Рождение мысли

    «Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – ВДНХ». Ну-ка, армейская привычка, любой повод – тренировка, успеть пораньше, в автобусе – стоя, вверх на эскалаторе – бегом, раз – два, левой – правой. Так прямо в переход, или взять бутылец? Нет, завтра фортепиано, надо хоть экспозицию сонаты выучить, а нот в глаза не видел, так и валяются в тумбочке.

      Вот уже и Космонавтов-2, иду, как и все…  Буфет или сразу за инструмент? Сразу, и quickly через ступень на пятый, училищный, вузовские живут на нижних этажах. Аристократия, конкурс-то обалденный, со всего Союза слетаются, плюс москвичи, fifty-fifty, если не больше. Ну, англичанин задолбал: неси ему каждый урок десять слов в его любимый словарь. Может, он и нужен, но сидеть часами в Иностранке… Так, обгоняем эти ножки. Чёрт, за восемь лестничных маршей восемь пёстрых мыслей, вот и пятьсот четвертая.

    Дверь дверь целует – шкаф открытый (куда ты прёшься, неумытый), разгильдяи (разогнали из гильдии, мысль как мышь юркнула в норку, напросился сам на порку…), плащ в шкаф, портфель – бросок – на пианино, которое как ширма поперёк входа, пятой октавой упирается в левый шкаф, а между правым и субконтроктавой – как раз просочиться бедному (еврею) студенту. Не дорос, у ч а щ е м у с я! Опять лезет –«учи щи, Муся»! Дверь открыта, а в комнате – тишина. Где народ? Шаг к инструменту – великолепная четвёрка за столом.

     Так, пиво и карты, вечер веселья. Нет, это трудяги, работают без дураков: Витька Калинский (стал первой домрой Андреевского), Витька Кривоносов (профессор Ростовской консы), Саня Скляров (из соседней комнаты, лауреат-разлауреат, президент Европейской ассоциации аккордеонистов, живет в Париже, профессор в Воронеже: родом из Борисоглебска) и Беляев – ушёл, баянист несчастный, в артисты.
Ну, и играйте. А я буду играть своё: ботинки под кровать, красную гимнастёрку в шкаф (заказал после дембеля шерстяной аналог армейской, под широкий ремень, теперь понимаю, как гнесинка потешалась, а тогда – ничего, нормально!), Бетховена на пюпитр. Поехали…

     Через час вполне прилично первую часть двадцать седьмой сонаты изображаю, главная партия вообще здорово, а вот в побочной левая слегка не выигрывает. Ну, Людвиг, сделал побочную в си миноре, а по правилам-то должен быть соль мажор!
Всё, подсаживаюсь к игрокам, а они уже сбросили карты, допивают пиво. Санька Скляров, медленно приподнимаясь, потягиваясь, спрашивает: «Миш, что учил-то, первый раз слышу, но вещь классная». – «Это первая часть двадцать седьмой сонаты Бетховена, редкий случай – всего две части, как у Шуберта в «Неоконченной», вот первую часть бетховенской сонаты я и учил». Не успел я договорить, а Санёк уже сидит за пианино и… играет мою сонату! В первые мгновения я ещё думаю про «красное словцо» - «слышу в первый раз», а сам шпарит наизусть, потом начинаю замечать, что местами что-то пропускает, что-то не выигрывает, что-то не доигрывает – в аккорде пять нот, а он берёт четыре! Хватаю сонату (сам-то наизусть не помню!) – ну, почти точно, собака, как по нотам.

    Всплывает, как на прошлой неделе, в понедельник, где-то ближе к вечеру, Санёк постучался в комнату: «Можно я у вас полежу полчаса, а то у нас Вовка Виардо так за стенкой громыхает!». – Да ложись, Калинский поздно будет, на его кровать и ложись. Продолжаю за столом решать задачу по гармонии, завтра Степанов опять будет улыбаться моим ошибкам, надо бы всё причесать и пригладить. Стоп, а если всё перевернуть вверх дном, как мы с Кадомцевым, сговорившись, ля минорную решили -  я в fis-moll, а Игоряша в Es-dur, вот потеха была! Но Алексей Алексеич, как мэтру и положено, все наши ноны и ундецимы квалифицировал, проверил алгеброй гармонию. И ведь подправил наши несусветные фантазии, на самом деле стало звучать логичнее, не так дико. Нет, не буду фокусничать, скоро конкурс, надо классику – так классику, а додекафония (скорее, како фония, без «доде» - тот ещё альфонс) всегда успеется.

    Встаю, открываю крышку у пианино (без ф-но решать задачу? а ошибки?!) и смотрю на лежащего Склярова – не спит ли? Нет, что-то читает лежа, уже почти час. Уловил мой жест с крышкой и, мотая головой, промычал – пропел: «Не играй, погоди, лучше тихо посиди». Тут только да меня дошло (осенило): Скляр держит перед глазами не книгу, а ноты, ХТК!

    Вышел я, как помню, на перерыв после первой музлитературы у Барановской – Кушнир (вот из-за нашей общей фамилии она меня и просватала на заочное в Гнесинку, на втором-то году армейской жизни!), стою в коридоре скромно у окна в своей красной гимнастёрке, рядом Ленка Авербах. Подкатывает к ней Беринский: «Лен, посмотри мою сонату, что-то у меня связующая не звучит, не нравится – и всё, а сделать модуляцию нормально – не получается. Ты всё-таки теоретик, посмотри». Берёт Авербашка ноты (во, опять осенило, осень дембельнутого сержанта – патриарха, в 67-ом самый старший на курсе, в августе шестнадцатого самый старый среди педагогов области на компьютерной аттестации – под сенью девушки в Гнесинке Авер – over – Bach – башка…), берёт, значит, Елена ноты двумя руками, скользит глазами по нотным строчкам, качает головой, мурлыкает, вздыхая: «Нет, Беринский дорогой, отлично звучит, тебя самого твои гроздья пугают. Вот, смотри (тычет пальцем), как же здорово! Какая модуляция?! Ты просто соскальзываешь в новую тему этими аккордами, и очень логично!».

    Заглянул в ноты через Ленкино плечо: черным-черно, нота на ноте, действительно, аккорды, как грозди винограда. – «Лен, а что значит «отлично звучит», где что звучит?»  В ответ: «Чудишь, Миша, ты книгу читаешь, текст озвучиваешь?» С трудом соображаю, о чём она. – «Да, читаю и перевожу, на самом деле, ё-моё, текст в мысленную речь, да ещё на разные голоса. Но ноты, клавир, это как?» «Да так же, как и слова, смотришь на мелодию, на аккорды – они и звучат в голове!»

    У кого звучат, а у кого молчат… Теперь, глядя на Скляра, соображаю, что он читает, просто читает какую-то прелюдийную фугу или фугированную прелюдию Баха из его «Хорошо (даже слишком хорошо) Темперированного Клавира». Нарочно выделил три знаменитые буквы для тех, кто с раннего (можно «с раненного», а можно «с» и «р» соединить, три в одном!) детства их навсегда не усвоил. И у него (у Санька) рояль (орган? баян?) в голове играет то, что глаза (глаза, нет, мозги!) разглядели.

     Захлопывает Скляров клавир и встаёт, собираясь выйти из комнаты. Подтверждая свои мысли, спрашиваю: - «Наслушался?»  Умный Скляров останавливается, поворачивается лицом ко мне и как-то даже назидательно, как старший по таланту, бросает: -«Почему «наслушался»? Наигрался!» Открываю рот и Санёк, глядя на мою изумлённую физиономию, опережая мой вопрос, объясняет: - «Я учил наизусть фисмолльную фугу, завтра шефу сдавать, надо срочно выучить. Запомнить сначала наизусть по нотам, учить не играя, заставлял меня мой учитель в Борисоглебске, в музшколе. Усваивается текст намертво, без ошибок и намного быстрее. Вот и часа не прошло, как вся фуга (прелюдию-то я раньше выучил) - и ноты, и пальцы, и мех, и штрихи – всё готово, пойду пару раз сыграю. Ты, Мишка, попробуй, вдруг получится. Виардо Вовка тоже запросто глазами учит. Это, конечно, игры не отменяет, тренаж нужен обязательно, но результат обалденный. Валяй, дерзай!»

