Я ведь не схожу с ума?

- Я ведь не схожу с ума? - с этими словами я откинулся в мягкие матерчатые ладони моего походного кресла и взглянул на друга, оседлавшего отвесный берег справа от меня.
 
- Ну, разумеется, сходишь! - сказал Антон, втыкая жало крючка в шов энцефалитных штанов и продевая леску в ушко, - представь, что сейчас зима, ты - в городе - сидишь и это всё тебе кажется.
 
- Спасибо, - улыбнулся я - обнадёжил.
 
И как тут не сойти с ума? Мы окунулись в июньский полдень залива, в тихую пыль дорог, и стрекочущие по кочкам насекомые щекотали наш слух очередным струнным соло. Жара бродила по куртке, обещая профессиональный массаж. Так что я разделся до футболки и наслаждался пощипыванием комаров, а они, к слову, наслаждались моим пошлёпыванием. Не клевало. Поздно пришли.
 
Антон довязал поводок, спешился с берега и зашагал к своему спиннингу. Небольшим рывком я вздёрнул пикер (а вдруг на крючок кто-то подсел) и стал сматывать леску. Поплавочная снасть лежала рядом - уже смоченная, не девственно чистая сегодня. Но, как и любая другая курва, не принёсшая своего плода. Я смотал пикерную снасть, зафиксировал крючки и кормушку и поднял из травы небольшое удилище с поплавком. Кончик туго напрягся в воде, задыхаясь, выскочил наверх, и это выглядело как выстрел сигнальной ракетой куда-то в пучину обрывающегося мелководья. Если что-то крупное там и плавало, шансы выдернуть его стремились к нулю.
 
Что делать, если не берёшь на рыбалку пива? Неужели, рыбачить? В стороне от берега лежала початая бутылка минералки, наживка была ближе. Оставалось зарядить крючок и уйти её допивать. Не обнадёживающий расклад, но, всё же, июнь пьянил чем-то полусладким грузинским, хотя я и был трезв. Голова шла кругом от детского, ещё не полного зноя, в очках рябило солнце, плывущее по волнам. Ветер разносил запах трав и полей. Чумной ветер. Глупый ветер. А вдруг, и вправду зима, а я сижу дома, закованный в тапочки, и брежу июньским ветром и карасями, которых я не поймал?
 
Я свалял несколько шаров прикормки. Одну группу закинул влево - чуть подальше травы и напротив того места, откуда выстрелил из воды кончик моей удочки. Другую - зашвырнул прямо перед собой туда, где точно была ямка. Снасть я закинул влево, наживив предварительно кукурузу. Ну и что с того, что на неё не должно было клевать! Мне оставалось пить свою минералку, жить и курить. Нам вдвоём с Антоном оставалось жить этим днём и курить, чтобы перебить дурман ветра и не одуреть, и не остаться здесь - в русалочьих снах. И мы курили, и по одной пачке уже лишились. На безрыбье и рак - щука, но тот рак, которого мы ловили в отсутствие клёва, обещался покромсать наши лёгкие. И было бы здорово, если бы нам пересадили жабры, и мы, играя роль заправских ихтиандров, смогли бы объяснить карасям на их языке всё, что мы думаем об их графике приёма пищи.
 
Справа раздался плеск. Мелькнула чья-то стальная спинка. Я выдернул поплавок и почти сразу же направил его в сторону рыбы, которая, совершенно наверняка, жрала мою прикормку. Глубина была впечатляющей: метра два от поплавка до груза. Поплавок сел в воду, как школьник в лужу, выпрямил свою необразованную головку... и тут же пошёл ко дну, словно папа школьника задолжал водяному, и тот поймал сорванца прямо на месте преступления. Я плавно вздёрнул флагшток удилища. Liberte, Egalite, Fraternite! Стреляй в меня, проклятый монархист! Поплавок застрял где-то на дне. Как странно, что рыба взяла кукурузу.
 
Я приложил усилие, и тот, кто сопротивлялся мне, ответил плавным выпадом вправо. Потом прямо - в глубину залива. Потом влево. Снасть вело. Сазан? Разве что он мог позариться здесь на кукурузу. У Антона был смартфон с фотоаппаратом.
 
- Антоооон! - я закричал так, что испугался, как бы мой трофей не оглушило.
 
Антон был предельно спокоен.
 
- Неужели клюёт?
 
- Тащись сюда!
 
