Пуля

Пуля в грудь - это, должно быть, ахуительно больно, на самом-то деле.

Даша не знает, как должно быть. Максимум, что с ней происходило - разбитый нос или костяшки пальцев, даже не ломала ничего. А пуля - это ещё хуже в биллион раз, и в ней ничего не осталось, кроме слез, которых сдержать не выходит.

Пуля. Чертова пуля в Михаиле Джековиче, потому что она оказалась слишком глупой, она все утаила, она не сказала правду, не успела. Оказывается, чем дольше прячешь скелеты в шкафу, тем больше шансов, что когда они всплывут, все будет в разы хуже. Даше страшно выходить и работать, как будто ничего нет случилось, потому что блять уже случилось всё мыслимое и немыслимое.

Вина скользит холодными пальцами по спине, обхватывает шею и душит, как верёвка. Даша пытается дышать, да только выходят дикие всхлипы и крик раненного зверя. Ей отчаянно хочется отмотать время назад и исправить все, что только можно, да только даже Господу не подвластно такое, а ей-то куда, простой горничной без будущего? Время измеряется в её слезах, и слишком много уже утекло, чтоб что-то исправить.

На Павла смотреть страшно. Ей страшно, что ей придётся что-то ему говорить, потому что она просто не сможет сказать это нормально. Даша не хочет, чтоб он видел, насколько она слабая, на самом-то деле. Все это - железная раковина, и сейчас, она явно из неё выросла. Слишком многое случилось, она чувствует трещины всем естеством. Так бывает, хочется ей услышать. Ты не виновата, так бывает.

Так не бывает, кричит подсознание. И эта мысль душит.

***

Работа помогает забыться. Отмывая стены, заляпанные чем-то красным (и она понимает, что это не кровь, но внутренний голос услужливо кричит, что она ошибается. Проверь, детка, и ты узнаешь). Она перестаёт думать на время, просто выполняя свои обязанности.

Её почти никто не трогает. Понимают, кажется, что тут к чему. Она лишь просит ещё номеров, да только тем самым обрекает себя на то, что ей надо идти в номер Павла Аркадьевича. Никто не знает, что между ними произошло. Никто не знает, что ей попросту больно смотреть на него. И стыдно, да.

Надо же, говорила, что он ненадёжный, а сама-то чем лучше?

В номере его нет. Выдыхая, она старается выполнить работу как можно быстрее, да только вот это не спасает ни черта.

Хлопок двери. Павел Аркадьевич выглядит так, будто не спал уже несколько ночей, да и как уснёшь, когда смерти сопровождают тебя через года? Под глазами тёмные круги, взгляд уставший. Алкоголь уже не помогает, подвёл и он, предатель.

Даша хочет сказать что-то, да только слова перепутались в голове. Отворачиваясь, она просто старается сдержать слезы и не попасть ими на дорогое дерево, из которого сделан стол. Руки снова дрожат, хотя, когда было как-то по другому?

Взгляд в спину. Он не говорит ни слова, зная, что говорить тут не о чем. Он, конечно, не совсем понял, что тогда произошло, но из-за неё рушится все вокруг. Он сам, его чувства, чувства Софии, мирная жизнь, все. Удивительно, как один человек может сотворить столько всего.

Ей отчаянно хочется сказать, что она любит его, да только слова в горле застряли. Даша хочет сказать, что ей очень-очень жаль, что так все получилось, что она действительно готова быть с ним, но только условия уже недостаточно благоприятные.

Ей хочется пить, но это не поможет. Как оказалось, алкоголь лишь утраивает её боль, а не заглушает. Какая ирония: ей просто некуда спрятаться.

Ей хочется попросить верёвку, да только зачем? Все равно ничего не сможет, даже такую мелочь.

- Какого это - быть убийцей?

Вопрос - ударом по голове. Даша вздрагивает, на секунду закрывает глаза, а потом выпрямляется. И смотрит так, как смотрят загнанные звери: устало, но жёстко; потерянно, но и уверенно одновременно. Словно она знает: лучше уже не будет, и вот близится конец, но нельзя терять лицо.

