Читая Семнадцатый-2

NON-FICTION

Михаил Зыгарь
Вся кремлевская рать. Краткая история современной России

Читал эту «краткую историю» довольно долго. Мучительно это все переживать. Есть любопытные моменты и материал сгруппирован неплохо. Но либерастия автора неисправима. Какие такие «реформы» проводили чубайсы, грефы, кудрины? Впрочем, чего ожидать от корреспондента «Ъ» - олигархической свистелки. Ну,  к примеру, о жертвах майдана сообщается, а про людей, сожженных нацистами и нацистками в Одессе – что не было? Повествование заканчивается первой половиной 15 года – убийством Немцова. Обсуждается чеченский след, хотя раньше «продвинутых журналистов» десятки тысяч жертв чеченского террора не интересовали, для них жертвами являются лишь Немцов и Политковская. И так во всем, ну, хотя бы пару страниц про нищету или факты, спровоцировавшие «восстание «Спартака». Куда там! В «истории современно России» рассказ ведется только о рептилиях, которые подсиживают и жрут друг друга. Страданиям населения в картине мира либер-зыгарей места нет.



Макс Поленц
Стоя История духовного движения

Похоже, эта книга писалась в первой половине 1940-х годов – самое время для стоицизма. Весьма интересна история этого духовного движения, хотя у специалистов могут быть претензии. Стоя продолжает заслуживать пристального внимания, хотя в чистом виде она и исчезла, уйдя «в культурную почву». Сейчас очевидна некоторая наивность этой философии или очевидна фантастичность ее космологических построений, но не это стало причиной гибели исторического стоицизма. Как заметил Чоран: «При всей распространенности и престижности стоицизм оставался уделом людей тонких, этикой патрициев. Как только они исчезли, исчез и он». Да уж, для появления «патрициев» требуется сочетание редких условий и аристократизм (культурный) подвержен всяческим опасностям. Плюс еще  - направленные усилия по разрушению культуры (как в эрэфии сейчас с «современным искусством», «телезомбированием» и пр.). Пессимистический румын далее замечает: «Если бы Юлиан Отступник не умер тридцатидвухлетним, а дожил бы до более зрелого возраста, сумел бы он задушить нарождающееся суеверие? Сомнительно».
Увы, это так и дело здесь именно в «суеверии». Человек в массе своей груб и суеверен и тщательно разработанная нравственная философия Стои ему просто не по зубам. Сомнения Марка Аврелия ему совершенно чужды,  ведь у императора столько потребительских возможностей. Ну,  или излечение видят не в разумной умеренности, а в каком-нибудь диком аскетизме (залезть на столп и там гадить). Пример стоической философии высвечивает все недостатки человеческой природы, но все же остается важным культурным резервом. Ведь идеи и практики при случае, могут быть использованы и модернизированы, как это произошло. Допустим с идеей демократии – пусть и приходится ждать иногда тысячи и сотни лет.
Только вот есть ли они еще?


Эмиль Чоран
Признания и проклятия


Прикосновение к Чорану

Стоило мне в «Фаланстере» прикоснуться к «Признаниям и проклятиям» и немного полистать эту книгу, как я понял, что она «моя» и автор тоже «мой».
Имя раньше слышал. Даже читал о технологии успеха румына в Париже в томе о социологии книги (автор, кажется, Паскаль Казанова). Но нужно было прикоснуться и открыть.
Чоран притягивает и отталкивает, Некоторые пеняют ему фашистским прошлым. Он, больной мизантроп, с каким торжеством пишет о покойниках, строивших планы: «Больше не строят!». Его мысль и жизнь полны противоречий (какая банальная фраза). Но мало кто лучше этого румынского француза и торжествующего маргинала выражает трагическую прелесть жизни.
«Автор «Признаний и проклятий» - писатель очень ПРЯНЫЙ. Эти «пряности» так нужны в жизни, лишенной настоящего разнообразия и счастья (а после торжества телевидения и смартфонов, ставшей ещё скучнее). Так, выбравшиеся из Темновековья, европейские люди готовы были на всяческие жестокости и затраты ради гвоздики и перца – пряностей, которых были лишены. Сейчас, накануне новых темных веков, тоже хочется чего-то «этакого». Скука угрожает не меньше терроризма. Хотя это все и опасно, очень опасно (мы о мыслях «ПиП», а не о боевиках, которых разбомбила дальняя авиация).
Но это – и подвиг необходимости. «Ясность ума – нескончаемая мука, нескончаемый подвиг». Ну, и еще: похоже, что никому ничего доказать нельзя. Ну, чаще всего. Чужая мысль обладает, похоже,  свойством монады; она неделима, она, коснувшись, или отскакивает от тебя (порой раня), либо ты впускаешь эту корпускулу в себя целиком, делая её частицей тела своего мышления. Поэтому, побоку систематику,  «диалектическую логику» и «сетевой анализ»; да здравствует Эмиль Чоран.
Стоит лишь выскочить за пределы жизни, как она мстит за себя и возвращает на свой уровень.
Сам факт, что жизнь лишена всякого смысла уже причина для того, чтобы жить … и к тому же единственная.



