Журавлик в небесах 2. Юбиляр

2. Юбиляр

     Свой пятидесятилетний юбилей Егор Михайлович Катенин справлял в небольшом кафе под названием «Лаура». Вообще-то он не любил проводить торжества в злачных местах, гораздо ближе ему были домашние «посиделки», уютные, непринужденные и веселые.  С удовольствием бы организовал праздник в своей квартире, но столько народу, а народу набиралось человек пятьдесят, в ней не поместилось бы при всем желании. Да и жена Алена настаивала на ресторане. Словом, объездив несколько ресторанов и кафе, остановились на «Лауре».

      Застолье началось торжественно и чинно. Зачитывались юбилейные адреса, выступали сотрудники, родственники спели песню-поздравление, главбух прочла стихи собственного сочинения… Смысл всех выступлений сводился к одному: лучше нашего директора Егора Михайловича нет никого, и дай бог ему и всем его близким сто лет жизни. Первый час, пока все это длилось, Егор вроде бы  весело улыбался, приветливо кивал головой, благодарил за пожелания, но все время чувствовал себя не в своей тарелке. Он смущался. Не любил, когда его захваливали, тем более что не всегда был уверен в искренности этих пожеланий.

     Но вот после нескольких заздравных тостов молодежь поднялась для танцев. Остальное общество распалось на «группки по интересам».
В левом углу п-образного стола собрались любители анекдотов, и оттуда периодически раздавались взрывы смеха, и женщины смущенно отмахивались, умирая со смеху валились на мужей.  В правом торце стола оживленно беседовали две пары — остатки от шумной молодежной компании, большая часть которой перекочевала в соседний зал  танцевать. Три изрядно перебравших прораба устроили за столом производственное совещание.
     Сидевшая рядом с Егором жена тоже не могла наговориться с двумя дальними родственницами. И так уж получилось, что Катенин  остался один. Напряжение первых минут прошло, много он не пил, поэтому четко понимал, что никому до него нет сейчас дела…

     Ан нет. Вот идет начальник отдела снабжения с бокалом, доверху наполненным коньяком. Он уже дошел до той черты, когда количество выпитого не имеет  значения. Сергей Иванович, в предвкушении  задушевного разговора с директором, улыбается  во всю ширину своего узкого рта и, покачиваясь, лавируя между  стульями, аккуратно несет себя и двести грамм Hennessy  к столу любимого директора.
     — Михалыч! —  раньше он никогда не позволял себе такой фамильярности. — Михалыч, я…  ты меня знаешь… Я никогда… слышишь, никогда… Михалыч…

     Катенин натянуто улыбался: «По-моему,  некоторые товарищи уже готовенькие. А? Что скажешь, Сергей Иванович, мне кажется, тебе хватит».
     — Кому? Мне? Да ты что, Михалыч, да я за тебя… жизнь отдам, ты что, Михалыч… Давай выпьем! — дрожащей рукой, обливая скатерть, наполняет  бокал из-под шампанского коньяком, при этом элегантно отведя левую руку со своим бокалом в сторону, — не обижай, а?

     Понимая, что отделаться не удастся, Катенин берет наполненный бокал:
     — Ну, ладно, давай за тебя.
     — Да ты что, Михалыч! За тебя!
     — Ну, давай за меня, — согласился Егор.
     — На бродиршафт! — загорелся Сергей Иванович.
     — На «бродиршафт», — добродушно передразнил его Катенин. Он задумал хитрость: незаметно и  ловко подменил свой бокал с коньяком на бокал с шампанским жены. Выпил его до дна. Поморщился для вида и даже потряс бокал, показывая, что выпито до дна.
    
     Сергей Иванович в это время пил тяжелыми глотками, и видно было, что  «не лезет», но он упорно допивал. Егор даже поморщился, представляя, как ему тяжело.
     — Ну все, ну все, — повторял он, пытаясь оттянуть бокал от Сергея Ивановича, — хватит, Сергей Иванович, хватит, тебе поплохеет.
     — Ни ф-ф-фига, — бормотал Сергей Иванович,  отбирая расплескавшийся коньяк, и вдруг, потеряв равновесие,  всем телом навалился на Катенина и мгновенно захрапел. 
   
     Разбудить его было уже невозможно. Положили на низенькой лавочке в холле для курильщиков и начальник отдела снабжения, разметав пиджак и галстук  по полу, благополучно предался глубокому сну, граничащему с комой.
     — Не забыть бы его здесь, когда будем уходить, — пошутил кто-то из курильщиков.
     — Не забудем, — Катенин разозлился.  Он не привык видеть такое безрассудное пьянство. Было обидно и стыдно за коллегу и за всех присутствующих, которые как ни в чем не бывало продолжали веселиться.

