Машенька, часть II

Роман состоит из III частей.
Абсолютно все прототипы - реальны, образы - собирательны, жизненные ситуации и диалоги - нечаянно подслушаны или пережиты самим автором.
Иначе, думаю, нет никакого смысла что-либо писать...

(Читателям Прозы роман знаком с весны - осени 2015 года, когда он поэтапно публиковался в 16-ти частях. Теперь, для вашего удобства, я разбил его на три главы, местами - подправил и подкорректировал текст).


***

Я знавал эти страшные дни
Бледный Ангел держал рядом свечку
В миг, когда был уверен: пришли
Пистолет тихо щелкал осечкой
 
Жизнь бежала, а после - плелась
Согревала и холодом дула
Недоступна над Будущим власть
Я привык находиться под дулом
 
Что с того? Даже если Мир тих
Нам не слышен свист пули-разлуки
Бог - не выдаст, останется стих
И всё помнят любимые руки...


***


В привычно-пасмурных лондонских сумерках Машенька проснулась в пригородном доме сестры Аллы. 6 часов назад она распрощалась с прежней жизнью, поняв внутренне даже раньше, чем сформулировав: пути назад больше нет.
После вынесения "приговора" Владимиру Алла встретила ее близ метро и спустя час - без пробок и по идеальной лондонской трассе - привезла в свой двухэтажный домик с благоухающим садом.
В дороге - молчали. У Марии не было сил, Алла все понимала без слов. Вскоре силы Машу совсем покинули - не столько физические, сколько эмоциональные. Сестра предвидела и это.

- Иди, Машуль, поспи - я все приготовила. Тебя никто не побеспокоит. Никита в школе, Стив вечером вернется - он давно в курсе насчет тебя.
И Машка рухнула в сон...

Проснувшись спустя 4 часа, она лежала и прислушивалась к своему состоянию. Оно было странноватым и непривычным: облегчение соседствовало с неясной тревогой. Наверное, так всегда неизбежно случается, когда рвешь с прежней жизнью и шагаешь в Неизвестность. Пускай даже, по своей воле...
Потом ей вспомнились одни из любимых строчек Бродского, чей томик она лет в 17 зачитала до дыр:

Бежать, бежать - через дома и реки
И все твердить - мы вместе и навеки
Останься здесь и на плече повисни
На миг вдвоем посередине жизни.
И шум ветвей, как будто шорох платья,
И снег летит, и тишина в квартире,
И горько мне теперь твое объятье,
Соединенье в разобщенном мире...

Машенька никак не предполагала, что однажды в жизни наступит момент, когда эти строки коснутся ее напрямую. Станут некой "фотографией" ее самой - здесь и сейчас. Надо было успокоиться, понять - что и как делать, как жить дальше. А потом она вернулась к любимому, глобально - философскому утешению:

Все мои проблемы - раскрашенный воздух
А все, что мне нужно - сказано в звездах...

День еще не прожит - путь еще не начат
Слова в этих книгах так мало что значат...

Краткий сеанс безмолвной терапии был окончен. Пора вставать - Алка уже наверняка сготовила ужин...


***

- Доброе утро, сестрица - слегка съязвила Алла; ты как раз к ужину! Сразу тебе говорю: английская кухня со всеми ее аристократическими прибамбасами отменяется. Стив давно подсел на русскую. Сегодня у нас пельмени. Русское блюдо!

- Сибирское - уточнила Машка; помнишь мою бабулю, Веру Александровну? Она - потомственная сибирячка и всегда поправляла: не русское, а сибирское блюдо!

- О, Маш - да ты пришла в себя, раз занудствуешь - рассмеялась Алла. А потом обняла сестру: не переживай и считай, что тут ты дома!
- Сейчас Стив приедет с Никиткой; он его на музыку возит. Познакомитесь. Знаешь, Никита у меня гуманитарий. Музыка, литература, поэзия. Вы с ним быстро поладите. Стиви только вздыхает: мол, плохо в Англии быть гуманитарием - трудно придется...

- А что он про мой приезд - да еще и на неопределенное время - тебе сказал? - позволила себе усомниться Маша...

- Ой, да не бери ты в голову. Он сказал: Well, I`m so glad cos you`ll have a peace of Russia here! - если дословно. - - Т.е - no problem! Мы ж тут все ностальгируем по русскоязычной среде. По субботам с другими девчонками из России собираемся. Но там разговоры... платья, бирюльки - мне не очень интересно. Хотя, платья я люблю...

- Да - улыбнулась Машка - это я помню.
(Она окончательно успокоилась, и даже мысль о грядущем неизбежном разговоре с родителями перестала давить на душу).
- Сколько платьев у тебя сейчас?

Алка задумалась - словно считала...
- Ну, штук 30, наверное. Бери себе любое!

И сестры рассмеялись...


***

Стив, приятный англичанин лет 40, чем-то напоминал доктора Уотсона (точнее - замечательного актера Виталия Соломина).
Вежливо - и с добрым интересом - поздоровался. А с Никиткой, худощавым симпатичным мальчишкой 13 лет с Алкиными глазами (как и предсказывала мама) Машка поладила очень быстро. Даже не общаясь о чем - то особенном...
На ужин (после аппетитных пельменей) разлили вкусное вино с прекрасным швейцарским сыром. Поболтали (ненавязчиво) о всякой ерунде. Стив эмоционально рассказывал о лондонской погоде, климате, своем визите в Москву и совершенно неправильных (на его взгляд) столичных газонах. Мол, как так можно? Машка тихо радовалась, что понимает почти все, невзирая на то, что темы были ей неинтересны.
Она ловила себя на мысли, что сидя вот тут, в Алкином доме, чувствует себя дома более, чем с родителями за все предыдущие годы жизни. Спокойно, уютно, тепло и демократично. Без всякой боязни сказать "не то"...
Потом спросила у Стива - можно ли сходить на концерт Джорджа Харрисона в Royall - Albert - Hall (Машка видела афиши, пока ждала близ метро сестру).

- Нашла у кого спросить - вмешалась Алла, рассмеявшись - вы бы лучше про крикет и биржевые курсы поговорили, ей-богу.
- Машуль, это Харрисон и Альберт - Холл. Мест - мало, желающих - миллион. Билеты, вроде, через Инет разыгрываются - я что-то читала об этом. Или, у спекулянтов - втридорога.
Зато, БГ скоро приезжает. Он тут часто зависает и для русских поет. И с билетами на него куда проще. Хочешь - я с тобой схожу...

Вечером, перед сном, сестры прогулялись по осеннему саду. Было туманно и тепло. Как и все происходящее сейчас в жизни Марии...

- Слушай, я бы прямо тут, на твоем газоне, легла и уснула - сказала Машка. А у тебя "правильный газон"?

- Ладно тебе про газоны эти - ты ж меня не просто так позвала тет-а-тет поболтать - улыбнулась Алла.
Я ж тебя знаю. Сейчас копаться начнешь...

- Алл, ну ты не обижайся на меня, ради Бога. Хочешь, я потом извинюсь от всей души... Но... я тебя хотела спросить: что ты в нем нашла?

- Oh, I knew - вновь улыбнулась сестра - я так и знала.

- Я еще в Москве хотела летом спросить, но потом решила: сначала посмотрю на него...

- Машуль, послушай. И ты поймешь мой выбор. Во - первых, он меня любит...

- А ты? Ты - сама?

- Погоди, не перебивай старшую сестру...
- Любит. Все... все, что может - делает. Быт, забота, внимание, в деньгах - не прижимист (а по меркам англичан - вообще щедр). Ты голландцев видела?

(Машка слегка прыснула).

- Голландец пригласит девушку в кафе, закажет ей за свой счет кофе с бутербродом и смотрит на нее сверху вниз - как великий благодетель. Вот, мол, какой я щедрый!
- Ладно, я отвлеклась - сказала Алла. Он добрый. Дает мне свободу. Никитку принял - как родного. Души в нем не чает. Но, даже не это главное... наверное...

- А что, Алл?

- Ты знаешь, мы с ним ходили несколько раз на светские рауты в его фирме. Тут принято приходить на корпоративы с семьей. Так вот... там столько баб симпатичных - разодетых... И полу-раздетых - тоже.
А он - даже боковым зрением на них не посмотрел. На меня все время! На меня! Машуль, ты знаешь - как это приятно...
У нас, "на Руси", ты много таких мужиков знаешь?
- Ну... а то, что общих тем не так много, как хотелось бы (ты сама сегодня за ужином прекрасно видела) - это еще не конец света... для меня...

(Алла говорила с паузами).

- Алка - сказала Мария, присев на скамеечку под дубом в саду - не увиливай от главного вопроса. Конечно, я тебя понимаю. Но, ты не ответила мне... Ты сама его любишь? Только, не говори мне - а что такое любовь?

- Нет, я так не скажу. Знаешь, у меня с 18 до 21 голова от любви кружилась. Крышу сносило. И я, и мне...

- Да, ты не промах была - улыбнулась Машка.

- И, понимаешь... не нужно мне этого сейчас. Совсем! Не потому, что мне 34 года - это ерундовый возраст. А, просто... Когда касаешься рукой звезд, а потом летишь в пропасть...
И не то страшно - что летишь и больно ударишься, а может - вовсе разобьешься. Страшно - что чувствуешь при этом. Машка, это - ад... Не хочу я так. И просто - не переживу такого больше. Понимаешь?

Маша задумалась. Мудрый дуб ласково шелестел осенней листвой. Потом - тихо произнесла:

- Знаешь, в сравнении с тобой, Алл, я просто - начитанная дурочка из богатой семьи...

- Нет. Не прибедняйся. Я ж помню себя в твои 24. Только - только умнеть начала. Мне бы твою голову тогда...

- Дурочка я, Алл - поверь. Потому что сейчас я тебе вот что искренне скажу: я бы за такого Стива никогда не вышла! Неважно - кто он: англичанин, голландец, русский... Прости меня...

- А я знаю. Но ты - не дурочка. Ты просто - другая. Ты у нас, как тут говорят - "The Special One".

- Ага, особенная - иронично съязвила Машка.