Михаил Зыгарь
Империя должна умереть

Несмотря на большой объем, читается легко – книга разбита на маленькие главки-эпизоды и приспособлена к уровню восприятия современной публики. Впрочем, не чувствуется, что автор как-то особенно напрягался в связи с этим – он не считает себя  историком, а лишь журналистом.
Этот том неистово рекламируют (конечно, для отдельного узкого сегмента), но у меня были очень большие сомнения, стоит ли его читать. Весьма отпугивали одиозные рекомендации познеров-акуниных. Кроме того, репутация Зыгаря после его неудачного модерирования известной теледискуссии выглядела весьма неоднозначно. И все же открыл. «Упакован» материал неплохо. Читаешь не без интереса. Но автор не историк, и старательно повторяет распространенные версии, впрочем, повторяют их и «историки»
Представить историю через «живые лица» - прием оправданный, но при этом много приходится опираться на воспоминания современников. Надо учитывать, что историю пишут победители и поэтому; дневники, к примеру царя или Суворина, скорее всего фальсифицированы, а воспоминания какого-нибудь «Горького» мало достоверны.
Есть искушение к проведению исторических параллелей, но его надо тщательно ограничивать. Сегодня предкатастрофичность разливается в воздухе, но ремейка событий вековой давности не будет. Просто, не может быть. Тогда страна развивалась – очень бурно и неравномерно, собственно эти диспропорции и привели к срыву. Ныне идет процесс деградации – какая тут «революция»?
Старый режим, конечно, «прогнил» и его деятели были нехороши, но разве их оппоненты были лучше? Однако в целом таких жертв и катастроф при сохранении «старого режима» просто не могло бы быть. Если знаешь, что случится после 17 года,  и не знаешь, что будет через сто лет – оценки Империи существенно меняются.
Может, лучше бы она не умирала!


Мишель Фуко
Забота о себе

Отчасти познавательно, хотя и скучновато. Для сравнения, Паскаль Киньяр описал то же эпоху и те же проблемы гораздо живее (в эссе «Секс и страх» и «Альбуции»). Но мысль Фуко понятна. Пересказав сонники, медицинские трактаты, стоиков, он приходит к выводу о новом мораль ном порядке. Порядок этот, любовь в супружестве, умеренность и забота о душе и теле, довольно разумен.  Общество и сознание  интеллектуалов «повзрослели». Увы, сознание находится уже в одряхлевшем теле; социальные структуры рушатся и империю приходится удерживать чрезвычайными методами: армией, бюрократизацией и диким культом.
Моральный прогресс опять откладывается, принятая церковью половая мораль дика и репрессивна. Золотой середины никак не получается.
По примечаниям видно, что Фуко пользуется многими источниками, которые у нас не переведены. Это снова напоминает о неразвитости у нас научной области, об ущербности интеллектуальной составляющей. В этой связи крайне неприятны высокомерие и снобизм доморощенных античников-«классиков», которые слишком много понимают о себе, но не сделали даже первичной переводческой работы.


Мишель Фуко
Рождение биополитики

Широки были интересы у Мишеля Фуко. Мне как читателю довелось, к примеру,  параллельно читать его труды о сексе в Римской империи и политике неолиберализма в экономике ХХ века. «Биополитика» как раз о последнем. Не будучи специалистом, трудно сказать, имеют ли выкладки Фуко какое-то особое прикладное значение или это просто демонстрация эрудиции. Тем не менее, «археологические» изыски, предпринятые автором (в данном случае лектором) весьма любопытны и позволяют, по крайней мере, заключить, что нельзя рассуждать об экономических проблемах только в экономических терминах. У нас это так  часто практикуется. С таким же успехом можно говорить о форме листьев или цветков растения, не касаясь вопроса о корневой системы, а также почве, климате и т.д. То есть, у нас часто «экономику» понимают крайне поверхностно – с соответствующем результатом. А вот каково, скажем, говорить о влиянии феноменологической философии Гуссерля на характер экономических реформ в послевоенной Германии. Ну, вот без этого и получается, что Гайдар – далеко не Эркхарт, а Ельцин – не Аденауэр. Речь не только о моральной, но и об огромной интеллектуальной ущербности. Последствия «реформ» тоже очевидны. Пожелали сорвать цветок современной экономике, не зная, как всё растет.
Ну, и про образование «пять копеек». В издательском предисловии к лекциям вычитал, что «нагрузка» у профессора Фуко была 26 часов. То есть,  он должен был за 13 «пар» представить свой курс (для вольной аудитории, доходящей до полутысячи слушателей). Но это были лекции, отражающие  оригинальные научные изыскания! А вот россиянские «профессора» могут и по тыще часов за учебный год выполнять. Во, силища! Только вот какая польза от этих напряженных усилий. Экономику, как и культуру не обмануть.


В.В.Галин
Последняя цивилизация. Политэкономия ХХ1 века.

Конец нашей цивилизации  близок.  Об этом говорят разрастающиеся кризисы: ресурсно-демографический, политэкономический, культурный. И никто по-настоящему не знает, что делать: с миграцией, с пенсионной системой, с долгами, с низким экономическим ростом, безработицей и общей разбалансированностью.
Книга компилятивная (откуда возьмутся оригинальные авторы в сырьевой периферии). Галин повторяет уже известное и прочитанное, но картинка получается все равно впечатляющей. Проводятся аналогии с древним Римом, который погиб из-за жадности финансовой олигархии. (Сравнивать США с Римом стало уже общим местом).
Цивилизация несется к новым Темным векам. Но, возможно, на этот раз дело не ограничится новым тысячелетним упадком, а будет дополнена какой-нибудь «сингулярностью».
Плохо то, что наши сумерки сгущаются слишком быстро.


Михаил Сарбучев
Крест против Коловрата – тысячелетняя война

Весьма АКТУАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ.
Нельзя подменять Национальное конфессиональным.
Впрочем, игра уже практически проиграна, но и победители (жрецы) победой долго наслаждаться не будут. Паразитизм имеет своим пределом выживаемость организма, на котором паразитируют.


Мишель Уэльбек
Человечество, стадия 2.о

Уэльбек - не только великолепный романист, но и сильный эссеист. То, о чем он пишет и говорит, часто неприглядно и отвратительно. Но, что есть, на то и реакция.
Такой обнаженный нерв.


Сергей Морозов.
Цивилизация. Машины. Специалисты.

