18

 Весь январь Леон по крупице сдирал с себя маску, которая так очаровала меня когда-то. Теперь я видела в нём жестокого тирана, убийцу и самого настоящего наркобарона.  Я часто ездила на его дела. Иногда это была просто проверка расфасовки героина, а иногда убийство. По вторникам, четвергам и субботам Брюингер учил меня стрелять, а по понедельникам я помогала ему красиво упаковывать товар для «особенных» людей. Каждый день был интересен тем, что он мог стать последним.
 Родителям я сказала, что плевать хотела на этот колледж и без него добьюсь своих целей. Целей очень призрачных, почти невидимых. Мама сказала, что знать меня больше не хочет, а отец хотел ставить ставки на то, сколько я выдержу без их материальной поддержки. К сожалению, поддержки других видов в нашей семье не существовало. 

 У Дакоты же была совершенно иная жизнь. Мы часто созванивались, но не виделись с Нового Года. Я скучала по ней и любила всем своим сердцем. После каждого телефонного разговора мою душу овивало неприятное послевкусие и неконтролируемое волнение. Про перемены в своей жизни я не рассказывала Дакоте, а только намекала. Но она, казалось, была совершенно забита какими-то своими проблемами и переживаниями, которые гнездились в её сердце.
Леон говорил, что у меня отлично получается стрелять и что во мне достаточно хладнокровия, чтобы вздёрнуть какого-нибудь мерзавца.  Он обещал, что следующий предатель будет моим. И перед этим «знаменательным» событием мне очень хотелось увидеться с Дакотой, обнять её и поговорить обо всём на свете. Несмотря на тёмные кошмары, которые росли в моей душе, я всё еще сохраняла те тёплые чувства, которые носила в себе когда-то.
- Привет, Даки! Как твои дела? Ты знаешь, я приеду в эту субботу!
- Отлично. – сказала Дакота и положила трубку.
Я не предала значение её холодности, так как была непомерно рада, что совсем скоро увижу свою лучшую подругу.

