Соловей

 Посвящается Игорю Ярмонову, чемпиону мира по шахматам среди спортсменом с ограниченными физическими возможностями, а также людям с инвалидностью, которые не сдались. 
Все события в рассказе вымышлены.

***

Алексей Леденцов, пока ему не исполнилось тридцать два, о смысле жизни не задумывался. Не до того было: он целыми днями работал, стараясь обеспечить семью. 
Был Леденцов мастером на все руки и возглавлял строительную бригаду. Хотя в его родном городе уже давно почти ничего не строили, а только ремонтировали, работы  хватало.

Алексей был поздним ребенком. Его отец умер пять лет назад, а мать, овдовев,  переехала в село, в пустой родительский дом. Кроме огорода, завела она небольшое хозяйство, но с возрастом стала прихварывать и нуждаться в помощи. Возвращаться в город она не пожелала, и Леденцову приходилось каждую субботу к ней ездить. Возвращался домой он уже в воскресенье.

На свой день рождения, когда ему исполнялось тридцать два, Алексей пригласил всю  бригаду. Праздник вышел на славу — погуляли хорошо, закусок и выпивки едва хватило.
 
На следующее утро у ребят болели головы, и до начала работы решили немного опохмелиться. После этого быстро поставили строительные леса возле старой "хрущевки", по фасаду которой змеились трещины. Начинать работать ребятам не хотелось, и они медлили.  Алексей решил подать пример остальным и полез по строительным лесам вверх.

Ничто не предвещало беды, но небо вдруг потемнело, и налетел страшный ураган.

Все вокруг застонало, затрещало, загудело и стало раскачиваться. Конструкция, на которой стоял Леденцов, не выдержала мощного напора ветра, накренилась и рухнула.  Алексей тоже полетел вниз. Больно ударившись о твердый, теплый асфальт, нагретый солнцем, громко вскрикнул, а затем провалился в темноту.
 
Очнувшись, Леленцов увидел немолодую женщину в белом халате, которая склонилась над ним, и расплывчатые силуэты людей у нее за спиной. Пахлозапах хлоркой и лекарствами.
Алексей хотел пошевелить рукой, но тут же застонал от боли.
— Больной очнулся, – сказала женщина, стоявшая возле него. – Значит, будем переводить его в палату.
 
...Дни и ночи тянулись для Леденцова невыносимо долго. Гипс, бинты, бесконечные капельницы и уколы. О случившейся с ним неприятности он вспоминать не любил. В то время, как другие больные обсуждали свои болячки и травмы, сплетничали или шутили, он молча глядел в окно. Кусочек летнего неба, видневшийся за окном, был таким же ясным и голубым, как глаза его жены. Иногда Леденцову казалось что это  Ирочка смотрит на него.

На фоне неба качалась ветка клёна. Сквозь её густую, тёмную зелень с трудом пробивался солнечный свет. Он блестел на листьях золотистыми нитями. Солнечные блики подрагивали на полу, на невзрачных серых стенах, недавно побеленном потолке, на стеклянных пузырьках с лекарствами, стоявших на тумбочках, фигурах и лицах людей, лежавших в кроватях.
 
Шло время — сменялись дни и ночи. Листья на ветке клёна пожелтели и окрасились багрянцем. Стал часто налетать ветер и накрапывать дождь.
Иногда ветка клена трепетала на ветру и, словно человек, стучала в окно. Она будто  боялась чего-то, будто просила, чтобы её впустили внутрь, но, конечно,  осталась на улице. Со временем эта ветка  поникла, и листья с неё стали опадать. Первый, второй, третий... Десятый. Вот уже и двадцатый... Последний, желто-багряный, казавшийся особенно ярким и красивым на фоне мрачного неба хмурого ноября, однажды утром припорошил снег... 

