На книжных полях - 2017

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА

Побъдители
Нелли Чудинова
Девичьи грезы Елены Чудиновой

Социалистический  реализм отдыхает. Девушка Нелли (Елена) Чудинова отвергает пылкую любовь Николая по причине того, что … он – православный, а она – католичка. Будто и не христиане оба, а зороастрийцы какие и нельзя ему или ей перейти в другую конфессию. Нельзя. Ведь влюблен в молодую интеллектуалку-историка никто иной, как наследник российского престола. Вот она – девичья гордость. Сам царь меня любит, а я откажу (хотя Ник мне тоже нравится). С точки зрения Чудиновой,  – это, видимо, высший шик. (Интересно,  а любая, нормальная, или, пусть  даже самая добродетельная и распрекрасная девица, отвергнет пригожего царевича, который ей и по милу хорош и по хорошему мил?). Ну, вот такой уровень фантастики российской католички, в свое время прогремевшей романом «Мечеть Парижской богоматери».  На фоне этого все остальные фантазии – о реставрации монархии в России, о новом Священном союзе, о полете царского брата в космос, о дружбе с кланом Кеннеди и прочая и прочая – кажутся бледноватыми.
Начал читать этот роман, после хвалебной рецензии К.Крылова. Оба автора мечтают о мирах, альтернативных нынешнему российскому инферно. И хотя Чудинова не может написать даже слова «задница», а у Крылова (фантазирующего под псевдонимом «Харитонов») редкая страница обходится без мата, фекалий и разнообразных гнусностей (что творится в голове, повторяющей, придумывающей и выплескивавшей все это!) – крайности как будто сходятся.
Писательница и рецензент солидарны в том, что текущая реальность – это ад и началось все в 1917 году. Именно этот тезис и привлекает в романе сочувствующих. Действие «Победителей» разворачивается в оруэлловском 1984 году, но в параллельной реальности, где белые победили и после диктатуры Колчака восстановили монархию. Тени прошлого и из параллели все же крадутся. Главная героиня, медиум-историк, со случайной фамилией «Чудинова», погружаясь в архивы, прозревает ужасную альтернативу (то есть нашу жизнь). В монархической и православной России жить слишком хорошо и люди потеряли бдительность. Царь Николай ходит без охраны. Меж тем, подбиваемый масонскими магами потомок одного из коммунистических бандитов Кострикова («Кирова») совершает покушение на монарха…
Ну, великолепнейший сюжет в духе «попасть с альтернативу». Ясно, что писано не для развлечения, но «с идеей». На КАК написано! Перед нами слащавый образчик наивной детской литературы в смеси с глупым дамским своеволием. Понятно, что остатки первоначально хороших впечатлений и надежд рвутся выпирающими противоречиями. Если уж пишешь для детей ( и не современных, а из образцово-идеальной гимназии), то не перегружай текст монархизмами-католицизмами и средневековыми финтифлюшками – дави на героическое действие. Если уж утверждаешь какую-то политическую философию (настоящий консерватизм – весьма достойная позиция!), то не раздражай серьезного читателя наперстками и мулине и т.д.,  и т.п. Но Чудинова в своей сказке про Чудинову делает, кажется, все возможное,  чтобы «адресный» читатель взбесился и отбросил глупый роман вместе с хорошими идеями и правильными диспозициями, которые там имеются.
Зря Крылов-Харитонов так этих «Победителей» расхваливал. Не победят они (и вы) даже в далекой перспективе. Когда вместо привлечения сторонников торжествует принцип, «что хочу, то и ворочу» - это отталкивает даже готовых посочувствовать, так же как не растет число сторонников белого национального государства в стране денационализированных маргиналов. При таких-то подходах только и остается «литературно выражаться» и самоутверждаться в микроскопическом кружке своих поклонников, дискредитируя, как Чудинова, весьма серьезные и зрелые идеи.  Даже в аду текущей реальности, познакомившись с неистовой глупостью реакционных утопий или невыполнимыми политическими программами, какой-нибудь «несогласный креативный хомячок» может счесть, что пусть лучше уж так, как есть.
Если других писателей у вас для нас нет.

 Пётр Воронин
Прыжок в послезавтра

Смешно было бы всерьез критиковать автора и его текст, полностью принадлежащие ушедшей эпохе  -началу 1970-х годов. Застою осталось еще пятнадцать лет, потом быстрое разложение. Народ в близкий коммунизм уже не верит, но некоторые о дальнем грядущем  еще мечтают. Будут и на Марсе яблони цвести, и вместо плацкартов будем ездить по вакуумным трубам со страшной скоростью, а вместо куска дефицитного продовольствия когда-нибудь будем есть,  что захотим. Обязательно будем.
Коммунистическая фантастика пишется, но как-то вяловато. Флюиды тупика уже разлиты. Но инерция великих строек и научных прорывов еще действует. Опыт периферийного сибирского опуса  (роман выходил в Новосибирске в 1971 и 73 гг.) выглядит сегодня довольно поучительно и даже любопытно.
Безденежная экономика, летающие стрекозы, личные роботы, навязчивый интернационализм, супермедицина и угроза перегрева Земли вкупе с освоение других планет – это, можно сказать, дежурные сюжеты социалистической фантастики.  В организации идеальной утопии автор наверняка что-то взял у Ефремова,  но изложил очень неуверенно. Герои выглядят функционально одномерными. Автор – примитивный совпис-графоман, которого, впрочем, можно уважать как фронтовика и инвалида, мужественно сражавшегося с недугом. Фантазия литература напряжена, но все выходит довольно плоско: ни интересного сюжета, ни полнокровных персонажей нет.
Хотя из того, что задумано, можно было бы сделать конфетку.  Замерзшего героя оживляют в будущем. Немногим раньше написания данного  опуса был снят французский фильм «Замороженный» с неподражаемым Луи де Фюнесом.  Но, куда там…
Автор совершенно не знает, что делать с героем. Вот трехмерный телевизор посмотрели, на «стрекозе» полетали, чудесами архитектуры и производства повосхищались. Не спасает рассказ и появление в Солнечной системе инопланетного зонда. Как-то странно была организована реакция на возможную угрозу, но победила в итоге дружба. Казалось бы, романтическая линия оживит скуку. У парня в СССР была неудачная любовь к Ольге, в будущем он видит как две капли воды похожую на нее Элю. Терзается. Темпераментный кавказец-пилот также положил глаз на девушку, но вопреки тенденциям отношения с бывшими братскими республиками все же не добился успеха. Герой еще поборется – финал остается открытым.
Зачем все было начато, непонятно
Забыть бы все эти бредни, как страшный сон. Но из песни слова не выкинешь. Многие, очень многие русские люди с чувством и душой вынуждены были мечтать  («надо мечтать») в соцреалистическом русле конфликта хорошего с лучшим и сублимировать свою тоску  об идеале в соответствии с основными направлениями, принимаемыми очередным съездом КПСС. Бедные мы – до сих пор ведь от этого морока до конца и массе своей не освободились.
Ф.Сологуб
Слаще яда.

