Воспоминания 60 или Везение

Ну, вот и весна пожаловала – сегодня первое марта шестнадцатого. Дожили! На улице – дождь, как из ведра. Я бодро влачусь на родное озеро, слизывая с губ приятную, уже весеннюю, и, как мне кажется в это утро, даже слегка тёплую, благодатную влагу. Здороваюсь с огромной, дремлющей под крышей бювета, местной старожилкой, добродушной, но грозной на вид псиной. Постоянно забываю ей что-нибудь захватить, из дома.

Всё, что не включается в мой утренний автопилот, безнадёжно забывается, как бы я ни старался, на какие бы ухищрения не шел – склероз крепчает! А, вот, лёд у закраины, при бережку, тает и тает. Скоро можно будет уже зайти в ледяную, открытую полосу воды, почти что по пояс и погрузится, наконец, по шейку – красота! А я еще немного помогаю таянью, долблю и долблю своим ведёрком толстенную кромку мощного, срединного льда, выгрызаю в ней залив имени Снакина. Вот и сегодня, под струями дождя, удалось еще, чуть ли не на полметра, продвинуть свой живой, бородатый ледокол.

Выбираюсь на лёд – вроде, держит. Отрабатываю десять «подъёмов солнца» и замечаю, что уже стою в ледяной воде по щиколотки! Видимо, подточенный снизу и сверху вездесущей водой, ледяной пласт под моим весом – пятьдесят восемь килограмм, не шутка!- проседает, а значит, сейчас я… Правильно, я уже с плеском и хохотом лечу вниз, в провал новой полыньи! Отчего бы и не посмеяться, раз сделать уже ничего нельзя? На дне, куда я мощно и, не без шика, утвердил свои ступни, никакой опасности быть не должно – ни использованных бутылок, ни шприцов. А, вот, края новой полыньи – острые, как бритва, могут что-то мне и натворить, вполне даже могут…

Ладно. Выливаю водичку на бренное свое, местами стыдливо прикрытое тело, и бодро, расталкивая прозрачные, толстенькие и тяжёлые льдинки, выдвигаюсь на берег. Ни одной царапины! Ни одной!

На этот раз – повезло. И это меня не очень-то радует, ибо, хоть я - человек, совершенно не суеверный, особенно в тех случаях, когда это касается одного меня, но придерживаюсь некой теории, согласно которой одну большую неприятность можно обменять, у судьбы, на множество мелких. Прекрасная теория, доложу я вам! Потерял какую-то мелочь, сломался комп, развалились кроссовки, отпала подошва у единственных зимних сапог – это всё из них, недавних моих мелочей жизни, с пылу, с жару – и можно себя, с уверенностью, успокаивать, что вот, мол, большая беда отступает, отодвигается, меркнет. Что и подтвердило моё, сегодняшнее, продырявливание собственным нагим, беспечным телом озерного льда, распавшегося на десятки ледяных лезвий.

Очень удобный, простой способ снятия повседневных мини-стрессов. Иногда, правда, этих самых мни -  столько валится на голову, что, с невольным уважением, начинаешь тихонько представлять, какую же это нужно беду гасить? Каких масштабов?

Настоящая лавина досаднейших мелочей, Ниагара, забитая еще, к тому же, всеми этими сумасбродами, которые в неё периодически сигают, обрушилась на меня, когда я начал собственными руками возводить, на даче под Обуховом, настоящий дом, а не ту будку-времянку, в которой мы провели почти двадцать счастливых лет.

Если бы эту мою будку увидел бы кто-нибудь из современных застройщиков наших, он бы сразу поседел от зависти. Наверняка. Ведь ему бы даже в голову не пришло, что из такого минимума материалов можно соорудить вполне пригодное, почти что всепогодное жилище, да еще над краем пропасти. Когда я посиживал, за откидным столиком – обычный здесь не поместится, у окна с прекрасным видом на окрестные, безлюдные холмы, то подо мной, ниже уровня фанерного пола, вполне мог спокойно пролететь аист, а, еще ниже, отсвечивают на солнце верхушки электроопор, несущих энергию для лампочек Ильича всем остальным, кроме нас, обитателям садового товарищества.

