Глава 12 Любовь

После окончания института мама была озабочена проблемой выдать меня замуж. Романы у меня случались, но в них не было ничего серьезного.

Подруга мамы по работе Варвара Степановна очень увлекалась сватовством. По просьбе мамы она пыталась меня с кем-то познакомить, но все как-то срывалось, все время что-то мешало. К примеру, намечается знакомство, а мне необходимо уезжать. Или надо на свидание идти, а у меня все губы в лихорадке.

Я, конечно, по молодости ждала «большой, но светлой любви». Видно, подростком перечитала романов. Меня коробило, что меня стараются «просватать». Но время шло, а никакой свадьбы и близко не намечалось.

Тут мой двоюродный братец, Лелька, был призван в армию. Ему очень повезло — его оставили в Москве, и только потому, что он играл в молодежной хоккейной команде. Прослужив месяц, Лелик решил жениться — хоть три дня погулять от армии.

Мы как родственники поехали на свадьбу. За столом напротив меня сидел Лелькин сослуживец, — Володя из Гусь-Хрустального. Думаю, его посадили не случайно. Я как на него взглянула — и все... Земля поплыла под ногами. Ладненький, чистенький, ясноглазый, волосы светлые, волнистые — просто Есенин. Кроме него, никого и ничего больше не помню.

Через несколько дней неожиданно для меня Володя приехал в увольнение. Мы пошли гулять в Лефортово, где он и мой брат служили. Володя был немногословен, нетороплив. Сказал, что из многодетной семьи, после армии будет поступать в технический вуз, а сейчас собирается готовиться. На следующий день я везу ему в казарму справочники, контрольные для поступающих, учебники.

Как у него увольнение — мы идем гулять. Если он на службе, я еду в казарму на свидание. Казенное помещение, долгие ожидания.
— Вы кто? 
— Знакомая.
— И давно знакомая?
И так каждый раз «шутили».

Мы с Володей часто приходили ко мне домой, чаевничали. Денег у него никогда не было, да я и не ждала подарков. Видеть его — это для меня уже был подарок.

В то время очень популярен был юный итальянский певец Робертино Лоретти. Его голос звучал изо всех окон. Володе он нравился. Один раз, когда мы прогуливались, Володя обронил: «Вот бы достать такую пластинку».

Несколько дней я прочесывала музыкальные магазины, но все было распродано. Наконец я спросила продавца: «А в каком магазине может быть?». Мне назвали адрес магазина на противоположном конце города, на самой окраине. Я примчалась туда и сразу к директору:
— Помогите, срочно нужна пластинка.
Веселый, толстенький мужичок посмеивается, глядя на меня:
— Почему же так срочно нужна?
— Вопрос жизни. Это для любимого.
Он вынимает пластинку из шкафа:
— Ну, раз для любимого...
И все это за большое спасибо — никаких доплат с меня не взял.

Я запомнила один вечер, когда мы сидели в маленьком скверике над рекой Яузой в Лефортово. Первый поцелуй любимого человека и вдруг... салют на небе! И в отражении реки. Мне показалось, это было не простое совпадение. Почему-то вспомнилось:

- Звезды на небе, звезды на море,
Звезды и в сердце моем...

Скоро Володя повез меня знакомиться к своей тете. Она жила у Курского вокзала. Милая, простая женщина. Мы пили чай, разговаривали.

Идет время, все хорошо. Володя пишет письма, когда нет увольнений. Короткие — типа: «Жив. Здоров. Учусь. Суворов». Но в конце письма подпись: «Вечно твой Володя». Что еще нужно для влюбленного сердца? Время движется к дембелю, а мы продолжаем встречаться. Один раз он обращается ко мне:
— Зоя!..
— Я не Зоя.
— Прости, оговорился, у меня сестра Зоя.
Что ж, думаю, бывает.

На лето он уезжает в летние лагеря. Я к нему, через три дороги, с пирогами, с первой клубникой с Рогожского рынка — надо же служивого подкормить. Мама только всплеснула руками, но что поделаешь — любовь!

Еле разыскала часть — глухомань страшная! Володя был просто ошарашен моим приездом. Он сказал: «Сюда приезжают только жены». И правда, там были две женщины с маленькими детьми, я с ними познакомилась.

Идем гулять в перелесок. Тут Володечка мой и говорит: «Давай мы с тобой… Ведь все равно поженимся». Какая я влюбленная ни была, но тут меня покоробило.

Разве так предложение делают? Говорю: «Что за спешка такая? Ты с моими родителями толком не познакомился, не поговорил». И уехала.

А сама каждый день к почтовому ящику бегаю, за почтальоном слежу. Иду по улице — как почувствую запах кирзы, оборачиваюсь: не мой ли солдатик идет?

Через какое-то время пришло письмо. Почерк не его. «Пишет мой друг. Я сломал руку, выздоравливаю». Я — сразу в Лефортово, в казарму. Мне отвечают: «Он в увольнении — уже три дня». Иду на трамвайную остановку, а из трамвая навстречу мне выходит Володя. Увидел меня, чуть смутился и говорит: «Извини, не мог предупредить, у тетки сердце прихватило». Я видела, что рука не на перевязи, но… поверила ему.

И опять нет писем. Я не выдержала и приехала в казарму. Мне говорят: «Он в карцере». Как? Что случилось? Ничего не объясняют. Я места себе не нахожу. Решила съездить к его тете. Адреса я не знала, но запомнила дом. Обошла все подъезды, наконец, нашла квартиру.

Тетя рассказала, что у него была невеста, Зоя, тоже из Гусь-Хрустального, что она приезжала к ней на квартиру и Володя приходил ночевать. В тот день, когда я встретила его на трамвайной остановке, он был с Зоей, проводил ее на поезд и возвращался в казарму. Почему он в карцере? Недавно ему из дома написали, что Зоя выходит замуж — подвернулся жених, богатый и с машиной. Володя рванулся в самоволку, чтобы лично удостовериться, что это правда. На свадьбу посмотрел, слава Богу, никого не изувечил, но в часть опоздал.

Не помню, как пришла домой. Мама уезжала отдыхать в санаторий, я провожала ее. Она спросила: «Что с тобой? На тебе лица нет». Я говорю: «Голова болит».

Когда она уехала, я долго стояла на обочине, выбирая, под какую машину броситься, чтобы наверняка, чтобы исчезла эта жгучая боль в сердце. Но подумала: «А как же мои старики? Кто будет ходить за ними? Я ведь люблю их».

Потом Володя прислал письмо — длинное, непонятное, с какими-то переписанными стихами. Помню одну фразу: «С тобой встречался для разнообразия». После этого он приехал, ждал у порога.
— Хочу дружить с тобой.

А я просто закрыла дверь.

Его письма я отдала одной доброй женщине на работе, которой поверяла все свои сердечные тайны. Жила она на Кропоткинской улице и сказала мне, что порвала эти письма на мелкие кусочки и бросила их в Москву-реку, недалеко от того места, где раньше был бассейн, а теперь Храм Христа Спасителя.

Спасибо, милая Евгения Федоровна. Спасибо и тебе, Володя. За любовь.