Стоит полностью согласиться с В.Ф.Ходасевичем в том, что после  Сологуба осталось некоторое количество неплохих стихов, но романы его, написанные совместно с Л.Чеботаревской, «невозможны» и читать их невыносимо. Критик пишет о книгах «Слаще яда» и др., пришпиливая затем и «Творимую легенду» с «Мелким бесом». Ходасевич, в своем очерке обю умершем писателе прогнозирует далее, что прозу ФС забудут, а книг о нём не напишет . И – ошибается. Издают и пишут. К чему?
Вот из  романа «Слаще яда» мог бы выйти неплохой рассказ. С первых страниц понятно, как будут развиваться отношения между трусливым барчуком и влюбленной в него девчонкой. Но нет же – автору(ам) надо марать бумагу на много печатных листов. Характеры героев практически не развиваются, меняется только их окружение и их возраст. Финал закономерен.  К чему такая тягомотина. Ну, может быть, более века назад это было кому-то и интересно – «проблемы пола», «прав женщины» то, да сё, но сейчас то  зачем это переиздавать большими тиражами и уверячть публику, что Сологуб хорош. Мы, русские,  страшно обижены исторической судьбой, но чем-чем, а  отличной литературой мы страшно избалованы (были). У нас, к примеру,  был Чехов.  Поставь рядом с ним Сологуба и наглядно видишь, что первый является литературным классиком, а второй нет.
Разумеется, для истории литературы это имя не должно быть забыто и диссертацию о сумрачном чудаке какой-нибудь литературовед («очков велосипед») накатать вполне может и выйдет полезно. Но мизантропа-мазохиста в постсоветский период как будто специально «раскручивают»: издают, комментируют. Особенно стараются журналы-издательство небезызвестной сестры известного олигарха. Зачем эта возня? А очень уж Сологуб со своими персонажами удобен для показывания пальцем на некоторые отечественные типы с глумливо-торжественным: «Вот они какие! Мрази». И рефреном (о русских)  –
 «САМИ ВИНОВАТЫ!»


В.Ф.Ходасевич.
Белый коридор. Литературно-художественные воспоминания

Вместо развернутого отзыва можно просто написать, что это очень интересные и живые воспоминания. Хорошее добавление к «Некрополю».
Ценю Ходасевича, в том числе и как мемуариста.



Богдан Тамко
Somniator

Несмотря на некоторую манерность автора, повествование "щемящее", трогает.
Герой безумен, но не есть ли его сумасшествие здравомыслием посреди окружающего мира.
Жажда любви выглядит вполне нормальной.
Вспомнилась читанная в юности романтическая повесть К.Аксакова "Вальтер Эйзенберг. Жизнь в мечте"


Юрий Власов
Стужа

На выборах 1996 года я голосовал за Юрия Власова. Разумеется, ни он сам, ни его немногочисленные сторонники на успех не рассчитывали, и результат менее процента голосов – был вполне ожидаем. Но, как говорится, «спас свою душу», никого приличнее по человеческим меркам попросту не было. Страна стремительно (с)катилась не только в экономическую, политическую, культурную, но и в моральную пропасть. И нельзя сказать, что дорогие россияне этого совсем не заслужили. Еще как заслужили, но что теперь говорить….
Обо всем этом вспомнилось, когда листал сборник «Стужа».  Вряд ли повести и рассказы из него можно считать выдающимися в художественном отношении, но они неплохи. Есть там такой советский/постсоветский «нерв» - столкновение чистых душ с уродливой реальностью: смертельно опасными дорогами, отсутствием еды, талонами на сахар, переполненным транспортом,  урывками любви, холодом в жилищах и морем хамства и несправедливости. Земля без радости – и душах Стужа. И вот – как посреди всего этого не только выживать, но и жить.  Юрий Власов – это еще и известный спортсмен, хотя, казалось бы, тягание штанги – это один из самых тупых видов спорта, а сам тяжелоатлет – просто гора мышц. Ан нет, и в таком теле может быть чистая и нежная душа, которая мечтает о писательском труде, о  лирической прозе.  А еще  и баллотирование в президенты, как моральный акт. Чудно все-таки.


iPhuck 10
Виктор Пелевин

Роман Пелевину удался. Его последние несколько книг были довольно (или откровенно) неудачными и я уже начал сомневаться, стоит ли и дальше тратить время на этого автора. А тут такое удовольствие!
О чем «Айфак»? Об интрижке («связи», сношении – нет, не то!) искусственного интеллекта с достоевским именем отчеством «Порфирий Петрович» и авангардной искусствоведкой Марухой Чо или просто Марой Гнедых? О полицейском дознании, ведь ПП – это литературно-полицейский робот (точнее, компьютерная программа)? Об фальсифицируемом «художественном» авангарде? Или о «прекрасном мире» будущего? Мне больше нравится авангардно-апокалипсическая версия.
Говорят нам некие умники (развалившиеся на синем диване) про «постмодернистский апокалипсис» Пелевина. Ну, может и так. Только почему бы это определение не принять буквально, то есть не посмотреть на «постмодерн», как на то, что будет после современности, после катастрофы, к чему ведет нынешнее развитие событий, и – не слушать болтовню про «постмодерн», которой забивают глаза и уши бесчисленные коллеги Марухи Чо.
Но так ли уж фантастична фантастика Пелевина или это не фантастика, а вполне реалистичная проекция нынешних геополитических и культурных трендов. После практически неотвратимой катастрофы остатки России зажаты между китайской империей в Азии и халифатом в Европе. Ни муслимам, ни конфуцинцам остатки Азиопы нафиг не нужны, ввиду невыносимого евразийского климата. Вот и приходится российскому монарху мыкаться и мучиться с «европейским союзом» из хохлов, прибалтов и т.п. «союзников», которых так и не удалось всучить «немчуре». А вместо транзита нефтегаза решать проблемы транзита ракет через воздушное пространство «евросоюза». Пиратский остров халифат тоже не захватил, террористам нужны хрусты е-банка. А в штатах» привилегированные резервации велфер-афроамериканцев и латиносов с демографическим ростом альтернативно одаренных содержатся на налоги силиконовой долины. Не в деталях, но подобное во второй половине века очень даже может случиться.   А то, что после эпидемии «политкорректности» и нескольких вирусов в «реале» люди могут перестать заниматься сексом с людьми, а утешаться с айфаками и андрогинами – разве фантастика? Идущие ныне в авангарде прогресса японцы всё меньше трахаются «по-настоящему». А там и другие подтянутся. Про тенденции развития «современного искусства» и говорить нечего: трэш и «гипс» вовсю выдаются за шедевры! «Даскапитал» уничтожает не только биосферу, но и приводит к аннигиляции человеческую культуру.
Диалоги ИИ «ПП» и М.Чо великолепны, а внутренний голос литературного алгоритма и его культурологические отсылки просто неподражаемы.  На нынешних «трендах» и «иконах» автор оттоптался по полной. Пелевин – большой сатирик, что говорить. Читатель вовлекается в увлекательную игру узнавания: что после явного конца света сохранится из того периода, когда финал всему уже наступил, но еще не был очевиден. Ну, и отвращение к отвратительному может вызывать нечто похожее на катарсис с другой стороны экрана.
Если Пелевина и можно в чем-то упрекнуть (по ряду прошлых текстов), то это в отсутствии чувства меры. Он так порой увлекается своими придумками, что как будто забывает, что его читают не компьютерные андрогинны и виртуальные симулякры, а все еще люди. Но в «Айфаке» автор вовремя переключает режимы и в третьей части романа, написанной от лица Мары за программными кодами и парадоксами квантовых счислений опять проступает сюжет в человеческом измерении (связанный с вполне людским промыслом по фальсификации «гипса» и сентиментальными переживаниями существа в БДСМ-прикиде). Ну, а по поводу вставки-рецензии на ай-гей фильм «Сопротивление» (про 43г) опять просится слово «неподражаемо»! То же можно сказать и про другие «фильмы для айфаков» - достается и братцам михалковым-кончаловским, и гей-иконам маре-кокто, и зауми хайдеггеров-сартров, и канцлерше дойчей, открывающей ныне  халифату дорогу в Европу, и много еще кому.
Уж не провидец ли этот спрятавшийся то ли в Швейцарии, то ли в виртуале подражатель Пинчона? Тем более, что художественная часть повествования тяготеет (как нам показалось) к «новому роману»  в духе Роб-Грийе (а особенно к его фильмам!), где всё не то, чем представляется на первый взгляд. «Любовный роман»? Ну, какая «любовь» может быть у компьютерной программы к куску обезображенной плоти – тягой единицы к нулю?! Расследование? Чего?
Не является ли главным в книжке про айфак десятой модели ее социологическое, политическое и прогностическая компонента.
В финале искусственный интеллект оказывается  и сильнее,  и умнее человеческого ума и воли. Нет ли в этом прогноза, насчет окончательного поражения человеческого рода, как ошибки богов, который в ходе неудачного эксперимента показал, что не может использовать разум для устранения недостатков своей (человеческой) природы, а, наоборот, лишь безмерно расширяет эти свои ошибки вплоть до сумасшедших экспериментов с сексом и программированием. Возмездие в лице Жанны-Сафо неизбежно.
Айфон, айпад, айфак, айморг.
ЗЫ. Но Виктор Пелевин, наследующий лучшим традициям русской классики, несмотря на постоянный стеб над ней, не может завершить роман полной безнадегой. Порфирий Петрович (робот с человеческим именем) выныривает в эпилоге и своим пафосным (нехарактерным для алгоритма) монологе все же оставляет какую-то надежду. Или – это тоже игра «постмодернистского апокалипсиса»?
«Хоспис при дурдоме»? Ага


