Сволочь

– Я тебя бросаю, надоел хуже горько редьки. – сказала порывисто Маруся по телефону.
– Что ж. – глубокомысленно вздохнул я. – Твое решение, твоя свобода воли, ты самостоятельная женщина и вправе...
– Сволочь! – Она грохнула трубку так, что у меня в глазах забегали зайчики и ёжики.
В смысле искорки. Тьфу, просто – искры, закружились перед взором моим. Перед глазами. Просто: перед глазами. Да. Крупные искры, такие знаете величиной с… но потом прошло, и я лег на диван и заложил руки за голову.
«Сволочь» не шла у меня из головы, поселилась в сознании, как карась в мутном пруду. Я задремал. Мне приснилась «сволочь».
Разбудил меня звук, донесшийся из дальнего угла комнаты, из-под письменного стола. Скрежещущий. Системный блок ходил ходуном, точно его нечаянно поставили на хвост мыши, и теперь эта мышь свой хвост энергично из-под него выдергивала. Большая, огромная, просто гигантская мышь. Может быть, даже крыса. Мутант из метро.
Моя кошка, Варька, примостившаяся по своему обыкновению у меня под боком, тоже проснулась и сонно таращилась в темное пространство подстолья заспанными глазами.
Громко стукнуло в последний раз. Системник чуть не упал, и из-под стола появилась «сволочь», какой она мне привиделась во сне и даже ещё хлеще, с паучьими лапками, дикобразовыми иголками, множеством глаз, жвал и ушей, ноздреватая, с мохнатым подбородком, выпуклым позвоночником с красным гребнем, с клешнями, ядовитым жалом, пучеглазая, с проплешинами и подпалинами. Словом, жуть. Ядовитое жало покачивалось в метре от пол. С него – кап-кап – капали тяжелые янтарные капли яда. «Сволочь» вихлявой, ****ской походкой приближалась, ухмыляясь и скрежеща, и цокая, и сглатывая в предвкушении, и всё такое.
Мы с кошкой переглянулись, и я подобрал, спущенные было с дивана ноги, назад. Варька тихонько мяукнула, спряталась за моей спиной и стала выглядывать оттуда с робким интересом. Сволочь приостановилась, качая угрожающе бёдрами. Кошка мяукнула громче. Тогда моя немота прошла, и я сказал твердым голосом, обманывая себя, подбадривая кошку.
– Шалишь!?
Можно сказать, спросил с недоумением. Кого? «Сволочь»? «Сволочь» сделала несколько быстрых шагов, как краб, цокая по линолеуму, и застыла, покачиваясь, как кобра перед прыжком в полуметре.
Мы с кошкой прыгнули на тумбочку за торшер. И вовремя. Жало «сволочи» ударило в диван и распороло, перепачкав ядом, обивку. «Сволочь» заскрежетала жвалами так, что заложило уши, и не было слышно, как жалобно мяукает кошка.
Кошка метнулась в сторону и с испугу забралась по занавеске на карниз и повисла на нем. Это отвлекло «сволочь», и я успел вскарабкаться на шкаф. «Хрен достанешь, сволочь», – победоносно подумал я, но тут же прикусил язык. «Сволочь» пыталась добраться до кошки. Она дергала и дергала, драла и драла занавеску, и карниз качался. Я вешал его сам и кому, как не мне было знать прочность его крепления. Варька истошно вопила, точно её дёргали за хвост.
Чтобы отвлечь «сволочь» от кошки, я стал бросать в неё, разумеется в «сволочь», всем, что попадалось под руку. В дело пошли: коробки из-под обуви, вазы, фарфоровые статуэтки, бронзовые фигурки, фотографические рамки, связки с бумажным архивом, анемометры, зарядные устройства и прочее, что обычно скапливается на шкафах, если долго на них не заглядывать.
Пока «сволочь» отбивалась, кошка присоединилась ко мне на шкафу и благодарно потерлась о бок.
«Сволочь» тем временем под градом внешних воздействий, эволюционировала. У неё сделались длиннее ноги и прочнее панцирь, так что один канделябр застрял в его складках. Запахло тиной. Клешни зазубрились, и «сволочь» принялась подпиливать ими ножки шкафа. Оставаться на шкафу стало небезопасно. Я отстрелил из рогатки тяжёлую люстру и, пока «сволочь» из-под неё выбиралась, мы с кошкой перебрались в коридор на антресоли. Здесь мы могли некоторое время чувствовать себя в безопасности и успешно отбиваться от «сволочей» (она клонировала сама себя, их стало две) до тех пор, пока... Пока что? Мы с кошкой переглянулись. Пока не кончатся «снаряды», пока мы не зашибём (маловероятно) «сволочей», пока они не сообразят встать одна на другую и тогда жало второй окажется на уровне досягаемости (более вероятно)?
Но тут заворочался ключ в замке входной двери. «Сволочи» вздрогнули, замерли, заметались.
– А, сволочи! Пришел ваш час! – радостно закричали мы с кошкой (в тот момент я не сомневался, что кошка членораздельно кричала вместе со мной), хотя и не понимали, кто бы мог их так напугать.
Дверь открылась, и на пороге появилась Маруся. «Сволочи» юркнули прочь меж её стройных ног на лестничную площадку и скрылись. Она не заметила их.
– Почему ты не брал телефон? – спросила Маруся, стягивая с рук изящным, нетерпеливым движением перчатки, поднимая вуалетку. – Я думала, с тобой что-то случилось. Ты был так груб сегодня по телефону. Почему ты так груб, Гыгымов. Ты ведь так чувствителен и чуток.
Она ничуть не удивилась, увидев нас с кошкой на антресолях, будто так и надо. Беспорядок её тоже не заинтересовал.
– Та, ды был так круп. – повторила она устало. – Ба, лы, дут так бурт.
И заплакала. Мы с Варькой переглянулись и пожали плечами. «Ей-то что, она-то что». – подумали мы, вспоминая пережитое по её милости.
«Уф-хряп-бррр». – сказала я.
«Ан дат». – согласилась со мной кошка.