В последнем ряду

В тот вечер в театр пришли необычные зрители: трое из них были похожи на большие, сшитые кем-то куклы вуду, с мертвыми лицами, но одетые в странные костюмы. На них было надето что-то восточное типа паранджи, и даже лица наполовину закрывала чадра. Открыты были только глаза, которые зорко следили не за спектаклем, а за зрителями. Три куклы были женщинами, а четвёртая фигура напоминала человеческий скелет, одетый в шикарный дорогой костюм, с бутоньеркой на груди и тросточкой.

Все четверо сидели на последнем ряду и сканировали зоркими взглядами публику. Для них это было гораздо интереснее, чем наблюдать за игрой актёров на сцене. Каждый из них искал себе жертву, готовую пуститься во все тяжкие ради денег, славы и секса.

Как только спектакль закончился, зрители с последнего ряда встали и, много значительно переглянувшись, разошлись в разные стороны, преследуя намеченные жертвы. Среди последних была женщина на измене. Что ж, любовник не доставит ей никакого удовольствия, а совесть вскоре начнёт грызть.

Вторую куклу вуду должна была развеселить юная карьеристка, которая пришла в театр со своим шефом и после отправится к нему в постель.

Третьей жертвой была одна из актрис, готовая продать душу Дьяволу ради имени и славы. Она и не подозревала, сколько скрытых сущностей наблюдают за игрой самого простого человека, словно он уже великий артист.

Наконец, скелетик направился за молодым и красивым парнем, выдающимся себя за итальянца. Тот выбирал состоятельных дам постарше себя и тянул с них деньги. Его выдавал продажный взгляд, заметив который, дамы просили его показать паспорт. Тогда сразу становилось ясно, что никакой он не итальянец, а обычный местный  альфонс.

Итак, наметив себе жертвы, куклы механически поковыляли за ними. Сегодня их ждал большой человеческий спектакль, причём бесплатный. Это были завзятые театралы, и каждый день для них новые актёры играли новые пьесы. А режиссерами были, конечно, сами куклы, и здесь каждая хотела перещеголять другую. Шёл как бы незримый людям театральный фестиваль, где каждая пьеса оценивалась по силе, новизне замысла и глубине. Побеждала та, чей финал был наиболее страшным и сокрушительным.

В конце этих пьес люди обычно каялись, рыдали, рвали на себе волосы и даже вешались. Они просили прощения и пощады, но режиссеры только хлопали в ладоши и громко смеялись своим безжизненным, кукольным смехом...