Мой милый маленький друг

Капля знала, что когда-нибудь это непременно случится. Ведь она просто создана для земли. Вместе с тучей капля проплыла над вечными льдами, над бескрайним морем, над горами, но нигде ей не хотелось так сильно вниз, как над этим славным старым городом. Капля увидела город на рассвете, и он с первого взгляда очаровал ее, а к обеду туча опустилась так низко, что стали различимы фигурки прохожих и экипажи, спешащие по своим делам. Здесь кипела жизнь, и капле захотелось остаться, чтобы стать частью этого города. Что бы это ни было, сила ли ее желания или просто настал нужный момент, но внезапно связь, прежде прочно связывавшая ее с матерью тучей, ослабла, и капля вдруг почувствовала печаль. Расставаться, пусть даже исполняя самое заветное свое желание, оказывается больно и грустно. Туча тоже вздохнула и, помедлив еще мгновение, отпустила каплю. Кто знает, сколько раз представляла себе капля этот момент! Но ни одна фантазия не могла сравниться с тем, что она почувствовала на самом деле. Восторг, какого она никогда прежде не испытывала, переполнил все ее прозрачное существо. Ап! И она уже летит! Вокруг свистит ветер, земля стремительно приближается. Если бы капля могла, она закричала бы во все горло! Или запела бы!
- Какое чудесное место, – подумала капля, приспосабливая форму под ураганную силу восходящих потоков, - И я теперь буду здесь жить! Прощай туча! Прощай и спасибо за все! Оранжевые черепичные крыши, узкие улочки, зеленый парк с зеркальцем озера посредине – все это приближалось стремительно; все это скоро войдет в ее жизнь. Еще совсем немного… Сейчас!
От неожиданности Мышь даже вскрикнула, когда капля дождя ударила ее по носу.
- Это черт знает что! – сказал она. Хорошо еще, что Мышь взяла с собой зонтик, кроме целой кучи ненужных вещей, среди которых были театральный бинокль, моток бечевки, автоматическая перьевая ручка, которой в последний раз писали года полтора назад у нотариуса, который с тех пор успел скоропостижно скончаться, пять мраморных шариков и паспорт (на случай если надо будет срочно уехать за границу).
Надо ли вам говорить, что в утренней газете не было ни слова об осадках! Чертовы либералы! Еще раз похвалив себя за предусмотрительность, Мышь спешно достала из саквояжика зонт (безвозвратно рассыпав любимые мраморные шарики), раскрыла, и капли с нарастающей силой забарабанили по туго натянутой когда-то бывшей иссиня черной ткани.
- И что теперь? - подумала Мышь, - Без колош, без плаща… Вернуться разве домой? Она на долю секунды задумалась. - Ну, уж нет! Никакой дурацкий дождь, даже ливень не остановит ее, когда дело касается послеобеденной прогулки. Мышь могли называть взбалмошной и непостоянной особой, и отчасти в этом была доля правды,  но в том, что касалось прогулки после обеда, вы бы не нашли и в целом мире, большего постоянства, какое являла Мышь. Она гуляла при всякой погоде в любой сезон, и если бы ученые открыли пятое время года и назвали его «Не вздумай выходить из дома, иначе смерть», она и тогда бы нашла способ прогуляться после обеда. Скорее всего, это была бы последняя прогулка в ее жизни, но и при этом, умирая, она прошептала бы: - Детка, только послеобеденная прогулка может гарантировать качественный, восстанавливающий силы послеобеденный сон…
Итак, Мышь продолжила прогулку, если у кого то повернется язык назвать прогулкой то, как она брела в несущемся по мостовой потоке ледяной воды (дело было в октябре). Зонтик, словно небольшой античный фонтан, извергал вниз потоки воды, которая заливала бока Мыши, начиная от карманов вязаного кардигана до туфель, которые теперь больше походили на затонувшие каравеллы. Мокрая Мышь. Вот что теперь она из себя представляла. А дождь, вопреки прогнозам, и не думал останавливаться. Как говорят в таких случаях англичане - лило кошками и собаками. По-нашему – как из ведра.