Специализация убивает.
Сначала цивилизацию (в которую превратилась культура), потом и людей в ней, даже и тех, кого еще можно назвать людьми. Не о прогрессе, а о закате нам следует думать. Специализированный человек превращается в машину. Первоначально это ведет к обретению конкурентных преимуществ, но спустя поколения превращается в причину деградации и гибели.
Человеческие качества, универсальный интеллект и здоровье утрачиваются. Люди не понимают ни друг друга, ни мира, в котором приходится выживать. Фактически, окружающий ад – это практически уже постсмерть.
Зачет по «общественным наукам» С.Морозов бы не сдал. Значения, которыми он наделяет термины «общество», нация», «символ» и др. – весьма своеобразны. Упущенный в книге сюжет – это связь упрочения, стремления ко всеобщему равенству во всем (от борьба за равенство женщин и рас к общим туалетам и конструированию пола) с левыми идеологиями, например. К своему любимому Шпенглеру автор некритичен и старается прямо использовать его схему. Может быть, наследственность понимается слишком прямолинейно или же наблюдается некритическое отношение к прошлому, к стадии «культуры» (много ли там было ее носителей и каким, например. универсальным интеллектом» обладал неграмотный крестьянин и т.д.). Правда, потом он приводит цитату из Шпенглера, что «крестьянин произрастает как растение». Просто, при создании цивилизации люди (коих всегда меньшинство!) могут находить друг друга и творить, потом это становится затруднительным, а в конце уже невозможным. Всегда было плохо жить, особенно людям среди нелюдей («машин» или в состоянии «скотины» - это страдающая машина). Но в период «культуры» страдания были не столь изощренными, носили физический характер и быстрее заканчивались: казнь, гибель на войне, голод… В эпоху же «постмодернизма» человекообразные страдают гораздо больше «метафизически», чаще всего не понимая отчего им так больно. Метафизическая боль длится, кажется, до бесконечности, пока не прерывается гуманитарными бомбардировками (как в Югославии) или терактами (опасно везде!)
Но при оценке текста это все не очень важно. Главное, что социологическое воображение и «нюх» у блоггера Морозова развиты отменно. За наивным и несколько лапидарным изложением просматривается крупный мыслитель, стремящийся понять ЧТО происходит, в отличие от остепененных идиотов, за наукообразными «дискурсами» которых скрывается пустота или банальность. Ну, на то они и «специалисты». В рамках своей концепции ущербности «спецов» Сергей, наверно, поэтому так интересен.
Ведь кто об этом только не писал. Вебер боялся «машинерии», Ортега – «восстания масс», марксисты пугали «отчуждением». В худлите этому посвящены тысячи книг от Кафки до Воннегута. О схожем заумно философствовал Хайдеггер и предупреждали братья Юнгеры. Об этих проблемах вопили в своих социологических шедеврах Рисмен и Сорокин. Да мало ли кто.  И вот – страхи воплощаются в жизнь. Конец цивилизации наступил, хотя он и может затянуться в бесконечных и бесплодных симуляциях.  Направление «цивилизации» понятно, причины объяснены и обоснованы. Пугает только ускорение, с которым наступает деградация. Эта скорость даже порождает надежду, что страх вызовет судорогу сопротивления (по примеру, допустив, Юлиана). Или нет – все закончится всхлипом для полых людей, которых активно вытесняют роботы. Из работы – а затем и из жизни.  Человеческое предполагает свободу выбора, а потом, в погоне за эффективностью, структуры этого выбора лишают. Выбирать нельзя, да и не хочется. Есть мнение, что постчеловек, это все-таки труп. Да. раньше было не сильно лучше и страдали меньше (хотя и несколько  по другим причинам, хотя в основе все то же несовершенство человеческого рода и противоречия, которые его разрывают). Портрет вполне узнаваем. Видно, что всё написано болью и с «натуры». Но везде ли так – вот вопрос, или сидя в собственной яме, не видишь других растущих деревьев? С нами кончено, но хоть на кого-то еще стоит надеяться?
Большинство людей до звания свободного человека никогда не дотягивали, да и в истории очень редко даже люди жили по-людски. Отдельный, краткий миг «золотой осени» по Шпенглеру-Морозову. На Западе этот блаженный миг уже прошли, а мы его проскочили, даже не заметив (Серебряный век для ничтожного меньшинства). Но как же туда хочется – пожить интересной человеческой жизнью! Увы, иного нам уже не дано: отсюда и эти дикие психозы, когда люди массы, приправленные тоталитарным соусом, идеализируют самые страшные годы нашей истории – сталинщину и войну.
«Куды бечь!?» Надежда на умных и здоровых.  А еще богатых. Где они? Если бы автор жил в условиях «культуры» или даже ранней «цивилизации», то его бы нашли Люди, дали бы грант, подыскали  хорошего редактора,  и книжка бы стала мировым бестселлером.  Но в реальном аду на это, конечно, нет никакой надежды.