     Ну, Саня, озадачил! Продолжаю решать задачу по гармонии, включая рефлексию на полную мощность. Но это я теперь знаю не только про рефлексию, но и про метарефлексию, с последней конференции в Институте психологии РАН. Выражаясь обычно, нормально (не на «птичьем языке», как обозвал терминологию психологов на другой конференции, в Психологическом институте РАО председатель Ученого совета, многоуважаемый профессор, академик Виталий Рубцов), очень серьёзно и скрупулёзно (почти слёзно) обдумываю каждый шаг, каждый этап решения задачи: почему написал именно этот аккорд под этой нотой, сначала услышал аккорд – или сначала вычислил; зародила внутреннее звучание, внутреннее мысленное слышание нота, которую надо гармонизовать – или логика, инерция самой последовательности аккордов.

     Почти часовое сражение с задачей прерывает ворвавшийся как порыв свежего, ершистого ветра Кривоносов: «Над чем корпишь – тоскуешь, Мишка?» - протискиваясь мимо чёрного ящика «Калуги». Бросил мимолётный, казалось, взгляд на пюпитр и вдруг застыл. Секунд десять – двадцать пристально вглядывается в мою задачку, буквально «вперил взгляд», причмокивает, качает головой и потом спокойно, как само собой разумеющееся: «Зачем в шестом такте вторую низкую поставил? И звучит плохо, и не к месту. Ты её в каденции, в предпоследнем такте (тычет пальцем) поставь.
 
    Рефлексия продолжается: «Вить, а ты вот так, с ходу, всё слышишь?» -«А что тут слышать? Кондовая задачка, и слышать нечего, примитив, это ведь не партитура». Ага, у него есть дирижирование… Значит, один гений Скляров затылком видит-слышит-читает-запоминает Людвига Вана, а другой Кривоносов запросто типовую задачу на бегу, в один момент, как семечки… Вот они все такие, Алёны, Викторы, Александры, Виардо-Беринские. Ладно, завтра ещё Игоря расспрошу, недаром его отец Кадомцев–старший у Лундстрема работал (а как классно готовит, всякий раз закармливают тамбовского бездомника), дома нот невпроворот, да и диктанты Игоряша иногда Векслеру сдаёт быстрее меня.
 
      Через четверть века на очередной международной конференции в Гнесинке мы встретились с Александром Сергеевичем Векслером: я из Тамбова, а он из Вены, австриец с десятилетним стажем! А тогда, на следующий день после дембеля, я его, своего педагога по сольфеджио и гармонии за заочном в училище Гнесиных, спросил о возможности перевода на очное. Как он замахал на меня руками! –«Вы, Миша, представляете уровень учащихся на очном? И не мечтайте!» Мечту пытаюсь осуществить в тот же день в кабинете директора Юрия Чернова: -«Я, вот, демобилизовался, можно мне перейти на дневное отделение?» Высокий, худощавый, будущий директор Большого театра очень вежливо: -«Что Вы, голубчик, такого быть не может! С дневного на заочное – бывает, а с заочного на дневное – исключено». Прощаюсь, и, пытаясь объяснить свой нелепый визит, бросаю на ходу, открывая дверь: «Я до армии-то учился на очном…». «Как - на очном?» - почти кричит   Юрий Константинович, - «Татьяна Васильевна, посмотрите в личном деле Кушнира Михаила, 3 курс заочного теоретического отдела, он до армии был на очном?». Я застываю около открытой двери в приёмную, Чернов погружается в лежащие на директорском столе бумаги, тишина. Буквально через пару минут секретарь, Татьяна Васильевна, входит с папкой в руках: «Вот, Юрий Константинович, Михаил Кушнир призван в армию с первого курса очного отделения теории музыки». «Это меняет дело. В приказ, Татьяна Васильевна: в связи с демобилизацией - перевести на дневное, мне на подпись.»

       Бегом на вокзал, срочно в Тамбов за дембельским паспортом и немедленно назад, в Гнесинку, в учебной части взять расписание занятий в неведомой экстрагруппе (утру нос Векслеру!), ордер в общагу, ещё устроиться на работу (сестра обещала помочь в свою Солнечногорскую музыкалку) – и это в ноябре, в разгар учебного года…  Очнулся ночью на второй полке под грохот колёс: «Да он просто представить не мог, что забрили меня с Тамбовского очного, а не имени Гнесиных! А секретарша справку не дочитала и -  чудо свершилось!».

       Вечером в очередную пятницу, не возвращаясь из Гнесинки в общагу, еду на электричке в Солнечногорск, к сестре и на работу – ночую (с ванной и питанием), у Михаила, всем нашим семейством обожаемого сестриного мужа, всегда поллитровка в запасе; а к 8 утра из главного городка ракетных войск Тимоново на автобусе в Солнечногорск, в музыкальную школу. Занятий в субботу в училище нет, и я целый день до позднего вечера внедряю азы (и не только) сольфеджио в головы и души подмосковных мальчишек и девчонок. Интересно – раз, начал-то ещё в 62-м году (давно полвека миновало, но помню, как оно бывало): «хормейстер Дома пионеров». Юнармейцев тех лет называли пионерами.

      Пригодилось: мой самодеятельный солдатский хор в/ч 32108 генштабовских радистов (все слухачи по роду службы, хор узами завязан дружбы) занял в 1965 году первое (?!) место в Московском военном округе! Мне – звание «солиста ЦДСА» и лично маршала Леонова разрешение радисту 1 класса учиться параллельно со службой. Так я и попал в Гнесинку.
 
      Деньги за работу платят, и немалые – два. Опыта набраться на будущее – три, рядом работает ну просто выдающийся мастер-сольфеджист Кузнецов. Везет мне на Кузнецовых… Председатель Всероссийского фонда образования, у которого я работал в Белом Доме уже в 90-х, и который доверенность подписал на пятимиллионный кредит моему Тамбовскому городскому фонду образования – тоже Кузнецов… Да и директор школы тоже не бросает новичка: нет-нет, да и просидит весь урок, потом «разборки полётов». Так от месяца к месяцу и закладывается фундамент…

      И четыре -  сколько молодых женщин в педагогическом коллективе. Но сестрина квартира на седьмом этаже почти сразу табуирована: в одночасье две последних ученицы сестры заболели, вернулась на два урока раньше, а её молодая коллега, Светлана Сергеевна, не успела лифчик застегнуть. В школе, понятно, бекар, и домой никто на приглашает. Но даже после всех армейских приключений дилеммы общежития обжигают: «все спят» - ты полночи в комнате девчонок, «все в буфет» - дама у нас в гостях, «визит отца» - ворвался с пистолетом (?!) предок Евы, было дело. А я ей ещё задачки по гармонии решал, специалист великий…

      Теперь я пытаюсь раскладывать по полочкам: основы профессионализма, основы будущей теории, основы учебных пособий. Это реверс, обратные результаты учёбы, работы, жизненных коллизий. А вот чем всё скреплено, сцементировано – глазами и ушами мальчишек и девчонок, их лисьим, хитрым и неожиданным любопытством. Да чего греха таить – и благостной, взаимной любовью. Оборачиваясь на пятидесятипятилетнюю извилистую учительскую тропу, с христианским смирением всё вспоминаю и всё вижу (слава, Господи, Тебе за это!). Замечал, видел, понимал. Отрывал от себя с трудом, мучительно, но однозначно: - «Вот скажете: «Выходи за него замуж», я так и сделаю. Но люблю я Вас…» - «Ты глупости свои забудь. Приказываю, хоть ты мне уже не ученица: выходи за Александра, не сомневайся. Там, с ним любовь твоя настоящая будет».
 