***

Леденцова выписали в начале декабря. Из села приехала его мать, пришли жена и сын. Худой и бледный Алексей с трудом поднялся с кровати, встал на костыли. Зоя Владимировна, увидев эту картину, ойкнула и побледнела. Потом стала хватать воздух ртом и вдруг покачнулась. Её успели подхватить внук и медсестра. Мать Алексея уложили на кушетку в ординаторской и вызвали врача из кардиологии. Осмотрев женщину, он сказал, что у неё серьезные проблемы с сердцем, и ей нужно  лечиться.
 
Сердце болело у Зои Владимировны уже давно, но она скрывала это и никогда никому не жаловалась. Увидев сына на костылях, она вдруг подумала, что тот никогда уже не сможет самостоятельно ходить, и ей стало плохо от этой мысли. Лечащий врач Леденцова тоже так считал, но вслух ничего не говорил. Напротив, он всячески ободрял и самого Алексея и  его родственников, хотя и не особенно уверенным тоном. 

Зою Владимировну положили в кардиологию, которая находилась этажом выше. Спустя два дня женщина почувствовала себя лучше и потребовала, чтобы её выписали, а ещё через два дня умерла.
 
На жену Алексея, красавицу Ирину, частенько заглядывались мужчины, и ей нравилось их внимание. Леденцов знал об этом и ревновал, однако сдерживался, делал вид, что всё нормально. Он не хотел ссориться с женой, которая всегда очень остро реагировала на его замечания.

Пенсии, которую ему назначили, на жизнь стало не хватать. Когда отложенные  в течение нескольких лет деньги закончились, Алексей продал свою машину, хотя она в будущем могла бы ему пригодиться. Суммы, вырученной за продажу автомобиля, надолго не хватило, и однажды жена предложила Леденцову продать дом в селе, где раньше жила его мать. Алексей на это не согласился. Ответил Ирине, что этот дом дорог ему как память.
 
В начале апреля Ирина сказала, что подала на развод: мол, сердцу не прикажешь —  она недавно встретила и полюбила другого. Леденцов возражать не стал. Он чувствовал себя виноватым перед Ириной — жизнь всё время дорожает, семью нужно содержать, а с него, инвалида, какой теперь добытчик?!

В начале мая, оставив все нажитое имущество бывшей жене и сыну, он уехал в село и поселился в доме, где жила его матери.
Леденцову, не привыкшему заниматься домашними делами, пришлось многому учиться, и кроме этого, приноравливался к характеру огромного лохматого пса по кличке Малыш, который охранял дом. Малыш, быстро смекнул, что его новый хозяин сама доброта, постоянно жалобно поскуливал, выпрашивая, кроме сваренной для него каши с косточками и мясными обрезками, ещё и колбасу.

Обычно перед сном Алексей выходил в сад покурить. Звезды загадочно мерцали на тёмном, будто бархатном, небе, но картина красивого ночного неба навевала на мужчину тоску. В траве громко стрекотали кузнечики, а в зарослях сирени заливался соловей. Алексею редко когда удавалось дослушать его пение, потому что Малыш, увидев хозяина, начинал радостно прыгать, вилять хвостом и громко лаять, и через минуту-другую к его лаю присоединялись соседские собаки.
 
Леденцов чертыхался, шикал на Малыша и косился на видневшуюся за тёмными силуэтами деревьев металлическую крышу соседнего дома. Та блестела в лунном свете, притягивая взгляд. В том доме жила одна не слишком счастливая пара: почти всегда пьяный белобрысый великан мужчина, тридцати лет от роду, и маленькая, вечно испуганная женщина, похожая на фарфоровую статуэтку балерины, стоявшую в старом серванте, который  достался Леденцову от матери. Алексей называл в мыслях соседку  Дюймовочкой, а ее мужа — Циклопом.
Говорили, что Циклоп сидит на шее у Дюймовочки, и что та сутками работает на  заправке, которая находится в двух километрах от села на трассе.