Павел теряется на секунду, но молчит. Они с минуту смотрят друг на друга, а потом Даша просто пожимает плечами.

Ей кажется, она заплачет, если скажет хоть слово. Дарье не очень хочется проверять.

Павел ложиться в кровать, не разуваясь, и начинает копаться в телефоне, словно так и должно все быть. Но тут, Дарье в голову ударят осознание.

- Он погиб?

- Почти.

Конечно, он врет. Павлу хочется просто уколоть её побольнее, чтоб ей было так же, как и ему. Кто же знал, что на самом деле, любовь тебя пережевывает, как кусок мяса, а потом выплёвывает в мусорку, и единственное, что остаётся - жить с этим дальше, как умеешь.

А кто сказал, что он умеет хоть как-то?

Дарья сжимает в руках тряпку и беззвучно кричит, не зная, что ей делать дальше. Этот груз вины теперь будет висеть на ней до конца дней, и она не уверена, что справится.

Неважно. Достать моющее средство, протереть поверхность комода. Закусить губу почти до крови. Забыть обо всем.

А сердце, чертово сердце. Оно бьется, стучит, рвётся из груди. И ломается, да так, что не починить. И грудь давит так сильно, что дышать невозможно. Перед глазами мутно.

Даша пытается открыть окно, но не выходит. Руки дрожат, и она стонет в голос.

Помощь приходит внезапно. Накрыв её руку сверху своей, Павел поворачивает ручку и дёргает, впуская воздух в комнату. Задевая носом щеку, Павел Аркадьевич отстраняется, и это - то, чего ему не хочется делать совсем. Даша же просто пытается дышать.

Внутренний голос язвит и шутит, а вот Дарье совсем не смешно.

- Скажи, что ты лжёшь.

- Я лгу.

Да только легче не стало. Петля тянется все сильнее, и ненависть к самой себе съедает. Режет почти.

Ей отчаянно хочется задохнуться естественным путём, к примеру, она выйдет в открытый космос без скафандра или ещё что. Дарья не хочет сама себе причинять боль, она, если честно, удивительно беспомощна в этом отношении.

Ей страшно; когда конкретно он ей лжёт? Голова кружится от вопросов.

- И что будем делать с этим?

- Почему ты тогда не пришла?

Павел честно случайно задал этот вопрос. С языка слетело, так бывает. Даша выпрямилась и яростно посмотрела на него, и глава отеля увидел столько страданий где-то в глубине, что пожалел о вопросах.

- Тебя интересует только это в данный вопрос? У нас есть вопросы поважнее, чем ЭТО!

Невыразимо глупо.

- В такие времена, мне нужно цепляться за что-то верно? Просто ответь и разойдёмся, я хочу знать правду. Я, блять, имею право её знать?

Горечь на губах сушит.

- Потому что у меня были слишком важные дела, чтоб их отменять

- Важнее меня?

- Важнее моей жизни.

Павел отходит на пару шагов, осознает. Понимает, что это не может быть другой, потому что, ну правда, что тут может быть такого секретного, чтоб стоило жизни? Она бы сказала правду, если могла бы. Но она не может.

Он понимает. Да только сердце боится осознать, не верит. Избито оно испытаниями, устало. Кто же знал, что все будет так сложно?

- Я действительно тебе солгал в самом начале.

Дарья выпрямляется. Смотрит на него пристально, ищет признаки лжи. И ни черта не находит.

Порой, проще отдаться чувствам, чем строить стены. Наплевав на все, Дарья просто обняла его, утыкаясь носом в тёплое плечо. И слезы, чертовы предатели. Да только уже неважно все это.

Павел прижимает её к себе и целует в лоб, ей большего не нужно. Немного поддержки, щепотка любви и вот - его смелой девочке становится дышать легче. Одному всегда тяжело проходить через трудности, а когда рядом кто-то есть, сразу легче.

Он целует её, для закрепления. Нежно, мягко, еле-еле касаясь языком губ. И ей страшно - а как он вообще понял, что именно это ей и нужно? А к черту, к черту!

Любовь, видимо. И помоги небо.