20

 С тех пор как мы с Сильвеном ездили в Кёльн, прошло три недели. Всё это время мы не виделись, а на звонки он не отвечал. Пару раз я заезжала  к нему на квартиру, но его не было и там. Я подумала, что Сильвен решил съездить в Ирландию к матери. Я внушила себе эту мысль и успокоилась.
Уже целую неделю мне названивала моя мама и слёзно просила одуматься.
- От чего одуматься?
- От того, что ты творишь, Ники!
- Да ты и понятия не имеешь, как я здесь живу. Всё, мне некогда. Пока.
 Я совершенно не хотела, чтобы родители лезли в мою идеальную жизнь и портили её. Меня устраивало всё вокруг. Я любила Леона и слушалась его во всём. Мои прежние мечты казались мне бредом маленькой девочки. Я отказалась от них. Однако других мечтаний у меня не было.
Почти каждый вечер я разговаривала с Дакотой и пыталась успокоить её. Я чувствовала, что случится что-то ужасное. Каждый вечер Леон пересчитывал деньги и готовил ужин. Он делал всё, что я пожелаю. Разве это не мечта?
 1 марта в пять часов утра нас с Леоном разбудил телефонный звонок.
- Нашли? И кто он? Что? Повтори! Ты ничего не путаешь? Ладно. Ничего не делать, пока я не приеду.
- Леон? Кто это был? Что-то случилось?
- Нашли того урода, который пытался сдать меня ажанам. Помнишь Бруно, который приходил к нам на ужин недавно? Он шишка в парижской полиции. Ему идут одни из лучших моих товаров. Никто меня в Париже не возьмет. Никто не знает, что у меня вся полиция схвачена. – Леон рассмеялся и поцеловал меня в лоб. – Спи, Николет. Этим вечером будет твоё первое личное дело.
 Из-за сонливости я не особенно обратила внимание на последние слова Брю, а лишь улыбнулась и тут же уснула.
 В 11часов утра меня разбудил нежный поцелуй Леона и запах марихуаны. Мартовское солнце разлилось по комнате как самое вкусное белое вино. Прозрачные шторы легко вздымались над полом от слабых порывов тёплого ветра. На улице кто-то кричал на ломаном французском. Как вообще можно кричать в такое прекрасное утро? Это было очередное прекрасное парижское утро.
 В три часа дня Леон уехал лично посмотреть на того человека, который хотел его сдать. А в пять часов вернулся домой.
- Ну что, моя милая Николет, собирайся!
- Куда? – я размешивала ложечкой мед в кофе.
- На твоё самостоятельное дело.
- Ты это серьёзно? Что я должна буду делать?
- Всё, чему научилась. Зайдешь в комнату к предателю, можешь истязать его, можешь сразу пристрелить, можешь в лицо плюнуть. Самое главное – убить. В тебе есть достаточно жестокости, чтобы сделать это. Самое главное помнить, что это не человек, а мерзкая крыса, которая покусилась на кота. Ну, ты понимаешь мои сравнения. – Брю рассмеялся.
- И я сама должна буду зайти? Ты не пойдешь со мной?
- Нет. Я буду наблюдать по камере. Это проверка для тебя, Ники. И помни еще кое-что: если ты не убьёшь, убьют тебя. Оденься теплее, на улице холодный ветер.
 У меня дрожали коленки, и было не по себе. Когда это дело было далеким, оно казалось совершенно пустяковым, но теперь весь этот кошмар был совсем рядом. Грех дышал мне в спину, рассеивая мурашки по моей спине. Я совершенно потеряла свой холодный рассудок. Мне было страшно.
 Мы всё больше отдалялись от дома и приближались к злополучной стоянке с белыми дверьми. Я повернула голову на Леона. Он улыбался и кусал губы. Я закрыла глаза и на секунду представила себя с пистолетом, направленным на человека. На моём лице мелькнула гримаса ужаса.  На парижских улицах было много людей. Люди эти улыбались, веселились и фотографировали своих детей возле памятников, и никто из них даже представить не мог, что совсем скоро один грешник лишит жизни другого грешника. Все эти счастливые лица, выстроившись живым коридором, провожали меня в мой собственный ад.
Леон припарковал машину на уже привычном нам месте.
- Ну что, детка, вот твоё оружие, - Брю протянул мне пистолет, - не подведи меня.