Обычно, следуя любимому маршруту, Мышь доходила до конца улицы Митран, там, где она превращалась в узкую темную аллейку, и поворачивала налево в парк, где еще минут десять гуляла по аллеям, усыпанным зеленой мраморной крошкой, а затем возвращалась той же дорогой домой. Но идти в парк в такую погоду значило подвергать себя смертельной опасности. Любой школьник знает, что в дождь можно легко поскользнуться на корневище дуба. Расшибить себе голову вместо того, чтобы нагулять качественный восстанавливающий силы послеобеденный сон? Увольте. Мышь повернула направо и побрела в потоках воды по бульвару Парнас на север (повезло еще, что вода текла под уклон и Мышь буквально плыла по течению), чтобы потом у городской ратуши пойти на юг вдоль площади и вернуться домой к фланелевой розовой ночнушке и любимой подушке по той же родной улице Митран. С ориентированием в пространстве у Мыши всегда было хорошо. Она с одинаковым успехом читала любые карты, включая водопроводные и гадальные, за что и заслужила уважение местного сантехника, когда с точностью до полуметра указала колено, в котором позже нашли оброненное соседкой в ванне обручальное кольцо. 
- Так и до потопа недалеко, - подумала Мышь, приподняв немного зонтик, чтобы видеть небо. Какое там небо! В двух шагах невозможно было ничего разобрать. Дождь падал плотной отвесной стеной, превращая город в мутную серую акварель. Поначалу Мыши было холодно, слякотно и гадко, и она могла думать только об этом, но позже, когда вода добралась до последнего сухого места на ее теле (на спине, чуть повыше левой лопатки), она расслабилась и даже стала получать удовольствие. Мышь больше не переставляла ноги, как цапля и не втягивала голову в плечи. Шаг ее стал легким и пружинистым, а глаза весело засверкали из-под зонта, как два индийских бриллианта. Она даже стала напевать какой-то старый опереточный мотивчик. Тра-ля-ля! Да, именно так! В такт ему Мышь весело топала по мостовой, и брызги воды летели во все стороны из-под ее ног.
Недалеко от городской ратуши, которой, впрочем, все еще не было видно из-за дождя, Мышь внезапно остановилась. Она услышала странный звук – не то плач, не то смех. Звук был таким тихим и глухим, что Мышь вначале подумала, что это урчит у нее в желудке. Даже рассердилась немного на продавщицу в бакалейной лавке, уверявшей, что репа – наисвежайшая. Но затем звук повторился, и мышь поняла, что это не желудок. Она наклонилась к канаве, брезгливо повела глазами по ярким россыпям мусора и вдруг увидела крохотное зеленое создание в пожухлой траве. Оно вцепилось в травинку и из последних сил сопротивлялось потоку дождевой воды, тянущему ее прочь в сторону ржавой канализационной решетки, где вода с шумом пенилась и низвергалась вниз в пугающую бездну. 
- Да это же лягушка! - догадалась Мышь, хоть и видела таких только на картинках в детской энциклопедии. Глаза лягушки - огромные, перламутрово-желтые были полны печали, а тело сотрясалось от ужаса и холода. Вот глаза их встретились, и сердце Мыши заныло от жалости. - Малышка так долго не  продержится, - подумала она. И Мышь представила, как лапки отрываются от травинки, как поток несет несчастную кроху по канаве, кидая из стороны в сторону и колошматя о камни…
- Ах ты, бедняжка! – сказала Мышь. Ни секунды не раздумывая, она бросила зонтик под ноги и взяла лягушку в руки, - Не бойся, я тебя не брошу. Лягушка в ответ тихо квакнула и прыгнула Мыши на грудь. Мышь просто остолбенела, боясь не то, что пошевелиться, а даже дышать. Происходило нечто волшебное, такое, случается разве что в сказках. Лягушка отряхнула от воды одну заднюю лапку, потом другую и медленно забралась ей за пазуху. Оттуда она квакнула еще раз, словно извещая, что с ней все в порядке. С той самой секунды они не расставались. Мышь поспешила с драгоценной ношей домой, забыв и про дождь, и про зонт, который так и остался мокнуть на тротуаре.
Мышь назвала лягушку Зизи и устроила ей прелестный уголок в своей спальне с маленьким прудом, хитроумно сделанным из банного тазика, с игрушечным диваном и серебряной мисочкой для кормления. Со всем присущим ей энтузиазмом и рвением, Мышь принялась изучать диетические и вкусовые предпочтения Зизи. Экспериментальным путем выяснилось, что маленькая Зизи обожает мошек, равнодушна к яблокам и просто ненавидит сыр с плесенью. Мышь запаслась целым мешком сушеных мошек и с надеждой смотрела в будущее, которое обещало приход весны и вместе с ней тучи мошек, мушек и прочих летающих насекомых (благо окна выходят в сад). Шло время, и дружба Мыши и Зизи стала такой крепкой, что кое-кто даже стал ревновать и выказывать некоторое недовольство.
