Философское прочтение романа Как птица Гаруда

Античные мифы и образы

Как известно, философия зародилась в древней Греции. В те времена мифология имела множество точек соприкосновения с философией. Собственно сама философия была логичным и необходимым продолжением мифологического творчества античного человека. Онтологические вопросы всегда будут получать свои ответы. И чем сложнее и многограннее становится человек, тем более сложными будут и ответы на, казалось бы, простой вопрос.
Михаил Леонидович Анчаров во многих своих произведениях поднимал вопросы о природе творчества, о сущности человека, о природе добра и зла. Данный роман «Как птица Гаруда» не является исключением из этого ряда. Словами главного героя романа, Зотова Петра-первого, автор говорит: «каждое слово и есть философия, но все превращают слова в термины, и потому забылось, что философия это не термин, а любовь к мудрости».  Философскую природу этого текста подчёркивает также многократное использование образов и персонажей как древнегреческой мифологии, так и мифологии других народов. Мы начнём наши попытки раскрыть смысловые слои этого текста именно со знакомства с этими отсылками к античности.
Птица Гаруда, именем которой назван роман, переводится с санскрита как всепожирающее Солнце. Также она является одним из символов просветлённого ума в тантрическом буддизме. Этот символ обозначает мгновенное просветление, быстрое и яркое как вспышка молнии. То, что было скрыто в темноте, разом открывается наблюдателю во всём своём многообразии и полноте. Таким образом мы видим, что столь особенным названием автор задаёт вполне определённое ожидание всему тексту романа. И, следовательно, этого ожидания и следует придерживаться читателю, чтобы искра озарения и понимания в нужный момент осветила творческий замысел автора.
В разрезе буддизма также представляется весьма символичным Пустырь, который является сценой многих событий романа. Пустырь, пустота, нигиль, ничто. Во многих гипотезах о возникновении Вселенной она появляется из Ничего (либо из чего-то не поддающегося описанию, как например сингулярность). Также говорит и дед Зотов: «В пустоте, Петька, родится творение. Ибо больше ему родиться негде.» Посредством неизвестной нам силы из великого Ничего возникает не менее великое Всё.
Интересна также Эос, богиня зари, чьим именем названа первая часть романа. Она - Аврора, символ обновления, любви, торжества человека и человечности.
Революция семнадцатого, Гаврилов и Маркиза в двадцать девятом, ядерная бомба, достигнутая Луна, в ключевых моментах повествования автор снова и снова напоминает читателю об образе Эос. Этим он выстраивает особую цепочку событий, имеющих особую важность для раскрытия смысла романа.
Один из главных героев романа, Виктор Громобоев, называет себя Паном - богом природного вдохновения и пешеходной тропы. И Виктор раскрывает Зотову главного врага Пана, которым является Термин - римский бог межевого камня, разделения, расчленения и остановки. А отделение и остановка для Пана равна смерти. Его жизнь только в целом, в постоянно меняющемся и обновляющемся целом. Возлюбленную Виктора, Миногу, неоднократно называют Сирингой, одной из наяд, в которую влюбился Пан.
Участие целой плеяды мифических античных образов помогает роману и его читателю подняться над известным нам ХХ веком, превратиться из жизнеописания Петра-первого Алексеевича Зотова в текст без определённого времени и пространства. Поэтому и ценность данного романа непреходяща, как и у всех настоящих философских произведений.

