты найдешь его. Зови. Слушай. Иди. Ты найдешь… рано или поздно – найдешь". Поддаешься соблазну. И вновь под ногами истоптанные листья. Снова холодный ветер срывает шляпу, треплет волосы, пробирается за воротник, швыряет пригоршни морозной крупы в лицо. И черные тени домов укрывают тебя.
Год 2010, 24 октября
Ночь. Косые линии света на подмороженной, поседевшей земле. Едва различимые звезды – в вышине напротив. Пустынный город, съежившийся от холода. Углы домов и тени – будто длиннее стали и острей.
Мягкие складки белого покрывала ласкают обнаженные плечи. Уютно телу. Но холодно внутри и больно. Сосущая пустота, которую ничем, ничем не заполнить. Тяжелый вздох. Ничто больше не нарушит тишину. Прекрасная в своем надменном молчании, Кассандра – олицетворение равнодушия.
Так, лежа на спине, рисую знаки. Медленно. Иглой. На внутренней стороне предплечья. С силой вдавливаю острие в непривычное к подобным ласкам тело. Запоминаю боль. Ощутимую, но не настолько, чтоб перекрыть другую. Бледные поначалу полосы загораются, приобретают объем и цвет. Касаюсь языком, усиливая ощущения. Провожу губами. Приятные на ощупь, горячие, вспухшие линии. Через час они станут шире и посветлеют. Чуть позже – утихнет боль. Но пальцы еще долго будут ощущать искусственный рельеф. Длинная ночь сотрет и его, оставив лишь тонкие яркие контуры… которые лучше скрыть. А через пару дней – едва заметная ниточка проступивших-таки и замерших капелек крови. Такая же тонкая, как первоначальный белый след, как острие иглы.
Новый опыт. Новая боль. Отвлекает. Но не спасает меня.
Год 2010, 3 ноября
Волнение. С чего вдруг? В предвкушении новых ощущений? Да, конечно. Но ведь я уже знаю, каково это – острой иглой быстро-быстро процарапывать кожу… нежную, очень чувствительную. Во всяком случае, такими были веки. И боль от внешних повреждений в тот раз мгновенно переходила в головную. Мозг буквально разрывался, стараясь справиться с нахлынувшими импульсами. Так ли будет сегодня? Не терпится сравнить. Еще минут двадцать…
Но на самом деле, есть более значимая причина – психологическая. Предстоит открыться перед незнакомым человеком (и не одним): обозначить себя тем самым, настоящим именем, раскрыть личные интересы… обнажить укромный участок тела, в конце концов. Надо как-то перешагнуть стереотипы, вдолбленные общественностью с детства, побороть в себе смущение – и сделать это. Иначе должного результата не достичь.
Мятное мороженое с шоколадной крошкой, горячий зеленый чай – очередной любимый контраст. Рука что-то пишет на клетчатом, сложенном вчетверо тетрадном листе. Быстро и неровно, словно не успевая за потоком мыслей… А мыслей-то и нет. Нервное напряжение. И – воспоминания. Уже заученные наизусть фразы, прилетевшие "с того конца". И невыразимая горечь от того, что ни сегодня, ни завтра не выйти онлайн… Только телефон – пара sms, быть может… если пожелает… Еще не известно. Ха, телефон! А почему не выйти в интернет с него? Сказано – сделано. Набираю адрес… Черт! Экран гаснет. И оживать мой красненький не намерен. Неужели совсем сдох?! Торопливо снимаю панель, вытаскиваю батарею – вдруг поможет? Щелчок… Все снова на своих местах. Включить… Ура! Работает! Но вывод ясен: интернета мне не видать.
Впрочем, топтаться на любимой депрессивной мозоли некогда: пора идти в салон. Ой-ой. Но обратной дороги нет. Да и не хочу я обратно. Главное – выдержка, спокойствие и немного юмора. Черного. Будем истинными оптимистами, способными даже на кладбище видеть не кресты, а плюсы.
Уверенные, заботливые руки мастера. Он определяет место, размер татуировки. Протирает кожу салфеткой, смоченной в дезинфицирующем растворе. Влага и холод. Рисунок? Нет, я не смогу сама нарисовать. Доверяю. "Ладно, определимся на месте". Ручкой – первые контуры. Аккуратно придерживая кожу, короткими штрихами. Странно: даже не щекотно. Впрочем… эрогенная зона, видимо, в силу обстоятельств стала просто одним из чувствительных участков тела, не более. Представляю, как я могла бы реагировать на подобные прикосновения в иных условиях. Да, по-другому. Но татуировщика как мужчину не воспринимаю – это многое объясняет. Тем не менее, процесс приятен. Мысленно наблюдаю за движениями. Запоминаю ощущения… ничего из ряда вон. Расслабляюсь.
Первый электрический взвизг заставляет открыть глаза и слегка напрячься. Память мгновенно выбрасывает на поверхность прошлый опыт. Должно быть больно. Насколько? Я так ждала этого момента… Очень аккуратные прикосновения. Просто покалывание. Да, быстро. Очень быстро. Но боли как таковой нет. Разочарование? Возможно. Не уверена в собственных чувствах – это только самое начало. Первые линии – едва уловимый контур. Штрихами. Всего лишь набросок… Интересней вибрация, передаваемая через руки мастера моему телу. Она-то пронизывает его насквозь, отдаваясь где-то за позвоночником. Возбуждает?.. Скорее да, чем нет. И – нравится. Безусловно, нравится. С нетерпением жду новых ощущений.
Не могу точно определять время, особенно когда увлечена наблюдением за собственным телом. А оно – требует боли. Впрочем, теперь оно ее получает, хотя и не во всем объеме. Рисунок постепенно становится четче, линии – ярче, шире. А поверхность кожи – раздраженней. Чувствительность ее растет. Давление запястья на тело (опора, для проведения четких линий), сосредоточенные пальцы, удерживающие кожу от смещения и растяжений. И – острая игла, вбивающая краску уже более длинными, плавными движениями. И чем длиннее линия, чем она глубже – тем ярче боль. Но как приятно ощущать ее! Всегда бы так: изящно, чувственно, долго... Чередование: резкая боль – и мягкое скользящее давление пальцев по ее следу. Наслаждаюсь. Держу скрещенные руки под головой. Едва удерживаюсь от ядовитого (в мой, разумеется, адрес) комментария на тему желательности связывания (а пришлось бы к месту). О, да, это повеселило бы мастера, не сомневаюсь. Но молчу. Вибрация, так занимавшая меня вначале, перестала восприниматься. Хотя, по логике, никуда не делась…
Царапающая, обжигающая боль периодически сменяется ноющей – и холодом: уверенными интенсивными движениями татуировщик смывает лишнюю краску. Прошло больше часа, и за это время восприятие обострилось. Тело начинает возмущаться каждым новым прикосновением, будь то игла или влажная салфетка – не важно. Требует отдыха, покоя… А мне – мало. И, будто специально для меня, – самое вкусное на десерт. Последние штрихи так же коротки, как и первые. С той лишь разницей (надо признать, весьма ощутимой), что они глубже и наносятся на открытые раны. И не по одному разу. Временами хочется зажмуриться от напряжения. Боль прорывается в мозг. Не как отвлеченное наблюдение за тем, что происходит со мной, – именно как боль. Волевым усилием удерживаю себя от малейших внешних реакций. Включая дыхание. Ничто не выдает меня. Удовлетворена.
- Капельку белого? – мастер готов завершить картину, оживив ее бликами.
Соглашаюсь. Знала бы, на что! Точечные прикосновения. Сначала короткие, а потом – все более длительные. Игла, как сверло, входит в тело, не спеша покидать его. По несколько секунд в каждой точке – почти невыносимо! С волнообразным нажимом, наполняя клетки краской. Еще мгновение – и я не выдержу… Новый штрих. И – то же самое. До края. Который я так и не успеваю переступить.
Ох, какое облегчение – выйти из салона, неся на себе желанный рисунок! Отдых телу. Приятное тепло. И осознание неизбежного повтора. Во-первых, для корректировки (сделать некоторые линии более широкими), во-вторых – ради дополнения… Да, за два часа, проведенные в руках опытного мастера, я пришла к выводу, что захочу (уже хочу!) продолжения. На паутинку требуется посадить восьминогого Хозяина. Красно-черного, с многозначительным взглядом. Обязательно. И… вновь почувствовать стремительную пляску иглы по нервам. Локализованную и потому более выразительную. Новые планы. Замученное, придавленное поясом брюк тело ноет, примешивая к удовлетворению – удовольствие.
Былое волнение – стаявший снег, впитавшийся в темную влажную землю. Одно желание осталось – разделить новые впечатления с… вампиром, который, по-прежнему, недоступен.
Год 2010, 8 ноября
Под прикрытые веки едва проникает свет. Откуда-то из-за угла. Желтый, приглушенный. Лишний: я отлично вижу себя и в полной темноте. Разбросанные по подушке, непокорно торчащие полукольцами пряди над обнаженным плечом. Ярко-красные, почти пылающие при солнечном свете – теперь имеют странный багрово-черный оттенок. Левая рука широко откинута в сторону. Доверчиво открытая ладонь и бьющаяся жилка на запястье (единственный признак жизни). Чувствую вес ее, приминающий случайные складки простыни. Температуру. Вкрадчивый холод медленно ползет по коже, ныряет в поры, проникает все глубже. От уже застывших пальцев – вверх… Физически ощущаю само существование руки в пространстве: плотное, вытесняющее, настойчивое. Воздух огибает ее, не в силах занять ее место… Пальцы правой – поверх ремня, большой – под ним. Ей теплее от близости с телом. Дыхание едва заметно качает ее, будто на волнах: на миллиметр вверх – и вниз. И снова вверх… Неторопливо. Ритмично. Она – живая. И самое удобное расположение ног - "четверкой": ступня правой прячется под коленом выпрямленной левой. Ей тоже тепло. Удобное? Не знаю, почему. Возможно, из-за ощущения беззащитности, откровенной демонстрации себя – и в то же время готовности в любой момент вскочить и занять оборону. Не завидую тому, кто встанет напротив.
Безмолвное созерцание себя и пространства вокруг. Тишина.
На безымянном пальце – серебряное кольцо. Приятно чувствовать его. Уже привыкла и не представляю, что можно без. Нравится осознавать. Хватит с меня "мужей". Довольно неоправданных привязанностей, условностей и ограничений. Я безумно устала от недоделанных отношений: недопонимания, недолюбви… От недопетых песен – тоже. Отныне вечный спутник мой – bdsm. Эксперименты, риск – и боль… Как долго я к этому шла! Подношу кольцо к губам, поправляю его, чувствуя рельеф символа. Если прижать плотнее и сдвигать, царапает кожу. Мне нравится. Иногда возникает желание ударить. Кого-нибудь. Кулаком в лицо. Со всей силы, чтобы остался отпечаток. Это было бы забавно: Нижняя оставляет знак, самим наличием превращающий в Нижнего…
- Не приставай ко мне: я замужем, - демонстрирую кольцо другу, последнему из "ванили".
- Эх, набить бы морду твоему мужу! – с ревностью и как будто даже обидой.
- Попробуй! – ликующий взгляд снизу вверх. – Хотела бы я на это посмотреть!
В ответ – лишь вздох сожаления. Он понимает, о чем я.
Воспоминания. Обрывки. И, тем не менее, забавно наблюдать все это с высоты отстраненного сознания. Тело, жаждущее внимания и ласки, играет, соблазняет блеском в глазах, интонациями и небрежными на вид, но очень четко выверенными жестами. Эмоции более противоречивы. Они живут сами по себе, лишь частично воздействуя на тело. Те, что проявляются в нем – отголоски былых отношений. Но они – в опале. Милостивое снисхождение – позволить им проявляться вовне. И очень недолгое. Ибо власть захватили разочарование, несбывшиеся ожидания, грусть… Они незримо текут по венам и артериям, с каждой новой порцией кислорода набирая силу, принимая в себя все новые оттенки. Багрово-алые, тугие, сверкающие изредка ледяными искорками, пронизывают все мое тело. Именно они влияют на принятие окончательного решения. Уже принятого решения.
Я не хочу формализма больше, не хочу условностей и правил. К черту общественные представления о счастье! Ширпотребном ванильном счастье, к которому стремятся, но которое в итоге не приносит ничего, кроме новой боли и гложущего душу неудовлетворения. В мозгу взрывается не так давно созданная папка (а "винда" надежней!), осколки разлетаются повсюду. Собираю в горсть, прочитывая по ходу отливающие тонкими прозрачно-ледяными чертами слова: взлететь не ли окунуться себе любовь позволила в ты снова и?! Да-да, я знаю. Это так. И я не пожалею об этом. Ибо оно – принципиально иное, чем все до этого. Привычку не главное – любовь в превращай. Бережно держу осколки в ладонях, согреваю дыханием. Не тают. Сжимаю горсть. Сколотые края каждого слова впиваются в ладони, в пальцы. Ранят, причиняя острую боль… Множественные порезы на сердце кровоточат.
Раскрыть ладони, сбросить стекла вниз –
рефлекс.
Но я насилую себя,
сжимая руки все сильнее.
Кровь
меж пальцев – и по ребрам…
Изящество извилистых дорожек.
С тончайшим ароматом наслажденья.
Отчего-то вдруг нестерпимо захотелось позвонить Интару. Ха! Позвонить! Одна только мысль об этом заставила тело содрогнуться в беззвучном хохоте. Минуты на три. Даже левая рука ожила. Наш век еще не изобрел телефонов, по которым можно дозвониться до вампира – в иную-то реальность! – и позвать на поздний ужин… Хм. А нужен ли телефон? Новые воспоминания (какое забавное сочетание слов!) вырываются на поверхность, подпитывая уверенность в том, что установить контакт вполне в моих силах. Обожравшаяся уверенность выглядит растолстевшей. Фи. Не эстетично. Но… телефон… как средство – нет, даже как символ связи, диалога. Как врата между параллельными измерениями, портал между мирами (тук-тук, Нео). Опредмеченность отношений. Занятно.
Представляю себя идущей по улице со своим красненьким возле правого, открытого уха… И голос Интара. Точнее, не голос – мысли, перетекающие в мою голову:
Ты в поиске. Иди. Иди на зов.
Зов сердца или смертного вампира.
Не важно. Путь твой должен быть готов
для прохождения. Ты правишь этим миром.
Я подожду. Забавно наблюдать
твои порывы, чаянья, стремленья.
Ты не имеешь права умирать,
покуда в сердце живо вдохновенье.
О, черт! Уже написанный и выглядевший важным абзац после этого "звонка" оказался неуместным.
А впрочем… Не одному Интару это предложение может показаться интересным… Нет! Ни за что! Никаких звонков. Я не стану! Насильно возвращаю мысли к первой внетрехмерной любви. Интар… О, да, он бы мог объяснить многое. В конце концов, это он подтолкнул меня к целенаправленному поиску себя в Теме. Да только станет ли? И не он ли столкнул меня с высоким длинноволосым незнакомцем на безлюдной улице пару месяцев назад? Мысль о возможности напрямую спросить его об этом основательно засела в мозг. Почему-то сразу разболелась голова.
Открываю окно. В комнату вливается поток сырого холодного воздуха, шум автострады и трамвайный грохот. Сброшенными с неба звездами – рыжие фонари. Пять минут вне времени и пространства. Пять минут чистого созерцания цивилизации, убивающей себя на протяжении столетий… Очередной порыв ветра заставляет вздрогнуть, возвращает меня к действительности. Плечи успели замерзнуть. Самое время забраться под мягкое покрывало. Рука автоматически тянется к левому боку, расстегивает пряжку ремня. Частично приподнявшись, стаскиваю с себя брюки, бросаю их у кровати. Очень эффективно, между прочим, когда замерзнешь – раздеваться. Стараясь совершать как можно меньше движений, медленно сползаю на пол, белым шлейфом утягивая покрывало за собой. Конечно, глупо искать тепла, сидя на полу под открытым окном. Пусть даже на ковре. Даже закутавшись в уютный синтетический ворс. Но что умного я успела сделать за свою недолгую, но сумасшедше активную жизнь? Уголок губ нервно дернулся вверх и замер в ехидно-невеселой усмешке.
В такие моменты мне очень хочется видеть свои глаза. Что выражают они? Как меняют свой цвет? Зеркало – не помощник в таком деликатном деле. Как только берешь в руки зеркало, состояние твое кардинально меняется. И ты никогда не увидишь в нем того, что может заметить сторонний наблюдатель. Еще менее надежен фотоаппарат. Пока идешь за ним, настраиваешь, позируешь (дурацкое слово, на 100% отражающее суть действия)… Поэтому еще одно желание на протяжении многих лет остается неосуществимым: самой увидеть, как отражаются в моих же глазах неуловимые, тончайшие оттенки эмоций, отслеживать, как вновь приобретаемый опыт ложится на весь мой образ. Я чувствую все это изнутри. Но видеть непосредственное выражение этих чувств мне не дано.
Рядом со мною на ковре - Кассандра. Изящное черное создание с цветочным узором на лапах. Осторожно касаюсь ее холодной спины. Глажу ладонью, плавно проходя все изгибы хрупкого керамического тела. Подушечками пальцев обвожу рельефные узоры… От ушей до кончика хвоста – совершенство. Какое-то время мы так и сидим напротив: она – черная, я – в белом. Отлично понимаем друг друга. А сверху в окно вливается ночь.
Год 2010, 11 ноября
Здравствуй, друг мой!
Это было непросто – решиться написать тебе. Но я не отправлю это письмо. Не знаю ни адреса, ни настоящего имени твоего. Наверно, к лучшему. Если бы знала, что смогу отправить – захотела бы. И тогда уверенность в том, что ты прочтешь эти строки, сделала бы задачу еще сложнйе. Возможно, именно поэтому я все еще держу в руках перо, царапаю безмолвную бумагу… Ох, моя слабость – перьевые ручки. И потом, разве можно писать тебе чем-то, кроме?
Сумасшедшая девчонка, вздумавшая связаться с вампиром! С какой целью? Найти? Позвать? Пожертвовать собой? Чем кончится все это? Я не знаю.
Ви-та-лий… Как мелодично звучит имя твое! Стелющийся волнами по ветру ковыль – и серебра холодный блеск. Высокий чистый голос виолончели – и едва различимая поступь безлунной ночи. Семь букв, написанных курсивом, – и пульс под кожей хрупкого запястья…
Ты знаешь… Я должна признаться. С той самой встречи, в темном переулке, когда столкнулись мы лицом к лицу… Я думала, хотела угадать: кто ты. Твои слова запали в душу: "Я тот, кто полюбит тебя. Я тот, кто выпьет тебя". Поверила. И испугалась. Я не хотела близости с вампиром. И у меня тогда еще была любовь трехмерная… Теперь – пишу рассказ. Ты должен знать об этом. Все наши встречи в нем отражены. Я б не хотела, чтоб увидел свет он…
И вообще, он должен был закончиться на первой же встрече. Эксперимент, набросок. Зарисовка. Как отметка в дневнике. Что – было. Однако… Я даже не вспомню сейчас, что конкретно сподвигло меня продолжать. Ни плана, ни сюжета… Просто желание пережить нечто подобное еще раз. Или не раз. Но в других обстоятельствах, где ты был бы хозяином положения (впрочем, в любом месте ты остаешься им). Так родилось стремление попасть в твой дом. Который, правда, на поверку оказался не твоим. Тем не менее, там должны были пройти еще три ночи. То, как они прошли, зависело уже не от меня. Особенной неожиданностью оказался твой уход. Не думала, что ты оставишь меня одну. Что оставишь меня совсем.
Если в первой части текста состоялось лишь знакомство, то во второй я наблюдала, как меняется мое отношение к тебе. И к себе тоже. И к жизни… Интерес, любопытство, сопровождаемое страхом, уступили первенство обреченности, а потом – доверию. Почти влюбленности. С одной стороны, это было странно. А с другой – вполне соответствовало моей сути. Но как же не хотелось признаваться себе в этом!
Следующим шагом планировалась встреча тематическая (а впрочем, все они в каком-то смысле таковы). Откровенно выразительная, яркая – на основе первого опыта. Встреча, от которой будет зависеть дальнейшая жизнь моя (и это не пустые слова). Она состоится, я знаю. Вопрос времени. Которого у меня, увы, не много.
Но мало ли, что я планирую? Жизнь распоряжается по-своему. Третьей частью "Свидания с собой" (как же мне нравится многозначность названия!) – еще не завершенной – стал поиск. Да, я по-прежнему ищу встречи с тобой. Чтобы видеть тебя, внимать твоему голосу, чтобы чувствовать прикосновения сильных рук, одновременно дарующих ласку – и боль. И письмо это я вижу как еще один шаг по направлению к тебе.
Да, я попутно ставлю над собой эксперименты. Новый опыт, новые ощущения, призванные душевное страдание перекрыть физическим. Чтобы вырваться из всепоглощающего одиночества. Подобные метания делают текст пестрым, стилистически разнородным. Прежняя манера повествования должна вернуться позже. Когда ты позволишь мне найти тебя. Если позволишь. Когда сам будешь управлять ситуацией, а мне останется лишь констатировать факты. Она бы тебе понравилась… Но сколько (и что?) еще я успею пережить, как долго продлится поиск – я не знаю. Позовешь ли, придешь ли сам – все в твоей власти.
Занятно было бы попробовать угадать развязку. Конечно, я предпочла бы оставить текст незавершенным. Особенно с учетом того, что он и так перешел все дозволенные границы. Но ты же не захочешь остановиться! Тебе же нужен результат (знать бы еще, какой). А как я могу сказать, добьешься ты желаемого, или нет? Какова моя роль в твоем достижении цели? Зачем? И почему именно я? Этого я не знаю. Тебе – должно быть известно. Хотя бы отчасти.
Вариантов, как обычно, два: да или нет. И – какой ценой? Эта реальность еще не выстроена, не прожита – что я могу сказать? Конечно, я и участник, и Создатель… Но в большей степени – историк, фиксирующий все по факту. И без второго Творца, без второго актера – не будет ни комедии, ни драмы. Ты с каждым днем все больше влияешь на меня, на мое отношение ко многим вещам, на всю мою жизнь в итоге. И параллели наши смыкаются все теснее. Проживая общую реальность на многих уровнях – кем становимся мы друг другу?
Виталий… Множество твоих имен, множество образов делают тебя неуловимым. Истинный вампир. Знающий свои желания и жаждущий расширить свои возможности. Ведь я права? Чем я могу помочь? Ах, если бы отправилось письмо! Возможно, полуночная сова его вручит тебе… Или конверт помятый в ладони приплывет по тихому ручью, когда ты станешь с белоснежных рук смывать следы последнего убийства… Охотник. Призрачен, беззвучен, словно мрак. И неизбежен, как раз в месяц полнолунье. Ты мне – любимый, мудрый друг… И – враг?
Я не боюсь.
Я жду тебя.
Год 2010, 14 ноября
Роскошный бальный зал. Большие узорчатые окна-витражи в обрамлении серебристо-алых портьер, схваченных петлями из шелковых шнуров с тяжело свисающими кистями. Мягкие, идеально уложенные складки каскадом. По периметру – скамейки на изящно выгнутых кованых ножках. С мягкими сиденьями и парой-тройкой миниатюрных подушечек на каждой. Бликующая гладь идеально отполированного паркета и больших овальных зеркал отражает множественные огни люстр с десятками свечей. Воздух едва колышется от живого пламени. Теплый мягкий свет наполняет зал особым уютом и интимностью, несмотря на то, что тот довольно велик. Откуда-то сверху (вероятно, с балкона) доносится негромкая, но очень выразительная музыка. Какой-то старинный вальс, безумно красивый, вдохновенный – и безгранично печальный. Мелодия захватывает душу, уносит ее в волшебном танце.
В одном из зеркал, затаившихся меж портьер, вижу себя: точеная фигурка в длинном платье цвета запекшейся крови. Прошнурованный по бокам серебром корсет стягивает грудь, делая меня совершенной девочкой, юной и невинной. Юбка струится шелковыми складками, отливающими в живом свете, прямом и отраженном в зеркалах, с бедер ниспадает в пол. Чтобы сделать шаг, приходится приподнимать ее, рождая новые переливы света на безупречно гладком полотне. Носочек туфельки, такой же темно-красной, обернутый в черное сплетение кружевных цветов, чуть выставляется из-под всколыхнувшегося подола – и снова прячется. Атласные перчатки скрывают руки до середины плеча. На кончиках открытых пальцев – черный глянец ногтей. И черная же кружевная лента поверх перчатки, завязана бантом. На правой. Широкий вырез с зубчатым краем открывает шею, подчеркивая нежность кожи, особенным деликатесом преподнося ее. Волосы подобраны кверху, сцеплены причудливой заколкой. Лишь пара тонких прядей на виске, черная и красная, змеятся, спускаясь почти до плеча. А верхняя часть лица прикрыта маской. Бордовой маской из атласа, кружев и невесомых перышек. На тонкой серебристой ручке. Я держу ее перед собой, хотя нужды в том вовсе нет: кроме меня в зале ни души.
Музыка… Ах, эта прекрасная музыка…
Но… где же?! Внезапно становится тихо-тихо. Будто нечто из другого мира проникло в зал – и замерла сама жизнь.
- Эй! – произношу неуверенно, озираясь. Боясь услышать ответ.
Гулким эхом отзывается мой голос, улетевший вдаль, затерявшийся среди колонн и дверей, распахнутых во мрак коридоров. Таких же пустынных, как и зал. Или?.. Не хочется думать о том, что может скрываться в сгущении темноты. Но вот закрыть двери, оградить себя от потенциальной опасности хотя бы условно… Приподнимаю юбку, стараюсь двигаться бесшумно. Шелест шелка, легко скользящего, прохладой обвевающего ноги, легкая, но в такой звенящей тишине – звучная поступь. Иду вдоль зала, вслушиваясь в собственные шаги, опасаясь уловить хоть один лишний, необъяснимый звук. Сердце бьется быстрей.
Вдруг – резкий порыв ветра. Холодного, пронизывающего насквозь. Багровым всполохом взлетело платье. Колыхнулись портьеры. Ледяная волна то ли воздуха, то ли страха, обдала плечи, моментально замерзшие. Непроизвольно обхватив их руками, оглядываюсь во внезапно возникший сумрак. О, нет! Две из трех люстр за моей спиной погасли! Дрогнули пальцы. Глухой стук о паркет эхом разлетелся по залу, выдавая незримым гостям, где я. В том, что кто-то, действительно, здесь появился, сомнений нет. Но я не вижу, кто – и от этого еще страшней. Пусть даже это сон, инстинкт самосохранения работает без сбоев. Скорее, закрыть двери! Но не успеваю сделать и пары шагов – еще одной холодной волной гасит оставшиеся свечи! Пара трепещущих, неверных огоньков под потолком – вот и весь источник света. Зал утонул во мраке. И безмолвии. Последнее, что слышу, – оглушительный грохот одновременно захлопнутых дверей, свой собственный вскрик – и бешеный, гудящий пульс в висках. О, какой ощутимой стала беззащитность! Возбуждающая в иных обстоятельствах, теперь – источник ужаса! Стою, вглядываясь в черноту. Боясь обернуться. Минута. Еще. Страх накатывает волнами, словно прибой. Пытаюсь совладать с ним, не запаниковать. Вокруг меня – ни проблеска, ни звука. Проходит еще минуты три… и страх накатывает с новой силой! Почему до сих пор такая тишина?! Больше всего напрягает затишье, предвещающее бурю, катастрофу. Я ведь чувствую: что-то происходит… Но - что?!
Медленно, будто нарочно выматывая нервы, ползут секунды. Но это всего лишь сон. Я знаю: в любой момент могу проснуться – стоит лишь пожелать. Усилием вырваться из темноты, распахнуть глаза…
Ничего не происходит. Закрадывается мысль: а вдруг я смогу своей неподвижностью обмануть это Нечто – и оно уйдет, так и не найдя меня? Дыхание замирает. Каждой клеточкой тела чувствую неподвижность воздуха – и напряженность, ожидание чего-то страшного, неминуемого. Напрягаю слух – безрезультатно. Зрение тоже не помощник. Тело… вот единственное, чему я сейчас могу верить. Оно стало таким чувствительным! Границы перчаток, плотно обхватывающих мои руки. Прохладные, норовящие выскользнуть складки в нервных пальцах. Ставшие влажными. Тяжесть юбки, облегающая бедра, вес заколки в волосах. И эти локоны… кончиками щекотят обнаженное плечо – будто лезвием по коже. Медленно, с бешено стучащим сердцем поднимаю руку – подобрать их, спрятать за ухо…
Чьи-то стальные пальцы на миг вцепляются в предплечье, рывком подняв руку выше. Тонкой линией – ожог снизу вверх, по боку, стремительно превращаясь в боль, растекаясь. Корсет перекосился – машинально прижав локоть, не успела поймать. Но чувствую нарастающий жар – и липкие капли, проступившие по всей длине пореза, тонкой струйкой устремившиеся вниз. В ужасе стискиваю бок левой рукой – зажать рану, спрятать боль… Проснуться! Давай же! Пора! Ладонь становится мокрой и липкой. Это же сон! Почему все так реалистично?! Сжимаю порез сильней, придавливая локтем. Боль нарастает. Так хочется спрятаться! Просыпайся!
Таки оглядываюсь. Вслушиваюсь в хищную тишину. Глаза, привыкшие к темноте, различают лишь очертания люстры, над которой маячат огоньки, да пустоту. О, проклятая неизвестность! Превозмогая боль, выпрямляюсь гордо и с вызовом: кто бы ни был здесь – он играет. Так не будет ему триумфа!
Вдруг – лед к спине, серебряная вспышка. Вскрик, не успев прорваться, задушен натянувшимся воротником – и в тот же миг освобожден. Но стал уже не вскриком, а шумным выдохом, исполненным ужаса и отчаяния. Отдернулась, резко развернувшись, схватилась за шею рукой. Новая порция крови облила пальцы. Полоска кружев улетела на пол. А шея стала такой открытой, такой беззащитной! Во всей четкости и полноте встало осознание предельной уязвимости. Игрушка в чужих руках. Но – чьих?! Предположения одно за другим ломятся в мозг, толпятся, давят друг друга. И ни одно не признает себя верным. Кто влился в этот зал волною холода и страха? Кто видит в абсолютной темноте? Кто способен так быстро и бесшумно передвигаться, быть незаметным? Кому нужна эта чудовищная игра? И почему – со мной?! Где-то в глубине, в самом центре своего существа, я чувствую ответ, но боюсь выпустить его на поверхность, боюсь осознать его. И главное – почему не могу проснуться?! Давай же, еще раз!
Заколка сдернута с волос – падают на плечо. Инстинктивно ловлю их, а… чужие руки хватают рваные края корсета – и с треском раздирают юбку! Платье на полу. Ледяные объятия тьмы. Бросаюсь прочь, наугад, в беспросветный мрак. Ноги путаются в шелке – падаю на пол. Оббиты локти и колени. Под ладонями – паркетный рельеф. Гладкий, липкий.
Безжалостные пальцы, вцепившись в волосы, с силой тянут вверх, вынуждая встать. Хватаю истязающую руку за запястье, впервые ощутив живую плоть. Живую?! Она холодна, но полна энергии и воли. И эта чужая воля сейчас актуальней самого дыхания! Стремясь ослабить боль, держусь обеими руками. Чувствую на себе взгляд, голодный и торжествующий. Но повернуться, чтобы увидеть того, кто держит меня, не могу. Пытаюсь освободиться, разжать пальцы… Удалось! Но в тот же миг мои запястья схвачены. Чужак заламывает их за спину, удерживая одной рукой, перехватив меня за талию другой; тянет их вниз… Еще один ожог на измученном боку – он слизывает с раны кровь! Нервная судорога по телу. Но его это только раздразнило. Обхватив крепче, он приникает к ране ртом, поглощая алую часть меня. Силен – и… с каждым мгновением – нежней! Аккуратно опускает меня на пол, нависая сверху. Целует порез… И я вдруг понимаю, что лучше всего – просто расслабиться, довериться. "Так безопасней. И приятней", - звучит в голове. Усилием воли подавляю остатки страха – и подаюсь навстречу ласковым губам. Я знаю, кто пьет меня.
Грохот распахнувшейся двери. Стремительные шаги, широкие, по-хозяйски уверенные, но легкие, почти неслышные.
Нехотя обрываешь кровавую ласку, по-звериному приподнимаешь голову с глухим недовольным рычанием. Не оборачиваясь, даже не отрывая взгляда от меня.
- Пируешь? На моей территории? – недобрый шепот за твоей спиной, почти шипение.
- Это мой донор, – не произнес ни звука, но слова твои пронеслись у меня в голове, окрашенные достоинством и негодованием.
- Любая кровь здесь принадлежит мне!
Незнакомец продолжал говорить вслух, явно рассчитывая на меня. В интонациях – полная уверенность в собственном превосходстве. И плохо скрываемая злость. Давний враг? Или ты, действительно нарушил что-то? Одно очевидно: он – вампир.
Вдруг - шелест ткани по паркету - быстрый звук, будто чужак не прошел, а пролетел несколько метров, мгновенно оказавшись рядом. Но не успел ничего сделать – ты еще быстрей встал лицом к лицу – и, выбросив ладонь вперед, оттолкнул его. Тот на секунду обескураженно замер. В моем сознании вспыхнула картинка, спроецированная тобой: бледное лицо в обрамлении белого же каре, темно-серые глаза, прямые брови. Жесткая линия тонких губ искривлена презрением и яростью. И еще деталь, подкрашенная твоей насмешкой, – слишком "театральный" бархатный плащ – острые углы воротника надменно торчат вперед. И, похоже, он почти на голову ниже тебя. Нет, это точно не сон. Даже если предположить, что ты можешь проникать в эти слои реальности, - вряд ли ты привел бы с собой врага.
Через миг тот пришел в себя и, улыбнувшись, приняв вид радушного хозяина, сделал широкий приглашающий жест (тяжелый край плаща откинулся, обдав меня волной холодного воздуха).
- Фир, - снисходительно представился он. – Ты?..
- Просто оставь нас, – ты явно не был знаком ему. И знакомиться не желал. И это пренебрежение великодушием оскорбило чужака.
- Убирайся! – злобно прошипел он.
- Нет проблем, – сама невозмутимость. Склоняешься, подхватываешь меня на руки…
- Девчонку оставь!
- Грррр! – впервые за вечер слышу твой голос. Не предвещающий ничего хорошего. Дернув головой, отбрасываешь волосы назад, крепче прижимаешь меня к себе.
- Тогда вы оба останетесь здесь!.. – будто шипение змеи.
Быстро опускаешь меня на пол (слегка покачнулась, ловя равновесие), разворачиваешься к нему.
Четкая картинка, что была в моей голове, пропадает. Вернее, дробится на отдельные кадры, стремительно сменяющие друг друга, чередующиеся с темнотой: сжатый кулак, плечо, край плаща, взметнувшиеся волосы – короче и белей твоих, предплечье, блокирующее удар, черный рукав – твой, разъяренный взгляд, снова блок, спина, высверк стали… Звон. Глухой удар. Еще. Я вижу только светлые пятна, мечущиеся во тьме, и острый блеск клинка – танец бессмертных, кружащихся по залу в жестоком противостоянии. Ты не даешь ему добраться до меня, оттесняешь все дальше во тьму… Абсолютную, непроглядную тьму, накрывшую мое сознание.