- Да, и я это вижу прекрасно - внезапно веско, уже как-то не по - свойски и девичьи, произнесла Алла. Тебе нужна или самая близкая душа рядом, или - никто... вообще - никто. Понимание и Отклик, или - одиночество. Я - попроще, Маш. И еще - нагрешила многовато. Это тоже на землю опускает... Ну что... все люди разные. Видишь, мы ж друг друга понимаем... И - какими бы разными мы ни были - ты мне сестра, а теперь - лучшая подруга, раз приехала - улыбнулась Алла. Слушай, пойдем спать! Хватит на сегодня философий...

Уже засыпая, Машенька вновь вспомнила Бродского:

Спокойно спи.
Здесь не разлюбят, не разбудят,
Как хорошо, что ничего взамен не будет...


***

Утро следующего дня казалось почти умиротворенным. Машенька проснулась в уютной отдельной комнате на 2 этаже около 8 часов и задумчиво глядела в сад. Как любила смотреть по утрам на подмосковной даче.
"От себя не убежишь" - вспомнилось ей. Наверное, эту мудрость изрекают те, кому бежать - некуда. В качестве само-терапии - подумалось Маше. Иногда даже банальная перестановка мебели в квартире создает новизну ощущений. Иллюзию изменений в жизни. Что уж говорить о другой стране...

Ближе к 9 утра Мария застала в гостиной только Аллу. Завтрак давно уже был сготовлен и наполовину съеден.

- Стив в 7 утра по будням уезжает, и по пути Никитку в школу завозит - объяснила сестра. Мы тут жаворонки.

- Надо мне тебе помочь обед приготовить - встрепенулась Машка. Давай, командуй - что сделать. Может, в магазин сходить...

- Во - первых, для начала позавтракай сама - улыбнулась Алла. В магазин не ходи: тут продукты немного другие, ты пока не знаешь миллион нюансов.
- И, вообще. Первые недели - живи спокойно. Осваивайся. Осмотрись. Не дергайся. Слава Богу, ты можешь позволить себе эту роскошь - остановиться, оглядеться, подумать... И ни в чем себя не вини!

- Алла, я теперь тебе по гроб жизни обязана...

- Я тебя знаю прекрасно, успокойся. Ты еще маленькой гадостей почти никому не делала - засмеялась Алка.
Машуль, ну это жизнь. Сейчас - тебе хреново, обстоятельства приперли - я тебе помогаю. Потом все запросто может поменяться - даже не заметишь как. И я знаю прекрасно, что ты тоже все для меня сделаешь.
Ты ж у нас идеалистка. Тебе не кажется, что вот это и есть настоящие Отношения? Даже не суть важно - между кем: супругами, сестрами, друзьями...

- Да... ты права - тихо кивнула Маша. Знаешь, мне все чаще хочется посидеть и тебя послушать...

- О, да ты еще не проснулась - съязвила Алла, чье чувство юмора всегда разбавляло пафос разговора.
- Ну, нет уж, посидеть я тебе не дам. Давай завтракать и потихоньку вникать в хозяйство. Я объясню и покажу. Тут все проще пареной репы. Потом обед сготовим и Никитку из школы встретим...

Вскоре Мария - в день своей собственной "свадьбы" - окунулась в приятные копошения в уютном Аллином гнезде. Философствовать больше не хотелось. Сестры весело щебетали о всякой ерунде.
К теме, которая портила настроение, хоть и не высказывалась вслух, Алла аккуратно вернулась уже после обеда...

- Надо отдать должное "твоему" Володе. После демарша с публичной поркой он (судя по всему) звонить - жаловаться твоим родителям не стал...

- Да, я поняла прекрасно - ответила Маша; иначе папа с мамой еще вчера бы телефон оборвали...

- Ты готова к разговору? К вечеру, после "свадьбы", наверняка позвонят с поздравлениями.

- Да, не переживай. Я спокойна и сама с ними поговорю - твердо ответила Маша. Больше тебе скажу: сама же папе и позвоню сегодня. У меня было время продумать весь разговор...

- Оk - улыбнулась Алла; только есть один нюанс - на самый крайний случай. Если Костя совсем быковать начнет...
И Алка в десяти предложениях обрисовала суть - от английских законов до конкретики ситуации Марии. Ясно и четко.

Слушая ее, Машка понимала, что слушает вовсе не старшую сестру. Ей зачитывали приговор.
Приговор - "отпустить на свободу". Она поняла - уже не эмоционально (как вчера), а глубинно: неволя - закончилась. Теперь все зависит только от нее самой...


***


- Ты знаешь - говорила Мария Алле - у меня такое ощущение, что грядущий разговор с родителями я ждала всю жизнь. Она была лишь приготовлением к этому моменту. Поэтому, мне даже не нужно продумывать что-то заранее, подбирать в уме точные слова. Я знаю - что сказать, и как...

- Только не впадай в излишнюю эмоциональность - ответила сестра. А то... знаю я тебя... Тебя как понесет - остановиться не можешь. И рубишь жестокости - прости уж...

- Я иногда жалею, что не родилась мужчиной - слегка вздохнула Машка.

- О, началось, - усмехнулась Алла. Если бы ты представляла мужскую долю, в жизни б такое не брякнула.

- Можно подумать, ты представляешь - парировала Маша.

И сестры рассмеялись...


В 9 вечера (по Москве) Мария набрала папин номер. Сразу после того, как Константин Сергеевич ограничился суховатой поздравительной смс-кой. Она поняла, что родители совершенно не в курсе случившегося вчерашним утром. Вместе с тем, Машка не беспокоилась и по поводу незадачливого жениха. Не такой человек был Владимир, чтобы (на эмоциях) сотворить какую - нибудь глупость с самим собой.
- Я поставлю телефон на громкую связь - сказала Маша. Садись и слушай. От тебя у меня секретов нет...

- Машка - слегка удивился папа - я думал позвонить тебе завтра с утра. Не волнуйся, тут все в полном порядке. Я еще на работе - привычно соврал он.

- Пап, послушай...

- Даже и не начинай свои "философии" - бесцеремонно прервал ее отец.
(Он был явно не один и даже не заметил совершенно не свадебной интонации дочери).

- И, вообще! Сегодня ночью тебе должно быть не до папы с мамой - хмыкнул в трубку Константин Сергеевич.
Все, конец связи. Завтра; остальное - завтра - отрезал он...

- Костя в своем репертуаре - грустно усмехнулась Алла. И не один этим вечером. Ничего, наутро "протрезвеет".

- Он никогда меня не понимал и даже не пытался - грустно подхватила Мария. Вот тебе иллюстрация. О ком тогда сожалеть? О биологическом отце, хронически неверном маме, начиная с 7 месяца ее беременности?

- Ну, в своем понимании Костя все делает абсолютно правильно. Обеспечивает семью, "ведет" по жизни дочь - элитная Гимназия, престижный Универ, доходная работа в банке, выгодный брак. Одного только он понять не может: дочь мечтает о своей судьбе - какой бы она ни была - устало сформулировала Алла.
Свои ошибки можно принять и исправить. Когда понимаешь, что ты сама (и никто другой!) причина личных бед.
Чужие - невыносимо...

- Алл, лучше мыть посуду в ресторане (если жизнь не сложится), но иметь ее - свою судьбу. Чем быть бесконечно обязанной родителям за все. Пускай даже, при сытой жизни. И, периодически выслушивать: да кто ты такая без нас! вот, если бы не мы! ах ты, неблагодарная!

- Машуль, это гораздо проще формулируется, и умные люди сделали это задолго до нас. Помнишь - я тебе уже говорила...
- Ребенок - гость в родительском доме. Вырасти, накорми - напои, одень - обуй; короче - дай насущное и отпусти (!)...

- Неинтересно с тобой, Алка. Не о чем даже поспорить - улыбнулась Машка...
- Слушай... Сейчас в Москве 9, папа вернется домой ближе к полуночи. Мама все равно будет его ждать и готовить ужин. Час - полтора до звонка маме у нас есть. Вот-вот твои Стив с Никиткой домой вернутся. Можно, я поужинаю с вами?

- Ну, что за китайские церемонии - рассмеялась Алла - пойдем накроем на стол...


***

Я не стану подробно описывать читателю разговор Марии с Ольгой Станиславовной, больше похожий на Машин монолог. Мама ошарашенно слушала дочь, вставляя невнятные реплики об "ужасном поступке". Мария спокойно повторила то, что уже произносила маме - о браках и праве на личную судьбу. Владимиру - в такси накануне разрыва.
Она знала, что (в глобальном смысле) бросает аргументы в пустоту. Все, что вынесет из ее монолога мать - дочь поступила "очень нехорошо", "бесчувственно" по отношению к родителям и "выросла совершенно неблагодарной". А теперь вот - еще и сбежала.
У человеческой глупости, увы, много признаков и оттенков. Но, один из первейших - полная глухота к даже внятно сформулированному, но иному мнению. А то и отказ в праве на него...

Напоследок Маша искренне попросила прощения. И, вместе с тем, предупредила:

- Мама, не надо шантажировать меня тем, что "вам плохо". Я сама почувствую, если это случится. Верь - не верь. Тогда - все брошу и прилечу. Но, не раньше. И уговоры бесполезны. А ты прими (со временем) мысль, что мне тут хорошо. Сейчас - именно тут, у Аллы. И порадуйся за меня - если сможешь. Я - не вернусь, мам. Прости...

- Умница - произнесла Алка после окончания сеанса громкой связи. Я ж тебе сказала вчера в саду: мне бы в свои 24 года, да твою голову на плечи...
Константин Сергеевич предсказуемо перезвонил на следующее утро. Секунды 2 - 3 перед взятием трубки Мария испытала детский страх. Но, быстро пришла в себя: если дрогнуть сейчас и уступить - все. Потом - просто сомнут, думая, что поступают так из "благих намерений".
У отца была металлическая интонация с возмущенными синусоидами. Привычные цинизм напополам с насмешливостью вмиг улетучились. Так, как сейчас, он общался с партнерами, нанесшими крупный ущерб банку.