Когда сигарета догорала, Алексей бросал окурок в жестянку, служившую  пепельницей, и уходил в дом. Собачий лай после этого затихал, но кузнечики, в отличие от соловья, не умолкали, и в пруду, время от времени, квакали лягушки.

После полуночи окна в домах темнели, и всё засыпало. В селе, где поселился Леденцов, осталось немного жителей — большая их часть уехала после того, как закрылись птицефабрика и небольшой консервный заводик.
 
Неподалёку от села проходила трасса, по которой ходили рейсовые автобусы. Добраться до города было несложно, да и находился тот не так уж недалеко, но тех, кто был молод, крепок и здоров, многое в сельской жизни не устраивало. Газ здесь имелся только баллонный, с электричеством частенько случались перебои, и не было никаких развлечений — каждый ли согласится так жить?!

Расставшись с женой и сыном, Леденцов сильно тосковал. Иногда, глядя на звёзды, ему хотелось завыть вместе с Малышом. Ирина звонила редко и в гости не приглашала.

Он  зачастил в город, в районную поликлинику. Записывался на приём к врачам, просил их помочь поправить ему здоровье. Те лишь разводили руками: «Поймите, такое, как у вас, не лечится! Радуйтесь, что вообще можете ходить! Другие после такой травмы, как у вас, навсегда остаются в инвалидной коляске или, в лучшем случае, ходят на костылях, а вы — ничего, неплохо ходите с тросточкой и почти не хромаете...».

Леденцов кивал, прощался с врачами и уходил, но уже через неделю или даже раньше снова появлялся в поликлинике.

Однажды, заглянув  в кабинет невропатолога с пакетом, где позвякивали банки с собранной малиной, он услышал:
— А как у вас с личной жизнью?
— Никак, — ответил Алексей, смущенно опустив голову.