…Чувствую руки. Сильные руки, несущие меня куда-то… Я узнаю их – и просыпаюсь. Память о твоих прикосновениях постепенно рассеивается, растворяется в сумраке пасмурного осеннего утра.
Открываю глаза. Все те же фонари по сторонам кровати, те же шторы и белые стены моей спальни. Раньше они мне нравились. Теперь – давят своим постоянством, своей определенностью и вещественностью. Что-то происходит со мной, что-то... Приподнявшись на руках, сажусь, оглядываю комнату, с полным ощущением, будто вижу ее впервые. Ничего. Ничего нового. Даже в закоулках памяти. Только настоятельная потребность: действовать, что-то менять. Нужно… Впустить ветер! Вскакиваю, почти подбегаю к окну и резко отдергиваю штору. Яркий солнечный свет (и надо же было тучам расступиться именно теперь!) врывается в комнату, слепит глаза. Зажмурившись, почти на ощупь нахожу ручку. Еще одна неприятность: холодный свежий воздух сопровождается городским шумом. Не удивительно: центр, дорога внизу. Прислонившись к подоконнику, снова окидываю взглядом свою спальню. Что-то изменилось?.. Окно не помогло. Два шага – и падаю на кровать. Лицом вниз, широко раскинув руки. Минута, две… Все-таки, что же происходит? такое… непривычное, необычное очень. Осколки, осколки… Сон! Что во сне? Бал… Нет, только зал для танцев, свечи, музыка… темнота… Виталий… и другой вампир! Сон ли? Давненько я не видела никого из бессмертных. Не считая того, кто перевернул в эту осень всю мою душу. Но ведь он меня не отдал чужому! Откуда беспокойство? И не беспокойство даже, а…
Я знаю! Теперь я точно знаю, что должна сделать!
Вскочив с кровати, замерла. Так. Не спешить. Не забыть ничего. Одежда. С силой толкаю зеркальную дверь шкафа в сторону. Та мягко ударяется о стену, явив весь мой, надо признать, довольно скромный гардероб. Но много и не надо – функциональный минимум. Длинная юбка, кружевная блузка, корсет… черная рубашка, платье, кожаные брюки, еще рубашка, белая – все летит на кровать. Атласные брюки и водолазку – на себя. Сразу же. Кажется, каждая минута промедления – работает против меня. Поправила губами съехавшее набок кольцо (все-таки, чуть великовато). Полюбовалась гладкими линиями серебра. Беглый взгляд в зеркало... ну и вид! Рывком сдернув себя водолазку, полетела в ванную.
Совсем немного времени требуется, чтобы отражение стало мне симпатично. Чистые, немного взлохмаченные волосы (специфика укладки), выровненный тоном цвет лица, сияющие глазки… Что в них? Радость, предвкушение, надежда? Чего больше? Или сумасшествие в чистом виде? Пять минут у окна – и привычный минимальный макияж готов.
Не разбирая, сгребаю всю косметику со стола в тканевую косметичку-торбу. То, что пряталось в ящике стола, в следующее миг оказывается там же. Что еще? Лейкопластырь, аскофен… Чтоб было. Сталкиваю мешок со стола, удерживая шнур. Затягивается. Быстро завязывав, бросаю на кровать. Теперь – эстетство. Из деревянного, окованного металлическими пластинами сундучка вынимаю подвеску-медальон, пару ошейников, серебряного паука. Чуть поразмыслив, забираю лежащие рядом перчатки, веер, ленты из атласа. Все собранное – в дорожный саквояж. Плюс босоножки, против здравомыслящего "нафига?!". По боковым карманам – пара тетрадей (последний дневник и стихи), ручки, карандаш, ластик, блокнот, косметические салфетки, мелочь. И еще одну тетрадь, чистую. Что еще? Прости, Кира. И ты, Кассандра, тоже. Вы остаетесь здесь. Кто-то же должен следить за порядком. Когда я еще вернусь… И вернусь ли?
Внезапная мысль: надо же оставить записку, сообщить, куда я делась. Чтоб не искали в панике. А куда я делась? И как вообще это должно звучать? "Мама, ты за меня не беспокойся, я с Матроскиным и Шариком не пропаду, мы хорошо будем жи-ить…" Отлично! Хочется верить, что с чувством юмора они еще дружат. Что-то другое писать… просто глупо. Поддавшись шаловливому чертенку в моей голове, выдираю из блокнота страничку, наспех записываю всю эту лабуду, ставлю подпись. То самое, знаками определенное имя. Поймут? Да куда денутся! А по большому счету – не важно. Блокнот и ручку – обратно в сумку. Туда же – паспорт, банковскую карту и всю наличку.
Подхватив сумку, выхожу в коридор. Сердце бухает тяжело и глухо. Поддаться слабости – и упаду без чувств… Шляпа, пальто, ботинки на шпильке… какая жалость, что не лето! Но кто мне предоставил выбор? Еще одни перчатки, телефон… Сунув руки в карманы, обнаруживаю визитку и ключи. Секунда на решение – и возвращаюсь на порог комнаты. Бросаю связку на стол, к записке. И так же быстро выхожу. Последний взгляд в зеркало. Последний взгляд в сердце дома.
Прощай.
Щелчок хлопнувшего замка ставит точку.
Кафе. До боли – не сказать "до тошноты" – знакомое. Кофе на завтрак. Айриш. Жду. Наблюдаю мир вокруг. Ибо мир внутри настолько нестабилен, что лишь одно можно уловить наверняка: желание уехать. На миг становится грустно. Холодная дрожь в груди: я снова делаю выбор. Последствия необратимы.
- Благодарю, – вежливо киваю официанту. – Счет, пожалуйста.
Он смотрит мне в глаза… В мозг врывается почти забытое наутилусовское "девятый скотч за одну эту ночь" Приникаю к черной трубочке, вытягивая из бокала напиток. Не размешивая. Чистый виски обжигает рот, вынуждает резко и глубоко вдохнуть. Проглотив горячую отраву, заставляю себя допить остальное. Не отрываясь. Пока не начинаю чувствовать вкус кофе и сливок. Не менее горький. И только теперь позволяю себе прикоснуться к мороженому. Какое облегчение! Сладкий, чуть липкий холод на языке! М-м… Закрываю глаза, погружаясь в надрывное блаженство. В сознании мелькает мысль о том, как выгляжу со стороны. Волнует мало. Меньше, чем прежде. Я прощаюсь и с этим кафе тоже.
Не в силах ждать автобус. Еще один не свойственный мне жест – ловлю машину. Черный "мерседес" притормаживает у обочины, парень, заинтересованно оглядывая меня, вопрошает, куда. Вокзал – по пути. Отлично. Склонна доверять всему, что ведет меня из города.
Пара реплик – вежливости ради. Ни намека на непристойности. Пожелание удачи.
Мощный гудок с перрона. Гул в зале ожидания. Сенсорная панель прямо передо мной. Один плацкарт на ближайший поезд. Направление – восток. До Хабаровска? Отлично. Беру билет. До конца. "Объявляется посадка на скорый поезд сообщением Москва-Хабаровск…"
Запах железной дороги, будоражащий предчувствием перемен. Оглушительный грохот пришедшего на соседний путь состава. Билеты. Паспорт. Багаж? Нет багажа. "Пожалуйста, проходите". Поднимаюсь в вагон. Нижняя боковушка. "Здравствуйте. Да, до конца. Арахна. Какое уж есть. Нет, спасибо". Невнятный, почти неслышный голос диспетчера за окном. Пол под ногами вздрагивает – и перрон плавно уходит назад. И вокзал. И город.
Только теперь, созерцая знакомые улицы из окна уходящего поезда, я понимаю, что совершила. Осознание обрушивается на меня всей своей значимостью, всей массой эмоций, переживаний, предчувствий – всем грузом ответственности за себя и… за сделанный выбор. Мой выбор. Я не слышу людей, и уже не вижу пейзажа за окном – сосредоточена внутри себя. Вибрация вагона, сливающаяся с нервной дрожью, и глобальная смена пространства.
Мир изменился. Навсегда.
Мерно покачиваясь, поезд несется вдаль. Не хочу говорить, не хочу никого видеть и слышать. Отгораживаюсь от мира наушниками – и ухожу глубже внутрь. "Сказка странствий, песнь скитаний для тебя, для меня…"
Телефон сдох, музыка смолкла – и я вываливаюсь обратно в трехмерку. Которая, к счастью, не ждет меня. Утомленные дорогой пассажиры, еще до моего появления проболтавшиеся в поезде целые сутки, готовятся ко сну. Глубоко же я погружалась, если не заметила, как прошел целый день! Мой сосед по "купе" прикинулся на своей верхней полке шлангом, не найдя во мне ни капли внимания. Ха, а надеялся на интересную собеседницу? Наивный! Такие лица меня и в обыденности не привлекают. А теперь и подавно. Интересно, который час? Машинально взглянула на мобильник. Зарядку я, разумеется, не взяла. Что ж… пожалуй, так даже лучше. Никаких звонков – никаких напоминаний о покинутом. Никаких объяснений и обещаний. Оглядываю вяло копошащихся вокруг людей. Спрашивать время у них – лень. Да и какая разница? Оно не властно надо мной более. Во всяком случае, пока я мчусь по рельсам в неизвестность.
Но неизвестность неизвестностью, а тело требует вполне конкретных вещей. Например, еды. Встать, прогнуться в спине, расправить плечи. Длительное пребывание в одной и той же позе не прошло даром: тысячи игл впились в лодыжки – едва не вскрикнула! Стараясь ступать как можно легче (о, как я понимаю Русалочку, избравшую во имя любви наслаждение болью! Типичная тематическая сказка), отправилась за чаем и печеньем. Что еще взять с проводника? Еще полчаса с горячим стаканом в руках. Ритмичный, убаюкивающий стук колес, приглушенный говор из соседнего купе. На стекле окна качается, подрагивает отражение. Снаружи – почти непроглядная синева осеннего вечера. Внутри – нетерпеливое ожидание, надежда и жажда перемен. И все-таки: который час?
Полагаю, спящий сосед не будет против, если я сложу столик и немного посплю? Вернув стакан проводнику (милая белокурая девушка-ангел с сонными глазами; впрочем, ее негатив в моем лице, наверняка, выглядит не лучше), трансформировала свою полку из "посиди со мной" в "не пущу, самому тесно". Просто бросив на матрас простыню, скинула ботинки, упала. Целенаправленно впитывая телом убаюкивающее качание вагона, снова занырнула в Мариинскую впадину собственного сознания. Или уже бессознательного?..
Год 2010, 15 ноября
…Ты рядом. Я не вижу тебя, но ощущаю твое присутствие. Мы идем рука об руку, обсуждаем что-то. Смотрим на одни и те же вещи, воспринимаем их почти одинаково. Разница – в нюансах, не противоречащих друг другу. Не имеет значения, куда идем. Не важно, как долго… Так приятно – просто быть рядом с тобой и чувствовать понимание, поддержку… Любить тебя.
Гудок встречного поезда. Враз открытые глаза и мощные удары сердца. Что это?! Обычно я так выпадаю из кошмара. Но сейчас – другое. Необходимость проснуться, встать. Взглянула на окно. Ночь. Без малейших проблесков света. Лес. Так какого я пробудилась?! Лечь обратно… не смогла. Что ж, хорошо: раз уж все мои последние решения и действия основаны на интуиции и алогичности, продолжим следовать ей.
Бесшумно поднялась, обулась. Аккуратно сложила простыню и остальное, не тронутое белье. Скатанный матрас – в угол.
Прощай, поезд сообщением Москва-Хабаровск!
Ангел-проводник от стука в дверь ее купе спустилась с небес не сразу. С изумленным видом забрала белье, дважды переспросив, до какой станции еду.
- До ближайшей. Откроете?
- Так у вас же билет до Хабаровска?!! – глаза ее стали похожи на огромные идеально круглые озера, с только что разбитым льдом.
- Ну и что? Я хочу выйти раньше. Скоро?
- Э-э-э… - девушка взглянула на часы. – Через 5 минут. Сейчас. Я открою вам… Но – билеты!..
- Все в порядке. Можете сказать начальству, что "психованный пассажир сбежал", – улыбаюсь ей как можно мягче и убедительней.
Сработало.
Длинный вокзал. Короткое название. Через пять минут под моими ногами – выщербленный асфальт перрона. А в легкие льется холодная ноябрьская ночь. Смешанная с запахом железной дороги – тем самым, что заставляет сердце устремляться куда-то далеко-далеко за горизонт, а разум – искать пути к утолению этой жажды. Новый город ждет меня.
Первое, что стоит сделать – попасть в центр и дождаться дня. Садиться на другой поезд сейчас, едва приехав, не имеет смысла – что-то же заставило меня выйти. Нужно выяснить, что. Смутное чувство, что именно здесь пролегает путь к тебе. Да и нездоровое любопытство не позволит упустить шанс увидеть что-то новое, незнакомое, непривычное. Так что задача номер один – такси. И гостиница.
Переход к вокзалу, в несколько строений вытянутому вдоль железных путей, - только над рельсами. С первых шагов взглянуть на город с высоты, подняться ближе к ночному небу – окунуться в него… Волнующий восторг. И каждый шаг – все напряженней. Пытаюсь успокоиться. Удается не очень.
На площади, зажатой меж зданием вокзала и темным сквером – ряды машин. Первый попавшийся таксист готов везти куда угодно. Уточняет, в какую именно гостиницу мне нужно. А я знаю? Ту, что ближе к центру, откуда доступ всюду. Ориентируясь на название, из предложенных выбираю "Аристократ". И через двадцать минут я на пороге своего нового, пусть и временного, дома. Оплаченного на двое суток вперед.
Довольно просторный комфортный номер, несмотря на "стандарт". Лаконичный и деловой, в серо-бежевых тонах, с выходом на балкон. Справа – кровать с небольшой полочкой у изголовья, ближе к окну – кресло, торшер и журнальный столик. Слева – письменный стол, тумба, черный прямоугольник плоского телевизора на стене. Который мне не пригодится. Стеклянными кубиками – бра на стенах. Зеркало над столом. Даже чайник и посуда. И, разумеется, телефон. Бросаю сумку на пол, проверяю связь.
- Добрый вечер. Скажите, пожалуйста, нет ли где-нибудь здесь возможности поужинать прямо сейчас?
- Добрый вечер. Лобби-бар работает круглосуточно. Если желаете, можно заказать ужин вам в номер, - предлагает приятный мужской голос.
- Нет, в номер не надо, - невольно улыбаюсь от такой услужливости. – Я, пожалуй, сама дойду туда. Благодарю.
- Всегда рады помочь.
Оставив пальто и шляпу в шкафу, захватив только карту гостя и наличку, спускаюсь на первый этаж. Парнишка на ресепшене, оформлявший мне номер, пытаясь скрыть интерес, смотрит в мою сторону, готовый среагировать в любую секунду. Понимаю: ночное дежурство – не самое веселое времяпрепровождение. А мне еще предстоит жить здесь. Подхожу к нему.
- Еще раз приветствую, – и очаровательная улыбка впридачу. – Так, где здесь ваш волшебный бар?
Мне показалось – или, отвечая, он вдруг разволновался? Интересно, отчего?
- Спасибо, - с улыбкой киваю, получив ответ.
Бар столь же лаконичен и функционален, как номер. Деловая современность, строгость и чистота линий и форм. Роскошь – строго дозирована. Поздний ужин (или ранний завтрак?) в одиночестве и черно-белых тонах. Что-то из горячих закусок, шоколад, американо. Сидящая через столик от меня компания мужчин, коротающая ночь за выпивкой, поглядывает искоса. Не беспокоят, и за это я им благодарна.
А потом - долгожданный душ, свежесть и прохлада постельного белья. Тишина и погасший свет.
Год 2010, 16 ноября
Первая секунда пробуждения иллюзорна: еще не разомкнув глаза, вспомнить стремительные сборы в дорогу, поезд, выход из вагона наугад – какой интересный сюжет! Стоит записать… Непривычная подушка, странная легкость одеяла, незнакомый воздух… гостиница! Резко сажусь, распахнув глаза. Что-то не нравится мне, как стали терять четкость границы параллельных реальностей. Прожить сутки – и не распознать? Совсем с ума сошла со своими вампирами. Впрочем, которое из моих действий в последние недели можно назвать адекватным? Осматриваюсь недоверчиво. Действительно, я не дома. Вон и сумка стоит на полу, ждет, когда же ее распакуют. А стоит ли? Впрочем… переодеться все равно надо. А дорожный наряд сдать в прачечную, что ли. Двое суток. Ведь на такой срок я снимала номер вчера? Время есть.
Разобравшись с вещами, позавтракав в режиме шведского стола, включенного в стоимость, отправляюсь в город. Во-первых, осмотреться, освоиться на новой местности, а главное – понять, что именно и по какой причине вытолкнуло меня из поезда средь ночи. Иными словами – зачем я здесь?
Площадь перед отелем. И – набережная. Боги, как красиво! Темный блеск воды, осенняя, уже чуть приглушенная пестрота противоположного берега, сырой, четь терпкий запах недавнего дождя… Кладу ладонь на мокрую ограду – ощутить физически, впитать холод, фактуру, влагу. Знакомство с Омском начинается с воды. Можно было бы воспринять и само место как знак – слияние двух рек, двух направлений. Или вхождение в новый поток, в новую жизнь, что полней и глубже прежней. И, безусловно, опасней. Прячу застывшие пальцы в карманы пальто. Сырость мурашками пробирается сквозь тело – к сердцу. Неспешные шаги вдоль набережной. Лужи. Размеренный стук каблуков. Тихий плеск Иртыша.
Пытаюсь осознать ощущения, рождающиеся внутри. Подсказок нет. Чужой город отчего-то не выглядит таким. Чужой, да. Но – близкий по духу. Это как если встречаешь человека – и он кажется неуловимо знакомым, хотя знаешь наверняка, что видишь его впервые. И это своеобразное распознавание – почти гарантия дальнейшего успешного контакта. Неохотно ухожу от реки, свернув на одну из перпендикулярных улиц. Надо бы найти карту… Хотя чем она поможет? Разве я знаю, что ищу?
Узкие улицы, испещренные множеством вывесок и витрин. Торговые центры – точно такие же, как в Перми, разве что, чуть менее масштабны. Магазины, аптеки, кафе, салоны сотовой… Точно! Вот что нужно! Забегаю в стеклянную дверь под полосатым баннером. Зарядка к "красненькому" и новая сим-карта – моя добыча. Двигаюсь дальше. Все время приходится смотреть под ноги – чтобы на треснувшем асфальте, неровностях брусчатки, выбитых ступенях подземных переходов не оступиться. Обувь на шпильках – не для Омска. Но… перекрестки, аллеи, скверы… Любовь к ноябрю вспыхивает с новой силой.
Промотавшись по городу день, опробовав пирожные и чай в трех или четырех кафе, набравшись впечатлений, возвращаюсь в гостиницу. Сгустившийся за окном сумрак напоминает о другой стороне жизни, более… да, как ни странно, – более настоящей. Для меня.
Бросаю на стол шляпу и перчатки, свернутую трубочкой афишу – трофей из подземки, всученный каким-то мальчишкой. Скидываю обувь. Несмотря на привычку каждый день бегать на каблуках, ноги устали от неровностей дороги. С удовольствием чувствую сквозь шелковистость чулок короткий ворс ковролина. Приминается, пружиня. Ставлю на зарядку телефон. Возможно, последний фрагмент прошлого, флэшбек – проверить непринятые звонки. Ну есть. Перезванивать не стану. Распахиваю окно, впуская вечерний воздух. Ветер чуть колышет шторы. Снова зашелестел дождь.
Раздеваясь, слушаю, как закипает в электрическом чайнике вода. Заливаю кипятком растворимый кофе. Не совсем домашний, но все-таки уют. Нарезать грушу, разломать на дольки шоколад… Оставив включенным лишь светильник над кроватью, захватив кружку, устраиваюсь в кресле. Немного напрягает темнота за спиной… За день я так ничего и не выяснила. Но что важного, опять же, в последнее время происходило днем? Если и встречу тебя, то точно лишь после заката. Но… кто, вообще, сказал, что встречу? Что я нужна тебе? Назвал донором, защищая… Суть – еда. Вот, как этот шоколад, тающий в руках. Разжевываю дольку, запивая кофе. Слизываю с кончиков пальцев сладкие следы. Он мне нравится. Сейчас, в этот момент. Но потом я захочу фруктов, или мороженого, или мяса – и что удержит меня от наслаждения совершенно другим вкусом? Безмолвное лакомство – вот что я для тебя, не больше.
Тогда… для чего я здесь? Мне б хоть какой-то знак… Медленно оглядываю комнату, вдыхая сырой ветер, врывающийся снаружи, из-за спины. Восстанавливаю в памяти события дня. Ничего необычного, совершенно. Просто город, просто люди. Обычно знаки прочитываются сразу, цепляются за сознание. Ничего подобного сегодня не наблюдалось. Только название отеля, да и то… Взгляд падает на единственный чужеродный здесь предмет, не свойственный мне: афишу. Так настойчиво врученную… А, собственно, что там?
"Вечеринка в Клубе Теней! Лучшая музыка года! Вход с флаером свободный", – и все это – готичным серебристым шрифтом на черном фоне. Сердце ускорилось. Типичный плакат для подобного мероприятия. Дата – сегодня. Интересно одно: почему мне? Очередная не-случайность? Хотя… я же гот, это долно быть невооруженным глазом видно. Кого еще приглашать? Но что, если… Еще раз внимательно просматриваю все надписи. Как могла сразу не заметить?! В левом нижнем углу – небольшой прямоугольник мертвенно-зеленым пунктиром. А в нем – белый курсив: "Личное приглашение", потом пустая строчка для имени и далее "желанного гостя нашей вечеринки" и подпись "Альберт". Приглашение явно надлежало вырезать и вписать в него свое имя. Что я и сделала. Только ножниц под рукой не оказалось, так что края моего пропуска в ночь пришлось оставить стилизованно-рваными.
На часах 22:10. Начало – в 23:00. Стоит поторопиться. Тем более, где это "Клуб Теней", совершенно не представляю. Из сумки на свет явились блузка, юбка, корсет – все, как в первую встречу с тобой. Никогда ее не забуду! Жаль портить это великолепие верхней одеждой… но тут ничего не поделаешь. Впрочем, шляпу можно и не брать. Выудив из справочника отеля номер такси, одеваюсь. Радуясь, что прихватила с собой и босоножки.
Полчаса спустя стою у входа в Клуб Теней (видел бы кто-нибудь лицо таксиста, услышавшего пункт назначения!). Лаконичная вывеска, подсвеченная белым. Узорные фонари по бокам самой обыкновенной железной двери. Компания готов, с интересом поглядывающих на меня. Старательно скрывая волнение, тяну тяжелую дверь на себя, ныряю в густой, напитанный музыкой полумрак.
Высоченный, с длинными руками, в идеально сидящем костюме-тройке, явно сшитом на заказ, охранник в первый миг оценивающе, несколько недоверчиво окидывает меня взглядом. Как будто все здесь знают друг друга в лицо, а к новым людям – настороженно. Впрочем, это тоже понятно.
Протягиваю приглашение. Бросив взгляд на флаер, страж Клуба Теней моментально переменился в лице, однако мелькнувшее было удивление сразу сменилось любезным вниманием. Подчеркнуто вежливо, чуть не с поклоном, он отодвинул передо мной портьеру, преграждавшую путь к эпицентру захватывающей, до дрожи красивой музыки.
В Перми нет нормальных готик-клубов. От слова совсем. Разве что на концерт куда-нибудь поехать. Этот, Омский, мои первые, идеализированные ожидания оправдал на все сто. Он полностью соответствовал своему названию. Черные, графитовые, мглистые, темно-серые местами стены как будто наслаиваются друг на друга, прячут проходы, повороты – не угадать, что за следующей границей цвета: угол, проем или просто отделка. Тончайшие черные драпировки (что-то вроде шифона, но более шелковистое) идеальными мягкими складками спускаются с многоступенчатого потолка. Невесомы, как истинные тени. Особенная фишка – их отражения в многочисленных узких зеркалах. И пол – матовая плитка густого черного цвета – будто ступаешь на поверхность бездны. Плюс все тот же поблескивающий графитовый и темно-серый, лишь на полтона светлее черноты. Минимум света: драпировки слегка подсвечены сверху, с полной иллюзией муара, да некоторые плитки вдоль стен излучают мертвенно холодный.
Посетители тоже вполне вписываются в общую концепцию. Что тут скажешь – готы… Разные, но большей частью соответствующие признанной классике.
Раздевшись (очень дружелюбно улыбающийся скелет в гардеробе выдал мне бирку-череп с номером 13Х, многозначительно подмигнул), прохожу в зал, где манящий звук объемней и громче. Не эту песню я не знаю, но очень хороша.
По обстановке зала становится понятно: Клуб Теней – не для каждого. Не слишком большое помещение, выверенный, явно стационарный очень стильный интерьер. Справа и слева от входа – бар, очень гармонично вписывающийся в общую обстановку. И столики поодаль, и диваны, и бледно-туманные бра... Бармены-призраки мешают коктейли, зловеще поглядывая друг на друга, недобро ухмыляясь. Прекрасны! Интересно, что придает их бледной коже такое неестественное зеленоватое свечение? Напротив двери – танцпол. Темные фигуры танцуют, бродят туда-сюда сквозь пространство, увлеченно общаются. Правильным было первое впечатление: все свои. Одиночек вроде меня не видно. В глубине зала – сцена, ощетинившаяся шипами. Неуловимые тени и кровавые пятна света скользят по ней… Боги, чему я удивляюсь?! Наивная девочка. Удовольствие от увиденного выскользнуло на лицо неудержимой улыбкой.
Подойдя к барной стойке, сажусь прямо напротив призрака.
Тот мгновенно стер ухмылку с лица и, перегнувшись через стойку, замогильным голосом спросил:
- Фирменное?
Потерявшись на мгновение, я решила не умничать:
- Сок, пожалуйста.
- Сок невинного юноши, замученного в подземельях Инквизиции? – не меняя тона.
А вот это уже чересчур. Я просто обязана ответить.
- Сок прекрасного апельсина, подавленного бременем современных технологий, - выдала я, один-в-один повторяя его интонации.
Тот не смог сдержать улыбки:
- Расплачиваться наличкой или картой?
- Единственная карта, которая у меня есть, – вот эта, так что… - любпытства ради я протянула ему флаер.
Несколько секунд бармен смотрел на него, будто остолбенев. Затем вернул. И интонации его стали уже совершенно другими:
- Гости Альберта пьют за счет заведения. Не беспокойтесь о деньгах… - парень явно чего-то не договаривал. Знал больше, чем хотел (или мог) сказать. И это насторожило.
- Да ладно, это же просто угол афиши! – попыталась я развеять собственные опасения. Но призрак, поддернув закатанный до локтя рукав, лишь неопределенно качнул головой:
- Не стоит демонстрировать его каждому, – наполнил стакан соком. – Лед?
- Нет, благодарю, - забрала я заказ.
- Обращайтесь, - кивнул призрак и занялся обслуживанием других гостей.
Сказать, что он заинтриговал меня, – значит, ничего не сказать. Но мое любопытство осталось неудовлетворенным: я не хотела отвлекать его от других посетителей (как раз в это время к стойке подкатила компания из трех милых фиолетово-черных ведьмочек, которые никак не могли решить, что именно им сообразить), а он старательно избегал пересекаться со мной глазами. Единственное, что я успела заметить, – это многозначительный обмен взглядами с призраком за противоположной стойкой. И только.
Что ж, напитки за счет заведения? Отлично. Дождавшись, когда подвыпившие колдуньи отчалят в зал с новой порцией чего-то мутного, и сделав вид, что все происходящее в порядке вещей и не вызывает у меня никаких вопросов, я вновь обратилась к бармену.
- Подскажите, а где-нибудь уютно устроиться я могу?
- Разумеется! – как ни в чем не бывало, будто сняв с себя некую ответственность, улыбнулся тот. – Любое понравившееся место в вашем распоряжении. Если хотите большей замкнутости – видите, раздвижные двери по сторонам от танцпола? – он сдержанным жестом указал на матово отсвечивающие багрянцем прямоугольные панели. - Открытые – свободны.
- А если я попрошу чай, мне его принесут туда?
- Безусловно! – в голосе его прозвучало что-то сродни гордости. – Все для дорогих гостей.
- Тогда… зеленый чай, пожалуйста, и… мороженое есть?
- Залитое кровью графинь Вишен…
- Пойдет. Спасибо.
- Ваш номер?
Видимо, в моих глазах слишком явно обозначился вопрос, потому как призрак пояснил сразу:
- Номерок, выданный в гардеробе. По нему вас найдут… чтобы принести заказ.
Опять заминка. Что бы это значило? Впрочем, и так слишком много времени отняла у парня, мешать его работе не хотелось. В конце концов, рано или поздно, все выяснится, надо только подождать. Поэтому просто назвала зловещий номер черепушки и отправилась на поиски удобного места.
Свободная приватная зона, все-таки, нашлась, единственная, справа возле самой сцены. Неуверенно заглянув внутрь и убедившись, что там, действительно, никого нет, я вошла, чуть-чуть прикрыла дверь. Непроницаемо черный мягкий велюр диванов, обогнувших овальный стол. Чайные розы в невысокой вазе, на удивление, живые. Пепельница. Да, здесь можно неплохо расслабиться. Жаль, обзор зала сокращен до минимального, видна лишь выступающая часть сцены и с пару метров танцпола перед ней… Но воображение уже нарисовало варианты другого, не менее соблазнительного использования этого уютного уголка.
Новая песня – быстрее и ритмичней. Ну, да, конечно! Началось. Вкрадчивый голос ди-джея проникает в разрисованные взлохмаченные, заплетенные, частично выбритые головы, в том числе мою. Приветствует, взывает к вниманию, обещает что-то. Я не слишком жажду сливаться с толпой, даже готичной. Даже в рамках эмоций. Жду свой чай. И – еще чего-то. Мурашки, беспорядочно снующие по плечам и лопаткам, впечатывают в кожу прозвучавшее: "по нему вас найдут".
Мозг с сумасшедшим рвением в очередной раз перелистывает картотеку фактов. Судя по всему, афишу вручили мне не случайно. Но – почему мне? Кто может знать меня в городе, в котором я никогда не появлялась? Интернет? Возможно. Много где засветилась. Поаккуратней надо быть. А с другой стороны, имя на приглашении не было указано. Значит, скорее всего, вопрос не в личности, а принадлежности к субкультуре. Впрочем… не значит. Могли использоваться просто бланки. Другие причины? Внешность? Или "избранный наугад"? А могла и вовсе быть ошибка, и ждали кого-то другого. Потому и удивление на лицах бармена, охранника… Ну, хорошо, опустим это, есть вопросы не менее занятные. Кто такой Альберт? Хозяин клуба? Или местная звезда? Лицо заведения? Очевидно одно: зачем-то он хочет видеть меня (или не меня), раз пригласил. Судя по тому, как на его имя реагируют служащие, в Клубе Теней он – значимый человек… А человек ли, вообще?! Ослепительная вспышка в сознании – как неожиданный удар под грудь – перебила дыхание. Вот, черт! Этого еще не хватало! В одно мгновение все мое тело сковал лед – я будто выпала в другую реальность. Реальность, именуемую "Нектаром Вечности". Но… не может быть, чтобы все настолько совпадало! Просто потому, что… быть такого – не может. Нет-нет! Это – обычный клуб. Крутой, конечно, идеально стилизованный, очень узко ориентированный… Возможно, даже закрытый (что, впрочем, вряд ли). Обычные готы, обычный устрашающего вида персонал… Обалденный клуб. В Перми бы из такого я просто не вылезала! В общем, "Нектар" в моем сознании никак не вязался с трехмеркой. Соответствий быть не должно. Правда, звучало это сейчас совершенно неубедительно. Вдобавок вспомнились события, так или иначе связанные с вампирами, и каждое из воспоминаний тянуло за собой еще, накатывая, разрастаясь, как снежный ком. Как тогда объяснить прямую зависимость событий в трехмерке от тех, что происходят в параллелях? И какого черта здесь проявляются вампиры? А… а если они принадлежат не одной реальности?! А если каждая реальность, кем-либо описанная, – имеет свое воплощение в нашем мире? И если все лишь выдумка - почему мои предположения и страхи таки настигают меня? А Интар, до боли реальный? А летучие мыши и пауки? И сны, плавно становящиеся явью? Под градом вопросов, не имеющих ответа, мозг взвыл. В висках полыхнуло болью. Облокотившись на стол, уронила голову на руки. В памяти мелькали образы вампиров, когда-либо воспринятые мной. Из всей этой толпы выделялся один, слишком глубоко запавший в душу, из-за которого, собственно, я и сидела сейчас здесь. Свысока наблюдал мои тщетные попытки разобраться в происходящем, снисходительной полуулыбкой кривил губы.
- Добрый вечер. Позволите присесть? – невообразимо приятный мужской голос, словно обернутый в бархат, мягко коснулся слуха, сознания. Вернул меня к действительности.
Вздрогнув, поднимаю взгляд… Точно ли действительность?! Впору тонуть в очаровании этих огромных темно-карих глаз, обрамленных мягкими, потрясающе длинными черными ресницами.
– У вас было открыто, и я подумал… вы одна?
- Да… конечно... – не без усилия включаю часть мозга, ответственную за адекватные реакции на мир. Не уверена, что успешно. Однако способность хоть как-то мыслить возвращается.
- Позвольте поухаживать за вами? – парень коснулся тыльной стороной своих изящных пальцев чайника. Когда его успели принести, я не отобразила. – Впрочем, он уже остыл. Я попрошу свежий, не возражаете?
Я не успела и слова сказать, а в дверях уже стоял зомби с блокнотом в обмотанных кровавыми бинтами руках, готовый принимать заказ.
Только теперь, когда незнакомец отвлекся на официанта, я сумела вынырнуть из его бездонных глаз и воспринять более или менее цельно.
Впечатление сложилось весьма необычное. От лица его, благородного, безукоризненно красивого, подчеркнутого готичным макияжем, веяло неоспоримой инфернальностью. Как будто он был вынужден при помощи грима не изображать, а, напротив, прятать ее. Казалось, он должен быть обладателем роскошной темно-шоколадной гривы, волнами ниспадающей на плечи. И одеваться как минимум в смокинг и белоснежную рубашку. Но было с точностью до наоборот: короткие, ежиком взъерошенные волосы и очень современный фетишный прикид. Между распахнутыми бортами кожаного, вдоль и поперек пробитого блочками жилета виднелась сетчатая майка, под которой угадывалось давно не знавшее загара, но хорошо натренированное, чертовски красивое тело. Кожаные шнурки, обрамлявшие шею, несли на себе серебро: трискель, лезвие и клык. Левое запястье вместо браслета украшает цепь, обмотанная в несколько витков, соединенная миниатюрным навесным замком. Кожаные брюки, черные, как и все на нем, наверняка заправлены в массивные ботинки. Какие-нибудь стильные "ньюроки", наиболее подходящие для этого образа. Интересно, сколько ему лет? Контраст деликатности голоса и взгляда – и внешней подчеркнутой агрессивности – предел соблазна. Плюс вызывающая доверие улыбка, плюс почти хозяйская уверенность, с которой он говорит с официантом…
- Меня зовут Альберт, – как гром среди ясного неба! Вспышкой молнии – пронзительный бесконечно глубокий взгляд. Что-то, подвешенное внутри на тонкой напряженной струне, оборвалось. Ухнуло в темную бездну. – Рад, что вы не пренебрегли моим приглашением. Новые люди, да еще и столь привлекательные – всегда желанные гости в Клубе Теней.