Анатолий Протопопов
Трактат о любви, как её понимает жуткий зануда

Сведения, сообщаемые автором в «Трактате», относятся, в общем,  к разряду элементарных, но большинство людей этого не знает. И это весьма драматично и трагично даже. Неравный ранг – беда для того,  у кого он низок, а если он еще не понимает в чем дело… Скольких бы терзаний  и расстройств удалось бы избегнуть, если бы человек с юности лучше понимал среди КОГО он живет, а так это знание, да еще в весьма приблизительной форме, приходится добывать излишне дорогой ценой.
Общество нуждается в расширении психической и психологической гигиены, но к этому часто даже не приступают, отделываясь мелкими «удобствами». Да и то сказать, люди только примерно век назад озаботились в массовом порядке гигиеной телесной, а уж до душевно-духовной никак руки не дойдут. Состояние «духовной сферы» или «информационного поля» можно сравнить со старыми городами, наполненными миазмами, по улицам которых текут потоки нечистот и жизнь крайне небезопасна и некомфортна.
Понятно, что в хорошем обществе природные ранги не должны иметь решающего значения, а особей с высокой «приматностью» нужно изолировать, окорачивать и перевоспитывать. В текущей же реальности они всячески поощряются и получают все лучшее. И дело не только в экономике и политике, но и в «психологии», точнее, в недостке рационального понимания ее природных основ. Ну, и в остальном, какая может быть «политология» без этологии, а «социология» без социобиологии. А ведь «знайки» с гипертрофированным гуманитарным пафосом претендуют на всеобъемлющие объяснения, которые, в сопоставлении с реальностью, оказываются иллюзиями.
Что до основного предмета трактата, то половая жизнь, так же, как и дела в экономике и политике выглядит крайне несправедливой. Основная часть благ достается незначительному меньшинству, а большинство довольствуется жалкими остатками – и «альфы» всячески заинтересованы в таком неравенстве. (неплохо это описано в первом романе скандального М.Уэльбека «Расширение пространства борьбы»). Эволюционной причиной этих жутких диспропорций,  по-видимому, является то, что инстинкт размножения (и связанный с ним естественный отбор) несравненно древнее проблем усложнения заботы о потомстве и вопросов с его выживанием (в связи с переходом к прямохождению, ранними родами и удлинением периода беспомощности детенышей, требующих заботы  и поддержки). Поэтому «бабыдуры», что гоняются за яркими самцами, которые заведомо будут плохими отцами, реализуют некую инстинктивную программу («любовь»), которая в несовершенном обществе крайне недостаточно корректируется «культурой». Это часто еще более учугубляет положение с потомством и "отношениями".


Юрген Каубе
Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох


Местами познавательно, но по-немецки скучновато.
Однако «дьявол в деталях» и самым интересным мне показалось описание той прекрасной и насыщенной эпохи (великих иллюзий), которую прервала Великая война. То была другая планета.
А описание Гельдерберга на фоне современных «университетов». Эх! Хорошие времена редки и кратки и, как правило, современники их не ценят.
Что до самой книги – описано все тщательно и педантично; фигура и наследие Вебера среди немногих были трансплантированы» из того времени в современность благодаря влиянию Парсонса,  и его идеи повлияли на тысячи ученых. Но все равно не совсем понятно, почему именно Вебер!
Быть может,  научный журналист что-то в фигуре великого социального мыслителя упустили или мерит своей меркой. Или – боязно сказать – МВ нужно переоценить. Во всяком случае, подход явно не какого-нибудь «Давыдова».
Драмы в книге тоже присутствуют. К примеру, отношения Марианны (жены) и Эльзы (любовницы). А страшная смерть от испанки «на взлете» в период творческой зрелости! Но эта гибель избавила от сюжета «Вебер и нацизм» и пересудов либер-демагогов, которые до сих пор оттаптываются на Хайдеггере.
В целом текст оставил впечатление недосказанности, несмотря на солидный объем.

Мартин Хайдеггер
Размышления 2 - 6.
Черные тетради 1931-1938


Форма интеллектуального дневника (денктагебух) чрезвычайно импонирует; неверно, она лучше всех подходит для философствования. Но очевиден также и «конец философии», исчерпанность философии как исторически обусловленного интеллектуального «проекта». Трудно сказать, что «взамен», но о филистерстве псевдо-философов автор пишет неоднократно. И еще гуманитарная наука как «журналистика»).
«Новая философия» прыжки, скачки, переходы и пр. – неужели состоятся? Философия, конечно, не для профанов, но ведь она не только «игра в бисер».
Хайдеггер не просто мыслитель, привязанный к «философии», но его мышление живет в стихии немецкого языка и для иностранца не просто трудно, но и просто непостижимо (до конца, по крайней мере). Темная вода без шансов на прозрачность.
Об отношениях сущего с Бытием не судим, но налицо опасность не просто «воздушных замков», но хуже – опоры на то, что является плодом воображения, но то,  Чего Нет. Отдали же немцы (способный народ, который до черта чего изобрел и внедрил) дань какому-то реакционно-романтическому фэнтези, да и сам МХ этим увлекался. Наверно, это было растворено в «духе эпохи», но англичане (Толкин) сделали из поветрия сказочно успешный литературный бестселлер, а немцы сказки приняли за чистую монету.
Стрелы автора ЧТ, летящие в «технику», в «современность», часто метки и остры. (Увлечение темой техники понятно дл япоколения, пересевшего с повозки на автомобиль). Но – что из того! Кризис университета как важный симптом измельчания человека и пр. Зацикленность на философии,её тяжелой судьбе и кризисе в текущую эпоху,  что для профессионального мыслителя закономерно, но должен ли мыслитель мыслить и о других проблемах, помимо цеховых и самых «последних»?
Зачарованность «последним Богом» («конец» или «переход»?). Постоянное упоминание двух знаменитых безумцев – Ницше и Гёльдерлина – не был ли Хайдеггер сам без-умен?
Или же это проблема возраста (ВРЕМЕНИ):
«Мыслитель?
Большой ребенок – который задает великие вопросы»
Параллельное чтение
Так получилось, что некоторое время я одновременно читал заметки М.Хайдеггера – самого знаменитого немецкого философа и афоризмы У.Черчилля – наиболее известного британского политика ХХ века. Налицо (основания) причины того, почему тевтонам не удалось вырвать мировое первенство у островитян в двух мировых войнах, а наоборот, потерять часть суверенитета и быть культурно и политически кастрированными (англосаксонской рукой с еврейским лезвием ответственности за холокост). Превосходство типа ума.
(Что касается разных категорий «несопоставимых авторов», то, ну, почему бы не перевернуть пару «политик-философ» и сравнить Хитлера с Расселом, к примеру, - изменится результат?).
И – зачарованность (ещё сохраняющаяся) русского ума мудрологией дойчей не пошла ему на пользу. Разумеется, вместе с нашей несчастной исторической траекторией.
Науки
Что произошло с «наукой» в ходе развития, которое уходит далеко в прошлое и теперь только ускорилось? «Наука» охватывает здесь науки о природе и духе. Одни превратились в «технику», с пока еще необходимым дополнением под названием «теория». Другие стали «журналистикой», с пока еще необходимым дополнением под названием «сбор материала».



