Неведомое

Серия «Неизвестное»
НЕВЕДОМОЕ

Все персонажи не вымышлены,
все события происходили в реальности.
Автор №1
По крайней мере, в одной из реальности  точно!
Автор №2

Предисловие

Осенний туман над прудом у меня всегда вызывал безотчетное чувство тревоги. И такого рода экзистенциальный страх усиливался по мере приближения моего дня рождения. Но каждый раз, именно В СВОЙ ДЕНЬ меня  неудержимо тянуло совершить утреннюю прогулку к нашему пруду. Так было и в этом году.

Собственно, сей водоем, находившийся в полукилометре от нашей деревеньки, вернее было бы называть озерцом, так как данных об искусственном его происхождении мне не удалось раскопать. Единственное, что мне выдали на-гора в уездном краеведческом музее, так целую кипу подшивок газет (с 1890 года по нынешнее время) и пару-тройку легенд связанных с этим местом. Но об этом чуть ниже.
  Местные жители предпочитали называть сиё водное пространство Пруд. Именно так – с большой буквы – как имя собственное. Встречались и такие названия: Дикий Пруд, Песий Пруд, Собачья Ямка.
Автохтоны к Пруду, да и к леску (где пруд располагался), относились с мрачноватым юмором. Об этом свидетельствовали такого рода  высказывания: «Сходи к Пруду – намой беду»,  «Без Пруда – ни одна беда», «В леску рыбка, в Прудку дичка», «Где Пруд – там и прут». (Последняя поговорка особенно меня заинтересовала, так как касалась она пропавших людей.)
Сам Пруд можно было охарактеризовать кратко так:  зеленый агат кабошон*  овальной формы. Размеры 10 на 8 метров. Чтобы убедиться в идеальной овальности пруда пришлось как-то вскарабкаться на высокую сосну, причем два раза – летом и зимой. (Зимой было особенно радостно.) Повторяю, никаких данных о том, что водоем сооружен кем-то из людей или по приказу кого-то я не нашел.
Зато нашел кучу газетных статей мистическо-криминального содержания (разных годов – от российской империи вплоть по нынешнее время), отнюдь не балующие читателя  разнообразием. Как под копирку: «…пропал… Пруд… туман…» и так далее и тому подобное.
Исключение составила лишь заметка за 1920 год опубликованная в газете «Известия Советов рабочих и крестьянских депутатов города Егорьевска и уезда».**
«…выехал чрезвычком (чрезвычайная комиссия - автор) в количестве трех сотрудников (коллегия губернских ЧК состояла из пяти человек, уездных из трех – автор), которые намеривались на месте якобы колдовского пруда прочитать лекцию о вреде суеверия и развеять…»
Далее идет пропуск текста в связи с тем, что кусок, вероятно размером под будущую самокрутку, был  оторван.
Окончание же было таково:
«…увязавшийся с ними на диспут о безбожии член местного комбеда (комитет бедноты – автор) Рячко Семен был помещен в егорьевскую психиатрическую больничку (отделение психиатрии – комнатка размером 2х3 метра – автор), где им  заинтересовался представитель московского отделения…  Вопил про белый кисельный туман и…»
Опять вырван кусок газеты и пару слов в конце: «…будем надеяться, что сей пресловутый белый туман выветрится из голов наших…»
Такого рода, пускай даже и отрывочные знания, только усилили мой интерес к загадочному месту. И наконец, наступило тридцатого сентября. В 6.30 я был на ногах и…