Дэвид Геммел
Темный принц

Геммел хорошо работает с мифологическим и историческим материалам, вплетая его в фантастический рассказ о детстве Александра. Мир накануне грандиозного поворота, демон  в душе ребенка, неоднозначность результата, незавершенность повествования.


Энтони Капелла
Пища любви

Еще одна любовно-гастрономическая книжка Капеллы. Элементы плутовского романа и комедии положений, забавная современная сказочка со вроде бы счастливым концом. Борьба за американскую блондинку посредством кулинарного искусства … ну и обильное меню.
Читал понемногу, смакуя, потом прикончил в один присест.
Все довольно мило и забавно, но посещают голодные мысли. Ну, почему эти коррумпированные раздолбаи итальянцы так вкусно едят и так хорошо готовят? Природа их щедро одарила, конечно. И еще: они живут в СВОЕЙ стране и могут есть СВОЮ пищу – обильную и разнообразную. Остается только завистливо глотать слюнки.

Ароматы кофе

Любовно-гастрономический роман Э.Капеллы понравился мне гораздо больше, чем его же триллер «Предшественница», написанный под псевдонимом Дж.П.Делейни.
Закат викторианской эпохи, жизнь богемы, дегустация кофе, движение суфражисток, путешествие в Африку, следы Артюра Рэмбо, обводящая героя вокруг пальца красавица-рабыня, кофейный бум, биржевые спекуляции, борьба женщин за свои права, карикатура и трагедия, любовная страсть и «роман воспитания».
Столько ингредиентов, что сразу не проглотишь, а надо пить маленькими глоточками как хороший кофе, доступа к которому мы лишены.
Книга очень пряная, тягучая; финал значительно повышает её оценку.


Дж.П.Делейни
Предшественница

Архитектурный фетишизм с сумасшедшим перфекционистом.
Несчастные современные дамочки, отказавшись от создания нормальных семей, усиленно ищут приключений на свою п...у, и разумеется, находят... то вампира, то "серого" садиста.
Но те оказываются "хорошими".
Однако за все надо платить. Детей или нет, или рождаются дауны...


Фриц Бремер
Туманность Андромеды

Прелестная вещица!
Купил эту книжицу в «Фаланстере», обратив внимание на название. И – не пожалел.
Очень поэтично.
 Путешествие землянина на другую планету осуществляется без всяких звездолетов, в ТА герой переносится силой мысли (воли), хотя, как оказывается, ему и помогает прекрасная инопланетянка. Это – тоже большая ТЕМА! Любовь соединяет сквозь пространство и время.
Несмотря на всю наивность текста, написанного век назад, главная мысль все же  выражена совершенно верно: прийти к гармонии можно не при помощи техники или социальных структур, а только преобразовав человеческую природу. Основа нормальной жизни в изменении психологии и психики.  При желании это можно воспринимать как сон и мечту о прекрасном будущем. Описан фактически настоящий человеческий идеал – жизнь абсолютно свободная, не только без государства, но и без «общества», где профессия учителя наиболее почетна и люди живут автономно в согласии со своей и окружающей природой.
Правда, появление «варвара» с Земли привносит в эту счастливую жизнь дисбаланс и приводит к трагедии в обществе счастливого вечера, но это можно считать реакцией Ирид на угрозу вымирания, чем чреват переход к чисто духовной любви.
Параллелей со знаменитым романом Ефремова немало, например, можно сравнить «век электричества»  и «эру разобщенного мира», схожи и идеи о приоритете духовного перерождения и воспитания. «Заимствования» ли это?  Нет достаточно информации – творчество ИАЕ профессионально не исследовано и описывается по-дилетански.  О Бремере тоже мало известно (не мистификация ли?). Но в любом случае есть много параллелей между 1920-ми и 50-ми годами. Позади страшные мировые войны и идеалы счастливой гармоничной жизни в природном «саду» похожи тоже. Мечты о красоте человека тоже присутствуют (некоторые кадры «Олимпии» могут об этом напомнить). Похоже, многое зародилось именно в межвоенный период, хотя бы в плане эстетическом. Но – воплощения не состоялось.
Жаль, что всё сейчас движется в противоположном направлении. Перенаселение, глупость и непреобразованность  атавизмов человеческой природы убивают всякие идеалы, кроме самых примитивных.

«Трудно себе представить мир, в котором бы организованные структуры, предназначенные для обеспечения человека всем необходимым, стояли бы выше самого человека»

М.М.Пришвин
Дневники 1942-1943 гг.

Интересное, хотя и утомляющее чтение. Все-таки для сознания, укатанного с детства советской пропагандой, непросто воспринимать откровения русского дореволюционного человека, живущего в СССР.
Миф о «советском патриотизме» вполне разбит. Многие ждали немцев, устав от коммунистов. Да и привилегированные совписы, все эти лауреаты и орденоносцы, отнюдь не были в душе убежденными коммуно-патриотами. Потом уже был слеплен миф о том, что встали, «как один на защиту советской родины». Автор этих дневников в разгар войны о войне пишет не очень много, в основном передает слухи, официальные сообщения и собственные домыслы.
Положение Пришвина вообще было уникальным. Он преуспел там, где многие просто гибли – в советской Москве. И в самые страшные годы он сыт, в безопасности, наблюдает за своей любимой природой. Да еще наслаждается физической и духовной любовью женщины (своеобразная дамочка, но тоже при знаменитом писателе жить легче!) -  и это на старости лет, рядом с войной и пр. Некоторым – везет.