- Что ты возишься с ней, как с облигациями Русско-Балтийского займа? - спросила как-то Жане, - Она ведь  обычная жаба! Даже говорить не умеет, только знай себе квакает…
- Сама ты жаба! – фыркнула Мышь недовольно, - Зизи – лягушка. И к тому же прехорошенькая! Да, малышка?
Зизи услышала свое имя и лениво перевернулась на спину на игрушечном диванчике, который, к слову будет сказано, ее уже еле умещал. Любовь Мыши и отменное питание сделали свое дело – из крохотного лягушонка Зизи за несколько недель превратилась в упитанную, холеную и весьма ленивую жабу.
Удивительной и странной получилась эта зима для Мыши. Зизи в корне изменила ее жизнь, она принесла доселе неизведанные чувства – желание заботиться и ухаживать, теплоту и нежность отношений. Так бывает иногда, когда встречаются по-настоящему родственные души. Мышь словно полевая былинка, пережившая долгую зиму и превратившаяся в цветок, которым любуются и люди и звери, дарила своему новому другу все те чувства, что проснулись в ней. А Зизи, хоть и не могла выразить словами эти чувства, которые, несомненно, переполняли и ее, показывала свою благодарность и любовь Мыши по своему – взглядами, нежными объятьями и преданностью. Она не отходила от Мыши ни на шаг, при любой возможности стараясь забраться ей на руки, а оттуда и на грудь, совсем как в  тот день, когда они впервые встретились, и когда Мышь спасла ее. Вечерами за окном трещал мороз или бессильно завывал злой зимний ветер, и Мышь читала Зизи сказки, а та сидела у нее на груди с закрытыми от удовольствия глазами и время от времени тихонько квакала. Ничто не предвещало беды, но вскоре Мышь заболела. Это не произошло внезапно, как бывает с гриппом или курсом американского доллара. Сначала Мышь начала замечать усталость, стала плохо засыпать и тяжело просыпаться.
- Это зима так на меня действует, - отшучивалась она.
Потом у нее пропал аппетит, и дальше уже не было смешно. Мышь кашляла как заядлый курильщик и как будто даже стала меньше ростом. Силы покидали ее с каждым новым днем, приближающим мир к весне, и никакие лекарства ей не помогали. К марту она уже не вставала с постели. Эту битву она проигрывала на всех фронтах. К тому же она, похоже, сама потеряла всякий интерес к сражению и просто напросто сдалась. Никогда еще ее друзья не видели Мышь такой потерянной. Теперь она целыми днями спала, а когда просыпалась и недолго бодрствовала, говорила лишь о своей Зизи. Лицо Мыши осунулось и потухло. Если бы не Жане, которая буквально поселилась у Мыши, та бы и не вспомнила про лечение, таблетки и микстуры. Жане строго по расписанию давала ей лекарства и кормила буквально с ложечки. Однако ничего не помогало.
- Как она? – скорее по привычке спросил Ян как-то за ужином. Жане только что вернулась от Мыши, чтобы утром снова уйти на свою печальную вахту.
- Все так же, - грустно ответила она, - Те новые дорогие лекарства, что прописал доктор Кнутс, не помогают. Жане всхлипнула, - Мне страшно, Ян…
- Иди сюда… Он крепко обнял ее, она положила голову ему на грудь.
- Я не хочу… - прошептала Жане.
- Чего, милая?
- Не хочу даже думать об этом… - Жане посмотрела Яну в глаза и наконец сказала то, о чем они уже давно знали, но боялись признаться даже самим себе: – Она умирает, Ян! Наша Мышь умирает…
И тут Жане прорвало. Все ее тревоги, все страхи, все, что она скрывала, все, что мучило и терзало ее сердце, пролилось очищающим потоком слез на грудь Яну. Если бы кто-то смотрел на них со стороны в этот момент, он заметил бы, как посветлело вдруг лицо Жане, освобожденное от скрытого невыносимого горя, и как решительная горькая складка пролегла на лице у Яна. Он крепко обнимал Жане, а в душе его росла уверенность. Он не допустит, чтобы его любимая страдала. Он не допустит, чтобы его лучший друг умер.