- И всю оставшуюся жизнь жалеть, что не увидела эту красоту?! – оставалось только надеяться, что моя улыбка не выглядит идиотской.
- Оставшуюся? – он как-то неоднозначно улыбнулся, пугая своим монументальным спокойствием. – Думаю, я нашел бы тогда другой способ познакомиться с вами.
К счастью, принесли чай, и это избавило от необходимости что-либо отвечать. Но опускаю взгляд, пытаясь спрятать смущение, – он падает на потрясающей красоты бледные руки... Лаконичный, почти незаметный жест, отсылающий официанта прочь. Отблеск прожектора на черном глянце ногтей. Пальцы аккуратно обхватывают чашку, придвигают ко мне. Придерживают чайник, наливая напиток… Все вопросы, мучившие меня буквально пять минут назад, вдруг улетучились куда-то. Не сказать, чтобы я забыла о них, нет. Но собраться с мыслями и, тем более, сформулировать хоть какой-то запрос составляло проблему. Только глаза, излучающие необъяснимое сияние, обаятельная улыбка на идеальном лице, мягкий приглушенный голос… Что же жестокого может быть в этом парне, кроме заявленного имиджа?
Впрочем, мозг отключился не совсем:
- Ваше имя вызывает странную реакцию у местного населения…
- Не удивительно, - очередная теплая улыбка озарила его лицо. – Это мой клуб, – ответ номер один. За которым практически сразу же последовал ответ номер два. – И я иногда приглашаю интересных людей сюда. Сегодня – вас. И вижу, что не ошибся.
- Как вы можете утверждать, интересна я или нет? Мы же совсем не знакомы, – удивительно, но мне удалось скрыть неловкость за щитом вежливого снисхождения.
- Послушайте, какая песня! – внезапно сменил тему Альберт, уйдя от ответа. – Вы танцуете? Уверен: танцуете, и наверняка неплохо. Позвольте пригласить вас.
Узкая, красиво очерченная кисть протянулась в мою сторону. Новый восторг: обожаю танцевать. И музыка прекрасна. А если еще и с таким!.. Уверенность, подкормленная лестной оценкой, растет. Доверчиво кладу пальцы на предложенную ладонь, контрастную с моей, нагретой о чашку. Встаю – и с восхищением понимаю, насколько он выше меня. Главное – от восторга не сойти с ума…
Несколько шагов в центр зала. Холод успевает просочиться по пальцам, по руке – до самого сердца, взволнованно вздрагивающего. Подстраивающегося под музыкальный ритм. Галантный кивок – повторным приглашением. Приятная формальность – реверанс в ответ. Шаг на сближение, учащенный пульс… Рука Альберта уверенно ложится мне на спину, мгновенно дав понять, что он весьма искушен в танцах. Притягивает к себе вплотную – сквозь корсет чувствую пряжки его жилета, ловлю дыхание, ровно колышащее грудь. Два удара сердца – два такта, чтобы влиться в волнующий ритм. Напряжение (я же не танцевала вальс тысячу лет!) проходит на третьем же повороте. Чувствую силу, опытность партнера – и она передается мне. Раз – два – три – раз – два – три… Размеренно, плавно. Дыхание становится частью этого чувственного танца. Шаг вперед, еще, поворот, потом – назад… Постепенно расслабляюсь, чувствуя движение музыки в собственном теле – и наслаждаясь им безмерно. Несложные фигуры классической схемы. Я угадываю их, вижу одобрение – и отдаюсь до конца, забывая обо всем, кроме слаженных, гармоничный движений, кроме изящного полета мелодии… Раз – два – три… Взгляды, обращенные на нас, полны восхищения. Да и для меня каждая секунда – счастье, которое можно пережить, лишь затаив дыхание…
Но музыка не вечна. Увы. Или, напротив, к счастью…
- Благодарю вас, Арахна! – мое имя, правильное, прозвучавшее из его уст… Что станет последней каплей, ведущей к опьянению?! – Позвольте вас угостить…
Не отпуская руки, он повел меня к стойке бара, ослепительно улыбаясь… Ох, только не это! От внешнего проявления эмоций удержало лишь осознание, что я – на виду у всего зала. Еще бы: после такого танца! От чужих глаз теперь не ускользнуть. А впрочем… надо ли? Повышенное внимание общества – гарантия неприкосновенности. Во всяком случае, пока мы здесь. Что ж, это радует. Но как же контрастны его манеры внешнему облику! Забавно видеть, как почти благоговейно смотрит на этого фетиш-гота бармен.
- Так что я могу предложить вам? – вопрос суть формальность. Похоже, с предложениями в мой адрес, как и пожеланиями, он определился сразу.
- Там чай остался, - киваю в сторону покинутой приватной зоны и тут же понимаю, насколько невыгодно для меня сейчас будет оказаться один на один с бессмертным в закрытом помещении. Чертовски любопытно, соблазнительно – и опасно. Спешно направляю мысль в другое русло: – Хотя мороженое…
- Ник, будь добр, – это уже в адрес призрака, – самое вкусное мороженое моей гостье.
Тот, почтительно кивнув, принялся выполнять заказ. Ловкие движения вместе с очередной мелодией, почти танец... Отличный бармен.
Сквозь музыку вдруг прорвался леденящий душу волчий вой. Улыбнувшись уголком губ, Альберт вынул телефон:
- Прошу простить меня, - с минуту послушав собеседника, молча отключился и спрятал сотовый обратно в карман. – Простите еще раз. Вынужден оставить вас ненадолго. Не скучайте. Я обязательно найду вас… где бы вы ни были… чуть позже.
И все это – с обворожительной улыбкой, обнажающей острые кончики клыков.
Мороженое, действительно, великолепно. Не решившись вернуться к остывающему чаю, устраиваюсь прямо здесь, за стойкой. Боковым зрением ловлю любопытные взгляды. Похоже, кто-то знает обо мне больше, чем я сама, и это нервирует. Плюс ко всему этот Альберт… оказавшийся совершенно не таким, как можно бы представить… Кто он на самом деле? Клуб его… в каком смысле? И насколько верны мои подозрения? Может, он просто максимально поддерживает имидж… И неужели ради встречи с ним я выскочила из вагона среди ночи? Тогда что мне это знакомство даст, кроме удовольствия лицезреть этого красавца, танцевать с ним? А ему? "А что способна дать смертная вампиру?" – съязвила логика. И я сразу вспоминаю тебя. Твое сдержанно-злое "мой донор". Отчего-то уверенность в том, что никто больше не имеет права на мою кровь, встала щитом меж мной и темноглазым бессмертным. Непробиваемым. "Но он и не покушался", - пытаюсь успокоить себя не особо успешно. Если не кровь – то что?
Чувствуя, что голова снова начинает закипать, разворачиваюсь в зал: хоть немного отвлечься на местное население…
А отвлечься, и правда, есть на что. Взять хотя бы троицу, что в самом центре танцпола. Высокая стройная девушка в длинном платье, черном, стекающем до пола по ее красивой фигуре. Серебряный узор на груди и расклешенных рукавах поблескивает, отражая лучи света. Глубокий разрез на бедре позволяет беспрепятственно двигаться, многообещающе дразня при этом кружевной резинкой чулок. Мелко вьющиеся золотистые волосы, подобранные кверху, – словно нимб вокруг ее головы. И рядом – два парня, примерно того же роста. Один в белом, другой – в черном. Оба пытаются соблазнить ее (обожаю сюжетные танцы). Она колеблется, никак не может сделать выбор…
Или парочка миловидных анимешниц у стены, увлеченных исключительно друг другом. Полосатые гольфы, короткие плиссированные юбки на кокетке, легкие белые блузки. У той, что повыше, на шее галстук, у ее подруги – пышный бант. Обе – с чумовыми хвостиками, задорно торчащими кверху. Девчонки по-мультяшному наклоняются друг к другу, картинно смеются, прикрывая ладошками маленькие яркие губки. Играют на публику. С удовольствием играют – практически живут этим… Мило.
А рядом со мной, за противоположной стойкой, вполоборота сидит хрупкий на вид парнишка, совсем подросток. Широкие черные брюки (размера этак на два больше, чем должны бы) со свисающими с бедер и колен стропами, ядовито-зелеными. Бледная полоска кожи, над ней – короткий жилет, отлично дополняющий штаны, довольно жесткий, держит форму. Луч прожектора прочерчивает зал, косо падает на спину – и мервенно-зеленый знак радиоактивной зоны вспыхивает на секунду ядовитым пламенем. Да, парень явно просиживает ночи напролет перед монитором, глядя на исковерканный цивилизацией мир глазами сталкера. Интересно, что, вообще, могло вытащить его из-за компа и привести в ночной клуб? Но самое примечательное – это его прическа: левую сторону головы закрывают длинные, до верхнего края уха, черные пряди, чередуясь с психованными ядовито-зелеными. Отличный ирокез можно поставить! Остальные волосы сбриты под ноль. А справа, чуть ниже линии роста… оставшихся волос – татуировка: красные и зеленые объемные "провода" переплетаются в причудливом узоре.
Видимо, ощутив пристальный взгляд, мальчишка быстро обернулся, взглянул мне в лицо – и так же торопливо принял прежнюю позу, замерев над своим стаканом. Совсем юный и отчего-то показавшийся знакомым. Как с городом, дежа вю. Отмахиваюсь от сравнения, отлично помня, что столь экстравагантных личностей точно не встречала. Не считая вампиров, конечно. Но какое отношение этот подросток может иметь к бессмертным?! Пройдет пара-тройка лет, он повзрослеет, найдет себя в жизни. Станет, как большинство, среднестатистическим служащим, неплохим семьянином… Возможно. Но будет очень жаль, если произойдет так. Почему-то безумно захотелось, чтобы парень оказался достаточно сильным и целеустремленным, чтоб не сломался под натиском общества, сохранил свою яркую индивидуальность. Чтобы навсегда остался среди нас – вне зависимости от возраста и географии… если бы я могла повлиять…
От философствования об обыденности и недостижимом идеале отвлекаюсь на меняющийся ритм, идущий со стороны сцены. Живой ритм. О, да! За ударной установкой, скромно прятавшейся в углу, появился музыкант. Аккуратно, выверенно добавляются к звучащей музыке новые акценты. Парни в черном выкатили и теперь подключали синтезатор. Очевидно, намечался живой концерт, и местное население, уже зная исполнителей, подбиралось ближе к сцене, одобряющими возгласами приветствуя любимцев.
Постепенно мелодия стихла, уступив нагнетающему предвкушение ритму. И, танцуя под него, двигаясь с невообразимой текучей грацией, на сцену вышла девушка, невысокая, стройная, в обтягивающем, словно вторая кожа, черном платье, поблескивающем серебром. Встала за клавиши. Обмен долгими взглядами, понятными лишь двоим, едва уловимый жест – и ударник начинает новую партию, будто расстилая перед партнершей бархатную дорожку. И первый шаг по ней – высокие аккорды, исполненные гармонии и глубины…
Зал притих, затаил дыхание, внимая музыке этих двоих. Он – виртуозно выбивал сложный ритмический рисунок, держа напряженное внимание слушателей. Она – вносила пронзительные акценты, время от времени касаясь одной-двух клавиш. Мелодия, лишь пунктиром намеченная, - ее глубокий чистый голос, проникающий прямо в душу, минуя сознание... Стоять – и уж тем более сидеть, слыша такое, – невозможно. И на второй же песне, более близкой к танцевальной – я отодвинула креманку и, с каждым шагом все глубже погружаясь в текучий звук, двинулась на танцпол. Перелив мелодии, взлет, движение руки, словно крыла, поворот, изгиб. И снова, чувственной волной, кружась, как сорванная ветром листва, вытягиваясь к небу, будто огонь… Повинуясь ритму, следуя за звучанием, прозрачным и живым, словно подземный родник...
- Арахна! – прохладная рука аккуратно легла мне на плечо, приостановив движение.
Я нехотя оглянулась: слишком уж хороша музыка, чтобы менять ее на что-то еще.
- Я обещал найти – и я нашел вас, - вот кто, вне всякого сомнения, не уступал в приоритетности. – Вы и вправду чудесно танцуете, не только вальс. Но позвольте украсть немного вашего бесценного времени. Мы еще вернемся сюда. "Morgenstern", будут играть до конца ночи.
Это был очень точный расчет: только такое обещание и могло вычеркнуть из всего комплекса эмоций, нахлынувших при его появлении, беспокойство и опасения. И, поддаваясь очарованию его бездонных глаз, осознавая эту слабость, но не будучи способной преодолеть ее, позволила себя увести.
Серая граница – угол и поворот. Небольшой коридор, уютный зал с черными кожаными диванами. Сидевшая на одном из них пара повзрослевших, но сохранивших безупречность стиля готов молча проводила нас взглядами и вернулась к своей негромкой беседе. Клуб оказался больше, чем можно было предположить, глядя снаружи. За тонкими дымчатыми драпировками открылся еще один коридор, слабо освещенный.
- Я бы хотел познакомить вас с моим партнером, - бархатисто звучит очаровывающий, убаюкивающий инстинкты голос. - Рокси просто сгорает от нетерпения узнать вас поближе. Думаю, это знакомство может оказаться взаимно приятным. Вы ведь не против?
Я не спросила, когда он успел обо мне рассказать. И не ответила на вопрос, предполагавший не столько выбор, сколько подтверждение его словам. Так или иначе – он добьется своего, и очевидная тактичность и обходительность - лишь способ.
- Польщена. Нет, не против, - улыбаюсь в ответ.
Хотелось бы сказать, что вынужденно – но нет. Он нравится мне все больше, вызывает все больше доверия, снимает рамки, деликатно – и бескомпромиссно. Одна надежда – что ситуация не выйдет из-под контроля – помогает сохранять спокойствие. Но только видимое – сердце бьется так, словно стремглав несется прочь из этих коридоров, из клуба, из города…
Открыв очередную дверь, Альберт учтиво пропустил меня вперед, шагнул следом. Тихо щелкнул замок. Дважды. Сразу вдвое умножив напряженность. Как-то поздновато мозг вспомнил о своих обязанностях! Ловушка захлопнулась! Встряхнув головой, пытаясь сбросить с сознания чужое влияние, поднимаю взгляд. Уже привыкшие к полумраку глаза различают еще два черных прямоугольника дверей, мягкую тень дивана между ними. И с нее навстречу нам поднялась… да просто богиня bdsm! Высокая, тонкая до строгости. Черные лаковые ботфорты закрывают острые колени, кожаная юбка короче некуда держится, кажется, только на шнуровке на крутом бедре. Глянцевый лиф - лишь подчеркивает роскошную грудь, гарантируя максимум внимания. В изящных руках, также обтянутых лакированной кожей, - многохвостая плеть. Угольно-черное идеально ровное каре обрамляет узкое красивое лицо.
- Хорошо, что вы все-таки пришли! – высокий, немного резкий голос из алых уст.
Контрастным бархатом заговорил Альберт, обернувшись ко мне:
- Позвольте представить моего очаровательного бизнес-партнера – Рокси.
- Очень приятно, – вежливо кивнув, протягиваю руку.
"Богиня" взяла мои пальцы, на секунду задержав взгляд на кольце, затем обхватила ладонь. Энергичное, уверенное рукопожатие, будто утверждающее ее право повелевать. Насторожило больше, чем что-то до.
- Отлично! Думаю, мы найдем общий язык и чудесно проведем время, не так ли? – сияющий энтузиазмом черный взгляд домины обещал массу удовольствия. Только вот… кому?
- А Нина здесь? – поинтересовался Альберт.
(О, боги, это еще не все!)
- Она уже готова и ждет нас, - Рокси хитро подмигнула мне. – Идем.
Я думала, очередная дверь выведет нас на свет, понадеялась рассмотреть хозяев клуба во всей красе. Но – та же темнота, даже гуще, перечеркнутая накрест холодными белыми лучами. И в центре – рыжеволосая красотка в черной майке и кожаном ошейнике с граненой каплей "крови", "стекающей" с него. Увидев нас, радостно улыбнулась, вскинув руки в приветственном жесте… Вскинув? Приветственном?! Да она же привязана!
Пораженная, невольно отступаю назад – и натыкаюсь спиной на Альберта. Сильные ладони аккуратно, крепко сжимают плечи - он умеет не только танцевать.
- Не спешите делать выводы, моя дорогая. Вы познакомитесь с ней сейчас – и все поймете, – Альберт подталкивал меня ближе к девушке, рядом с которой его "бизнес-партнер" уже готовила место для второй жертвы.
- Тебе понравится, - многообещающим тоном подтвердила Рокси. – Просто расслабься.
- Нет! Пустите! – но попытка вывернуться из стальных пальцев безуспешна. Шпильки! С силой бью каблуком, стараясь попасть в ботинок. Стальная набойка, цапнув по канту, вбивается в пол.
Руки, скользнув вниз, стискивают локти, сводя их за спиной, болью вынуждая подчиниться:
- Это не в ваших интересах, - с прежним спокойствием произносит он, кажется, улыбаясь. Ведет меня к оковам.
Несколько ловких движений, перехват – и веревочная петля, схватив запястья, тянет к потолку.
- Пустите! Я не ваша игрушка!
Опровергающая улыбка алых губ. Блеснувший особым интересом взгляд вампира, развеивающий сомнения. Ни слова в ответ.
Закрепив веревку, Альберт присел на корточки передо мной, приподнял край юбки. Холодом прокатило по груди. Но его руки, нырнувшие под ткань, коснулись лишь лодыжек, а в следующий миг – шероховатый шнур, цепляясь за сетку чулок, неохотно скользя, обернулся вокруг щиколоток, притягивая их друг к другу, фиксируя. Машинально отдергиваю ногу – но сильные пальцы без труда удерживают ее.
- Не спешите отказывать мне…
Рокси оценивающе оглядывает меня:
- Конечно, не шибари… - чуть капризно кривятся губы.
- Сейчас у нас немного другая цель, - мягко поясняет Альберт, выпрямляясь. Улыбка – сама любезность.
Понимая бесполезность любых воплей и не желая разозлить сильных клуба сего, молчу. Возмущенно впиваю взгляд в красивые уверенно-спокойные лица. Они же просто любуются созданной картиной: две жертвы в одинаковых условиях – и с такой разной реакцией! Да, я тоже люблю контрасты. И тоже способна оценить красоту садизма… Но не хочу быть участником этой сцены!
- Послушайте, прошу вас…
Перебив меня, опять взвыл телефон. Применяемое, видимо, в любых обстоятельствах "простите" – и Альберт погружается в новый поток информации. Его напарница, "партнер по бизнесу" или любовница, судя по тому, какие взгляды на него бросает, еще раз проверяет крепость узлов.
- Пожалуйста, - пытаюсь снова. – Я из другого города, проездом. Мне дальше надо…
Тонкий палец требовательно прижимается к моим губам:
- Дорогуша, не надо спорить: ты рискуешь, – тонкая бровь Рокси изогнулась выразительно, обозначив нежелательность сопротивления. – Хотя, если любишь игры посерьезней…
Альберт, закончив разговор, вернулся к нам. Поймав конец фразы, улыбнулся:
- Рокси, есть информация о твоем клиенте. Римский нашел его. Нам лучше поехать и уточнить все на месте.
Черный взгляд метнулся к нему, сверкнув моментально сменившимся интересом:
- Конечно! Только оденусь, – в голосе ее зазвучала будто давно сдерживаемая готовность действовать. Словно забыв о прочем, она стремительно вышла из комнаты.
Альберт, развернувшись к рыжей, кончиками пальцев коснулся ее подбордка, вынуждая поднять голову выше:
- Нина, прошу тебя: введи нашу гостью в курс дела и не давай скучать. Мы скоро вернемся и продолжим этот чудесный вечер. Арахна, все будет хорошо. Главное – благоразумие, а в вашем я не сомневаюсь.
Дверь закрылась.
Гнетущая тишина. Двойное дыхание, рассинхрон. Тяжелый ритм в груди. Как? Как можно было так глупо встрять?! Я не могу остаться здесь, не должна, не имею права! Не хочу, в конце концов! "Рыжая жива и ничего не боится", - подсказывает логика. Рыжая в ошейнике! А я свою свободу – никому!
Пытаюсь переступить с ноги на ногу – убеждаюсь в прочности веревок. Руки, начавшие затекать, - надежно несвободны. Угораздило же!
Мое безмолвие, очевидно, тяготит девчонку рядом.
- Все будет хорошо, - неуверенно произносит она, пытаясь заглянуть мне в глаза.
- Да неужели?! - сарказму нет предела.
- Правда! Это же только вечеринка! Ничего серьезного, только игра! Вам понравится… - она верит словам. Звучанием собственного голоса убеждает себя. Себя.
Хорошо. Глубокий вдох… Взять себя в руки, успокоиться. Паника ничего не даст. Нужно как можно больше информации, чтобы придумать, как выбраться отсюда, а девчонка может помочь. И лучше, если не будет знать об этом. Еще вдох в попытке унять сбивчиво зачастивший пульс…
- Ладно. Рассказывай.
Та воодушевленно кивнула, насколько позволяло положение, помолчала, подбирая слова. Или соображая, с чего начать… Или, стоит ли…
- Вы же знаете, что "Клуб Теней" – закрытый? И вечеринки тут проводятся особенные. Да у вас и кольцо, вон, есть, значит, знаете…
- Это еще ничего не значит.
- Ну как же не значит! Вы же пришли. Значит – заинтересовались! Я первый раз, когда пришла – тоже ничего не понимала. Меня друзья привели. На концерт, как сегодня. И познакомилась с Альбертом. Он такой очаровательный, правда? А потом мы танцевали и он угощал меня коктейлями… Ну и… - она смутилась, вероятно, чрезмерной интимностью фактов, - потом я осталась в клубе. Решила, что нельзя упускать такую возможность. Он же просто мой идеал!
- Угу.
Конечно, идеал. И действует, похоже, по идеально работающей схеме.
- В общем… он привел меня в эту комнату. Кажется, я немного перебрала с алкоголем… Но он был таким ласковым… И его голос… Вы же сами слышали! - это просто что-то… Я-то хотела, чтобы он только проводил меня после вечеринки, а тут... Предложил остаться с ним! О таком можно только мечтать!.. И не смотрите на меня так! Мне уже 19, я сама могу решать, чем и с кем заниматься, - внезапно спохватившись, зачем-то вздумала оправдываться она.
- Да мне все равно, чем и как ты с ним будешь заниматься. Это ваше дело. Суть? - раздражение вырвалось-таки наружу. Да и времени на обсуждение личной жизни нет.
- Так я и рассказываю суть, - обиженно отозвалась она. – Я осталась с ним здесь на ночь, - повторила с наивной мстительностью. - И он предложил поиграть. Ну… связать меня и все такое. Только с моего согласия. И… такого у меня никогда не было! – восхищение вампиром снова захватывало ее, затуманивая мозг.
Вот совсем не удивительно, с учетом того, как я сама бежала вслед за тобой. И как сейчас, стараясь не думать, - ищу, ищу, несмотря на бессмысленность и нелогичность… А тут – все на блюдечке.
- …А потом он познакомил меня с Рокси. Она не такая, как Альберт. Но тоже… хорошая.
- Значит, экшн?
- Что?
Ясно. Она еще и не в теме толком, бедняжка.
- Он применял на тебе какие-нибудь девайсы?
Нина смутилась.
- Да или нет? – появилась уверенность, что если я сейчас не устрою ей допрос с пристрастием – ничего не узнаю. Следовало быть жестче. Странная вещь, все-таки, – мой мозг. Четко и выверенно решает проблему, вместо того, чтобы предупредить ее.
- Наверное… я не помню. Я только… находила полоски на себе, странные… Но не помню, чтобы было больно. И потом… Альберт – он всегда такой нежный! Он целовал меня, - опять мстительное хвастовство, - и я как будто проваливалась куда-то… С ним так хорошо…
- Целовал? - это уже интересно.
- Да… - она поежилась, уютно втискиваясь меж привязанных рук, будто пряча шею. – Только не говорите ему… но… наверное, я просто влюблена…
"Наверное, он просто вампир!" – отравленными когтями царапнула язвительная мысль. Я ведь тоже повелась на его очарование, имея опыт явно больший, чем эта рыжая. Чему удивляться? Задурить голову восторженной девчонке – что уж проще? А если еще и регулярно…
- А Рокси тоже целовала тебя?
- Нет!
Боги, сколько возмущения!
- Она же женщина! – продолжает изливать эмоции та.
Ну да. Наивный ребенок. С другой стороны, хорошо, если Рокси – не вампир. Еще лучше – что они вместе с Альбертом уехали куда-то. Но паршиво, что я сейчас привязана в одной комнате с этим бестолковым созданием, которое не только не сможет, но и не захочет помочь. Черт! Сердце снова заколотилось быстрей. Мысль о тебе стынущей тоской вцепилась в душу, потянула куда-то вдаль.
- А Вы? Вас Альберт… сам пригласил? – проскальзывает в мои мысли голос Нины, с налетом ревности. Она мечтает быть единственной для него!..
А разве я – не о том же?! Разве не отправилась в неизвестность в поисках своего вампира?! Подросток хренов. Но надо что-то ответить. А… как? Что именно? "Лучше правду. Исключительно правду, так надо", – шепчет интуиция. А разум убеждает, что всей правды я и сама не знаю.
- Увы. И давно ты так развлекаешь его?
- Уже полгода! – как она гордится этой связью!
- И не заметила ничего странного?
- Не считая их с Рокси увлечения? - Нина смущенно хихикнула. - Нет, ничего. Если честно, мы встречаемся не каждую ночь: только в Клубе Теней. Он показал, как пройти не через зал, а с запасного хода. Я в полночь сбегаю с вечеринки и иду к нему, – ей явно нравится такая романтика.
Отлично понимаю, но разделять ее участь - увольте.
- Какой ход? Расскажи!
- Да что вы так волнуетесь? – мне показалось, или в ее голос просочилась снисходительность? - Все будет хорошо! Вам понравится, вот увидите… Альберт – он такой…
- А не боишься, что я отобью его у тебя? – перебиваю ее, постаравшись нервный смех замаскировать сарказмом. - Ведь я получила приглашение от него лично.
Девчонка моментально переменилась в лице. Все ее расположение, и без того невеликое, вмиг улетучилось. Она побледнела еще больше, обиженно надула губки и зло посмотрела на меня. Перспектива потерять этого шикарного мужчину выглядела для нее едва ли не страшнее, чем смерть. Впрочем, тоже знакомо. Может, не в такой степени, но…
Но нам не дали договорить. В тихо открывшийся, сочащийся неярким светом проем проскользнула тонкая гибкая тень. Ядовитым отсветом маякнул уже виденный знак. Сталкер! Но – как?! Хрупкая фигурка, помешкав секунду, быстро приблизилась ко мне. Взмах руки – и веревка, державшая меня, рассечена. Схватив за петли, стягивающие запястья, парень тянет меня за собой. Теряю равновесие, колени и ладони бьются в пол.
- Ноги!
Он сразу склоняется, лезвие, аккуратно втиснувшись между щиколоток, режет узел.
- Что вы делаете?! Так же нельзя! – голос рыжей, очнувшейся от шока, режет тишину.
Свобода ног – мгновенно в движение. Бегом отсюда! Очень, очень многим буду обязана ему, если удастся выбраться! Вопль за спиной. А вот и ход, о котором говорила Нина. Похоже, сталкер знает клуб не хуже. Кромешная темнота, холод. Бедром врезаюсь во что-то твердое, судя по локальной боли – угол стола Парень поддерживает меня, попутно схватив что-то с поверхности - сует мне в руки – и плечом вышибает дверь. Холодный воздух обхватывает мгновенно, пытаясь сковать. Тот тянет меня нетерпеливей, куда-то через дворы. Босоножки скользят. Мокрый снег, забивается под ремешки, тает. Поворот, еще – и дорога. К счастью, у обочины скучает такси. Сталкер распахивает заднюю дверь, буквально вталкивает меня внутрь, падает рядом.
- Отель "Аристократ"! Быстро! – голос звонок и высок. Совсем пацан.
Изумленно глянув на нас, водитель с места набирает скорость. Инерция давит нами в кресла.
Только теперь, немного отдышавшись, не уступая удивлением таксисту, смотрю на своего спасителя. Почему? Зачем? Как? И что теперь? Вопросы – как из рога изобилия. Не знаю, как конкретизировать. Не знаю, который задать первым. Секундное замешательство сменяется вдруг благодарностью. Огромной, бескрайней благодарностью этому мальчишке, вытащившему меня из большой проблемы.
- Спасибо тебе! – только взгляд в состоянии передать это чувство. – Я твой должник. Прости: имени не знаю.
- Макс.
- Спасибо, Макс! Я не сумела бы сама.
Тот, бросив быстрый взгляд на водителя, поясняет:
- Ролевка. Киберпанк.
Вынув нож, разрезает оставшиеся веревки.
- Ты вообще бы не сумела, – спокойная уверенность в голосе. Он знает, что говорит.
Пытаюсь выровнять дыхание, успокоить пульс.
- Ну и игры нынче у молодежи! – качает головой водитель, глядя в зеркало заднего вида.
Макс пожимает плечами. Посвечивает зеленым нагрудный знак.
Десять минут нетерпеливого молчания – и перед нами знакомая площадь. Двери отеля настежь. Администратор ошарашено смотрит на нас. Конечно, та еще картинка!
- Триста восьмой, пожалуйста!
- У вас одноместный номер, - осторожно напоминает он.
- Я уезжаю.
- Но… у вас же оплачено…
- Не имеет значения, - улыбаюсь ему.
- Как пожелаете… - он достает ключ, роняет, поднимает с пола, на несколько секунд скрывшись за стойкой, подает мне. – Извините. Пожалуйста.
- Все хорошо?
- Да-да, конечно. Вызвать для вас такси?
- Нет, спасибо, - внезапно вмешивается Макс, - мы сами.
На мой не озвученный вопрос молча кивает в сторону коридора.
Ладно, пусть так. Вместе мы поднимаемся на третий этаж.
- Что не так?
Но сталкер отвечает, только когда лестница остается позади:
- Зря сказала, что уезжаешь. Это его отель, - добавил, видя непонимание.
- Что?!
- И отель, и персонал… Наверняка он уже в курсе, так что уходить надо быстро.
- Но…
- Ты должна уехать, - голос его становится тише и напряженней. – На автобусе или на машине. Не поезд. По билетам могут вычислить.
Его тревога быстро передается мне.
- Пережди ночь где-нибудь… в баре или другой гостинице. Поедешь утром. И никакого такси! Иначе они найдут. И так найдут, но, может, не сразу…
- Что ты этим хочешь сказать?!
Глупый вопрос: я знаю. Объяснения не нужны. Когда добыча ускользает, открывается охота. С куда более жестоким исходом.
- Будь осторожней! - Макс переходит на взволнованный шепот. – Они не церемонятся с нами.
- Хочешь сказать, Альберт – не единственный бессмертный здесь? – время прямых вопросов.
- Едет еще один. Ищет тебя… Я слышал разговор по телефону.
Но мы уже стоим перед дверью. Ключ, нагревшийся в пальцах, мягко входит в замочную скважину, легко поворачивается. Щелчок – и темнота приветливо распахивает объятия.
- Задерни шторы.
Дельный совет. Но только ступаю в комнату - вскрик за спиной и яркий свет, режущий глаза. Едва не падаю, сбитая внезапным толчком в спину, – Макс обеими руками врезается в меня, затормозив собственное падение. Распахнутые, не привыкшие к свету глаза наполняются слезами, не позволяющими видеть. Черная тень в кресле, шум борьбы за спиной. Оглядываюсь. Рокси! Держит Макса, заломив ему руку!
- Как по нотам. Только партия не та, - звучит знакомый бархат. – Несвоевременная жалость, Макс. Увы. – Голос Альберта мягок и, кажется, полон сожаления. - Полагаешь, она несведуща, невинна и нуждается в помощи? Ты вмешался в игру. И рассказал слишком много. Есть что-то в оправдание?
Макс молчал.
Темный взгляд обратился ко мне. Несколько секунд молчания – как приговор, независимо от способа – смертельный.
- Сядь. У меня есть приятная новость для тебя. А для этого смертного – нет. Я намерен показать, что делаю с теми, кто не выполняет своих обязательств. Сядь! – Последнее слово прозвучало подобно раскату грома, влекущему за собой грозу.
Невольный шаг назад, наткнувшийся на кровать. Потеря равновесия. Мягкая поверхность – и расползающийся холод по хребту.
Рокси, мстительной усмешкой кривя алые губы, подвела Макса к Альберту ближе, толкнула в пол, заставив встать на колени. Тот и не думал сопротивляться, будто признавал свою вину.
- Это был твой выбор. И твоя награда, – констатировал вампир. По-хозяйски неторопливо склонился над ним, уверенно взял его за ворот жилета – и с треском рванул в стороны.
Молнии и кнопки не выдержали. Сдернув жилет до локтей, обнажив узкие плечи, повернул его чуть боком… Что?! Макс – девушка?! Но Альберту на это плевать. Похоже, как на все, что стоит между ним и конечной целью. Схватив Макса за волосы, он резко дернул, запрокинув ей голову, и безжалостно впился в тонкую шею. Да за что?! Эмоции через край. Сильные руки удержали от глупости.
Жизнь иссякает. Не моя, но из-за меня. Из-за меня, так глупо поддавшейся соблазну! Он выпьет ее без остатка – это очевидно. И я ничем не могу помочь. Ни себе, ни этой отчаянно смелой девчонке, зачем-то решившей выручить меня. Какого черта все?!
Странное оцепенение сковывает тело, туманом отстраненности накрыто сознание, способное лишь безучастно наблюдать. Альберт, подхватив безжизненное тело, встает из кресла и уходит в окно. Рокси собирает вещи. Очевидно, мои. Лестница, ресепшн, бледный администратор, салон авто... Снова лестница, чья-то квартира… Белый потолок над кроватью… Не потолок – запорошенное снегом поле. И точно таким же снегом я падаю на него сверху, накрываю собой…
Год 2010, 17 ноября
Яркий луч света по глазам, рассекая сон, вычеркивая тебя из реальности – и не трудясь вписать в другую. Не самый приятный способ просыпаться.
За окном день. Заснеженный искристый карниз, словно нарочно, бросает снопы пронзительно-белого света в потолок, отражение их – рассыпается по комнате, приобретая ощутимую материальность. Как будто мало слепящего солнца, рвущегося прямо в окно!