Мишель Уэльбек 
Расширение пространства борьбы

Перечитал, оказалось, мало, что помню, кроме общего настроя героя (автора).
Он, конечно, депрессивный мизантроп, но какой-то важный нерв эпохи своими книгами задевает.
«Общество, в котором я живу, мне противно». Этого нытика бы к нам…


Дэвид Геммел
Македонский лев

Отличный образец героического фэнтези, вписанного в античную историю. Переломный момент – восхождение Македонии.  С детства знал про «мои Левктры и Мантинею», но по Геммелу, победу над спартанцами Эпаминонду помог одержать стратег-полукровка Парменион; Аристотель  - это подобие мага, продолжается борьба против Темного бога ну и т.д.  Написано все весьма занятно, и этот автор,  на мой вкус, лучший в этом жанре. Македонский цикл Геммела не уступает его троянской трилогии.
Профессионально он занимался литературой примерно двадцать лет, но - сколько же успел! Писал, видимо, с удовольствием. Большинство  «фантастики» читать просто невозможно (во всяком случае, жаль тех, кто давится этой графоманией), а здесь и фантазия, и стиль.


Владимир Прягин
Волнолом

Фантазия у автора богатая и стило неплохое.
Альтернативный мир, аналог Германии, с магией «светописи»; проблемы похожи на наши.  Есть даже подобие интернет-чатов. В спорах стекольщиков и жестянщиков можно увидеть приверженцев цифровой экономики и неоиндустриализации. Но одно накладывается на другое и результат выходит не очень.
На соответствующей магической фантастике уровне у автора есть и своеобразная философия истории: не надо глупо ностальгировать по  прошлому, попытка возврата к альтернативам порождает голема, «чернильного человека», чудовище Нерожденного.
Для любителей «альтернативок» это – своеобразный приговор.


Дженнифер Фенер Уэллс
Притяжение

Фантастический роман о любви. Наверно, хорошая фантастика и должна быть такой … наивной. То, что происходит высадка землян на планету, и они там живут без скафандров выглядит полным трэшем, но в последнем «Чужом» мы видели нечто похожее. К чему эти условности. Фантастика сейчас ведь не о технике, а о людях. Во ревность к Осьминогу-навигатору и этика других рас – это самое то. Интергалактический  экипаж Джейн сражается с опасностями, руководствуясь разумом, преодолевает трудности. Хорошо отвлечься и погрузиться в фантазию – забытое в юности чувство.


Ю.Несбё
Нетопырь (Полет летучей мыши)

Первый роман норвежца Несбё об экстравагантном сыщике. Для развлечения сойдет, но не сказать, чтобы очень хорошо. Вначале немного привлек колорит Сиднея, куда полицейский прилетел для расследования убийства своей соотечественницы-блондинки, и описание  Австралии конца прошлого века. Но описания и местные легенды вставлены в текст как-то довольно искусственно, хоть автор и старается придать повествованию какую-то экзотику. Нынешние поветрия уже проявляются вовсю: политкорректность, однополая любовь и пр. В объяснение мотивов маньяка-аборигена проскакивает какая-то «положительная дискриминация» (афроамериканские бандиты и наркоторговцы тоже объясняют свои действия рабством предков). Роман жестокий. Девушку-шведку жалко, а автор мне не очень понравилось, но, может быть, открою еще его романчик от скуки.


Михаил Осоргин
Сивцев вражек.

Начал читать Осоргина «по рекомендации» Бориса Зайцева, заинтересовавшись очерком писателя-эмигранта о собрате по перу и несчастью. Раньше фамилию автора «сивцева вражка», конечно, слышал, но как-то не обращал внимания.
Открыл – волшебно! Человеческая жизнь как часть Вселенной. Люди, а рядом ласточка, мышка, муравьи и т.д.
Танюша и ее семья – прелесть, трогательные чудаки, милые люди перед лицом надвигающегося «зомби-апокалипсиса»
«СВ» – одна из сильнейших антимилитаристских книг. Разрушение муравейника и офицер без конечностей!
Читать быстро не удается, а на революционных главах и вовсе останавливаешься. Как вынести невыносимое. Повезло бабушке  Аглае, жене орнитолога – милосердная «сиделка» прибрала ее еще до революционного взрыва. Потом пришло НЕВЫНОСИМОЕ, которое было автором вынесено и описано. Но и читать
 – невыносимо!..
Россия попадает в инфернальную петлю, из которой не сможет выбраться.
 Пророческий дар также свойственен писателю. Герой романа, чудак-композитор сочиняет свой гениальный opus37 – впереди большой террор. Чекистский палач исходит кровью, сволочи захлебнутся в разлитом ими красном океане.
Робкая надежда жизни все же остается.  Ласточки прилетят.


Д.Ф.Уэллс
Цель

Фантастика, приятная для чтения, что было неожиданностью для моих нынешних вкусов.
... Контакт в районе пояса астероидов. Тема не оригинальна, но написано с тем увлечением,  которое чувствовалось у авторов несколько десятилетий назад - интересно и без стилистических и псевдофилософских «извращений». Попытки построить логику нечеловеческого разума присутствуют, но без изломов в трансгуманистическом  духе В.Винджа и пр. Не злоупотребляет автор и стилистически заскоками и постмодернистским  псевдо глубокомыслием.  Читать, повторяю, приятно. Экшен сочетается с любовной линией. Толика феминизма присутствует, но времена такие сейчас. Вообще, действие напомнило сказку «Аленький цветочек» - красавица встречается со «спрутом»-навигатором,  правда,  любовь намечается с коллегой, а с инопланетчиком лишь дальнее путешествие.
Продолжение вызывает интерес.


Питирим Сорокин
Прачечная человеческих душ. Художественные произведения.

