Рыба

            Гене снился вокзал с огромными часами под развесистым потолком. Циферки расплывались, и он никак не мог понять, который час, но чувствовал - каждая секунда на счету. Касса оказалась закрытой. Приложив ладошки к матовому стеклу, Гена увидел пузатую полосатую рыбу. Постучал.
- Простите!
Рыба прекратила плавать и что-то пробулькала.
Гена приложил ухо.
- Что вы сказали? – кричал он в ладошки, - Говорите громче, пожалуйста! Я вас не слышу!
Тогда рыба открыла окошко и втащила Гену вовнутрь. Он принялся колотить ярко-красными, как у морского окуня, плавниками.


Проснулся внезапно и долго лежал, не двигаясь.
Вчера утром позвонил сын.
- Отец, прости, но приехать не получается. Отмечу в Питере рождество и возвращаюсь в Москву. Уже билет взял.

Гена ждал на Новый год, ждал на Рождество. Теперь Гена будет ждать лета.


Заявилась Тамара. Принесла корзину еды и коньяк. Гена опешил.
- Что случилось?
- Я знала, что ты не любишь сюрпризов, но рискнула. Такой праздник!

Она изучила квартиру, дефилируя туда-сюда и оставляя вмятины каблуками сапог на вычищенном в кои-то веки ковролине. Ревниво рассмотрела ёлку – «для сына старался?»,  и, схватив кота, запричитала:
- Вот, значит, кого Гена любит, вот, кого балует. Какие мы толстые, какие мы наглые...

Пришлось вызволять животное.
- Тамара, извини,  я собрался к родителям.
- Я тебя отвезу, - заявила Тамара.
- Я сам поеду.

И началось. У Тамары, оказывается, накопилось столько «за эти годы непонятных отношений», что покуда она выговаривала, не страдающий алкоголизмом Гена чуть не опустошил бутылку коньяка. Наконец, решил, что лучше сдаться.
- Хорошо. Едем! 
Но когда сели в машину, повеселевший Гена передумал.
- Давай, Тамара, на окружную.
И дотемна мотались они просёлочными дорогами по дачным обществам, снова выезжали на окружную, и снова съезжали, то налево, то направо.
Сначала Тамара умилялась – она никогда не видела его таким озорным - а Гену и вправду отчаянно «несло», но через пару часов сообразила-таки, что её дурят. Видимо, так Гена и оказался там, где проснулся наутро.


 Он вышел в коридор. В фойе, за стойкой, дремала администратор. Изучил нагрудную бирочку и окликнул.
- Зоя Владимировна...
Администратор открыла синие глаза и поведала, что он находится в Зеленоградске, в гостевом доме, и успокоила напоследок.
- Ваша дама отбыла час назад, но за номер уплочено до десяти утра.


Вскоре Гена понял, что куртка с телефоном осталась в машине Тамары.  В кармане брюк нашёл ключи от квартиры и две бумажки денег: пятитысячная и сотня. На столе  –  половина пачки сигарет и треть бутылки коньяка.
Задержался у окна – тьма и холод. «А если Тамара вернётся? К чёрту...» Сунул деньги в сигаретную пачку, взял бутылку и вышел.
- Может, подождёте? Такси будет максимум через час-полтора. С местными не работаем, договор с городом, понимаете?  С рождеством!


Стоял морозец в минус двадцать, а рассвет только слабо намечался. Гена глянул на туфли и вздохнул. Мощёная шашками тропа огибала низкие дюны, упрямо уводя на восток – к морю. Его передёрнуло:  «Точно околею...», а когда перед ним возникла томно порыкивающая стихия, то обрадовался: «Когда в последний раз на море был?»,  и пошёл вдоль берега.
Галька, валуны вмёрзли в песок, отражая блики фонарей с набережной, до которой, казалось, всего-то пара шагов. Весело поглядывая на море, словно на спор «упадёшь-не упаду» , он, то прыгал с камня на камень, то семенил по льдистой гальке.
«Ах, Тамара... Проучить меня – задумка нужная, но если бы меня это задевало. Я был бы рад, если бы задевало...»

На безлюдном променаде Гена столкнулся с собакой в зелёной курточке и тренажёром – железным велосипедом без седла.  Поставил бутылку на лёд, встал на педали и давай крутить, чтоб «разогнать кровь».  Примороженное железо скрежетало и выло. Замерев на трёх лапах, собака понаблюдала спортсмена с минуту и сиганула по-оленьи в дюны.

Дорожку между особнячками – в иных окнах уже горел свет – добрые люди присыпали песком, потому Гена быстро вышел в город, и: «Чёрт!...» - вспомнил о забытом на променаде коньяке.
Двухэтажный городок, вырядившись на сочельник в трогательное, просыпался нехотя. У аптеки дворник ковырял поребрик ломом.
- Отец, который час? – спросил Гена.
- Начало восьмого, - ответил дворник женским голосом.
- До вокзала сколько идти?

