Розовый снег, фиолетовый дождь. 21. Мать

Валя возвращается с розами, садится за руль и преподносит мне цветы.
 - Ун рамо де росас пара ла рейна, - торжественно говорит он по-испански.
 - Розы для королевы, - неуверенно перевожу я.
 - Букет роз, - поправляет он, - трогаясь с места.
 - Букет роз для королевы, - эхом повторяю я. Розы пахнут летом, теплом, головокружительным счастьем. Чьей-то потрясающе роскошной жизнью. Не моей.
 - Послушай, - говорю я тихо, трогая цветы, - почему так выходит в жизни: то, чего ждёшь больше всего в жизни, так и не происходит, зато спокойно случается у других. Особенно это у женщин заметно: вот ждет-ждёт она принца, а его нет и нет, зато он обязательно объявится у соседки.
 - И на поверку окажется горьким пьяницей, - добавляет Валя.
 - Ну, не всегда же пьяницей… Или вот у меня. Испания – розовая мечта. Я этой страной бредила, ты был к ней равнодушен. Я учила испанский – ты его знать не знал. Я читала о ней книги – тебя это абсолютно не интересовало. Но попадаешь в Испанию и живёшь в Испании именно ты, а не я.
 - Судьба тебе давала шанс, - говорит Валя и молчит.
Я знаю,  какой шанс он имеет в виду. Остаться с ним. Забыть все обиды, разборки, прошлое – и вернуться к нему. А потом вместе с ним уехать в Испанию. Да, этот шанс я не использовала. Я вместо этого взяла и влюбилась в его двоюродного брата. Сначала не заметила как. А потом поздно было. И Испания отвернулась от меня. Значит, не положено мне. Ун рамо де росас пара ла рейна… Как прекрасно
это звучит…
 - Испания – страна суровая, - говорит Валя. – Не для таких птичек, как ты.
 - Я уже давно не птичка, - говорю я с горечью. – Птичкой я была много лет назад.
 - А знаешь, - говорит Валя, - на Западе проблемы возраста словно не существует  Моей жене сорок четыре года, и её считают молодой женщиной, у которой всё впереди.
 - Кто так считает? – улыбаюсь я. – Её дедушки и бабушки?
 - В том-то и дело, что нет. Её друзья, художники.
 - Она художница?
 - Она и её старшая дочь Конча. Ей двадцать лет. 
 - А другие дети?
 - Рафаэлю – шестнадцать. Наташе – двенадцать.
 - Наташа? Это её имя?
 - Да. Я же говорил, её отец большой поклонник России. У него здесь корни.
 - Да, - киваю я. – И какая удача для всех, что эти корни теперь на колёсах.
Валя смеётся. Мы уже за городом, и он прибавляет скорость. Ещё минут двадцать, и я окажусь в этом месте – в этом саду, в этом доме… Мы молчим, наверное, лучше молчать. Я прикрываю глаза. Пытаюсь представить себе чужую жизнь. В этой жизни белые фонтаны, цветы круглый год и всегда безоблачное синее небо. В этой жизни море в двух шагах, убийственная южная кухня и навалом фруктов. Красивые платья тоже есть в этой чужой жизни. Есть парикмахер на дом, и можно по телефону заказать пиццу. Хотя, пицца, кажется, из другой оперы. Это, кажется из прибалтийской, а вовсе не из испанской жизни. Всё равно, из другой, не из моей. И нет и не было в этой другой жизни талонов на сахар, очереди за подсолнечным маслом, лимитированными макаронам по 300 граммов на человека. Интересно, знает мой муж, как вести хозяйство, чтобы 600 граммов макарон хватило на месяц двоим? Нет, не знает, и жена его не знает, художница, у которой всё впереди…
- Тебе не холодно? Тебе удобно?
- Всё хорошо, - я открываю глаза.
- Узнаёшь места?
- С трудом, - честно говорю я оглядывая дорогу из машины.
- В доме - ты увидишь - ничего не изменилось... Не знаю, хорошо ли это для тебя или наоборот. Кстати, как ты считаешь, какое у тебя мнение: Стоит или не стоит возвращаться в места, где ты был счастлив когда-то?
Я пожимаю плечами. Я правда, не знаю. Наверное, у меня не было таких ситуаций.
- А ты знаешь, что сказала по этому поводу наша дочь? Мы с ней поговорили об этом. Цитирую буквально: Папа, ну от тебя-то я не ожидала такого тривиального представления. Ну ладно мама, но ты? Как можно поддаваться таким глупым провокациям? Один дурак сказал, а вы все повторяете, словно он сказал истину. А у него на самом деле может живот болел, и он на весь мир злился... Конечно, стоит возвращаться. Только трус боится возвращаться в своё прошлое. Ну или если у него живот болит…
Мы оба смеёмся, я чувствую, слышу, как теплеет и светлеет его голос, когда он говорит о Юльке, я ощущаю, как нас объединяет общее чувство - чувство живое и человеческое, и я встряхиваю головой и уже совсем весело смотрю в окно, вспоминаю места, представляю улицу, забор, калитку...
С задней стороны дома был вход в нашу с Валей комнатку, наш первый дом, где каждый раз, пока Валя занимался делами, я сидела за круглым столиком у окна, старинным, скрытым длинной скатертью с бахромой и строчила очередное послание: «Милая Ритка! Сегодня четвертый день нашего медового месяца…»