Любопытный том из выходящего в Сыктывкаре  сорокинского Собрания Сочинений (планируется 30 томов, но результат по нынешним временам непредсказуем).
Книга   состоит из 4-х разделов. В первом собраны рассказы, очерки и фельетоны. Второй – научно-фантастический роман – содержит две редакции романа Сорокина «Прачечная человеческих душ» и «Предтеча» (не окончен). В третьем разделе напечатаны опубликованные и неопубликованные стихи П.Сорокна и четвертый раздел дополнений содержит удорские и американские путевые заметки и описание ПС своего сада азалий.
Для тех, кто интересуется жизнью творчества социолога, книга будет весьма интересной. Составители и переводчики (В.Сапов и М.Ломоносова) постарались.
Хотя как верно отмечает во вступительной статье публикатор работ Сорокина В.В. Сапов: «Произведения, составившие настоящий том, условно можно отнести к разряду художественных» (С.20). С «художественностью» там действительно не густо. И хотя «Предтечу» вполне можно поставить в ряд ретро-фантастики (по степени «нехудожественности» в том числе), но интересны эти тексты не этим. Читая редакции романа ПС, вряд ли получишь удовольствие, как от художественного текста, зато эти страницы дают очень многое для понимания сорокинского мировоззрения и его эволюции как социолога и социального философа.
В утопии Сорокина описыввается величайшее изобретение, которое позволит быстро обучать человека (лекарство «упород»), делая его гением и исправлять его пороки (та самая «прачеШная»): образование и уголовное право отпадают за ненадобностью. Этакая смесь народнического и эсеровского народолюбия, веры в научный гений и павловской рефлексологии.
Какая наивность! Ведь будь изобретено нечто подобное, сильные мира сего сразу бы ухватились за такой метод для штамповки послушных рабов, а гениальные изобретения оставили бы для себя (что и намечается в связи с «трансгуманизмом»). В конце «Прачечной», правда. Возникает ситуация когда изобретения Никуличева-Кобылина берут на вооружение преступники, но это «цветочки». В общем, дореволюционная интеллигенция была романтично-инфантильной и этот интеллектуальный утопизм просто зашкаливал. Потом с революционной реальностью и «народом» столкновение вышло очень жестким. Хотя, может быть, это взгляд из будущего. Так, вероятно, обитатели Ада размышляют о «наивности и инфантилизме», навсегда оставшейся в прошлом жизни. Она не была простой и легкой, но то что установилось потом и до сего дня  – это инферно!
А что касается Сорокина, то он и восхищает, и бесит. Это такая гениальная и живая душа! Несмотря на все мечты и «теории альтруизма» - действительно великий социолог.  А эта «живая социология» (в противовес мертвому академизму!) постоянно на грани утопий, в том числе социалистических и других. Сорокин недалеко в этом отношении ушел от Огюста Конта (а тот был тот еще чудак со своей псевдореглигией человекобожия и прочими закидонами).  Но ведь эти утопические страсти и мечты о лучшем и оживляют социальную мысль, как бы неприятен не был сорокинский ранний позитивизм и стремление вывести некую «универсальную формулу» человеческой души. (Хотя сам поиск и идентификация автора текста «романа», предпринятый Ю.Дойковым – это увлекательный «библио-архивный детектив»
«Роман» автобиографичен. Поэтому логичнее было бы его поставить рядом с «Долгим путешествием» и т.д. М.Ломоносова справедливо указывает на то, что ряд глав «Прачечной» и «Долгого пути» почти пересекаются и повторяются. Также в  романе легко угадываются прототипы героев:  Никуличев – это сам П.Сорокин, Кобылин – его друг Н.Кондратьев и так далее – вплоть до известных академиков и балерины Кшесинской. (Тайная страсть героя – вот бы глупая думская «няшка» возбудилась от такого поворота с Матильдой!). Романтические переживания молодого автора также нашли отражение на страницах романа – ведь так приятно стать знаменитым и холодно обойтись с женщиной, которая тебя отвергла и  вышла замуж за другого… Личные страсти на фоне мировой катастрофы, которая заставила автора «Предтечи» существенно пересмотреть свои взгляды, но «романтики» из его души изгнать так и не смогла.
Все-таки это автобиографические тексты, анне «художественные произведения». Зарисовки Сорокина, например, путешествий довольно любопытны. Фрагмент о замерзающем университете и вымирающей профессуре откровенно страшен – он примыкает к «Листкам из русского дневника».
Публикация в томе сорокинских стихов – это наиболее спорный момент в решении составителей. Ведь сам автор называл это «рифмованной ерундой» и не предназначал для печати. Так что неопубликованные стихи опубликованы зря. ПС баловался рифмами, но поэтического дара у него не было. Эти тетрадки не предназначались для публикации. Он сам утверждал:
Я вовсе не поэт
О чем свидетельствует и Приписка (С.414):
Нежно убаюкайте
Малое дитя,
Тихо улюлюкайте,
Трели соловья.
Графоманство? Нет. Скорее ирония или юмор, пусть и несколько тяжеловесный.
В других стихах в лучшем случае выходит Надсон в деревенском исполнении.
Зачем компрометировать ПС, делая его «поэтом»? Но в примечаниях некоторые стихи уместны. Так молодой Сорокин посвящал некоторые строки друзьям: П.Зепалову, Н.Кондратьеву. Зная их трагическую судьбу (они были убиты коммунистическим бандитским государством!) можно воспринимать наивные и выспренние строки как трагический человеческий документ: оборванные жизни и исковерканные судьбы.
А судьба самого Питирима Александровича, несмотря на все перипетии, сложилась довольно счастливо и продолжает привлекать внимание. Вышедший том отвечает на ряд вопросов об этой необычной судьбе, но и ставит новые. С творчеством американского периода отечественный читатель все еще знаком не в полной мере. Надо бы быстрее (пере)издать «Мобильность».


Георгий Бурков
Хроника сердца

Читал дневниковые записи этого хорошего актера не первый раз. Но то были отрывки, вырезки. Они поражали социально-философской глубиной, которая редко характерна для актерской братии. Необходимость лицедейства дробит личность на осколки и не дает сохраниться ядру. Для мысли нужна подлинность, а не игра в нее. Вот у Буркова она была, хотя и в кино играл он замечательно, преодолевая  и беря в союзники,  свою «простоватую» внешность.
Но, конечно, полный текст книги производит другое впечатление, нежели выборки- подборки. Бурков много пишет о своих «наполеоновских» планах, которые, конечно, не сбылись. Но вот если бы их не было, то ведь не состоялось бы и того, что сделано. Размышления о театре и творчестве меня не особенно интересовали. Любопытно, да, и когда-то я был заядлым театралом, но давно уже мысль посетить драматический театр не приходит мне в голову. Скучно.  Слишком много у нас носились с режиссерскими и актерскими талантами. Были крупные, ну, и что.
Другая кручина одолевает. Как у нас трудно (было) состояться даже очень способным людям. Сколько подлости, грязи и унижений нужно было преодолеть.  Вот потенциал того же Буркова был реализован лишь в небольшой степени. А Василий Макарович Шукшин! (Очень ценны  бурковские воспоминания о нем!). За возможность пробиться к читателю, к зрителю, художнику с русской душой приходилось платить страшную, непомерную цену. Люди «сгорали» в условиях, глубоко враждебных национальному духу. И не только жлобы из начальства и всяческие «идейные-партейные» давили, но и «коллеги» много подлостей делали. В «Хронике сердца» много об этом есть и сердца не выдерживали работу в таком противоестественном режиме.
Хорошая книга. Одна из самых интересных в документальном жанре. Достойный памятник автору и его тяжелой и честной жизни.


Ольга Берггольц
Ольга. Запретный дневник.