Щурясь, пытаюсь уклониться от вездесущих лучей, сажусь в постели. Взгляд, оценивающий пространство и ситуацию... Снова чужие стены! Воспоминания наваливаются черной тучей. Перед глазами – обреченно-беззащитная шея Макса и прекрасное в хищном порыве лицо Альберта, нависшее над ней. А потом – безжизненно свисающие тонкие белые руки, качающиеся за спиной вампира. А я так хотела, чтобы жизнь продолжалась! Жизнь среди нас, одиноких, непохожих на других, вышедших за пределы трехмерной реальности… Исполнилось: Макс никогда уже не станет частью обыденности. Но почему – так?! Я же не смерть имела в виду! Или нам всем уготована эта участь?
Чувство вины затопляет, угрожая жестокой расправой. И, как всегда в критической ситуации, включается разум. Двуличная льстивая тварь, стремящаяся все оправдать! Иногда хочется вырезать его, как воспаленный аппендикс… Но сейчас не нахожу сил даже возразить. "Ты не виновата. Ты не просила о помощи. А Макса бы все равно убили. Не вчера, так завтра. И не от тебя это зависит. Во всяком случае, не все было напрасно: хотя бы одна из вас осталась жива. Хотя бы сейчас. И теперь ты знаешь, к чему быть готовой. Так не теряй время зря! Последняя мысль оказалась единственно полезной. Встаю, одергиваю юбку, оглядывая комнату еще раз, осознанно. Светлая, почти белая, но при том не лишена уюта. Из мебели – только кровать. Ни одеял, ни подушек – ровная поверхность, обтянутая белым полотном. В стене у изголовья – стальные кольца. Как хорошо, что Рокси не додумалась ими воспользоваться! Забыла? Или предоставленная мне свобода целенаправленна? Или условна?.. Рядом – стальная этажерка с ящиками, на колесах. Боюсь представить, что в них. Проверять желания тоже нет. Зато на пустой столешница – записка, ярко-розовый листок:
"Сквозь ночь идет твой белокурый друг.
Если желаешь ускорить встречу – просто дождись".
Сердце – будто упало в ледяную прорубь. И бешено забилось, мгновенно вынырнув. Неужели Ты здесь?! Ты ищешь меня?! Не веря своим глазам, перечитываю строчки снова и снова. Непроизвольно сжав бумагу в кулаке, закрываю глаза. Сквозь белый свет, как сквозь туман, проступает до боли знакомый, любимый образ. Ты идешь ко мне! Как долго я ждала этого момента! Почти потеряв надежду. Так значит, Альберт помог…
И вдруг, с мыслью об нем – новый взрыв эмоций, совершенно противоположных: Макс погибла зря! Хотела спасти меня, не зная, что этой встречи я искала сама! Вот теперь вина очевидна. Настолько, что, будь у меня под рукой нож – он наверняка вкусил бы горячего, полного горечи напитка! Сердце уже не в состоянии принимать в себя такое количество чувств, острая боль в груди на миг обрывает дыхание. Голова кругом. Еще не хватало умереть здесь, в пяти минутах от мечты!
Два шага – и падаю на кровать, раскинув руки в отчаянном полете души. Единым потоком через сознание – все наши встречи с тобой, весь мой путь к тебе. Сквозь сердце – вся моя любовь. "Дождись…" Непременно! Мозг вырубился напрочь, предоставив эмоциям бушевать, как лесной пожар. Но точно знаю: этот огонь не убьет меня. Не убьет тебя. Но подарит…
Время ожидания нестерпимо тягуче. В груди – напряжение и дрожь. Почти физическая боль. Уже привычный нервный холод, расползающийся по телу все обширней. Пространство, ограниченное вертикалями стен, поглотило другие измерения, залив пустоты вязким туманом памяти, также искаженной безмолвным, бездейственным ожиданием. Цвет – в ахроматической. Вкус – не помню, помню что был. Была прихожая с огромным зеркалом, шок от увиденного в нем, поспешные попытки исправить. Струящаяся, черная прохлада шелка, тяжесть расшитых бисером манжет… Быстро нагревшийся на шее бархат держит на привязи паука, серебряными лапками упершегося в края яремной ямки… Вспомнилась Нина с ее каплей "крови", вспомнился Макс, пробудилась боль.
Осторожно, едва дрожа, ладони ложатся на холодный подоконник. Как это будет с тобой? Ты войдешь, вот сейчас, неслышно, приблизишься… Ожидание делает восприимчивым самый воздух вокруг нас. Он выдает твое присутствие, служа проводником… Один шаг, бесшумный, мягкий, будто упала тень, - и прикосновение холодных рук сквозь шелк, приминая. Легкий импульс. Я с готовностью обернусь, поднимая преданный, восхищенный, полный любви взгляд. Все оттенки чувств, переполняющих душу – на поверхность. Трепет, скованный кольцом объятий… Так уязвима – и защищена! Я – дома!
"Она здесь, ждет тебя", - доносится из коридора голос. Звук шагов развеивает сомнения, что воображаемый. Не оборачиваться, как и хотела, дождаться… Не смогла.
Альберт, потрясающий, идеальный в черном деловом костюме. Верх респектабельности, обаяния и стиля. А из-за плеча – серый взгляд… - не твой!!! Невольный шаг назад вжимает в подоконник. Вмиг появившаяся в груди дыра поглотила все, кроме страха.
- Ну, здавссствуй! – шелестит тихий голос. Угроза. Сдержанное торжество.
Будто ветром – отнесло в дальний угол, лопатками – в холодный камень стены. Черная на белом. Испуганный комок жизни пред смертоносной Вечностью.
- Вижу, вы рады друг другу. Не смею мешать, – мягкая улыбка Альберта предельно корректна. – Найдете время – загляните в мой клуб. Буду счастлив видеть вас.
- Благодарю. Непременно, – нетерпение в голосе, предвкушение – во взгляде.
Пара секунд – дождаться щелчка входной двери. Ощутить, как нервы взвинчиваются до предела.
Серые глаза темнеют, сверкая голодом. Грозовая туча, застлавшая собою небо, мокрый асфальт после затяжного холодного дождя.
- Ты мне не рада? – мягкий, будто крадущийся, шаг сокращает дистанцию, ставшую вдруг упругой, плотной. - Не ждала так скоро?
Взгляд впился в его руки, палец за пальцем стягивающие друг с друга черную кожу перчаток. Шаг. Отведенная в сторону рука. Разжалась. Вместе с перчатками об пол – надежда. Пальцы касаются груди. Серое сукно, два ряда пуговиц. По лацканам, манжетам – строгий кант. Меж распахнутых бортов – шарф. Брошен. Углы белоснежного воротника, черный галстук… боги! Только не этот фетиш! Ослепительная, хищная улыбка в ответ. Как он красив! Как он опасен!
Отторжение поднимается, словно цунами, с каждым ударом сердца накатывая выше.
- Так значит, донор, – шинель аккуратно легла на стул. Пальцы взялись за пуговицы манжет. – Значит, мазохист. Отлично.
Слова звучат с заметным акцентом. Даже мысль о том, каким, - фетишна. И пронзительным контрастом ложится поверх прочих чувств.
- И чья эта куколка? – обнажено мускулистое предплечье, подвернут рукав.
Может, и ждал ответа, но услышал только пунктир дыхания и бегство пульса. Скорее, ждал.
Вжимаюсь в стену сильней. Если рывком вбок – и проскользнуть…
- Я повторю вопрос, - холодный голос нетерпелив. Глаза в глаза. Серое тонет в сером, как бесконечность отражения зеркал. – Кто твой хозяин?
- У меня нет хозяина!
Короткий смех. Язвительный. Страшный.
- Это хорошо, - секунды молчания. - А твой защитник? Как его имя? И, собственно, где он теперь?
Молчу. Не в силах отвести взгляд. Не в силах шевельнуться.
- Похоже, наигрался, – шаг на сближение, издевательские нотки. Закатан второй рукав. – Насладился и выбросил. Да и зачем ему?..
- Не знаю!
Эмоции. Боль. Оружие против себя.
Тонкие губы искривились в садисткой ухмылке:
- Открою тебе тайну, детка, - расстояние уплотнилось так, что еще движение – и вытолкнет меня. Или раздавит. – Брошенный донор – собственность любого.
На сердце рухнул айсберг. Кусками расколотого льда засыпал все вокруг. Прозрачное – стало кровавым.
- Теперь ты будешь подчиняться мне.
- Да лучше умереть!
Фир ухмыльнулся, поправляя галстук:
- Не исключено. Только не раньше, чем я возьму все, что хочу. Иди ко мне.
- Нет! – шаг в сторону, преодолевая оковы собственного страха.
- Хочешь совет? Вряд ли еще понадобится… Никогда не говори "нет" бессмертным! Ко мне!
Не шелохнулась.
Похоже, он не встречал еще такого безрассудно-упрямого неповиновения. Одно дело, когда противостоит равный. Но – человек!
Злость стала явной.
- Слушай внимательно, - зашипел он, оказавшись еще на шаг ближе. - Чем дольше доставляешь удовольствие, тем дольше живешь. Твое глупое упрямство мне не нравится. Лучше бы тебе подчиниться.
- Ну, так подчинись! – вырвалось с отчаянной наглостью.
В глазах напротив полыхнула ярость. Рывок, секунда без опоры – и обширной болью ударилась в спину стена. Лед пальцев, впившихся в шею, сдавил дыхание.
- Зря ты затеяла это! – даже без голоса слова поражали силой.
Ноготь указательного пальца медленно двинулся по щеке, оставляя резко болезненный, горячий, наливающийся кровью след. От скулы до края губ.
Выдох сквозь стиснутые зубы, превозмогая боль. Вызов в прищуренных глазах – бунтарское безумство, не ведающее ни страха и чувства самосохранения.
Миг – и дыхание перебито новым ударом, в горизонталь. Коршуном рухнув сверху, Фир придавил коленями запястья. Треск – и рубашка распахнута. Холодный воздух прокатился по груди, изымая жизнь. Концы белых волос – по моему лицу. Склоняется ниже… Вжимаясь в царапину языком, собирает кровь, наслаждаясь беспомощностью и неприязнью. "Не смей! Я не твоя!" – все мое существо рвется прочь, протестуя не столько боли, сколько несправедливости. Самодовольная усмешка в ответ. Испачканные кровью губы касаются моих. Пальцы стискивают челюсть, не позволяя отвернуться. Боги, нет!..
Кто внял мольбе: адресаты или вампир? Только он, выпрямив руки, отстранился, оценивающе меня осматривая.
- Символ Вечности! И имени! Какая сознательность, – саркастично прошипел, поправляя на мне сбившийся на бок анкх, аккуратно размещая его над старым шрамом по центру груди.
Просунул пальцы под полоску бархата. Помедлив, не сводя пристального взгляда, коротко дернул. Шею ожгло, звякнул где-то в стороне по полу паук. Холодные жесткие пальцы дотронулись до моего плеча. Ногти вонзились в кожу, замерли в раздумье.
- Твой последний шанс… - Фир помолчал, будто и вправду предоставляя мне его, - упущен!
Четыре алые полосы медленно поползли к середине груди, прорастая болью через все тело, через разум. Рефлекс – сжаться, спрятаться – остановлен безжалостной рукой, вдавившей меня в постель.
Эстет. Он не спешит, любуясь своей работой, пристально следя, как под заточенными клиньями ногтей, сопротивляясь, с болью рвется кожа. Как проступает, набирая цвет, рельф рубцов. И как вдоль них не сразу, блестящим бисером сочится кровь. Он, словно скульптор, из безликого куска заветный образ режет…
Напряжение в тысячи вольт. Дрожь, будто в лихорадке. Запах, затопляющий безумством. Адская ласка замедлена еще, я не чувствую движения – лишь расширяющийся ареал боли, претендующей на бесконечность. Но тело, чертово мазохистское тело, уловив плавность, приспособившись – выходит из-под контроля, выгибается навстречу источнику страданий и удовольствия.
- О, детка, как ты радуешь меня! – почти нежный шепот.
Молчи! Не смей говорить на родном!
Но, безусловно, нарочно, усугубляя воздействие, текут вслед за струйками крови немецкие, незнакомые, возбуждающие слова… Липкие пальцы сжимают подбородок, фиксируя, не давая уклониться от поцелуя. Острая боль впивается в губу, пронзая. Настойчивый язык собирает кровь, размазывая вкус по губам, насильно проникая в рот… Туман… И – взрыв протеста: это уже слишком! Принять мучение от врага – нормально. Но ласку! Изо всех сил выворачиваюсь в попытке выбраться из-под него, не чувствовать себя проданной – но только больше тяжесть сверху, глубже, активней поцелуй. Пусти!!! Мысленный вопль тонет в размывающемся сознании. Тихий, шипящий смех – едва ли где-то, кроме как в голове... Воздуха не хватает… Злость, мука, наслаждение, отчаянное неприятие, боль, желание умножить – все на лице. Откуда столько противоречивых чувств?! А он – любуется!
- А ты вкуснее, чем на первый взгляд! - прошелестел над самым ухом и хищным поцелуем впился в шею. Долго, влажно, чувственно. Царапая кончиками клыков.
Гудящее напряжение в тысячи вольт становится нестерпимым давлением в висках. Жадный холод губ – вдоль ран, возобновляя терзания. Новые царапины, укусы… Еще! Ярче! Нет сил к сопротивлению… С одной вспышки боли на другую – как по волнам… Уснуть, забыть…
Руки, набравшиеся моего тепла – по телу вниз, к черному атласу брюк. Пуговица, молния… Только не это! Враз мобилизованы все резервы. Уловив момент, резко толкаю его ногой. Ногти яростно впиваются в бедра. Новые отметины на теле. Пара секунд – и из одежды на мне лишь анкх и кольцо с трискелем. Два символа, исчерпывающие ситуацию на сто.
- И здесь паук! Может, и его сорвать? – ногти, примеряясь, поползли по трепещущей коже.
Вместо вскрика – шумный прерывистый выдох. Живот втянулся рефлекторно, надеясь спрятаться за позвоночник. Не помогло. Зловещая довольная ухмылка, тяжелый взгляд из-под белоснежных прядей. Сильная рука, втиснувшись под поясницу, тянет вверх, поднимая, вынуждая выгнуться сильней. Концы волос колко падают на живот, щекотят. Холодное дыхание. Прикосновение нетерпеливых губ…
Глупое тело! Оно предпочитает ласку и защищенность, но никак не боль. Оно готово расслабиться, податься навстречу поцелуям – лишь бы не мучения! Тело жаждет быть любимым. Но мозг… Никаких подачек от врага! Лучше умереть, но не подчиняться, не ломать, не предавать себя! Это противоречие переворачивает все мое существо, борьба с собственным телом отнимает последние силы. Бой на два фронта.
- Может, пора вспомнить о том, что ты – женщина? – голос Фира опасно вкрадчив.
Поцелуй. И еще. И снова. Вампир неторопливо, с полным знанием, что жертве не уйти, опускается ниже. Обводит языком контуры прячущихся под кожей вен. Еще чуть ниже, а затем - по внутренней стороне бедра, пугающе медленно - обратно. В пальцах – внезапная нежность, будто кошка на краткий миг втянула когти. Кончики зубов едва касаются кожи – дикий контраст в пределах одной ласки… Объятия – все более аккуратны. Хочет создать иллюзию заботы? Или и впрямь расслабился?
Рывком – вытолкнуться из них! Кубарем на пол, оббивая локти и – прочь!
Вскочила, буквально вылетела за дверь, хлопнув перед самым носом Фира. Как кстати ключ! Секунда неимоверного усилия – щелчок – и есть еще несколько для побега. Только успеть! Выдернуть из шкафа пальто, ноги в ботинки – и вон отсюда! Вниз, вниз по лестнице!.. Этаж, другой… в ужасе от стука каблуков. И точно так же грохочет сердце… Что это?! Путь к спасению – или западня? Чья-то дверь не заперта… Как здорово, что есть еще люди! Ныряю в темный проем, быстро и по возможности бесшумно прикрываю спасительную дверь.
Тишина.
***
Никогда еще я так не радовалась утру. Хмурое, серо-слякотное, с перемешанным со снегом дождем – вопреки прежним предпочтениям оно куда желанней ночи. Оно, пусть всего лишь на несколько часов – гарантирует жизнь. Пальто, обнявшее обнаженное тело, от сырого холода не спасало. Запахнувшись плотней, оглядываюсь. Спальный район, чужие дома, незнакомый город. Ни документов, ни денег, ни телефона… Зато – роскошный букет проблем. В лице, минимум, двух вампиров, жаждущих мести. "Извините", подозреваю, не пройдет. Последние события – как страшный сон, который возобновится, едва омских крыш коснется ночь. И шансов выжить все меньше. Согреться бы хоть… Прячу заледеневшие пальцы в карманы. Что это? Кредитка?! Не веря своим рукам, вынимаю прямоугольник пластика. О, боги! Вы не дадите мне умереть спокойно! Тем не менее, рада, безумно рада этой находке. Теперь можно себя одеть, накормить – и выгнать из города. Как можно скорей.
Несколько часов по чужому городу в поисках круглосуточных кафе и торговых центров, боясь просить о помощи – мало ли, кто попадется. Сколько людей работают здесь на бессмертных? Удивительно, как удалось ночью-то скрыться! Чай с бутербродом в неприглядной забегаловке. Горячий. Как можно дольше. Плюс еще один, в ожидании, когда закончится дождь... Но мелочи в кармане больше нет, а карта без толку. Когда сидеть с пустым стаканом становится неприлично, интересуюсь, где ближайший магазин. По словам девушки за кассой – в паре кварталов отсюда, работает с десяти. "Редкая осведомленность", - саркастично замечает язвительная сволочь во мне, маскируя благодарность. Казалось бы, самое время развернуться к людям, хоть в сравнении с вампирьем относиться к ним чуточку лучше… Но доверия меньше с каждым днем.
Наверное, стоит поискать банкомат, но мерзкий дождь останавливает. Что победит: эстет, стремящийся покинуть некомфортное место – или нежелание вымокнуть и замерзнуть сильней? И что этому Фиру не сиделось в Перми? А мне что не сиделось? Какого лешего понесло куда-то? Если копаться в воспоминаниях, есть ощущение, что подобное стремление в неизвестность уже было. Вот только не помню результата.
Все-таки наружу, под липкие то ли капли, то ли снежинки, отвратительно холодные. А когда-то я бы радовалась… Теперь – иду с оглядкой, подняв не приспособленный для этого воротник, чувствуя, как сырость, выморозив рубашку, пробравшись к коже, пытается просочиться в поры, добраться до артерий, разбежаться по всему телу, высасывая последнее тепло. Осень-вампир…
Мне повезло: бродить под снегом пришлось недолго. Охранник, мерно расхаживавший туда-сюда по ту сторону стеклянных дверей, глянул на часы – и, чуть помешкав, стал открывать. Отдел белья. Потом, с гораздо большей проблематичностью выбора – одежды. Вынужденно остановилась на черных джинсах и приятной, с серебристым люрексом водолазке. Времени в обрез, но не натягивать же на себя что попало! Два часа эстетства – и я расплачиваюсь. Синхронно протягивает карту продавцу девушка в отражении витрины. Один в один, как я, только мила и очаровательна, в отличие от загнанного, агрессивного зверька, что прячется во мне. Бросает взгляд на свежекупленные часы. Потом заменю браслет на какой-нибудь плетеный – и будет норм.
Вот теперь – двигаться дальше. Я, по-прежнему, надеюсь отыскать тебя. Хотя бы для того, чтобы выяснить, что за бред нес Фир. Наспех уменьшив количество денег на стоимость минимального набора косметики, выхожу из магазина. Ледяной ветер тут же швыряет пригоршню снега мне в лицо, напоминая еще об одном необходимом предмете. Потом. Сейчас – автовокзал. Пропустив мимо пару изумленно оглядывающихся прохожих, пристаю с расспросами к следующему. Неуверенно махнув рукой в сторону ближайшего подземного перехода, выдав краткую инструкцию с номерами автобусов, ни один из которых я не запомнила, тот поспешил по своим делам.
Как же не хочется под землю! Может, как-то можно по поверхности? В надежде вглядываюсь в ближайшие перекрестки. Запомнив, где остановка, иду к следующему. Да, настолько предпочтительней оставаться под солнцем, пусть и спрятанным за тучами.
В здании рядом – банкомат. Очень кстати: наличка никогда не повредит. Тороплюсь. Тот тормозит, переключаясь между функциями. Нервничаю. Да наплевать мне на чек, карту верни! Гениальное изобретение двадцать первого века пересчитывает банкноты.
Автобусы. Машины. Люди. Много людей. Спешат куда-то, ругаются, толкаются. Тащат за собой сумки, тележки, детей… Ненавижу толпу. Но сейчас она мне – спасение. Пробираюсь к кассе. Ближайший рейс, самый дальний. Без багажа, разумеется. Микроавтобус? Дороже? Конечно, поеду! Платформа 13. Через 10 минут? Замечательно! Успеваю схватить по дороге сок и шоколад. Пять часов пути. Это максимум, если не приспичит выскочить по дороге. Посплю хоть. Пять минут на пронизывающем сыром ветру (надо было взять шарф) – и посадка. Удобное кресло. Глубоко вздыхаю, рискуя расслабиться. Опасный город – за спиной. Приглушенное рычание двигателя успокаивает. Постепенно, провожая взглядом незнакомые улицы, проваливаюсь в мягкий уютный сумрак…
Твою ж мать! Падаю из сна от резкой боли в плече и голове. Не только из сна. Что, черт возьми, случилось?! Подо мной шевелится что-то объемное, мягкое, живое. Стонет. Или это я? Нет. Пробую пошевелиться… Черт! Задохнулась, как от удара в ребра. Стон противней. Срочно встать – теплая мягкая масса подо мной – пассажирка с соседнего сиденья! А под ней – кто-то еще! С трудом поднимаюсь (если можно так назвать полусогнутое-полуползущее положение), стараясь игнорировать боль и как можно меньше касаться стонущих, приходящих в чувство людей, по спинкам кресел выбираюсь из автобуса, лежащего на боку. Вместе с парнем с переднего сиденья (слава богам, кто-то еще способен действовать!) открыли дверь. Он выбрался первым. Следом вытащил меня (черт! плечо!), тут же схватился за телефон – вызвать помощь. Огляываю себя. Вроде, живая. Левая ладонь в крови. Чужой.
То, что могло увезти меня, стало куском металла, лежащего поперек дороги. Застопорившего движение. Нам повезло – очень повезло! – что не придавило дверь. Из кабины выбирается еще один пассажир, основательно помятый, с окровавленным лицом. Матерится, на чем свет стоит. Понимаю!
- Цела? Двигаться можешь? - звонивший обращается ко мне.
- Да, вроде…
Вокруг автобуса галдят, толпятся люди, меня оттесняют прочь. В звучащем болью воздухе разливается запах крови и смерти. Милицейская сирена издалека. Надо поймать попутку, ехать дальше. Прочь из этого города, прочь от обманчивой жестокой красоты. Чуть ли не нагребая ботинками мокрый грязный снег, иду к дороге.
- Девушка, вы из автобуса? Вам надо в больницу!
Нет!
- Вы куда? Идемте, вам помогут! Идем!
- Нет! – уже в голос, отталкивая настойчиво заботливые руки.
- Отойдите! Отпустите ее! – чувствую, как кто-то третий, обнимая, тянет меня совсем в другую сторону. – Эй, парни, заберите!.. Хмурый свет, испещренный каплями дождя, меркнет.
Тусклая лампочка прямо над лицом, вмонтирована в обитый серым велюром потолок. Подо мной – ровная, не особо мягкая поверхность. Ремни безопасности перечеркивают плечи и бедра. Вибрация, шум мотора, неровности дороги. Бутылки, иглы, пластиковые трубки. Белые маски и внимательные глаза. Кожу на тыльной стороне ладони стягивает лейкопластырь. Изнутри в вену упирается игла.
- Все хорошо, успокойтесь, не надо двигаться, – заботливый голос и теплые руки, придержавшие мою. – Вы едете в больницу. Ничего страшного не произошло. Ваши вещи привезут позже. Не волнуйтесь… главное – отдых… и набраться сил… Голос гаснет.
- …Ну, как она? – резковатый женский голос кажется знакомым. Не могу вспомнить. Не могу открыть глаза, чтобы посмотреть. – Скоро?
- Ей бы побыть у нас с недельку. Сами понимаете...
- Я заберу ее вечером. Сегодня. Приготовьте все.
Кто же эта нетерпеливая? Откуда знает меня?..
- …На трассе произошла авария: междугородний автобус, следовавший по маршруту… - пластиковый голос с типичными интонациями вещает о новостях. – …Водитель и 8 пассажиров скончались на месте. Остальные были доставлены в больницу с повреждениями разной степени тяжести… Второй участник ДТП скрылся с места аварии…
Год 2010, 24 ноября
Наконец-то я просыпаюсь, а не выныриваю на минуту из забытья!
Белый потолок. Неяркий свет маленьких ламп по периметру. Удобная постель. Поворачиваю голову. Белые стены, напоминающие что-то. Красивая фактура обоев. Перекатной столик с ящичками у изголовья… Никаких капельниц, никаких белых халатов больше – ничего, даже мебели. Кроме кровати, на которой я лежу, стола и стула в углу у закрытой двери. С моей одеждой. Приподнимаюсь на локтях, оглядывая комнату. Бинты мешают согнуть руки, ноющая боль в плече подтверждает: жива. На мне – чужая белая рубашка. Обычная мужская рубашка, на пару размеров больше. За окном ночь. Кто-то хотел забрать меня отсюда. Видимо, не дали. Что ж, это даже неплохо: спрошу у медсестры, кто. Хоть знать заранее. Тишина снаружи. Тихий звон посуды, неясные голоса. Надо подняться, выйти… Но не успеваю даже сесть: за дверью раздаются шаги, чей-то шепот – и на пороге появляется… Рокси?!
Закрыв за собой дверь, присаживается на стул. Спасибо: пара шагов ближе – и я бросилась бы в окно!
- Как ты? – голос претендует на заботу. По угольной черноте взгляда не понять. Улыбка… а где она?
- Теперь - плохо.
- Ну ты сама виновата, - а вот и улыбка, непритязательно самодовольная.
- Ну, разумеется! – даже не пытаюсь сдержать яд. – И как только игрушка посмела сбежать!
- Умолкни! – она встала, шагнула ко мне.
- Не подходи! – бросилась к окну – и рухнула, не справившись с отвыкшим от таких движений телом.
- Зря, - она спокойно подошла, остановилась в шаге, глядя сверху вниз. Как на саба! Дожили! – Второй раз не сбежишь. И окно, кстати, не выход. Лучше подумай о том, как заслужить прощение Альберта. Он весьма недоволен тобой.
- Прощение?! С какой это стати?! За что?! Это что, я привязывала его? Я его пыталась сожрать?
Она усмехнулась:
- Во-первых, не сожрать. Во-вторых, с сильными не спорят, – она пожала плечом, будто удивляясь незнанию таких элементарных вещей. – Ты сейчас успокоишься, выйдешь к ним – и молча выполнишь все, что скажут.
- Ага, щас!
- Успокоишься. – Рокси чуть склонилась, протягивая руку. – Выслушаешь. Сделаешь. И без фокусов, если хочешь жить. Пока, во всяком случае, шансы есть, - поспешила вселить в меня уверенность.
- Вот спасибо! – игнорируя помощь, не без усилий встаю. – Мне надо одеться.
- Незачем. Идем.
Прихожая, сколько-то дней назад позволившая мне сбежать. Рокси, протянув руку, опирается на край большого зеркала на стене – и то плавно поворачивается, открывая темный проем. Отличная идея для планировки! Мысленно бью по затылку некстати вылезшего дизайнера. И тут же мне самой сильные пальцы упираются в спину, толкая в пугающую темноту. Домина идет следом. Вокруг – черная, непроглядная тишина, глотающая звуки. Под ногами – жесткий ворс ковролина. Спасибо, не кафель, с которого так легко смывается кровь… Несколько шагов – и ее ладонь с силой давит мне на плечо, вынуждая встать на колени. И пробуждая возмущение: да как вы смеете так со мной! Лишь осознание, что с вампирами, действительно, лучше не спорить, заставляет промолчать. И так наскребла проблем.
Шорох обуви по ковру – прочь. Тишина. Мое дыхание, напряженное, временами сбивающееся…
Вдруг загорается, багровой льется кровью, пронизывая воздух, мягкий свет. Неяркий, не имеющий границ, как будто стен обивки черный бархат - лишь переход меж комнатным пространством и непроглядной ночи темнотой, что власть взяла, едва пропало солнце, впустив опасность в мир, а в души - страх. И прямо предо мной из этой тени как продолжение ее текучих форм – двух кресел контуры, как будто близнецы. Но в них, бледны и равно холодны – и так различны Ночи воплощенья!
Соблазн жестокости, очарованье боли – Альберт. Блеск черной кожи, цепи и шипы. Свет – алой кровью на бликующем металле. Любезная улыбка на губах. В глазах – иллюзия сочувствия и нежность. Изящество готично-бледных рук, держащих плеть с небрежностью аристократа. Изысканность давно минувших дней, завернутая в современную обертку. Что истинно: проявленная суть – иль безуспешно скрытая под маской?
А справа, воплощением игры смертей и жизней на фронтах заката - холодный Фир. Меж белоснежных острых уголков рубашки – черная атласная стрела. Багрянцем по каре до самых плеч – кровавый свет, подчеркивая ярость, зажатую в бессмертном кулаке. Закатаны до локтя рукава. Недобрый взгляд. Кривят усмешкой губы. Взбешенный зверь, что, затаившись, ждет момент для смертоносного прыжка.
Черный и белый. Каждый в отдельности – предельный контраст внешности и сути. Но вместе они потрясающе дополняют друг друга, как неразделимое целое. И оба – ждут.
Что ж, я здесь, прямо перед ними. Жертва, пораженная бессмертной красотой, восхищенно затаившая вдох. Напрочь забывшая о том, что в двух шагах на креслах восседают Боль и Смерть. Песчинка во вселенской пустоте. Капелька крови, готовая сорваться с блестящего острия… С каждым ударом еще живого сердца холод волнами катится по телу. Не страх – предчувствие. Сумасшедшее напряжение и… обреченность. Теперь – все. Будет так, как пожелают они, но не я.
- На правах хозяина, я задам вопрос первым, – ранее располагавший к себе, голос Альберта официально-холоден. – Ты – донор?
Я не знаю. Я могу только предполагать, опираться на твои слова, не более.
- Да.
- Добровольный?
- Да.
- Кто твой хозяин?
Гордость возмущенно вскинулась: я не вещь! Если и даю кому-то властвовать – то исключительно в рамках моего собственного желания! И сейчас, сидя перед ними на коленях, должна унижать себя подобными признаниями?! Да ни за что! Но… с другой стороны, откуда мне знать, какой смысл они вкладывают в это слово? Может, просто термин, обозначение статуса, лишенное эмоциональной окраски… Черт!
В темных глазах Альберта – холодная сдержанность, злое предвкушение триумфа – в серо-ледяном взгляде Фира. Дать ему повод еще раз?.. Ну, уж нет!
- Если хозяином вы называете вампира, которому…
- Имя! – Альберт явно не расположен к пространным философским беседам – не на них будет потрачена эта ночь.
Пауза. Сердце – во мрак, куда более глубокий, чем можно представить.
- Виталий, – голос едва звучит. В какой мере я подставляю тебя? Прости!
- Кто он?
- Откуда ей знать? – провокационно вставляет Фир.
- Не знаю. Художник.
Испытующий взгляд Альберта впился в мое лицо. Или прямо в сознание? Давай, смотри! Мне скрывать нечего! Но через секунду недоверие его сменилось интересом, совсем другим, нежели к объекту вины.
- Почему ты согласилась?
- А ты не можешь прочесть сам? – не удержалась от язвительной насмешки.
- Отвечай!
Память выдала череду картинок, раскрашенных чувствами во все цвета радуги. И ахроматической гаммы. Реплики, услышанные и произнесенные, собственные мысли, оценки, планы, выводы, анализ происходившего... Неужели все это надо рассказывать?! Я не хочу! Их это не касается. Нужна причина… Самое простое для осознания – но так трудно произнести! Сокровенное и необъяснимое.
- Он… - бросила неуверенный взгляд на Фира, вспомнив его попытку отобрать меня, действительно, как вещь, – понравился мне.
Тот зло расхохотался.
- И ты вот так запросто решила поделиться кровью с вампиром? – Альберт, чуть подавшись вперед, опершись локтем на колено, прищурился, ожидая любопытных объяснений.
- Он не спрашивал. Сначала. А потом… да, - жаркой волной хлынуло на лицо смущение.
- Что ты делаешь здесь?
- Отвечаю на ваши вопросы.
Очень остроумно! Пальцы немца, сжатые в кулак, тихо хрустнули. На лице Альберта мелькнуло что-то вроде восхищения. Показалось.
- Зачем ты приехала в Омск? – перефразировал он вопрос.
- Ищу… - как же ответить, не произнося ни имени, ни слова "хозяин"? – Ищу его.
- Почему здесь?
- Не знаю. Наугад.
- Неосознанно следует зову, - презрительно бросил Фир. – Заметь, он идет по нашим территориям.
Альберт едва заметно кивнул:
- Возможно, он тоже ищет тебя, - многозначительно помолчал, наблюдая мою реакцию. – Но есть определенный долг. А долги следует отдавать. И пока твоего художника здесь нет – расплачиваться за свои ошибки будешь сама.
С тонкой полуулыбкой он встал. Плеть черной змеей соскользнула с колен, протянулась до пола. Черт меня дернул вскочить тоже – быть на равных, иметь больше шансов защитить себя.
- Сидеть! – внезапно громкое шипение Фира прозвучало над самым ухом, задевая мертвенным дыханием, лед пальцев сдавил шею, пригибая, вновь заставив рухнуть на колени. – Обещаю: я буду нежен! – прошептал, усмехнувшись.
Ладони его, став мягче, заскользили вниз, к локтям. Напряжение судорогой прошлось по телу, замерло где-то в груди. Сведя мои руки сзади, Фир рывком поднял меня. Два щелчка – и пальцы его сменились жесткими полосками металла. Два вынужденных шага назад, тихий звон – и я прикована к цепи, судя по всему, натянутой между полом и потолком.
- Жаль, он не научил тебя учтивости, - крутой изгиб плети уперся мне в подбородок, подтолкнул лицо вверх. Каким контрастом звучал теперь заботливый, почти ласковый голос Альберта! – Придется в качестве компенсации отдать тебя саму.
И фетишный красавец, протянув девайс второму, вернулся в кресло. Удобно расположился, закинув ногу на ногу, приготовившись наблюдать.
Слезы? Мольбы? Воззвания к жалости или благородству? В равной степени бессмысленны и противны. Ничего не изменить – только выдержать достойно. И если хватит сил – выжить. Вопреки всему – выжить! Упрямство поднимает голову.
