Просьба

Отец  быстро вбежал во двор и оглянулся. Удивленно так, как будто его кто-то опять ударил и он удивился не боли, а тому, что  не убежать ему.
Остановился он , а глаза искали что то, искали.
И нашли.
Он пошел к  молоту, взял его и  ударил по стене.
Белой, выбеленной стене.
Один, два – застывшие черные брызги  на снежном – и  бабушкин  крик.
Он вдруг положил молот, вдруг согнулся весь, будто боясь, что все мы увидим его рану и испугаемся, он сжал себя руками, сел на камень и глухо
-Все. Домой идем.
Беззвучно плакали мама и бабушка.
Помню страх свой. Только страх.
Значит белая стена и арбузное поле рядом со стеной –  не мой дом?
 Я не хотела узнавать другое поле, дом другой.
Как бежала за нами Бойча. Мы на грузовике,  а ее привязали, спрятали, но как можно было обмануть, перевязать Бойчу. 
Вырвалась она и бежала, бежала.
Ничего не понимая, ничего не желая понимать,  она  смотрела на меня.
Значит, белая стена была ненавистна отцу, значит Бойчу можно было оставить, как тот камень, который он  где-то нашел и  принес?
Значит все это время мы были не дома? 
А чем были: тутовое дерево, арык, огромные тополя дыни длинные, окошко на улицу?  И каким он будет теперь, этот дом?
 Долго так ехали мы.
-Я бы быстрее пешком дошел,- говорил папа и сердилась бабушка,  -столько лет терпели, потерпи немного еще – чего ты на месте не сидишь?
Дошел бы он – из мира одного  в другой, как же, из Азии на Кавказ, как же… 
 Мы приехали первыми.Не было  дома.
Я лежала под открытым небом и ничего не понимала.
Теперь знаю –  белая стена была не виновата.
Знаю – дом, не строят.
Знаю – камень, на котором отец хотел спастись от тяжести счастья, навалившегося внезапно, не мог он его сразу поднять,( нет ответа- как он устоял  на ногах от горя, если радость горе убравшая сбила с ног), камень,  на который он садился всегда: и когда он был в снегу, и когда под солнцем - он принес сам. Откуда то издалека.
Прижал к себе и нес. Ни разу не отдохнув.
 Смеялась Бойча, во дворе безумствовал виноградник,  была горячей земля. 
И никто из них не знал, что отец носит в себе такой же камень. Нет, больше. Хотел, наверное сбросить его,  освободиться хотел  и не мог.
Или нет, не хотел - было легче с ним.
И нельзя было ему быть меньше этого камня.
 Да,  не могу ответить, почему камень этот иногда вырастает до размеров, которые больше   сил человека  и  придавливает его, начинает крошиться,  падать на сердце, застревать на сердце.
Не знаю, но узнаю человека, у которого есть  Дом.
Он прекрасен.





Складывая эту молитву, думала о сыне, о себе, о тех, кто дорог...
Такое утро, что нужна молитва.
...Уводи от безвременных, преждевременных печалей и потерь.
От ошибок, перекрывающих ответы верные.
От болезней, душу отсекающую, от болезней, не утешающих надеждой, спаси.
Чувство бессилия перед хамом, пошлостью, тоску от такого их торжества вокруг - притупи.
Прощай слабости, не прощай силу, распинающую ослабленных.
Уведи чужих людей от порога.
Только радость не подчиняется злу - не мешай ее находить.
Не скупись - нужно везение человеку и вывезет, увезёт оно его к себе, и не забудет он мельника Науруза, которых сам жарил ему кукурузу, немного пережаривал, молол, и такой къуут получался, такой запах накрывал все, наливал густой айран в деревянную кружку, были белыми его усы, волосы, все было белым.
 Не умел он скрывать слез...
Я забыла мельника Науруза, нельзя было о нем забывать.
 Пусть же вспоминается то, что помогает и забывается, что мешает, дорогие мои, старайтесь не болеть, творите, прислоняйтесь к творящим.