24

- Мам, мне обязательно лежать в клинике?
- К сожалению да. Так суд постановил, и ты должна пробыть там некоторое время.
Как ни странно, в Лондоне я чувствовала себя гораздо лучше, чем где-либо за последнее время. Родители изменились до неузнаваемости. Я честно рассказала им, что случилось за эти два года. Мы плакали все вместе.
Один день с момента приезда в Англию я жила дома. Родители заботились обо мне как никогда раньше. Они все упрекали себя за слепоту и рассыпались обещаниями, что такого больше никогда не повторится.
17 марта я поступила в наркологическую клинику. Доктор сразу сказал, что дабы лечение шло лучше, родители могут навещать меня раз в неделю. Странно то, что как только я переступила порог клиники, мне сразу же захотелось обдолбаться как в старые добрые времена. Я вроде как встала на путь самостоятельного исправления, а клиника стала для меня огромным шагом назад.
Я попрощалась с родителями и меня поместили в палату. Так как клиника была частной, у каждого пациента было отдельное помещение. Люди здесь делились на две категории: овощи и весельчаки. Первые всегда были вялые и необщительные, а вторые периодически употребляли и считали клинику своим домом. Мне решительно не хотелось принадлежать ни к одним, ни к другим. С первой минуты пребывания в клинике единственное, чего мне хотелось – сбежать отсюда как можно быстрее.
Когда я раскладывала вещи, в мою комнату вошла миловидная низенькая девушка с длинными тёмными волосами.
- Привет, меня зовут Элла и я твоя личная медсестра. Буду во всем помогать тебе. Обращайся! – девушка улыбнулась и протянула руку.
В тот момент она показалась мне истинным спасением, лучом надежды в этих ненавистных стенах. Элла была хрупкой курносой англичанкой с красивым западным акцентом. Всё в ней было просто, как на ладони. Казалось, что и внутри она очень простая, без всякой тайны и загадки.
Первые часы в клинике я провела сама с собой, боясь выйти из комнаты. Под вечер же спёртый и тяжелый воздух начал душить меня, и я вышла в общую комнату. На массивных дерматиновых креслах пациенты смотрели и бурно обсуждали футбол. Это не вызвало у меня ни малейшего интереса, и я ушла бродить по клинике. Она была небольшая и красиво обставленная. Удивительно было представить, сколько же раз буйные ширнувшиеся пациенты сносили маленькие журнальные столики и разбивали фарфоровые вазы у телефонных автоматов. Врачи и медсестры вычурно пытались создать атмосферу дома, но пока клиника походила то ли на тюрьму, то ли на психушку. А в сущности, как неволю ни зови, суть её остается одинаковой.
Пройдя клинику вдоль и поперек, я вернулась в комнату и собиралась уснуть. Только я дернула за ниточку лампы, в комнату влетела Элла.
- Хей, ты что, спишь уже? А у меня для тебя кое-что есть. – темный силуэт в дверном проеме поднял руки с двумя пакетами.
Я приподнялась на локтях и уставилась на свою медсестру. Та подошла, опустила пакеты на пол и включила лампу.
- Что это? – я указала на пакеты.
- Это вечеринка.
- Что?
- Ну, отпразднуем твой первый день. – она улыбнулась и плюхнулась на кровать.
- Я не нахожу во всем этом никакой радости. И знаешь, я хотела бы поспать.
- А мне говорили, что ты буйная! – Элла рассмеялась. – А ты как вообще? Еще не появилось желания натыкать в себя шприцов? – девушка посмотрела прямо мне в глаза, а я просто отвела взгляд.
- Ладно тебе злиться на весь мир, - она продолжила, - ты должна быть тут всего месяц, а если будешь примерной деткой, можно и меньше устроить… Я в своё время очень долго тут пробыла….
- Ты лечилась здесь? – я села и уставилась на нее круглыми глазами.