Словие первое, в котором объясняется куда и с кем,
но не объясняется зачем

И наконец, наступило тридцатого сентября. В 6.30 я был на ногах и задумчиво посматривал на двух собак – немецких овчарок – кобеля Тоника и суку Бритву.
Взять двоих – никак невозможно (достанут игрищами, а мне нужно сосредоточенье). Никого не брать? – как-то… того… этого… Неуютно, знаете ли!
Собака, как известно, существо двоякое в плане нечистой силы (а то, что там дело нечистое – безусловно).  С одной стороны – это классический психопомп*, обеспечивающий безопасную транспортировку души в другой мир. То есть способна наладить тропку в «поди туда, не знаю куда» и по пути предупреждать о всяческих излишествах нехороших чересчур вредных для путешествующей души. А в этом мире   способна собака отгонять всяких злодеев с того света (а некоторые даже умеют прогонять злодеев и на этом свете, но их очень мало осталось (собак, а не злодеев)). Но не всякая, а лишь     «четырехглазка». Это когда у собачки над глазами белые или желтые пятнышки.
Выбор, надо сказать, был у меня богатый. Да-с. Или Тоник или Бритва. Кобель или сука. Оба окраса черноподпалого. Над глазками, соответственно, у обоих животных пронзительно желтые пятнышки. Да-с.
Но вот в чем дело. Мы забыли про «во-вторых».
А тут так. Она ж, собака, не только охраняет, она ж, гадина такая, может и привлекать утробников всяких. Может, может, – не сомневайтесь! И вот тут… Собака, гадина…   Все женского рода.
В общем, я посовещался сам с собой и взял Бритву. Сейчас объясню.
Сам с собой я говорю редко. Не чаще раза в сутки. Мой друг – по профессии психиатр – говорит сам с собой гораздо чаще. И вовсе не считает такого рода лексические экзерсисы неким патологическим явлением. Просто он уверен в том, что о некоторых вещах лучше вести внутренний диалог, нежели чем с окружающими людьми; так безопаснее.
Так вот. Пинкертон надежный парень. Хороший. Но вот поговорить с ним – вряд ли удастся: весь-то он в делах и заботах; то палочку принесет, то в речке купаться затеет. Затейник, короче. Не, не, не подумайте плохого! При всем том, он проверенный охранник – доказывал не единожды. Но только от плохих людей. А на счет других субстанций – сверхъестественных – я не уверен. Очень уж он приземленный, что ли. Эдакий рабоче-крестьянский парень! И, соответственно, весь «разговор» Пинкертона сводится к двум лаконичным фразам: «Когда жрать?» и «Кого жрать?»
Бритва – другое дело! Проглядывает в этой собаке что-то ведьминское! Бывало так посмотрит (аж всеми четырьмя глазами), что сразу догадываешься чего она хочет. А зачастую, удовлетворив первичные потребности, желает сия особа поболтать по душам. Причем вот что я заметил. Ежели ей просто рассказывать какая она хорошая и умная, то Бритва повздыхает немного и, с упреком искоса глядя (вот именно так!), удалится на место или еще куда. Другое дело рассказывать ей о грядущих планах (можно на день, можно и на год)! Тогда она слушает с интересом, вставляет какие-то замечания, критикует, соглашается, предлагает, отстаивает свою точку зрения…  Словом ведет полноценный диспут, зараза!
И еще. Как там у классика: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий…»** Во, во! Сучья дщерь такие мои дни загодя чует. Чует и пытается как-то помочь. То вещь принесет с ее точки зрения необходимую мне на данный момент. Например, баночку с пастой ГОИ, типа, ошлифуй ножи Павлик, тебе это сейчас потребно.  То ручку с тетрадкой. Бывает на незапланированную прогулку, потянет. А иногда прижмется мохнатым боком, голову подмышку мою засунет и начнет так тихонько вздыхать, сочувствующе. 
Короче, взял я Бритву с Красных Прудов и направился к Пруду. Предварительно вооружился…

Словие второе,
 в котором объясняется зачем и почему


Короче, взял я Бритву с Красных Прудов и направился к Пруду. Предварительно вооружился следующим образом: ножом сапожным (за сапогом, соответственно), ножом складным (по типу фрикционный), фонариком (по типу карандаш), булавкой (по типу английской,*за воротником, соответственно). Ах да! Оделся просто, но надежно: сапоги, джинсы, свитер, брезентуха энцефалитка. 