       Несколько лет последних сидят у меня в классе внуки и внучки моих учениц, я их называю «внучатые ученики». Их бабушки на праздники шлют мне панегирики. Грешен: принимаю, воспаряю; не зря-мол, заработал.

        В электричке устраиваюсь у окна, достаю ноты «Детского альбома» Петра Ильича и, начиная с самой лёгкой пьесы, с «Утренней молитвы», фактура-то задачки по гармонии, от Ленинградского до Химок, глаз не отрывая, про девок забывая, воздух ртом хватая, вгрызаюсь в слышание, мучительно, до скрежета ещё целых и здоровых зубов пытаюсь представить, создать в голове звучание каждого звука, каждого аккорда, всю вертикаль клавира.

        В Химках меняю произведение, берусь за «Сладкую грёзу». Там всё наоборот: надо мелодические линии озвучивать, соединять в голове верхний и нижний голос. Всё, Крюково, надо потихоньку приходить в себя, готовиться к выходу. И вот так каждую неделю, в субботу час десять до Солнечногорска, в воскресенье (или в понедельник, коли сестра продлит на день гостевание с питанием) обратно в Москву. Станции конечные, места всегда занять можно. К концу года читаю ХТК, фуг пять одолел, бетховенские сонаты (которые полегче, посветлее фактурой, густые нотные грозди не даются никак, приходится их собирать по одной нотке – темп пропал, одни паузы. Тогда конец – музыки нет, так, звуковые пятна.

      Где-то через пару месяцев стал замечать, что позади внутреннего диалога - ну, как все на свете люди (а точно, только люди? сны и собаки видят, может, они сами с собой – что, гавкают? – нет, это какой-то следующий уровень, уровень чего? стоп, потом обдумаем) – позади бесконечного монолога – диалога (а с кем это я всё время разговариваю, интересно...) как второй план, как фон, нет: то фон, то рельеф, появляется музыка! Появляется всё чаще и чаще, начинается как бы сама по себе, я спохватываюсь, когда она уже звучит в голове, просто я сначала её не замечаю, занят своими мыслями, но, когда спохватываюсь, ловлю окончание предыдущего, неизвестно откуда появившегося музыкального водопада, и слышу, слушаю, нет, сам создаю звучание.
 
      Объяснить словами «что» я слышу – можно: своя музыка звучит или чужая, задача по гармонии или музыкальная феерия, струнные или духовые. Могу нотами, клавишами, могу как акустический поток. Но выразить, обозначить словами «как» я слышу – невозможно. Придумал сравнение, которое показывает, что вот – абсолютно понятное, ясное и конкретное, а объяснить, определить, выдать знаково-символическую конструкцию – невозможно: «Объясните, как Вы различаете красный и жёлтый цвет, чем они отличаются друг от друга?» Ясно, что длина волны фотона и есть фактор цвета, в частота колебаний звуковых синусоид определяет все краски звуковой палитры. И что дальше? Сознание подсчитать количество колебаний или длину волны явно не может, «мощности» не хватает, значит, считает только подсознание и передает в сознание в виде образа. Ладно, потом разберемся.
 
       А пока – Склярову и Алёне Авербах спасибо – слышание здорово помогает! И в оперный клавир можно вгрызаться глазами, без рук, и фугу можно за столом молча сочинять, звучит, проклятая, хоть в органе, хоть в фортепьяне (по пьяни, слава Богу, редко, да метко…). Фуга, фуга, лучшая подруга. Не так много я их в Гнесинке написал, хоть и музыковеды, а вузовскую полифонию заканчивали с квартетом! Квартетную фугу мне Игоряша Кадомцев разруливал. А я ему «разруливал» диплом по китайской музыке. Первая памятная фуга была сочинена ещё в училище. Там полифонию вёл сам Чугаев, и, по прошествии времени, одна из фуг получила, наконец, его одобрение. Да и мне она понравилась, всё-таки уровень получился чуть выше ученического, инструктивного, с намеком на творческую индивидуальность.

    В институте (теперь – Академия!) читал полифонию мэтр Генрих Ильич Литинский, делил лекционный курс с Юлией Евдокимовой. А индивидуальные занятия – по-прежнему у Александра Георгиевича. Однажды ну совсем ничего не подготовил к чугаевскому уроку. Пропустить, во-первых, неудобно, а, во-вторых, поймать такой колоссальный заряд нового необычайного видения и слышания разнообразных выдающихся шедевров старых мастеров, такое получить удовольствие, нет, удовлетворение – не с чем сравнить! Нет, сравнить, слава Богу, есть с чем, но это из другого измерения: ему, Чугаеву, нечто такое дано – в силу его таланта, или так, даром, дарование, откровение Божье, а тут ты ему под руку подвернулся, и Георгиевич по-братски делится с тобой; нет, изливает на тебя те самые «высокие истины», ценность, стоимость которых понимаешь (и то не до конца), когда видишь глаза уже своих учеников, которым достался отблеск тех самых чугаевских откровений.
И тогда беру я старую училищную фугу, немного для очистки совести что-то на ходу подделываю, переписываю в уже институтскую нотную тетрадь и являюсь

    Явлинский прислал мне собственноручное послание, когда в 2003 году, заподозрив, что ВВП так и останется на том же уровне, я решил вгрызться  в самую середину «Яблока» и написал Георгию Алексеевичу, что готов вступить в его партию и предлагаю использовать методологию создания массовой креативности для кардинального повышения производительности труда, внедрения современных высоких технологий, развития наукоёмкого производства, повышения ВВП. Ответ (собственноручный!) Явлинского вверг меня в ступор: «Ваши задачи не совпадают с целями партии» (??!!!). Мой порыв мгновенно иссяк, даже не помню, за кого голосовал. И вдруг перед выборами 2016-го мне присылают пластик-карточку члена «Яблока» с 2003 года! И просьбу позвонить! Полна чудес могучая природа…

     Вот и чугаевское чудо.  Сыграл я ему свою фугу, лихо так, с выражением. Мэтр берёт ноты, обводит карандашом несколько тактов в разработке: «А в училищном варианте канон был по стилю ближе к фуге, а этот выпадает, тормозит развитие». Убил наповал… Помнил ученическую фугу трёхлетней давности, их же сотни через его руки проходят, вот это мастер, вот это память, что же он в голове своей хранит?

   Продолжая грызть гранит по началу простого технического чтения текста (как говорят музыканты – «внутренним слухом»), постепенно выдвигаюсь в передовые ряды гнесинцев, пытаюсь по-солдатски идти в ногу с нашими лидерами музыкознания. И, опережая саму Елену Авербах, занимаю III место на Всероссийском конкурсе теоретиков. Не вообще всех теоретиков Советского Союза, а, очень узко и целенаправленно, только учащихся теоретических отделений музыкальных училищ. Первым – Мишка Козлов из Иванова, будущий однокурсник, я его вызвал в Пермь, где в ново открывшемся институте культуры сконцентрировались талантливые ребята, просто погибавшие в Перми без музыкального вуза, ближайший на восток – за горами, Свердловск, в прошлом и будущем (для тех, кто фамилию Якова Михайловича не знает) – Екатеринбург, на запад – Казань.