Холод вампирьих рук сквозь тонкий хлопок тянется к ребрам, скользит по груди. Почти ласково заключив меня в объятья, Фир расстегивает пуговицы на рубашке, одну за другой. Неторопливо. Едва слышно звучат немецкие слова… Пальцы аккуратно заныривают под воротник, слегка царапая шею, сталкивая рубашку с плеч. Заставляя нервно вздрагивать от малейшего движения. Легкий жест – и она соскальзывает вниз, безжизненным лоскутом повисает на скованных запястьях. Скользящее прикосновение прохладной ткани к обнаженной, такой чувствительной коже… А за гранью его – сильное, выносливое тело полуночного охотника. Прижимается к моей спине, вдоль хребта вдавливая цепь. Взяв пальцами, Фир поворачивает мое лицо к себе, склонившись над плечом – целует насильно, не давая отвернуться. Отчаянно противоречивы желания "чужого мазохиста", сознание и тело – не в ладах. Смущение, протест, стыд, возбуждение, неприязнь, страх перед неизвестным… все – в обжигающий коктейль. Выпитый залпом, он вместе с кровью растекается по телу…
- Мы не закончили, - напоминает Фир с многообещающей угрозой, за бедра тянет к себе. Мстительно смеется, видя, как безуспешно я пытаюсь убрать ладони, не дотрагиваться до него.
- И не закончим! – рывок всем телом прочь.
Резкая боль в плечах, в запястьях – и вспыхнувший, потекший вверх по бедрам огонь! Ногти вампира раздирают кожу, прокладывая алые следы. Едва удержан крик. Воля – на грани слома. Пальцы, вжимаясь, безжалостно лаская, скользят по ранам, размазывая кровь. Не позволить себе поддаться им, не упасть…
Стальная дрожь. И снова, снова боль
терзает нервы, тело. Я невольно
прогнулась, не сдержала шумный вдох,
прерывистый, предательски звучащий
страданием – и вожделеньем, страстью.
По коже, скапливаясь в ручейки - тепло,
дорожки алые сквозь головокруженье.
Бессмертных пальцев жесткие оковы –
на бедрах. В кулаках – стальная цепь,
иллюзия единственной опоры.
Держись! Дыши! Молчи! Не смей упасть!
Но взгляд напротив - полон любопытства
садистского и яда – взгляд вампира,
кровавый ставящего здесь эксперимент.
О, как он щедр на огненные ласки!
Как жаждет каждый следующий миг
залить жестокой мукой – через край!
Ближайшая граница моих терзаний –
смерть.
Или рассвет.
Лицом к лицу с воплощением насилия. Будто отражение моих – его глаза, темно-серый лед. Фир прижимает меня к себе, крепко держа за поясницу, пугая, отталкивая и почти что подчиняя контрастом его безграничной силы – и моей обнаженности. Снова целует… Я не в силах противиться. Измученная, подаюсь навстречу, проклиная себя и всех вампиров, этих коварно-соблазнительных убийц. Сознание рвется прочь, оставляя лишь темноту и боль. Утратив интенсивность, последняя становится приятной. Атласное скольжение по телу – и нежностью манящие укусы… Но это – игра. Жестокая чувственная игра, в которой всегда будет только один победитель – вампир. И он заботливо обнимает меня, ласкает спину… А в следующий миг – рвет на ней кожу, медленно и методично… Задыхаюсь. Безвольно падаю в его руках...
…Свет красных ламп. Смазанные пятна крови. Безжизненные волосы багрово-черными штрихами пересекли лицо. Дрожь обнаженных плеч. Рваное дыхание. Блеск стальных звеньев за спиной. И снова – нежность. Нестерпимо мучительная. Фир соскальзывает вниз, поцелуями собирая кровь. Ласкает языком истерзанное тело, вздрагивающее от каждого касания. Резко поднявшись, тянет меня верх. Щелчок – и один шаг к свободе… Или наоборот – к реализации его желаний?! Аккуратно опускает меня на пол. Как точен психологический расчет! Благодарность за временное облегчение переполняет – я почти готова целовать в ответ… и уж точно – не сопротивляться!
Но память о тебе – возобновляет боль, втискивает ее в самую душу, разрывая. Зачем? Для чего ты пришел ко мне? Зачем я тебя?.. Холодный поцелуй, пьющий дыхание – ледяные пальцы, сжимающие сердце в кулаке.
…Сильная ладонь под головой, удерживает на весу. Холодный гладкий полукруг прижимается к губам – тонкий край бокала. Не в силах думать и сопротивляться, безразлично пью. Жгучая жидкость наполняет рот, устремляется в горло. Закашлялась. Та же рука помогает сесть. С трудом открываю глаза... Это мой мозг так искажает действительность, или?.. Красная пелена не спешит рассеиваться, как и полумрак. Теплая улыбка на бледном аристократичном лице, пристальный взгляд прекрасных темно-карих глаз... Пальцы, едва касаясь щеки, аккуратно отводят с лица слипшиеся пряди.
- Ты сильная. Это хорошо. – Альберт заботливо приобнимает меня за плечи. Голос его мягок и уверен. – Продержишься до утра…
Нахлынувший вместе с пониманием смысла ужас окатил холодом.
Подхватив бокал, вампир вернулся в кресло. Соседнее снова занимал удовлетворенно ухмыляющийся немец.
Приглашающий, не лишенный снисходительности жест, не предполагающий возражений.
Не понимая, смотрю на Альберта. Постепенно доходит: мое место – перед ними, на полу, в смиренно-подчиненной позе. Ага, щас! Сколько можно мной командовать?! Нет, я, конечно, понимаю: не время упорствовать. Себе дороже. Но я не могу заставить себя сделать это! Да, собственно, и не хочу. Ну что это изменит? Они же все равно найдут повод. Минутой раньше, позже – какая разница? Честно пробую представить, как поднимусь… Ха. А дальше? Ползти в их сторону на коленях? Ни за что! Подойти нормально, а потом покорно опуститься? Ждите!
Остаюсь на месте. Под пристальными взглядами. Абсолютно не способная пошевелиться, ибо любое, даже самое незначительное движение должно быть продолжено, а приемлемых вариантов – ноль.
- Она ничего не делает сразу, – шипящий голос ядовитой змеей прополз сквозь тишину.
- Значит, урок не был усвоен. Я сам, – Альберт поднялся, на доли секунды опередив немца. – Я надеялся найти в тебе благоразумие, – последние слова предназначались уже мне.
Молча приблизившись, протянул руку. Первая мысль – подняться самой, демонстративно пренебречь. Но тут же вспомнилось, каким заботливым он был минуту назад. И как танцевал со мной... улыбался… Рука сама поднялась навстречу… и замерла. Это же он спокойно, как само собой, выпил Макса!
Поздно. Изящные пальцы сомкнулись на моем запястье, потянули вверх. Высоко вверх, к потолку. Мгновенно сообразив, что там может ждать, рванулась из последних сил. Упала. Бросилась к выходу. Где выход?! Не успев сделать и пары шагов, грохнулась на спину – он поймал меня за волосы, не оставив ни шанса.
- Что за дикий зверек! – не успела поймать его эмоций – слишком быстро мелькнули, уступив холодному расчету.
Захватив пряди сильней, властно развернул меня к себе, посмотрел в глаза. Ни слова. Но чтобы выразить, сколь мало осталось его терпения, слова не нужны. Хочешь быть наказана? Будешь! Швырнул меня на пол лицом вниз. Содраны ладони, локти, щека. Стальная змейка, звякнув, соскользнула с холодного запястья, восьмеркой обвилась вокруг моих щиколоток, стянула, вонзившись звеньями, больно вжав косточками друг в друга. Защелкнулась на карабин.
- Нет! Пусти! – извиваясь, пытаюсь выползти из-под него, вырваться из оков.
Шипящий смех.
Рывок – и руки вздернуты вверх. Металл наручников вонзился в кожу. Не дожидаясь, пока я соизволю встать, Альберт, поднявшись, тянет меня следом. Ободраны колени. Пальцы судорожно хватаются за цепь, срываются, ломая ногти, – и ищут опору снова. Только бы удержаться, прекратить эту боль! Пол – раскаленные уголья. Но кого волнует? Он тянет меня куда-то к стене… Чертовски далеко! Мне не преодолеть этот кровавый полумрак. Я не хочу, я не могу больше! Тело безвольно прогибается, удерживаемое лишь полосками металла. Горячая струйка из-под режущего края, неровной алой полосой сквозь сознание – до локтя... Боль сильней – Альберт, обернувшись, удивленно приподнимает меня.
- Вставай! – тянет вверх.
Но это выше моих сил.
И еще несколько шагов к стене. Последних шагов. Слившихся в моем сознании в один пульсирующий ком боли, напряжения, отчаяния и желания не быть. Внезапно навалились смертельная усталость и безразличие. Лицом к стене… и руки к небу… Спасительная темнота…
Зачем?.. Зачем снова заставляют жить?! Уже знакомый вкус возвращает меня в руки бессмертных. На сей раз заставляют выпить все. Холодная рука ласково гладит спину вдоль позвоночника, придавливая меня к стене. Жестоко безразличный камень под слоем бархата. Как символичен контраст! Легкое касание губ к плечу – вздрагиваю от нежданного поцелуя. Ледяные стрелы пронзают грудь, ломаются. Осколки нервной дрожью – по всему телу. Кто-то отступает на шаг. Едва касаясь, кончиками пальцев проводит по спине, будто наметив эскиз… Молчание. Секундное облегчение сменяется беспокойством. Что теперь?! Это не конец! Как болят запястья! Нащупав-таки цепь, подтягиваюсь. Так немного легче. Тишина. Тело становится до одури чувствительным, каждая клеточка жаждет стать глазами. И считает секунды. Расслабиться… Нет, не могу. Слабая надежда едва приподнимает голову: а может, они ушли? Может…
Свист! Жгучая боль рвет вдох, огнем прочертив спину! Бросает, выгнув, тело вперед, ребрами на неумолимую черноту. "Продержишься до утра"! Новый удар рассекает сознание сумасшедшей узкой болью, заставляя все тело содрогнуться, вжаться в стену. Резкий выдох, прикушенный крик. Нет! Я не доставлю такой радости! Кончики холодных пальцев касаются пылающих рубцов. Чувствую рельеф собственной кожи, контраст температур… Это могло бы быть приятно, если б… если бы не было так больно! Убрав руку, Альберт (по деликатности я понимаю – он) делает шаг назад – и плеть прокладывает новый след, рядом с предыдущим. И сразу – еще один! Рефлекторно тяну колено к груди… черта с два! Браслет отлично справился с задачей, надежно удержав. Вдруг в полной мере окатило понимание, что абсолютно не способна защитить себя! Ни защитить, ни увернуться от удара, ни даже просто сдержать реакцию. Волна отчаяния, беззащитности и страха. Дыхание неуправляемо. Я слышу лишь его – и тяжелые удары сердца, гулкие, чуть не бьющие меня о стену. Жар растекается по спине. И – ожидание. Вот-вот, сейчас… Я почти готова принять… Но ничего не происходит. Желание оглянуться через плечо – невероятно. И в то же время – видеть их не хочу.
Бесконечная минута бездействия. Вторая. Тишина. Ровнее вдох. Пустота вокруг. Что здесь реальность? Холод в немеющих пальцах. Он пробирается по коже, по венам… минует окольцованные липкой сталью запястья, подкрадывается все ближе к сердцу… Напряжение со спины уходит. Неохотно, рывками, будто его по кусочкам отдирают от мышц. Откуда эта дрожь? Не могу расслабиться. Но так устала ждать! Убеждаю себя, что все позади. Им надоело. Или ночь подходит к концу (о, призрачная надежда!)…
Раз! Возникшая из ниоткуда плеть со свистом впивается в тело. Раз! И оно вновь содрогается от боли и напряжения. Раз! И дрожь больше не проходит, вырывается на поверхность, абсолютно бесконтрольная, негасимая, очевидная для всех. Кажется, я уже никогда не смогу владеть собственным телом. Только наблюдать и чувствовать. И еще – раз! Прогибаюсь, запрокинув голову. В ушах – собственный крик. Пальцы – вразлет – и края наручников под весом тела еще сильней врезаются в кожу, вызвав новый ток крови. Только чувствовать и наблюдать. Как странно, непривычно – и как… больно! Привкус крови в горле. Все тело – безрассудно живой комок оголенных нервов. Судорожно вздрагивает от падающих на него ударов. Пробует уклониться… или уже нет? Спина полыхает огнем. Каждая новая полоса – обжигающий лед, неизбежно вливающийся в этот убийственно красивый танец…
Нежное касание заставляет вздрогнуть сильней, чем непредвиденный удар. Кто из них? Влажными поцелуями неторопливо поднимается вдоль позвоночника. Обхватив ладонями за пояс… Каждый поцелуй – взрыв в сознании. Не боль, не страх, но… Я не способна распознать в этом клубке отдельных чувств. Вскрикнув, невольно прогибаюсь, стараясь отстраниться от этого чересчур долгого – горячий рубец задержал вампира - тот медленно прочертил его языком, напомнив о недавнем истязании. Но вот снова движется вверх… обнимает… прижимается всем телом к иссеченной спине… Фир! Почти стон… в котором боль сплетается с необъяснимым отвращением – и ненавистью. Обхватив меня еще сильней он нежно кусает шею. Острые клыки медленно, неотвратимо вдавливаются в еще живую, пульсирующую плоть. Ни звука – лишь дыхание стало медленным и еще более неравномерным. Выдох, выдох… Руки его скользят вниз, с силой притягивая меня, сливая два тела в единое целое… Укус! И сразу же – еще, превратив вампира из нежного любовника в ярого хищника, терзающего добычу... Взвившись в высоту – уходит боль… Вместе с кровью – утекает страх и беспокойство… Чьи-то руки снимают оковы… Шаг назад… Фир обнимает меня, не прекращая восхитительно-смертельный поцелуй. А мои руки – в заботливых ладонях Альберта. Держит бережно…
- Все позади… - первые слова, в которые так захотелось верить! И я – поверила.
***
Как же осточертело просыпаться хрен знает во сколько, хрен знает где и хрен знает зачем!
Смотрю сквозь белый потолок. Ощущение полной разбитости компенсируется ноющей болью по всему телу, довольно сильной, но приятной. Еще более приятной от осознания, что жива. Плюс парочка таких ночей – и можно сказать, жизнь прошла не зря! Доброе утро, мазохисточка! Куда нам без сарказма! Вытягиваю руки над головой, упираюсь в стену. Мышцы сопротивляются движению. Шершавая простыня царапает и без того замученную спину. Собрав всю волю в кулак, преодолевая боль, переворачиваюсь на живот. Вот так – гораздо лучше. Что теперь? Помнится, не только спина пострадала прошедшей ночью. С трудом приподнимаюсь – оглядеть себя. Ни царапины на теле, только просвечивают сквозь бледную кожу едва заметные кровоподтеки. И память с трудом – но ярко воспроизводит все, что происходило несколько часов назад. Но суть не в этом. Надо… надо себя куда-то деть. Отсюда. Нафиг нам вторые дубли.
Однако тут же всколыхнулись сомнения: не хочется? Ты вспомни, как он обнимал тебя! Вспомни, каким чудесным был его поцелуй, уносящий все проблемы далеко-далеко… Этого еще не хватало! Сомнительный соблазн. Соблазн?.. Нет, не хочу! Вот если бы это был… Испугалась собственных мыслей. Но патологическая честность заставила вернуться к ним и попытаться решить этот вопрос: чего же я хочу от тебя? Зачем ищу тебя?..
- А, проснулась! Доброе утро! – внезапно прорезавший тишину голос Рокси испугал меня. Я даже не заметила, как она вошла! Но солнечный свет за окном служил гарантом безопасности. – Видишь, достаточно было принять их волю.
Скривилась презрительно, в том числе от боли.
- Давай свою спину, намажу, - показала она мне тюбик с каким-то кремом.
Как странно видеть эту властную красавицу в роли сиделки! А впрочем… она же подчиняется Альберту. Буквально расцветает, когда он обращается к ней. Вот и теперь, наверняка, выполняет очередное его поручение. Пусть выполняет, не буду ей мешать. Опускаю голову на руки, предоставляя себя в ее распоряжение.
Рокси уверенно уселась рядом со мной, осторожно прикоснулась к спине.
- Эй! – оказалось, больно.
- Не вопи. Красивая спина тебе еще понадобится, – она стала наносить крем, жутко холодный. Впрочем, он быстро согревался и впитывался в кожу, успокаивая ее, снимая боль.
- Спасибо.
- Вот теперь – вставай. Умываться - и завтракать. Рубашку накинь, - подсказала, увидев, как я потянулась за водолазкой.
Но даже это оказалось непросто - тело отказывалось слушаться, каждая частичка его отзывалась утомлением и болью.
На кухне ждал завтрак и пара бокалов красного.
- Выпей, - несколько резкий приказ.
- Вино? – не спор, всего лишь уточнение.
- Лучшее, что смогла заказать.
Повертев в пальцах бокал (не такой ли касался моих губ прошедшей ночью?), осторожно пробую. Прохладный терпкий вкус винограда. Приятный. Согревающий горло. Пары глотков более чем достаточно.
- Не понравилось? – недоверчивое удивление на красивом, старательно прорисованном лице.
- Понравилось. Только я не пью.
- А мясо ешь? – с усмешкой.
- Если оно не шевелится, – парировала в тон ее настроению. Угадала.
- Скажи, - в черных глазах Рокси засветилось любопытство. – Они тебя… оба пили?
- Не знаю. Пока жива.
- Жива… - эхом повторила она, рассматривая вино в своем бокале на просвет. – Интересно, каково это…
- Быть живой? – я не удержалась от усмешки.
- Всегда живой. Вечно, - задумавшись, она вдруг погрустнела.
- Может, это не так уж и хорошо – быть вампиром, – ворчливо предположила я.
- Тебе откуда знать! – бросила Рокси раздраженно.
Диалог прервался.
Опять одна. Рокси, швырнув резкое "можешь уходить", хлопнула дверью.
Всего два слова. Но они обрушились на меня гораздо сильнее, чем все произошедшее. Два слова – и я сижу за барной стойкой, сжимая ладонями бокал и машинально делая глоток за глотком. Нет цветов, нет вкуса. Не ощущаю запаха… И вчерашняя боль - так ничтожна! Все поглотила черная, сосущая пустота. "Можешь уходить", – и я уже не человек с собственной волей, чувствами, желаниями. Нет. Вещь. Брошенная кукла. К чему? К чему все это было?! Поиграть, сломать – и только? Наивная! А чего ждала? Что еще от тебя может быть нужно вампирам? Надоевшая игрушка. Красива, но больше не нужна. Не нужна! Четкое осознание бьет сильнее сотни плетей! А чего ты хотела, дурочка? Всего лишь смертная. Всего лишь кровь. Не более. Но…
Неужели они все – так?! Я не верю. Не хочу верить. И Фир, погнавшийся за упущенной добычей. И Альберт, соблазняющий ради одной ночи. И… Нет! Я не хочу ставить твое имя в один ряд с другими! Но сомнения… Проклятые сомнения разбивают душу. Неужели и ты – тоже… ради… Огромный ком в горле не дает допить вино. Держу бокал перед лицом, смотрю в пустоту. В зияющую пустоту внутри себя. Я не верю! Не хочу! Ты – не такой!.. Но холодная, безжалостная логика неумолима: "Доказательств – нет".
Хруст, боль, осколки,
смесь вина и крови.
В моих ладонях – сломанная жизнь.
И то,
что называла я любовью,
не вверх взмывает,
а несется вниз тяжелым камнем,
падает на сердце,
и – алый дождь.
И обреченный стон.
Мне никогда уже не отогреться…
Ну и к черту все! Смотрю на изрезанные ладони. Слизываю кровь с правой… Да что ж я делаю?! Проточная вода смывает раны от чрезмерных чувств. Пока руки не начинают неметь. Ах, белое полотенце? Отлично! Сжимаю его, оставляя розовые пятна. Пусть. Болят? Не важно. Одежда, тщательнейший макияж… Я буду красивой! Я должна быть живой – и красивой! Вопреки всему! И я – буду!
Мерзлая земля на газонах неотличима от асфальта. Онемевшие бесчувственные пальцы судорожно стискивают края расстегнутого пальто. Дерзкий ветер изо всех сил старается сдернуть его с тонкой фигурки, распахивает, поднимает полы. Треплет спутанные волосы, бросая то в сторону, то на лицо… Сосредоточенное, упрямое и – потерянное. Смерзшиеся черными иголками ресницы. Ледяные дорожки на холодной щеке. Застывший взгляд полон горечи и боли, но гордо устремлен вперед, с отчаянным вызовом всему, что встанет на пути. Одна лишь цель: прочь, прочь отсюда! Как можно дальше. И – живой! Обреченность идет по следу. Пронизывающий холод снаружи. Ледяная пустота внутри. Я найду! Я все равно найду тебя! Черт бы побрал эту нежить! И каждый порыв ветра безжалостным клинком рассекает окровавленное сердце.
Все брошено. Потеряно все. Ночь не имеет больше смысла.
Год 2010, 1 декабря
Почему я еще в этом городе? Время заледенело. Пространство засыпано белым, втоптанным в мерзлую грязь. Я не знаю, который день меняю место сна. Которую по счету ночь пересекаю по снежным улицам. Ни цели, ни смысла. Лишь ожидание. И – негасимое желание найти. Только вот… что найти – будто забыла.
Пушистые хлопья падают из темноты. Доверчиво ложатся на ладонь – и плавятся, растекаются прохладными слезами. Странная безмятежность. Центр города безлюден и тих. Я не люблю зиму. В принципе. Но есть отдельные моменты, когда забываешь, что зима. Поднимаешься над телом и видишь: все вокруг – цельный мир, часть Космоса, твоя Планета. Звенящая и искрящаяся днем. Глубокая и молчаливая, поражающая вселенской бесконечностью – ночью. Снежинки в небе – мириады звезд, сквозь которые ты совершаешь свой головокружительный полет…
Я наблюдаю.
Шум мотора, хруст приминаемого снега. Черный "BMW" тормозит в шаге от меня, чуть впереди. Распахнута передняя дверь.
- Садись!
Давно уже не пугаюсь подобных вывертов со стороны мужчин: самцы, что с них взять… Но голос! Будто вспышка, зажегшая в ночи живое пламя. Я знаю его! Не раздумывая, сажусь в салон, подобрав пальто, захлопываю дверь. Машина с места набирает скорость. И лишь теперь я поднимаю взгляд.
Улыбка, полная очарования, белоснежный блеск клыков, удовольствие в глазах. Аккуратно уложенные волосы, черная рубашка с пышным жабо оттеняют бледность кожи. Рыцарь Ночи двадцать первого века во всей красе. Ухоженные кисти рук в перчатках скрыты под шелковыми воланами манжет. Альберт легко ведет автомобиль, придерживая руль лишь кончиками пальцев. Почти не смотрит на дорогу.
- Я думал, ты уехала из города. Где теперь?
- Нигде.
- Вот как? – он оценивающе смерил меня взглядом. – В таком случае, у меня к тебе предложение.
- Развлекать вампиров? – язвительно и горько усмехнулась.
- Не совсем. Я был бы тебе весьма обязан, если поможешь кое с чем в клубе. Завтра, – взглянув мне в лицо и заметив явное недоверие, добавил: – Мне, действительно, нужна твоя помощь. Ну, правда!
До чего же они могут быть человечны, когда захотят!
- Где-то я это уже слышала, – сомнения, сомнения... А ведь так еще не поняла, что делаю в этом городе, кого ищу.
- На сей раз никаких притязаний с моей стороны. Обещаю. Только работа, причем, приятная.
- Угу. А если не справлюсь – ты меня… как Макса.
Снисходительная улыбка Альберта не менее соблазнительна, чем любая другая:
- Уверен, справишься. И станешь прекрасным украшением вечеринки. Я хочу, чтобы ты потанцевала в Клубе Теней в завтрашнюю ночь. Чтобы нравилась моим гостям. Полагаю, не один из этих готичных мальчиков захочет сопровождать тебя. Весь вечер – в твое удовольствие.
- В чем подвох?
- Ни единого, - плавным движением руки он развернул машину на перекрестке. – Но к полуночи я прошу привести одного из них ко мне. Туда, где я познакомил тебя с Рокси. Дорогу, полагаю, помнишь.
- А если он не пойдет?
- Сомневаешься в своей соблазнительности? Напрасно. Но, в крайнем случае, заменишь его, – слова вампира буквально сочились любезностью. – Собой, разумеется. Можешь не отвечать, я и так вижу, что согласна. Это всего лишь работа, которая будет оценена по достоинству.
- Почему я? А как же Нина? Разве она не может делать для тебя то же самое?
Альберт вдруг резко крутанул руль, уводя машину во двор. Припарковался. Проигнорировав вопросы, помог выйти из салона, галантно открыл передо мной дверь клуба, пропустил вперед. Обольститель.
Год 2010, 2 декабря
Да, я согласилась. Деньги, коих так не хватало, и жилье, и желание хоть какого-то покоя, какой-то определенности, и, что важнее, востребованность, которая почему-то радовала меня. Не смотря на риск, неизбежно связанный с не-живыми. Несмотря на принадлежность тебе. Но главной причиной моего согласия было не это. Предчувствие чего-то важного, решающего, что вот-вот должно произойти. До боли знакомая ледяная дрожь в груди. Что-то случится сегодня. Уже сегодня. От этой мысли я не находила себе места, хотя отлично знала, что и как следует делать. И главное, первостепенное задание – выспаться – было провалено.
Стук в дверь отвлек от размышлений. Да, в дверь. Альберт оказался настолько любезен (или заинтересован в результате, что вероятней), что выделил мне комнату. Видимо, одну из приватных зон клуба. Бордово-бежевые обои в классическую узкую полоску, мягкие кресла, диван у зашторенного окна. Чайный столик, трюмо, резная ширма. Шелк, велюр и натуральное дерево. Мягкий длинный ворс светлого ковра. Обстановка просто роскошна.
- Да?
- Разрешите? – в комнату заглянул худощавый парень (тот самый скелет из гардероба, выдавший мне номерок), держа в руках черно-красный ворох. Неловко улыбнулся. – Вот. Альберт сказал передать это вам. Чтобы вы выбрали себе наряд на вечер.
Он положил одежду на подлокотник ближнего кресла. Вспыхнули воспоминания о ночи с Альбертом и немцем.
- Спасибо, - искренне надеюсь, что персонал клуба не в курсе похождений хозяина.
- Вы, наверное, голодны. Что-то заказать для вас? У нас, к сожалению, только бар… - склонился, блеснув белоснежным бейджиком. "Евгений".
- А кофе в вашем баре есть?
- Конечно!
- Чашечка кофе с шоколадом меня бы устроила.
- Конечно.
- Благодарю, Евгений, – улыбка и учтивый наклон головы. С этого момента нужно держать марку. Игра началась.
- Через пять минут все будет. Я скоро. И… простите… думаю, вы были бы великолепны в красном, – смущенно договорил он и скрылся за дверью.
Думаю, я была бы великолепна живой. Пять минут? Это не так уж много. Дождусь, а потом переоденусь. Так, что здесь? Перебираю платья. Что-то почти классическое узкое, черная лолита, фетишная кожа… А гардеробщик прав: лучшее – цвета вина, с серебристой кружевной отделкой. Аккуратно откладываю его в сторону. К нему находятся перчатки, несколько пар чулок на выбор, изысканное белье… Альберт с удивительным знанием дела и эстетством позаботился о наряде, будто давно планировал. Но, может, это тоже для гостей – особых? Хотя… Прикладываю платье к себе, примеряясь. Вряд ли у него много гостей с такой фигурой. Что ж, может, все не так уж плохо. Танцевать в готическом клубе под отличную музыку, в роскошном наряде, имея полную свободу действий… Стоп! Размечталась, тоже мне Золушка. Далеко не полную. Ты – приманка, ловушка для юнцов. А если нет – жертва. Веселая альтернатива, не правда ли?
Внезапно обрушилась, будто лавина, мысль: а ведь там может быть Фир! Я была уверена, что он оставил свои притязания, но… есть ли для такой уверенности основания? Сердце заколотилось гулко и сильно, накатывая беспокойство волну за волной.
- Арахна? – голос за спиной выводит меня из ступора, заставляет обернуться.
- Да-да, входите.
- Я, все-таки, рискнул заказать вам ужин, – Евгений ставит поднос на столик. Заметив отложенное платье, невольно улыбается.
- Спасибо. Скажите, а Альберт ничего не говорил о… самом мероприятии?
- Мне – только в рамках моих обязанностей. Но обычно вечеринка начинается в одиннадцать. На открытие будет живая музыка. Так что… если не хотите пропустить самое интересное – выходите через полчаса. Об оплате в баре не беспокойтесь, все предусмотрено. А я должен идти, извините.
Еще раз улыбнувшись, оставил меня одну.
Он прав, лучше успеть к началу. Чем раньше я появлюсь в зале, тем больше шансов найти кого-нибудь. Боги, как можно рассуждать с таким цинизмом! Но что мне остается? Сразу пойти к нему? Мол, извини, дорогой, но я не могу подставлять невинных мальчиков, возьми меня. Он-то возьмет, вне всяких сомнений… Только вот, что от меня потом останется? А все-таки: почему ничего не ответил насчет Нины? Не доверяет ей? Или бережет, не хочет втягивать в это? Или… ее уже и в живых-то нет? Лучше не думать.
Среди коробочек с заказанной едой – салат, фрукты, что-то из мяса. Заставляю себя поесть. С гораздо большим удовольствием принимаюсь за кофе, не давая остыть. А потом моим вниманием завладевает зеркало.
Результат двадцатиминутных стараний нравится даже мне. Корсет с двойной шнуровкой спереди, расшитый бисером и серебристым сутажом, стягивает грудь, делая из меня мальчишку. Длинная юбка облегает бедра, книзу расходясь воланами, ласкает колени и лодыжки. Высокий разрез спереди, теми же воланами прикрытый, при шаге чуть распахивается, дразня, соблазняя резинками ажурных чулок. Перчатки зашнурованы до самых плеч, тоже украшены узорным серебром. Нашлась даже заколка для волос, с черными цветами. Только одну прядь я оставила змеиться вдоль позвоночника. Вот, чего не хватает – так это обуви. Где остались мои босоножки, уже и не соображу. Отведя назад юбку, оглядываю ступни. Маленькие, аккуратные… Конечно, мне однажды приходилось танцевать на концерте босиком, но там был ковролин…
- Великолепна! – голос за спиной заставляет вздрогнуть, обернуться. – Даже я соблазнился бы, - довольно улыбаясь, констатирует Альберт, подходя ближе. Прохладой пальцев касается открытой шеи, обнаженных плеч… Проводит ласково. Края его шелковых манжет едва касаются кожи, разгоняя мурашек. Он сегодня тоже аристократ, но с прической в лучших традициях "Oomph!".
- Есть еще кое-что для полноты картины, - целует меня в плечо и сразу отпускает. – Примерь.
Следую взглядом за галантным жестом. В кресле – пара чудесных туфелек. Почти классические лодочки с тонкими двойными ремешками вокруг щиколотки. Серебристый блеск кружева по краю. Шпилька окована резным металлом. Какая красота! Надеваю. Размер в размер. Колодка не особо удобна, но ночь продержусь. Зато как они подходят к платью!
- Благодарю, - опускаю взгляд, осознавая невероятную наивность восторгов.
- Не забывай: мне нужен результат, – бархатный голос и стальные интонации. Он неподражаем!
Еще раз оценивающе оглядев меня, Альберт улыбается. Молча достает из кармана атласную ленту, завязывает на моей шее бант. Булавка вроде галстучной, с изящной серебряной подвеской, пристраивается на узле, поблескивает кроваво-алыми гранями страз.
Инструкции, выданные им, просты: явных тематиков не трогать, на девушек не реагировать, из компании жертву не выбирать. Предпочтение – одиночкам и новичкам, нуждающимся в поддержке. Избранника увести за столик, заказать коктейль "Альбертино". Самой из клуба не выходить. И, разумеется, строгая секретность задания.
- И помни: лучше позже, чем никогда, – добавил он с очаровательной улыбкой. – Однако Ночь не станет ждать. Что же касается внешности… Твоему вкусу я доверяю. Иди, насладись жизнью.
Вслушиваясь в музыку, с каждым шагом волнуясь сильней, выхожу в зал. Невольно ищу знакомые лица. Бармены не загримированы, но безусловно готичны. Им меня узнать гораздо проще. Обменявшись взаимными взглядами, как ни в чем не бывало, вернулись к работе. Я отхожу немного в сторону, ища свободное место у стены. Со сцены доносятся первые аккорды. Самих музыкантов разглядеть сложно: тонкая металлическая сетка, отделяющая их от зрителей, бликует в багровых лучах прожекторов. А вот народу сегодня на удивление много, и не только готов. Что ж, тем лучше, больше шансов отыскать подходящего. И у меня на это – час. Просто квест какой-то в компьютерной игре. Ужаснулась бы собственным мыслям, но рассуждать некогда. Мощная волна живого звука выплеснулась на публику, захлестнула – и утянула всеобщее внимание вслед за собой.
Несколько шагов к танцполу. Стайка подростков расступается, пропуская меня в середину зала. Дальше не пойду. Слушаю музыку, улавливая ритмический рисунок, внутренним движением пытаюсь компенсировать нервозность, сгладить ее. Это не страх. Немецкий язык, приветственно звучащий со сцены, ласкает слух – и обливает холодом, напоминая Фира! Хочется танцевать, плавно и гармонично влиться в этот экспрессивный поток звука, света, ассоциаций... Сдержаться даже не пытаюсь. Раз, два… шаг вперед, в сторону, плавный взмах рукой… и мелодия будто подхватывает меня, пронизывает все мое существо, задавая скорость и направление. Чувственно и проникновенно. Слившись со всем миром – и в абсолютном одиночестве. Как горько осознавать его в эти мгновения! Отчаянный танец тела и души, цель которого… Прочь мысли! Двигайся! Дыши…
Пара композиций – и требуется перерыв.
Возле барной стойки приходится задержаться: красавчик-бармен, едва заметно улыбаясь, готовит какой-то хитрый коктейль. Тот самый… Ник? Узнаю его лишь по движениям, рукам и встречному внимательному взгляду. Пронзительно-синие глаза его заказчицы, пропирсингованной латексной кибер-леди, впиваются в меня, умножая дискомфорт и неуверенность. Алые губы улыбаются необъяснимо, скорее всего, каким-то ее собственным мыслям, - и она, качнув сногсшибательным ирокезом, отворачивается к своему цепному "псу", эпатажно полуголому, прилично так накачанному парню в стальном ошейнике. Пытаясь отвлечься, цепляюсь взглядом за афишу на стене. Так вот почему сегодня так людно, вот почему Альберту понадобилась помощь - гости из Германии. С длиннющим, абсолютно непроизносимым названием. Очевидно, для них он хочет устроить продолжение банкета? Тогда, конечно, одной Ниной тут не обойтись – квартет…
- Добрый вечер, - наконец, бармен обращается ко мне. – Что могу предложить?
- Апельсиновый, пожалуйста.
- Со льдом?