     — Пойдем танцевать, — предложила Алена, видя, что настроение его резко ухудшилось. Он неохотно поднялся. Пляска в центре зала была в разгаре. Разгоряченные гости раскованно и непринужденно, почти вульгарно трясли грудями и вертели задами. Раздавались подбадривающие крики.
     Егор улыбнулся, опять же натянуто, и притянул жену к себе, давая понять, что скакать, как козлик, он не будет. Танцевать медленный танец под ритмы быстрой музыки было нелегко, но они справлялись.

     Он задумался: вся жизнь прошла с этой женщиной, разное бывало, но никогда, почти за тридцать с лишним лет, у него не появилось ни малейшего сомнения в правильности своего выбора. Бывали ссоры, упреки, разговоры на повышенных тонах, но оба понимали, что никуда друг от друга не денутся. Никто и ничто не заставит их расстаться.
    
     Егор вспомнил как они познакомились. В студенческом общежитии первокурсники старались держаться вместе. Даже если их комнаты располагались на разных этажах. Они уже прошли месячную практику в колхозе и практически все друг друга знали.
     На следующий день после приезда из колхоза в дверь его комнаты постучали. Две девушки — Алена и Варя, переминаясь с ноги на ногу и теребя в руках какие-то бумажки, в один голос:
     — Мы хотим…
     — Подожди, — перебила подругу Алена и, глядя в глаза Егора, продолжила, — я хочу пригласить тебя сегодня вечером к нам. Будем отмечать окончание сельхозработ.
     — Придешь? — с надеждой спросила подружка.
Остолбеневший от неожиданности Егор только и успел спросить: куда?
     — К нам, в пятнадцатую.
     — Ну… приду. А что принести?
     — Да ничего не надо, — Алена весело взглянула на него, — часов в шесть, ладно?

     Неожиданным для Катенина был не факт приглашения, а то, что приглашала сама Алена. Еще в колхозе он обратил внимание на эту красавицу. Она чем-то была похожа на его первую любовь. Очень нежные черты лица, вьющиеся волосы, стройная фигурка и большие бездонные глаза. Хорошая девушка, но не его. Она встречалась с Юрой  Симагиным — одним из представителей «золотой молодежи».       Этот был везунчиком, в институт поступил легко, сдав, как медалист, всего один экзамен. В колхозе сразу занял «руководящую должность» старосты курса, ну и, как водится, лучшая девушка — тоже ему.

     «Почему именно я? — спрашивал он себя, — поссорилась с Юркой, что ли? Может, они организовывают общее празднество, хотят всех пригласить, в том числе и меня? Нет, не похоже… В комнате было еще двое ребят с курса, но их почему-то не позвали».
     А соседи уже куражились над ним. Сашка достал боксерскую перчатку и с поклоном вручил ее Егору — она поможет, когда Юрка начнет тебя «мочить». А низенького роста  узбек  Самад по прозвищу «Бухара» завернулся в простыню, взял со стола тоненькую методичку и, обмахиваясь ею как веером,  засеменил к Егору. Закатывая глаза, он томно вымолвил: «Тренируйся на мине целоваца, пажалюста». Егор дал ему подзатыльник и, хмурясь, лег на кровать. Все-таки, что бы это значило?

     Тем не менее, он нагладил измятые донельзя джинсы, надел свою любимую синюю рубашку, вымыл голову и ровно в шесть стоял у комнаты номер пятнадцать. Подумал, что надо бы цветов купить, но поленился ехать за ними к рынку. Вместо цветов купил коробку конфет в магазине, что напротив общежития.
     За маленьким журнальным столиком, накрытым белым листом ватмана, сидели четверо: Егор, его однокурсники: Виктор, Алена и Варя. На столе — бутылка молдавского вина, яблоки на тарелке, нарезанная тоненько колбаса «Полтавская», хлеб и конфеты в вазе. Вино пили из того, что было, а именно, из граненых стаканов для чая. Ребята сидели уже около получаса, разговор, собственно, шел ни о чем. Так, местами… О прошедшей практике, о сокурсниках, о погоде… Пили немного, но тягостного молчания, которое обычно бывает в начале встречи в малознакомой компании, не было. Вечеринка проходила в непринужденной дружественной обстановке.