    И вот эти милые студенты первого и единственного курса, разведав, что их преподаватель – выпускник Гнесинки, завалили меня своими «железными квинтами» (так называлось одно из сочинений Валеры Грунера, теперь достопочтенного автора «Сказок дядюшки Гру»). Ну не композитор я, не композитор, да и вообще: только от живого к живому, гений от гения, талант от таланта… Помучился я с год, исправляя модуляции-альтерации студенческих композиций, выпросил в обкоме для Михаила однокомнатную квартиру (в той стране молодой специалист – выпускник любого вуза – получал квартиру в обязательном порядке, мне, например, выделенная квартира не понравилась по планировке, так заменили на более комфортабельную, вот я и убедил, упрямо, настойчиво в необходимости иметь в институте настоящего композитора) и за тридцать лет последующей работы композитор Козлов сваял в Перми мощную композиторскую школу, воспитав 23 (двадцать три!) профессиональных композитора!!! Вот это настоящее первое место, жюри конкурса не ошиблось, результат говорит сам за себя.
    Я со своим третьим местом и серебряной медалью за школу поступил в институт сравнительно легко, учиться было тоже не сложно, практически я почти догнал своих талантливых однокурсников (Козлов… а Беринский, а Дружкин, а Майка Прицкер?) и занимался личной жизнью (женился,по многолетней любви, первый сын), работой, метаниями с вечернего на заочное, с заочного на дневное, как вдруг в 1972 году столкнулся с кибернетикой.

     Очередной зачет у всего курса сдавали на «машине», которую придумал преп Лобанов: верхняя крышка ящика испещрена кнопками с номером: надо нажать на нужный номер, выбрав его из 30 ответов на 30 вопросов. Вопрос в списке №1 – ответ №17, вопрос №2 – нажимаешь кнопку 9, и так далее. Сдали машине один предмет, другой, и быстро сообразили, что порядок ответов любой дисциплины один и тот же! Разгадав эту загадку, все студенты по всем предметам стали получать только «отлично», и вскоре машина исчезла с горизонта проверки знаний.

     Но мне идея машинной, автоматической проверки чем-то понравилась – своей необычайностью, безличным подходом, универсальностью. В этот период снимал я комнату на Кропоткинской в квартире отставного профессора. Дочь его, в ту бытность учёный секретарь Института истории техники и естествознания, в кухонном общении, узнав, что я интересуюсь машинной обработкой учебных процессов, предложила познакомить со своими коллегами по институту…

    И меня, абсолютно чужого студента, стали консультировать, нет, стали обучать, по-настоящему, с азов, с булевой алгебры, с расчёта выключателя, табуретки, то по одному, то все вместе – Эрик Григорич, Игорь Викторыч и Ксан Ксаныч. Их фамилии я пропустил мимо ушей, они мне ничего не говорили в то время. Но через несколько лет, давно расставшись с Институтом истории техники и естествознания, в разговоре с бывшей моей хозяйкой квартиры на Кропоткинской, я услышал: «А Блауберг умер в метро, как уснул, так мёртвым и проехал до конечной…». – «Это какой Блауберг?» - «Да Игорь Викторович!».
    Вот это да! Так моя святая троица наставников – это знаменитые Блауберг, Юдин и Малиновский! Вроде простые были учёные, возились с чужим студентом-гуманитарием, тратили время на математически безграмотного музыканта с его глупой в то время идеей машинной проверки знаний. С одной стороны, эти ученые мужи вовремя меня осадили: «Миша, что вы вкладываете в понятие «программа музыкального произведения», какие параметры необходимо алгоритмизировать?» -«Как я понимаю, это, во-первых, акустические, звуко-высотные характеристики нотных мелодических линий по горизонтали и фактурных аккордовых по вертикали. Следующий параметр – ритмическая структура текста, временные соотношения всех элементов фактуры - во времени. Далее – динамика, громкость, сила звучания. Здесь, правда, дополнительный параметр тембра – разные амплитуды обертонов, но это…» «Стоп, Михаил, что такое «музыка» мы понимаем, да только  с трудом можем описать положение трёх тел в пространстве, а тут одно количество параметров зашкаливает», продолжает Эрик Григорьевич, «думаю, не скоро появится аппарат математики, способный формализовать такую сверхсложную систему, как музыкальное произведение». «Это «Утренняя молитва» Чайковского – сверхсложная система? А что же тогда говорить о его симфониях, о симфониях Шостаковича?» «Вот и думайте, Миша, думайте…».

      Да, пилите, Миша, пилите… Если это правда, и даже простая пьеса – сверхсложная система, то – зачем, для чего? Ведь почти все общеизвестные и общепринятые функции искусства продублированы другими социальными системами: для функции познания – есть наука, коммуникативная – от эпистолярного жанра через газеты, книги до телевидения и Интернета, для наслаждения и развлечения столько придумано – не перечислить Правда, есть одна функция эстетическая, функция красоты…
     Профессор кафедры марксизма-ленинизма, преподаватель эстетики товарищ Гусейнов (это уже III или даже IV курс, надо бы у Дружкина спросить, может он и имя шефа вспомнит) так озаглавил мою курсовую: «Специфика категории эстетического в произведениях искусства». Работу принял, отлично по эстетике я получил, но на основной вывод курсовой, что необходимым и фундаментальным свойством эстетического (прекрасного?) является многозначность, многофункциональность произведения искусства, очень метко возразил: «Вы, дорогой студент, в основу процесса восприятия искусства ставите тезис о предварительном, как вы называете –«априорном» наличии у субъекта восприятия неких готовых программ, алгоритмов, даже общих – у объекта и субъекта – изоморфных элементов, структур. А как же ленинская теория отражения?» -«Ну, это развитие ленинской теории, творческий подход…» -«Хватили, батенька, развивать, продолжать Ленина?! Успокойтесь, скромнее надо быть».

      Но к исходу сентября родилась-таки «мысля»: сверхсложная многозначность произведения искусства как бы сложность и многозначность химии для … биологии, математики для физики, вербального языка для математики («квадрат, сумма, катет, равно»). А для вербального языка – сложность и многозначность чего? Вот это да!!! Решение любой системы всегда осуществляется в параметрах системы более сложной, более многозначной, чем данная; при этом данная, решаемая система является частью, элементом, структурой той, более сложной системы. Так, находим площадь треугольника; его параметры, размеры ничего нам не дадут, «более сложная система» - это вся планиметрия, система вычислений (системы умножения-деления, сложения-вычитания, дробей простых и десятичных), без этого никакой площади треугольника не поймёшь и не определишь. Без чего вообще ничего не поймёшь и не определишь? Как мысль рождается?

                Как мысль рождается…
       Для начала необходимо понять, как наш мир устроен, не вдаваясь во всякие хитросплетения («что есть мысль, мыслью же и познавахом»), но просто опираясь на многовековой опыт практической деятельности человечества. Вот первый постулат, аксиома, положение (статус понятия, определения не так уж важен, методологи науки уточнят, поправят): мир един. Это означает, что все уровни мира (мир неживой природы, мир живой природы и мир мыслящий, духовный, - и виртуальный тоже? Вопрос…) связаны едиными, всеобщими закономерностями. Исследовать эти закономерности, классифицировать, да и просто перечислять – громадный труд; для нашей цели – найти рождение мысли – чисто эмпирически отберём «путеводные», «целенаправленные» закономерности. Здесь уже кроется хитрость: у меня-то есть готовый ответ; кто, как и когда мне его преподнёс – отдельная тема, хотя и эти вопросы решаются рождением мысли! (Чувствуете, опять замкнутый круг, опять «мысль – мыслью»!)