- Нет, - отрицательно качаю головой, - хватит льда…
Как будто понимающе улыбнувшись, он наливает сок в высокий стакан, ставит на стойку.
Поблагодарив его, устраиваюсь здесь же, закинув ногу на ногу. Край юбки соскальзывает вниз, соблазнительно приоткрыв бедро. Сидящий рядом неформал искоса поглядывает в мою сторону… Нет, слишком неэстетичен. Я даже танцевать с ним не хочу. Не вариант.
То ли от сока, то ли от нахлынувшего вновь предчувствия вдруг стало холодно. И нервно.
Несколько беглых, многообещающих фраз со сцены, радостные возгласы толпы – и начинается новая песня. Что-то невыразимо грустное и безумно красивое. Внутренне поддаваясь ритму, соскальзываю со стула, и, прихватив напиток, почти танцуя, просачиваюсь в черно-бело-металлическую толпу. Для этого танца мне не нужно много места. Закрываю глаза…
Будто судорогой – прокатился по телу холод, так что едва не выронила стакан. Чувствую чей-то пристальный взгляд, чужое внимание. Настойчивое, требовательное. Поворачиваясь в танце, глядя сквозь ресницы, ищу. Да, многие смотрят на меня сейчас, но не их я ощущаю. Кто-то другой, именно тот, кто нужен мне сегодня. Ловушка сработала. Где же он? Только бы мелодия не оборвалась! Еще минуту… найти его… Но другая, внезапно возникшая идея меняет планы: надо самой скрыться, смешаться с толпой – и тогда он сам отыщет меня. Подобный интерес не проходит бесследно. Сказано – сделано. Едва заканчивается композиция – неторопливо, демонстративно направляюсь к бару. И тут же – резко в сторону, в толпу – и в тень у стены. Клуб Теней, все же! Превосходно. Больше не чувствую на себе этих внимательных глаз. Теперь бы понять самой - кто это был. Уверена: он непременно выделится из всех, проявит себя. Что-то в нем должно быть особенное, яркое…
И тут я увидела! Высокий стройный блондин в черном. Стоит в дверях одной из приватных зон, оглядывает зал поверх голов, ищет взглядом среди танцующих. Ну почему я до сих пор не купила линзы?! Прищурившись, вглядываюсь в мерцающий полумрак, стараясь разглядеть. Как жаль будет отдать его Альберту! Настоящий гот: роскошные волосы, длинные. Безупречный профиль… И, кажется… даже… Не может быть! Как?! Один лишь незначительный поворот головы в мою сторону – и сердце бешено заколотилось, стараясь, очевидно, выломать пару ребер, вырваться и перепрыгнуть весь танцпол туда, где… ты!
О, боги! Убейте меня! Продолжать танцевать, заманивая юнцов?! Я уже не могу. Да и просто оставаться здесь – тоже. Ты видел меня! Ищешь меня теперь. И найдешь. Неминуемо найдешь. А я – работаю на другого! Ножом по сердцу. Я хочу к тебе! Немыслимо, безудержно хочу. Но кто я тебе – теперь?! Нет. Незаметно уйти, вернуться к Альберту, рассказать. Пусть он решает… Но как же?! Здесь – тот, кого я люблю! А кровь отдавать другому?! Никогда! Ох, смертная, умеешь ты вляпаться!
Включилась логика: уйти сейчас, дождаться, пока ты уйдешь, а потом вернуться и выполнить работу. Но уйдешь ли за час? И если я больше никогда не увижу тебя? Сердце заходится в отчаянном безмолвном крике.
Решение пришло само, так просто и неожиданно. С новой мелодией, просочившейся в меня, наполнившей все тело жаждой танца. И, повинуясь интуиции, поддавшись волшебству прекрасного готического вальса, на чьем-то столике оставив стакан, спокойно вышла в середину зала. Танцевать. Глотая слезы, упиваясь горечью, затопившей грудь. Неуемной болью. И бесконечной преданностью. Закрыв глаза, отбросив все сомнения. Не думать, не желать, не спрашивать. Будет так, как должно, здесь и сейчас. Любить – и танцевать…
Взлетающий аккорд – в сопровождении подвижных рук. Прогиб, и поворот, и… Ах! Объятия, сомкнувшиеся за спиной, остановили. Я знаю: ты! Боюсь открыть глаза. Но жажда видеть тебя – сильнее любого страха.
Откровенно-доверчивый взгляд снизу вверх. Неуверенно, невесомо руки дотрагиваются до твоих плеч. И болезненное счастье – чувствовать себя маленькой, наивной, беззащитной – во власти любимого. Восторг – и мольба о прощении. Непрошенные слезы в уголках глаз. Дрогнувшие губы, так и не посмевшие улыбнуться. Ты обнимаешь крепче. Молча. Холоден разноцветный взгляд. Любуюсь каждой черточкой прекрасного лица. Как же давно не видела тебя! Почти отчаялась найти. Не бросай меня теперь, прошу! Кончиками пальцев касаешься щеки, медленно проводишь по шее, на плечо… Так сдержанно! Но я чувствую голод. В твоих внимательных глазах, в холодных пальцах, в объятиях… Тянешь за конец ленты… Шелестя, атлас соскальзывает на пол. Сейчас?! Мгновение испуга – последней каплей искушения. Крепко обхватив, ты быстро склоняешься, впиваешься зубами в шею! Боль переворачивает мир, звучит сотней аккордов, вибрирует в густеющем пространстве. С беззвучным выдохом я подаюсь вперед, самоотверженно подставляя горло. Впервые – осознавая жажду этой боли. Отдаваясь, вспыхивая страстью. Алая сфера окружает нас, скрывая от внешнего. Только ты и я. Единое…
Вдруг прервано. Резко отстранившись, держа меня за плечи, зло смотришь в глаза. Альберт! Нет, я не должна была!.. Сияющие осколки счастья, осыпавшись на пол, угасли. Кровь по ключице – под корсет. Вырвавшись из твоих объятий, бросаюсь прочь.
Догнав меня в диванном зале, схватил за руку выше локтя. Дернув, развернул к себе, обжег разъяренным взглядом:
- Кто?!
И в эту же секунду за спиной открылась дверь, заставив обернуться. Изумленный взгляд почти черных глаз с одного на другого, мельком – на кровь на моей груди. Мгновенный ход:
- Что она натворила?
Впервые в жизни я наблюдаю, как два вампира одновременно пытаются понять ситуацию и собственные роли в ней. Буквально секунды…
И тут Альберт расхохотался:
- Знаешь, это ведь именно она должна была привести тебе еду. Но ты, как всегда, выбрал лучшее.
- Я выбрал свое!
Звенящая тишина.
- Так это ты! – в один голос.
Веселость с Альберта как ветром сдуло.
- Пройдем ко мне, прошу, – склонился в полупоклоне, приглашая тебя. Бросив в мою сторону только взгляд, открыл дверь, пропустил обоих вперед.
Кабинет Альберта. Огромный письменный стол с ноутбуком, пара кресел, повернутых к нему, застекленные дверцы книжных шкафов - неувядающая классика. И роскошь, как во всем. Радушным жестом он предлагает присесть. Едва кивнув в мою сторону, вопросительно смотрит на тебя.
Но ты безразличен. Спрятав ярость, сложив на груди руки, ждешь объяснений.
- Ты не говорил, что потерял донора. – Альберт сразу будто забыл о моем существовании, исключил его.
- И не сказал бы, – презрительно пожимаешь плечом.
- Тогда, пожалуй, мне стоит рассказать о последних событиях.
- Пожалуй.
- Я видел ее мельком, на вокзале. Не смог пройти мимо такой экзотики, - улыбнулся Альберт, вероятно, первым впечатлениям. – А когда не сумел прочесть, заинтересовался! Обеспечить такси, отель и приглашение не составило труда. Правда, из-за нее я потерял человека…
- Ты сам убил ее! – не удержалась я.
Два бессмертных взгляда: карий, полный удивления, и сине-зеленый – убийственно острый лед.
- Но кто-то же стал причиной нарушенных обязательств, – Альберт – само воплощение спокойствия и деликатности.
- Я не просила об этом!
- Кажется, я знаю, кто будет следующим, – сдержанная злость блеснула сталью. Переводишь взгляд на собеседника.
- Признаюсь: я уже был готов насладиться ею. Не кровью, нет, – оговорился он сразу. – У меня есть донор. Но согласись: познать непонятное, найти ответы...
- И?
- Она немного… оживила мой город, - деликатнейшая из улыбок. – К сожалению, пришлось отдать ее Фиру...
- Фиру?!! – из твоих уст имя полыхнуло бешенством. Мгновенно угасшим, спрятанным глубоко внутрь, полыхающим за льдинками глаз. - Ты знаешь Фира?
- Увы, слишком мало для разделяющего кровь одного Создателя. Но встретились мы здесь случайно. Я ждал тебя. Мои люди сообщили, что в город прибыл бессмертный с длинными светлыми волосами... Ну, прости, – с улыбкой развел руками он на возмущенный взгляд. - По сравнению с моими, у него они длинные.
Презрительно усмехнувшись, ждешь продолжения.
- Я сорвался с места, прихватив с собой Рокси, чтобы достойно встретить тебя. И как раз, пока меня не было, твоей красавице помогли сбежать.
- Почему ты отдал ее ему?
- Он сказал, что ищет дерзкого донора, принадлежащего Тени. Ты знаешь, как Сообщество относится к Непризнанным. А сам я ее не пил, и удостовериться не мог. Поэтому поручил Рокси, предоставив выбор: уйти – или дождаться. Рокси должна была передать информацию. Не так ли? – Альберт повернулся ко мне.
- Передала, – мой голос почти не прозвучал.
- И ты предпочла его?! – сколько неприязни, разочарования и презрения в твоих словах!
- Нет!!! Я не знала, что это он! В записке было "светловолосый красавец" – я думала, это ты! – понимая, насколько глупо выгляжу в своих наивных оправданиях, прячу лицо в ладонях. С ужасом сознавая: уже ничто не сможет вернуть мне твоего расположения! Но слез нет, лишь сухая горечь и смертная обида на себя, огромным комом вставшая поперек горла. И колючий холод в груди от невозможности что-либо вернуть. Жизнь больше не нужна.
- Не спеши делать выводы, - мягко звучит голос Альберта. – Она и от него умудрилась сбежать. Строптивая штучка! Ведь почти уехала из города! Если бы не Рокси с ее связями… Мы вернули твоего донора на место.
Молчание.
- Ее отчаянному упорству можно позавидовать.
- Или глупости.
- Кто застрахован от ошибок? Заберешь ее?
- Подумаю.
Боги, как я чувствительна к словам! К твоим – вдвойне. Надежда сдохла раньше, чем полагалось по сценарию, и грань между истерикой и полным безразличием - тоньше волоска!
- Вставай. Мы еще не закончили, – грубо вытаскиваешь меня за локоть из кресла, будто безвольную куклу. Толкаешь к двери.
- Чисто по дружески… Оставь на ней свой знак, если не хочешь потерять снова. Такого донора… - звучащий бархат угас вместе с падением во тьму.
Знакомый горьковатый вкус. Знакомые полосатые обои. Ты сидишь рядом, поддерживая меня, поишь этой дрянью, приводя в чувство. Холоден и отстранен.
- Твоя очередь, – бокал становится на стол. Твои ладони угрожающе сдавливают виски. Пристальный взгляд. – Вспоминай!
Наутро на столике вместо бокала - мой паспорт, телефон и железнодорожный билет.
10 декабря 2010
Часть 4.
Сквозь страх, боль и смерть – найти себя...
я повинуюсь, Мастер!
***
Привокзальная площадь. Кафе со странным названием. "Серенада", кажется. Привлекло лишь режимом работы. Внутри, впрочем, оказалось весьма уютно. Я уезжаю из этого города. Последняя чашка любимого кофе. Кто знает: может, вообще, последняя. Темная россыпь корицы на белых сливках – ароматный фетиш, напоминающий об одном только существе… Взгляд перетекает по мягким складкам перехваченной шнуром шторы. Плавные переливы света на гладком полотне. Такие же, как в бальном зале, откуда ты унес меня на руках. Такие же, как в полночном доме, где твои ласки были столь жестоки и сладки… Дежа вю. Точно так же я сидела и в пермском кафе. Почти с теми же мыслями, с тем же настроением… Вот и сейчас ради прежней цели покидаю очередной город. Достигну ли ее на этот раз? Ха ха ха. Чьей цели? Прежней ли? Как можно судить о мотивациях и планах того, кто ограничен – Вечностью и собственными желаниями? Как можно быть уверенной в том, что задачи, даже ближайшие, совпадают? Быть по указанному адресу – не значит быть донором. Не значит, что достигнут конечный пункт. Или что принадлежность утверждена. Или что жизнь будет продолжена… Не значит ничего, кроме прибытия по указанному адресу.
В который раз пытаюсь осознать, суммировать происходящее. Вспомнить тебя. И все, что было до тебя... Старое черно-белое кино. Исцарапанная, местами склеенная пленка. Немая череда несовершенных кадров, моих весьма условных неудач и побед. Ни цвета, ни звука, ни жизни.
Помню, какой дерзкой и независимой была. Хочется верить, остаюсь такой же. Любые попытки некогда любимых мужчин подчинить меня приводили к жестокому протесту, абсолютному неприятию и, соответственно, полному разрыву отношений. И все эти вампиры вокруг меня… Никто из них не имеет надо мной реальной власти: ни Фир, сломивший тело, ни Альберт, сыгравший на эмоциях… Даже Интар ждал моего согласия. Только вот… почему я так послушно следую за тобой? Ты берешь меня, будто по праву. Уверенно и жестко, как вздумается. Холоден – и неумолим. Почему я, ломая привычки, перешагивая через собственные представления, забывая гордость и стыд, - принимаю твою власть?
Я помню ночь, изменившую весь мир вокруг меня. Ночь, когда ты впервые вошел в мой дом. Помню страх и напряжение, гнавшие прочь от тебя. Страх… не перед опасностью, не перед болью. Скорее, и не страх даже, а ответственность за предстоящий выбор. Пугающая необратимость. Чувствую их и сейчас. Держу в руках оставленный тобой билет с голографической эмблемой РЖД. С моим именем поверх розовой карты России. Шероховатая бумага быстро теплеет в пальцах. ЩЮ2010646 544126. Дурацкий номер цвета моих ногтей. И короткие разноширокие штрихи внизу, на всю длину билета… Я боюсь сделать шаг на перрон – и боюсь опоздать на поезд. Еще сомневаюсь как будто – и знаю наверняка: поеду. Поеду, потому что хочу этого. Но в большей степени потому, что ты – ждешь меня.
Вспоминаю летнюю ночь, ту самую, когда впервые встретила тебя. Посреди безлюдной улицы, во мраке ты возник так неожиданно! Прямо передо мной. Я не успела остановиться и лицом ткнулась в широкую грудь. Высок и строен. В черное одет. Длинные волосы – белым водопадом по плечам.
- Извините, - смущенный взгляд и торопливый шаг назад – уйти с дороги.
Но сильные уверенные руки берут меня за плечи. Ты смотришь мне в глаза и не даешь сдвинуться с места.
- Привет, – негромко и невозмутимо.
- Кто ты? – предчувствие чего-то неизбежного льет через край.
Молчишь. Спокойно улыбаешься.
– Кто ты?
- Я хочу целовать тебя. В губы, – и, наклонившись к моему лицу, их накрываешь влажным поцелуем.
А я стою, не в силах возражать. Настолько неожиданно и странно для меня все это.
– …И в шею, – вновь приникаешь к обнаженной коже.
Только теперь я понимаю, что ты за существо. Только теперь осознаю всю опасность этого поцелуя – чувствую клыки, готовые в мгновенье ока превратить ласку в преддверие смерти. Лишь на секунду испугалась – ощутив твою готовность отдаться страсти. Но – отстраняешься с удовлетворенной улыбкой.
- Кто ты?!
- Я тот, кто полюбит тебя... Тот, кто выпьет тебя, – уверенно-спокоен и, безусловно, прав.
- Но я не хочу!
И ты исчез. Так же внезапно. Исчез, чтобы в грядущую безумьем осень явиться снова.
Вагон-ресторан, больше похожий на салон самолета. Растворимый кофе (какая гадость!) в пластике на ритмично вздрагивающем столе. Хмурое ночное небо за двойным стеклом. Голубые салфетки. Задумчиво вывожу завитушки на уголке одной из них. Ручка продавливает мягкую бумагу, оставляя в изогнутых ложбинках тонкий след. Закрученный стебелек, листочек, еще листок… край паутины и черная капля, готовая сорваться вниз… еще пара завитушек… глаз из-под травинки, широко раскрытый, с четырьмя длиннющими нижними ресницами. Кажется, левый… Округлые линии растительного орнамента вызывают желание написать что-нибудь таким же круглым, красивым почерком. А что сейчас может быть важнее меня самой? Важнее того, что живет в моем сердце?..
Насильно допив полухимический напиток, ухожу в свой вагон. Кто-то незнакомый придет сюда позже, вытащит из салфетницы голубой квадрат...
"Я не прошу ничего. Лишь мелькну в твоей бесконечной жизни солнечным бликом на капле росы. Но вся радуга отразится в нем. Выпей меня. Хоть на мгновение я хочу быть твоей радостью".
И только стук вагонных колес, созвучный ударам чуткого сердца.
Год 2010, 3 декабря
Шаг в новый мир. Конечная, дальше некуда. Как символично! Темнеющее небо над пятнами фонарей. Снег и ветер. Пронизывающий, обжигающий лицо. Недружелюбный. Отхожу от вагона. Небольшой почти неосвещенный вокзал, быстро пустеющий перрон. По ту сторону рельсов – темнота. И что теперь? Куда? Близость рассвета вселяет неуверенность. Как будто в начале ночи было бы наоборот. Жду, кутаясь в пальто. Слишком холодно, чтобы торчать на улице. Согреться в здании вокзала?
Двойной сигнал и вибрация – впервые с тех пор, как я уехала из Перми, оживает мой телефон. Хоть что-то привычное, способное сделать происходящее реальным. Смс. Замерзшими непослушными пальцами снимаю блокировку. Нераспознаваемый номер. "Черный "опель" В825СМ на площади". Нет, мне определенно везет на совпадения! Чудесный номер! Найти бы еще эту площадь… Стараясь унять обеспокоенное сердце, подхожу к лестнице, ведущей с перрона вниз, к улицам города. Одна, сияя неподвижными огнями фонарей и движущимися – автомобильных фар, - тянется прямо прочь от вокзала. Слева традиционный паровоз и остановка. Справа – заснеженная автостоянка, довольно много машин. Растерянно обвожу их взглядом: половина – черные, как я его буду искать? Обходить все?
Вздохнув, спускаюсь, подхожу к ближайшей, сверяя номер. Кажется, повезло, она.
- Простите…
- Арахна? Прошу, – таксист немногословен. Радует, что предупрежден. Его глухой бас впечатляет не меньше, чем салон авто: кресла одеты в красную кожу с черной окантовкой, зловеще ухмыляется танцующий под зеркалом заднего вида скелет. Один глаз его недобро прищурен, второй, размером в полчерепа, – полыхает огнем. Еще пара глаз – на приборной, в неестественно большой костлявой ладони. Последний пассажир?
- Вы ведь знаете, куда ехать?
- Разумеется. Пристегнитесь.
По неизжитой еще привычке представляю ситуацию со стороны простого смертного: среди зимы, в незнакомом городе, не имея с собой ничего, кроме документов, по смс с чужого номера садиться в такси и ехать черт знает куда! Не верх ли безрассудности? А то, как я попала в этот город? Да что, вообще, в последние месяцы поддавалось логическому анализу? Глядя сквозь пространство, машинально поправляю губами кольцо. Следить за дорогой? А смысл? Фонари, светофоры, вывески, встречные машины... При всем желании днем, если он настанет для меня, я не узнаю это место. Интуиция молчит, забившись в угол, что-то быстро перебирая в своих тонких паучьих пальцах. Мне не показывает, зараза. Ну и черт с ней. Здесь хотя бы тепло и можно расслабиться. Только вот… как? Я же чувствую, как с каждой секундой приближаюсь к тебе! Или не к тебе? Ну, вот, опять сомнения и нервозность. Когда же, наконец, я буду уверена в том, что произойдет в ближайшие пять минут? А… хочу ли я быть уверена?!
Судя по воцарившейся снаружи темноте, город позади. Молчание становится пугающим. Мой осторожный взгляд отправлен в игнор. Гул мотора, шуршание шин по снегу. Светом фар выхватывает их метели куски дороги. Ни попуток, ни встречных нет. Крутой разворот, граница леса. Снова дорога. Наконец, очертания высоких крыш. Два этажа, черные окна… парадное крыльцо. Машина, развернувшись, проскрипев приминаемым снегом, подкатывает к нему, замирает.
- Спасибо. Я что-то должна вам?
Тот усмехается, не соизволив повернуться:
- Сделайте так, чтобы мне не пришлось везти вас на кладбище.
Он не просто таксист.
И больше от него ни слова. Медлить смысла нет.
Проводив алые огоньки взглядом, разворачиваюсь к двери. Засыпанное свежим снегом крыльцо, ни следа чьего-либо присутствия. Мифические существа, вырезанные с пугающей детализацией, охраняют вход. Глубоко вдохнув, набравшись решимости, дверь ручку на себя.
***
- Входи, – твой голос из темноты, с прохладными нотками удовлетворения.
- Ты… звал меня…
- Возможно.
Молча смотрю в пол, не зная, что сказать. Объяснять, что произошло за эти дни? Но ты уже узнал все, что хотел. Просить прощения? За что? Что, кроме тебя, есть другие бессмертные? Глупо. Черные полированные прямоугольники сворачиваются змейками, разбегаются под ногами. Необычный рисунок для паркета. Завораживает. Шагах в трех впереди – едва заметная дрожащая граница полутени, плавно переходящей в полный мрак. Там геометрия превращается в живопись. И над ней – почти неразличим силуэт Художника Ночи, безусловно опасного и от этого привлекательного вдвойне. Не решаюсь поднять глаза, чтобы вглядеться в эту темноту, скрывающую множество тайн, имя одной из которых – Виталий. Запоздалый здравый смысл не к месту шепчет, будто из-за угла: "Ну, что тебе не жилось, как всем нормальным людям?! Далась эта темная романтика! Гот хренов. Слово-то какое! А дальше как жить будешь? И будешь ли?"
Но я так хочу.
- …Напоить?
Вздрогнула, выдернутая из задумчивости. Мгновенно дорисовала возможное начало твоей фразы.
- Да, - и засомневалась, правильно ли было предположение.
- Ко мне, – твой тон, не терпит возражений.
Зачем-то оглядываюсь на дверь. Закрыта. Причудливый узор теней в резных рельефах. Теплые отблески на гранях – тонкие неверные линии, контрастом подчеркивающие изысканную красоту натурального дерева. И цвет – от золотисто-шоколадного до глубокого черного. А где же – сам огонь?
- Я не намерен повторять, – непримиримость тона – лучшее убеждение в достоверности твоих слов. Проверять не хочу.
Подчиняюсь, отлично понимая, что именно это и был мой выбор – прийти к тебе, отдать свою кровь… Да хоть всю, без остатка! Но не такого приема я ждала. Осознание того, что ситуация мне совершенно неподвластна, холодом разливается в груди – почти озноб. Делаешь шаг в мою сторону, позволяя, наконец, увидеть себя. Как красив! Черно-белое совершенство. Классическая строгость форм и плавные линии роскошных воланов и чуть поблескивающего рисунка на ткани. Как можно любоваться существом, несущим смерть?! Но я не в силах оторвать восхищенного взгляда. Эти плечи, руки, облаченные в черное… бледные пальцы из-под текучего края, продолжением которых… Снейк! Змеиный изгиб плетеной кожи. Нет! Взорвавшееся воспоминание буквально отшвырнуло меня назад. Плечи ударились в камень стены, сердце – следом. И в тот же миг плеть легла поперек горла, прижав, перехватив дыхание. Испуганно смотрю в холодные глаза, убежденные в правоте своих желаний.
Беспощадно кривятся губы:
- Я делаю то, что считаю нужным. Ты – принимаешь. Не за тем ли ты здесь?
Черная змея резко скользнула влево, оцарапав кожу, хлестнув кончиком по щеке. Пара шагов в сторону – и упругой петлей приподнимаешь портьеру, киваешь на открывшийся проем.
Липкие водянистые пальцы неуверенности текут с пола на мои ступни, обволакивают лодыжки, поднимаются по икрам, сковывая движение. Я знаю: это все равно случится. Но каких усилий стоит заставить себя сделать шаг! И гордость упрямо не желает склонить голову. Сбросить это наваждение – резко откидываю волосы назад, с вызовом глядя тебе в глаза. В ответном недобро прищуренном взгляде – насмешка. Охотник, поймавший жертву в свои сети, ты владеешь мною. Незримые нити паутины тянут к неизбежному.
Шаг за шагом мимо тебя, чуть пригибая голову под мягкими тяжелыми складками, наполовину закрывающими проем. И – твое прикосновение. Пальцы зарываются в беспорядочно рассыпанные волосы. Замираю, впитывая ласку. Как давно я ждала ее! Закрываю глаза, стремясь ощутить как можно больше, ярче... Шелк чувственно скользит под твоей рукой – тонкая алая грань между нами… Малейшее движение разбегается мурашками по коже, чуткой, предельно восприимчивой. Изменяет дыхание. Чуть царапая, сгребаешь спутанные пряди в кулак, тянешь вверх и вперед, принуждая идти дальше…
И – рывком бросаешь на кровать! Волосы цепляются за многочисленные рельефы перстней, оставаясь на них, точечной болью напоминая о том, кто ты. Не успеваю повернуться – стальные пальцы впиваются в плечо, резко разворачивают меня лицом вверх, перекручивая тело. Инстинктивный бросок прочь предугадан: всем своим весом вдавливаешь мои плечи в черные простыни. На мгновение я будто сверху вижу инфернальную красоту кровавых складок на черном, испуг на побледневшем лице, черно-красные штрихи разметавшихся волос, напряженное изящество почти белых пальцев, просвечивающих сквозь черную вязь ажурных манжет… И только потом приходит боль. Как подтверждение реальности, как свидетельство столь хрупкой, но еще – жизни. Ты нависаешь надо мной неотвратимой угрозой – и я не в силах противостоять тебе, подавляющему силой и обаянием. Хищный блеск в пронзительно-ярких, чудовищно красивых глазах – естественный огонь усилен отраженным. И я – отдаюсь. С рваным выдохом запрокидываю голову, подставляя горло.
Ласковые руки скользят по шее, по груди, каждым движением пальцев будто оценивая. Будто из ниоткуда, явился нож. Отточенное лезвие, нырнув под край корсета, рассекает шелк и кожу под ним. На алом не видно крови. Лишь темные пятна, липнущие к телу… С ужасом сознаю, что твоя сила и жестокость – захватывают целиком и – безальтернативно. Хочется – окончательно, до предела. И, будто прочтя мысли, вспоров острием клинка пояс юбки, срываешь последнее, что сохраняло иллюзию защищенности. Поцелуями собираешь кровь с порезов… Каждое прикосновение – нервной дрожью по телу и ослепительной вспышкой в сознании. Играешь моим телом, моим дыханием, моими чувствами и жизнью… Я не знаю, как уберечься от этого… и… хочу ли уберечься… Кончиком языка ведешь вдоль ран собирая кровь, унимая боль, обновляя кожу – будто готовишь холст для очередного гениального творения… Растворяюсь в ласках, забываясь…
Холод твоих ладоней, усиленная давлением ласка с тонкой талии - вниз. Ногти неожиданно впиваются в кожу, замирают на миг. Содрогнувшись от боли, вытянулась звенящей струной. Пронзительная нота.
- Ты – моя собственность, – и, вонзив ногти глубже, медленно ведешь полыхающие линии.
Сумасшедшее напряжение – внутренней дрожью, едва сдерживаемой, рвущейся на поверхность. Ты терзаешь не только плоть – двоишь сознание: все мое существо жаждет избегнуть боли, прекратить мучение... и в то же время - продлить его. Как будто раскрываешь новую грань, за которой истязание становится наслаждением. И каждый миллиметр насилуемой тобой кожи, каждая секунда этой изощренной ласки - мое отчаянное сопротивление боли - и жадное ожидание продолжения. Неужели ты, и правда, поступишь со мной, как Фир?! Будто намерение недостаточно очевидно!
- Нет. Я пойду дальше, - многообещающе ухмыляешься в ответ моим мыслям.
И еще несколько жгучих линий ложатся на кожу. А в следующий миг в твоих руках – тепло и свет огня. Только не это! Оценивающий, холодно насмешливый взгляд. Издевательски неспешно свеча склоняется надо мной… Не хочу, не могу видеть! Взметнув руки, вцепившись в собственные волосы, закрываю глаза, напряженно ожидая... Доли секунды не хватило для готовности - тело дернулось - и окаменело, сдерживаемое неимоверным усилием воли и твоими коленями. Мозг залила раскаленная режущая боль. По капле – неизбежно, неумолимо растекаясь. Ты не услышишь моей слабости! Не сломаешь меня! Насколько же силен бунтарский дух! Я почти счастлива ощущать его. Кто сейчас терзает меня больше: вампир, льющий воск на свежие раны, - или я сама? Секунды длиной в вечность. Оранжево-алый вихрь пламени во всепоглощающей пустоте. В этой же пустоте тонущее бытие, бешеный ритм сердца, скомканное пространство, рваное дыхание... И лишь убийственно-жаркие полосы...
По обожженному телу – ледяная сталь. Будто вместе с кожей снимаешь остывший воск. Раны? А кого это заботит? С тем же невозмутимым видом ты точил бы карандаши. С тем же невозмутимым видом можешь убивать. Хладнокровное Создание Ночи, полное безжалостного эстетства. Все в этом мире - лишь материал для творчества.
Но почему я хочу быть для тебя чем-то большим?!
- На колени!
Во мне уже не осталось
ни намека на непослушание.
Моему вампиру неведома жалость.
Бой неистовый тела с сознанием.
Не имею права
ни сдвинуться с места,
ни даже поднять голову.
Неземная мечта –
и суровый крест мой.
Я любовью к нему прикована.
Чертит полосы
яростный жидкий огонь.
Напряженно дрожат плечи.
Защититься от кожаной ласки его
мне теперь абсолютно нечем.
Но за каждым ударом –
на рваный вдох
милосердно дает время
мой мучитель,
мой Мастер,
жестокий бог –
тот, кому остаюсь верной.
И – ни звука.
И рвет мое тело плеть,
затмевая весь мир болью.
Так пронзительно-дико
желание петь,
ощущая его волю!
Это –
танец палящего душу огня,
истязания нежной плоти.
Он ведет,
он решает сейчас за меня
все…
Безмолвный полумрак. Прямые границы гладких паркетных планок под пальцами. Постепенно спадающее напряжение – нервной судорогой. Неравномерным пунктиром выталкивают воздух легкие. Еще жива? Радует. Возможностью повторения. О, мысли! Значит, я выхожу из забытья. Тело вспоминает боль. Само. И требует подтверждения. Безумно хочется оказаться в твоих объятиях, ощутить силу твоих рук… Почувствовать себя защищенной – и всецело зависящей... И – нужной. Под ладонями – гладкая твердая поверхность. Пол. Оттолкнувшись, приподнимаюсь. Надо встать… Где ты? Оглядываюсь… Не остывшая спина отзывается болью. Не слушается. Первая попытка провалена – так вот что такое головокружительный успех! Неадекватный юмор, абсолютно. Но в голове пусто, и эта пустота – вращается вокруг своей оси. Пытаюсь представить ось пустоты… Но встать, все-таки, надо. Замерзла. Стащив с кровати одну из простыней, заворачиваюсь в нее. Еще какое-то время пришлось посидеть на краю – пока стенам не надоело кружить в весьма сомнительной красоты танце. И наконец-то я смогла разглядеть вход, а актуальнее – выход из комнаты, занавешенный черной портьерой. Приподняв края шелковых "одежд", делаю шаг к нему. Неровный. Нелепая слабость толкает меня в сторону, унизительно вынуждая прибегнуть к поддержке стены (та, будто издеваясь, уклоняется). Неловкость, оттого что можешь увидеть меня в таком состоянии. А еще - обостренное чувство беззащитности, предельной уязвимости перед тобой. Впрочем, доза пофигизма оказывается больше. И еще больше - желание видеть тебя. Я уже не чувствую вины – будто мера истязания сняла ее... Чуть помедлив, собираюсь с силами – и, сосредоточенно отодвинув портьеру, выхожу в кабинет.
- Можешь уходить.
- Уходить?! – одно только слово ледяным клинком рассекло сердце надвое.
- Да. Я не держу тебя, – безразлично отвернулся к компьютеру.
- Но… я…
И тут открылась вся глубина моих заблуждений. И полная мера цинизма и жестокости. А чего ждала?! На что надеялась?! Твой ответ всего лишь рушит иллюзии. Ну, кто сказал, что привезти меня к себе – значит принять?! Ты сделал, что хотел: утвердил свой статус возвышающегося над миром смертных вампира. Не имеющего привязанностей, не знающего сожалений. Границы твои – твоя воля.
Но, ты не можешь быть таким! Сердце захлебывается криком и кровью, которой с каждым ударом все больше. Но действительность холодна и безжалостна, как твой равнодушно скользнувший мимо взгляд. Действительность с тобою заодно. Бессильно опускаюсь на колени. Лицо – в дрожащие ладони. Меж пальцев – соленая влага. Ком в горле заблокировал дыхание и речь. Замерзли плечи. Такая маленькая, одинокая – в ледяной пустоте твоего кабинета. Не нужна! Как я могла настолько ошибаться?! Да наплевать на собственную правоту, плевать на уязвленное самолюбие. Я знаю главное теперь. То, что убьет меня:
не нужна.
Едва справляюсь с вставшими в груди слезами. Не выдать себя… не настолько… Как же я оказалась уязвима! Нечеловеческим усилием сдерживаю дрожь. Но голос – предательский, внезапно хриплый и почти беззвучный – выдает меня.
- Но… я…
Ты обернулся, глянул сверху вниз, будто удивленно вопрошая кого-то третьего: "Как, она еще здесь?"
- Виталий… - заставила себя произнести бесценное имя вслух. Не вслух даже – едва слышным шепотом, впервые обратившись к тебе.
Надменно-безразличный взгляд – прожигающей насквозь болью. Равнодушен. Больше нечего терять. Какая, к черту, гордость, какое достоинство?! Я ждала тебя! Искала! Шла за тобой, чтобы…
- Свободна, - взглядом указал на дверь.
Не помню, как очутилась у твоих ног. Мольба в невидящих от слез глазах, в пальцах - безжизненность руки вампира. Холод и безучастность. Что я могу предложить тебе? Что может быть нужно тебе от смертной, не отличающейся ничем особенным от прочих?
- Я хочу… принадлежать тебе! Делай со мной, что хочешь, только… позволь остаться рядом! – но отлично понимаю: все, что желал, ты уже получил. Предложение запоздало…
Молчание.