На следующее утро Ян полный решимости улетел на поиски того, кто бы смог помочь Мыши. Его не было четыре дня, за которые в городе ничего, в общем-то, не изменилось. В один из дней Жане как всегда пришла с утра к Мыши, покормила ее овсяной кашей с изюмом и дала выпить лекарства. Мышь была по своему новому обыкновению немногословна и слегка раздражена. На календаре красным квадратиком была отмечена  суббота, а в душе царил понедельник, но все равно Жане взялась сменить постельное белье.
- Давай-ка сюда свою жабу! – протянула руку Жане.
- Отстань, - сказала Мышь и лишь крепче прижала Зизи к груди.
Жане только сейчас заметила, какой огромной она стала. Казалось, что Зизи раздавила Мышь, от которой остались видны лишь голова, руки и ноги.
- Скоро она тебя совсем раздавит! - ахнула Жане.
- Не говори глупостей, Жане! – тихо, но жестко сказала Мышь и закрыла глаза, показывая, что разговор окончен.
Жане в сердцах бросила свежее постельное белье на ближайшее кресло и вышла из спальни.
- Пропади все пропадом! – думала она, - Что мне – больше всех надо, что ли? Она пошла домой и, уходя, так хлопнула дверью, что за стеной у соседей зазвенели окна.
Все равно на следующее утро первая ее мысль была о Мыши: - Как она там? Жане уже было собралась, но внезапный укол обиды остановил ее у двери и она, к тому, же вспомнила, что сегодня воскресенье. Поэтому она довольно демонстративно осталась дома и продолжила сон с того самого места, на котором проснулась. Ее разбудил цокот копыт и шум экипажа за окном. Хлопнула дверца, послышались знакомые торопливые шаги. Через мгновение она уже была в объятьях Яна.
- Собирайся! – сказал он после пятого поцелуя, - Я привез доктора.
- А… - только и сказала Жане.
- Потом… - прервал ее Ян, - Все потом!
Сборы были недолги.
- Дорогая, познакомься! Это доктор Крез! – сказал Ян, когда они разместились в карете.
Жане сколько не пялилась никак не могла его разглядеть и уже потянулась к окну, чтобы отдернуть штору, так темно было в карете, но Ян остановил ее руку.
- Я не люблю дневной свет,  - раздался скрипучий голос с сиденья напротив.
- Он такой маленький? – подумала Жане, так как голос шел практически с уровня сиденья. И тут глаза ее  привыкли к темноте. Доктор не был маленьким, просто он висел вниз головой, уцепившись за деревянную жердочку у потолка кареты. Глаза доктора были слегка сощурены, словно он боролся со сном, ну а выглядел он как настоящий черт. Для полноты картины не хватало только языков пламени у него за спиной и удушливых клубов серы. Еще у доктора были огромные кожистые крылья, которые он то и дело с треском расправлял. Если бы не присутствие Яна на сиденье слева, Жане бы тотчас грохнулась в обморок.
- Вас не смущает моя позиция? – довольно учтиво спросил доктор Крез.
- О, нет, что вы! – пробормотала Жане и поспешно отвела взгляд вниз, на лохмотья грязного снега, что они с Яном принесли на ногах. Смотреть на доктора ей не хотелось.
- Трогай! – пронзительно крикнул доктор. Снаружи раздался приглушенный щелчок хлыста и нестройный цокот копыт. Доктор качнулся и они поехали.
Дорога показалось Жане целый вечностью. Они все ехали и ехали, доктор все дремал, а Жане все избегала на него смотреть. Нет, все-таки смотрела иногда. Совсем чуточку и снова поспешно отводила взгляд. Пять минут. Вот сколько ей требовалось, чтобы долететь до дома Мыши.
- Надо было полететь. Надо было полететь, - вертелось у Жане в голове.
И тут они приехали.    
Доктор Крез открыл глаза и улыбнулся.