С некоторых пор я очень полюбил читать дневники и мемуарную прозу. Вот  и «Дневник» Бергольц  открыл с предвкушением, но … книга не «пошла». И так, и этак пытался, читал разные разделы (с интересом одолел только биографические справки-примечания),  но всё вызывало отторжение и даже враждебность. Хотя, по идее, книга предполагает восхищение и эпитеты с придыханием, но  - не получаются они у меня. Нет, конечно, умом я про всё понимаю: и про «голос блокадного города», и про личное мужество женщины, потерявшей родившихся и неродившихся детей, а также репрессированной, много раз глядевшей в лицо смерти,  травимой разной советской сволочью, боровшейся с замалчиванием и алкоголизмом,  заступавшейся за хороших людей и помогавших другим, прожившей невероятно трудную жизнь и т.д. Эмоциональные выплески по поводу мужчин и родных добавляют достоверности, хотя с точки зрения обывателей и «не красят». Немного удивила, что страшной зимой 1942 года автор дневника ругает портниху, которая сшила ей бархатное платье (?) Противоречивое было время,  да.  Но отвращения и ненависти к той эпохе уже наверно не преодолеть. Даже восхищение подвигом и ужас от великих жертв (в «городе в блокаду погибло до двух миллионов – невероятное количество!) уже эмоционально выгорело. Память о войне использовал и использует криминал во власти для прикрытия своих преступлений, бессовестно спекулирует на памяти о погибших. Эксплуатируемые таким образом чувства выгорают, в конце концов. Хороших людей в СССР жило и погибло очень много – давили их изрядно.  И они – соглашались, вынуждены были! Илди сами хотели? Вот первый муж ОБ сочиняет слова «песни о встречном» ( в разгар страшного голода!), а через несколько лет его «шлепнули» свои, да и без пыток по отношению  к Корнилову, наверно, не обошлось.  Вот саму Ольгу Берггольц чудом выпускают из под ареста и она бежит восстанавливаться в ВКП(Б), а потом, наряду с воспеванием народного подвига, славит партию и вождей. Она и другие (например, Твардовский) хорошие люди; они, со всеми своими недостатками,  человеки среди зомбаков. Но они же своими положительными человеческими качествами разбавляли и объективно прикрывали нечеловеческие порядки, гуманизировали антигуманность. Драма, которой рукоплескать не хочется, да и не могу я простить всем этим совписам, что ими сочиненная и вбиваемая нам в головы полуправда, действовала хуже всякой лжи, сбивала с толку и долго мешала пониманию русской трагедии. Ну, конечно, часто между строк…,  а иногда и не между.  Но сейчас то – зачем! (это все читать?) ОБ – достойный, наверно, человек и литератор (и о «ленинградском метрономе» опять-таки забыть нельзя!), но не понравились мне -  ни ее проза, ни ее стихи, ни дневник – даже потаенный. «Советская поэзия» - это, по-моему, оксюморон,  прозу с орочной цензурой и пафосом не принимаю, а мордорские дневники, в основном, вызывают отторжение. Скорее всего, в категоричности обобщений я не прав, но сердцу не прикажешь.
Впрочем, в какой-то момент «Запретный дневник» меня «пробил» своими исповедальными страницами страдающей и любящей женщины. Именно это ЛИЧНОЕ на фоне безумия, смерти и советского лицемерного угнетения у Берггольц является самым сильным и впечатляющим  в этой книге.


Дмитрий Кленовский
Полное собрание стихотворений

Ах!
«Ах!» - хочется воскликнуть после знакомства со стихами Кленовского (Крачковского).  «Ах, как хорошо!». Признаться не ожидал уже для себя крупных читательских открытий, но вот открыл замечательного русского поэта. Возможно, в этом помогают хорошие рекомендации. Если, к примеру, Осоргина мне «посоветовал» Борис Зайцев, то Дмитрия Кленовского стал читать «по рекомендации Георгия Иванова (после смерти Ходасевича, лучшего поэта Русского Зарубежья).
В статье, кажется, 1950 года Иванов пишет о поэзии «ди-пи» (перемещенных лиц, второй «волны» эмиграции) и там очень хвалит Кленовского, но с опаской выдает «авансы» Елагину. Реши посмотреть и зачитался,  «проникся», понял, что этот «последний акмеист» мой, совершенно «мой» поэт.
Не будучи экспертом в области поэзии, все же хочется отметить удивительное ПОЛНОЗВУЧИЕ стихов Кленовского. Полнозвучие русского слова. Таким могла бы быть поэтическая часть родной словесности или, по крайней мере, оно из ее направлений, если бы не русская Катастрофа. Вместо Гумилева и Кленовского по-хамски растеклись «поэты-песенники»,  пафосные декламации во имя партии, да бардовский блатняк. Поэзия наша гибла вместе со страной. Кленовский чудом выжил. Пережив советскую и гитлеровскую оккупацию, он с женой выехал на Запад из Киева. Хоть кому-то помогли эти страшные обстоятельства. И с середины 1940-х вдруг пошли удивительные стихи. «Последний царскосел» писал о невозвратном: старой России и Петербурге, родной гимназии с тенями Гумилева и Анненского,  заброшенности изгнанничества, близкой смерти и бессмертии и своем ангеле-хранителе, который помогал и спасал среди окружающего ужаса. Но как это все пересказать прозой. Можно только стихами – закатившимися и случайно уцелевшими драгоценностями Серебряного века. Вообще, в жизни бывают периоды поэтические и прозаические. Последние страшны: «вот даже Блока я уже не помню наизусть». Поэзия придает жизни смысл и красоту, хотя почти ничего не дает в смысле материально-прагматическом.  Но как же трудно без этого жить.  Пригвоздив карандашом трепещущее слово, Кленовский сумел найти надежду перед лицом смерти, красоту среди разрушения,  нетленное среди разрушенного. Поэзия Кленовского – прелестный и грустный  мираж, но он более реален, чем «достижения» советских павианов, которые разлагаются, гниют и отравляют, чем все эти великие стройки», обернувшиеся отнюдь не романтическими развалинами.  Но трава прорастает и на развалинах.
С широкой известностью Кленовскому не повезло. Если бы его напечатали хотя бы в гласность» - он обрел бы своих поклонников – не так много, как Гумилев или Набоков, но всё же. Однако зачем поэту миллионные или хотя бы стотысячные тиражи – по-настоящему родственных душ немного, и они найдут друг друга, хотя бы и с большим опозданием.

Курт Лассвиц
На двух планетах

Немецко-марсианский словарь…
Есть очарование в старой фантастике, есть. Особенно, если она не принадлежит к «мейстриму» и сравнительно малоизвестна. Еще можно заметить, что эпоха лучше понимаешь, узнав, как люди тогда мечтали. Роман Лассвица вышел  всего девяносто лет назад, а кажется, что это было в пред-предыдущей жизни. Так все изменилось. И хронологически, и содержательно «На двух планетах» ближе 19 веку – все эти сочетания воздушных шаров, «абарического поля» и чопорности в манерах. Масса всяких технических нелепостей, труднообъяснимая (или непонятная) мотивация героев, композиционная нестройность.  Но все равно сагу об открытии марсианской базы на полюсе и посещении соседней планеты читать любопытно, хотя  и утомительно.
После ряда мало вразумительных поступков, столкновений, войн и восстаний соседи по Солнечной системе приходят –таки к соглашению…
Из «марсианских хроник» можно составить большую и пёструю подборку.