     Егор все еще терзался сомнениями, почему она пригласила именно его? Неужели он ей нравится? Нет, скорее всего, поссорилась с Юркой и позвала как бы в отместку. Эта мысль и роль, отведенная ему при таком раскладе, совсем не нравилась, но сбрасывать ее со счетов  не мог. В итоге, решил не думать, пусть все сложится так, как сложится. Он смотрел на Алену. До чего ж похожа на его первую любовь. Не копия, но… те же вьющиеся волосы, только цвет другой, те же огромные глаза, только не карие, а серые, та же стройная фигурка… Она начинала ему нравиться.

    В дверь постучали. Виктор, сидевший ближе ко  входу, открыл. На пороге стоял Юра Симагин. Весь из себя джинсовый, с букетом роз… Видимо, он не загадывал встретить здесь такую компанию, потому что застыл, ожидая приглашения.
     — Эй, как там тебя, наливай, — неожиданно повернулась к Егору Алена. Она, видимо, тоже растерялась, и этим «как там тебя» интуитивно попыталась показать Юре, что она не имеет ничего общего с Егором, в то же время, делая вид, что игнорирует появление своего «бывшего».
     Все встало на свои места. Подозрения Егора, что он является всего лишь орудием мести, подтвердились. Никто никогда не наносил ему такого оскорбления. Он, который уже начинал строить какие-то планы в отношении этой девушки, вдруг получил нокаутирующий  удар от нее же. Обида и ярость охватили все его существо. Он встал.
     Алена испугалась собственных слов больше всех. Они вылетели у нее спонтанно, неожиданно. Девушка покраснела и уставилась в тарелку, боясь поднять глаза.

     «Эй, как там тебя…» — слова висели в воздухе над столом и никак не хотели рассеиваться. Неловкое молчание длилось меньше секунды, но всем это показалось вечностью. Юра  перешагнул через порог и подошел к столику. С цветами наперевес он был абсолютным антагонизмом создавшейся ситуации. Егор встал, с каменным лицом неспешно разлил вино по рюмкам:
     — Я хочу поднять бокал, — сказал он, угрюмо глядя сверху на притихшую Алену, — за девушек, которые при виде любимого мгновенно забывают имена всех остальных мужчин. Дай бог им счастья!
     Медленно, чтобы не расплескать, под изумленные взгляды присутствующих вылил содержимое своего бокала в тарелку Алены,  аккуратно поставил бокал на место, и стремительно вышел из комнаты, задев плечом ничего не понимающего Симагина.



                ***
     На следующий день начались занятия в институте. Егор специально старался не смотреть в ту сторону, где могла быть Алена. Он вычеркнул ее из своего круга и ничего не хотел знать о ней. На первом же уроке  к нему по рядам пришла записка: «Прости меня!» Без подписи. Он не стал оглядываться в поисках автора. Им могла быть только Алена, а ее-то как раз он не хотел видеть. Очень уж сильно было задето самолюбие.

     После первой пары она пришла в «курилку» и направилась прямо к нему, минуя многих знакомых.
     — У тебя не найдется закурить? — не найдя более подходящего вопроса, спросила девушка. Голос ее дрожал от волнения. Егор молча протянул ей пачку сигарет.
     — Спасибо, — она попыталась достать сигарету из плотной пачки, но та никак не хотела выпадать. Алена беспомощно вертела пачку, пока Егор не сжалился и легким щелчком по дну заставил выдвинуться  из коробки сигарету.
     — Спасибо, — опять сказала она и быстро зашептала, чтоб другие не слышали. — Прости меня, я тебя прошу, прости. Я дура! Я сама не знаю, как это у меня вырвалось. Прости, пожалуйста.
     — Да ладно, — смягчился он, протягивая огонек зажигалки, — я не злопамятен. 

     Дальше — молчание, в течение которого Алена пыталась курить, руки ее нервно подрагивали, а Егор думал о том, что простил только на словах, на деле же, сердечная обида еще долго будет томить душу. Их молчание могло бы затянуться надолго, если бы девушка вдруг не закашлялась от нечаянной затяжки дыма сигареты. Слезы выступили из глаз, сигарета упала на пол. Егор встал, постучал по спине.
     — Ты что, курить не умеешь?
     — Я не курю…
     — Зачем тогда просила?
     — Ты меня простил, да? Скажи — простил?
     — Простил, простил, успокойся, — неожиданно для себя улыбнулся он.
     — Вот, поэтому и просила покурить.