В нашу будку, даже сельский, все повидавший электрик,   соглашался подвести провода только за очень, очень большую взятку. Наверное, чтобы сразу скрыться, куда-нибудь, откуда нет выдачи сельских электриков…

А нас вполне устраивала керосиновая лампа, прекрасно работавшая на солярке. Пока оная солярка не подорожала, как я не знаю что!

Но, к тому прекрасному времени я уже подготовил место для нового, настоящего дома. И уже залил, не без помощи Серёжи Жукова, моего прекрасного, безотказного друга, фундамент. И пробурила мне скважину лихая бригада адвентистов какого-то там дня. Хорошие люди оказались, и, когда первые, тонкостенные трубы – адвентисты  хотели сэкономить – халтурные трубы, говорю я, сжало мощной, несокрушимой глиной моего холма, умыкнув адвентистский насос с проводами и шлангами, они, помолясь, согласились пробурить еще одну скважину, ничего за это не взяв. За работу ничего не взяв, а за новые трубы ушла вся моя тайная заначка, чтобы никого не расстраивать…

Однако, глубинный насос требует электричества, и мне установили дополнительный, низенький столбик с ящиком под счетчик и он замигал, оповещая, что, наконец-то и эта, вечно пашущая на своей глине, голытьба с холма, тоже прикоснулась к цивилизации.

Сколько стоил мне этот столбик, не хочу даже вспоминать. А документов потребовали столько же, как при открытии, например, пригородного ресторана. И я не преувеличиваю. Ни капли.

Какая, всё-таки, у нас удивительная страна! Я не думаю, что еще где-то в мире так виртуозно власть умеет делать себе деньги из воздуха. Ну, а уж, чтобы продавая ничто, абсолютное, патентованное ничто за баснословные, полновесные, мои кровные денежки, да не суметь сделать, на дармовщинку, хоть что-нибудь толковое для той же страны!.. Уникальная, уникальнейшая держава!

Площадку для дома я выгрыз всё в том же своём холме уже после того, как опоясал его многочисленными, трехметровой ширины, террасами и засадил садом – сорок деревьев, не шутка! Перепад высот, от самой нижней точки делянки, до самой высокой, где мой новый дом, всего-навсего двенадцать метров…

 Эти мои террасы можно увидеть даже из космоса – я убедился собственными глазами, через нет. Меня там, правда, с неизменной лопатой, не видно - только следы моей жизнедеятельности.

И всё это сделал я один. Лопатой. За, каких-то там, пятнадцать лет, прекрасных лет, без курортов, без любимого моего полёживания, где-нибудь, на травке, с книжечкой, в свой законный выходной, после убойной пахоты на Лепсе, в грохоте, чугунной гари и честном, рабочем перегаре товарищей по несчастью.

А ведь тогда я еще не знал, так твёрдо и убежденно, что наибольшее удовольствие получаю не тогда, когда достигаю какого-то, пусть даже значимого, результата, а, как раз на пути к долгожданной цели, в спокойной, честной, без халтуры, пахоте на природе, на свежем воздухе и, что наиболее приятно, почти что без людского, назойливого и крикливого, вечно всем недовольного, человеческого окружения.
 
Сейчас – знаю. И это наполняет меня спокойствием и уверенностью. Умереть по дороге к простой, никому и ничему не угрожающей цели – что еще нужно?..

Но пока что я был вполне себе жив-здоров и бесстрашно возводил свою крепость, свой дом на холме.

И сколько же досадных, удивительно зловредных случайностей сыпалось на меня со всех сторон!

