О чести и бесчестии

Перед экзаменом мне вручили белый лист с ровными строчками букв, и этот лист спросил меня: «Уместно ли говорить о чести в наши дни?»

Какой эгоистичный вопрос, подумалось мне. Будто этот листок знает о чести больше, чем человечество, якобы давно забывшее это понятие. Или это призыв чаще «вспоминать»?.. Совершенно мерзкая постановка вопроса. Для дешёвой социальной рекламы бы сгодилось. Нет, абсолютно, конечно же, неуместно, да и что это вообще такое? – мир тонет в подлости, распущенности и грязи!

Впрочем, конечно, это ответ, который уже подразумевается в вопросе. Но и не будем слепцами, воодушевлённо скандируя: да, уместно, ведь есть же ещё люди!.. и так далее. Ортодоксально правильные сущности пусть раздувают из этого ортодоксально правильные сочинения, поминая добрым словом Татьяну Ларину из небезызвестного «Онегина» или какого-нибудь Болконского с его дорогой чести, пролегающей по тёмным извилистым пещерам из пор бумаги четырёх томов уважаемого графа Толстого. Во вступлении к такому сочинению обязательно были бы размышления и гипотезы о том, что есть честь или бесчестие. Чем дольше крутятся эти понятия на языке, тем сильнее мы убеждаем себя в односторонних, клишированных их трактовках, однако, чем сильнее мы вдумываемся в их глубинный смысл, тем более смутным становится понимание сути. Она расплывается в тумане обстоятельств, порой преломляющем луч нашего оценочного суждения под совершенно немыслимыми углами. Это слишком абстрактные вещи.

Мы привыкли считать честь дорожайшей ценностью человеческой. Родившись в обществе, мы становимся его шестерёнкой – металл нашего «я» шлифуют укорами и выговорами, если мы не попадаем в пазы других шестерёнок, и смазывают маслом похвал, если делаем что-то правильное – чтобы продолжали в том же духе и не скрипели. Мы работаем на механизм общества и так или иначе от него зависим – поэтому пренебрегать общественным мнением неразумно. Так, каждый обрастает резьбой, а сколы и ржавчину мы пытаемся закрасить, чтобы казаться симпатичнее.

Что, если я сделаю вывод, что честь – это красивая резная рамка, в которой жизнь пытается запечатлеть человеческий портрет? В широком смысле это портрет не отдельно взятого человека, а человека как вида – просто каждая особь показывает, где и какой штрих нанести, а где блик или рефлекс. И каждый человек – это этюд в отдельной рамке.

А что же бесчестие? В отличие от иррационального сложного понятия чести – со всеми ее правилами и исключениями, дорогами и тропами – это то, в чётком описании чего мы редко себя утруждаем. Бесчестие нельзя уместить в какие-либо рамки – оно являет собой чудовищную, стихийную мощь. И если честь – это рамка с портретом, то бесчестие – трещина, ползущая по стене, на которой эта рамка висит.

Метафоры тем полезны, что их можно раздувать на целые романы и циклы. Наделим переменную «жизнь» свойствами музея. Когда один человек слетает с катушек и совершает «бесчестный поступок», трещина быстро ползет к его портрету, порой задевая и остальные рамы – с портретами людей, близких или так или иначе имеющих отношение к герою чести. Можно заключить, что есть в Музее и залы, где со стен попАдали все-все картины. Но пока есть Музей, есть и искусствоведы – значит, там все-таки говорят о портретах, рассказывают истории создания экспонатов – истории «честных и благородных поступков»… значит, где-то все-таки уместно говорить. Даже там, где портреты упали со стен – они остались лежать на полу, они все еще существуют со всеми своими бликами и штрихами, просто неприятно входить в такой зал и мараться в штукатурке. Однако его можно отреставрировать – было б желание.

О чести говорить уместно в любое время – было бы кому говорить…