Молодой, субтильного вида доктор встрепенулся и, бросив взгляд на молоденькую, очень симпатичную, медсестру, с важным видом изрек:
— Значит, я не ошибся! Алексей Петрович, да вы же томитесь одиночеством! Женщина — вот чего вам не хватает! Значит, так: поедете в санаторий и с кем-нибудь там познакомитесь! — Затем, немного помолчав, невропатолог добавил: — Алексей Петрович, поймите, прежде всего, вам нужно наладить личную жизнь! Поймите, это очень-очень важно для вас и вашего здоровья! Надеюсь, что вы меня понимаете… Значит так — срочно езжайте в санаторий. Подлечитесь там и найдите себе жену!.. Я уверен, что для вас это неплохой выход...
— Поехать в санаторий и найти себе жену? — На лице Алексея застыло удивленное, немного испуганное, выражение.
— Да, именно так!
— Но ведь это же... дорого! У меня небольшая пенсия, и я путевку в санаторий не потяну!
— Гм… А что если, скажем вы... поедете бесплатно?.. По путевке от собеса?
— Нет, не получится, – грустно ответил Леденцов, — там очередь на три года вперед! У них финансирование слабое, так что придется долго ждать! 
— Думаю, что подобную проблему я смогу решить, — врач довольно улыбнулся и бросил взгляд на медсестру. — Видите ли, моя  мама заведует собесом. Я узнаю у неё насчет путевки для вас! Вдруг — что-нибудь да получится! Жалко мне вас, Алексей Петрович: такие отличные ремонты делали, и вдруг — травма, потеря сначала здоровья, а потом и семьи...
 Леденцов немного подумал и ответил:
— Если бесплатно, по путевке от собеса, то я, конечно, поеду. Вот только я не уверен в том, что найду себе в санатории жену. По санаториям ездят женщины избалованные, а я человек простой — мне хотелось бы найти себе кого-нибудь поскромнее. У меня, видите ли, — частный дом, сад и огород, то есть — всегда много работы. А еще я хочу завести, когда достаточно окрепну, птицу и кроликов... Вы же понимаете, что не всякая женщина согласна жить в селе?..
— Так вы хотите поехать в санаторий или нет? — строго спросил доктор.
— Конечно, хочу! Однако не уверен, что встречу там женщину, которая захочет переехать в село,  ведь я — инвалид с небольшой пенсией! — В голосе Алексея зазвучали  горькие нотки. Помолчав, он добавил: — Мне нужна серьёзная и работящая женщина, а не какая-нибудь вертихвостка!
— Ну так и найдите себе такую, — ответил врач. — Как говорится, попытка не пытка! Тем более, что вы сами можете  переехать к будущей супруге.
— Нет, на такое я не согласен! Я — мужчина и не стану жить в приймах! — воскликнул Леденцов.
Доктор вздохнул:
— Да на вас, Алексей Петрович, не угодишь! И какие же, у вас, однако, странные понятия о женщинах! Откуда вы всё знаете? А что, если какая-нибудь девушка мечтает о любви и хорошем, любящем муже? Что, если она не против переехать к нему в село и даже не против завести птицу и кроликов?.. И ответьте мне, зачем вам, видному мужчине, в самом расцвете лет, кто-нибудь поскромнее?! Перестаньте всё решать за других! Вот вы, Наташа, как считаете, правильно я говорю или нет? — спросил врач у симпатичной медсестры.
— Правильно, Борис Борисович! Всё правильно! – живо откликнулась та. — Для нас, женщин, очень важно, чтобы мужчина был чутким, умным, надежным, добрым и смелым! Чтобы он любил нас по-настоящему! Чтобы мог минимально обеспечить семью, а... всё остальное — неважно!
— Вот видите! — улыбнулся невропатолог. – Женщинам неважно, где вы живёте, в городе или селе, лишь бы была любовь!.. Алексей Петрович, поймите — вам, как  и всем, нужна семья! Семья — это забота и защита! Лично мне непонятно, почему вы не хотите попытаться найти себе спутницу жизни!
— Ну ладно, — ответил Алексей, –  вы меня убедили! Так и быть, поеду в санаторий, подлечусь и попытаюсь кого-нибудь найти!
— Вот и прекрасно, — ответил доктор, быстро записывая что-то в медицинской карточке пациента.

***

Невропатолог сдержал своё слово, и вскоре Алексей получил бесплатную путёвку в санаторий.
Попросив соседку, которую мысленно называл Дюймовочкой, присмотреть за его домом, а заодно и Малышом, Леденцов уехал в санаторий. Там ему очень понравилось: никаких домашних забот, тихо, спокойно и есть с кем перекинуться словом.
Стал он лечиться и присматриваться к женщинам. Одинокие имелись, и некоторые из них были вполне ничего. Стал он подходить к понравившимся дамам, рассказывать о себе. О том, что у него группа инвалидности из-за травмы, небольшая пенсия и домик в селе, а также интересоваться перспективами совместной жизни. Увы, почему-то Леденцову не везло: каждый раз оказывалось, что понравившаяся ему дама счастлива в замужестве.  «Какие же они тут все, однако, порядочные... — думал он с грустью. — И все, как одна, замужем... Никто из них со мной даже не кокетничает... Они совсем не такие, как моя бывшая… По сравнению с ними Ирина — легкомысленная вертихвостка…».
 
Стал Алексей  ходить на молодежные дискотеки и танцевальные вечера для тех, кому за тридцать, стал присматриваться к новеньким, но так и не нашел себе пары и где-то дней через десять приуныл.

Как вдруг, во время обеда,  заметил в столовой златокудрую, голубоглазую красавицу не старше тридцати лет. "Вот это да!" – с восхищением подумал Леденцов, разглядывая ее. Блондинка села за столик с тремя бодрыми старушками, которые успев отведать первое и второе, с аппетитом ели десерт.

Блондинка не видела Леденцова, а ему казалось, что время вдруг остановилось, и кот, который прыгнул с ветки дерева в открытое окно, повис в воздухе.

