Ходунки

1.
На выходе из подъезда я встретилась с соседкой Машей. Стройная, со светлыми вьющимися волосами, она выглядела моложе своих лет. Наше общение ограничивалось приветствиями на лестнице и на соседних балконах. На своем Маша курила, а я на своем развешивала белье. Еще один раз она угостила моего сына пирожным. Еще один раз я подписала какой-то акт, который составляла работница ЖЭКа, когда затопили их квартиру.

Маша спросила меня, нет ли у нас ходунков. Таких, которые для пожилых людей. Ей нужно для мужа, Виталика, точнее для его отчима. У нас ходунков нет, есть только палочка моего деда и мои костыли, о чем я Маше и сказала.
Вопрос казался исчерпанным, но в дальнейшем оказалось, что история только началась.

2.
Встретив Машу в следующий раз, мне захотелось поинтересоваться, нашли ли они с мужем ходунки. В принципе, это было праздное любопытство. Но я думаю, что проявляя интерес к тому, что интересно самим людям, я делаю им приятно. Маша с готовностью (и, казалось, с благодарностью) отозвалась:
- Да, взяли у моей бабушки. Вроде как в аренду. Это все так сложно. Бабушка говорит, что это она их покупала для своей матери, она их хозяйка и может распоряжаться. Совсем отдавать или продавать не хочет, говорит, самой пригодятся. Боюсь, как бы родители не узнали. Ты знаешь мою маму! Она с такой неприязнью относится к родне мужа. Узнает – точно устроит скандал.

Виталик думает купить новые, а эти вернуть. Ищет, где подешевле. Тут еще другая сложность. Отчим с ними так обращается, что они могут долго не протянуть. И что тогда бабушке отдавать? А если еще и мама узнает…
- А чего же он так обращается? – спросила я.
- Понимаешь, со злости. Больной человек, что с него возьмешь? Наверно, вымещает досаду на свою немощь, - пожала плечами Маша, - на маму Виталика кричит, на помощь зовет, жить никому не дает, короче.
- Да-а, весело там, - покачала я головой.

Простившись с соседкой, я подумала, что достойно стареть – это целое искусство. Со смирением принимать свою слабость, остаться в ясном сознании, не стать домашним тираном для родных… В молитве святой Варваре есть слова «дарует христианскую кончину животу нашему - безболезненну, непостыдну, мирну». Только после разговора с Машей я задумалась, насколько все-таки это правильные слова.

3.
Следующий раз эта история коснулась меня на моем балконе. Выйдя за пылесосом, я услышала, как Виталик на своем балконе (видно, чтоб разговору не мешали) говорит по телефону. Собственно, он больше слушал, а не говорил. Иногда прерывая монолог короткими вопросами. Его лицо было серьезным и озабоченным. Я сразу вспомнила все ранее сказанное Машей, и подумала: что-то случилось. Но не подслушивать же!

На следующий день Маша мне все рассказала. Кажется, я становлюсь поверенным дел ее семьи или психоаналитиком. С другой стороны, иногда бывает так необходимо выговориться незнакомому (или малознакомому) человеку.

Я гуляла с детьми на площадке перед домом. Они вели себя на удивление прилично: не висели вниз головой на горке, не бросались песком, не препирались. Я сидела на качелях, слегка раскачивая их, и присматривала за детьми одним глазом ленивой кошки. Маша шла из магазина домой. Увидев меня, свернула на площадку.
- Слушай, а отчима-то нашего отправили в психушку, - начала без приветствия она.
- Э-эм, - не знала, как реагировать, я.
- Никто больше не может его терпеть. Не дает никому спать. Бросается вещами, отталкивает руки, когда ему хотят помочь сесть. И все время кричит «Помогите!».
- А что ему нужно помогать? У него болит что-то?
- Не знаю… Виталик говорит, здоровье такое же, как раньше.
- Ему, наверно, просто внимания хочется, и ухода? Знаешь, чтоб как с маленьким. Сейчас мы будем кушать кашку. Какая вкусная у нас кашка. Давай ложечку, давай еще. Вот какой ты у нас молодец!
- О, нет, этого там никто не может. Все уже на взводе. Мама Виталика и сама болеет, сил нет уже.
- Да, тяжело все это… Маша, а что ж, в больнице будет лучше?
- Виталик говорит, там и уколы будут делать, и брить, и мыть.
- Маша, это же наши больницы. Там раз в день медсестра придет, вколет, и все.
- И пенсию его туда переоформили. Правда, она у него маленькая. На нее там еда и лекарства покупаются. А, кстати, ходунки ему туда с собой отдали. Виталик переживает, как бы их там не украли. А что тогда бабушке отдавать?
- Новые купить.
- Так вот и думает, купить новые, ему туда, а бабушке эти отдать.