Гена Марченко
Перезагрузка. Обратно в СССР

Когда люди не удовлетворены своим временем, они либо протестуют, либо стремятся убежать. Бегство – это довольно инфантильный вариант, но он становится таковым вдвойне, когда бегут не в пространстве (например, переезжают в поисках лучшей доли), а уходят в бесплодные мечты.
Вал «попаданческой» литературы в РФ-и свидетельствует  одновременно и о неудовлетворенности своим временем, и об инфантилизации сознания. Были популярны книжки о попаданцах, спасающих царя и Российскую империю, например, через выигрыш войны с Японией или предотвращении революции. Вне конкуренции  – перемещения в 41-й год. Но теперь, вот, набирают варианты фантастического сохранения СССР.
Это непонятно. Зачем возвращать(ся) (в) СССР, если он и так здесь, вокруг. И неозастой, и бюрократия (немного под другими лозунгами), и помощь дружественным режимам, и помоечная «культурка»  ( часто в исполнении зачастую неувядающих «звезд» советской эстрады). Ну, что «совкам» еще надо?!  Неужели мало Совка в телевизоре, а хочется еще пустых полок в магазинах.  Это – вряд ли. Хотя самые упертые ностальгируют даже по социалистическом  сервису. Но больше чешется обида от «геополитического поражения» и «роста социальной несправедливости». 
Прологом  к данному «произведению» выступает сцена с белорусским партлидером Машеровым, который сетует своему партизанскому другу на перерождение партии и пр. Живуч миф о том, что минского первосека  в 1980 году ликвидировали специально. Вот если бы он продолжил…
Но белорусский эксперимент ведь продолжился. Батька Лука сохранил много советского (В РФ такой эксперимент с локальным социализмом пытались сделать в Ульяновской области в начале 1990-х). Конечно, белорусам удалось  уменьшить многие «прелести» своего большого соседа,  грабеж населения и социальная поляризация не достигли российских масштабов, но траектории схожие, ведущие к автозакам.
В романе один пензяк (разведенный учитель) попадает в 1975 год. Довольно быстро адаптируется (недалеко ушли после всех радикальных реформ) и повышает благосостояние, выдавая произведения на прихваченных из информационного неозастоя гаджетах за собственные сочинения.  Слямзил у Пикуля «Крейсера», а у Пугачихи (то есть Вознесенского) «Миллион алых роз.  Трэш и угар. Но возможно, если автор просто  решил «прикольнуться» - это его оправдывает. С фарцовкой дела не заладились, зато полезными знакомствами обзавелся. Сам мало чего добился, археологическое открытие сделал благодаря знаниям из будущего, книжку, правда, сумел, краеведческую написать, да заделал ребенка заведующей магазином.
Однако этого мало. Проводятся в жизнь планы по «политическому» спасению Союза. Персонаж строчит подметные письма о маньяках и перебежчиках. Впрочем, этот ход автор позаимствовал у другого совкофила, тот, правда, «писал» Андропову. Неудивительно, что персонаж вовсю занимается плагиатом - успел спионерить продукты творчества еще у Акунина, Нау, Земфиры и даже «Марсианина» передрал и впарил Тарковскому. Ну-ну) – автор такой же. В общем, господствующим типом вырисовывается инфантильный совкодрочер.
Вот раньше, в советские времена, фантастику сочиняли про то, как откроют новые миры, будут совершать там подвиги и улетят к звездам от скучной советской действительности. Теперь сочиняют фантастику о попадании в скучную советскую действительность с коммуналками, блатом и стукачеством. Товарищи! Надо мечтать!



Георгий Голохвастов
Стихи.  (Полусонеты)
Гибель Атлантиды (поэма)

С большим интересом осваиваю серию поэтических сборников «Водолея» - малоизвестынъ поэтов Серебряного века.
Если взять Голохвастова, то на мой непросвещенный взгляд, над ним сильно довлеет форма.  Его полусонеты  (довольно редко встречающиеся у поэтов) порой хороши, но необходимость постоянно рифмовать семь строк часто ведет к пустословью. Стихи, не вошедшие в сборник, и не ограниченные полусонетной формой, на мой взгляд, у поэта «дышат» гораздо свободнее.
Основное место в книге занимает, конечно, поэма «Гибель Атлантиды». Про нее можно сказать, что она большая. Очень.  А большой поэтический текст без ущерба для формы и содержания под силу лишь гениальным поэтам. Таким, как Пушкин.  Уже у «серебряновекового» Блока в «Возмездии» чувствуются весьма серьезные технические трудности, в связи со стихосложении.  Что уж говорить о «просто талантах». Отдельные удачные строки  и строфы в поэме об атлантах встречаются, но в целом текст состоит из тяжеловесных вирш. Особой духовной глубины в этом произведении мне заметить также не удалось. Автор куда ближе не Блоку, а какому-нибудь Брюсову, любившему изображать из себя «мага». Будь я подростком, мне бы это  понравилось, но сейчас – увы.  Любопытно, не более того. Платоновский миф использовали в литературе  многие: Мережковский, Бальмонт, Вяч. Иванов, но выходило пошловато, а уж о досужей болтовне на «эзотерические» темы и говорить нечего. Эту пошлость чутко уловил Набоков, заметивший резко про «атлантиды». Конечно, поэма может вызвать энтузиазм у любителей – безобидной, в общем,  секты искателей утонувшего острова и прочих любителей лемурий и гиперборей. Но это люди с подростковым сознанием. Серьезно миф об Атлантиде разбирается в книге Видаль-Наке, например.  Был у эллинов и миф о «черном охотнике» - юноше, вышедшем по возрасту из эфебов, но так и не ставшем взрослым. По сути, в интеллектуальном отношении, таких довольно много (в эрэфии, к примеру, сейчас на интеллектуальном поле вовсю паразитируют фурсовы-дугины и т.п.). Большинство  же вообще существует на полуживотным уровне, и даже фантастика-эзотерика выше их потребностей.
Вернемся, однако, к «Гибели Атлантиды». Автор «воплощается» в сознание верховного жреца и дает свою версию  истории погибшего материка. В общем, почти все «знания» и штампы об Атлантиде в гигантской поэме нашли свое место. Но вот версия причин катастрофы оригинальна, хотя и аморальна. Она связана с человеческими жертвами. Стремясь к Андрогину,  жрец убивает любящих друг друга царских детей: брата и сестру,  близнецов. Небо отвечает катастрофой (взрывалась ли сверхновая в Близнецах?). В общем, нетрудно уловить связь с современностью (бесчеловечные научные опыты) и межвоенной апокалиптикой (поэма сочинялась в 1930-е годы). Скорее, «Гибель Атлантиды» - это такой поэтический блокбастер в голливудском духе, недаром, автор жил в Америке. Но сам по себе опыт любопытный.
Между тем, несмотря на критику, опыт этот мне понравился. Как хорошо, что Голохвастову удалось спастись из зачумленной коммунизмом России и прожить долгую и интересную жизнь. Из зарубежной военной командировки он поехал после революции не домой, а в 1920 году в США. (Пришла мысль – вот бы и Гумилеву не надо было возвращаться после революции на расстрел!) И сколько всего интересного было в той русской цивилизации, сгинувшей и рассеянной в воспоминаниях.
Как погибшая Атлантида.


Жан-Кристоф Гранже
Конго-реквием

Неплохое продолжение «Лонтано».  Гранже остается лучшим в классе триллеров-ужастиков. Расследование дела «человека-гвоздя» продолжается. Для того, чтобы нагнать побольше страху, автор переносит часть действия в Африку. Черный континент – это ад. Пять миллионов погибших в Конго-Руанде, всеобщая резня, первобытное колдовство, каннибализм, СПИД, дикость беспросветная и подлинная, без прикрас.  «Парижские» главы читаются как-то легче. Взгляд Гранже на мир, скажем так, своеобразен,  но так ли уж неверен. Разве новость, что богатство связано с преступлением и наверху, в основном, психопаты. «Демоны» семьи Морванов дают хорошую иллюстрацию вырождения. Оно чувствовалось уже в «финдесиклевские» времена, а сейчас зашло гораздо дальше. Психопаты рулят. Удивительно, с какой энергией  герои бегают, кто за деньгами, кто за своими любимыми маньяками. Без сна и отдыха, почти без еды, по принципу: бешеному кобелю и сто лье не крюк.


Блейк Крауч
Тёмная материя (Город в Нигде)

Неплохой фантастический роман о любви. Физик отказался от карьеры, а его двойник из другого измерения – от любимой женщины. Попытка подмены-похищения, странствования между мирами.  Главный герой в роли кота Шредингера. От этих «котов» и «струн» голова идет кругом.  Но роман не о пространственно-временных эффектах, а о любви и верности. Довольно интересно и напряженно. С множеством двойников в конце, некоторых из которых пришлось устранять, на мой вкус – перебор. Но в целом, неплохо. Любовь преодолевает действие законов физики, которые стали уже сплошными парадоксами.
Еще так получилось, что для отдыха параллельно читал пару романов с такими вот временными парадоксами. «Человек из чужого времени» Б.Сидненко тоже неплох, хотя, кажется, написан любителем.  Вспомнился и знаменитый кинороман «Где-то во времени».
Любовь сильнее физики.