На лбу у Алексея выступили капельки пота. Он машинально достал из кармана тщательно отутюженных брюк носовой платок и вытер их. В душе Леденцова бушевал настоящий вулкан, разгоряченной лаве которого требовался немедленный выход.

Алексей приосанился. Когда статная блондинка встала из-за стола, он подошел к ней и заговорил. Представился сам и спросил как ее зовут, а потом вкратце рассказал о себе и поинтересовался, есть ли у нее муж.
— Да,  — ответила она, глядя на него из-под густых, накрашенных темно-синей тушью ресниц.
— По паспорту или... так? — спросил Леденцов, не сводя с красавицы глаз.
Та ответила, усмехнувшись:
— Да какая разница вам! Главное, что он у меня есть!
— Но ведь вы приехали одна?!
— Нет, ошибаетесь! Вместе с ним!
— Вы, наверное, шутите? — огорченно спросил Леденцов и попытался улыбнуться, но у него не вышло.
— Нет! — ответила блондинка с легкой улыбкой.
Восхищенно глядя на нее, Алексей тихо спросил:
— Но... если вы приехали с мужем, тогда почему обедали одна?! Признайтесь  честно, я вам не нравлюсь, да? Поэтому вы и сказали, что у вас есть муж?
— Нет, ну что вы! Конечно, нет! — произнесла женщина. — Вы мужчина симпатичный, видный, дело совсем не в том нравитесь вы мне или нет. Поймите: у меня действительно есть муж! Не тратьте на меня время пустую, а лучше найдите себе другую девушку!
— И где же сейчас... ваш муж? — огорченно спросил Алексей.
— Где мой муж?! Разумеется, в комнате!
— Интересно, почему его не было в столовой?
— Ему принесли обед прямо в комнату!
— Почему?
— Потому что ему трудно ходить. Игорь — на инвалидности...
— Простите... А можно мне зайти к вам в гости? Какой у вас номер комнаты?!
— По-моему, не стоит. Ни к чему это! Я же сказала — найдите себе другую девушку!
— Не нужен мне никто другой, — пробормотал Алексей, — а только вы, Верочка! Вы так мне понравились, что этого невозможно выразить  словами!
— Спасибо, конечно! Но я... надеюсь, что у вас это скоро пройдет. Поймите — я несвободна!
— А если бы вы были свободны? Тогда — как?
— Перестаньте! Что за глупый вопрос!
— Почему всё-таки мне нельзя к вам зайти? Что здесь такого?!
— Дело в том, что Игорь почти всё время занят — ему необходимо заниматься. Так что, извините!
— А кто он?
Верочка удивленно посмотрела на Леденцова:
— А вы разве не слышали?
— Нет...
Верочка стала что-то быстро говорить. Расстроенный Алексей витал в облаках, и   услышал лишь то, что ее муж "композитор", а всё остальное пропустил.

***

Всю ночь Леденцов просидел у открытого окна. С улицы веяло прохладой, вокруг стояла удивительная тишина, и на тёмном небе гордо сияли звёзды.  Они казались Алексею такими же далёкими и недоступными, как и Верочка. Перед рассветом он почувствовал себя беспомощным, никому ненужным и жалким, и его охватила такая невыносимая тоска, что захотелось по-волчьи завыть, а потом — умереть. Леденцов лёг в кровать, повернулся лицом к стене и так пролежал почти до полудня.

***

Прошло ещё два дня. Алексей к Верочке больше не подходил, но смотрел на неё издали с невыносимой тоской и о чём-то напряжённо думал. Ее муж так и не появился, и Леденцов после некоторых раздумий снова решил действовать.
Он сходил к администраторше. Подарил ей бутылку шампанского и плитку шоколада, поговорил и выяснил, что у предмета его страсти супруг гражданский, а не законный. Узнав об этом, Алексей воспрянул духом и попросил женщину переселить его в другую комнату, поближе к Верочке.