Сначала я негодовал и роптал, потом пытался даже как-то каталогизировать, но, на второй сотне записей, решил не искушать судьбу, потому, что, чем длиннее становился мой список грустных замет, тем активней они в него просились!

Я изменил тактику, сжег список и начал, как незабвенный Паниковский, просто бешено хохотать при каждом новом казусе. Это успокаивало. Не на долго. И – опять: у ведра с раствором отрывалась ручка и оно падало на мой станок для резки пенопластовых термоблоков, замыкая при этом проводку и круша понижающий трансформатор, который питал нихромовую нить самодельного, моей собственной конструкции, станочка. Ветер сдувал и разметывал по всем окрестностям тщательно выставленные и выверенные блоки, готовые под заливку бетона. Во всей округе, на неделю, пропадало электричество именно тогда, когда я, наконец, все подготовил, отбил, выставил, разметил и подкопил отгулы для резки на станке угловых заготовок для эркера.

Да, в моём доме, моей собственной конструкции, есть эркер с огромными, в рост лошади, окнами, есть многоугольная, высоченная башня под шатровой, остроугольной крышей, есть еще один «дзебяк», над самим эркером и чего-чего там только нет! И если кто-то думает, что это так решил и учудил я сам, по собственной воле, то я только горько усмехнусь. Эх, где она, моя-то воля! Я бы уже давным-давно склепал себе самый, самый простейший домишко, с минимальными требованиями комфорта и ловил бы в нём блаженный свой кайф!

Однако, должен все-таки признать, что строить такое чудо архитектуры, которое еще никого, из видевших его, не оставило равнодушным, приятно.

И я строил, и таскал в самодельной тачке песок и щебень – перепад высот с этой стороны – шесть метров. Предварительно я соорудил «дорогу жизни» из досок, скреплённых мощными железными пластинами. Годиков семь уже служит, еще с заливки фундамента. Тонны, десятки тонн, на жаре и холоде – второе предпочтительнее, и ощущение приятной, здоровой усталости, и невероятно чистый утренний воздух, который я, истовый трезвенник, просто благоговейно пью, как настоянный, древний, дивный напиток. И – тишина…

И, вот, все самое главное и морочливое уже позади, и лихие умельцы, которых иногда приходилось немного учить, как снять точнейшие размеры со сложнейшего объекта, которого еще нет, уже покрыли мне мою дивную, головоломную крышу металлочерепицей. И погода позволила заложить весь необходимый сендвич утеплителя, паро - и влагобарьера, в недра стропильных, головоломных же, конструкций.

 Думаю, что это погасило часть всех тех странных, невероятных и досадных, до изумления, совпадений, которые я здесь не описываю, чтобы не накликать…

Теперь мне нужно немного доработать, улучшить и завершить то, что оставили кровельщики. Для перемещения по крыше я сооружаю легонький, но прочный трапик, метров, так, пять длинной, с мощным стопором, чтобы зацепить за конек и облазить все закоулки, вкручивая дополнительные саморезы – для надежности.

Прекрасный, ясный, жарковатый день. Я водрузил свою конструкцию на крыше, зацепив её, как следует, за конёк и начинаю спускаться. От крыши идёт жар, на небе – ни тучки. Когда я продвигаюсь как раз на такое расстояние от конька крыши, что уже не могу до него дотянуться, раздаётся лёгонький треск, и мы, вместе с трапиком, начинаем скользить по крутейшему, с этой стороны, скату вниз, к приветливо машущим ветвям моих родных фруктовых деревьев. К любовно  и старательно вырытым мною террасам мы летим уже быстрее, и я, почему-то, оказываюсь в полнейшей, кромешной темноте, ощущая только невесомую, странно отрешенную, извращенную радость полёта. Что чувствует летящий рядом трапик, я не знаю, не догадываюсь спросить.

Повезёт ли мне и на этот раз?..

P.S. В родном Днепропетровске никаких таких случаев везения я не припоминаю. Наверное, мне и без этого было хорошо…