В отчаянии целую твои пальцы. Жесткие края перстней – беспощадное напоминание об огромной дистанции меж нами, длиною в вечность. Прижимаясь к ним влажной щекой, поднимаю обреченный взгляд.
- Ты… никогда не… А я… – слова замерли на полдороги. Глотаю слезы, изо всех сил стараясь остановить их. – Я всегда буду любить тебя!.. Одно только желание.
Вот он, единственный возможный выход.
В твоих глазах – намек на интерес.
– Допей!
Враз оказалась на спине, едва сумев удержать голову от удара. Задохнулась от боли, почти теряя сознание - огненная полоса пересекла тело. Содрогнулось. Свернуться не смогло – сильнее боль. И сразу – второй удар. Убийственное пламя. И – темнота.
Не способна к движению. Твои ладони, подхватив меня под лопатки, тянут вверх. Руки безвольно соскальзывают на пол, ударяясь. Объятия. Беззвучный шепот над плечом… и – острая боль пронзает шею. Так долго рвавшийся поток любви и жизни – на волю! Багровыми струями через сознание, через память, через пустоту… Все медленнее пульс. Бледнее. Последнее – немая благодарность, на грани счастья.
Ты поднимаешься, оставив обескровленную жертву на полированном паркете. Черно-белая классика. Две алые неровные дорожки по плечу. И две горящие прямые полосы – кровавым рельефом проступившая V. Знак моего Вампира.
13 января 2011.
;
Часть 5.
Предназначение
***
Четыре беличьих хвостика, яркие, подвижные. На разной высоте. Излучают теплый свет. Отражаются в блестящих рельефах высокого стройного канделябра, тонут в бархатной черноте стен. Золотистыми бликами танцуют на гладкой поверхности стола. Я люблю смотреть на огонь. Он - как мой Мастер - само воплощение контраста. Податливый, гибкий, ласкающий теплом хранитель жизни - и крайне опасный, неукротимый, безжалостный убийца. То завораживает игрой света, рисует тенями причудливые образы, свои для каждой души, - то беснуется в безумном разрушительном танце, вселяя ужас в смертных и не только. Нежная забота - и жестокая, обжигающая ласка плети из одних и тех же рук... Меня восхищают обе стороны этой пламенной натуры, а точнее - сочетание их. Непредсказуемость, переменчивость... Я - ветер, питающий огонь, раздувающий его - и согреваемый им. И я жду.
Год 2010, 30 декабря
...Неожиданно громкие аккорды разорвали полотно ночи. Не сразу сообразила, что это телефон: "The Bondage Song", установленная на звонок, звучит впервые. Сердце заколотилось в бешеном ритме, будто само хотело нажать клавишу ответа. Встряхнув головой, сгоняю остатки остатки сна. "Доброй ночи, Милорд!" А через минуту - беспокойно хожу по комнате, как зверь в запертой клетке, не зная, за что схватиться. Тридцать первого декабря. Тридцать первого декабря я должна быть там - и я буду! И снова полный сумбур в голове. Нет, так не пойдет. Надо успокоиться, иначе обязательно упущу что-нибудь важное. Итак.
Во-первых, ты позвонил и пригласил на новогодний вечер в Клуб Теней. Это значит, что а) ты сам был приглашен Альбертом и б) решил взять меня с собой как донора. Надеюсь, для себя, а не в подарок. Последнее предположение, острыми кривыми когтями рванувшее по сердцу, старательно отогнала прочь.
Во-вторых, я должна быть там 31 декабря. Значит, завтра выезжать. То есть сегодня, ибо уже далеко за полночь.
Кстати: не пора ли вставать? За шторами темень, как и положено зимой. И холод. Ненавижу холод. Но ради того, чтобы еще раз увидеть тебя... 02:29. Уснуть, разумеется, больше не смогу. Зато есть время все обдумать, спокойно собраться. А что мне, собственно, нужно? И что, вообще, у меня есть? Вопрос, за последние дни вставший впервые. Ибо все мое имущество ныне – телефон, принимающий по ночам редкие sms без обратного номера, на которые невозможно ответить, да пластиковая карта. Гостиничный номер, оплаченный тобой на месяц вперед, - весьма условная альтернатива дому. Место, где сначала вспоминала, затем ждала, а после – постепенно уходила в небытие…
Твой звонок осветил этот ставший черно-белым мир яркой вспышкой. Как взрывная волна, раскатилось от эпицентра многоцветье, преображая все вокруг. Оказалось, что на стенах – обои с нежными розами, чьи стебли образуют замысловатые сплетения, а лепестки будто хранят капли утренней росы. И ковролин так похож на мягкую молодую траву… Неужели зима отступила? Не веря собственному счастью, проверяю: да, принятый звонок. Только что. Твой! Не способная справиться с эмоциями, рухнула на кровать. Голос Шона, его слова, интонации, звучащие в закружившейся вдруг голове, вызывают полное доверие и восторг, желание безропотно и благодарно принять твою волю… Убеждают в правильности выбора.
Я помню боль. Еще совсем недавнюю – и в то же время такую далекую, скрытую серой дымкой одинаковых зимних дней. Когда-то боялась ее, избегала старательно. Потом – принимала, не смея воспротивиться. А теперь… теперь я страстно желаю ее! Каждая клеточка моего тела напряженно вслушивается, с нетерпением ждет, когда же память вновь станет явью. И жажду эту – уверена, как никогда, - не погасить ничем. Кроме боли. Такой же – и еще более сильной. И единственный приемлемый источник – ты! Твои руки…
Я помню твои руки, такие сильные, властные. Поражающие контрастом безупречной красоты – и жестокости. Стальные пальцы стискивают плечи, подчиняя, заявляя о неоспоримом праве на обладание. И я –
как теплый воск, податлива, послушна.
Ты мне даруешь все, что только нужно.
Ты знаешь больше обо мне, чем я сама –
и сводишь ласками жестокими с ума…
В твоих руках – пригоршни сладкой боли,
взамен которой отнимаешь волю...
Но что сильнее бьет:
реальное страданье –
иль ожиданье?
Руки, в которых безжалостная плеть становится изысканной кистью Художника, рисующего истинную сущность жизни. Кто, как не ты, видит, чувствует, понимает ее лучше всех? Кому, как не тебе, отведена возвышенная роль Творца – и Хранителя? Великое искусство: смешивая черное с белым, сохранить предельный контраст! Руки, способные затопить сознание блаженством… Нежнейшие ласки, пробуждающие всю чувственность, безграничное доверие и признательность… Прикосновения, которые хочется пить и пить, наслаждаясь – и отдаваясь безоговорочно, абсолютно. Цена которых никогда не будет слишком высока…
***
Из-за приоткрытой полупрозрачной двери доносится голос Маэстро. Всего лишь запись, но – как хороша! Смотрю на танцующий огонь, а вижу – темные фигуры в центре зала. Многообразная визуализация ритма, всеобщего воодушевления. Ловлю звук, эмоции… они сливаются с моим собственным стремлением танцевать. И тело готово в любой момент распахнуться до откровенности – только дай волю. Сдерживаю его, позволяя себе, тем не менее, плыть по мелодии. Не в силах лишить себя такого удовольствия. Плавность движений, дыхание, мимика – выдают стороннему наблюдателю, насколько музыка проникает в меня. И даже сердце меняет ритм…
Ладони чувствуют короткий ворс велюровой поверхности, скользят по ней, не отрываясь. Мягкий хрипловатый голос вливается прямо в сердце, уводя за собой в бесконечную высь закатного неба. В синеющую глубину над горизонтом, поглотившим алый диск солнца. Мне тесно в собственной груди. Один порыв – и со звоном разлетятся прутья клетки, осыпаясь сверкающим хрустальным дождем. И – широкие крылья сильным ударом о воздух поднимут меня над ничего не знающим миром. Людская пустыня далеко под ногами. Проникновенный, чувственный танец души с ветром – абсолютная свобода и бесконечность.
Я танцую его здесь. И не выйду в зал. Я жду.
Год 2010, 31 декабря
Вагон подкатывается к вокзалу. Беспокойство – к груди, вытесняя предвкушение радости. Чем встретит меня город на сей раз? Как примет Альберт? Не придется ли иметь дело с Фиром? Волноваться о каждой мелочи, касающейся в том числе тебя – бессмысленно, но что я могу с собой поделать? Вглядываюсь в огни вокзала, в темноту перрона… Кто-то встретит меня? А с другой стороны… я же знаю конечную цель! К Клубу Теней меня любое такси привезет. Надо только банкомат найти…
Но искать не пришлось: по перрону прямо мне навстречу торопливо шел парень в распахнутой зимней куртке. Белая рубашка, галстук, растрепанная ветром светлая шевелюра... В шаге от меня затормозил, улыбнулся приветливо, с искренним радушием:
- Здравствуйте! Меня Фрэдом звать. Я за вами. Встретить, помочь с багажом…
- Мило, - улыбаюсь, соображая, точно ли ни один из нас двоих не ошибся. – Уверены, что за мной? У меня из багажа – только это, - демонстрирую на ладони телефон.
- Уверен! – он разулыбался еще шире. – Мне, конечно, не выпадало чести готовить для вас коктейль, но не запомнить вас – это ж кем быть надо?!
- Да ладно, - смущаюсь от внезапных комплиментов, стараясь не думать о сопутствовавших моим визитам в клуб обстоятельствах. – Можно и на "ты"…
- Можно, - радостно кивнул он, галантно предлагая руку. – Тогда идем. Не лимузин, конечно, но для наших целей подойдет.
- Для наших целей?
- У меня задача – встретить, накормить, сопроводить по магазинам, чтобы выбрать наряд. И к началу вечера быть в клубе.
- Очень интересно…
- А то! Эксклюзивная программа для постоянных гостей – это не просто так! Прошу! – пиликнув сигнализацией, он распахнул передо мной дверцу машины. – Так что у нас первым пунктом? – уточнил, сам усаживаясь за руль.
- Думаю, платье.
- Понял. Это правильно, - Фрэд аккуратно вырулил с парковки, - потому как к нему есть особые требования.
- Ах, вот как?
Он бросил на меня удивленный взгляд, моментально сменившийся мягко-ироничным:
- Значит, не только для гостей, - улыбнулся он. – Там такую классную штуку придумали… увидишь.
Больше комментировать он не стал. Только хитро поглядывал, сохраняя интригу.
Вообще, он производил весьма приятное впечатление: живой, общительный, позитивный. Никак не удавалось соотнести его с кем-то из персонала клуба. Судя по репликам, он работал за барной стойкой, но то ли грим его менял до неузнаваемости, то ли я была настолько невнимательна…
- А ты давно работаешь в КТ? – перевела я тему, пробуя удовлетворить другой интерес.
- Ровнехонько три года, - довольно улыбнулся Фрэд. – Вот не хвастаясь скажу: отличное заведение.
- Это факт.
- Жаль только вечеринок мало. Если бы хоть раз в неделю…
- Где ж в Омске набрать столько готов? – улыбаюсь чуть снисходительно. С этим контингентом в России, вообще, проблемы.
- Да у нас и так одни и те же лица, - усмехнулся он. – Редко когда появляется кто-то новый. Я уже вкусы половины гостей наизусть знаю.
Остановившись возле какого-то непритязательного магазинчика, Фрэд помог мне выйти из машины, постучался в запертую дверь. Через несколько секунд из-за сдвинутых в сторону жалюзи выглянула девушка с ярко-зелеными дредами, блеснула такими же зелеными глазами. Скрылась снова. Зажегся свет, а потом – и распахнулась дверь.
- Привет, Омега! Принимай клиента, - с энтузиазмом приветствовал ее бармен.
Девушка смерила меня оценивающим взглядом, надела дежурную улыбку:
- Что могу вам предложить?
- Извини, - чуть отодвинул меня в сторону Фрэд и взял инициативу в свои руки.
Часа полтора убили на выбор костюма. Было не так-то просто из имеющегося разнообразного, но, по традиции, не идеального ассортимента подобрать то, что понравилось бы мне – и в то же время соответствовало требованиям мероприятия. А последнее обещало быть тематическим. Мучительный выбор между "лохматым" сетчато-кружевным озорством черно-красного цвета и черной прошнурованной элегантностью, поблескивающей тончайшими нитями серебристой паутины – в пользу последней.
Забрав наряд прямо с вешалкой, укомплектовав его подходящими аксессуарами, мы вернулись к машине. А спустя еще полчаса сидели за столиком ресторана, ожидая заказ.
- Признаться, я рад, что у тебя все в порядке, - улыбался Фрэд, поблескивая озорным взглядом.
- А могло быть иначе? – со всем возможным очарованием улыбаюсь в ответ. Чертовски любопытно, насколько персонал клуба погружен в суть происходящего. – Альберт и его окружение – милейшие люди…
- Ну да! - хохотнул тот, вновь начиная листать уже изученное меню. – Кто б посмел спорить!
- Даже удивительно, до чего в вампирском клубе все невинно, - продолжаю провоцировать.
Фрэд оторвал взгляд от очередной аппетитной картинки, посмотрел на меня. В голубых глазах на мгновение мелькнула серьезность.
- А вменять что-либо в вину просто некому, - неоднозначная улыбка быстро вернула себе беззаботность.
- Да никто и не пытается.
Встречаю взглядом официанта, принесшего наш ужин, жду, пока он расставит приборы…
- И отлично. Спасибо! - игриво-настойчивым взглядом Фрэд выпроваживает парня прочь, смеясь, обращается ко мне: - Это уже на уровне интуиции: башмак башмака… Очень удобно, кстати: всегда знаешь, что получишь максимально качественное обслуживание. В обратную сторону тоже работает: я сразу вижу, кто из моих гостей сам в ресторанной сфере. Дополнительный стимул держать марку, знаешь ли.
- И учился на бармена?
- Медик я, - усмехнулся он. – Хирург. Так что в случае прокола с едой...
- С того света вытащишь? – поддерживаю его тон, подразумевая большее.
- Да они и сами отлично справляются, когда хотят.
- Ну да…
Весело улыбнувшись, Фрэд моментально перешел на другую, нейтральную тему. А исчерпав ее – на следующую. Напитки, музыка, путешествия – кажется, он мог говорить обо всем. И сейчас это было самым необходимым, чтобы удерживать меня в равновесии.
***
Нет, я определенно не дружу с фотоаппаратами. Ни одна камера не в состоянии зафиксировать то, что я на самом деле. Снимать меня – все равно, что снимать ветер. А вот в зеркальном отражении – вижу себя. Живую, подвижную, эмоциональную. Готовую предстать перед тобой. Узкое кружево чуть топорщится вдоль всего тела, от уголка корсета над грудью до самого пола. Одно движение, поворот – и оно застенчиво прячется в мягких складках ниже колен. Тот же поворот открывает взору шнуровку, сверху донизу. Глянцевые блочки. Нежная кожа под черными перекрестьями сутажа. Изысканной сеткой на глубоком черном – серебристые нити паутины. Широкое многослойное кружево обхватывает левый локоть. Сетчатая перчатка, даже присборенная на запястье, делает руку тоньше и изящней. На правой – лишь кружевной браслет и давно ставшее моей неотъемлемой частью кольцо. В тысячный раз полюбовавшись символом, привычно поправляю его губами. Уже не впервые приходит мысль сделать его на полразмера меньше. Пока терплю. Волосы их цепко держит в своих железных лапках симпатичный паук. Что, впрочем, не делает прическу менее взъерошенной. Этакий художественный беспорядок. Под стать тому, что в голове. Любуюсь отражением, вспоминаю непринужденную болтовню Фрэда. Идеальный бармен: надо доставить гостя в наилучшем состоянии – доставил, включая психологическое.
Оповещая о начале мероприятия, пиликнул телефон. Все-таки, изумительная в этом клубе звукоизоляция: ни звук, ни вибрация не достигают гостевых комнат, хотя все рядом, в одном здании... Бросив в зеркало последний взгляд, стараясь беспокойство заменить мыслями о Фрэде, каким он будет за стойкой и смогу ли узнать его теперь, выхожу в зал.
И снова замираю, восхищаясь обновленным обликом клуба. Альберт, действительно, сделал подарок своим гостям, преобразив интерьер до неузнаваемости. От тонких воздушных полотен не осталось и следа. Теперь здесь царят кожа и металл. Небольшие черные диванчики с проклепанными подлокотниками. Над ними – зарешеченные бра, соединенные блестящими цепями. Такие же, или даже чуть более массивные – свисают с потолка. При желании до них вполне можно дотянуться рукой. Барные стойки одеты в крупноячеистые сети, схваченные кожаными ремнями. Сцена, в глубине которой в метре над полом в железном решетчатом шаре танцует девушка, – и та ощетинилась круглыми блестящими шипами, на гладких поверхностях которых пляшут разноцветные блики.
Не менее интересен оказался и народ, пришедший встречать 2011 год к Альберту. Никогда еще я не видела одновременно такое количество людей в коже и латексе. Конечно, кое-кто был и в джинсах, но это ничуть не портит общего вида вечеринки.
Год 2011, 1 января
- Перспективная ночь, не правда ли? – в любимом голосе, негромком, но перекрывшем музыку извне, - тепло и легкая усмешка.
Мгновенно открываю глаза, встрепенувшись тебе навстречу. Но не успела ни встать, ни даже ответить – ты сидишь рядом и держишь мою руку в своих.
- Молчи.
И я проглатываю готовый сорваться с губ восторг. Лишь сияние блестящих глаз и бешеное биение сердца.
Удерживая мои пальцы, ловко сдвигаешь перчатку и приникаешь к обнажившемуся пульсу. И я понимаю вдруг, насколько мне не хватало этого! Чувствовать силу изящных пальцев, сжимающих мое тело, ощущать остроту зубов, с резкой болью вонзающихся в кожу… Быть горячим алым потоком, стремящимся к тебе – и отнимаемым тобою насильно. Тянешь за руку, но я, желая отдавать больше, чувствовать глубже, - сама подставляю ее. Одобрительный взгляд – и с новой силой укус, причиняющий столь восхитительную боль. Секунды непередаваемого блаженства принадлежать… Их завершение – нежнейший поцелуй, скрывающий следы.
Не в силах сдерживаться более, в благодарном порыве забыв о приличиях, о неимоверной дистанции – обнимаю тебя. Мягкая волна роскошных волос щекотит лицо. Ты – здесь! Ты – живой! Какое счастье!
- Я люблю тебя! Люблю! – шепчу, потеряв голову, касаясь губами прохладной шеи. – Люблю тебя!..
И руки твои вдруг смыкаются за моей спиной. Ты прижимаешь меня к себе, обрывая и без того неверное дыхание, вынуждая прогнуться под натиском нетерпеливых ладоней. Потеплевшие бледные пальцы путаются в волосах, превращая прямые линии – в ломаные. И – внезапной болью тянешь меня назад и вниз, роняешь на диван. Открытое горло. Дернувшаяся вверх губа. Чувственный, едва ли не насильственный выдох. И – чертовское возбуждение, негасимая жажда отдаться тебе. О, воплощение соблазна! Дразнишь, проводя языком от ключицы к подбородку…
- Возьми… все…
Убийственная пауза.
Тем важнее слова:
– Всего лишь донор.
- Да, Милорд... – на выдохе.
Согласна. На все согласна. Разум отказывается вмещать: не так давно бежала от твоего укуса, как от огня, а теперь… Теперь все мое существо жаждет чувствовать его! Тело изнывает от нестерпимого желания, которое с каждой секундой становится все сильней. Медлишь. А я – готова кричать: " Убей, но возьми!" - прекрасно зная, что и это вариант. Нервы напряжены до предела: вздрагиваю от тонкого дыхания твоего, едва коснувшегося шеи. Как такое могло произойти?! То, что прежде было источником панического страха, смертельной опасности, стало… бесценной наградой, ради которой я готова…
Но на что именно, узнать не суждено и лучшим телепатам мира. Все мысли, все хоть сколь-нибудь определенные образы в тот же миг растворились во всепоглощающем чувстве принадлежности. Ты обхватываешь меня крепче, приподнимаешь и – страстным поцелуем врываешься в истерзанную душу. Кровавым поцелуем. Ви-та-лий!.. Каждый слог твоего имени – удар сердца, выталкивающий горячую жизнь на поверхность. Порывистый стон. Слишком громкий – прижимаешь палец к полураскрытым губам, гася его, - и продолжаешь пить. Я – бесконечный океан, Вселенная, что окружает тебя, проникает в тебя – и которую ты поглощаешь и создаешь заново, наполняя собой. Единое дыхание абсолютной любви – жертвенной самоотдачи во имя тебя. Я становлюсь уютной темнотой, ласкающей тебя, - и тону в этой темноте… Ты – жизнь моя, отнимающая мою жизнь…
- Вставай. Ночь только начинается, – без усилий подхватив, помогаешь мне сесть.
И как раз в этот момент в проеме двери появляется хозяин клуба. Само воплощение любезности и обаяния. Чуть посторонившись, он пропускает вперед златокудрое создание, смущенно обронившее "здрасьте" и неуверенно присевшее на край дивана по другую сторону стола. Нина! По-прежнему бледна и хрупка, влюблена в своего вампира. И я искренне рада видеть ее живой.
Солнечно-рыжие локоны, извиваясь, концами надают на плечи, обтянутые изумрудным глянцем винила. Такой же лаковый блеск плотно обхватывает аккуратную грудь и ребра, на ширину ладони прерывается – и продолжает свои объятья ниже, подчеркивая красоту и стройность открытых ног. Блестящие черные ремни, протянувшиеся от плеч до бедер, соединенные на талии пряжками, обеспечивают единство композиции; а перехватывающие тело поперек – добавляют сексуальности. Тропическая птица, рожденная в клетке. Гармоничным дополнением к виниловому бондажу – черные лакированные сапожки до колена и аналогичные ремням браслеты. Тонкие бледные пальчики немного нервно потирают изумрудные ноготки, будто не знают, куда себя деть. Черный ошейник с изумрудным же кантом тонкой цепочкой пристегнут к одной из пряжек на груди. Стильное украшение, в любой момент способное стать средством подчинения и контроля в руках того, кто стоит рядом. А он, этот изысканно-агрессивный вампир, как всегда, безупречен. Узкие брюки, заправлены в высокие ботинки, наглухо застегнут на две косые молнии жилет, наручи с двумя рядами недлинных, но угрожающе острых шипов почти полностью закрывают предплечья. Металлический черный отблеск аккуратных ногтей. Функциональный минимализм, ничего лишнего. Но эта привычная черная кожа таит под собой сдержанную мощь ночного хищника, обольстительного и опасного.
- Надеюсь, мы не помешали? – улыбается Альберт нам обоим. - Рад приветствовать вас в моем клубе в эту восхитительную ночь.
- Отнюдь, – вежливый кивок в ответ. Ровно настолько, чтобы соблюсти этикет.
- Здравствуйте, - приветствую обоих.
- Сегодня немного шумно… Дань уважения постоянным гостям, - поясняет Альберт, будто извиняясь, и, извинившись повторно, вынимает из кармана взывший телефон. – Рокси? Уже?.. Нет. Пусть ждет. Нет, не сегодня… У нее есть ключ. Не препятствуйте.
Ты – само воплощение снисходительного терпения.
Закончив разговор, Альберт выключил телефон и снова обратился к нам:
– Позвольте предложить более спокойное место для общения, где нас никто не потревожит. Прошу.
Минуя зал с танцующими, знакомые и не очень коридоры, сворачиваем в темноту. Одно движение хозяйской руки, почти неслышное гудение – и часть стены плавно уходит в сторону, открывая багровую пасть лифта. Сколько еще тайн хранит Клуб Теней?! Движение наверх. Второй этаж, приглушенный свет вдоль длинного коридора.
- Здесь будет уютнее, – очередная дверь пропускает нас в комнату.
Гладкие стены обшиты серебристо-черной тисненой кожей. Витиеватый рельефный узор цветов и листьев поблескивает в красноватом свете. Стена, что напротив двери, завешена черным бархатом с таким же набивным рисунком, как на сливающимся с полом. Интуиция (или больное воображение?) подсказывает, что за мягкой материей скрывается нечто гораздо менее безобидное. Выйдя в центр комнаты, беспокойно оглядываюсь на тебя. Взгляд мимолетно ловит изящные кресла с жаккардовой обивкой и изогнутыми ножками, овальный столик у стены, накрытый черным полотном, вновь пробуждает утихшие было опасения. Сердце, врезавшись пару раз в прутья ребер, замерло в ожидании худшего, готовое в любой момент взорваться.
- Нина, если не ошибаюсь, ты хотела узнать, что происходит за гранью твоей памяти? Люди говорят, в новогоднюю ночь сбываются все желания. Не будем развенчивать этот миф. Тем более что наш друг столь любезно согласился помочь... - Альберт устроился в кресле у стены, притянув свою спутницу, усадил ее к себе на колени. – Но с этой секунды я попрошу тебя молчать и подчиняться. Во избежание, –слова он подтвердил очаровательнейшей открытой улыбкой и невинным поцелуем бледной щеки.
И даже я в этой наивной девочке вдруг ощутила зарождающееся сомнение: а так ли она хочет - знать? Но было поздно. Спорить с Альбертом теперь для нее означало потерять его, а этого она допустить не могла. И потом… по себе знаю эту иллюзорную безопасность зрителя, эту уверенность, что взгляд со стороны останется лишь взглядом. Я и сама бы с великим интересом понаблюдала эту пару, да только кто мне даст? По-хозяйски взяв за плечо, ведешь меня к противоположной стене.
- Сними это, – и, отступив назад, ждешь исполнения.
Но что – это? Вопросительный взгляд остается без ответа, а переспрашивать, чувствую, не имею права. Любое промедление не в плюс. Не стой же, раздевайся! Непослушными пальцами нащупываю крючок на спине, расстегиваю его, молнию... Корсет падает на пол. Всеми силами сдерживаясь, чтобы не закрыться от чужих взглядов руками, смотрю на тебя. Молчишь. Ждешь. Снова руки за спину – и следующей на пол ложится юбка.
- На колени! – так логично – и так неожиданно!
Мгновение абсолютного непонимания: как же так?! Ведь мы не одни! Ты не можешь так поступить со мной! Представила – и пылающая краска залила лицо. Я не могу заставить себя сделать это при других! Тем более, что Альберт уже пытался… Не могу быть сломленной при ней! Но ты уже стоишь лицом к лицу, вплотную, обнимаешь. Пальцы успокаивающе гладят шею… И вдруг – вцепляеются в волосы, резко разворачивая меня лицом к стене – и с силой толкают вниз. Едва успела выставить вперед руки. Возмущение и стыд захлестывают, будто цунами. Мгновенный импульс – рвануться прочь, плевать, какой ценой! Но ты готов к такому повороту. Без особых усилий удерживаешь на месте.
Пугающе короткий поцелуй:
- Любишь? – в одном слове – весь сценарий отношений.
И я – покорно замираю, отдаваясь твоим рукам. Взгляд – в черный пол.
Бархат тяжело падает перед моим лицом, обдав холодной волной.
Кольца, цепи, кожаные наручи – странно было бы ожидать иного. За руку тянешь меня к стене. Ловко застегиваешь пряжки. Блестящие, на грубой черной коже – они смотрятся великолепно. Какими хрупкими выглядят теперь мои руки, прикованные к стене! Белые на черном, чуть выше головы. Я не могу подняться с колен – и сесть, приняв другую позу, тоже.
- Ах! – короткий удивленный вскрик за спиной. Очевидно, Нина увидела, что пряталось под шелком на столе. Неужели и впрямь не ожидала?
Тягучая тишина повисает в воздухе. Я слышу свое дыхание. Понимаю, что непроизвольно стараюсь сделать его как можно незаметней – приостановить жизнь, отодвинуть неизбежное. Каждое мгновение приобретает невероятную ценность, приближая ситуацию к развязке. Я слышу дыхание Нины, взволнованно прерывистое. Наверняка Альберт сейчас сжимает ее узкие плечи, удерживая от излишних движений, без труда играя роль внимательного, обходительного кавалера.
А я – жду его, первый удар. Тело вздрагивает от напряжения и желания чувствовать. Я знаю: мой вампир – нежен и жесток. Всегда. Независимо ни от чего этот контраст проявляется во всем. Но что подарит первым: ласку – или боль? Из глубины, из самого центра устремляется к поверхности тела вибрация, так похожая на озноб…
Твои шаги, почти неслышные. Неодолимое желание обернуться, хоть на минуту заглянуть вперед. И в то же время – тайная надежда, что все - лишь демо-версия, игра. Наивно крайне. Я чувствую: ты за моей спиной. Стараюсь уловить малейшее движение пространства обнаженной кожей… Звук рассекаемого воздуха – в самое сердце. Пальцы судорожно сжимают цепь. Подтягиваюсь, уклоняясь от удара. Предполагаемого. Облегченно перевожу дыхание…
Тело, резкой болью брошенное вперед, врезается ребрами в стену. Рефлекторно стремится сжаться, спрятаться, но – как?! Хвосты плети обжигают кожу. Секунды меж ударами – лишь на то, чтобы вдохнуть, принять разливающийся жар. Могло быть хуже. Это – можно пережить… Мысль о свидетелях – возвращает самоконтроль. Лишь волей сдерживаюсь – не выдать реакцию, быть сильней. Если и дальше так пойдет – я сумею... Наивная! Кто сказал, что ты довльствуешься этим? От перестановки девайсов сумма зависит напрямую!
Боль заливает сознание. И вскоре в нем не остается ничего, кроме вспышек огня на спине, нагревшихся, ускользающих из влажных пальцев звеньев и давящего на колени пола. И – тебя. Не нужно открывать глаза, чтобы увидеть. Тонкие пальцы в серебре перстней сжимают черную рукоять. Я почти чувствую фактуру кожи, ее мягкость, шершавые границы переплетенных между собой узких полос – так, как, должно быть, чувствует их твоя ладонь. Черные волны кружев набегают друг на друга, но не смеют закрыть изящную руку. Руку Художника, с одинаковым мастерством владеющую кистью – и плетью. Пряди золотистых волос, небрежно отброшенные с лица, падают на облаченную в черный бархат спину. Открытый разноцветный взгляд пронзителен и безупречно чист. И в нем – лишь констатация. И снова, снова боль. Почти нестерпимая. Пусть где угодно, только не повтором! Теряюсь в пространстве. Единственный ориентир – стена, безжалостно твердая поверхность. Вездесущие концы захлестывают тело, надолго оставляя режуще-горячий след. Ожог, еще ожог…
Довольно! Хватит! Отпусти! – и ни слова вслух. Ты же умеешь читать! Услышь! Я никогда не скажу вслух. Но… я не выдержу эту боль… ше! Новая ласка – и я снова жива, обнадежена. А ты – всего лишь заменяешь плеть. И – огненная полоса вновь скручивает тело. Опаленные губы. Дыхание сожжено, короткое, рваное… я забыла, что оно когда-то было иным. И новый удар разбивает тело… Нет, не поддамся! Я смогу. Я буду достойна!..
Непрошеные слезы. Всеми силами пытаюсь удержать… Но каждый следующий удар – бросает тело в новое пламя, делает меня слабее, беззащитней. И я готова, ломая гордость, намеренно забыв о бесполезности воззваний, обратиться за помощью к слезам… которые вероломно испаряются в давно иссохшем горле, как в пустыне. Как же сказать тебе, что моим силам - предел?!. А какой смысл в том? Я знаю, что ты чувствуешь, отлично видишь мое состояние – и не хочешь остановиться. Требуешь большего. Едва прорвавшийся стон – задавила, взбесившись на собственную слабость. Смертная не уступит вампиру! – И вместо того, чтобы сжаться от очередного взрыва на иссеченной спине, - выгибаю ее, назло подставляю под плеть.
Внезапно – мелодичное звучание извне. Нежное касание. Любимые руки. Так хочется расслабиться, отдохнуть… Минута – предтеча несбывшихся ожиданий. Еще один… нет, не один ожог. Еще одно движение навстречу кожаной ласке. И – что-то вдруг ломается во мне. Звук сплавляется с болью, передавая измученное тело во власть не разуму, но - музыке. Той, что заставляет его двигаться, изгибаться чувственной волной под ударом, впитывать боль – и подаваться навстречу новой. Той, что дает ему новые силы, новую волю, отличную от прежней. Наивно уклоняясь от рассекающей сознание и тело ласки – я танцую. Чувственно, проникновенно, вдохновляясь все больше. И каким бы ни было мое движение, плеть твоя неизменно ложится на разгоряченную кожу, принося совершенно невероятное наслаждение – наслаждение болью. Как необычно чувствовать его в чистом виде! Впервые в жизни. Уютное тепло, облегчение, удовлетворение от затихающей боли – вот то, что всегда являлось основным источником удовольствия. Прежде, но не теперь. Сегодня это – танец, в котором я жестокому мучителю отдаюсь с той же страстью, что и нежнейшему любовнику. Две стороны, прекрасные в единстве своем.
Режущая боль приобретает вдруг иной оттенок. Почему? Откуда это неведомое чувство? Как будто кто-то новый рождается во мне, расправляет плечи, стремится быть. И этот кто-то поднимает голову и страстно-голодным взглядом впивается в своего истязателя. Он не рассержен, не унижен, не порабощен. Каждый новый удар – принимает с вызовом, гордо подставляя пылающее тело. Дразнит, провоцирует Охотника на большее, распаляя собственную жажду:
Ударь меня! О, я знаю: ты любуешься мною. Хочешь дать максимум, хочешь видеть, как я приму его. Ничто не встанет на пути твоем, ничто не смягчит тебя. И ты – прекрасен в жестокости своей!
Я признаю, всецело признаю
и власть твою, и силу,
и стремленье владеть.
Да, я в тебе отчаянно люблю все это.
Превращает в наслажденье
твоя рука –
пронзительную боль.
Ласкай же неприрученного зверя.
Твои слова, негромкий голос твой –
и я у ног.
Ты правишь безраздельно
моих эмоций миром,
бурей чувств,
изящным телом в кожаных оковах.
Под натиском как будто подчинюсь…
но в следующий миг –
восстану снова,
как прежде, непокорна и сильна.
Соседство в горле
слез – с надрывным смехом.
В итоге – быть твоей обречена.
Так выпей же меня,
Вампир,
до дна!