Значит, ее муж — композитор? А он неплохо поёт, вернее, неплохо пел когда-то. В школе ему прочили карьеру певца, называли Соловушкой и часто посылали на  разные вокальные фестивали, где он всегда занимал призовые места. Возможно, он стал бы известным певцом, да только в конце десятого класса неожиданно влюбился в свою одноклассницу Ирочку, и сразу после окончания школы женился на ней, вместо того, чтобы поступить на вокальное отделение какого-нибудь музыкального училища или вуза. Отец устроил его к себе в строительную бригаду, и уже через полгода после женитьбы Алексей стал вполне хорошо зарабатывать.
 
Ничего, он докажет Верочке, что ничем не хуже её мужа-композитора. Да, он обязательно ей докажет это.

***

Под утро Леденцов охрип от пения. Когда репертуар, который он исполнял, стал близиться к концу, он вспомнил, что, кроме вокала, учился в детстве ещё и художественному свисту, и стал старательно щёлкать языком, выводя соловьиные трели.
 
На завтрак в столовую он шел окрыленный и гордый. Что скажет ему Верочка? 

Она устремилась к нему прямо с порога. Невозможно красивая, статная и... очень сердитая.

— Что за концерт вы устроили этой ночью? — спросила она, недовольно глядя на Алексея. — Для чего?!

Леденцов смутился. Он не ожидал такой реакции. Тяжело вздохнув, Алексей отвёл взгляд от лица Верочки, потому что, когда он смотрел на нее, у него перехватывало дыхание, выпрыгивало из груди сердце, и он забывал даже самые простые слова. 

— Вам не понравилось, как я пою? — наконец спросил он.
— Да поймите же: из-за вас мы не спали всю ночь! — воскликнула Верочка. — А ведь Игорю нужно готовиться к соревнованиям!
— Каким еще соревнованиям?.. Разве он...
— Каким соревнованиям?! Шахматным! —  Голос Верочки дрожал от возмущения. — Вы же  прекрасно знаете о том, что Игорь шахматист! Я же говорила вам, что мы скоро поедем на чемпионат мира в Сербию! А вы всю ночь пели и свистели за стенкой! Ладно, что я не выспалась, но ведь и Игорь тоже! Знаете что: если он не выиграет эти соревнования, в этом будет и ваша вина!
— Значит, он не композитор, а шахматист? — растерянно спросил Леденцов. — Значит, я неправильно вас понял?
— Нет, он еще и композитор, но только шахматный!
Алексей покраснел, опустил глаза и стал извиняться:
— Верочка, простите меня: глупо всё вышло… Но я же не специально... И всё-таки ответьте: вам хотя бы немного понравилось моё пение?

Верочка устало посмотрела на Алексея и молча направилась к своему столику, за которым уже сидели три энергичные, тщательно причёсанные, старушки.

Леденцов больше знакомиться с женщинами не стал, хотя администраторша и намекала ему, что она — женщина свободная, и он ей очень нравится.