Если  все время задаваться вопросом «Зачем», то можно и не успеть ответить на вопрос «Почему». Мы с Бритвой это авторитетно заявляем.
С какой целью я туда иду? За каким, простите, собачьим дюделем, мне туда надо? Чего я, вообще, хочу? Какие последствия?
Вот такие мысли клубились в моей головушке, пока мы шли к загадочному водоему. Что думала сука, я не знаю, но шла она в паре метров от меня какой-то настороженной походкой.
Мы подошли к границе леса. Прежде чем ступить на тропу неведомую, я остановился и задумался (Бритва послушно села рядом и тоже, кажется, задумалась). Мысли подошли ко второй части мерлезонского*  балета (причем здесь дрозды?), а именно к вопросу « Почему».
Потому что мудак. Медленный такой человек. Проще говоря, желание обосраться у меня превалировало над желанием найти туалет. Хочу и все тут. Как ребенок, который хочет игрушку, но ему не дают. Так и я захотел пойти к Пруду. 
Мы пошли.
И зашли в этот туман. Причем след в след. Уж не знаю, кто Бритву учил ходить по-волчьи – не оставляя ненужных следов, но сия великовозрастная деваха действовала инстинктивно грамотно, хотя, наверное,  и глупо. Ну зачем идти за мной след в след? Оказалось, это я глупый.
Удар. Еще удар. Ах! Как по брегме пришлось. Ага! Тянут голову влево, а челюсть вправо. Эдак и калекой ненадолго сделать*. Вот это вход! Где же Бритва?

Словие третье, где рассказывается
куда, где и с кем (или в обратном порядке)

Удар. Еще удар. Ах! Как по брегме пришлось. Ага! Тянут голову влево, а челюсть вправо. Эдак и калекой ненадолго сделать*. Вот это вход! Где же Бритва?
Моя дорогая черно-подпалая подруга сидела метрах в трех от меня и с любопытством наблюдала как я с трудом открываю правый глаз (левый заплыл окончательно и бесповоротно). Бритва сидел в решетке из прутьев толщиной в руку взрослого человека.
Пардон!
Это я сидел в клетке из…
Ага. Осина, родная. Не ошкуренная. Клетка два метра в ширину, столько же и по другим параметрам. Нож за сапогом – уже хорошо. Только вот голова болит – это плохо.
Бритва, без шума и пыли, вдруг резко ретировалась в кусты. Кто-то подходил к моей клетке, понял я.
Пенсне, бородка…
Подошедший вкусно продекламировал на немецком:
 Два человека встретились в больнице,
Один из них не ты,
Другой из них не я.
Вопрос: а кто ты в этом мире?
И кто придет отсюда,
И кто спасет тебя?
(Перевод автора)
– И хули делать? – не литературно вопросил я.
– Работать, – ответствовал незнакомец, ужасно похожий на портрет А.П. Чехова. – работать над собой.
– Над этим я буду думать. Потом. А пока хочу узнать, где я.
– А ты умер, – визгливо захихикал незнакомец (совсем не по Чеховски) и добавил:
– Захочу, будешь здесь всю жизнь в клетке сидеть и рассуждать на тему схоластика и шизофрения.
«Не хочу» – подумал я, а вслух добавил: – Раз я умер, значит мне все можно, одно останавливает от кровопролития…
– Чаго, – невежливо перебил незнакомец.
– Собака тоже умерла? Ей тоже все можно?
Незнакомец замолчал. Я тоже.
Клетка рассыпалась на моих глазах (по крайней мере, одно бревнышко из верхней обвязки чувствительно задело меня по оным зрительным приспособам).   Бритва сидела рядом со мной, вылизывала заплывший глаз и нежно выговаривала: «Ну чего ты, козел человечий, тудой поперся? Мало тебе? Зачем? Почему?»
«Тоже мне, жена, родная», – поморщился я и…
И незнакомец появился вновь. Был одет ни во что, выглядел никак и представлял собой никого. Ну совершенно бесцветное, аморфное создание.
– Прошу прощенья за спектакль, – произнес он учтиво, косясь на немецкую овчарку Бритву. – Немножко переборщили с вашим подсознанием. Уж больно, Вы, Павел Викторович, Антон Павловичем увлеклись последние время. Вот и как-то так, пришлось вас сюда вызвать.
– Куда, ****ь, – заорал я и поморщился от боли в голове.
– В эту реальность. Нужны вы здесь. Зачем, спросите вы?
– Не спрошу.
– Гав, – перебила Бритва.
Незнакомец с уважением посмотрел на собаку.
– Вот видите, собачка ваша все понимает и все вам объяснит, засим – прощайте.
И растаял, сволочь такая.
А Бритва мне рассказала…