Подсак лежал слишком далеко, а поверх него загорал пикер. Как это я додумался закрыть себе основной инструмент вываживания? Антон подошёл медленно. Моё удилище изогнулось, и я крайне переживал, что сазан ринется вправо, где над водой нависали деревья.
 
- Помочь? - успел спросить Антон... но трофей сдался.
 
Он оказался вовсе не трофеем, а молодым карасиком с ладонь. Что же за скверный характер? Клюнуть на кукурузу и с минуту водить снасть по дну, так, что я боялся потерять удилище! Мне вновь захотелось стать ихтиандром, чтобы разобраться с этим безобразием. Или водяным. Или пива. Да, мне хотелось пива. Антон оставил мне свою бутылку, и пойманный карасик был благополучно "отпразднован".
 
Антон притащил свой спиннинг.
 
- Зачем? Тащи удочки! Прикормлено у берега.
 
Но Антон уже забросил донку. Я же взял немного прикормки и пошёл правее - в окно между деревьями, где почти не было волны. Однако, в окне было сильное подводное течение и, при совершенно зеркальной глади, поплавок уводило то в коряги, то в траву, то к чёрту на рога.
 
Я выбрался из кустов с удочкой, слегка обозлённый, не перекуривший, надышавшийся ветром и забалдевший. Вновь окунулся в своё кресло левее Антона, забросил удочку и стал наблюдать за многочисленными скромными поклёвками. Они дёргали мой поплавок, как юные девочки студентов на дискотеке. Им и хотелось, и кусалось. Так что прогресса не было. А вот у Антона прозвенел колокольчик. Антон не был фанатом революций, и свой алюминиевый спиннинг выдёргивал с яростью рыцаря, раскрошившего череп арабу, спешащего достать своё оружие из трещины в лице, чтобы не оказаться с голыми руками против сабель магометан. Спустя несколько метров толстой лески, из воды показалась пожалуй, самая неприятная рыба наших широт: плеть. Слизкая, с тощим хвостом, который венчало несимметрично широкое оперение. Этого улова было достаточно для того, чтобы мой друг пошёл за удочками.
 
В ближайшие два часа меня ждало много съеденной кукурузы, а Антона - ещё три карася с закормленной точки. Через два часа подошла машина.
 
Пыльная дорога... Несколько часов назад нас доставили на залив, и мы закинулись с каменистого пляжа. Но результата не было. Были лишь волны - дочери нашего дурманящего ветра. И потому мы перешли дальше: Антон зашёл слева - через лес, поскольку был в кроссовках и не хотел мочить ноги, а я - в болотниках - пошёл через разлив. Пока мы рыбачили, мимо нас проезжали рыбаки и отдыхающие в более низких автомобилях, чем наш. Но водитель не хотел рисковать. И мы начали сворачиваться. Допили пиво. Скрутили снасти. Антон одурел от хмельного напитка. Или от вечернего ветра - кто знает. Он пританцовывал со сложенным спиннингом на берегу, когда его нога скользнула в грязи и он грохнулся в воду, как шар прикормки.
 
Глубина, действительно, оказалась двухметровой. При своём не маленьком росте, Антон ушёл с головой. Только одна рука - как в набитом штампами боевике - ухватилась за берег. Так падали со скал многие киногерои. Скольжение, падение, рука... Антон выбрался на берег, прихватив из воды намеревающийся уплыть спиннинг. Удилище уже застыло на низком старте, ожидая отлива. Не дождалось. Картина была потрясающей: Антон был мокрым с головы до кроссовок. Но одно плечо было абсолютно сухим.
 
Я вдохнул ветра, как заправский наркоман, и меня пробрал совершенно нездоровый смех.
 
- Ой, блин, как смешно! Заканчивай сборы!
 
Стоит ли говорить, что обратно мы шли через ту дорогу, которую залило водой, по которой я добирался сюда? Смысла обходить разлив через лес не было. Он отпал, ухватившись за берег лишь одной рукой.
 
И как же горестно было заканчивать такой день под запах бензина. Но всё же, много лучше, чем зимой в городе, давясь чаем. Уж лучше давиться ветром, бензином, пылью. Вдыхать и выдыхать этот мир, давая ему гулять внутри. Всё чем мы живы, всё чем мы дышим, проходит сквозь перевалы горбатых дорог, бежит сквозь лес и возвращается к нам зимними вечерами, когда можно записать эти истории. Жаль только... а впрочем, ничего уже не жаль.
 
- Я ведь не схожу с ума?