 У Леона в субботу была встреча с дилером из Ниццы, поэтому он не смог отвезти меня в Кёльн. Я решила попросить Сильвена и тот согласился. Половину пути мы ехали молча, изредка перекидываясь общими пустыми фразами.
- Почему у тебя играет только ирландская музыка? – волынки и мандолины резали мне слух после трёх часов звучания.
- Потому что сегодня 1 февраля.
- И что?
- День Святой Бригиты.
 Я ничего не ответила, а только вопросительно посмотрела на мужчину.
- Весь год, - он начал объяснение, - мама звонит мне во все католические праздники и напоминает о том, что сегодня я должен быть хорошим мальчиком. С самого утра у меня на подоконники стоит кусок масла и дешевый яблочный пирог. Следующий раз она позвонит 7 февраля в День Святого Мэла и в 28 раз расскажет увлекательную историю про этого чёртового миссионера.  А я обещал ей во все эти дни слушать ирландскую музыку и смотреть ирландское кино, создавая иллюзию любви к своей стране.
- Ты что, -  ирландец?
- Мама – ирландка, отец – англичанин. А я – француз.
- Но почему ты никогда не рассказывал?
- Ты не спрашивала.
- Разве?
- Да, ни разу.
- Почему же ты не ездишь к родителям?
- Отец умер 15 лет назад, а мать тогда же помешалась на Святых, а я начал учить французский.
- Удивительно.
- Весьма.
 И мы снова ехали в молчании. Я пыталась переварить новую информацию о Сильвене. Оказалось, что я совсем не знала человека, с которым путешествовала по внутренним мирам целые два года. С этим совершенно случайным фактом о нём я поняла, что так много еще предстоит узнать, возможно даже совершенно по-новому посмотреть на него. Как хорошо, что у нас впереди еще целые годы! С этими мыслями мы приехали в Кёльн.
- Я думаю, Дакота с Йоханом будут не против, если ты останешься на ночь.
- Я лучше поеду в мотель.
- Ладно, тогда до завтра.
 Я поднималась по ступенькам в сладком предчувствии радости встречи. Только я собралась позвонить в дверь, из квартиры вылетел Йохан, едва не сбив меня с ног, но, тем не менее, совершенно не заметив. Радость сменилась ужасом, когда я вошла в квартиру и нашла Дакоту, окруженную полным хаосом. Вокруг неё валялась одежда, две разбитые фарфоровые вазы, статуэтки ангелов с отколовшимися крыльями и нимбами, побитая посуда и сама Дакота, пытающаяся собирать осколки уже изрезанными пальцами. Но еще больше меня привела в ужас тишина, которая, кажется, была любимой гостьей этой квартиры.
- Даки? – я прикоснулась к плечу подруги.
Девушка повернула лицо в мою сторону и в глазах её блеснула ярость, злость и полное одиночество. Мне больше не нужно было никаких объяснений.
- О, Даки! – я опустилась на колени и прижала к себе подругу.
Минут 40 мы убирали мусор, который оставила после себя любовь. Дакота не сказала ни слова с самого моего приезда. Наконец, основная работа была сделана и я надеялась на разговор. 
- Я боюсь за тебя. – я смотрела на Дакоту в упор.
- Ты была когда-нибудь счастлива, Николет? – в меня снова врезался острый взгляд Даки.
 Я не ответила.
- А я была, представляешь? Но я совершенно забыла об этом. Я просто знаю, что когда-то давно я была счастлива, а сейчас вот не могу вспомнить. Представляешь! Не могу вспомнить! Я не могу вспомнить счастье! Своё собственное счастье! Можно ли забыть счастье, Николет? А? Как думаешь, можно?
На минуту к нам на диван присела тишина. Я не отвечала.
- Можно… - Дакота продолжала, - можно забыть. Вот я и забыла.
Дакота снова замолчала и о чем-то задумалась. Я хотела что-то сказать, но слова не могли вырваться из горла.
- У нас недавно была гостья. Старая подруга этого мещанина. Он носил ей кексы в ванную и делал массаж. Она художница из России. И всё время, прямо у неё на глазах, он сравнивал меня с ней и унижал меня. Представляешь! Глупый, отвратительный мещанин! И разве любит он меня? Ненавижу тебя, Йохан!
Дакота начала смеяться, но смех её уже через несколько секунд был затоплен слезами.
- Даки, как же ты можешь жить с ним? Поехали со мной, слышишь? Леон будет совсем не против. – я взяла подругу за руку.
- Ничего ты не понимаешь! – Дакота отдёрнула руку. – Он должен понять, что сделал со мной! Он должен понять! Я всё вынесу, Николет. Я люблю тебя, ты же знаешь. Но ты не видишь таких простых вещей. Очень уж явных вещей, Николет! Ты знаешь, из-за чего тут хаос такой? Я начала читать Йохану «Послание к Римлянам», а он просто взял и выбросил книгу. А знаешь, знаешь, что он сказал при этом? Он сказал, что Анушке (та самая гостья) не нравится Библия, что она буддистка! Представляешь, Ники? Ха! Она и строчки не прочла из Священного Писания, а ей не нравится! И ведь ему не нравится! Мещанин!
Дакота совсем ослабла, и её начинало лихорадочно трясти.
- Милая Даки, пойдём спать, тебе нужно отдохнуть. – я взяла подругу за руки, она встала не сопротивляясь.
 Мы легли лицами друг к другу. Дакота закрыла глаза, а я смотрела на её прекрасное белое лицо, освещенное полной луной. Я смотрела на неё, боясь моргнуть и оказаться в другом месте. Я боялась, что вижу её в последний раз.
- Мы справимся со всем, Ники. – Дакота уже еле говорила.
 Десять минут спустя, я уже начала засыпать, но меня буквально вырвали из объятий сна слова Дакоты. Слова, от которых душа моя перевернулась, но понять которые мне придётся еще не скоро.
- Ибо, когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности. Ники…возмездие за грех – смерть…