Валентин Пикуль
Крейсера

Читал когда-то этот роман в "Роман-газете" и сейчас вспомнил. Помню,  в тот год переписывался с одной знакомой и в ее письме встретил слово "грымза". Потом это же слово попалось и у Пикуля. Оттуда и взяла.  РГ читались в примерно одно время миллионами советских людей. Пример показателен.
СССР был самой читающей (Пикуля) страной. Сейчас, конечно, это трудно понять, но ведь было.
Перечитывать его сейчас, конечно, не буду. Пикуль - это sovok, который хочет вспомнить и доказать, что он русский человек. Получается не всегда.
Его (псевдо)исторические романы (вроде "Нечистой силы" и т.п.) - это просто какой-то дикий ужас. А вот "морские" книги, как я помню, довольно неплохи. Владивостокский отряд крейсеровал довольно неплохо, если бы все так воевали, то война с Японией не была бы проиграна. Теме мужества посреди поражений и измены посвящен также "Моодзунд" (с неплохой экранизацией).
Но все же многие обстоятельства мешали Пикулю писать нормальные книги.
"Софья Власьевна" была такой грымзой!


Василий Шукшин
Брат мой

Эта книга у меня давно, с детства. Маме подарили, а дарящая достала «по блату» (тогда хорошая литература была большим дефицитом, в книжных лежали лишь агитационно-пропагандистские издания и «произведения национальных литератур»). Ну, и я прочел, хотя не доучился  в то время еще даже до старших власов. С тех пор красный том – один из любимых.  Василий Шукшин – это вообще самородок. Русское чудо. Насколько же трезвым взглядом он обладал: и как кинорежиссер, и как писатель.  И очень талантливо рассказывал и показывал то, что видел. Недаром в русской глубинке народ ломился на «Калину красную». Всё ведь и тогда было понятно, несмотря на всяческие идеологические запреты. Только понимать не многие хотели, что при соввласти, что после нее.
А из сборника больше всего запомнились рассказы «Срезал» и «Мой зять украл машину дров». Одна новелла раскрывает всю убогость «философии» человека советского, другая показывает последствия победы советской женщины над русским мужчиной, а также садистский характер тех, кто командовал и судил в «стране советов». (А недавно и перечитал). Много еще у Шукшина смеха сквозь слезы. Сердце  его долго не выдержало. Но это брат мой по сердцу.


Гэри Дженнингс
Хищник

Увлекательное чтение для долгих зимних вечеров…
Поначалу так и было, но потом (примерно на Константинополе) роман как-то надломился и стал менее интересным. Но первую половину воспринял как чрезвычайно увлекательную.
«Хищник» похож на «Ацтека» и «Путешественника» - герой сильно отличается от других (здесь он «монстр-гермафродит»),  и имеет необычную судьбу. Хорошо устроиться в жизни можно став другом сильных мира сего – мораль у автора повторяется  - но для этого надо хорошо постараться. Плюс сказочное везение.
5 век – время гибели Западной Римской империи и недолгая история королевства готов – баснословные года. Очень хорошо для сочинения исторического фэнтези, разновидностью которой «Хищник» и является. Драконы и т.п. отсутствуют, зато прочих чудес в избытке (вроде рабынь, с которыми вступать в связь смертельно опасно, ибо их откармливали ядами). Ничего особенно чудовищного герой (героиня) не делает, просто старается выжить в смутные времена, накануне обрушения в Темные века. Остатки цивилизации, пожалуй, приукрашены, как и готский король Теодорих. В целом хорошо, но слишком длинно – у кого бы хватило поддерживать «уровень увлекательности».  Дженнингс себя зарекомендовал, как сочинитель увлекательных историй


Мужчины без женщин. Сб. рассказов.
Харуки Мураками

Являюсь поклонником Харуки Мураками, но уже не фанатом. От писателя ждешь нового,  и это нравится. Но прежнего восторга уже нет. Лучшие свои вещи писатель уже написал и они прочитаны. Рассказы неплохие, мастерски и интересно написаны,  хотя, к примеру, сборник «Призраки Ленсингтона» мне в свое время понравились больше. (Надо бы перечитать!) Из нового сборника, пожалуй, что-то особенное выделить трудно.  Разве что,  рассказ «Кино» - в нём сконцентрировались традиционные темы писателя: бар, джаз, пластинки, загадочная женщина, разрыв отношений, и «муракамистика». Напоминает также « К югу от границы…»
Хороший, повторяю, сборник, хотя можно предъявить претензии к переводу. Использовать в передаче текстов Мураками ненормативную лексику или выделять кайсайский диалект при помощи «украинского языка», по-моему, плохая идея.
Но общее настроение «Мужчин  без женщин» схвачено хорошо: «Иногда утрата одной женщины становится потерей всей женской половины».


Небесный Стокгольм
Олег Нестеров.

Книжка, на первый взгляд,  гламурно-винтажная. Чем-то она напоминает россиянские сериалы последних лет, вовсю лакирующие реалии Совка. Будто было много там независимых и обеспеченных людей и т.п. (об авторитарном ренессансе хорошо пишет борющаяся с ним публицистка А.Миронова). Свобода в условиях «нашей советской родины» едва дышала и чаще всего была вынуждена таиться.
Характеры героев тех лет переданы, на мой взгляд, недостоверно и схематично;  это  нынешние «попаданцы, заброшенные в эпоху «оттепели» и начала «застоя». Автор что называется «не жил», а написал свой текст по весьма тенденциозным «источникам», список которых приводится в книге.
Но если согласиться с предложенными правилами игры, то роман весьма любопытный.
Иллюстрация к слухам, циркулирующим еще в период «застоя», о том, что все анекдоты придумываются спецслужбами.
Есть смешные. Можно и сегодня рассказать…
Памфлетное
Михаил Фокс
Все вожди произносят речи.
Всем вождям не хватает слов -
представляют поток картечи
в рукоплещущих им "ослов".

В каждой паузе страх и ярость
и грохочет за "залпом" "залп".
Вот и слов уже не осталось -
аплодирует стоя зал.

Известный историк  хорошо написал о ситуации, схожей с представленной в романе: «Глубину разложения советского общества символизировало положение искусственно создаваемых «элит»: образованные люди были лишены возможности естественного самовыражения. Информационные связи стали работать на разрушение системы: дело дошло до того, что антисоветские анекдоты пересказывались генсекам. Верхи потеряли ориентацию: вместо внятной концепции общественного развития с уст последнего генсека слетали стереотипные заклинания о «социалистических ценностях» и «идеалах Октября», вызывавшие всеобщую аллергию».


Рим. Роман о древнем городе.
Стивен Сейлор

Замысел любопытный – проследить основные вехи истории Рима на протяжении веков, через героев, передающих древний талисман, как эстафету. Но такой большой охват с неизбежностью ведет к фрагментарности. Не все истории написаны удачно (мне понравились рассказы из баснословных времен, а также глава про раба, весталку и гусей).
В принципе, такие романы нужно читать в юности, когда открываешь для себя мировую историю. И даже лучше (поскольку роман написан на основании известных исторических трудов), читать сами эти книги. Например, Тита Ливия.
Жаль, что его не было в нашей домашней библиотеке. Хорошо хоть Плутарх был доступен.