     Опять помолчали. Каждый думал о своем. Он — что она,  может, и неплохая девушка, а она — что он, наверное,  все-таки в душе не простил. И как сделать, чтобы он забыл ее вчерашние слова? Ей почему-то стало очень важно знать, что этот парень не думает о ней плохо.
     — Знаешь, — предложила она, — давай опять соберемся в нашей комнате.
     — Зачем? — насторожился он.
     — Хочу вычеркнуть тот злосчастный момент из памяти.
     Он вопросительно посмотрел на нее снизу вверх:
     — Так вычеркивай. Я-то здесь причем?
     — Попробуем повторить все, только без тех слов… Без моей глупой выходки.
     — И как ты это мыслишь? Будем играть роли, что ли? Что-то я не вижу у себя актерских способностей. — Он встал, чтобы уйти вместе с группой других ребят.
     — Прошу тебя, Егор, не отказывайся, — торопливо зашептала она. — Прошу, не надо. Если не придешь — значит, не простил, значит, все еще обижен.
     — Слушай, — раздраженно сквозь зубы выговорил он, хотел добавить «как там тебя», но сдержался, — простил не простил — какая тебе разница? Мое поведение на твоих отношениях с Симагиным никак не может сказаться. Живи своей жизнью, а мне дай жить моей.

     Егор вышел, оставив  растерянно стоявшую Алену в пустой курилке. Угрюмый, но внутренне довольный собой. «Так ей и надо, стерве, — думал он, —  Пусть знает, что не все тают от ее глаз. Тоже мне, королева!»
     Прошла неделя. Они не общались больше, хотя при нечаянных встречах в институте она не спускала с него глаз, ожидая, что он заговорит первым. Но Егор был непреклонен. Ему вообще было не до нее. Все его время занимали только учеба да мысли о Жене — девушке его мечты, первой школьной любви. «Где она, — думал он, лежа в одежде на кровати вечером, — может тоже живет в общаге,  в каком-нибудь Энске, может, сейчас также лежит на кровати и думает… Нет, он уверен, что о нем она не думает. Скорее всего, нет. Может,  кто-то у нее появился. Немудрено — только поступила, новый коллектив, в котором наверняка есть свои Симагины. А он здесь, и ничего не может поделать. Как же он не узнал в свое время, куда она поедет поступать!  Какой же он идиот!»

     Вздохнув,  вставал с кровати  и садился за учебники. Занятия  отвлекали от ностальгии и меланхолии. Да еще ребята, которые все время придумывали разные приколы, подтрунивая друг над другом.
     Суббота. Занятия закончились.  Кто первым предложил размяться и сыграть в игру - уже и не помнили. Все покатывались со смеху. Суть сводилась к следующему: один из студентов выходил из комнаты, а остальные трое договаривались о том, в какой ситуации он должен оказаться. Договорились, что все представят, будто Бухара — а вышел именно он — заходит в комнату, где его ждет девушка. Естественно, Бухара не знал, в какой ситуации он должен оказаться.

     И вот, осторожно приоткрыв дверь, испытуемый зашел в комнату. Осторожно —  потому, что не знал чего ждать от сидевших с серьезными лицами оболтусов. То, что они способны на любую пакость, парень не сомневался.
     Уже одна его осторожная поступь приводила всех в состояние истерики, но ребята держались, с большим трудом сохраняя серьезные лица. Но вот парень подошел к кровати и тщательно ощупал ее:  не подложено ли тут какое-то хитроумное устройство. Ребята представляли, что он пришел к девушке! Егор даже ногами задрыгал, чтобы не сорваться в дикий хохот и удержать серьезную мину.          Поняв, что в кровать ничего  не подложено, Бухара сел, недоверчиво осмотрел комнату и сказал простую фразу, от которой накопившийся и сдерживаемый долгое время смех вырвался наружу дикими воплями. Он сказал: «Ну, что, начнем?»

     Катались от смеха все трое жильцов комнаты номер пять. Не смеялись разве что воображаемая девица и сам Бухара, который не знал, о чем они договорились, и поэтому недоуменно смотрел то на одного, то на другого. А ребята, глядя на его растерянную физиономию, еще больше распалялись.