Идеалистический материализм

Персонажи романа часто говорят о том, что они материалисты. Это прямо заявляет Пётр Зотов, Виктор Громобоев. Сапожников в рассуждениях отталкивается от материалистической аксиомы «бытие определяет сознание». При этом роман изобилует косвенными отсылками и прямыми цитатами от Карла Маркса до Библии. «Зотовы считали — материализм богу не помеха», прямым текстом пишет автор. Рассуждения часто вращаются вокруг понятий добра и зла, Божьего и дьявольского. Частые размышления о душе человека и о любви дополняют эту «материалистическую» картину.
Автор достраивает диалектический материализм синтезом с собственным духовным пониманием мира. Начало этой цепочки рассуждений достаточно просто: «На земле царь, и капитал, и в небесах церковь, а где Зотовы помещаются, в библии не сказано.» Во второй части романа Сапожников выдвигает теорию «второй» материи, материи вакуума. Феномен жизни он описывает как воздействие этой второй материи на первую - неживую. Диалектику противопоставления духовного и материального он перекладывает в диалектику двух видов материй, что принципиально картины мира не меняет, а лишь позволяет продолжать философские рассуждения находясь в «материалистической» канве.
Добро и зло - главная рассматриваемая дуальность, которая явно выходит за рамки обычного материализма. Признание того, что природа добра едина и истинна, приводит к пониманию зла как отдельного свойства бытия или отдельного мира.
Природу зла очень выпукло описывает письмо Гаврилова к своей сестре Маркизе. Эта природа очень тесно переплетена с феноменом фашизма. Оправдание зла Гавриловым открывает очень важную его особенность - зло бесплодно по своей природе. «Но одиночка — это тот, кто не пытается плодоносить. Плодятся только бессильные». Зло не может создать ничего своего и потому только лишь разрушает чужое. Тем самым Разрушение и Созидание получают ярко противоположную метафизическую окраску. И поэтому любое разрушение ради созидания внутренне противоречиво и следовательно нестабильно. «С дьяволом не заигрывают», так обозначил эту позицию дед Зотов.
Природа добра обычно требует больше усилий для собственного понимания. В романе упоминается Дунс Скотт, средневековый схоласт, который выдвинул тезис об абсолютном произволе Бога. Больше просто ни у кого нет возможности безусловно диктовать свою волю материальным и нематериальным творениям. А если только у Бога такая возможность есть, то значит только Он ей и пользуется. Произвол воли нередко был предметом рассмотрения философов, и нередко он использовался как базис для «построения» сверхчеловека. «Ницше объявил — сверхчеловеку все дозволено … но фашисты постановили — кому все дозволено, тот и есть сверхчеловек»
Автор, в противоположность понятию сверхчеловека, выдвигает понятие сверхчеловечности. Устами Виктора Громобоева автор утверждает, что гений и злодейство являются несовместимыми вещами, так как гений не сверхчеловек,  а сверхчеловечность.
При этом сверхчеловечность не противопоставляется свободе воли, даже наоборот. «Как отличить божественный принцип от дьявольского? Бог не требует расписки, а дьявол требует. Потому что богу важно знать — чего ты стоишь, если дать тебе свободу, а дьяволу достаточно знать, что ты у него в руках.» Следовательно зло стремится свободу воли уничтожить, и всё многообразие воль заменить одной волей предельного тирана. При этом добро сохраняет волю, даже если это злая воля. В этом кажущемся противоречии можно усмотреть слабость добра, которое не может, не способно, уничтожить злую волю. Но через это противоречие можно понять глубокую истину. Неправы те, кто говорит, что добро не может существовать без зла. Очевидно, что зло не может существовать без добра. Оно, по сути, не имеет собственного существования, как и темнота не является самостоятельной сущностью.