К нам подошел Машин сын, возвращавшийся из школы. Они пошли домой. Я стала собирать пластмассовый инвентарь своих ребят, чтобы тоже идти обедать. На душе был какой-то осадок.

Вот жил-жил человек, и стал никому не нужен. И вроде все правильно, и неправильно… Есть у него жена. Но она не может за ним ухаживать, потому что сама болеет. Хочет внимания и понимания. Есть ее брат, но ему тоже надоело. Даже топиться хотел. Есть сыновья, один – родной, один – приемный. Оба работают, семьи, дела. Может быть, если бы была дочка, она смогла бы ухаживать за ним. Почему у него нет дочки? И вообще, нарожал бы побольше детей, кто-нибудь да смог бы. Нет, это не факт. Вот, у моей прабабушки было восемь, а умирала одна в деревне.

4.
В психиатрическом отделении долго жить не пришлось. Со слов Маши, которой рассказывал Виталик, которому рассказывала его мама, а той – врач (этому вообще можно верить?), у отчима Виталика сильно повысился сахар, он впал в кому, а потом случился инсульт. В итоге, после нескольких дней в психушке он оказался в реанимации.

Никто уже не сможет сказать, почему так произошло и что было на самом деле. Может, ему не вкололи инсулин? Может, он звал на помощь, а к нему не пришли? Может, там кололи что-то успокоительное, чтобы он не кричал и никому не мешал?
Я спросила Машу, как его зовут – хотела упомянуть его в молитве, заказать литургию.
- О, нет, нет, они там все атеисты, - запротестовала соседка.
- Он хоть крещеный? – не теряла надежду я.
- Свекровь крещеная, точно знаю, а он… Я спрошу у Виталика. А, знаешь, что мама Виталику говорит? Говорит, ходунки не покупай. Тут такое, а она про ходунки. Мне они уже так надоели! Вот понимаешь, даже само это слово.

5.
Потом были похороны. Ездил только Виталик. Это были похороны, на которых всем стало легче. Никто не плакал. Холодный ноябрьский ветер сильно сократил положенные молитвы батюшки. В гробу он лежал, маленький, пожелтевший, без привычных всем очков. И никто не знал, как именно он умер. Какой была его последняя мысль? О ком? Какие были последние слова?

В напутственном слове батюшка рекомендовал воздержаться от выпивки и поминок в их «народном» понимании. И под конец отрезал:
- Это ему не поможет. Поможет только ваша молитва.

Поминки дома превратились в обычное застолье, где просто на одного человека меньше. Покойного даже не сильно вспоминали, ни плохо, ни хорошо. Осталось еще исправить свидетельство о смерти, где была допущена ошибка. И забрать из его палаты какие-никакие вещи. И ходунки. Маша произносила это слово с плохо скрываемым раздражением.

6.
Перед Новым годом я ездила в центр города, в книжный магазин. Хотела присмотреть детям книги в подарок. Возвращаясь, встретилась в автобусе с Машей. Она ехала от стоматолога, а это всегда богатая почва для разговора. Сразу всплывает в памяти множество историй, своих и чужих, одна другой страшнее. При этом себя всегда надо показать героем, отказывающимся от анестезии, мужественно терпящим все манипуляции и прочее.

Выйдя на остановке, Маша отправилась в кондитерскую, купить себе утешение. И я за ней – составить компанию. И потом, в нашей семье сладкое тоже любят.

Купив прекрасных бисквитных рулетиков, Маша искала в сумке кошелек. Доставая его, прихватила случайно пакетик.
- А, знаешь, что это? Накостыльники! Оказывается, они правильно так называются. Резиновые насадочки такие. Купила на те ходунки. Чтобы бабушке отдать уже в надлежащем виде.

«Ходунки? Опять ходунки!» - пронеслось у меня в голове.
- Иду к стоматологу, уже на пороге, звонит Виталик. Говорит, там же от тебя медтехника близко, зайди, спроси. Ну я вот и купила. Надеюсь, подойдут. Знаешь, так хочется уже решить этот вопрос. Чтоб перед Новым годом все долги отдать, как говорится. Звоню бабушке недавно, она – как всегда – когда Виталик приедет? Когда огурцы заберет? А какое варенье тебе передать?

За разговором мы дошли до дверей наших квартир.
- А про ходунки, - продолжала Маша, - знаешь, что говорит? Что брезгует что-то их обратно забирать. Что неизвестно где они там были и какие они там теперь. Бабушка, да, бабушка у меня брезгливая. Ну, давай! – попрощалась соседка, открывая замок.

«Да-а. Когда буду старой, никогда не буду пользоваться ходунками» - подумала я. И тут же осеклась. Как говорится, не зарекайся.