6. 10. Калмыки

Помогали 16-й немецкой дивизии патрулировать пустыню эскадроны «доктора Долла», сформированные
из добровольцев-калмыков и военнопленных.
В архивных документах армии, дивизии, полка я часто натыкался на упоминания о «бандах калмыцких изменников».
Увы, но если для предателей из  числа русских нашелся термин «власовцы», а для воевавших
против советской власти украинцев – «бандеровцы», то в отношении калмыков, перешедших
на службу к немцам, ничего не придумали.
А ведь можно было  их окрестить как-нибудь, хотя бы, к примеру, долловцами или огдоновцами, –
по имени вожаков.

То, что значительная часть небольшого кочевого народа свою судьбу доверила немцам, это факт,
печальный, однако неопровержимый.
В октябре 1942 года, когда моего отца знакомили с обстановкой в степи, начальник штаба группы армий «Б»
генерал фон Зоденштерн докладывал в Берлин о том, что «немецкий солдат встретил полное доверие
и активную поддержку со стороны калмыков».

Из оккупированных и даже не занятых районов к немцам отправлялись посланники,
то с просьбами, то с предложениями помощи.
Нередко из населенных пунктов навстречу немецким солдатам выходили посыльные,
сигнализируя желтыми калмыцкими флажками об отсутствии опасности.
А когда наша часть занимала хотон (аул), оттуда зачастую посылали к немцам верховых, чтобы сообщить об этом.{14.39}

Почему сложилось такое отношение к былой власти?
Прежде всего, сказались ошибки молодого государства:
поспешная ломка сложившегося веками кочевого образа жизни,
коллективизация, проведенная без учета местных условий,
оголтелая (трудно даже подобрать иное слово) борьба с религией и гонения на ее служителей.

Ощутимо ухудшились настроения, когда советская администрация в канун прихода фашистов организовала массовый угон за Волгу скота.
Надежды на то, что вместе с ним уйдет кочевой народ, не оправдались, а иные средства к существованию
у скотоводов отсутствовали.

Все просчеты предшественников новая власть постаралась обратить в свою пользу.
По мнению западногерманского военного историка Йоахима Хоффманна, автора  книги «Немцы и калмыки. 1941–1945», отношение его соплеменников к этому степному народу с самого начала было поставлено на «разумную» основу, чтобы имело притягательную силу для всех «тюрко-монголов», проживавших восточнее Волги.

Оккупационные части получили специальные инструкции.
Рекомендовалось рассматривать местное население как дружественное, уважительно относиться к его религии, традиции, обрядам.
Калмыкам позволили владеть холодным и даже огнестрельным оружием.
Им разрешили открыть хурулы (буддийские храмы), массово закрытые Советской властью в 30-е годы,
предоставили право самим определяться, какой хотят вести образ жизни, оседлый или кочевой. 
Вдобавок, отсутствие в южных районах гарнизонов создавало впечатление полной автономии.

Весомую лепту в налаживание отношений с калмыками внесли офицер генштаба старший лейтенант Хольтерманн и прикомандированный к штабу 16-й моторизованной дивизии профессор-историк барон фон Рихтгофен.
Между прочим, последний свободно говорил по-русски, писал стихи по-калмыцки.
Оба они завоевали доверие у немалой части местного населения.

Усердно трудился на этой ниве Отмар Верба, или Врба, известный как доктор Отто Долль (Долл).
В середине августа по заданию штаба 1-й танковой армии он обратился в зоотехника, поселился под Элистой и принялся («Разведгруппа 103» включала еще шофера и радиста) колесить по степи, налаживать контакты, подбирать помощников, уточнять карты местности, составлять схему источников пресной воды.
Терпеливо выслушивал местных жителей и, пользуясь поддержкой подоспевшей 16-й моторизованной дивизии, в особенности Хольтерманна, решал их проблемы.
Имя «Доктор Долль» приобрело широкую популярность, его стали называть «ава» – «наш отец».

В общем, нет ничего удивительного в том, что в сентябре-октябре 1942 года 16-я немецкая дивизия в помощь себе сформировала из калмыков первые два, а до декабря еще несколько эскадронов, общей численностью до тысячи двухсот сабель.
 
Однако вряд ли обоснованны утверждения о переходе большинства этого народа на сторону Гитлера. 
По подсчетам того же Шеина,  в Красной Армии служило свыше пятнадцати тысяч этнических калмыков.
Это вчетверо больше, чем в Калмыцком кавалерийском корпусе вермахта. (14.23}

До февраля 1943 года воевала в составе Северной группы войск Закавказского фронта 110-я отдельная Калмыцкая кавалерийская дивизия.
Еще в августе 1942-го из ее бойцов для ведения глубокой разведки был создан отдельный кавалерийский эскадрон 28-й армии.
Он, по свидетельству В. Скоробогатова, «совершал смелые рейды в тыл врага, принимал активное участие в боях,
был грозой для оккупантов и их пособников». {14.18, с.72, 73}

А разве не героическим следует оценивать поведение тех полутора тысяч советских военнопленных калмыцкой национальности, которые, жертвуя своими жизнями, отказались изменить присяге?

В любом случае, ничем нельзя оправдать огульное обвинение всего калмыцкого народа в предательстве и последовавшую затем депортацию его в Сибирь.