Нравственность индивидуума и общества

Журналист Гаврилов участвует в ещё одном немаловажном эпизоде. Монолог Агрария о нравственности, записанный Гавриловым в протокол допроса, раскрывает нам позицию автора по этому вопросу. Морализаторство издавна было одним из инструментов принуждения человека. Но само понятие о морали и нравственности хоть и пачкалось от негодного употребления, всё же не исчезло совсем из человеческого сознания. Видимо, нравственность также имманентна человечности, как и понятие добра. Аграрий выдвигает тезис о том, что унифицированная нравственность хоть и проста для понимания, всё же не отвечает уникально-разнообразной человеческой природе. Поэтому рассуждение от противного приводит его к интересному выводу: «безнравственность — это когда человек занят делом, к которому он не приспособлен». Это утверждение сильно тем, что переносит   фокус нравственности с личности человека (со всеми его недостатками и склонностью к самооправданию в любых ситуациях) на личность Творца, который и определяет приспособленность человека к той или иной деятельности. При этом на главную роль выходит принцип целесообразности, то есть цели человека, которая и является главным критерием приспособленности. Разумная цель Творца - необходимое и достаточное условие существования нравственности.
«И если норов попадает на свое место в жизни, то ему цены нет, а если же не на свое — случайно или по пронырливости, — то тайное чувство неполноценности превращает его в быдло.» Следующий логичный шаг - заключение о предназначении человека. Свободная воля человека заключается в том, следовать своему предназначению или нет, поступать нравственно или безнравственно.
Идеальное утопическое общество, согласно позиции автора, выражается просто: «гармония — это не сумма одинаковостей, а произведение различностей, cкладывающихся в прекрасное целое».

Труд и свобода

На протяжении романа неоднократно поднимается вопрос о связанности этих понятий. Старик Зотов объяснял Петру-первому Алексеевичу эту связь через магию труда и машин. «от раба и мага — работа, рабочий — мастеровой — мастер — маэстро — майстер — мистер — во всех языках. Магистр — маг — волшебник, волхв.»
В эпилоге романа приводится пример падения Сибариса и Спарты, где равно пренебрегали трудом человека. Город Афины же напротив, прививал почтение к труду. «Не свобода достигается работой, но сама работа — это и есть свобода. Вот тайна, которую знаем мы, Зотовы.»
Нередко свобода понимается людьми почти синонимом воли, воли и возможности присвоить объект своего желания. «… основа живой логики — желание и нежелание, а также — свобода и несвобода их выполнить.» Отсюда понятно, что свобода любого субъекта является и ограничением для свободы другого. А поскольку «начало всякого желания есть образ» то идеальная компонента бытия является и залогом всякой свободы или несвободы.
По Карлу Марксу, отчуждение результатов труда от трудящегося является одной из важнейших социальных проблем. Он предлагал решение проблемы через отмену частной собственности и коллективизацию средств производства. Но эта схема не могла автоматически дать свободу трудящемуся. Анкаголик Тпфрундукевич наглядно показывает свою несвободу: «Я - р-рабочая сила. С твоего завода трудящий… Ты — хозяин, я — рабсила, ты в-велишь, я делаю, а к-когда не в-велишь, я пью. Такое мое з-занятие. Имею право?»
Труд совпадает со свободой только в том случае, когда он сам совпадает с желанием. А желание работы определяется желанием результата. Таким образом Созидание, которое является неотъемлемой функцией добра, выливается в сознательную, совместную, советскую деятельность приносящую свободу всем участникам.
Внук Петра-первого Алексеевича отображает другую крайность, когда во время войны «думал, как бы мне из рабочего класса слинять». Отрицание свободы труда делает его сибаритом или спартанцем, но дед оценивает его как ничтожество.
Главная мысль автора, касающаяся свободы, в том, что свобода охотника или хищника эфемерна. Истинная свобода - это свобода Творца, свобода трудящегося и свобода творчества.