        Ну, с Богом: единство, целостности мира означает, что все его части имеют общие, одинаковые свойства, качества – они изоморфны. Проверяем: могут ли взаимодействовать, объединяться в единое целое, в «систему» части, «элементы», не имеющие ничего общего? Нет, не могут. Вот на днях открыли так называемую тёмную материю. Потому и открыли, что и видимая, и невидимая «материя» - изоморфны, по какому-то свойству, параметру они едины, одинаковы. Так, про изоморфность решили, пойдём дальше.

       Два или несколько элементов, имеющих изоморфность, могут образовать целостную систему. Могут, но это изоморфность отнюдь не любая, это изоморфность будущей системы, общая для этих элементов системы. Вот будущая (до опыта, до взаимодействия) система «винт и гайка». У них может быть множество изоморфных свойств: химический состав, вес, цвет и т.д. но для системы механического крепления главным определяющим изоморфным свойством (определяющим целостность этой системы) является шаг и глубина внутренней резьбы гайки и внешней резьбы винта.

         Обратите внимание: первое – изоморфность как бы обратная, полярная, внутренняя и внешняя, «лишний» электрон и «дырка» у внешних электронных слоёв атомов в системе молекулы; полярная гендерная изоморфность целостной семьи и так далее. Второе: изоморфность, «определяющая структура» как главное свойство целостности будущей системы существует как закономерность процесса взаимодействия элементов заранее, до момента, до «опыта» самого процесса взаимодействия. Эта, уже существующая закономерность всегда априорна, не гносеологически, а сущностно, онтологически априорна, не в понятиях, а в объективной реальности.

                Закон изоморфности.
     Мир един, поскольку все его уровни, все объекты, все системы мира имеют одинаковые, тождественные, изоморфные элементы, качества, свойства.
                Закон априорности.
              Закономерность любого действия, любого процесса – априорна.
         И так, вот она – мысль; значит, её закономерность, её свойства уже у меня были, они априорны; и свойства, и качества каждого элемента мысли в силу закона изоморфности – тоже существовали до того момента, когда мысль пришла мне в голову. Выходит, мысль уже существовала до того, как стала моей мыслью, я только репродуцирую её в своей голове, воссоздаю и рефлексирую. осознаю эту мысль, понимаю её смысл, значение…

        Кондуктор, нажми на тормоза. Не так всё просто. Предположим (ну, Платон!), что все мысли существуют до того, как моя голова начнёт соединять отдельные элементы (которые тоже существовали «до того»!) в целостную «мысль-систему». И никаких своих, новых мыслей в принципе, по определению быть не может. Только рекомбинация, реконструкция готовых «мыслительных элементов». При этом конечный результат реконструкции, некая целостная мысль также априорна.
Ладно, согласимся, что есть некое репродуктивное мышление, которое своих собственных мыслей не имеет, не имеет возможности принятия самостоятельных решений. Эдакая замена генетически обусловленных условных и безусловных рефлексов (безусловно заговорился…). Ту информацию, которую остальные животные получают в геноме, homo якобы sapiens в процессе обучения и воспитания усваивает и запоминает намертво, как безусловный рефлекс. Это и есть репродуктивное мышление, по чужим программам, алгоритмам, готовым понятиям, суждениям. И то ли на то есть на все случаи жизни отдельный блок, механизм вариативности, то ли каждая воспринимаемая программа усваивается со своим механизмом изменчивости.
Но в любом случае «в начале путешествия» каждая информационная структура была новой.

          Опять за рыбу деньги: изволь определить, что есть «новое». То есть, новое – это то, чего не было до какого-то определённого момента, а потом вдруг (от друга ли, от недруга…) появилось, стало явью. А «до того», что, скрывалось? вообще не существовало? подразумевалось? Неким вселенским разумом, Божьим разумением предопределялось? Да, конечно (вернее - изначально!), закономерность создания нового – априорна, значит, появление любого «нового» - предопределено, чем-то, кем-то. «Кем» - понятно, Богом. А вот «чем», какую всеобщую закономерность Господь заложил в изменчивость, в развитие, в прогресс?

    И никаких спекуляций, только экспериментально полученные, статистически достоверные факты. Итак, всеобщность, целостность мира означает единство неких системных (общесистемных) закономерностей для всех уровней, всех систем мира, природы; и для мира неживой природы, и для мира живой, и для душевного мира (мира чувств, эмоций, представлений, размышлений). Возможно, сюда надо причислить и виртуальный мир как ответвление, производное «системы размышлений».

    Другими словами, как образуется новое в неживой природе (протон, молекула, молоток, автомобиль), так по той же системной закономерности появляется новое в живой: белок, геном, организм, популяция. И та же системная закономерность создаёт новое в системах души: раздражимость, восприятие, реакция, рефлексия. Пусть дальше физики, химики, биологи, психологи, социологи, культурологи, политологи, теологи по науке выстраивают создание, развитие и взаимодействие своих систем, объектов, предметов. Нам в данном аспекте надо определить закономерность, общую для всех систем мира. Вот эта закономерность и подскажет путь рождения мысли.

      Ну, с Богом… Раз эта всеобщая закономерность работает на всех уровнях, возьмём любой. Но бесспорный, доказанный и на практике, и в теории. Итак, берём систему воды. Вода «новое» для чего? Для кислорода и водорода. Не было никакой воды, вступили во взаимодействие два атома водорода и один – кислорода. И возникла вода. То есть, никакой воды нет. Вода, эта чудная, вездесущая, благодатная вода – всего лишь соотношение, свойство взаимодействия водорода и кислорода; при этом чисто количественно другой состав H и O даст ядовитую перекись водорода. Так, воды никакой нет. А кислород есть? Тоже нет! Кислород – это свойство взаимоотношений протонов, нейтронов и электронов. И протона нет, это тоже свойство взаимодействия нижележащих систем элементарных (отнюдь не простых, сверхсложных!) частиц.

     Пусть «вниз» физики-ядерщики разбираются, но подозреваю, что ни мезонов, ни бозонов, ни кварков тоже нет, это всё отношения, взаимодействия -  вплоть до струн, до вакуума.

     Пойдём «вверх», и на верхних этажах системной иерархии мира всё то же самое: взаимодействие нижележащих систем образует «новое», новую систему.
      Интересна количественная величина элементов нижележащих систем, образующих «новые» системы, вышележащие. На уровне «физики», в микромире исходных элементарных частиц немного, при выходе на уровень «химии», в мире атомов уже сотни, включая даже «искусственные» элементы периодической системы, а самих химических соединений - тысячи.Далее живой уровень: аминокислоты - белки, гены - организмы, вообще миллионы. Из другой оперы: у Гайдна 104 симфонии, у Моцарта – 41, у Бетховена уже 9. Это у классиков. Переходим в другую стилевую систему, в романтизм: у Шуберта – 9 (8-я – «Неоконченная», а 9-я – незавершённая), у Брамса – 4, у Мендельсона – 3. Но это всё австро-немецкие симфонические системы (не углубляйтесь, это грубые аналогии, есть и Брукнер, и Малер, хоть Малер не совсем австриец; это хоть и романтизм, но иной системы), но и русская тенденция проглядывает: у Чайковского - 6 (7-я – «Манфред»), а у Рахманинова – 3. Но с системами «души» - всё очень непросто, это вообще terra incognito. Тем не менее, добраться до рождения мысли просто необходимо. Государства, империи, цивилизации исчезали просто так, без всяких серьёзных оснований. А вдруг само рождение мысли позволит выстроить логически, эмпирически достоверную гипотезу!

       Насчёт теории (уже не гипотезы!) возникновения нового в неживой природе всё, вроде бы, соответствует уровню современной науки и эмпирике собранных фактов, наблюдений, измерений: a1 + a2 (+ an) = B; b1 + b2 = C и так далее. Но вот что остаётся за кадром, вот какой фактор создания нового так и останется непознаваемым: мы можем исследовать, узнать, определить ЧТО получается в результате взаимодействия нижележащих систем, но никогда не получим ответа ПОЧЕМУ. Почему H2 + O даёт воду, а Н2 + О5 – перекись водорода, - ни почему, такова априорная закономерность.