- Милая улыбочка, - подумала Жане, которая как раз на него смотрела и вот-вот должна была отвести взгляд. Не успела…
- Оп, - сказал доктор и ловко спрыгнул со своей жердочки на пол кареты, - После вас, - он галантно поклонился и пропустил Жане и Яна. Они вышли из кареты, и Жане открыла дверь дома. Фюить! Это черной молнией пронесся мимо доктор Крез. Жане открыла своим ключом дверь в квартиру Мыши, они вошли и, даже не сговариваясь, кинулись завешивать окна. Вот что значит супруги со стажем! Доктор стремительно вошел в квартиру, поставил маленький кожаный саквояж на пол и встал в угол лицом к стене, сделав из собственных крыльев кожистый шалашик.
- Это ты Жане? – раздался слабый голос из спальни.
- Да, милая, - крикнула Жане, - со мной Ян и доктор...
- Доктор Крез, - проскрипел голос из шалашика.
- Доктор Крез! – крикнула Жане. Она дернула шелковый шнурок, штора с треском раскрылась и комната погрузилась в пыльный полумрак.   
- Что же Вы не предупредили? – заохала Мышь, - Здесь такой кавардак…
- Ничего страшного, - сказал доктор Крез, - Мне, как врачу позволено видеть многое. Проводите меня к больной, - это он бросил Жане, - А вы, мой друг, останьтесь здесь, - это Яну.
Жане вошла в спальню первая. – Привет, Маргарита!
Убедилась, что шторы задернуты и жестом пригласила доктора.
- Можете включить электрический свет, - сказал доктор Крез и присел на стул рядом с кроватью. Саквояжик он поставил в ногах. Жане щелкнула выключателем большого торшера у изголовья и невольно заглянула в лицо доктора Креза. Впервые за день Жане увидела в его глазах интерес. Нет, не так… Доктор просто впился глазами в Мышь, на груди у которой по обыкновению сидела Зизи.
- Это тот самый друг, о котором мне так много рассказал Ян? – спросил он, непонятно к кому обращаясь.
- Это моя Зизи, - устало улыбнулась Мышь и погладила Зизи по голове. Та тихонько квакнула и, немного поерзала, устраиваясь удобнее.
- Превосходно! – сказал доктор,- Могу я попросить вас, - обратился он к Жане, - Пожалуйста, выведите нашего маленького друга в соседнюю комнату, пока я осматриваю… Простите, как вас зовут? – спросил он у Мыши.
- Маргарита, - ответила Мышь и заслонила руками Зизи.
- Шарман, - улыбнулся доктор и достал из саквояжа потрепанный блокнот с карандашиком на веревке и стетоскоп.
- Когда он улыбается, он еще больше похож на черта, - подумала Жане.
- Я хочу, чтобы Зизи осталась, - сказала Мышь.
- Исключено, моя драгоценная, - бросил доктор Крез, делая пометку в блокнотике.
- Ну, пусть хотя бы рядом в кресле посидит, - не сдавалась Мышь.
- Уверен, Ян составит ей прекрасную компанию в соседней комнате, - сказал доктор Крез и мягким, но волевым движением, убрал руки Мыши от Зизи. Потом кивнул Жане, и та не без труда сняла Зизи с Мыши. Та огорченно охнула, потянулась руками, а потом, поняв, что сопротивляться бесполезно, натянула одеяло по самые глаза.
- Дорогуша! - окликнул доктор Жане, которая как раз выходила со своей тяжелой ношей из спальни, - Вернитесь, пожалуйста, к нам сразу, как пристроите малышку. Хорошо? – и продолжил что-то писать в своем блокноте. 
- Итак, - громко сказал он, когда Жане села на кровать в ногах у Мыши и на секунду воцарилась тишина, - У меня были сомнения, когда Ян рассказал мне о вашей болезни, но теперь они пропали. Мне все ясно. С этими словами доктор Крез убрал в саквояж блокнотик и стетоскоп и откинулся на спинку стула. Лицо его сияло самой зловещей из улыбок, когда-либо виденных Жане.
- И даже температуру не померите? – с надеждой спросила Мышь.
- Нет, - сказал доктор Крез и довольно потер руки.
- И слушать не будете? – озадаченно спросила Жане.
- Не вижу никакой необходимости.
- Тогда что вы будете делать? – с подозрением спросила Мышь.
- Ничего, - радостно ответил доктор Крез и кинул быстрый взгляд на наручные часы, - Я уже все сделал.
- Как это? – удивилась Жане.