Освальд Шпенглер
Пруссачество и социализм

Любопытный текст автора знаменитого «Заката Европы», который от тысячелетних параллелей перешел к анализу текущего момента после заключения Версальского мира. В центре – сравнение прусского и английского (пиратского) духа, как выбора в пользу целого или частного. Социализм же у каждого народа свой, но настоящим является только прусский (срв. «немецкий или истинный социализм»). Читать романтических германцев довольно занимательно, но не дай бог принять это за руководство к действию. Глупые немчики не извлекли должного урока (не то что бы повиниться!) из первой мировой и пошли расшибать себе лоб по новой, причинив другим народам массу горя. Ну, и сами «консервативные революционеры» огребли, хотя в частных случаях многим из них повезло.
Шпенглер о России:
«По детски туманная и полная предчувствия Россия была замучена, разорена, отравлена «Европой» …  к 1990 году книжные глупцы из русской интеллигенции вводят марксизм этот в высшей степени сложный продукт западноевропейской диалектики, об основах которого они не имеют ни малейшего поянтия…. Петровство и большевизм одинаково бессмысленно…»


Э.Н.Люттвак
Возвышение Китая наперекор логике стратегии

Предупреждение Китаю, что расти можно только в области торговой, но не стремиться к военно-политической мощи, ибо это сплотит антикитайскую коалицию. Приводится прозрачная аналогия с германским империализмом, который рос гигантскими темпами, но сломал себе шею в мировых войнах, сплотив против себя большинство. Рассматривается также позиция ряда стран ЮВА.
В книге 2012 года РФ рассматривается как потенциальный союзник США в обозначенной коалиции. В дальнейшем все пошло иначе: трубоскважину, при помощи оголтелой пропаганды,  сделали частью мировой оси зла, заталкивая под китайский халат…
Наперекор логике стратегии?


 Р.Д.Прехт
Любовь

Критика социобиологии и эволюционной психологии. Чувство любви объясняется на стыке психологии и социологии. Упоминается масса концепция: от фальсификаторши М.Мид до скучнейшего систематика Н.Лумана. Вежливо, но твердо критикуются всякие жулики: от Э.Фромма до авторов многочисленных пособий  по «отношениям».
Однако с любовью ясн, что ничего не ясно. Трудно даже сказать, чем вызван нынешний кризис: постоянной «войной полов» или же культурной аномалией «романтического подхода» и завышенными и практически неисполнимыми упованиями на бытующий идеал любви и семьи.
Пищу для размышлений (и эмоций) книга Прехта дает богатую, но своей критикой «биологии» не выплескивает ли он с водой  и дикостью какого-нибудь «эгоистичного гена» и ценное содержание. Культурные формы действительно могут быть чрезвычайно вариативными, но если при их реализации случается депопуляция?..
Мечта Г.Спенсера о едином подходе к природной и культурной эволюции остается недостижимой.


С.М.Сергеев
Русская нация или Рассказ об истории её отсутствия

Написано без внешнего «блеска», но с «огоньком» и большим старанием. В нормальном национальном состоянии (или стремлении к нему, потому что при наличии развитой нации такая книга не потребовалось бы) этот труд стал бы бестселлером. А так, он скорее всего будет проигнорирован в «мейстриме». Поскольку захватчики «мейстрима» такого пропускать не хотят, а остальные настолько денационализированы, что просто не понимают о чем речь и в чем, собственно, пробелы, ища причины своих бедствий где угодно, но только не в слабости национального корня. Для них нациестроительство – это как снег для коренного жителя экватора в Африке. Государство у нас довлеет над людьми уродливо и страшно, но нормального государства в принципе быть не может, если нет оппозиции общества, то есть развитой гражданской и политической нации.
В этом и «загадка» пресловутой «Русской Системы», а точнее: нерусской и антирусской
Россия всегда была для русских мачехой, а часто злой  и жестокой теткой. Наш народ выступал и выступает как «навоз для произрастания других народов» (совсем по Менделееву).  Сергеев отрицает распространённый ныне миф о благости «старого порядка» в РИ. Многие нынешние проблемы до боли похожи на то, чем Россия уже болела «до революции». Просто болезнь еще больше усугубилась от отсутствия лечения государства национальными интересами. Да и то, что случилось сто лет назад, привело, конечно, к состоянию во много раз худшему, чем «до» - отсюда и «ностальгия булкохрустов».
Но не могли быть столь велики ужасы революции, гражданской войны и террора без длительного предшествующего гниения. Точно так же постсоветский «беспредел» - это продукт разложения «совка», который многим тоже хотелось бы идеализировать и сохранить.
Автор – историк, и основная часть книги посвящена безрадостному прошлому, причем, чем ближе к нынешним дням, тем конспективнее делается изложение. Постсоветский период Сергеев практически не трогает, хотя ясно, что ничего хорошего при таком «бекграунде» появиться не могло.
И в прошлом, и в настоящем, и в будущем без упорного и успешного нациестроительства возможен только разрушительный радикализм с поражением и огромным ущербом для своей страны, по сути, предательство. Или – тупое долготерпение, которое рано или поздно все равно срывается в Смуту. В общем, без воплощения национальных идей (то есть идей просвещенного национализма) куда ни кинь – всюду клин. Но похоже, что момент(ы) был(и) упущен(ы).
Во-многом, труд С.М.Сергеева перекликается с книгой В.и Т.Соловей «Несостоявшаяся революция», но звучит более пессимистично.
Автор по убеждениям – национал-демократ. Но (если это когда-нибудь будет иметь практический смысл) я бы поменял порядок. И дело не в том, что «демократическое» важнее национального. Просто при наличии хоть какой-то демократии оно получает некоторый шанс на становление, а авторитаризм у нас всегда таков, что русское будет давиться (как во времена самодержавия или большевистской диктатуры). «Хотя бы не сажают», при том, что стоит обязательно ожидать (и 1990-е это наглядно показали) медийного и сопутствующего террора со стороны «толерастов». Есть ведь очень много кровно заинтересованных в нашей «бездомности» и общей «бесхозяйственности».
Поэтому  нельзя начать с «национал», хотя и  бывают же национальные диктатуры, развивающий авторитаризм для развития. Мы опять приходим к тому, что вести разговор о РН бесперспективно в денационализированной (то есть культурно люмпенизированной среде), что и показали последние десятилетия и нынешнее маргинальное положение национал-демократов.
Логичным выглядит  сначала борьба за «общедемократические ценности», что дает хоть какой-то шанс, без того, чтобы поддаться на провокации брутальных решений. Впрочем, по тону книги и обстановке, в которой она появилось, видно, что шанс этот совсем  невелик.
«Сгнила прежде, чем созрела».


