По ту сторону

I.
Тилсаамен стоит на пригорке, держит Лооноон за руку. При них — старый сундук и дурное предчувствие. Впереди — крутой спуск и верёвочный мост с досочками, переброшенный через узкий пролив. По левую руку пролив расширяется, образуя широкое водное пространство. На другом берегу возвышается серокаменная громада особняка.
— Сейчас начнёт трясти, — отмечает Тилсаамен.
— Тише, — шепчет ему Лооноон. — Не надумай.
Мысли их сошлись и вспенили воду пролива, а скала напротив них треснула и раскололась. Передний край её бесшумно провалился в воду, увлекая особняк за собой.
— Давай на мостик, — предлагает Лооноон.
— Нельзя, — Тилсаамен качает головой. — Волна придёт с той стороны.
— И что же? — Лооноон раскидывает руки, уподобляясь птице. — Это наш сон, не её.
— Не ты ли меня остерегала? — Тилсаамен ведёт её за руку ввысь по пригорку. Не оборачиваясь, он ясно чувствует, что вода поднимается. Бегом добираются они до просёлка. Внимание их приковывает одинокий деревянный столб, что остался, видимо, со времён проволочной связи. Не помня себя, они лезут наверх. Тилсаамен надеется, что большая вода минует их убежище, а Лооноон находит это забавным.

II.
— Держись как можно крепче. Мы должны выдержать! — натужно шепчет Тилсаамен.
Вода подступает к просёлку, но вот со скрипом тормозит телега. Женщина в тёмном платке машет им рукой, удерживая поводья. Беглецы споро покидают своё убежище, повозка срывается с места.
— Да, мы уж было отчаялись, — Тилсаамен облегчённо вздыхает и улыбается. — Это было... Как послание свыше, хотя я не верю в такое.
Поездка проходит в молчании. Тилсаамен размышляет, что нужно идти в посольство, рассказать о себе, добиваться возвращения домой. Он продолжает думать, не замечая, что стоит перед обеденным столом в своём доме, а мать и отец сидят за столом и тоже молчат. Тилсаамен что-то спрашивает рассеянно, ему отвечают. При нём — старый сундук и дурное предчувствие. Лооноон не видно. Тилсаамен идёт в переднюю, снимает трубку проволочной связи. Просит соединить с отцом.
— Тил, привет.
— Привет.
— Тил, будь дома, — старческий, шамкающий голос, вовсе не такой, каким он помнится Тилсаамену.
— Я и так дома.
— Тил, пожалуйста, вернись домой, — устало-моляще произносит голос, и у Тилсаамена внутри всё холодеет. Он отнимает трубку от уха, стоя в залитой солнцем передней.