      Вот с этими положениями пойдём снизу-вверх, к мышлению. Сначала выделим уровни живого: аминокислоты – белки – органы – системы (покровная, сенсорная, нервная, скелет, мышечная, кровеносная, лимфатическая, дыхательная, выделительная, репродуктивная, эндокринная, иммунная, пищеварительная – ого!) – организм. Внимание: нет мыслительной системы! Это раз. Второе: все системы работают «друг через друга»: мышечная не может функционировать без скелета, кровеносная без мышечной и т.д. Видимо, это общесистемный закон. Возьмём, например, музыкальный звук. Да, все качества уже присутствуют в одном звуке, но реальный процесс восприятия, осознания,осмысления музыкальной ткани требует целого ряда, комплекса звуков: мелодии песни, фактуры пьесы - а как иначе оценить качества высоты, громкости?
     Значит, общая изоморфность присуща и каждому элементу, и их взаимоотношениям. Давайте рассмотрим возрастание сложности музыкальной фактуры "по вертикали": один звук - звук, соотношение двух звуков - интервал, соотношение двух интервалов (или трёх звуков!)- аккорд. По закону изоморфности, аккорд (некая аккордовая изоморфность) должен априори быть в интервале; интервал - в отдельном музыкальном звуке. Так оно и есть. система обертонов ("гармоник") априори содержится в отдельном звуке и в интервале (практически все!), и аккорды (тоже, при известном упрощении - все).

      Но если в "живом" музыкальном звуке реально присутствуют в виде обертонов изоморфные свойства всех вышестоящих по иерархии акустических музыкально-звуковых систем, то и в природных системах от бозона Хиггса до коллективного бессознательного - тот же закон изоморфности. В русле системной теории мышления антиномия сознание-материя, духовное-материальное снимается: аксиома создания нового однозначно и безапелляционно показывает, что "свойства" и "качества" одного, нижележащего уровня на другом, вышестоящем уровне материализуются и образуют новую систему с новыми свойствами. Вижу два пути подхода к рождению мысли: снизу, от неживой природы дойти до "мыслящей субстанции", и наоборот (опять реверс!), от материализованного субстрата (да сначала определить, по-философски, что это такое!) спуститься к нижележащим свойствам-качествам систем, образующим эту самую мысль.

      Кажется, снизу легче: уровни неживого и живого природы исследованы и изучены настолько детально и тщательно, что не должно возникнуть даже малейшего сомнения в научной истинности, достоверности тех закономерностей, которые должны лечь в основу системной теории (или, скромнее, - гипотезы) мышления.

             Ну, с Богом... Закономерность № 1.
      Начнём с самого низу: что лежит в основе основ неживой природы? Давайте просто перечислим и эмпирически, и спекулятивно имеющие закономерности, принципы, лежащие в основе всех реальных и мыслимых объектов нашей Вселенной.
      1) Системность. От элементарных частиц до виртуальных и воображаемых объектов: «совокупность частей, элементов, обладающих единым свойством, качеством, которое создаёт целостность системы, целостность системы как единой материализованной субстанции. Единство. общность, целостность – вот и проглянула «изоморфность». А это в свою очередь вытягивает мало кому известное свойство: «друг через друга».

      Попробую прояснить свойство «друг через друга» посредством рассмотрения свойств того же самого музыкального звука (эдакая «элементарная частица» музыкального искусства). Общеизвестных свойств, узаконенных музыкознанием во всех учебниках, - четыре: высота, громкость, длительность и тембр. На самом деле в реальности их пять, пятое свойство – стабильность: если звучит тембр скрипки, то он не превратится в тембр трубы; нестабильная, не стандартная длительность звука напрочь уничтожит метроритмическую основу музыкальной ткани; нестабильность высоты звука расстроенного фортепиано – «гнилая пища» восприятия (глиссандо – исключение, подтверждающее и обостряющее правило, равно как и динамические оттенки).

      Но "друг через друга" - вовсе не свойство именно музыкального звука или средств музыкальной выразительности. Скорее всего, это некое общесистемное качество, свойственное всем объектам вселенной, такое же всеобщее, как "закон всемирного тяготения", только не такое явное, не такое всем и всему необходимое. Это для будущих исследователей. Тем не менее, полезно было бы внести в учебники теории музыки не четыре, а все истинные шесть свойств музыкального звука для расширения кругозора и развития системного, понятийного мышления именно приобщающихся к высокому искусству.

      Так, уже есть "изоморфность", "новое", "априорность", "системность". Понять,уложить в голове, связать воедино все эти понятия, за каждым из которых весьма сложный механизм объяснений, определений, рассуждений - очень даже не просто! В голове... А изложить на бумаге (атавизм; набрать в компьютере? сохранить в виртуале?) так, чтобы и в голове читающего возникло целостное представление, целостная мысль. Вот оно! Мысль должна быть целостной! Раз все системы, все объекты вселенной целостны, то и отдельная мысль тоже должна быть целостной.

      Придётся вернуться к целостности ещё раз. какие качества, свойства должен иметь любой объект, чтобы быть целостным? опять используем эмпирику, в надежде, что описанные закономерности в конечном итоге формализуются, станут доказанными. Итак, все системы, поскольку они создаются в соответствии с постулатом "образования нового" (которое -новое- на нижележащем уровне являлось свойством, качеством, на следующем вышестоящем уровне материализовалось, стало субстратом), состоят как бы из нескольких структурных уровней. Почему "структурных": это же отношения, больше нет ничего в природе, одни цифры!!! (Одни идеи, опять Платон...) "А" так относится к "В", что получается "С"; "кислород" так относится к "водороду", что получается "вода"; из линейных отношений (сумма квадратов катетов) на следующем уровне получается площадь; последовательность двух терций даёт на вышестоящем уровне "аккорд". (Ну, надо же!!! Большая терция плюс малая терция - мажорное трезвучие, консонанс, гармония. Малая терция плюс большая - минорное трезвучие, тоже консонанс, но с некоторой грустинкой. А вот две малые терции, как и две большие - диссонирующие уменьшённое и увеличенное! Отношения прямо-таки гомосексуальные...). Но делаем вывод: в целостной системе (и в целостной мысли!) взаимодействуют различные по свойствам, качествам СТРУКТУРЫ.

    Находим эмпирически структуры любой целостной системы. 1) "Определяющие структуры" - определяют целостность системы, само существование и функционирование системы как целостности. 2) "Вариативные структуры" - качества и свойства определяющей, которые на следующем системном уровне материализуются, станут в новой системе вышестоящего уровня определяющей структурой. 3) И, наконец, "случайные структуры", случайные по отношению к определяющей, но вариативные к вариативным.

    Представляю, как трудно обычному нормальному человеку приложить подобное разделение любого объекта, предмета на три взаимосвязанных, но в своей целостности абсолютно замкнутых (!!!) типа структур.

     Но ведь и на самом деле ЛЮБОГО объекта! Атом - запросто: протоны - определяющая структура, нейтроны - вариативная (изотопы), электрон в электронной оболочке (иногда и нейтрон в ядре!)- случайная структура. Микроскоп - пожалуйста: структура оптики (система линз) - определяющая, корпус, винты, геометрия и материал формы - вариативная (картон не пройдёт), а вот подставка, цвет корпуса -случайные структуры. Компьютер - додумайте сами - операционка, видео карта, браузер, пароли and so on.