Кристофер Коукер
Сумерки Запада
М.: МШПИ, 2000. 272 с.

Книга, написанная более двадцати лет назад, по-проежнему остается интересной. Поздно я до нее добрался (русс перевод – 2000 год – еще относительно свободное время).
Международные отношения рассматриваются через призму философии, идей, воображения.  Это не голый «реализм» или, прости господи, «геополитика». Но ведь идеи действительно правят миром, а воображаемые цели движут людьми. При всей некомплиментарности автора к России привлекает его интеллектуальная культура и суверенитет суждений. Есть и предрассудки, но иногда он весьма проницателен. Как и многие – границы между СССР и Россией не проводит, увы!
Довольно любопытна его интерпретация  идей Ницше. «Переоценка всех ценностей» означает отказ от идей и институтов, которые перестали выполнять свое предназначение. Нельзя застревать в прошлом,  нужно отталкиваться от него. (Собственная история – это не вязкое болото, а трамплин, - так можно сказать).
На фоне превосходящего интеллектуализма профессора Лондонской школы экономики особенно явно проступает немощность отечественных «обществоведов» (за 20 лет положение лишь ухудшилось). Наше отставание имеет интеллектуальные, шире – культурные корни. В частности, нет иммунитета к модным «забугорным» идеям. К примеру, непрекращающаяся отечественная увлеченность Гегелем и т.п. – это и смех, и грех.
Атлантизм основан на союзе и родстве Англии и Америки, но он, в чем-то случаен.  В начале века американцев немецкого происхождения было больше, чем «англичан», а ведь ирландцы тоже бежали в Новый свет и воспринимали Англию, как врага.
Описания автора делают более понятным противоречия между общинами в США.
Интересны главы о Франции и осознании общности европейской судьбы. Некоторые попутные пассажи были бы полезны для наших замороченных мозгов, если бы они были ими восприняты.
Вызов ЮВА и изменение этно-расового состава США описываются, но не вполне внятно. Опасности «исторического ископаемого» (в связи с исламским радикализмом) явно недооцениваются.
Прогноз на 20 лет не может быть точным. Противоречия между атлантизмом и европеизмом также актуальны, но на практике Америке удается продавливать свои интересы и ряд прогнозов автора не слишком подтверждаются. Впрочем, для нас это уже становится все менее актуальным, как бывшего субъекта мировой политики, все более превращающегося в объект чужих действий.
Книга актуальна еще и потому, что за последние пару десятилетий был во многом регресс, в силу бессмысленных политических судорог. (Политика, в общем, такая и есть, но ситуацию усугубили попытки воплощения в жизнь странных идей). Видно и некоторое прекраснодушие автора, но в целом, текст насыщен смыслами.
О России:
Перед её народом стоит уникальная задача – впервые стать уважающей себя нацией, и притом менее озабоченной тем, чтобы завоевать уважение других. Вместо того чтобы восстанавливаться в статусе великой державы, она могла бы заняться построением великого общества и тем снискать уважение других. Надежда на то, надо признать, не слишком велика...       

Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества

Дуглас Норт, Джон Уоллис, Барри Вайнгаст


Несмотря на то, что с историей у авторов получилось фрагментарно (просто нельзя этот замысел с концептуальными рамками втиснуть в один том) книга очень важная. Через шесть лет снова к ней обращаюсь и использую.
Сейчас многое, на наш взгляд, может быть адекватно описано в рамках различения «открытого доступа» и так называемого «естественного государства», предложенного Д.Нортом и его коллегами. Важным отличием открытого доступа от состояния «естественного государства» является то, что в первом случае порядок характеризуется «широким распространением безличных социальных взаимоотношений, включая верховенство права, защиту права собственности, справедливость и равенство – все аспекты равноправия»; а вторая модель отличается «господством социальных взаимоотношений, организованных при помощи личных связей, включая привилегии, и социальные иерархии, законы, которые применяются не ко всем одинаково, незащищенные права собственности и распространенные представления о том, что не все люди были созданы равными». Сам же переход к порядку открытого доступа, который в разной степени совершили развитые страны, по мнению авторов-неоинституционалистов, должен включать в себя три предварительных условия: «Подчинение элиты верховенству закона, или равенство всех перед законом, существование бессрочных (постоянных) организаций, которые не зависят ни от государства, ни от конкретных личностей, и, наконец, консолидированный контроль над вооруженными силами и технологиями разрушения и насилия, что предотвращает саморазрушение и деградацию такого порядка». Напротив, модель ограниченного доступа в «естественном государстве» среди  прочего характеризуется «политическим устройством, которое не основывается на общем согласии граждан…,  господством социальных отношений, организованных при помощи личных связей, включая привилегии, социальные  иерархии, законы, которые применяются не ко всем одинаково, незащищенные права собственности и пр. Книга «Насилие и социальные порядки» была издана в России еще в 2011 году, но,  наш взгляд, не получила настоящего резонанса и должной оценки, хотя, по нашему мнении, содержала в себе очень важные теоретические инструменты для объяснения российских правовых, политических экономических и связанных с ними криминальных практик. (Но в стране, где процветает «политология  без политики» и устанавливаются памятники Ивану Грозному, на это мало шансов). Конечно, в академической среде взгляды Норта и его соавторов хорошо известны и неоднократно описывались, но речь идет именно о применении этих разработок к анализу российских реалий. Когда «доходит до дела», то многие важные методологические инструменты и теоретические подходы просто напросто игнорируются научной общественностью, как в силу ее  неразвитости ее сознания «реакционности» установок, так и в силу отсутствия «заказа» на адекватное объяснение происходящих в России процессов и явного стремления власти сделать ситуацию здесь как можно более запутанной и непонятной.
Тем не менее, нас привлекает подход Д.Норта и его коллег именно в плане разделения «открытого доступа» и естественного государства». Прежде всего – эвристически весьма успешным способом проведения взаимосвязи между политическими и экономическими процессами. Он гораздо более продуктивен, чем просто выяснение соотношения экономических показателей и уровнем демократии или выяснением возможности для ее установления (демократизации).
Далее, принципиальное различение «открытого доступа» и естественного государства» позволяет избегать широко распространенных ошибок, когда реалии последнего описываются и анализируются так, как будто речь идет о первых. В качестве примера,  можно привести вал публикаций о российских «выборах», авторы которых как будто забывают о том, что эти выборы ни к какому важному изменению привести не в состоянии  и служат лишь целям легитимации существующего порядка, в рамках нынешнего варианта «естественного государства». Открытый доступ» предполагает, что контроль над политической системой открыт для любой группы и оспаривается посредством предписанных. Обычно формальных, конституционных средств… Способность формировать организации по желанию, без одобрения со стороны государства, обеспечивает ненасильственную конкуренцию в политике, в экономике и в любой другой области общества с открытым доступом  Могут ли существовать реальная конкуренция без указанного «контроля и способностей» – вопрос риторический. Но именно по контрасту подход Норта и его соавторов представляется очень плодотворным. Рассмотрение тех или иных процессов в рамках концепции «открытого доступа» (или отсутствия соответствующих условий) ставит вопрос о наличии политических и экономических свобод и связи между ними. Обоснованность политических порядков теми или иными экономическими условиями – фундаментальная проблема  для современной общественной науку и практики.



Касильда Жета, Кристофер Минг Райан

Секс на заре цивилизации. Эволюция человеческой сексуальности с доисторических времен до наших дней


Читал, что есть книга «Секс на закате», где доводы и данные Жеты и Райяна разносятся вдребезги.  Но – какая разница! Не воспринимал «Зарю», как научный труд, но как публицистика книга написана очень хороши. С живостью и страстью – так и нужно говорить о сексе.
Люди в своей сексуальности более походят не на шимпанзе, а на бонобо. Они используют секс не только и не столько для размножения, сколько для укрепления дружбы и социальных контактов. По своей природе люди более склонны заниматься любовью, а не войной, как все и было на заре цивилизации. Потом наступила эпоха земледелия («сада») и человек потерял свое счастье, вынужден был трудиться для прокорма, и сделал половые отношения предметом торговой сделки. Грустная картина.
Хотя, вероятнее всего, такой переход был результатом кризиса и крупнейшей катастрофы. С тех пор, доисторические отношения ассоциируются с золотым веком и … отпуском (охота, рыбалка, сбор дикоросов ради удовольствия, дружеский секс без обязательств на курорте и т.д.).
Появилось страшное государство и сексуально репрессивная мораль проституции. Так ли не прав был Гоббс (не про естественное состояние, а про то, что было потом). Допустим, авторы вслед за Л.Морганом правы, но что делать с этой правотой в условиях цивилизации, ограничивающей человека со всех сторон?
Авторы поддерживают либерализацию сексуальной морали, доказывая, что половой отбор у людей идет не через соревнование статусов и закрепленную моногамию, а через «соревнование сперматозоидов» в условиях свободных половых контактов и даже преимуществ полиандрии. Доказательства, по крайней мере, выглядят остроумно.
Природа человека довольно гибка и он может существовать в разных условиях. Другой вопрос – о цене этих «условий». В тех, что считаются «традиционными» для наших обществ, правила приносят людям величайшие страдания. От половых проблем люди страдают больше, чем от войн. Мораль трансформируется довольно заметно, но чем это все обернется – трудно сказать. «Счастье дикарей» сменилось «войной полов», неврозами, подавлением сексуальности. Но разве цивилизация и рост населения не требуют высокой цены? Тем не менее, сигналы, которые сейчас люди получают от общества относительно своей сексуальности, столь противоречивы, что приводят и к несчастьям, и к аномии.
Тезисы авторов в книге выглядят более весомыми, чем в критических пересказах.


Георгий Эфрон
Дневники. В 2-х тт.