- Я…
- Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Николет. – Леон провел рукой по моей щеке и шее. – Ты ведь знаешь, что ты для меня всё. Но если ты подведешь меня… - он не договорил и поцеловал меня.
 Я взяла пистолет, и мы вышли из машины. Спускаясь по лестнице в мерзкий сырой подвал, я чувствовала в себе силу и уверенность. Теперь я знала, что обязательно смогу это сделать. Ради Леона, ради любви.
- Привет, босс. – в подвале, как обычно, сидели пятеро мужчин.
- Поздравьте Николет, у неё сегодня первое убийство! – Леон сказал это с таким восторгом, будто я собралась не убивать, а воскрешать человека.
- О, Ники, ты молодец, что решилась! Потом огромную силу почувствуешь! – отовсюду послышались голоса, а я слабо улыбнулась.
- Ну, всё, моя храбрая Николет, - Леон взял меня за плечи, - иди, а я буду сидеть тут и наблюдать за тобой. Ты сможешь. Просто сделай это. Я люблю тебя, Ники. Иди.
 И я пошла. Я подходила к белой двери так медленно, как только могла, стараясь отсрочить своё попадание в пекло. Моя рука твёрдо сжимала рукоять пистолета. Взявшись за ручку двери, я обернулась на Леона. Он улыбался. Я улыбнулась ему в ответ и вошла.
 Ухмылка, которую я старательно вывела на своём лице, исчезла в тот же миг, в который я переступила порог. И в это же мгновение я автоматически навела пистолет на человека, прикованного к трубе. Моя рука дрожала, а по щекам текли слёзы. Громоздкими цепями к батарее был прикован мой Сильвен.
- Моя сладкая девочка… - Сильвен еле поднял голову. Он был избит и обессилен. – Всё будет хорошо, Ники…
 Я всё еще стояла с направленным на Сильвена пистолетом. Слёзы капали на грязный бетонный пол.
- Теперь он никогда не причинит тебе зло, Николет…Никому не причинит…Он забрал тебя у меня…А ведь я сам виноват…Но я люблю тебя, моя маленькая красивая девочка… - он сплюнул кровь на тот же бетонный пол.
 Мои руки дрожали. Я стояла лицом к лицу со смертью и грехом. Грехом не столько для меня библейским, сколько внутренним и моим. Сейчас я должна была убить не просто какого-то предателя, я должна была убить своего любимого человека, человека, который стал для меня важным и родным, и любовь к которому я чувствовала на самом тонком плане. И вдруг на мою голову свалилось озарение, нечто очень важное и простое: это не я! Эта мысль для меня была совершенно дикой и непонятной. Но в одну секунду я поняла, что не должна стоять здесь, не должна знать Леона, не должна курить марихуану по утрам и вечерам. Я поняла, что то, что я называла любовью к Леону Брюингеру, то громкое возвышенное чувство – не больше чем одурманенная привязанность. А любовь была здесь, в этой самой комнате. Она была очень тихой и привычной, такой доброй и тёплой. Она была между мной и Сильвеном. Между убийцей и жертвой.
 В самый разгар моего озарения в комнату ворвался Леон. Он толкнул меня, и я упала к своим слезам.
- Ты слабая дура, не можешь убить такого же слабака! – он проорал это и выстрелил два раза Сильвену в грудь.
 Какой-то шум за дверью прервал Брюингера, и он повернулся ко мне.
- Ты не оправдала моих надежд, Николет. – сказал Леон и наставил на меня пистолет.
 Сам Бог отворил в этот момент дверь.
- Босс, сейчас же уходим, вверху всё заполонили ажаны!
- Чёрт! – Леон сплюнул, - Никто не возьмёт меня! – он быстро вышел из комнаты.
 Я бросилась к Сильвену. Я целовала его, подняв руками его голову.
- Сильвен, слышишь?! Прошу тебя, прошу тебя, мой милый Сильвен, очнись! Я ведь всё поняла, я всё поняла, Сильвен!
 Я отстегнула мужчину от трубы.
- Ты не можешь умереть, когда я всё поняла, Сильвен! Мы будем так счастливы, мы будем очень счастливы вместе!
 Мой Сильвен открыл глаза и протянул руку к моему лицу. Мы оба были пропитаны кровью.
- Спасибо, Ники…Ты только помни, что ты всегда…ты заполняла…мой мир…Ты...Николет… - и в это мгновение моё имя застыло на губах Сильвена навечно.