- Ты совершила страшную ошибку - начал отец. Ее последствия для самой себя ты даже не в силах вообразить. Если не одумаешься: еще не поздно, а вот дальше - точка невозврата.

Машке, несмотря на предельную серьезность - и ситуации, и разговора - вдруг стало смешно.
Слова - то какие: "точка невозврата".

- Папа, это - угроза? - спокойно спросила она.

- Дура! - сорвался отец с той интонацией, что он выговаривал матери. Ты даже не понимаешь, о чем я сейчас веду речь! Твой первый же самостоятельный ход оказался проигрышным. Ты похерила всю свою жизнь одним детским поступком!

- А вот это - время покажет - все так же спокойно возразила Маша. И мой ход оценивать не тебе. И не маме.
Я имею полное право на собственную судьбу. По крайней мере, на выбор того, с кем мне жить, спать, просыпаться, делить кров - и в радостях, и в горе. Это право, папа, не отнимает у человека даже Бог...

Константин Сергеевич с ужасом услышал в ответе дочери собственную непримиримую интонацию. Узнал свой характер - просто Маша говорила чуть помягче, но - уверенно.

- Про "права и Бога" тебе не отец Михаил ли нашептал?

(Константин Сергеевич не нашел ничего лучшего, чем задать такой вопрос).

- О, нет, папочка - уже рассмеялась Машка.
- Я прекрасно знаю, что ты переговорил с ним накануне моей поездки в Храм. И, успокойся, - он ответил мне именно то, что ты так хотел. Кстати, сформулировал все просто безупречно. Только вот сути все это "мудрое богословствование" не меняет. Как видишь, я совсем не дурочка, хоть ты меня ей и обозвал.

(Впервые за 24 года осознанного и неосознанного общения с отцом Мария почувствовала личный перевес и совсем успокоилась).
Константин Сергеевич молчал секунд 30.

- Да, не дура - наконец ответил он.Если не считать дуростью то, что в Лондоне ты будешь мыть посуду, или подметать улицы. А то и...

- Не надо, папа, - вот таких намеков. Моя судьба - в моих руках. И мне отвечать за себя - а не кому - то другому.
А груз своих ошибок нести гораздо проще, чем чужую волю.

- Все идеалисты - дураки, не знающие жизни! - прокричал отец.

- Пап, ты забыл добавить про гуманитариев...

Машка била в самые больные места отцовского мировоззрения. Но, она не могла поступить иначе, защищая саму себя от того, что иронично называлось словосочетанием "причинить любовь".
И тут Константин Сергеевич предсказуемо сорвался, пойдя в лобовую атаку.

- Вот что я тебе скажу, идеалистка и гуманитарий. Я прилечу в твой Лондон и вывезу тебя отсюда вместе со всей дурью в твоей голове!

Мария была готова и к такому; этот поворот разговора предвидела и Алла. Пришлось достать из рукава последний джокер (хоть и не хотелось этого делать)...

- Папа! Я вынуждена напомнить тебе. Мне - 24 года. Я - взрослая девушка с визой (и правом ее продления) в гостях у родственницы. То - есть - на легальных основаниях. Никаких законов я не нарушаю. Нельзя просто так прилететь в Лондон и насильно вывезти отсюда даже свою собственную дочь.
- И, еще... Папа, я вынуждена это сказать! Тут есть "чудесная" газетенка The Sun, охочая до грязного белья. У Аллиного мужа Стива там работает шапочный знакомый. Впрочем, даже такого знакомства вполне достаточно, чтобы накатать статейку. О том, как вице - президент одного из крупнейших российских банков насильно пытается выдать замуж собственную дочь, а при отказе прилетает в Лондон со своими "бандитами" чтобы вывезти ее из свободной страны. Вот такая, мол, в России "демократия". Да, это пошло! Но, знай: я пойду - если вынудишь - и на такой шаг ради права на личную судьбу. Ты можешь сказать, что вырастил дома змею - твое право. Но судить меня (в этом вопросе) будет только Бог.
- И, единственное, о чем прошу: не усложняй жизнь моей сестре. Решение было моим. Алла лишь дала возможность.

Отец ошеломленно дышал в трубку. Он вдруг понял, что совсем не знал свою дочь...

- Прости меня, папа - отрезала Маша. Прости! Но я все сказала - как есть. И я - не вернусь. Конец связи...


***

Третий день новой жизни, начавшийся судьбоносным разговором с отцом, продолжился вполне буднично.
Машенька сама попросила Аллу загрузить ее мелкими делами. Сестра понимающе кивнула. С утра они съездили в соседний супермаркет, потом затеяли уборку с приготовлением обеда - без намека на всякое мудрствование.
Вечером Машка позанималась на пиано с Никитой и попрактиковалась со Стивом в английском разговорами о всякой ерунде. Родители из Москвы молчали. Ближе к 22-00 пожелала всем доброй ночи и пошепталась с Аллой.

- Слушай, я хочу посидеть одна в саду под дубочком. А Вы спите. Потом я тихо поднимусь к себе и никого не разбужу.

- Сиди хоть до утра - улыбнулась Алла. Хотя, сейчас тебе лучше ничего не анализировать и не зависать в состоянии. Но, приказывать я не в праве. До завтра, сестрица!

Весь день Марию тяготило чувство чего - то важного и не содеянного. Стресс от разговора с отцом (несмотря на внешнее спокойствие и ощущение личной правоты) оказался настолько сильным, что только к вечеру Маша сообразила - что именно не давало ей покоя.
Конечно! Теперь, более - менее успокоившись, она просто не могла не написать Диме. Вход на эту территорию был закрыт даже для Аллы. Поэтому, Машенька дождалась отбоя, взяла ноутбук и тихонько уселась на скамеечке близ старого дуба...
В этот раз слова ложились легко и естественно. Как в школьных сочинениях, которые Машка неизменно писала на 5/5, а при наличии скучной темы могла еще и думать в процессе написания о чем-то ином, более интересном.
Вот... 
И это призвание - журналистику - отец тоже не уважал - с горечью подумала она. А, впрочем...


- Здравствуй, Дима!

Как бы ты ни обижался на меня (и, наверное, - справедливо) я должна сказать тебе несколько вещей.
Мы не вовремя повстречались и глупо расстались. В тот день, когда я жила в состоянии душевного надлома.
Понимаешь, все сложилось одно к одному, и я не хочу загружать тебя подробностями.
Я прекрасно знала, что ты не поймешь меня в ситуации с моими родителями и не в силах помочь мне реально - здесь и сейчас. Прости, я неумно и жестоко попрекнула тебя этим. А то не твоя вина и совершенно не влияет на мое отношение к тебе.

Потому что...
Знаешь, кем бы мы ни видели друг друга в нашей жизни - я чувствую одно...

- Здесь так мало тех, с кем легко говорить, и еще меньше тех, с кем не страшно молчать...

Ты для меня - вместе с сестрой Аллой - один из таких людей. Поэтому, надеюсь, я имею право (хотя бы) знать о тебе. Закончил ли ты ВУЗ? Нашел ли достойную работу?
И, главное, - как ты сам - живешь, дышишь и чувствуешь. Что нового сочинил... на что надеешься и о чем мечтаешь.
Раньше я всегда знала об этом - как и ты обо мне. Мы не слишком часто общались, но у нас не было тайн.
Надеюсь, ты не сочтешь эту человеческую просьбу покушением на твое личное пространство.

А я третий день у сестры Аллы в Лондоне. Мне тут хорошо, спокойно и интересно. Хотя, я сейчас и не загадываю больше, чем на день вперед...
Дима, это долгий разговор - как и почему у меня сложилось именно так. Я бы предпочла рассказать об этом лично - но, пока даже не знаю - как скоро мы свидимся, и где. Я просто буду ждать твой ответ.

Доброго пути тебе, и привет твоим родителям!

- Мария

Время перевалило за полночь, и Машенька закрыла свой ноутбук. Дуб понимающе шелестел осенней сентябрьской листвой.
- Завтра будет новый день. Спокойной ночи, Димка - тебе и мне - шепотом произнесла она и вскоре рухнула в крепкий сон...


***

Прошла неделя. Мария (экстерном) почти приспособилась к лондонской жизни, вписавшись в распорядок и уклад семьи сестры. Впрочем, при здешних демократичных домашних нравах и обычаях это было совсем несложно.
Тем более - Маше, с детства привыкшей к куда более строгой, формальной и неискренней обстановке.
Из - за чего у нее никогда не было понятия "мой дом". Или - "моя семья". А были - моя комната, мой уголок; мой Мир - наконец... 
Когда человек не способен произносить слова "мы" и "наше" это вовсе не диагноз эгоизма, себялюбия и высокомерия. Гораздо чаще (особенно - в наш век) это прямое свидетельство тонкого устройства душевной организации, объективного непонимания и патологической неприязни к успокоительному самообману.
- Не кори себя слишком строго - сказал ей однажды Дима во время летних посиделок на озере. Ты никогда не была в по - настоящему своей среде - а только там и только тогда любой человек - растет, преображается, расцветает; да и вообще - узнает о самом себе, вытаскивает из себя (в хорошем смысле) то, чего никак не предполагал...
Таких слов Маше не произносил никто и никогда. "Репрессивная педагогика" (Машино определение) предпочитает разговор о любом человеке с позиций его бесконечной вины - от личных неурядиц до грехопадения Мира. Желает ему бесконечных страданий - как "неблагодарному Божьему наемнику"...

Мария вспомнила этот разговор с Димой  ранним осенним утром в привычно - полу-пасмурном Лондоне. Потом - сготовила себе настоящий English Tea и снова перечитала Димкин ответ, пришедший пару дней спустя после ее "полуночного" письма.