Как рано оборвалась эта жизнь. Трудно считать гибель 19-летнего Георгия Эфрона приношением на Алтарь Победы, это даже не было жертвой богу войны, а всего лишь топливо для страшного тоталитарного Молоха.
Страшно, как страшно читать дневник юноши, который хочет плевать на прелести советского быта, недоедание, слушает пастренаковский перевод «Гамлета», хвалит советские фильмы, жадно читает, ждет освобождения отца и сестры, мыкается в советской школе и мечтает о «лежанке с женщиной». Еще страшнее, когда знаешь, что скоро все это трагически оборвется.
Скорее всего, Георгий Эфрон в той жизни был обречен. Так, вполне можно  было бы его представить среди участников французского Сопротивления, попавших в лапы гестапо. Вполне мог он оказаться и в немецком концлагере. Но в Париже шанс у него бы был, а в СССР  - не было: не убили бы на фронте, казнили бы после войны. Да и все эти постоянные унижения с переводами из школ, с поисками комнат, переездами, бумажками и пр. – мы рождены, чтоб кафку сделать былью. (Кстати Эфрон Кафку читал и набор его чтения вполне взрослый). «Социализм» - это произвол бюрократии, и в полудикой страны этот произвол неимоверен. Но во Франции семье было нехорошо, бедствовали, правда, вещей привезли – негде хранить. Зато в ССССР – такая-растакая жизнь и быстрая смерть.
И на убой привезла сына его родная мать, которая побежала «как собака» за агентом НКВД и дочкой «комсомолкой» и фанатичной совкофилкой. Потом и вовсе оставила его одного – удавившись. Бедный Мур!
Конечно, у Цветаевой масса поклонников и поклонниц, которые всячески ее превозносят и оправдывают даже в весьма сомнительных обстоятельствах. Так это и в предисловиях изданий текстов этой семьи, и в большинстве литературы о ней. Но как-то не хочется с этим соглашаться. Стихи могут быть всякими, плохими, хорошими, даже гениальными (как говорят), но детей-то надо не только развивать, но и беречь. Материнский инстинкт у МЦ, судя по воспоминаниям знакомых о годах еще послереволюционных, был сильно ослаблен. Что это было – постоянное творческое горение или бисексуальность (ведь бросалась направо и налево, без различения половой и политической принадлежности), но детей она сгубила. Сама.
Конечно,  семейная трагедия эта составляет лишь пример общей трагедии эпохи, коснувшейся напрямую сотен миллионов людей.  Но что интересно в дневниках тех лет, хотя бы и в эфроновском. Интеллигенция сильно левачила. Советский морок они воспринимали как свою жизнь, с ее нищетой, угрозой репрессий и т.д. Даже спасшиеся в эмиграции колебались  (Б.Зайцев, например, не колебался, а вот Бунин и тот «допускал»).  Субстрат «совести нации» был, конечно, очень сильно загрязнен. Вот губительный Сергей Эфрон, превратившийся из участника Ледяного похода и героя «Лебединого стана» в агента-нквдэшника – нонсенс и мерзость невероятная!
Но этот замусорившийся интеллигентский «субстрат» еще продолжал жить инерцией исторической России: писали, переводили, ходили в театры и коктейль-холл (и такой был!), но как-то уже врастали в совковую жизнь. Ведь плохо им было в нормальной стране, хотя и со многими проблемами,  но никого же в застенках не пытали и семью оговаривать не заставляли! Нет плохо:  нужны карточки и талоны, коммуналки и сплетни, доносы и аресты,  кабаки и провокаторы, ордена и эвакуация, концлагеря и сталинские премии. Может быть, и вправду верна «теория», что при демографическом перегреве включается механизм (само)губления. Лемминги?
Но при всем этом такое своеволие! Не стоит больше бедствовать по парижам, лучше убиваться в поисках комнат в коммуналках и искать работу «в качестве судомойки».
Что до самого текста Дневника, то он очень многословен. Это и французская традиция (галлы – такие болтуны!) и следствие одиночества и скуки. Записи в дневник как замена полноценного общения. Юношеский бунт против матери – оценки здесь довольно суровые и отстраненные. Но скука и одиночество терзают талантливого юношу, несмотря на его общие положительные оценки советского Мордора, а также постоянные и бесплодные надежды на какие-то перспективы и будущее счастье. Нет их у него в красной Москве. Паренек, конечно, чрезвычайно отравлен «красной» пропагандой, но в его возрасте надежный антидот выработать, наверно, еще нельзя. Эта отрава влияет не только эстетические оценки: похвалы островским-багрицким и т.п., но и отношение к арестам и расстрелам, как к чему-то повседневному. О сроке для сестры в 8 лет (половина его прожитой жизни!) пишет довольно спокойно, как и о наказании невиновных. Вот он – коммунистический «гуманизм».
Но было бы ошибкой слишком верить взрослости и браваде автора записей. Подросток – даже развитый и начитанный – это еще не взрослый. Женская тема постоянно присутствует в записях: в период гиперсексуальности никто не дает. Но к чести юноши пачкаться с проституткой он не хочет, а советские дурочки мало его привлекают: игра не стоит свеч – и малопривлекательные, и говорить с ними, по сути, не о чем. Слово «волочиться» по отношению к комсомолкам выглядит уморительно. «Волочиться» Георгию здесь решительно не за кем.  И дружить не с кем. Одиночества и скука идут постоянным рефреном, «общества» не осталось: сомнительные возвращенцы из Франции – провокаторы и  жертвы, с ними просто опасно.  А советских слишком испортили квартирный вопрос, быт и пропаганда.
А сумасшедшее время несется. Все прочие бедствия перекрывает война. Для жителей Союза – это громадное бедствие, ибо даже в относительно мирные времена нормальной жизни не было, а уж военные испытания при такой политической, военной и социально-экономической организации требуют просто немыслимых жертв, которые народную «жилу» надорвали навсегда.
В 1941 году юный автор дневника страшным образом теряет обоих родителей. Время несется со страшной скоростью. Вот только-только переживал из-за экзаменов и звонков школьной девчонки,  скорректировал внешнеполитические симпатии и слушал зарубежные военные сводки – и вот уже война ворвалась и беды множит.
Первая эвакуация в Татарию, уход из жизни МИ. Октябрь 41-го в Москве, когда казалось, что город будет сдан и мучительная дорога в Ташкент. Мысли скачут, настроение меняется, но сохраняется отстраненность и способность к анализу происходящего вокруг.
1943 год. Много по еду и военкомат. Быт и бытие эвакуированных в Ташкенте. По поводу ссылки в Ташкента авторша предисловия указывает на то, что сын продал книги МЦ, «предав» мать. (Нет, эти фанатичные поклонницы МЦ бывают просто безумными  - хуже только «рериханутые»). То, что сирота