Memories

С тех пор, как он ее бросил, она сидит возле его дома, пятиэтажки из сиреневых блоков, возле подъезда с дверью, выкрашенной в голубой цвет, на лавочке, той, что спряталась в кусте вишни. Она приходит каждый день, без праздников и выходных, приходит и сидит, одетая так, как ему нравится: черное кружевное платье, ажурные чулочки, маленькие туфельки и запястья, перевязанные красными лентами, чтобы скрыть кровоточащие порезы на венах. Красивая, как дорогая кукла, она истаивает на глазах, будто свеча - она знаком отвергает пищу и воду; она ждет. Ее красивые, с легкой косинкой, серо-зеленые глаза жадно вглядываются в прохожих. Стоит ей поймать в лице вышедшего из подъезда парня милые черты, она встает со скамьи и идет за ним. Сначала он смеялся; потом злился, толкал ее, что было силы; теперь лишь отмахивается, словно не замечает ее за собой. Ей и того достаточно - просто быть рядом с любимым, дышать с ним одним воздухом.

- Доктор, она поправится? - без всякой надежды гладя по спине безвольное тело дочери, спрашивает осунувшаяся женщина лет пятидесяти.

Мать устала, очень устала. Она ездит сюда каждые выходные вот уже десять лет. Мать состарилась; она похожа на плохо набитый мешок - костлявые руки, торчащие ключицы, впалые щеки и обвисший живот, толстый зад, ноги, похожие на тумбы. Дочь выглядит еще хуже - лишенная невиности четырнадцатилетняя девочка словно начала гнить, как подпорченный фрукт. Некогда красивая, девушка как-то набухла, расползлась; руки украшали темные порезы; глаза погасли и остекленели.

Она внезапно улыбнулась, встала. Мать взирала на нее с немым ужасом.

- Привет, мамуль. Я немного отдохнула... а где это мы?

Только задав вопрос, она упала. Засуетились врачи и медсестры. Диагноз был поставлен, но матери, потерявшей дочь, пусть и безумную, от этого было не легче. Мать не могла оправиться от улыбки, такой знакомой, озорного прищура чуть косящих глаз, от фразы, означавшей пробуждение - от возвращения дочери, пусть на секунду, но возвращения.

А она уже сидела на скамейке средь цветущей вишни, гладила шершавую сиреневую стену, как кошку, и читала книгу. Хлопнула голубая дверь; парень остановился напротив скамьи.

- Любите Ницше? - спросил он. Она очаровательно улыбнулась и кивнула. - Впервые вижу девушек, увлекающихся немецкой классической философией. Может... сходим в кино? Что вам по вкусу?

Внутренне посмеиваясь над старомодными манерами парня, она встала и взяла его за руку:

- Предпочла бы Феллини, но его не показывают в кинотеатрах.

Ни слова не говоря, парень взял обе ее руки. Ветер трепал кудри девушки и крашеную челку парня, шуршал подолом шелкового платья, обрывал нежные лепестки вишни, окутывал парня с девушкой шелковистой тканью вихря. Они улыбались друг другу, и в этот день не было никого счастливее их.