- Здравствуй, Маша! Да все у меня... более - менее.
Если говорить про взаимные обиды, то они вполне понятны. В силу совершенно объективных обстоятельств, нас разделяющих.
Ты на дух не переносишь неоткровенность и чуешь ее за версту - поэтому, отвечу как есть, до конца.
При частичном общем понимании с полуслова, у нас совсем разные исходные точки - от быта и так называемого "социального статуса" - до жизненных реалий.
И, если быт и статус (при взаимной любви) вполне преодолимы, то реальность (объективно разводящая людей) иногда совершенно безжалостна.
Поэтому, я думаю, тогда, на дачной автобусной остановке, ты была не так уж и неправа - хотя мне и невыносимо принять подобное. Я, действительно, не в силах тебе помочь. Осознать всю глубину твоих обстоятельств и поступка. Разделить твою жизнь до конца - даже если ты сама об этом попросишь.
Мне придется привести простой до безобразия пример. Случись что с тобой сейчас - у меня даже нет - ни визы, ни паспорта, ни средств - чтобы прилететь в Лондон.
Так было и раньше: я объективно (большей частью) отсутствовал в твоей жизни, не имея - ни времени, ни возможностей и обстоятельств - помочь тебе.
Любовь, как писал еще Аристотель, предполагает равенство (или, взаимное стремление к нему). Помнишь, Маш - я тебе сказал: это равенство не только души и ума с интеллектом.
Но и - жизненных обстоятельств, которые так часто разлучают людей. В том числе - время, быт и (прости) - деньги тоже.
Ты (тогда, на озере) фыркнула и перевела все в шутку. А ведь это - жизнь. И она (в этом неидеальном мире) - такова.
Поэтому, тебе нужен тот, кто тебя достоин по - настоящему. Во всех смыслах. Может быть (?!) - не твой ровесник и "друг из песочницы", как я, а человек чуть постарше и мудрее.
Впрочем, не мне судить...
Я всегда буду тепло вспоминать о тебе. Есть такие вещи из прошлого, которые - неубиваемы. Как наши летние посиделки на даче с совсем юного возраста.
И всегда буду желать тебе счастья. Помнить о тебе. Да ты и так знаешь прекрасно...
Надеюсь, в этот раз ты не обвинишь меня в неискренности, или запрятывании смыслов между строк.
Прощай, Маша - и светлого пути.

- Дима


Как ни странно, никакой депрессии или "разбитости" после чтения этого письма Машка не испытала.
Более того, наслаждалась сдержанно - точным стилем изложения Димки - в противовес своему, более эмоциональному.
Впрочем, вычленить суть написанного Маше не составило никакого труда. Она прекрасно поняла, что Димка ее простил - а прощать некоторые личные вещи можно только от большой любви. Что (в иных обстоятельствах!) он был бы счастлив разделить с ней Судьбу - и в горе, и в радости - но, сейчас выписал и обосновал приговор любым отношениям и самому себе.
По поводу "приговора" Машка смеялась (а ты меня спросил?). И много ли ты знаешь о "реальности"...
Все остальное - преодолимо (со временем) и вполне носимая ноша - если есть чувства с общими точками соприкосновений.
Поэтому, ей стало светло на душе. Конечно, никакого счастья - здесь и сейчас - никто и не обещал: надо устраивать свою жизнь в новой стране почти с нуля. Но, когда есть смысл и чувство внутреннего неодиночества - возможно все...


***

Полчаса спустя Машенька очнулась от сеанса внутренних размышлений и спустилась в гостиную - поговорить с сестрой.

- Алла, мои скромные личные сбережения через месяц заканчиваются. Я знаю прекрасно, что ты - от доброты своей души - и дальше предоставишь мне кров, еду и одежду. Но, я сама не стану сидеть на шее у тебя (точнее - у Стива). Слушай, я осознаю реальность - как бы ты ни думала о моих "витаниях". Мне не стыдно взяться тут за любую работу - если я смогу ее выполнять и обеспечивать насущное для самой себя...

- О, узнаю семейство Орловых - съязвила Алла. Все те же комплексы с жуткой боязнью финансовой несостоятельности. Ладно, не обижайся - ты во многом права. Давай вернемся к теме, когда Стив с работы приедет. Я уже с ним переговорила. У него есть хорошие новости для тебя. Кстати, он бездарный актер и скрыть этого не сможет - улыбнулась Алла.

- Он уже намекал на мое иждивенчество? - встрепенулась Машка.

- Нет, что ты. Он у меня такой: с кем хорошо мне - с тем хорошо и ему. No problem, я ж тебе говорила. Просто, мы за тебя переживаем по - человечески. И на роль домохозяйки ты не годишься - хоть и умеешь ее исполнять.

- Я смотрю на твоего мужа, и понять не могу: он сухой, или закрытый?

- Он... добрый, но сдержанный. Ты скажешь, что у него нет чувства юмора. Но, слушай. Сидим мы однажды вечером - он со своей скучной Times и я с книжкой Чехова. Тут на меня накатило, и я рубанула в лоб:

- Стив, а что ты во мне нашел?

Понимаешь, Машуль... для него... вообще - для их менталитета - этот прямой русский вопрос - покушение на личное пространство. А я "вошла во вкус".

- Стив - говорю ему.
- Как понять, что ты кого-то любишь?
Тебе всегда хочется этого человека? Ну, это влечение.
Тебе интересно с ним? Ну, это дружба.
Тебя восхищает то, чем он занимается и как круто он это делает? Это уважение.
Тебе нравится то, как он относится к тебе и какой ты с ним? Это самолюбование.

- И, вот тут он мигом преобразился.
Love - говорит - это все перечисленное вместе! А еще - стремление делиться. Я вот прихожу домой и знаю, что ты выслушаешь всякую мою фигню. И я - твою. И, пускай мы друг друга не поймем до конца, но и раздражаться не станем.

- Я не отстаю - продолжила Алла. Думаю: давай, поругайся со мной! И спрашиваю:
- А что, ты англичанку такую за 40 лет найти не мог?

- И тут он выдал...
- Англичанки - говорит - слишком меркантильны. Брачный контракт, в котором прописано все - даже количество секса в неделю. Меньше - невыполнение супружеских обязанностей. Больше - тянет на изнасилование.

- Слушай - улыбнулась Машка - насчет отсутствия чувства юмора беру свои слова обратно.

- Да, но это еще не все! Русские женщины, Стив, - тоже не сплошные подвижницы - сам по мне знаешь - говорю я ему.
Он многозначительно улыбнулся.
- Чтобы капризничать и меркантильничать, англичанкам не мешало бы (для начала) быть подушевнее и посимпатичнее!

- Короче, Машуль - с ним разругаться невозможно. Impossible!
Секунды три стояла тишина. Потом сестры буквально взорвались смехом - громким и по-детски искренним...


***

К 6 вечера приехали Стив с Никиткой и вскоре "смешанное семейство" в полном составе приступило к ужину.
Муж Аллы, действительно, оказался плохим актером и постоянно улыбался, желая что - то рассказать. Однако, чувство голода побеждало красноречие.
Машка, впрочем, давно уже расслабилась. Ничего плохого ее не ожидало - и это было главным. А от неудовлетворенного любопытства еще никто не умирал...

- Mary - произнес Стив уже за чаем - I`ve got news for you! Ready?

- Погоди - перебила, мягко поцеловав его Алла - я сама и (если позволишь) - на русском.

- Машуль, у Стива есть знакомый журналист не только в поганенькой The Sun. Тут издается русскоязычная газета для эмигрантов - подобно той, что делал в Нью - Йорке Довлатов. Вся четвертая и пятая полосы - о культуре. Писать ты умеешь, и хорошо. Стив вчера замолвил о тебе словечко...
Короче - чтобы не тянуть - скажу сразу: послезавтра в Лондоне выступает Боря Гребенщиков. По окончании концерта - пресс - конференция для русскоязычной аудитории. Аккредитацию Стив уже сделал. Считай, это твое первое редакционное задание. Я знаю, ты его не провалишь, а потом напишешь статью.

- Two times a Week! Sometimes - three - вставил Стив; Don`t forget to tell her!

- Он хочет сказать (если все пройдет Ок) - тебе надо будет писать в газету о культуре не менее 2-3 раз в неделю - перевела Алла.

- Я поняла. Машка подняла глаза, в которых блестели слезы. Господи... Алла, Стив... я не знаю - что вам сказать... Вы... вы мои ангелы - хранители...

- Так, давай без сентиментальностей пока что - одернула ее Алла. Оплата - достойная. Ну, на "хлеб с маслом" тебе точно хватит. Дом, конечно (даже в кредит) ты на эти деньги не купишь. А снимать квартиру в пыльном Лондоне я тебе сама не разрешу - как хочешь! Живи у нас, и мне будет не одиноко, пока муж на работе, а сын - в школе. Understand? - привычно съязвила Алка.

- Алл, можно мне любимого шампанского - только и смогла ответить Машка.

- Нужно!
Но, я не договорила. В двух соседних домах - у англоязычных семей - детям нужны уроки музыки. Ты играешь на пиано и на гитаре. Если хочешь загрузить себя по полной - я договорюсь. Это хорошие семьи. Мы со Стивом пару - тройку раз у них гостили. А тут (просто так) в гости никого не позовут: это знак расположения - не смейся.
Вот. А теперь давай пить шампанское - произнесла сестра уже на английском.

- Yes! - оживился Стив - anything exept Vodka! Understand, Mary?


***

Около 19-00 по лондонскому времени на сцену местного клуба, процентов на 80 заполненного русскоязычной аудиторией, поднялся БГ с привычной бородкой и уютно уселся на стульчике в обнимку с акустической гитарой и рядом с клавишником и флейтистом для Unplugged - сета.
- Добрый вечер! - как всегда мягко - произнес он. Вы тут, наверное, соскучились по России, а я только позавчера играл в Архангельске. Если пожелаете, расскажу между песнями...
Вскоре Машку (по - хорошему) душевно понесло. Словно по заказу, БГ исполнил многие из своих вещей, что (в разное время) тряхнули ее мировоззренчески: потустороннюю Неизъяснимо, озорные Дарью и Песни вычерпывающих людей, лично - философские Тень и Сталь, мудро - печальную Машу и Медведь, и (конечно) личную Марию.
Ей даже не хотелось идти на пресс - конференцию и вопрошать о чем - либо. Душа внимала, пела и подпевала все полтора часа...
Пару часов спустя Мария с удивлением услышала свой голос, задающий совсем не тот вопрос, что она заготовила заранее.