   Но ведь изоморфность - фундаментальное свойство Вселенной! Значит, и отдельная целостная единичная мысль, в каком бы формате она не была – суждение, понятие, определение, в акустическом ли виде (слышу в голове звучание своих слов) или в зрительном (глухонемые видят свои мысли в голове как жестикуляцию руками) – должна иметь три взаимосвязанных структурных уровней. Понятно, что и субстрат, и все параметры системы зажигания автомобиля, системы питания живой клетки организма и системы электрических потенциалов нейронной сети мозга различны, едины только общие системные закономерности. И чем выше системный уровень объекта, тем сложнее и многообразнее соотношение определяющих, вариативных и случайных структур. В организме кровеносная система определяющая структура? Несомненно, раз. Нервная – два. Скелет – три. Но и в каждой системе какие-то элементы – определяющие структуры (в скелете неуничтожимы шейные позвонки), а какие-то – случайные (волосяной покров для кожной).

      Вот теперь берём любую (любую!) целостную мысль и каждый может убедиться, произнеся в голове, услышав в голове «собака», «объём куба», «подняться на третий этаж», сначала ТАКТИЛЬНОЕ ощущение данного понятия, предмета (мохнатость, теплоту, тяжесть лапы именно своей или знакомой собаки, или из контакта в детстве; повертеть в руках, почувствовать воображаемый куб; легко взбегаете, твёрдо топаете, тяжело, задыхаясь). Тактильное – не обязательно руками-ногами, это и восприятие кожей, зрительно-слуховые ощущения, вкус, обоняние – так называемая «кинестетика». Потом у вас возникает образно-эмоциональный комплекс этого понятия, суждения, ОБРАЗНО-  ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ПАТТЕРН (как говорят психологи). И, наконец, замыкается весь комплекс ЗНАКОВО – СИМВОЛИЧЕСКОЙ СТРУКТУРОЙ: словом, вербальным знаком. Таким образом, каждая наша мысль (суждение, понятие, умозаключение), которая затем становится частью личности – ТРИХОТОМИЧНА, состоит из трёх структурных уровней.

  Ну, вот она, мысль, и появилась, нет, только проявилась. Её телесная, кинестетическая основа дана нам в генезисе. в генах, от Бога, от природы. Второй компонент, образно-эмоциональный, одним концом связан со своим биологическим, животным, генным источником, а другим намертво завязан со словесной, вербальной системой. Есть название цвета - данный оттенок виден, есть наименование предмета - образ возникает. Да, это то самое мышление, которое 24 часа в сутки крутиться в голове каждого человека, бесконечный диалог с самим собой. Вот только слова, речь - не источник мышления, а простой формальный носитель, передатчик мысли. Мысль-то одна и та же, а речь может быть и китайской, и английской, а то и вообще бессловесной, жестами у глухонемых.      
 
  Теперь мы знаем, из чего состоит каждая отдельная мысль. И любой из нас в мгновение ока может проверить пресловутую трихотомию. Вот скажите вслух или про себя, мысленно, даже лучше про «себя», в голове: «собака». И тотчас вы ощутили, почувствовали свою, родную собаку и собаку своего детства, её густую шерсть, холодный нос, твёрдую когтистую лапу. А затем в голове возник образ этой или другой, но своей, индивидуальной собаки, образно-эмоциональный паттери, эмоциональное видение. (Кстати, можно и так, и сяк: и вИдение, и видЕние, штука сложная, не всегда словами объяснимая). Теперь дальше: чем породили, тем и замыкаем «трихотомию» - словом. А «собака» ли это, или «the god» - всё равно.

   Ну как, проверили? Ещё есть сомнение? Тогда проведём более строгий, более научный эксперимент. Запускаем словесное требование решить задачу: «Определить объём куба с гранью 3 см.». Тотчас в ладонях тактильно (но не сильно) ощутили и тут же увидели (образно-эмоционально) небольшой кубик. И лишь затем – «три в кубе равняется двадцати семи», а то и графика всплывёт (у каждого свой пулемёт-мыслемёт):3х3х3=27 см3.   

   Теперь внимание.  Давайте на минуту отступим, некое лирическое отступление, а уж потом пойдём в наступление. Как вы, надеюсь, знаете, человечество делится на мужчин и на женщин. Но какой главный признак, основное свойство этого деления? Ведь большинство-то качеств – общие, и пальцев по десять, и ноги две, и цвет волос может совпадать – всё понятно, не будем растекаться мыслью по древу. Главное различие – гендерное, а всё остальное может быть одинаковым, общим. Но именно это основное свойство делает возможным существование человечества как (внимание!) биологического вида. Да, унисекс, да, ЭКО, но всё же, всё же…
Переходим с биологического на следующий уровень, на уровень мыслительный, который, как вы тоже знаете, и является основным признаком человека, выделяя его из всего остального мира живого. На этом, мыслительном уровне также в наличии свойство, делящее человечество на две взаимосвязанные части, и делящее именно по мыслительному параметру.
   
    Таким свойством является креативность, способность принимать самостоятельные решения на основе собственной внутренней информации. В силу этого свойства человечество и делится на продуктивных, креативных, создающих свои собственные программы, свои, творческие алгоритмы решения проблем – и на репродуктивных, работающих по чужим, сторонним программам, действующих по готовым решениям, заимствованным правилам и закономерностям.
   
      С репродуктивными всё понятно: креатив создал решение, правило, осознал полученный результат в трихотомии мысли, передал в устном, письменном или виртуальном формате в социум репродуктам, а те в процессе деятельности осуществили, претворили, материализовали найденные решения.
Но как креатив получил, нашёл это решение? Как у него родилась мысль… Всё, вернулись на круги своя. Берём быка за рога.
   
   Существует некое решение R и креатив его воспринял: услышал, увидел, подсчитал, нарисовал, слепил. Но ведь, согласно изложенным выше системным аксиомам, процесс восприятия возможен в том, и только в том случае, если алгоритм, закономерность восприятия априори находится в сознании (в сознании!) воспринимающего субъекта, в сознании этого несчастного креатива! Априори, заранее, до процесса восприятия!!!
   
   Следовательно, у креатива есть (где? в сознании? в подсознании?? Ладно, потом выясним.) не просто готовая программа решения проблемы, конкретной проблемы, которую он решает: у креатива наготове должны быть ВСЕ мыслимые и немыслимые программы, закономерности восприятия, закономерности принятия решений.
Потому должны быть «все», поскольку эти умные креативы занимаются разными задачами, один – физикой, другой – пулемётами, третий – генетикой, и это «нечто», включающее все на свете закономерности и программы, должно быть известно и понятно любому креативу, но каждый подключает к этому «нечто» свою задачу, свою проблему. А этих проблем у человечества за последние 40-50 тысячелетий столько было! Было… и есть, и будет! Но это не язык, не речь. Языков много, только это «нечто» больше, мощнее всех языков на свете!
   
  Давайте пройдёмся по всем языкам, может, даст Бог, и выйдем на самый мощный, самый информационно ёмкий. Вот, например, креатив решает задачи живой природы, исследует проблемы биологии: из чего состоит и как работает клетка, что такое ген, какие функции в организме выполняет кровь. Но своего языка у биологии нет, и исследователи описывают закономерности живой инстанции на языке химии: аминокислоты, гемоглобин.
   
      Идём дальше. Химический уровень. И опять – своего языка нет, химия работает на языке физики: H2O – это вода, C9H8O4 – аспирин, NH4HCO3 – карбонат аммония, электронные оболочки, валентность.
   