Творчество и развитие

Причины и сущность творчества является весьма важной темой для Михаила Анчарова. Эта тема разрабатывалась им на страницах многих произведений. Но прежде чем касаться непосредственно творчества, нам надо осветить ряд сопутствующих «Если мы присмотримся к жизни, то главное, что ее отличает от неживого … — это то, что она производит новое, т. е. не просто размножается, а развивается.
В вопросе развития немаловажным является вопрос о направлении. Что для одного может выглядеть как развитие, для другого может быть деградацией, и наоборот. В романе Виктор Громобоев формулирует «принцип гусеницы», который действует при любом движении по непроторённой дороге. Если у участников движения цель одна, а направлений движения несколько, то это значительно повышает шансы достижения цели. Разногласия, вносимые участниками с разным видением ситуации, только кажутся тормозом прогресса и развития, они являются необходимым его условием.
В информатике есть способ решения сложных задач называемый генетические алгоритмы. Популяция информационных существ всегда снабжается случайными мутациями, отклоняющими некоторые особи от общего тренда развития. Тем самым сама популяция получает дополнительные шансы избежать энергетической ямы локального экстремума. Генетические алгоритмы получили большую популярность в начале семидесятых годов прошлого века после публикации работ Джона Холланда. Неизвестно, был ли знаком автор романа с этими трудами, но они блестящим образом подтверждают принцип гусеницы.
Гошка Панфилов так описывает развитие искусства: «сила его как художника не только в открытии свежего материала, но и в умении даже в старом материале открыть новый способ его развертывания, т. е. догадаться о силе его будущего воздействия, то новизна в искусстве — обязательна». Развитие науки обусловлено практической необходимостью, развитие же творчества неотъемлемо от самого творчества. Этим оно напоминает саму жизнь. Человеку присуще удовольствие от новизны в искусстве и, следовательно, в человека заложена потребность в искусстве.
Сапожников не зря называет вдохновение третьей сигнальной системой. Получение образа для творческого акта столь же сложнее человеческого языка, сколь сам язык сложнее первой сигнальной системы животных. Вдохновение, как синоним озарению, происходит в большинстве случаев не по воле человека. Лишь один Сапожников, по слухам, умел управлять этим процессом. К остальным вдохновение приходит, как птица Гаруда, без предупреждения и совсем не надолго.
Но, получив образ, нужно ещё куда-то его передать. Следовательно «искусство - это способ преподнесения и самих идей, и всего, из чего сложено произведение». Получение и передача человеком творческих образов (Вдохновение 1 -> Акт творчества -> Вдохновение 2 -> …) является супер-языком. Очевидно, что этот механизм не зависит жестко от второй сигнальной системы (для наслаждения стихами Пушкина необходимо знание русского языка, для наслаждения же музыкой Чайковского таковое знание опционально).

Возвращаясь к началу

В конце романа Петр-первый Алексеевич Зотов устанавливает связь: «Не поняв, что есть искусство, не понять, что есть Добро, а что Зло». Этим он утверждает, что мир идей и образов является родиной Добра и Зла, а творческий супер-язык единственное средство, для описания Добра и Зла. «Зло, как и добро, начинается с образа»
Вторая часть романа называется «Пункт встречи». Пунктом встречи живого с неживым, желанного с нежеланным является образ. Говорить на языке образов - значит проникать в самую сущность человеческой души, туда где может жить Любовь или может гнездиться мерзость.
В начале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог. Первый акт творчества создал всю нашу материальную Вселенную на основании Идеи. Из того же мира идей мы сами ежечасно можем наполняться высоким или же транслировать в него свою боль и злость. Преимущество творческого человека в том, что он может пользоваться языком самого Творца.
Роман «Как птица Гаруда» не классическая утопия, коими являются множество других философских романов. Нет способа сделать всех людей хорошими, творческими, сознательными. Даже в рамках одной семьи Зотовых бывали и дураки, и злодеи, и даже ничтожества. Но этот роман переводит вопрос на другой уровень. Он показывает нам, что возможен идеальный мир в рамках отдельно взятой личности. Дед Петра-первого Алексеевича завещал ему найти это решение. Идеальный мир очень специфический. Со стороны это может выглядеть, что «идейные живут хуже безыдейных». Видимость эта кратковременна, а идея открывает дверь в вечность. «Ты, главное, ничего никогда не бойся, потому что пока не доказано, что души нет, ты имеешь право знать, что ты бессмертен».