- Борис Борисович!
Можно ли отнимать у человека свою собственную судьбу - если он еще пока не искушен, а рядом - куда более взрослые и мудрые люди, заботящиеся о нем...

- Девушка, как Вас зовут?

- Мария.

- Мария... БГ явно повеселел...
Мария, а Вы знали лет в 15 - чем Вам хочется заниматься?

- Да, знала.

- Даже, если б только смутно догадывались...
Лао - Цзы сказал: тот, кто закапывает свои Таланты - тот предает Божественное предназначение. Поэтому, как можно решать за другого; тем более - запрещать? Мы спрашиваем разрешения - дышать, слышать, видеть и чувствовать? Нет, мы просто делаем (не задумываясь) то, что является частью личного естества. Так и с правом на свою судьбу...

Ближе к полуночи Машка сидела с ноутбуком в Аллином саду и делала наброски для статьи о концерте БГ.
Потом - вспомнила, что через неделю в Лондоне выступает мэтр отечественного джаза Алексей Козлов. Пальцы писали помимо ее воли...

- Димка, привет!
Слушай, я тут нашла работу, потому что ко мне отнеслись с пониманием и по - человечески. Так хочется рассказать во всех подробностях, хоть и засыпаю от переизбытка эмоций. Ладно, потом.
Я к тебе по делу...
Забудь про все наши рефлексии и помоги старинному другу. Через неделю мне нужны твои небанальные мысли об Алексее Козлове и отечественном джазе. Примерно так же ярко и живо, как ты рассказывал мне на озере.
Мне тогда хотелось схватить тебя за руку и помолчать - как дурочке. Сама я не справлюсь: джаз - не совсем моя тема.
И давай не грузись личным. Остальное - потом.

- Маша

Она поднялась к себе и мгновенно уснула, не успев даже привычно - нудновато покопаться в превратностях судьбы, или пустить слезы счастья...
 

***

- Машуль, я тебе ничего не обещаю - сказала Алла еще накануне. Просто - напиши как чувствуешь и понимаешь. Если понравится - с тобой переговорят и возьмут в редакцию. Видишь ли, мы не в России... тут нет такого понятия, что кто - то "похлопотал" и устроил на работу. При личном несоответствии эти хлопоты - бесполезны.
Тут дается шанс, а дальше - сама. Только - сама.

- Могла бы и не растолковывать так подробно - слегка обиделась Маша; не думай, что если папа устроил меня в свой ,банк, я совсем не понимаю элементарных вещей...

Ранним утром следующего дня, с приятнейшим внутренним ощущением того, что у нее (наконец-то!) есть интересное дело, Мария села за статью о концерте БГ...

"Вчера в Лондоне вновь выступил Борис Гребенщиков. Начиная с 1988 года (запись англоязычного альбома Radio Silence) этот город стоит для Бориса совершенно особняком. Оказавшись первым российским (тогда - еще советским) музыкантом, официально проторившим "окно в Европу" БГ с тех пор - и пережил, и переосмыслил - многое.
Например, у него рухнули идеалистические иллюзии о том, что качественный рок, записанный на английском языке, неизбежно снискает коммерческий успех с высокими тиражами пластинок. Что "аборигены" воспримут русское так же тепло, как и свое.
Как оказалось, и в Америке, и в Англии вариации БГ в классической канве западного поп - рока встретили лишь сдержанно - вежливый интерес на фоне так называемой "перестройки" в СССР. Достаточно быстро Борис осознал, что благодатная почва его самобытности - причудливый синтез бардовской песни, питерского рока, восточной философии и личного буддизма - не вписывается в схематичность западных рок - традиций и находит Отклик (с большой буквы) именно у русскоязычной аудитории. В Лондоне - эмигрантской. С доверительным разговором на Ты, свойственным - как акустическому сету, так и поэзии с мировосприятием БГ...

(Машку, с привычной самоуверенностью, понесло в сложные рассуждения и дальше).

Возможно, сознательный отказ от тщетного покорения англоязычной аудитории был для БГ не меньшим мужеством, чем его "диссидентство" в Союзе. Я взяла это слово в кавычки, потому что сам Борис диссидентом себя не считает и такое определение не жалует.
- Задачей того времени (в СССР) было не диссидентствовать, а остаться людьми в обществе, которому это было не очень - то и нужно - сказал он на вчерашней пресс - конференции после концерта.
А как именно - остаться? Вчера я неосознанно спросила БГ именно об этом, если по сути. Спросила о праве на личную судьбу вопреки всему - стране, социуму и даже семье.
Ответ Гребенщикова несложно было предвидеть. Конечно, приятно, что мы совпали с ним в этих ощущениях.
Между прочим, отстаивая право заниматься собственным призванием, БГ пережил столько мытарств, что половину из них едва ли вспомнит сам. Или - обернется назад с юмором. Рассказывая о путешествиях автостопом, концертах за еду, братской трапезе и философских посиделках на кухне, исключении из института и контроле КГБ.
Но, что бы ни происходило - он не озлобился и выстрадал право быть собой. И просто - Быть" - подвела черту Машка, после чего постаралась точно и кратко описать сам концерт...

К завтраку вышла с сияющим взглядом.
 - О, сестрица, - да я смотрю, ты ожила - улыбнулась Алла. Только, раньше времени не обольщайся. В этой газете Сева Новгородцев и Артемий Троицкий иногда печатаются. Вот они - непререкаемые авторитеты; им почти все можно писать. Да и то... Влад Левин, главный редактор, на них порой ворчит. Человек он сложный, с тараканами, но (говорят) - объективный. Более - менее...

- Он - владелец? - уточнила Маша.

- Нет, конечно. Наемный топ - менеджер - так это называется. Газета входит в британский холдинг, но тебя это не должно интересовать. Ваша аудитория - что в печатной версии, что в сети - русские эмигранты. А их тут тысячи...
Впрочем, скоро поедем. Тебе назначено на час дня. Сама с ним переговоришь. Не возьмет - это не конец света. С голоду не помрешь - привычно съязвила Алла.


***

Владислав Левин, главред Russian Times, встретил Марию в просторном, но скромном (по меркам папиного Банка) личном кабинете. Это был слегка полноватый мужчина лет 50 - 55. В дорогом костюме и с весьма жестким взглядом, заметным даже из - под немного старомодных, кругловатых очков. На Машку он сразу же посмотрел критично - оценивающе, но без малейших внешних намеков. Ей, впрочем, это понравилось.

- Hello, Vladislav - сказала Мария, I am...

- Во-первых, можно по - русски - бесцеремонно перебил ее редактор; и кто "ай эм" - я уже тоже в курсе. Не люблю китайских церемоний! Вам нужна работа, мне - ее удовлетворительные результаты. (Как минимум).
Вот и все. Чего - расшаркиваться? Вежливыми манерами бездарность не прикроешь - сказал он и небрежно закурил...
Правда, через секунду спохватился...
- Дым - выносите? Аллергии - нет?

- Я в этом кабинете в гостях - сказала Маша. Сама иногда могу закурить - от стресса, или депрессии. Нечасто и не привязываясь. А в остальное время... дым не выношу - вдруг жестко произнесла она.

- Так - он откинулся в кресле, лукаво улыбаясь - что еще Вам, девушка, не по душе?

- Беспорядок на Вашем столе. Вообще, многие люди, прикрываясь тем, что они "творческие", устраивают бардак во всем - от быта до... личной жизни, простите - все так же жестко изрекла Мария. А это только мешает: творчеству нужна разумная самодисциплина.
(Дура! Что ты ему несешь и на каком основании?! - вдруг заорал Машкин внутренний голос).

- Ок - снял улыбку с лица Владислав; откровенность за откровенность! Теперь я скажу так же прямо, что не по душе мне!
- Концерт описан слабовато. Многовато исторических экскурсов и пристрастно - личного отношения к БГ. Конечно, без восторженного фанатизма, но и объективности не хватает. И зачем обязательно упоминать КГБ? Англичан пугать "медведями в лаптях" на улицах? Так у нас русскоязычные читатели. Им сие неинтересно и смешно. Поэтому - текст переделать! От и до! Вот так, девушка - жестко произнес он и бросил прямой взгляд в глаза...

(Понятно - подумала Машка; этот загоняет даже Севу с Артемием - чего уж говорить обо мне... значит, не судьба тут работать).

Она поглубже вдохнула и ответила:
- Я, все же, Вам возражу.  Понимаете, нет никакого смысла подробно описывать концерт тем, кто на нем не был.
А кто был - какое у меня право навязывать свой взгляд на "интимное" восприятие музыки? Поэтому, я и написала о личном понимании БГ. С разумным историческим экскурсом. И, постаралась передать атмосферу, а не хронологию концерта. Дух, настроение. Конечно, субъективно - но, обосновывая...

(Давай, думала Машка - произноси свой "гудбай").

- Значит, мы спорим - иронично процедил главред... ладно. Я сам исправлю статью. На личное усмотрение.
Иначе - она просто не выйдет! Точка.

- А вот этого уже я не позволю - вспыхнула Машенька - простите! Я вам не подхожу, и мы друг друга поняли.
- Excuse me, I have to go now - зачем то произнесла она по - английски и встала с кресла.

Тут Владислав расхохотался - искренне и долго. Мария удивленно застыла на месте...
- Сядь - сказал он; мы не договорили. И теперь давай на Ты - я буду Vlad Levi - как меня тут все и зовут.

- Почему - на Ты? - переспросила Машка слегка обиженно.

- Потому что нам работать вместе и видеться не менее раза в неделю на планерках. Так вот, я тебя испытывал. Это жесткий вариант собеседования, но он дает результат - что главное. Потому что при таком разговоре видно человека - а копаться в нем долго у меня элементарно нет времени.
И - послушай прожженного писаку. Статья хорошая (иначе, ты бы не сидела в моем кабинете). С личным, но обоснованным отношением - а это важно для любого журналиста. Это читаемо. Не оставляет равнодушным.
Нет никакого смысла тупо описывать концерт и давать стенограмму интервью без личного взгляда на событие.
Иначе, это не журналистика а ведение летописей - съязвил он.