                Из неоконченной рукописи Маргариты Воложинской
                "Свадебный велосипед".

                Письмо первое.

Август, 1980г.
                Милая Ритка!
Сегодня три дня нашего медового месяца. Как и договорились, пишу обо всём-всём. Я пишу, а за открытым окном – сад, освещённый солнцем, и в нём падают яблоки. Надеюсь, ясно, что это райский сад. В довершение к этому, я сижу босиком, как и положено в райском саду и вообще в раю.
     За эти три дня я тридцать три раза вспоминала наш последний вечер у нас в общаге, где были ты, я и Наташка. И где рядом с нами стоял на полу чемодан, куда уже было упихано всё мое боевое оперение: и французское вышитое платье, и лимонная маечка, которую Наташка считает неприличной, и серебряные босоножки на второй день свадьбы. Для первого дня свадьбы в чемодане не было ничего, и это и было, если помнишь, темой нашего девичника. Я помню Наташкины уж-жа-сные глаза, когда она узнала, что я не собираюсь регистрировать брак, и её возглас: «Да он же тебя бросит через два дня!»
    Милая Ритка, передай ей, что прошло уже три дня, и меня ещё не бросили.
Ритка, я тогда так удивилась! Вы с Наташкой вдруг сплотились, и это было для меня неожиданным. Ну, ладно Наташка, приехавшая из Орловской губернии с психологией русской глубинки. Она этим летом Фолкнера первый раз в жизни открыла, что с неё взять. Она меня и не поймёт никогда по-настоящему. Но ты-то, Ритка! Мы сидели в школе за одной партой, занимались в одном литературном объединении, одни и те же книги читали, в одну музыкалку ходили, в один ВУЗ поступали. Ты-то должна понимать меня без слов. И потом, ты же видела Валю! Он не может быть непорядочным! Да и главное не в этом. ЭТО Я НЕ ХОЧУ. Ну, это же ужасно – ехать в какое-то странное заведение, писать там какое-то дурацкое заявление.  О том, что я хочу вступить в брак.  Да я не хочу никуда вступать, а если и захочу, какое кому дело? Почему я должна заявлять об этом совершенно посторонним людям?Какое они имеют к нам отношение?Я их первый раз вижу, а они лезут ко мне в жизнь! Нет и нет! Да и слово какое ужасное – ЗАГС. Б-р-р! Словно шашкой – шмарк – голова с плеч.
Короче, не пошли мы обоюдно в ЗАГС, а взяли мой чемодан с лимонной маечкой и отправились к Вале на дачу. И об этом и пойдёт речь дальше, вешай уши на гвоздь внимания. То есть, глаза.
     Итак, Валя распахнул красивую резную калитку. Мы долго шли по плиточной дорожке, а по обе стороны от неё стояли цветущие георгины, высокие, как гренадёры. Целая аллея гренадёров.
А в конце этой дивной аллеи взору открылась веранда, очень симпатичная, с большим столом, с вазой с цветами и с мамой Ниной Валентиновной, красивой и нарядной. Нет, правда, очень нарядной, на ней была такая потрясающая вязаная кофточка, что я в своих радикальных джинсах просто оторопела. «Это моя жена Лиля», - представил меня Валя по всем правилам, как в хорошей пьесе 50-х годов. И я второй раз оторопела, потому что впервые меня представили как жену.
И пока я так стояла и торопела, мама знаешь, что сделала? Встала и ушла на чей-то день рождения. Вот я была счастлива! Оказывается, я жутко волновалась все-таки. Ты знаешь ведь, что для меня это пытка – всякие знакомства, расспросы, долгие сидения за чаем и т.д. и т.п.