- О, разговор пошёл! – Элла встала, выглянула за дверь, потом закрыла ее на свой ключ. – Да, я тут лечилась. - она продолжала, доставая из пакетов бутылку вина и пиццу. – В 15 лет я убежала из дома к своему приятелю в Германию. Я попробовала, кажется, всё что только можно. Но самым моим любимым занятием кроме употребления было культивирование. Особенно я любила выращивать марихуану и маргаритки. В 17 лет, когда Джерри (мой приятель) оставил меня одну умирать в своей ужасной квартире, меня нашли родители. Пять лет я провела в этой клинике, и только последний год был удачный. Долго меня приводили в чувства и…лечили. Ты думай, как хочешь, Николет, но это реально требует лечения и…хм…силы воли и духа.
- И как ты теперь? Неужели нет соблазна, неужели нет жгучего желания? – я приняла у нее бокал с вином и кусок сырной пиццы.
- Жгучее желание у меня было, пока я не попробовала наркотики, а только поддавалась на молодежную среду…. – она не закончила.
- А когда попробовала и пыталась избавиться, желание было дикое и стирающее все границы. – я закончила за нее и мы улыбнулись друг другу.
- Да…Пока ты не пытаешься избавиться от наркотиков, ты не знаешь, что такое желать их. А знаешь, кто мне помог прийти в себя?
- Кто?
- Предлагаю тост! – Элла подняла бокал. – Выпьем за родителей! Именно за тех людей, которые спасли свою маленькую грязную умирающую дочь!
Мы выпили.
- Ты знаешь, Николет, если бы не они… А впрочем, ты и сама всё это знаешь.
- А почему ты работаешь теперь тут? – я уплетала пиццу и запивала вином.
- Ну, мне вдруг захотелось угощать пиццей таких потерянных малышек как ты и внушать им свои мысли. – она улыбнулась. – А вообще знаешь, у меня есть маленькое хобби, которое помогает мне держать себя в руках. Я выращиваю бабочек?
- Ты что?
- Выращиваю бабочек вместо марихуаны.
- Это вообще возможно? – я была крайне удивлена.
- Ну конечно! – Элла рассмеялась. – И весьма несложно. Зато знаешь…Радости от них гораздо больше, чем от марихуаны. Радости и простого такого, знаешь…ну…счастья.
- Ты странная и…очень хорошая. – я обняла Эллу.
Мой искренний порыв чувств нисколько не смутил девушку. Элла ответила мне таким же крепким объятием.
Благодаря Элле, пребывание в клинике не казалось такой каторгой, как я думала сначала. Но всё равно мне было очень непросто справляться с разрывающей нуждой в кайфе. Я испытывала постоянные вспышки, которые не давали мне уснуть. Иной раз я могла всю ночь просидеть на полу, держась за голову и желая только того, чтобы всё это скорее закончилось. Препараты, которые приходилось принимать выбивали все остатки жизни, поэтому хотелось только спать. Я не понимала, как другие пациенты могут быть такими бодрыми.
- Все они уже очень давно здесь и принимают более лёгкие лекарства. – пояснила Элла.
На четвертый день, когда меня трясло и воротило от всего, когда единственным моим желанием была доза чего угодно, когда меня бросало то в холод, то в жар, ко мне пришла неожиданная гостья.
- Ники, к тебе пришли, поднимайся. – Элла взяла меня за руку.
- Почему меня не могут навестить в комнате. Почему всё как в тюрьме?
- Это для того, чтобы тебе никак не передали наркотики.
Элла провела меня в небольшую комнату, похожую на столовую. В комнате был врач, охранник, а за одним из столов сидела молодая удивительно красивая девушка с длинными рассыпанными по плечам волосами. Если бы не её огромные выразительные глаза, которые отзывались в моей памяти самой родной и доброй мелодией, я бы ни за что её не узнала.
Я замерла на месте и не могла пошевелиться, а всё, что удалось сказать:
- Натали…Натали!
 Четверть часа ушла на объятия, поцелуи и слёзы. Мою наркотическую лихорадку как рукой сняло. Я была счастлива, что именно в этот период в моей жизни появилась родная душа. Душа, несомненно, посланная для спасения и поднятия духа. Душа, присутствие которой меняет жизни и помогает не угаснуть последнему огню в человеческом сердце.