  Язык физики – математика: S=vt. Заметьте, чем «ниже» системный уровень анализируемой инстанции, тем менее осмысленными становятся элементы языка. Молекулы, белки, аминокислоты для биологии – азбука мощных смыслов, кладезь обширной информации. Но и в математике языковые единицы достаточно сложны, сознанию (подсознанию!) приходиться из кучи смыслов выбирать для синтезирования мысли необходимый смысл из «квадрата Малевича», «квадрата – геометрической фигуры», из «квадрата (степени) числа» и так далее.
Вот мы добрались до словесного, вербального знаково-символического уровня. Понятно, что само слово ничего не означает. Смысл слова (а это и есть составляющая той самой мысли!) где-то выше, в контексте, во взаимодействии, во взаимодействии слов. Ну, и там, где непосредственно изобретаются сами слова, чисто технически. Ведь кто-то, конкретная личность, придумывает (ой, опять «мысль мыслью») новое слово! Где – понятно: в литературе. А что есть литература? ВИД ИСКУССТВА!
   
     Вот, наконец-то! Нашлась система предельно сложная, предельно многозначная и, одновременно, самая абстрактная. Что означает любой текст, любая фактура, любая структура любого искусства? Да ничего, последовательный ряд звуковых синусоид, многообразие цветовых пятен, а то и одноцветных линий, точек, набор геометрических фигур архитектуры.
      
     Как музыкант-профессионал, могу попробовать наглядно объяснить сверхсложность музыки. Как отдельный кирпич в архитектуре, слово в поэзии, кадр в кинематографе, музыкальный звук – исходный элемент каждого произведения любого жанра музыкального искусства. Нажал клавишу, дёрнул струну, спел ноту – возникла звуковая волна особо сложной, информационно ёмкой структуры. Вот и давайте ещё раз более внимательно рассмотрим параметры, свойства и качества музыкального звука.

      Сначала – основные, известные каждому ребёнку, изучающему музыку.
     1) Музыкальный звук имеет строго определённую высоту: количество колебаний в секунду струны, столба воздуха в кларнете, связок в гортани. Вот эталон ноты ля первой октавы – 440 герц. Запомним.
     2) Музыкальный звук имеет длительность: время звучания. Понятно, что чем сильнее дёрнешь струну, тем дольше она колеблется. На практике длительность каждого звука регулирует разными способами сам исполнитель.
     3) Музыкальный звук имеет громкость: чем больше амплитуда колебаний струны, связок, тем сильнее резонансное колебание барабанной перепонки, которое наш мозг переводит в «громкость».
     4) Музыкальный звук имеет тембр, и теперь – внимание! Кажется, очень просто: вот тембр скрипки, вот тембр фагота, вот – тенор, вот – сопрано. Но любое гибкое звучащее механическое тело колеблется каждой своей частью: целая струна «ля» - 440 герц, её каждая половина – 880 герц (опять «ля», но октавой выше и амплитудой – громкостью – поменьше, потише), каждая третья часть струны «ля» издаёт звук «ми», а каждая половина этой 1/3 (то есть, 1/4, 1/8, 1/16) всё «ми», «ми», «ми»… Пятая часть «ля» струны, связок, столба воздуха в трубе или в кларнете даст большую терцию, до # (до диез). Но ещё потише. Седьмая часть струны – си b (си бемоль), малую септиму. Восьмая – опять «ля», но уже двумя октавами выше и так далее.
     Проверить сие очень легко: беззвучно нажать и держать на рояле «ля» большой октавы, и громко, резко, но коротко нажать и сразу отпустить клавишу «ми» или «до #» в первой октаве. И мы услышим, как резонанс заставил струну «ля» продолжить тихонько эти «ми» или «до #».
      Вот и представьте себе теперь сложнейший график синусоид одного только музыкального звука! А если одновременно (и последовательно!!!) два звука (интервал), три-четыре-пять (аккорд), умножьте на сто или возведите в степень (симфонический оркестр). Отсюда образное, но и, на самом деле, математически строгое выражение, нет, определение; «симфония – модель мира».
      5) Музыкальный звук имеет стабильность. Этого качества в учебниках нет. Хотелось бы, конечно, чтобы в будущем это свойство было запротоколировано и в учебниках.  Стабильность музыкального звука означает, что все предыдущие общеизвестные свойства (высота, громкость, длительность и тембр) постоянны, стабильны и неизменны для данного произведения, для данного раздела, части произведения или даже системы произведений (цикла, сюиты и тому подобное). Постоянные, параметры которых и определяют стабильность всех качеств музыкального звука, не так просты.
 
       Вот, например, один из параметров стабильности звуковысотных отношений определяется для классической музыки (и не только!)  тональностью произведения: тональность до мажор, главный, самый существенный звук – «до», «тоника». И стабильность главного тона произведения создаёт сложнейшую, но неизменную систему звуковысотных отношений произведения или его раздела, части.  Таким образом, если стабильные свойства музыкальной фактуры генерируют сверхсложные, информационно бесконечные, но линейно\ые математически определённые соотношения, то «живая» музыка, живое ежесекундное привнесение исполнителем в музыкальный звуковой поток и мощных изменений выразительных средств, и тончайших нюансов интерпретации создаёт нелинейные сложнейшие взаимоотношения уже сложнейших линейных отношений свойств и качеств музыкальной ткани.
И это всё касаемо одного исполнителя на одном инструменте. А теперь полученную математическую сложность возведём в сотую степень взаимодействия симфонического оркестра или стоголосого хора…
Но спустимся на грешную Землю и оживим старую аксиому «создания нового»: качества и свойства системы данного уровня материализуются и образуют систему вышестоящего уровня, которая обладает новыми свойствами и качествами, новыми вариативными структурами, которые, взаимодействуя с вариативными структурами других систем этого же уровня, на новом, вышестоящем уровне материализуются и… и так далее. Другими словами, в мире, во Вселенной, ничего, кроме отношений, нет.

     Постоянная длительности – размер и вообще то, что в музыкознании определяется как метроритм. Это, плюс скорость, темп исполнения и создаёт строго определённое время звучания каждой восьмой, четвертной, половинной и прочая ноты, звука. И тогда возникает сложнейший, математически точно и однозначно рассчитываемый график ритмических последовательностей.
Звуковысотные – сложнейшие, громкостные (амплитудные) – сложнейшие, тембровые (обертоновые) – сложнейшие! Все параметры (качества) стабильны, постоянны, это несомненно. И тем не менее, возникающая в интерпретации исполнителя «нестабильность» - незначительные ускорения и замедления темпа; небольшие, в зависимости от содержания текста, но практически постоянные («стабильные»!) изменения громкости; такие же изменения тембра, и это не только вариирование инструментовки, но и туше фортепиано, и тончайшие оттенки интонирования как струнных, так и духовых инструментов, и, тем более, человеческого вокала – превращает «сложнейшие» отношения в сверхсложнейшие.

      Таким образом, если стабильные свойства музыкальной фактуры генерируют сверхсложные, информационно бесконечные, но линейно\ые математически определённые соотношения, то «живая» музыка, живое ежесекундное привнесение исполнителем в музыкальный звуковой поток и мощных изменений выразительных средств, и тончайших нюансов интерпретации создаёт нелинейные сложнейшие взаимоотношения уже сложнейших линейных отношений свойств и качеств музыкальной ткани.
      И это всё касаемо одного исполнителя на одном инструменте. А теперь полученную математическую сложность возведём в сотую степень взаимодействия симфонического оркестра или стоголосого хора…
      Но спустимся на грешную Землю и оживим старую аксиому «создания нового»: качества и свойства системы данного уровня материализуются и образуют систему вышестоящего уровня, которая обладает новыми свойствами и качествами, новыми вариативными структурами, которые, взаимодействуя с вариативными структурами других систем этого же уровня, на новом, вышестоящем уровне материализуются и… и так далее. Другими словами, в мире, во Вселенной, ничего, кроме отношений, нет.







            
    
    











    

 


 

      31.12.2019. Продолжение следует…