Там, по заверению администратора Зои, всегда есть «такси». Гена припустил по-марафонски и упёрся в церковь. Из неё вышел мужчина, и Гена возликовал: «Отогреюсь хоть!».
Мужичок остановился на крыльце и начал креститься, воздев оплывшие очи.
«Странный... Церковь – в бывшей лютеранской кирхе. Купола нет. Чего наверх молиться?» - подумал Гена, торопясь в тепло. И поскользнулся, а  падая, ухватился за рубище раба божьего, и тогда грохнулись они оба.


Зайдя в помещение, поймал себя на мысли: «Сейчас тут и обогреют и проявят сочувствие. Ведь и дураку понятно: человек попал в ситуацию. С похмелья, без пальто, в офисных туфлях.»
Но тётка - в свечной будочке - и глаз не подняла.
«Надо хоть свечку купить, иначе поймёт, что греться пришёл» - полез за сигаретной пачкой, в которой хранились деньги. Пачки не было. Обшарил все карманы – пусто. С минуту соображал, а сообразив, бросился к выходу. Обыскал крыльцо в радиусе десяти метров. Ничего. Вернулся к будке.
- Женщина, вы знаете мужчину, который только что на крыльце крестился? Он вышел от вас минут пять назад...
Тётка, продолжая общение с телефоном, подала знак – мол, обождите секунду, я очень занята.
Гена ждать не мог.
- Христом богом прошу, помогите, - почти кричал он, - Мы вместе упали на крыльце...  А теперь у меня пропали деньги! Как, по-вашему, я поеду?! На мне куртки нет! И сигарет, между прочим, теперь тоже  – ни одной! – Гена предъявил будке вывернутые карманы.
Тётка глянула изучающе и что-то буркнула в платок.
Гене показалось, что она сказала: «Пить надо меньше, сволочь» .


И тут в церковь повалили солдаты - «Целый взвод!». Они заходили и заходили, снимали шапки и заполняли неф, выталкивая Гену вперед. Так он оказался перед алтарём. С иконостаса умными миндалевидными глазами взирал Христос. Гена поклонился.
- С днём рождения, Иисусе.

Старший, видимо взводный, молча раздавал армейцам свечки. Поравнявшись с Геной, выдал и ему. Гена, не шевелясь, стоял, пока бойцы выполняли должные ритуалы. Наконец, взвод, надевая шапки, бесшумно вытек в двери.
Гена подошёл к «Семистрельной иконе», потоптался, тщясь сформулировать молитву, оставил зажжённую свечечку и сел на скамеечку подле.


Тело горело, отмерзая, и очень хотелось пить. Неподалёку стоял табурет с самоваром, обозначенным табличкой  «Святая вода». Кружечки стояли там же. Гена выпил залпом две. Покосился на будку и на бабушек, сидящих напротив: «Веду себя, как последняя свинья»,  и выпил ещё три.
Вернулся на своё место и уставился в пол. От входа тянулись протоптанные людьми дорожки – влево, потом – к центру и вправо. Здесь не ходили, как попало.

Гена вспомнил о мужике с крыльца. Потеря денег воспринималась всегда болезненно. Он не любил их, но думал о них постоянно. Особенно сейчас, когда сын учился, когда родителям нужны лекарства и санаторий, когда выяснилось, что хронически болен кот.
«Я никого не люблю. Совершаю человеческие поступки иногда. Но иногда  – это ещё не человек.»

- Мужчина! – тётка из будочки трясла Гену за плечо, - У нас тут не спят!
- Я молюсь.

На выходе догнал одетый в джинсы и свитер бородач и заставил накинуть куртку.
- Спасибо, батюшка, - сказал Гена, почему-то не сомневаясь в его духовном сане, и поклонился три раза.
Правда, рукава куртки оказались по локоть.



На привокзальной площади стояло два «такси». Гена выбрал погрязнее.
- До Калининграда, в центр.
Таксист «заценил» внешний вид пассажира.
- Деньги вперёд.
Попроситься в  «такси почище» не хватило духа.
Отправился на вокзал. Там оказалось холодней, чем на улице. Посмотрел расписание электричек, планируя проезд «зайцем», но сник, подумав, что будет, поймай его контролёр без билета. «Предъявите документ!» - затребует. «А нету» - разведёт руками Гена. И потащат его за шкирку в каталажку.


Потерянный, он вышел на улицу.
- Закурить найдётся? - робко обратился к «чистому» таксисту. «Грязный» уже уехал.
- Кури, - протянул тот пачку, - Что у вас стряслось?


В дороге Гена смотрел,  не отрываясь,  на безделушку - полосатую рыбу, что висела, пружиня и качаясь,  на лобовом стекле. Смотрел и мучительно вспоминал номер (хотя бы домашнего!) телефона родителей. «В мозгах – всё что угодно, но ничего ценного».
- И что вы решили? – хитро улыбнулся таксист, когда уже подъехали к дому.
Гена замялся. Пошёл за деньгами домой, а когда вернулся рассчитаться, сказал.
- Поеду к своим. Завтра полечу к сыну. А кота отвезу Тамаре. Не выкинет же она на мороз больного. Человек она или кто.