Семейка

Жил был муравей, и звали его Андрей, на вид – чистокровный еврей, ползущий из разных щелей, имеющий трех дочерей, всех краше и всех веселей, встречающих милых друзей помпушками и пирогами, зачитывающихся томами, Тютчевыми и Дюмами, в обнимку с родными мужьями, прекраснейшими муравьями с зубами, ногами, руками, но на голове не с рогами, а с вьющимися волосами на радость любимым своим. Семейство такое большое решило поползать по шторе, по взрослому дяденьке Боре, по Клавдии и по столу, стоящему в самом углу, на вымытом щеткой полу по прозвищу «Тру-лу-лу-лу», и по макаронам с котлетой. Была та семейка с приветом, с большим муравьиным секретом, в шкафу с огроменным скелетом, с билетом на поздний трамвай, который поймать успевай, любивший заваривать чай с малиной и мятою свежей, звонивший подруге не реже, чем раз по пятнадцать на дню, хранил фотокарточку «ню» той барышни столь откровенной. И нощно и вообщем-то денно семья продолжала степенно ползти по тарелкам и стенам, влюбленная в Жана Габена, имея особые гены и сто сорок пять пиджаков с каких-то давнишних веков, потертых с обоих боков, на них, муравьев-дураков, ни справа, ни слева не лезших. От мамы, от папы ушедших, как будто попутал их леший. Вот так вот и жили они