Словие четвертое, где рассказывается, кто виноват и что делать…
А Бритва мне рассказала… Не то, чтоб рассказала, но вполне себе донесла каким-то образом мыслеформу о том, куда я попал и что я здесь вынужден буду сделать (иначе обратно не попаду).
Попал я в мир, где Антон Павлович Чехов закончил свою жизнь в психиатрической больнице и умер от…
Пока еще не умер, но вполне себе уже приступает к выполнению сего плана. Настолько, знаете ли, увлекся Антон Павлович внутренней драматургией своих героев, что перемешалось в его голове все окончательно и бесповоротно. Тонкие материи его начали жрать бесовским образом, посему и за топор хватался. А иногда, как интеллигентный человек и за ружье (благо оное на стенке висело).
Короче, рассказ «Сапожник и нечистая сила» еще не написан и даже в проекте не существует. Николай Александрович Романов (будущий Николай второй) его не прочтет
А надо.
Ибо без этой пьесы не состоится (как потом напишут) Великая Октябрьская Социалистическая Революция. Да. Именно так. А без нее (революции) не состоится Россия в таком виде, в каком ее видят потомки.
Хорошо ли? Плохо ли?
А черт его знает. Но в этой реальности России как таковой вообще не существует.
Канула в бездну. И не в ту, из которой еще как-то можно было бы вылезти (бред – как можно вылезти из бездны – на то оно и без дна – падать не перепадать), а в конкретную жопу без края и подмышек.
Взглянем на карту, уважаемый читатель!
Времен Екатерины Второй, а можно и на карту времен послевоенных годов. Ах, объем! Мощь! А теперь присмотритесь. Видите, мелкими пунктирами разграничены зоны экономического влияния?
Так потом с Германией поступят, которая только набрала мощь, а в первую и вторую мировую войну  потеряла многое (а некоторые многое и пробрели, и не будем невежливо тыкать пальцем в эти страны, и так все знают). И все это вопреки «Великому Объединителю Германии», «Железному Канцлеру», человеку, который дал потрясающий совет всей Европе, но которому никто до сих пор не внимает. Помните?

«Заключайте союзы с кем угодно, развязывайте любые войны, но никогда не трогайте русских» 
(Отто Эдуард Леопольд фон Бисмарк-Шёнхаузен).
В этой реальности разъединили Россию. Кончилась она как страна. Вот вам Башкирия. Нефть качают британские союзники, мать их ити. А Башкиры? А они в жопе. Нет их. Есть чернорабочие, обслуживающие трубы. Где Питер? Шведы. Где Москва? Мусульмане, турки, арабы… Сибирь? Япония, Китай… Азия? Те же англичане, американцы… Все поделено, всё распределено..
Страшная вещь война. Люди гибнут. Матери стонут. Генофонд в жопе. Что заставит объединить страну?
Я, может быть, и буду излишне навязчив, но того же Бисмарка процитирую: «…даже самый благополучный исход войны никогда не приведет к распаду России… даже если они вследствие будут разъединены, так же быстро вновь соединяться друг с другом, как находят путь друг к другу разъединенные капельки ртути…»
Но в этой реальности, повторяю, России нету. Точкой бифуркации являлось помещение Антона Павловича Чехова в психиатрическую больницу.
Вот так мне в мозг вогнала Бритва информацию.
Или не Бритва?
А что делать? Хрен с ним, «кто виноват» (****ь, с Чернышевским я исчо разберуся, сука).