***

Домой он вернулся хмурым и грустным. Соседка Полина, которой он доверил присматривать за домом и Малышом, до такой степени изменилась, что он её сразу даже не узнал. Она побледнела, стала тоньше и печальнее, и почему-то жила в его доме. Темный платок полностью скрывал ее густые ярко-рыжие волосы. Леденцов спросил у соседки, которую мысленно называл Дюймовочкой, что случилось, и услышал:
— Пока вас, Алексей Петрович, не было, у меня дом сгорел, а вместе с ним — и муж…  В тот день, как вы уехали в санаторий, Григорий напился и полез ко мне драться... Приревновал он меня к вам, Алексей Петрович, и я поэтому убежала...
— Приревновал? Вас ко мне?.. Но — почему? — Леденцов до такой степени удивился, что на лбу у него образовались две глубокие морщины. — Но... разве мы с вами давали вашему мужу повод?!
— Разумеется, не давали, —  Полина вздохнула и погрустнела. – Да только какая теперь разница?! Теперь это уже не важно… В общем, в тот вечер я побежала к Нинке, своей подруге. Ночью мы проснулись от собачьего лая. Видим — за окном полыхает зарево, и светло, будто днём. Выскочили мы на улицу, а там — пламя, пожар, а горит мой дом! Мы пожарных вызвали, а потом стали тушить огонь... Да только разве потушишь такой?! Когда пожарные приехали, дом успел сгореть. Григория еле нашли. Обгорел он, как головешка... Жалко его... Я сначала у Нинки жила. Она на заправке работает, как и я, но смены у нас разные. Сначала всё нормально было, а потом её муженек начал ко мне приставать. Она уйдет на работу, а он — ко мне. Ну я и дала ему пару раз по морде. Потом рассказала всё Нинке, а она вдруг как заорет на меня: «Что, змея подколотная, своего мужика потеряла, так теперь к моему подбираешься? Мой-то получше будет, чем твой Гришка алкаш! Да я в жизнь не поверю, что мой Сашка на такую, как ты, позарился! Больно ты ему нужна: он меня одну любит! Меня одну! Понятно тебе? Так что даже не старайся, подруга!.. Да и какая ты мне теперь подруга? Не верю я больше тебе! Убирайся из моего дома — видеть тебя больше не могу!». А куда мне идти-то, Алексей Петрович? У меня же никого нет… Я ведь сирота... Был только муж, да не стало его... Дом сгорел и все те деньги, что я откладывала... Не захотел никто в селе после Нинкиных росказней приютить меня, вот я, Алексей Петрович, и решила немножко пожить у вас. А что?.. Места у вас вполне достаточно, и до работы мне отсюда недалеко добираться, не то, что из города... Я вообще-то сельская, а не городская, и мне в городе не нравится... Я могу платить вам за комнату и еще помогать по хозяйству. Я — очень хозяйственная и многое умею делать! Может, вы не будете против, если я у вас поживу?..»

Полина опустила голову и застыла, ожидая ответа. Леденцов смотрел на неё и думал: «Жалко Дюймовочку!.. Бедняжка! Горе-то у нее какое — ни дома, ни родственников, ни денег... А она — ничего, хоть и в трауре: глаза как васильки, да и вообще… Ладно, пусть остаётся, а там видно будет!»

«Видно» стало где-то дней через десять, после чего страждущая душа Алексея, наконец, успокоилась и обрела прежнюю цельность.

Полина оказалась хорошей хозяйкой, и Леденцову больше не приходилось самому готовить, стирать и убираться в доме. Малышу новая хозяйка тоже понравилась, хотя колбасой его, в отличие от Алексея, она каждый день не баловала.

В начале осени в городском Дворце культуры организовали академический хор и стали подыскивать солиста. Вспомнив о прекрасных вокальных данных Леденцова,  пригласили его на прослушивание. Алексей выступил отлично, и его взяли.

Из Интернета Леденцов узнал, что гражданский муж Верочки Игорь вернулся с шахматного турнира в Сербии с победой, и что мировая шахматная корона покорилась ему уже в третий раз.

Получив страховку за дом, Полина заметно повеселела, купила себе в городе много разной одежды и сделала модную стрижку.
 
За глаза пожилые соседки Полину осуждали: «Не успела мужа похоронить, как  сошлась с другим! Стыд и срам!», но встречая её на улице, здоровались.

Полина догадывалась о тех пересудах, что шли о ней по селу, но не обращала на них внимания. После Рождества она стала законной женой Алексея, и все разговоры стихли.

***

Февраль выдался морозным. Озябшие воробьи стайками слетались к яблоньке возле дома Леденцовых, на ветке которой висела кормушка для птиц. Громко чирикая, они торопливо клевали зерно, а сытый Малыш лениво наблюдал за ними из будки и зевал.