  Валя повёл меня смотреть дом и сад, и мы ходили-ходили, смотрели-смотрели, и я всё больше убеждалась, что попала в рай. А с веранды всё время звучала музыка. Мой любимый Поль Мориа, Валя уже знает, что любимый. Вот.
  Нам уже была приготовлена комната, уютная, с новыми занавесками, с книжными полками.
Подбор книг дал мне понять, что этим занимался Валя, зная, что здесь буду я. Это меня растрогало. Я и мечтать не могла, что наш медовый месяц пройдёт так комфортабельно. Да, и цветы в вазе, оранжевые, как я люблю. Цветы, салфетки и всякие сухие веночки были расположены с таким вкусом, какой мне даже не снился. В результате комната, в которой помещались только кровать, столик у окна и трюмо, казалась просторной. (Я специально так подробно рассказываю, потому что тебе это пригодится). А на самом деле комната маленькая, в неё даже не вошло второе кресло, Валя сказал, что кресло для меня, а его место на полу, как и положено верному псу.
  Итак, комната была чудесная, но стоило мне очутиться в летнем домике, как я в него просто влюбилась. Это было Валино обиталище. И если та комната говорила, в основном, обо мне, то летний домик говорил только о Вале. Здесь не было ни занавесок, ни оранжевых цветов, но здесь царил такой особенный мужской стиль, что я оробела. Это был совершенно не мой мир, совершенно чужой и непонятный. Всё там другое – книги другие, вещи другие, одна я туда никогда не пойду, но с ним, с ним там чудесно. Я всё подробно оглядела: рыбацкий огромный плащ в углу, удочки, шахматы, фонарь с кольцом. Я думала – просто висит, а Валя щёлкнул – и зажёгся свет. Было уютно и немножко дико. Ведь я – дитя города, малогабаритной квартиры, да и ты тоже, а в квартире довольно трудно сотворить какой-то экзотический мир. Я забралась на кровать – там и кровать есть – и объявила, что буду здесь жить. Только поставлю оранжевые цветы. Валя сначала смеялся, а потом серьёзно сказал, что мама расстроится, она так старалась приготовить комнату. Тогда хоть на кровати поваляюсь, решила я, и мы хорошенько повалялись на кровати, после чего Валя замотал меня в плед и взвалил на плечо. «Куда отнести тебя, красавица?» - замогильным голосом взвыл он.
«На помойку!» - заказала я. Он перестал веселиться. «Ну, как ты можешь так говорить, - сказал он очень серьёзно. – Ты с ума сошла. Тебя и вдруг на помойку, мою принцессу. Мою звёздную птичку, мою кнопу – и вдруг на помойку. Как это могло прийти тебе в голову, это так недостойно. Самое малое, чего ты достойна – это огуречная грядка». И в самом деле, отнёс меня в огород и свалил вместе с пледом прямо в огурцы. Обожаю эту его манеру дурачиться.
   Ой, Ритка, по-моему, грядут гости – слышу голоса и шум в доме. Надо срочно бежать к зеркалу, я ведь не только босиком, но ещё и лохматая. Неужели опять будут поздравлять? О, это ужасно! Нас уже тут поздравляли соседи. Это для меня кошмар! Ритка, почему я этого терпеть не могу? Ведь все это любят, одна я нет. Я бегу! Продолжение следует!
                Пока.  Твоя Ангелина.

P. S. Прочти письмо Наташке.

продолжение - http://www.proza.ru/2017/11/16/2080