Словие четвертое, где что-то мы делаем, а потом думаем
А что делать?
Нужна встряска. Не мне. Антон Павловичу. Как? Где?
И я нашел пресловутую точку бифуркации.
Между двумя рассказами. Первый – это «Дорогая собака». Помните?
«Никому тебя не отдам… Ведь ты любишь меня… Ну, пошла вон! – крикнул вдруг поручик. – Грязными лапами прямо на мундир лезешь!»
И  непосредственно то, чем закончилось. Сиречь «Палата шестой номер».
– Да, болен. Но ведь десятки, сотни сумашедших гуляют на свободе, потому ваше невежество неспособно отличить их от здоровых…
…Вы, фельдшер, смотритель и вся ваша больничная сволочь в нравственном отношении неизмиримо ниже каждого из нас, почемуже мы сидим, а вы нет? Где логика?

– Нравственное отношение и логика тут не причем. Все зависит от случая. Кого посадили, тот сидит, а кого не посадили, то гуляет, вот и все. В том, что я доктор, а вы душевнобольной, нет ни нравственности, ни логики, а одна пустая случайность.

Да, прав был доктор Чехов. Он же «Врач без пациентов», он же «Вспыльчивый человек», он же «Антоша Чехонте», он же «Пурселепетанов», он же «Лаэрт», он же….
Много, много было псевдонимов у А.П. Чехова. Писателя. А как врач – Он и есть – Антон Павлович Чехов.
Вот тут я и зацепился.
«В том, что я доктор, а вы душевнобольной, нет ни нравственности, ни логики, а одна пустая случайность»
Случайность, говоришь, доктор Чехов?
И мы с собакой отправились…
Подглава
Куда, где
И мы с собакой отправились в город Егорьевск. Именно в этой реальности и препроводили малоизвестного тогда писателя в отделение городской больницы, а именно в шестую палату (там содержались люди память потерявшие, но тихие, безвредные как для персонала, так и для себя).

Подглава
Как
Есть только миг, за него и держись… М-мда… Именно так.
У меня  было одно мгновение между «взятием» писателя и его помещением  в суровую действительность шестой палаты. Бритва, сука такая, все решила за меня. Вот гадина.

Глава пятая, где всё понятно, но не понятно что с Россией


Вот, гадина!
Собака Бритва, прикинувшись какой-то беспризорной животиной (ей, как хорошему актеру не было нужды валяться в отбросах и портить свою глянцевую шерстку – соорудила на морде страдальческое выражение – и всего делов), куснула Антон Павловича Чехова аккурат в паховую область.
Не больно, но зато на психику действует замечательно.
Чехова отвезли в больницу, правда в другую, где он и написал свой замечательный рассказ. А заодно и наброски «Вишневого сада» набросал. 
Николай Александрович Романов прочитал. Потом перечитал Гоголя, а именно «Ревизор» и решил:
«… Дай бог мне обладать таким литературным даром, а то заставили управлять страной, в которой я ничего не понимаю и подданных своих не знаю совершенно…»
 
Глава шестая, где все выходит на круги своя

Бдам-с… Опять по голове. Больно. Бритва, любимая моя, приносит мне фляжку с коньяком.
Ух-ты! Вот это я напился! Вышел к пруду и…
Пошли домой, Бритвочка.
И пришел. Записал то, что привиделось.
Любопытно.
Было – не было? Кто знает!
А туман кисельный над прудом стоит.
И Бритва настырно пихает мне в руки пенсне.
Откуда взяла?
Как вы думаете?


Рецензии