- Далее...
Всегда - кто бы на тебя ни давил - отстаивай то, что ты написала. Спорь! Аргументируй! Обосновывай свою точку зрения. И (тем более!) - никогда никому не позволяй кромсать или менять свои статьи. Это вопрос элементарного самоуважения автора. Убежала бы сейчас от меня угодливо исправлять - не принял бы на работу.
Покорные овечки, да беспринципные тихони мне - без надобности. Поверь моему опыту. А я - прошел школу советской журналистики. Можешь счесть это за брюзжание, но - в плане ответственности за Слово и отношения к написанному она не чета нынешним писакам. Но... из тебя может выйти толк. Поэтому, две статьи в неделю и по понедельникам с утра - быть на планерке. Без опозданий! Есть срочные вопросы - звони. Но, только по делу.

- И, еще - произнес Влад. Сюсюкаться с тобой из ложной вежливости я не стану; да ты и сама это прекрасно видишь. Написала здорово - похвалю, за мной - не заржавеет. Неряшливо или откровенно плохо - скажу прямо в лицо. Ок? - наконец-то улыбнулся он.

- Хорошо - тихо ответила Мария (совершенно не ожидавшая такого поворота событий).
(Она мнила себя разбирающейся в психологии и психотипах людей, но вот такую проверку на собеседовании совершенно не просекла).
- Конечно, я Вас... я тебя поняла.

- Тогда ровно через три дня к 10 утра на моей почте должна быть готовая статья о концерте джаз - бэнда Алексея Козлова. Если хочешь чай - секретарша сейчас принесет. А я, извини, по редакционным делам. Кстати, немилый тебе беспорядок на моем столе - от хронического цейтнота.
Bye! - вновь улыбнулся Влад...


***

Алла ожидала Машку в авто у дверей редакции.

- Подруга, ты - жива? - усмехнулась Алка.

- Как видишь. Знаешь, я чуть не психанула. Думала, скажет: приехала тут голь из России и выпендривается. Хотя, я просто отстаивала свою точку зрения...

- Ой, знаю я тебя - грустновато произнесла Алла. Начинаешь с "отстаивания точки зрения", заканчиваешь - переходом на личности.

- Ну, ты из меня совсем безбашенную девицу тоже не делай - возразила Машка. Просто, он начал меня "топтать". А на деле - испытывал. Это у них называется "жесткий вариант собеседования"...

- Стив мне сказал: Влад мужик жесткий, но умный. Без тени самолюбования и страсти к личной комплиментарщине.

- Вообще, пойми, - вдруг воодушевилась Алла. У них тут... есть качество, которому я завидую. Они очень хорошо умеют переключаться. Будто кнопка внутри - как у Электроника. Работа - это работа; личное - это личное. Не путают и не смешивают одно с другим. Нам этого не хватает - на Руси все перемешано. У нас... В рабочих отношениях главное - личное, в ущерб объективности. Все эти пересуды - кто, кому, как, когда, зачем...

- Я этого и не люблю - сказала Машка. Не люблю - как у нас, в России.

- Да, я знаю...
- Но, с другой стороны, пойми: и той (пусть предвзятой), но - душевности - здесь нет. Зато, больше объективности. Это даже способ выживания. С Влада спрашивает директор холдинга - тиражи,  Интернет - аудитория, прибыль. Он жестко трясет сотрудников - не сюсюкаясь с ними, но и не обманывая. Вот, ты его, наверное, осуждаешь - что он тебя не взял в редакцию, а он...

- Меня приняли - устало выдохнула Машка.

- Господи!!! Ты почему тогда молчишь о том, с чего стоило начинать! - чуть не завизжала Алка - и крепко обняла сестру.
- Вот видишь! У тебя - получится! Пиши! Делись! Выкинь из лексикона слово "работа" - и ты будешь счастлива, независимо от личной жизни. Так! Давай - отметим! Я - угощаю! Для Англии это роскошная фраза - захохотала Алка. Куда поедем?

- Никуда я не хочу - все так же устало произнесла Машенька. Давай вернемся домой. У тебя лучше всего. Вечером твои вернутся, посидим. Потом я возьму ноутбук и пойду в сад - писать статью. Поверь, большего мне сейчас и не нужно...


***

2 последующих года лондонской жизни оказались самыми спокойными и почти безмятежными. Мария воскресила свой гуманитарно - писательский дар, что повлияло даже на ее сон, здоровье и самочувствие, не говоря уж о личных самоощущениях. Она относилась к той породе людей, чье внутреннее состояние полностью влияло на внешнее. Что есть (по законам мирской диалектики) - и дар и проклятие одновременно. Расцветая в своей среде, такие люди чахнут и ломаются в чуждой - вне зависимости от быта и финансового благополучия.
Теперь, попробовав на вкус Свою Колею, Машенька бесконечно удивлялась прошлому - как у нее хватило сил и терпения закончить Универ по чуждой специальности, а затем просиживать в монотонной рутине папиного банка.

Отношения с родителями (точнее - с мамой) приблизились к минимальному контакту лишь год спустя после ее эмиграции экспромтом. Она не раз давала знать им (в письмах, и по смс) о том, что все складывается благополучно, спрашивала о здоровье, но позвонить - не решалась.
Наконец, Ольга Станиславовна суховато ответила, что ее не осуждает, но отец - простить не в состоянии.
(Машенька еще не знала тогда, что спустя три месяца после ее демарша Константин Сергеевич развелся с мамой, оставив ей дачу в Подмосковье и купив квартиру).
Когда мама (наконец) написала сама, заметно беспокоясь об элементарных вещах, Машенька с облегчением осознала, что лед потихоньку растапливается. За пару месяцев до судьбоносных событий Мария позвонила и пообещала матери прилететь в Москву.

В том числе - повидаться с Димой...
Она знала, что он закончил ВУЗ и ни дня не работал по специальности, играя джаз в респектабельных столичных клубах и ресторанах. Раз в год ездил отдыхать на месяц в Подмосковье. Иногда (заочно) помогал Машке с написанием статей.
(Начиная с эссе про Алексея Козлова, расхваленного Владом Леви; Машка стыдливо принимала комплименты редактора, не решаясь сказать об истинном авторе).
Она слегка завидовала его стилю - пусть чуть более сухому и менее эмоциональному, но и более точному, объективному и выверенному. Кроме того, Нечаев не утратил способность высказать то, что она сама (порой) не могла сформулировать годами нудноватых размышлений и самокопаний.
Кстати, от всяких гонораров Димка отказался наотрез. Тогда Машка начала мучительно подбирать подарки для будущего приезда в Москву...

Их отношения были заочными, ровными и дружескими. Как в старые, добрые времена; только теперь - с еженедельной перепиской.
Машенька, немало озабоченная - как не стать бесконечной нахлебницей на шее семьи Аллы - загрузила себя газетой и занятиями музыкой по полной программе, попутно изучая лондонскую жизнь. О личном - и вспоминалось, и рефлексировалось - нечасто. Дима же всегда умел безошибочно держать дистанцию, интуитивно ощущая границы личной территории. Этим даром Маша (в силу своих характера, обстоятельств, да и мировосприятия в целом) - не владела. Невзирая на интроверсию...

Возможно, жизнь великодушно дарит нам "белые полосы" вовсе не в награду за пережитое ранее. А как насущно необходимую передышку, "дозаправку" и "перезагрузку" перед будущими потрясениями.
Все складывалось пугающе хорошо.
Это был обманчивый штиль пред финальной бурей, в которой (и душевно, и физически) уцелели совсем немногие...


***

Машенька навсегда запечатлела тот Август и тот день, ставший водоразделом. Когда ее - и Быт и Мир, так удачно сложившиеся в новой стране, навсегда ринулись к точке невозврата в Былое.
Вспоминая те дни, она тщетно искала сослагательные варианты - если не избежать, то смягчить удары судьбы.
Человек (особенно - неравнодушный и совестливый) априори устроен так, что ищет свои промахи (да и грехи) даже в объективно - необратимых событиях. Ему думается, что влиять можно на все - от личной жизни до судеб Мира - достаточно лишь включить понимание, анализ, холодный ум, чуткость и свести к минимуму фактор ошибок. Пока сам Господь не ткнет носом в бытийный факт, что это - прекрасная, дерзкая, идеалистичная, но - самонадеянность...

Раннее утро 31 августа предвосхищало болдинскую Осень, сдобренную лондонскими туманами. Маша писала статью и вспоминала свои многолетние ощущения от начала учебного года. (Пускай, в Англии летние каникулы длились с июля по октябрь)
В то утро выходного дня Алла не вышла к завтраку, сославшись на легкое недомогание. Мария трапезничала со Стивом и Никитой, беззаботно общаясь на безупречно освоенном практикой английском и мысленно правя почти дописанную статью.

- Мэри, давно хотел сказать тебе, что понятие "британская кухня" - миф - произнес Стив.
- Как самобытного явления, ее не существует в природе.

- Я отвечу, что она мне не по вкусу, но не думала, что ее - нет - слегка удивилась Машка.

- Да, это - миф. Понимаешь, англичане, колонизировав пол - Мира, просто впитали, точнее - позаимствовали в свой рацион все лучшее (на их вкус) в кулинарии - от Востока до Запада. Получилась причудливая квинтэссенция. А так как мы любим поговорить о своей национальной самобытности, ввели в оборот словосочетание "британская кухня" - засмеялся Стив.

- Стив, ты говоришь не совсем патриотично - засмеялась Машка в ответ.

- Мэри, я патриот только того лучшего, что дала Миру Британия. От Шекспира и Блэйка до Конан - Дойлла и Beatles. Не более того.
(Мария кивнула с явной симпатией).

- Мэри, что такое Западная Европа?
(Стив сделал увлеченный жест рукой, продолжив)

- Это общий Дом с условными границами и единой валютой для тех, кто разделяет наши ценности. Это... не стану произносить заезженное слово "демократия", но - огромное доверие к человеку и человеческому.