     В самый разгар веселья раздался стук в дверь. Все еще угрюмый Бухара открыл ее: на пороге стояла Варя —  подруга Алены. Смех прекратился, но лица ребят по-прежнему были опалены весельем.
     — Егор, можно тебя, — спросила она, заглянув в комнату.
Под дружный возглас ребят «Ооо!», Катенин вышел и прикрыл дверь.
     — С Аленой творится что-то неладное, — торопливо заговорила девушка, — она перестала смеяться, забросила учебу, целыми днями лежит на кровати и смотрит в потолок.
     — Сочувствую. Я-то здесь при чем?
     — Как ты не понимаешь, это все из-за тебя!
     — Хорошенькое дело! Меня опустили по самое никуда, и я же еще и виноват!
     — Да никто не говорит, что ты виноват, просто, — она перешла на шепот, — мне кажется, она влюбилась в тебя.
     — Еще раз сочувствую. Что же мне прикажешь делать? Жениться на ней?
     — Егор, я все понимаю, но сейчас она в таком состоянии… Уважь ее. Приди к нам.Вот и ребят своих веселых захвати. Просто приди… Господи, до чего мы дожили: я, девушка, зазываю парня к себе… Унизительно!
     — Кто будет?
     — Все.
     — И тот молодой, при виде которого у нее отшибает память?
     — Нет. Вот его-то как раз не будет. Они не просто поссорились. Вернее, они не ссорились. Алена его отшила, потому что, как она сказала,  чувствует к нему отвращение. Она поняла, что Юрка — пустышка. Удивлялась, как она раньше этого не замечала.

     — Силы небесные! Как же так? — Егор стал иронизировать. —  Что случилось? Папа римский принял ислам? Фабрика «Большевичка» выпустила мясные консервы? Или в честь дня рождения вождя Тумбы-Юмбы завтра объявят окончание учебного года? Почему так? Куда вы девали этого славного парня, этого простого советского миллионера?
     — Все. — обиделась Варя. — Я сделала все что могла. Мы собираемся в семь. Она повернулась, и высоко держа гордую голову, зашлепала тапками по коридору.

     Немного поколебавшись, Катенин решил принять приглашение. Тем более  ребята, узнав о вечеринке, загорелись желанием посетить соседушек, но Егор взял с собой только Сашку Белова, который неплохо пел и играл на гитаре.       Собралось человек десять однокурсников. Он удивился тому, как радостно его встретила Варя. «Я ужасно рада. Молодец!» — сказала она, восхищенно глядя на него снизу вверх. А уж как рада была Алена! Внешне она была спокойна, поздоровалась и прошла к шкафу за тарелками. Но он видел, как горели ее щеки, и какой радостью светились глаза.

     Нескончаемые разговоры об учебе и прошедшей практике в колхозе сменялись песнями под гитару и танцами. Так получилось, что за стол они сели поодаль друг от друга, но в оживленной  атмосфере веселья и шуток их взгляды встречались ежесекундно. Во всяком случае, чаще, чем с другими. Но вот однажды Егор не отвел глаз и замер, глядя на нее. Алена тоже не спасовала. Их взгляды встретились где-то над столом и повисли там, подрагивая, как нечто, удерживаемое в магнитном поле. Получилась игра в «гляделки».

     Не отрывая глаз, он поднялся с места, обошел стол и встал перед ней, склонив голову. Молча, жестом пригласил на танец. Так же, не отрывая взгляда, она поднялась и, как загипнотизированная, подошла к нему. С этой минуты жизнь Егора Катенина круто изменила свое русло и потекла в новом направлении.
Он вдруг понял, что самонадеянная деловитость и стервозность ее  —  это всего лишь маска. Защитная маска! На самом деле эта девушка очень ранима и одинока.
Кто-то предложил пойти на Неву. Идею поддержали и всей гурьбой отправились «разводить мосты».

     Наверное, набережные Невы в гранитном облачении имеют какое-то мистическое влияние на людей. Здесь легче всего влюбиться, здесь проще всего исполнить тайное желание, здесь проще всего сорвать поцелуй с губ недотроги.
     Пролет Троицкого моста поднимался медленно и натужно. Огромные механизмы заставляли взмыть в небо широкую асфальтированную дорогу с витиеватыми фонарями, трамвайными рельсами и электрическими столбами. Народ кричал «ура!!!», звенели гитары, звучали стихи и песни…  Но Егор и Алена не видели этого. Под дружные крики «ура», и звон гитарных струн они целовались. Долго и упоительно.

