цепляемость

Она сидит перед ним, устало опустив плечи, перебирает пальцами пожелтевшую от времени газету, которая служит скатертью их столу. Её пальцы бродят по фарфору чашки, излишняя роскошь, так не вписывающаяся в быт их дома.
Она всегда встречала его с работы и помогала сортировать бумаги, смеялась над его шутками, даже если они были до ужаса банальными. Её безобразно педантично сложенные треугольником полотенца всегда его раздражали. В порывах гнева он комкал их и кидал в неё, она лишь подходила и гладила его плечи, когда день был особо пасмурный. Дыхание вновь становилось ровным, веки под тяжестью закрывались — злость исчезала в её объятиях.

по стенам крадётся сумрак, захватывая всё больше настоящего; он ворочается во сне. Сны уже давно обратились в кошмары; кошмары, в которых так близко, что глаза болят от напряжения.

Она шепотом всегда спрашивала, сколько у них осталось денег, перешивала свои старые платья. За пять лет их брака она словно высохла, а ведь когда – то он встретил её, сидящей на лавочке в богом забытом парке. Он влюбился тогда в пепельные глаза, в которых бился огонь. Сейчас остались угольки. Её руки пальцы перебирали клавиши расстроенного фортепиано, кисти двигались словно в них не было ни одной косточки. Она — дыхание самого ветра.
Он всё чаще не приходил домой по ночам, скитаясь по улицам и засиживаясь в каких – то пабах, тратя последние деньги на дешёвое пиво. Она не упрекала, не бранила, с каждым разом улыбаясь всё тише.

в последних лучах
уходящего счастья
притворно
настоящего

Пытается зацепить ладонью тонкие пальцы жены, почти касается её через весь стол, разделавший их страны, как она рассыпается в мгновение.
— Прощай, Олег.
Фарфоровые чашки разрываются, поражая осколками каждую клетку тела. Её больше нет, только эти полотенца ужасно правильно сложенные.
Опрокинулись года, отраженье в зеркале поседело, дыханье сбитое почти всегда, руки нащупывают прошлогоднюю газету, выцветшую на солнце.

немая как луна
ушла
слишком зацепился

Руки режет острота бумаги, моментально рассыпаясь
— прощай

и сумрак уже внутри,
навсегда.