…Где ты? Что происходит? Нет сил пошевелиться. Даже открыть глаза. Не оправдавшееся ожидание. Я знаю: все может возобновиться в любой момент. И надо быть готовой, но… я так устала! Пусть будет внезапно, пусть сумасшедше больно. Все равно. Музыки больше нет. Слабеющие руки едва удерживают тело. Жар огненных полос постепенно остывает, становится ласкающим теплом. Непрошеная дорожка из-под влажных ресниц. Тихое всхлипывание – мое? Белесая дымка тумана поверх действительности. Головокружительное падение в водоворот темноты…
Внезапная нежность – вырывает стон. О, коварная ласка вампира! Ею ты забираешь меня без остатка. Прохладные пальцы скользят по плечам, едва касаясь разгоряченной кожи, с силой сжимают их, впивая ногти в живую плоть. Ты знаешь мое желание, чувствуешь, насколько сильно оно – и медлишь, дразня и мучая соблазном. Бесконечной нежностью течешь к запястьям, освобождаешь руки от оков… придерживая, опускаешь вниз. Заводишь за спину, сцепляя меж собой. Аккуратно перебирая пряди спутанных волос, открываешь шею. Ласкаешь теплыми губами, целуешь... все больше увлекаясь, загораясь той нечеловеческой страстью, что поглощает и меня неотвратимо. И – острыми клыками пронзаешь эту зыбкую реальность, невероятным возбуждением бросаешь меня в сплетенье множества миров, наслаивающихся друг на друга, проникающих друг в друга – и в трепетно внимающую душу. Я жажду отдавать – и жажду боли. Предельной, нестерпимой, бесконечной – той, что дает лишь поцелуй вампира, уверенного в доноре своем…
Нервные вскрики за кадром. Неспешными поцелуями собираешь растекшуюся по ключице кровь. Теплое прикосновение мягкого золота, рассыпавшегося по моим плечам, - восхитительно нежно. Прохладная полоска кожи ложится поперек моего горла, плотно обхватывает его. Доверчиво поднимаю голову, едва сдерживая нарастающее с бешеной скоростью волнение. Это… это… Боюсь поверить собственной догадке. Ошейник! Волна от макушки до пят. Это может значить только одно! Чувство необратимости, нахлынувшее со всей полнотой, сменилось невыразимой благодарностью. Встаешь передо мной. Неуверенно поднимаю взгляд, полный боли и счастливых слез. В ответ – улыбка. Тонкая, едва уловимая. Измученное сердце рвется к тебе. Чувствуешь ли ты всю силу любви, что переполняет меня? Опускаешь руку к моему лицу, касаешься щеки… Ласкаюсь к теплой ладони. Как хочется держать ее в своих! Но – скована. Маленькая, беззащитная, преданная тебе. Могу лишь целовать, пока позволяешь. Счастлива, что позволяешь. Мой Мастер. Мой Вампир. Я – для тебя.
- Нет! Нет! Это неправда! – Нина билась в руках Альберта, захлебываясь слезами. – Неправда!..
- Это было твое желание, дорогая. Я предупреждал, – промурлыкал тот не без удовлетворения. – Незнание не освобождает от ответственности. Знание – удваивает ее.
- Нет! Я не верю! Отпусти!
Как не похожа она была сейчас на ту рассудительную, умиротворенную Нижнюю, что совсем недавно убеждала меня в безукоризненности Альберта! И в безопасности игр с ним.
- Прошу прощения, но у нас был уговор. Не стоило нарушать его, – однако в словах этих не прозвучало ни сожаления, ни сочувствия. Альберт столкнул плачущего ангела с коленей, быстро встал.
Нина испуганно забилась в угол, в отчаянии замахала руками:
- Уйдите! Не трогайте меня! – и куда вдруг подевались ее любовь, обожание, убежденность в благородстве?
Но вампир легко поймал ее за руку и потянул к стене с цепями. Споткнувшись, Нина упала, попыталась вывернуться, упереться ногами – лишь бы не дать приковать себя. Естественно, безуспешно. Вырываться сейчас – только напрасно тратить силы. Хотя… меня же это никогда не останавливало!
Бросаю на тебя осторожный взгляд. Сама бесстрастность и терпение.
Тем временем красотка уже прикована к стене, возмущенные вскрики превратились в откровенный плач. Наконец, поняла, что ждет ее сегодня. Вот только… разжалобить бессмертного слезами?
- Ты никогда не боялась меня. Почему же теперь я чувствую твой страх? – Альберт неторопливо расстегивал ошейник, лаская кончиками пальцев нежную кожу. – Скажи, что именно пугает тебя?
В ответ – лишь всхлипывания.
- Ответь же, – он взял ее за подбородок, заставил смотреть в глаза.
- Я… не хочу! Отпустите! – истерика возобновилась.
- Не хочешь отвечать? – забота в бархатном голосе звучала очень искренне. Но вместе с тем было очевидно: проигнорировать и этот вопрос нельзя.
- Не хочу… чтобы со мной… так…
- Но ведь ничего нового, – Альберт нежно поладил ее по щеке, стирая мокрые дорожки. – Тебе знакомо все. Только ты не помнишь. Ты сама хотела знать, чего же теперь боишься? Боли? Или того, что я… - он наклонился к ее шее.
Нина с воплем рванулась в сторону, но стальная цепь удержала ее. Сильные пальцы вцепились в рыжие кудряшки, повернули голову набок. Чувственно, смакуя каждый миллиметр, Альберт провел языком от плеча к уху девушки, отчего та затрепетала – и замерла, боясь спровоцировать укус.
- Нет, - качнул он головой, это после. А пока…
Из голенища высокого ботинка вытянул узкий нож. Глаза Нины увеличились чуть ли не вдвое. Она смертельно побледнела, вжалась в стену.
Тоже не спасает, проверено.
- Жаль портить такую красоту. – Альберт полюбовался на острое плечико своей спутницы. – Но иного выхода я сейчас не вижу. Прости.
Подцепив бретель клинком, рванув вверх, рассек ее надвое. Та же участь постигла и второй ремешок. Ослабив пряжки на взволнованно вздымающейся груди, Альберт стянул платье вниз. Нина снова заплакала.
Внезапно мне стало неловко. Я предпочла бы не быть свидетелем этой сцены. Но Нина, такая хрупкая, такая чистая, удерживаемая у этой черной стены цепями, была просто восхитительна. Эстет буквально не способен был оторвать от нее взгляда. Я любовалась ею, любовалась вампирами около нее – и все это – при крайнем смущении. И помнила собственные ощущения в начале этой ночи, которые держались, пока боль и возбуждение не затмили остальное. Мой мазохизм во многом спас меня – в какой-то миг я просто забыла об обстоятельствах. А потом, когда ты утвердил мой статус, стало безразлично, что будут думать обо мне другие.
- Ты обещала не мешать происходящему ни действием, ни словом. Это было условием. Увы, - он выдержал паузу, позволяя ей самой сделать вывод. - Теперь я вынужден отдать тебя нашему другу. Ему решать, какой должна быть компенсация.
Последние слова привели в шок не только ее. Разрываемая противоположными чувствами, смотрю на тебя: неужели согласишься?! Ревность и боль: я только обрела своего Мастера, едва успела увериться, что нужна, – и сразу потеряю?! Нет, похоже, мучения никогда не прекратятся. А что, собственно, мешает садисту иметь двух Нижних? Тем более, что Нина – разовое явление… наверное… Ведь ты не обещал мне ничего. Как я могу требовать от тебя что-либо? Моя принадлежность не делает тебя принадлежащим мне. Ни в коей мере. Но даже разумные доводы не успокаивают. Сердце рвется, воспринимая это как утрату. Умеют же бессмертные делать больно! А с другой стороны, я отлично понимаю: ты имеешь полное право на компенсацию со стороны Альберта. Особенно с учетом недавних событий. И ко всему, мне хочется знать тебя сильным, значимым не только для меня, восхищаться, гордиться тобой. А для этого нужны основания. И Нина, предоставляемая тебе вот сейчас, - одно из них.
- Нет! Не надо! – вопль, полный ужаса резанул слух.
Выбрав из разложенного на столе арсенала почти метровую пятихвостку, ты оценивающе рассматриваешь ее.
- Не стоит усугублять ситуацию, дорогая, – невозмутимо советует Альберт, проводя кончиком ножа по изящной шее. И, добившись тишины, отходит к креслам, не желая мешать.
Впервые в жизни я – буквально в метре от жертвы садиста. Не просто Нижней, которой предстоит истязание, – именно жертвы, категорически не согласной на такое обращение с собой. Полнейшее нарушение принципов SSC. Но… о какой добровольности может идти речь?! О какой безопасности?! Это же вампиры!!! И то, что некоторые извращенцы вроде меня сами желают войти в их мир, осознанно принимают условия такого существования – абсолютно ничего не меняет. Суть хищника всегда остается таковой.
Остановившись в шаге от нее, примериваясь, заносишь руку. И я невольно любуюсь: невозмутимый хищник Ночи, готовый с полным правом взять свое. Изящен, строг, неумолим и неизбежен. И – безусловно красив. Потрясающе красив. оборачиваешься на секунду поймать мой восхищенный взгляд – и с разворота бросаешь концы плети на жертву.
Я – вздрогнула и задохнулась вместе с ней. Пять моментально вспухших линий алеют на бледной коже, будто след от когтистой лапы. И почти сразу следующий удар лег ниже, накрест, захлестнув ребра. Любуясь, захватываешь хвосты плети возле рукояти, протягиваешь их любовно сквозь кулак. И – раз! – еще один удар расцветил бледность, напоил тело болью.
Недовольно скривившись на истошный крик, ты отступил:
- Довольно.
- Хорошо. Дальше я сам, – Альберт принимает из твоих рук плеть. – Прошу, не уходите сейчас. Нам будет не хватать вашего присутствия. Не так ли? – как ласковы слова, украшенные деликатнейшей улыбкой! И как неумолим взгляд черных, будто ночь, глаз!
Нина вынужденно, сквозь слезы кивнула.
- Не так ли? – снова прозвучал вопрос, угрожающе терпеливый.
- Пожалуйста…
Альберт удивленно приподнял бровь.
- Пожалуйста… - каких усилий стоило ей произнести простую фразу! И как это знакомо! – Останьтесь…
Взяв за плечо, ты помогаешь мне подняться, ведешь за собой. Сев в кресло, кивком приказываешь опуститься рядом, у ног. И почему-то сановится вдруг так спокойно, уютно даже. Как будто я после долгих, изматывающих скитаний вернулась, наконец, домой. И даже руки, скованные за спиной, воспринимаются теперь как нечто естественное, само собой разумеющееся. Плечами чувствую складки твоих брюк, и это дает непривычное и, казалось бы, необоснованное чувство защищенности. Ведь прекрасно понимаю, что главный источник опасности для меня здесь – именно ты. И будто читаешь мои мысли: пальцы едва касаются моего плеча – мимолетная ласка, наполняющая меня желанием жить. Жить во имя тебя.
- Ты все еще уверена, что хочешь видеть? – звучит со стороны голос Альберта.
Их отношения – только их. Нет больше чувства, что мы вмешиваемся, что как-то причастны. Как будто не пара метров разделяет нас, а целая жизнь.
Нина всхлипывает, смотрит на вампира с мольбой. И, кажется, до сих пор не понимает реальности происходящего.
- Я могу избавить тебя от этого. Или, напротив, дать в полной мере. Что предпочтешь? – он выдерживает паузу, надеясь услышать ответ, и, не дождавшись, спрашивает снова. – Так ты хочешь видеть?
Нина отчаянно качает головой.
- Хорошо. Не увидишь, – черный платок в бессмертных пальцах. – Но почувствуешь острее.
Повязка закрывает ей глаза. Я почти чувствую нервную дрожь, что бежит по ее телу.
- И, прошу: избавь нас от своей несдержанности.
Следующие минут двадцать были наполнены сильнейшим напряжением. И не только для Нины. Я видела, как она страдает, видела, как дрожит и всеми силами стремится избежать удара ее хрупкое тело. Она не хотела принимать боль – и не могла сопротивляться ей. Огромных усилий стоило сдерживать крик. И только страх, что в противном случае все обернется еще хуже, давал ей силы. Неизвестность пугала ее не меньше: каждое действие Альберта было нежданным, а потому – предельно чувствительным. Она не успевала свыкнуться с одним ощущением, как тут же получала другое. Мне было жаль ее. То и дело возникало желание сорваться с места, броситься на помощь (чем, интересно, я могла помочь?!). Но каждый раз твоя рука чуть сдавливала плечо, и ногти касались кожи, парализуя волю еще до того, как мозг был готов отдать телу приказ. И в то же время, я восхищалась им, этим вампиром, столь гармонично сочетающем в себе разительные контрасты, и как-то по-садистски наслаждалась истязанием. Возможно, потому, что сама приветствовала боль. Но то, что люди именуют совестью, терзало меня за эту непроизвольную радость – и я не знала, как убить (или придушить на время) хотя бы одну из сторон. А лучше – обе.
Не менее ощутимым для меня было ясное видение того, что Нина проживает психологически. Тот, кому она верила, кого любила так беззаветно, оказался воплощением зла, предал ее: вместо простых ответов на вопросы, он причиняет боль, мучает, да еще и унижает перед чужими людьми. Конечно, он предупреждал, но… разве это оправдание?! Он должен был оставаться идеалом, рыцарем без страха и упрека. И – не смог! Обида, разочарование, горечь разбитых иллюзий – и бессильная злость на себя, доверчивую. Все эти чувства были на поверхности! Я читала их в ней – и… не могла сочувствовать. Ибо видела больше. И снова эта совесть – условный рефлекс общественной морали…
Наигравшись, Альберт заботливо снимает повязку с мокрых, с размытой тушью глаз. Ангел жмурится, успев отвыкнуть от света.
- Я не стану пить тебя, - ответ на неозвученный вопрос. Альберт бросает плеть на стол, поворачивается к нам. – Арахна, я был не прав, когда просил ее пояснить тебе происходящее. Похоже, она больше нуждается в объяснениях. Я был бы весьма признателен, если бы ты взяла на себя труд ответить на ее вопросы. Разумеется, с позволения твоего Мастера.
Последние слова - с учтивым полупоклоном тебе.
Едва заметный кивок в ответ.
Мы с Ниной остаемся одни.
- Успокойся уже, возьми себя в руки. Ну да, сложно сделать это, когда они прикованы… но надо.
- Как он мог! Я же любила его! Я ему верила!
- И продолжай. Никто не запрещает.
- Я думала, он просто… неформал. Ну, извращенец. А он – вампир! – Нина обиженно всхлипывала, уже не имя сил плакать. – Он же убьет меня!
- И почему он до сих пор не сделал этого? – кажется, я плохо стараюсь не язвить.
Но она не заметила. Красные от слез глаза отчаянно требуют от меня ответа.
- Скорее всего, ты нужна ему в том качестве, как сейчас.
- Но зачем?!
- Глупый вопрос. Зачем вампиру донор?
Она задумалась. Настолько, что даже слезы высохли. Пока я пытаюсь устроиться в кресле удобней. Не слишком успешно: скованные за спиной руки затекли и жутко ноют. Единственная мысль утешает: что такова воля моего Мастера.
- А ты? Ты знала, что Альберт…
- Бессмертен? – помогла я завершить фразу. – Не с самого начала.
- И пошла с ним? Зачем?! – изумлению девушки нет предела.
- Иногда добровольность – лучшая защита... А вообще, искала другого. Полагала, Альберт может прояснить ситуацию.
- Того блондина?
- Да.
- Зачем?!!
Интересно, желание прибить ее у Альберта возникает с той же частотой, что сейчас у меня?
- Я же донор, – устало повторяю снова. – Донор и мазохист. Да, тоже из числа извращенцев.
Сколько еще шокирующих фактов она узнает сегодня?
– Только предпочитаю не причинять боль, а принимать ее. Из любимых рук.
- Так ты… тоже… любишь?
- Думаешь, буду подчиняться кому попало? Меня можно сломить физически, но не морально.
- Но он же… тебя…
- Боль не равна унижению. И мне не о чем жалеть.
Взгляд ее все больше наполняется вопросами. Причем мало того, что она не знает ответов на них, – бедняжка и представить не могла, что такие вопросы могут возникнуть в принципе. Что ж, похоже, у нас в запасе целый день. Пока не сядет солнце. Правда, представление о том, насколько далеко оно от горизонта, мягко говоря, смутно.
- Скажи: а ты… давно знаешь о них? И как ты встретилась с ними? И почему тебя не… выпили до сих пор? А этот… твой?..
- Не уверена, что тебе стоит знать это, – с сомнением смотрю на нее. – Кажется, то, что показал тебе Альберт, не очень порадовало тебя.
- Хочу! А нас не… убьют, как… свидетелей? За то, что знаем слишком много? – Она испуганно вздрогнула, очевидно, представив собственный труп. Или процесс умерщвления.
- Не сразу.
- Ну, так расскажи! – женское любопытство сродни кошачьему.
- Ладно. Только мои отношения с вампирами начались задолго до того, как я встретила и Альберта, и своего Мастера. Первым, с кем мне довелось общаться, был Интар.
- Интар? Красивое имя.
- Красивое. Как и он сам. Это было года 3 назад. Меня угораздило ночевать в чужом городе. Ни денег, ни знакомых. И именно в ту ночь он искал себе жертву. Вместо той, что была назначена ему, выбрал меня, случайно попавшую. Впрочем, случайностей не бывает… Мне удалось сбежать. Правда, ненадолго. Через несколько дней он разыскал меня. Вытащил из серьезной проблемы...
Умолкаю, вспоминая его дыхание, его смертельно опасный поцелуй… и собственную беззащитность, когда завязаны и руки, и глаза. И то, как он, обняв меня, шагнул в окно…
– Нет, он не укусил меня. Ему нужна была добровольная… даже не жертва – спутница.
- И почему ты не сгласилась? Раз он такой красивый и заботливый!
- Не собираюсь становиться вампиром!
- А потом? Он отпустил тебя?
- Он приходил неоднократно. Каждый раз с одним и тем же предложением. И каждый раз я говорила "нет". Он защищал меня, когда мне требовалась защита. В том числе от других хищников. Я назвала бы его своим другом, если бы… была возможна такая дружба. Но – вряд ли.
- А как он находил тебя?
- Не было нужды. Он знал все мои адреса. А я сменила их за то время немало. Он приходил, наблюдал. Мы общались. Настойчивые предложения сменились добрыми отношениями. Но это уже после того, как я помогла ему. Однажды.
- Помогла?! Монстру, который хотел сделать тебя такой же?!
- Ты бы назвала монстром Альберта?- усмехаюсь я такой безапелляционности, зная ответ заранее.
- Альберт не такой. Он…
- Не вижу разницы. Пойми: вампир – не исчадие ада. Он хищник. Такова его природа. Ты же не станешь обвинять кошку в том, что она ловит птиц. Некоторые люди несут гораздо большее зло.
Окончательно сбитая с толку, девушка растерянно хлопает ресницами.
- У них – свои правила, свои законы.
- И ты… не боишься?
- Нет. Я вообще мало чего боюсь. Есть вещи, которых я не хочу. Но бояться – глупо…
Воспоминания затягивают меня своей особой атмосферой, подобно монументальной проникновенной музыке, требующей мобилизации всех сил для полноценного восприятия. Нина молча, усиленно переваривает информацию, внезапной лавиной накрывшую ее. Точно такой же лавиной на меня вдруг накатила усталость. Сворачиваюсь клубком меж подлокотников жаккардового кресла… закрываю глаза...
Год 2011, 2 января
Щелчок замка – как выстрел. Вздрогнув, открываю глаза. Быстро встать не удается – затекшие ноги подкашиваются. Вконец обессилевшая Нина не реагирует совсем.
На пороге – голубоглазый незнакомец в джинсах и клетчатой рубашке. Статен, красив. Кто-то из персонала?
- Добрый вечер. Позвольте представиться, Рональд, – с порога начал он.
- Добрый, если повезет, – замечаю не без сарказма. После вчерашнего не страшно ничего, кроме твоего неодобрения.
- Альберт ждет вас в кабинете. Я провожу, но прежде стоит одеться. Позвольте…
Он подходит ближе, намереваясь снять с меня оковы. С готовностью поворачиваюсь к нему спиной. Ловкие пальцы одну за другой расстегивают пряжки, даруя свободу.
Благодарю, – с легким наклоном головы. Кем бы он ни был, уступать в манерности не собираюсь. Размяв кисти рук, одеваюсь.
Рональд тем временем занялся Ниной.
- Пожалуйста, осторожнее.
- Не беспокойтесь, я обо всем позабочусь – да он сама любезность! Копирует Альберта?
Сняв безвольного ангела со стены, опускает ее в кресло.
- Вы не могли бы помочь мне, Рональд? – маленькая женская уловка, дающая уверенность в себе. – Корсет.
- Конечно, с удовольствием.
Воистину, ученик Альберта! Очень аккуратно, стараясь не касаться обнаженной кожи, он застегивает молнию на спине, поправляет концы шнуровки. Пока разбирается с Ниной, успеваю рассмотреть его.
Высокий голубоглазый блондин с приятной улыбкой на мужественно-красивом лице. Короткая стрижка, угадываемые под одеждой мускулы. Тот самый тип мужчин, который так нравится большинству женщин, и который во мне не вызывает ничего, кроме легкого раздражения. А если не обременяется мозгом – то и презрения. Нет, конечно, я могу и ошибаться в своем предвзятом отношении. Может, он достойнейший из достойных. Но внешность… воспринимается однозначно. Немного спасают ситуацию его потертая куртка с выклепанным во всю спину Веселым Роджером и потрепанные джинсы. Добавляют его образу неформальности. И ладони, спрятанные в черную кожу перчаток, тоже в клепках… Может, и не плох.
Знакомый лифт, на этот раз вниз. Знакомый кабинет. Хозяин за столом.
Усадив постепенно приходящую в себя Нину в кресло, слегка поклонившись Альберту, Рональд удалился.
- Доброй ночи, Арахна. Как спалось? – в глазах Альберта – теплая ирония. Мягкая улыбка на губах. Голос заботлив.
- Благодарю. На ваших изящных креслах – замечательно, – улыбаюсь в ответ.
- Я рад. Пожалуйста, прочти это, – протягивает мне бумажный конверт, без единой надписи, но с сургучной печатью, которую пришлось разломить. Сложенный пополам листок такой же жесткий, но чуть тоньше.
"На тебе мой ошейник. Отныне – и все время, пока я хочу. Полагаю, нет нужды объяснять, что это значит для тебя.
Возвращайся. Альберт поможет.
Sphinx."
Так вот как знают тебя бессмертные!
Прячу письмо обратно в конверт, поднимаю взгляд на Альберта.
- Машина у входа в клуб,- улыбается он. - Фрэд отвезет тебя.
- Благодарю, – почтительно киваю, готовая уйти.
- Арахна… - темные глаза улыбаются. - Рад был снова видеть тебя. Надеюсь, не в последний раз. Удачи.
- Спасибо. – не приходится стараться чтобы последние слова звучали теплом и искренней благодарностью. – Доброй ночи.
- Да будет она щедра.
Год 2011, 3 января
- Прошу, – довольно улыбаясь, Фрэд открывает дверцу своей "тойоты", подал руку, помогая выйти. – Классная была поездка. А мне обратно надо. Надеюсь, еще увидимся.
- Удачи.
Махнув рукой, Фрэдди нырнул обратно в машину и, сорвавшись с места, подняв облако снежной пыли, умчался.
Я остаюсь одна. Удаляющийся шум авто – и молчание. Серебристо-синие искры снега в холодном свете старинных фонарей, сторожащих ворота. Не то холод, пробирающийся под пальто, не то колючие звезды, сыплющие сверху стеклянную пыль, неприятным ознобом наполняют тело. Нестерпимо захотелось горячего чая. Очень кстати было бы, но если и можно найти тепло, то только внутри этого дома, безмолвной тенью возвышающегося надо мной.
Кутаюсь плотнее. Волнуюсь: я войду сюда, увижу тебя – в совершенно новом качестве… Вот прямо сейчас! Радость вспыхнула – и тут же сменилась привычным холодом, угрожая окончательно превратить меня в кусок льда: теперь я как никогда должна соответствовать, оправдывать доверие. Только вот, доверие ли? Скорее, очередное испытание. Ведь ты не сразу принял меня. И то, что я была в руках других, пусть не по своей воле, но все же… Память совершенно некстати пробудила чувство вины. Теперь мне придется отвечать за каждое слово, за каждое действие. Придется доказывать свою преданность, готовность отдавать. Вряд ли будет третий шанс. Возможности исчерпаны, и единственная альтернатива абсолютной принадлежности – смерть. Но я же так стремилась! Неужели сейчас, стоя на пороге твоего дома, чувствуя, как обнимает горло твой ошейник – я еще смею сомневаться?! Я не бумеранг!
Три ступени вверх – и тяжелая дверь бесшумно впускает меня. Забавно выглядит наивная надежда согреться во владениях вампира. Тем не менее, здесь теплей, чем снаружи. И я не хочу обратно.
Почему в прошлый раз я не заметила, как все здесь обустроено?
Впрочем, глупый вопрос: слишком много было впечатлений, слишком велика устремленность – полнейший аффект. Но сейчас у меня есть возможность осмотреться, прийти в себя, подготовиться… Однако, чувствую, снова, вместо того, чтобы трезво оценить собственное положение, просчитать варианты развития событий я буду… любоваться тем, что окружает меня.
Толкнув для верности входную дверь (естественно, не предназначенную выпускать жертв на свободу) и порадовавшись, что хоть какая-то часть добровольности снята с меня, неторопливо оглядываюсь. О, благодатный для эстета интерьер! Просторный восьмиугольный холл, в каждой из стен которого – проем- арка, занавешенная серебристо-черным панбархатом. Плавные линии складок вопреки закону всемирного тяготения текут наискось, перекрывают вход наполовину – и уже из-под шелковистых шнуров мягкими водопадами устремляются вниз, растекаясь по полу. Чуть отблескивающий ворс – и глянцевый паркет. Завораживающая игра фактур и форм. В углах между проходами – старинные кресла. Потертое серебро на узорных подлокотниках, черная жаккардовая обивка. Эстет облизнулся, едва удерживаясь от того, чтобы упасть в одно из этих произведений искусства. Нет, так нельзя, надо раздеться. Расстегивая пальто (гладкий холод пуговиц напоминает пальцам о зиме), ищу глазами вешалку. Нет здесь такой. Что ж, придется на одно из кресел. К примеру, левое, меж дверью и зашторенным окном. Ты прав: не нужно ничего лишнего. Разве что немного приоткрыть окно – добавить асимметричности. Отдергиваю штору. Да это не окно - зеркало! Отличная маскировка и защита от непрошеного света. В глубине отражения холл выглядит еще более необычным и таинственным, пугающим даже. Пространство, наполненное изяществом старины. Иная реальность, невероятно далекая от повседневной жизни смертных. И, кажется, я здесь уместна: черное и серебро, паутина и кружева. И восхищенный взгляд, жаждущий вместить и запомнить все до мельчайших деталей. Художник, окруженный красотой… Неужели и мне предстоит жить здесь?! Уверенности нет, но сердце переполнено любовью и благодарностью. Настолько, что вместо слов – один глубокий вздох.
А дальше куда? За каждой аркой – ступени. Одни наверх, другие – круто вниз. Которая из лестниц – для меня? Не та ли, что приоткрыта больше остальных, будто приглашая? Это было бы логично. Но почему-то захотелось спуститься по другой. Что ж, будем надеяться, интуиция верна. Ныряю в полумрак, сгущающийся с каждым шагом. Насколько там глубоко? Не ошиблась ли я? Гулкий стук каблуков теряется за плавным поворотом: лестница будто стремится к центру дома. И никаких перил. Единственная опора – стена, одетая в шелкографию. Графитовый рельеф под кончиками пальцев убегает назад, светлеет впереди. Последние несколько ступеней, слабо освещенный коридор, черно-шоколадные двери... Вот эта, кажется. Если что – надеюсь, не убьешь меня за промах. Толкаю ее, надавив изогнутую ручку. Геометрические змеи под ногами вмиг переносят меня на своих глянцевых спинах в ту ночь, когда ты впервые обжег меня плетью, когда почти убил таким естественным для вампира безразличием – и иссушающим укусом вновь заставил жить. В ту знаменательную ночь, когда тобою на мне оставлен был знак… Да, это твой кабинет. Тот же танцующий свет, так похожий на свет живого огня. И я так и не вижу его источник. Тот же стол в тени, возле дальней стены. Левее – пара кресел, чайный столик с фруктами в округлой невысокой чаше с резным орнаментом. Видимо, все же ценишь меня, раз заботишься.
Опускаюсь в ближайшее кресло, на край. Но разве можно оценить его удобство, сидя по-птичьи? Вот так – гораздо лучше. Ладони обнимают плавный изгиб полированного дерева. Интересно, сколько ему лет? А сколько лет тебе, неустанно идущему сквозь ночь? И сколько доноров, подобно мне, поили тебя, воспевали, любили?.. Нет, лучше не думать. Не ревновать. Есть здесь и сейчас. Остальное не имеет значения. Я не могу стать вровень с тобой. Пить кофе, есть фрукты, встречать рассветы… И отдавать себя во имя гениального Художника, которому жизнь смертных – краски. Полезный, но – расходный материал. Дай мне Вечность – и я наверняка захочу быть равной, стану требовать большего. Не смогу всегда быть зависимой. Бунтарь окрепнет, видя перспективы. А этого я не хочу. Мне не нужно твое бессмертие. Я отдам тебе эту жизнь. А после – свободна. От грозди остался узловатый скелет. Неплохо смотрится на лакированной поверхности стола, отражается в ней. Годы, десятки, сотни лет наслаждаться рукотворной красотой, из признанных произведений искусства отбирать лучшие образцы, хранить их – и создавать новые. Иметь время, чтобы совершенствоваться, все больше приближаясь к идеалу, становясь им… Как соблазнительно! Но – не для меня. Я не столь талантлива. Всего лишь донор. Но любовь моя, если позволишь, может стать для тебя светом, пронизывающим бесконечную ночь. Любовь маленькой смертной, нашедшей путь через время и пространство, распутавшей клубок из множества параллельных реальностей, чтобы вытащить одну-единственную нить, ведущую к тебе. Любовь мазохиста, безоглядно доверяющего своему Мастеру, с его ладони пьющего обжигающий нектар, в котором в равных долях боль – и нежность. Мучительное наслаждение, что заставляет инстинктивно уклоняться – и требовать еще. Разве может быть большее счастье, чем полностью сгорать в пламени твоих желаний – и знать, что на то – воля твоя?!
***
…Очнулась. Выпала из сна под нечеловечески пристальным взглядом. Стоишь надо мной, ждешь.
- Простите, Милорд, я не должна была… - торопливо встаю с кресла. И как угораздило заснуть?!
Отступаешь к столу, по-прежнему, молчишь… Конечно!
В который раз ломая сознание, опускаюсь на колени. Прямо перед тобой. И теперь жду – я.
Помедлив пару минут, полюбовавшись сверху вниз, снисходительно протягиваешь руку. О, нет, не помощи – для поцелуя. И, едва позволив прикоснуться к прохладной коже, – отнимаешь ее. Толкнув ногой, роняешь на пол, рывком – набок, и сразу же твои колени, оказавшись по обе стороны, крепко сжимают меня. В руке узкой полосой сверкает нож. Изящные пальцы левой скользят по моему бедру, оценивая надежность шнуровки. Спокойно и аккуратно заводишь лезвие под серебристый шнур. Рывок – и полотнища юбки расползаются в стороны, обнажив бедро.
- Не двигайся.
Жду, боясь пошевелиться. Не смею оглянуться даже, чтобы узнать, что делаешь ты за моей спиной. Странные звуки не дают ни малейшего представления о том, чем сейчас можешь быть занят.
Но вот ты возвращаешься. С каким-то странным предметом, который держишь чуть поодаль, за спиной.
- Ты будешь жить, пока я этого хочу. Ты принадлежишь мне – об этом должны знать.
Но кто должен знать – уже не важно: я поняла, что у тебя в руках! Нервно дернулась в тисках коленей лишь для того, чтоб убедиться в надежности импровизированных оков. Все тело напряглось невероятно, ожидая секунды, когда еще неведомая боль вольется в него. Доброволец. Мазохист. Донор. Твой – тяжелыми ударами сердца. О, что мне предстоит познать! Замереть, превратиться в камень – ибо любое непроизвольное движение испортит все. Ласкаешь, выбирая место. Последнее прохладное прикосновение – и… закрываю глаза, не в силах видеть ни тебя, ни твои действия.
Ослепительной вспышкой боли впечатывается раскаленный металл в поверхность кожи! И мое тело – сжатая пружина, едва удерживаемая волей двоих. Ослабь давление в какой-то точке – сорвется. И вместо крика – перебитый выдох без вдоха. Проклятые секунды поглотили вечность. Влажные пальцы заскрипели по паркету, желая скомкать весь трехмерный мир. Нехватка воздуха вместе с истошным воплем нервных окончаний вломилась в мозг, взорвалась пылающими осколками, разодрав его в клочья. Кровавые языки пламени в черной пустоте. Маленькие, но много их, как звезд…
Дрожь. Холод от паркета. Совершенно неуправляемое тело: я не могу успокоить его. Открыть глаза – тоже. Где я? Где ты? Надо собраться, встать! Буквально заставляя себя двигаться, упираюсь ладонями в пол, выпрямляю руки, сажусь. Левым боком. Правый – полыхает недавней пыткой. Я должна это видеть! Преодолевая боль и какой-то первобытный страх.
Алый, будто светящийся контур на коже, ровный, четкий. Киноварь заглавной буквы со страницы старинной рукописи, на которой одно лишь, бесконечно значимое слово.
Стоишь, прислонившись к столу, смотришь на меня с жестоким любопытством ребенка: если оборвать бабочке крылья – сможет она летать?
Но отныне мой статус подтвержден клеймом. И это дает мне внутреннюю свободу. Подхватив оставленный на паркете нож, сжав в кулаке вместе с ним всю волю, с невероятным трудом, но встаю, гордо выпрямляюсь. Усмешка в глубине разноцветных глаз придает мне сил: вопреки всему – быть уверенной и сильной, хранить достоинство. Подойти к тебе смогу едва ли: в голове – карусель. Но это и не нужно. Только не дрогнуть, не засомневаться! Медленно поднимаю блеск стали к лицу. Ты слышишь, как колотится сердце? Знаешь, каких невероятных усилий стоит свершить желаемое? Холодный металл касается губ. На мгновение страх сделать лишнее движение, не рассчитать силы парализует руку. Проклятое напряжение! Я так устала! Прижатое к губам, лезвие неумолимо поворачивается, острым краем впиваясь в кожу, - и скользит диагонально вниз. Вздрагиваю от резкой боли. Ты – весь внимание. Сосредоточен, напряжен. Шаг мне навстречу… Внезапно ослабевшая рука безвольно падает, выпустив из пальцев клинок… Тонкая линия заполняется горячим, липким. Последнее, что вижу – твой голодный взгляд, впился в украшенные кровью и улыбкой губы. Последнее, что чувствую – объятий сильных круг, головокружение и боль страстного поцелуя, которым пьешь меня. У прежней жизни отнимаешь безвозвратно.
- Мой маленький донор…
04 января 2017.
Свидание с собой
© Copyright: Арахна Вайс, 2017
Свидетельство о публикации №217010401571
Свидетельство о публикации №217010401571
Рецензии
Потрясающе! Так утонченно и изысканно, так красочно... как некий сон... Чужая жизнь, пронесшаяся, как сон... Автор, ты удивителен!
Росс Гаер 04.01.2017 18:54 • Заявить о нарушении
Росс Гаер 04.01.2017 18:54 • Заявить о нарушении
Благодарю за интерес к моему творчеству.
Надеюсь, взаимное удовольствие будет долгим - Вечность длинна. ;)
Арахна Вайс 05.01.2017 00:35 Заявить о нарушении
Надеюсь, взаимное удовольствие будет долгим - Вечность длинна. ;)
Арахна Вайс 05.01.2017 00:35 Заявить о нарушении