- К его праву с умом и достоинством распорядиться личной свободой, данной Творцом - подхватила Мария; я тоже думала об этом.

- Умница - кивнул Стив.
- Возможно, мы идеалисты - да и сам человек слаб, распоряжаясь свободой (зачастую) не так, как следовало бы. Но, все равно, отнимать это право (другому человеку) - нельзя. Под любой благородной идеей. Знаешь, нам потребовались столетия, а потом и Вторая Мировая - чтобы понять это, потрогав руками все ее ужасы и лишения. А еще - глупая "холодная война" с вами... я хотел сказать - с Советским Союзом. С кем... с кем мы воевали?

- С бывшими союзниками - ответила Маша.

- Даже не в этом дело. В России такие изумительные женщины, невзирая на все те тяжести быта, о которых мне рассказывала Алла. А женщины - Душа любого народа. Согласна?

- Тебе виднее - тонко съязвила Мария. Только, знаешь, мне кажется, Золотой Век Европы уже проходит.

- Да, ты права - грустно кивнул Стив. С одной стороны - новое, чересчур изнеженное поколение NEXT. С другой - чрезмерный поток мигрантов. Если бы все были такими, как ты...

Потом они сменили серьезную тему, поболтав о сибирских пельменях и приметах нынешней Осени - как всегда.
Вскоре Стив с сыном уехали на футбол, а Мария села доправить новую статью. Она подумала, что неважно разбирается в людях, пускай и умея поддержать интересный разговор. Более того, ей захотелось извиниться перед сестрой за свой прямой вопрос 2 года назад в саду - "что ты в нем нашла?"...

Алла вышла из спальни только к полудню.
- Housewife сегодня лентяйничает - подмигнул Стив еще за завтраком; но - имеет полное право в выходной.
Впрочем, Мария уже тогда (едва осязаемо) - насторожилась. За 2 года их жизни она не помнила такого случая - они всегда завтракали вместе, и опоздавшей к трапезе периодически бывала именно "сова" Маша - со своими посиделками за ночными статьями...

- Машка, доброе утро - засмеялась Алла. А я сегодня все никак выспаться не могу.

- Слушай... у тебя болезненный румянец на лице...

- Ерунда. Давай сгоняем в магазин и побалуем себя и всех чем - нибудь изысканным.

Так и поступили. После пары часов интенсивной творческой готовки салата из натуральных морепродуктов, блинчиков и любимых Машкой кальмаров случилось нечто ужасное.
Алла внезапно рухнула в обморок, едва не ударившись виском о край кухонного стола...


***

Сидя в приемном отделении лондонского госпиталя, Машенька вспоминала...
Когда ей исполнилось 20, она ездила к бабушке, Вере Александровне, в столичную клинику. Бабушка (по материнской линии) была человеком сверх-строгим, принципиальным, ответственным и дисциплинированным.
Иногда Марии думалось, что Вера Александровна (имея природную склонность давить одним своим присутствием и доминировать над людьми) с раннего детства "забила" собственную дочь.
Ее опасался даже властный Константин Сергеевич, неизменно держа почтительную дистанцию с той самой выверенной точностью, что он оформлял банковские документы.
Директора всех школ, где она преподавала за 50 лет педагогической деятельности, также ее побаивались.
Уйдя на пенсию только в 75, Вера Александровна дожила до 82 лет.
В последний год жизни легла на обследование, чтобы подлечить суставы. Впрочем, на пенсии бабушка как - то смягчилась и подобрела. Шутила над больничным бытом в палате из пяти человек. Машеньку при встречах неизменно обнимала и долго махала рукой в окно...

За пару дней до выписки из больницы Машу (приехавшую без родителей) внезапно позвал главврач.
Едва услышав в коридоре - Мария Константиновна, зайдите ко мне - она мгновенно поняла все.
Дальнейшее слушала как в тумане - снимок... пятно на левом легком... неоперабельный рак... крепитесь... будут боли... осталось не более 6 - 9 месяцев... сказать, или нет, когда и как - решать вашей семье...
Дома Машенька - ровным, но словно чужим голосом - сообщила страшную новость родителям и тихо отправилась в свою комнату - почитать. Ольга Станиславовна (позднее) даже обвинила ее в бездушии. На похоронах мама рыдала и заламывала руки. Мария молчала, тихо присев в сторонке.
То, что сочли равнодушной отстраненностью, на деле оказалось принципиально иной и более глубокой реакцией на утрату, свойственной людям Машиного психотипа. Не демонстрируя (пусть и искренне) картинных эмоций, Машенька понимала, что уже не в состоянии смириться с бабушкиным уходом до конца собственных дней.

Она часто вспоминала Веру Александровну и периодически видела ее во сне. Однажды навестить бабушку в Машином сне пришла и мама.
- Отойди - сказала бабуля - я хочу разговаривать только с внучкой...
Мария даже обиделась за мать и... дернув ногой, тут же проснулась...
Но, самое странное - обстоятельства ухода бабушки. Их не предвидел, пожалуй, никто...

Последние 4 месяца болезни Вера Александровна попросту слегла от слабости. Удивительно, но ее ум - то ли в целях самозащиты, то ли по иной, неведомой причине - отказывался воспринимать факт рака.
Она говорила о "волшебных" таблетках, комплексе упражнений, что ставят на ноги в любом возрасте, сетовала на несделанный ремонт лоджии (который был совершен с целью улучшить ее настроение). Иногда - строила планы о поездке к детям покойной сестры Лидии в Москву.
Машенька не спорила и терпеливо кивала...
Последний месяц в самый канун Нового Года оказался наиболее тяжелым. У бабушки пропали остатки аппетита и начались боли напополам с сердечными приступами. Счет пошел на дни и часы. Только тогда она осознала: все, уже не встать...

В день ухода сердечный приступ подкрался с раннего утра. Машенька была в Универе, но... каким - то промыслом, уже после занятий, застала еще живую Веру Александровну. Она вбежала в ее квартиру, где трудились врачи "Скорой", понимающе переглядываясь меж собой: не жилец! Ольга Станиславовна бестолково металась по комнате.
Следующие минуты впечатались в Машенькину душу навсегда.
Взгляд бабушки вдруг стал осмысленным и светлым - чего не было за все 4 месяца ее постельного режима.
Не имея сил что - либо произнести, она позвала внучку глазами, уже смотревшими словно Оттуда. Улыбнулась и даже нашла силы ободряюще кивнуть...
Через несколько секунд все закончилось...
Мария потом удивлялась своему хладнокровию, спокойствию и даже ощущению нездешнего тепла в самой глубине души. Она тихо закрыла бабушкины глаза (сделав это впервые в жизни) пока мама бессильно рыдала в углу...

Но теперь, 6 лет спустя, сидя в больнице, Мария воспроизвела болезнь Веры Александровны, словно документальное видео. Нет...
Никакого опыта потерь и переживаний; тем более - "привыкания" - не существует. К такому привыкнуть невозможно - и ей подумалось, что вторично подобное уже не пережить.
Неужели Алла... Аллочка, мой спаситель и ангел - хранитель в новой стране, уйдет вот так вот...
Все поплыло перед глазами, и Машенька словно утонула в больничном кресле, придя в себя только от запаха нашатыря...

 
***

- Девушка! Вы меня слышите? Я знаю, что да - сказал мужской голос с тем прононсом, что безошибочно выдает коренного лондонца.

Машенька открыла глаза и увидела симпатичного мужчину средних лет в кругловатых очках и безупречно белом халате. Он был похож на британского гроссмейстера Найджела Шорта...

- Выпейте вот это - и он протянул Марии приятный на вкус тонизирующий напиток, похожий на чай.
- Не бойтесь, это мое фирменное зелье. Проверено лично.

Минут 5 спустя Маша почувствовала, как кровь снова побежала по венам и присела поуверенней.

- Ну вот, Вам лучше... Теперь я должен кое - что сказать...

(Все повторяется - подумала Маша - как и тогда с бабушкой в кабинете главврача).

- Я догадываюсь, что Вы сейчас произнесете.

- Значит, Вы тоже из России, судя по акценту - ответил мужчина. Простите, я не представился...
Зовите меня Брайн. Доктор Брайн. Давайте начистоту. Хорошо, что догадываетесь; это облегчит тяжесть неприятного разговора. (Брайн, все же, сделал неловкую паузу).
- Кто Вам Алла?

- Сестра... а вообще - то... самый близкий человек последние года три...

- Понимаю (в линзах очков блеснул искренний лучик сочувствия). Понимаю. Теперь послушайте меня, не перебивая.

(Брайн достал какую-то папку)

- У Аллы - подозрение на рак горла. Это лишь предварительное обследование; предстоит более углубленное.
Но... я врач с 20 - летней практикой. Симптомы - налицо. Повышенная утомляемость, сонливость, не всегда здоровый цвет лица. Сказать про операбельность смогу только после точного знания о стадии болезни.
Обнадеживать впустую - не стану; это грех пред Богом. Из своего опыта скажу, что при подобном диагнозе, даже если делать операцию в лучшей клинике, например - в Лос - Анджелесе, вероятность метостаз очень высока.
Правда, организм еще молодой, 36 лет... но это и не юность...

(Брайн глотнул чая)

- Мэри, Вы должны представлять реальную картину. Это мой врачебный принцип, если хотите. Только так!
Далее... Вам, конечно, назначат химиотерапию. Даже при неоперабельном раке это дает надежду - хоть и совсем малую. Это тяжело, выматывает, меняет внешность, но - дает выигрыш несколько месяцев. Что тоже бесценно, если надо попрощаться, поговорить по душам и закончить все дела... тут. Отказаться, или нет - решать Вам совместно.

(Брайн снова сделал паузу).

- Мэри! Вы меня понимаете? Как Вы себя чувствуете?

- Спасибо Вам за правду - Машенька впервые подняла глаза со слезинками. Вы честно сказали все, что велел Ваш долг. Спасибо.

- Попросить ассистента отвезти Вас домой?

- Я хочу увидеть сестру.

- Поверьте мне, Вы еще наговоритесь. Время - будет. Но, не сейчас.