     Обнявшись, по-английски ушли от своей компании и углубились в ночные улицы старого Питера — Ленинграда. Было холодно. Начало октября. В городе уже не белые ночи, но, тем не менее, сравнительно светло. Сереет небо, туманы блуждают между старинными зданиями, и от этого улицы становятся гулкими и сказочными. Кажется, что именно сегодня, именно в этот час здесь неспешно гуляют призраки Пушкина и Достоевского, Фальконе и Монферрана. Они совсем не страшные. С добрым любопытством великие старики наблюдают за влюбленными парами, радуясь их счастью. Изредка, на минуту-две разрезая душу тумана, проносится дежурный трамвай или скорая, мчащаяся  кому-то на помощь.  Но затем туман снова смыкается и сказка для влюбленных  воцаряется на старых улочках.

     Егор снял куртку и накинул на плечи Алены.
«Что случилось, — восторженно думал он, — еще вчера я слышать не хотел о ней, она была совершенно безразлична мне, а вот сегодня… Что же случилось? Любовь с первого взгляда? Так ведь не первый был взгляд!  Нет, как ни крути – я влюбился. И это факт».
     Он теснее прижал ее к себе и поцеловал. И снова они остановились посреди пустынной улицы и целовались страстно и не целомудренно. Алена вообще ни о чем не думала. Она была счастлива безмерно. Никогда еще она не чувствовала такой нежности к мужчине.
      Атланты и кариатиды, подпирающие навесы и балконы старинных зданий, с завистью смотрели на людей, счастье которых было им недоступно.

      Прошло полгода. Егор привык к ежедневным встречам с Аленой. Они давно уже жили как муж с женой, используя для интимных встреч любые случайные и неслучайные возможности. Поэтому, когда она сообщила о своей беременности, он воспринял известие спокойно, хотя и без особого энтузиазма.
Перед ним не стоял вопрос что делать. Внутренне он был готов к такому повороту. Поэтому успокоил Алену, сказав, что все будет хорошо.

      Придя к себе, по обыкновению лег на кровать и задумался. Как быть? Собственно, в глубине души он давно уже решил, как быть, потому, что не мог представить себя, отказывающимся от Алены и ее ребенка. Он еще не совсем ясно осознавал, что это и его ребенок, что он очень скоро станет папой. «Вот это да! — думал он, — я — папа! Да не может быть!»
     Через секунду в сердце с разбега врезалась возмущенная мысль: а как же Женя? Он что, откажется от своей мечты? Нет, так нельзя. Женя, Евгения — это чудо в его жизни, это ангел во плоти… Женя, Женечка… Господи, как же мне быть?
И еще через секунду: а что было с Женей. Были встречи? — нет. Были объятия и поцелуи? — нет. Были обещания? — нет. Она, скорее всего, даже не помнит о нем.
И все-таки Женя — это мечта! Эх, если бы не беременность Алены! У него были бы развязаны руки. Он бы непременно выбрал Женю, нашел бы ее, объяснился…
Через минуту: а где бы я ее искал? Она как птичка — упорхнула и пропала.  А  Алена… Алена — она теплая, мягкая, верная… Эх, Аленушка.

     Женя — это для него журавль в небе, а Алена — вот она — синица в руке. Что гласит народная мудрость?  Народная мудрость гласит: лучше синица в руке, чем журавль в небе.
     Егор смутился. Как-то не идет к Жене такое прозвище — журавль. Журавль это большая птица, с длинными костлявыми ногами. Разве Женя похожа на него? Нет, она, скорее журавлик, милый, бесценный, недосягаемый журавлик, что парит в небесах, не оставляя ему никакой надежды на встречу.

     Промучившись сомнениями всю ночь, Егор так и не решил что делать. Утром, как обычно, они встретились у ее комнаты и пошли в институт. Он до сих пор не знает, что им  двигало, когда после долгого молчания, уже на улице неожиданно для себя предложил:
     — Давай завтра подадим заявление.
     — Куда? — спросила она с замиранием сердца.
     — В Телеграфное Агентство Советского Союза, — пошутил он и продолжил. — Внимание. Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем Заявление Егора Катенина: В последнее время участились случаи неожиданной беременности у некоторых особ женского пола. Исходя из многовековой практики человечества, а также принимая во внимание особые чувства, испытываемые к этим особам, Егор Михайлович Катенин предлагает этим особам руку и сердце.

     Они не пошли в институт — решили прогулять занятия. Вместо этого поехали во Дворец бракосочетания на Английской набережной и подали заявление. Свернув за угол, зашли в ближайшее кафе, заказали отменный завтрак и выпили почти бутылку  «Цинандали». До свадьбы им давалось два месяца. Тут же в кафе решили искать съемное жилье.
     Вот так Егор Михайлович Катенин вступил в законный брак.

      (продолжение следует)