- Дорогая Маргарита, - торжественно, так словно он произносил речь на открытии нового крыла городского госпиталя, сказал доктор Крез, - Теперь, когда источник вашей болезни нейтрализован, вы в безопасности. И скоро поправитесь, - тут он сделал небольшую паузу, а после нее стал говорить мягко и нежно, словно с маленьким ребенком (что очень контрастировало с его дьявольской внешностью), -  Сначала к вам вернется аппетит, затем сон, а уж там до полного выздоровления вам, голубушка, и совсем рукой подать...
Кажется, Мышь начала что-то понимать. Лицо ее сделалось пунцовым, глаза засверкали.
- Что вы хотите этим сказать? – прошипела она и откинула одеяло, словно ей стало невыносимо жарко.
- Полноте! Вам все еще вредно так нервничать.
- В самом деле, - залепетала в конец сбитая с толку Жане, - Объяснитесь, доктор!
- Все очень просто и я, право, удивлен, что никто до сих пор не понял в чем причина вашей болезни, глубокоуважаемая Маргарита…
- Ради бога, - перебила его Жане, - Да можете вы без этих ваших словесных выкрутасов!
Доктор посмотрел на часы и кивнул какой-то своей мысли: - Все просто. Ваша жаба…
- Лягушка! - крикнула Мышь.
- Как вам угодно… Итак, Ваша подруга Зизи, ваша лягушка и есть причина болезни.
- Как?! – всплеснула руками Жане.
- Что!? – крикнула Мышь и одним прыжком соскочила с кровати, - Зизи, малышка, где ты? Она сделала шаг к двери, но тут силы ее оставили. Мышь рухнула бы на пол, но Жане в последний момент подхватила ее  и крепко прижала к себе.
- Вот видите, - радостно сказал доктор Крез, - Вам уже значительно лучше. Смотрите, как вы бодро с кровати соскочили! Он помог Жане уложить Мышь в кровать. Она тяжело дышала и с ненавистью глядела на доктора.
- Успокойтесь, с Зизи все в порядке, - тихо сказал доктор Крез, глядя Мыши прямо в глаза, - Я пришел сюда не для того, что причинить ей вред. Я здесь, чтобы спасти вас.
- Господи, - прошептала Жане.   
- Зизи – грудная жаба, - все еще глядя Мыши в глаза сказал доктор Крез, - Разве вы не слышали о такой?
- Да, да… Я слышала, - прошептала Жане.
- Она питалась вашей энергией, - сказал доктор Крез, хотя, - тут он улыбнулся своей жуткой улыбкой, -  Надо отдать ей должное, делают грудные жабы это не сознательно.
Мышь снова рванулась к двери, но Жане удержала ее. По щекам Мыши текли слезы.
- Ее там нет, - сказал доктор Крез, - Ваш супруг, дорогая Жане, уже… – он снова глянул на часы, - Уже как пять минут тому назад увез ее в том же экипаже, в котором мы сюда приехали. Поймите же вы - только это могло спасти вас!
Мышь разрыдалась.
- Не беспокойтесь, ей не причинят вреда, - сказал доктор Крез, достал из внутреннего кармана сюртука белоснежный носовой платок и вытер слезы с лица Мыши, - Больше того, ей будет лучше там, куда ее сейчас везут…
- Вы обещаете? – сквозь рыдания спросила Мышь.
- Даю вам слово! А пока вам нужно отдохнуть… Он снова промокнул ей слезы, - Я буду здесь весь остаток дня, пока не вернется господин Ян, а сейчас я вас оставлю, - и доктор вышел из спальни, оставив Мышь и Жане одних. Обе в голос рыдали.
Все случилось именно так, как и обещал доктор Крез. Не прошло и двух недель, как Мышь совершила свою первую после болезни послеобеденную прогулку. Она шла по улице Митран под ручку с Жане, которая что-то весело щебетала. Глупышка так радовалась выздоровлению Мыши! От весенних запахов у Мыши кружилась голова. Она шла, закинув голову в небо, и воображение послушно рисовало в облаке сначала стадо коров, потом большого мохнатого пса. Просигналил проезжавший мимо автомобиль, и Мышь опустила взгляд на веселые черепичные крыши и еще ниже на мостовую. Лишь скользнула по ней взглядом, не обратив никакого внимания  на прохожих и экипажи, и снова подняла взгляд в небо. Пес все еще был там, в синей бесконечности. Он улыбался ей во всю свою зубастую пасть.