- Спасибо, не волнуйтесь - я доеду сама. Только... Вы хороший врач. Верите...

- Мэри. Неверующий врач - это нонсенс...

- Я лишь хотела спросить. По - человечески. Ваш совет...

Доктор посмотрел на нее, словно рентгеном. Через пару секунд взгляд смягчился.

- Мэри, Вы из России. Вам повезло.

- ?!

- Я сам католик - если Вам это интересно. Не по принуждению, а по убеждению. Но мы сейчас не в Ватикане у Папы. А англиканская Церковь давно утратила Благодать - вздохнул он. Знаете, в Лондоне, всего в 15 минутах отсюда, есть чудесная православная община. Там служит митрополит Антоний. Антоний Сурожский. Это - необыкновенный человек. Святитель Лука Крымский наших дней... Сходите к нему с сестрой. Поговорите.
Можно - исповедаться. Вот. Вы просили человеческий совет - я его дал... в своем разумении.

- Спасибо. Спасибо. Простите, ничего умнее я сказать не в силах - тихо произнесла Машенька.

- Вот мой телефон. В любое время. А сейчас, простите, - через полчаса операция. Я провожу Вас до авто, и не надо больше никаких слов...

 
***

Наверное, бессмысленно описывать читателю все тяготы, свалившиеся на семью Аллы и Марию в последующие месяцы. Когда в Дом входит рак, все драмы похожи друг на друга - боль, испуг, слезы и отчаяние ненадолго сменяются лучиками нездешнего Света...
Реакция Стива оказалась неожиданной, но ни Мария, ни, тем более, Алла его не осуждали. Чтобы не сойти с ума от непрерывной ежедневной боли, он... ушел с головой в работу и воспитание сына. Никитка предсказуемо замкнулся в себе - его ранее девственный подростковый Мир переживал первое землетрясение, подготовиться к которому - невозможно; в силах человека лишь претерпевать его с максимальным достоинством.
Алла тоже замкнулась - к счастью, не навсегда. От химиотерапии - отказалась, принимая лишь обезболивающие препараты. Машенька сутками сидела и общалась с сестрой буквально обо всем - от детских воспоминаний до мировоззренческих вещей. Она призвала все силы своей души, все свои - ум, память и понимание, чтобы облегчить эти последние месяцы...

Полгода спустя после страшного диагноза произошло Чудо. Нет, Алла не излечилась от рака, как в историях с навязчивым хэппи - эндом. Случилось то, что (возможно) не укладывается в смысл слова "чудо" - Преображение...
Привычно - пасмурным и немного промозглым февралем Аллу посетил пожилой священник с пронзительно - светлыми глазами. Вежливо поздоровался (спаси Вас, Господи!)
Она ожидала его визит с трепетом, но сестре не сказала ничего.

- Я оставлю Вас - понимающе произнесла Мария.

Час спустя Алла вышла - пусть и слабеющей походкой - совсем иным человеком. Казалось, всякий отпечаток горя исчез с ее бледного, но все так же прекрасного лица.

- Машенька! Зря я тебя не послушалась в сентябре и не сходила к нему, когда была еще в силах...

- Кто это был?

- Отец Антоний. Антоний Сурожский.
- Оказывается, доктор Брайн рассказал ему обо мне. Он позвонил и попросил разрешения приехать в удобное время. Господи, это я должна была у него просить!

- Я не стану спрашивать, о чем вы беседовали.

- Нет, Машуль - от тебя у меня секретов нет. Я расскажу - как близкой душе.

Машенька взяла сестру за руку.

- Ты только не волнуйся.

- Не переживай.
- Ты знаешь, сколько я думала о смерти эти месяцы, сколько вспоминала свою жизнь... И я не находила утешения ни в ком и ни в чем... разве только временное - от сентиментальных воспоминаний с тобой и с мужем. С самыми близкими - и то, не всегда. А что может мне дать чужой человек, которого я вижу впервые? Вот... я и не пошла к нему - незачем...

(Алла вдруг сжала Машину руку).

- Знаешь, он вошел - и мне сразу стало спокойно. Я ждала проповедей и общих, правильных слов о болезни - как следствии греха. А он... присел рядом и молчал. А глаза... Господи, какие глаза... Потом говорит: я все понимаю, если хочешь - просто посижу с тобой молча, потому что на Краю не всегда и не сразу получается выговориться. Произнести саму Суть...
Наконец, я совсем успокоилась и решилась сказать...

- Отец Антоний. Я не могу принять сам факт собственной смерти. Это нечто ужасное и нелепое для меня. Я не способна воспринимать смерть, как Освобождение. И... еще... - я часто жалею саму себя. Простите...

Он лишь мудро улыбнулся.
 - Алла, ты не святая, чтобы воспринять свой уход подобно отцам Церкви. Такое бремя тебе не под силу - и не кори себя за это. И жалеть саму себя в такой момент - тоже естественно...
- Да, смерть - это Освобождение. Но, даже Христос плакал у гроба Лазаря. Алла... Смерть (точнее - уход из Мира) - это всегда встреча человека с самим собой, без прикрас и фантазий. Это тяжело, но неизбежно. Это предстоит пройти всем - и мне, в том числе. Вверь это страдание Духу Святому и не отчаивайся, а терпи. Я не говорю - благодари. А просто - неси последний Крест с достоинством.
- Если ты меня недопоняла - я скажу проще. Я так рад (всей душой) побыть с тобой. Скоро ты станешь иконой - как человек, стоящий у Края. Я и сейчас смотрю на тебя так - как на чистый Образ Божий, с которого сходит вся земная муть. Я не стану тебя - ни наставлять, ни осуждать. Ты сама исповедуешься, когда поймешь, что - все, иначе нельзя.

(Алла с трудом глотнула лекарство)

- И тут, Машуль, - я ему исповедалась. Мне было легко, слова лились будто из сердца, минуя голову. Я точно знала - что и как ему сказать, не утаив ничего. Словно, не я это произносила.
Потом я кинула на него взгляд:
- Господи, видите - какая я плохая. Как я наказана за все Былое и умираю...

А он спокойно сказал:
- Путь человека - путь падений, ударов, спотыканий. Есть такие слова у святых отцов:
- Лучше сердечная брань, чем мнимый мир, удаляющий нас от Бога.
- Лучше не спокойствие души, а то поле, где Дьявол с Богом борется внутри тебя, и ты в этой борьбе изранен.

Он взял меня за руку и произнес:
- Вижу, ты воспримешь мои слова... Я исповедал во время Войны тех, кто погибал вдали от родных и близких. Ты уходишь не в одиночестве - как солдат, умирающий на поле боя. Рядом с тобой - семья, близкие. У тебя есть бесценное время - проговорить все важное и главное, светло попрощаться до жизни Нового Века. И ты (только что) сделала главное - исповедалась. А сейчас я посижу рядом с тобой и снова помолчу. Тебе скоро станет легче и лучше.

Алла обняла сестру.
- Знаешь, мы посидели в такой благостной тишине, а на прощание он подарил мне свою книжку и спросил:
- Алла, доченька. Ты бы хотела сейчас одним мигом вернуть - молодость, здоровье, красоту, влюбленных поклонников?
И тут я вдруг поняла: нет! Не нужно ничего этого... совсем...
Он как - то стал еще светлее. И произнес: не печалься, худшее уже позади...
А потом я открыла его книжку. И нашла там стихи Олеси Николаевой:

...Так я и оказалась в пустыне.
Среди диких зверей пугаюсь собственной тени.
И меня Сатана искушает золотым блюдом,
на котором вся моя жизнь стоит, как живая.
И сама я здесь — дерзкая, молодая,
посреди друзей, на пиру жизни, в музыке, в вихре...
Мой кураж, как золотая одежда, сияет во мраке
и клянётся бессмертьем: «Это умереть не может!»

— На возьми, возьми это блюдо, — говорит Князь Мира. —
Посмотри, как прелестно быть такой гордой, дерзкой и юной...

— Нет, — говорю, — смотри: я топчу золотое блюдо!
Те друзья мои давно умерли, и я вместе с ними:
умерли, поменяли имя, образ, обличье...
Но живы остались мои любовь и молитва.
Ничего уже не хочу я вернуть обратно,
и сама уже никуда не хочу вернуться.
А во время бури за эти цветы сухие
лишь безумный стал бы насмерть цепляться...

А еще там есть слова отца Антония:

— Надо стать как музыкальная струна, которая сама не издаст звука, но как только к ней прикоснется палец человека, она начинает звучать – петь или плакать. Этому должен научиться всякий человек, на этом основаны все человеческие отношения. Если врач так относится к больному, если священник так относится к пасомому, – то создаются совершенно новые отношения.

- Машка! Ты меня умной и чуткой считаешь, а я бы так не сформулировала никогда...

Мария молчала. Только крепче обняла сестру и беззвучно молилась...


***

Месяц спустя вконец ослабевшая Алла проснулась с улыбкой на изможденном лице и позвала сестру.

- Машенька, послушай меня. Если хочешь, это моя последняя воля. Прошу тебя, не бросай моих... Никитку и Стива. Им будет так тяжело. А ты - как связующая нить между ними и мной. Я знаю, что говорю. Я видела чудесный сон... Машка, ты не представляешь - как Там хорошо. Мы потом встретимся и у нас будет время.
Точнее, Там вообще его нет - Времени. Оно отсутствует.
А сейчас - живите. Ради меня. И не плачьте обо мне, а вспоминайте... светло, с улыбкой. Ты прости, я говорю бессвязно, мне тяжело сосредоточиться, как раньше...

Машенька сидела с Аллой весь день. В последние часы сестра держала ее за руку и тихо улыбалась глазами, словно снисходительно прощая Машеньке скорбь от незнания того, что поняла и увидела она сама. К вечеру все закончилось...

После отпевания отцом Антонием и поминок Мария сказала Стиву:

- У тебя много работы. Тебе, я вижу, так лучше... вернуться к жизни, войти в ритм. Я возьму отпуск в редакции по семейным обстоятельствам. Если позволишь, заберу всего на пару недель Никитку. Мы съездим в Италию, Испанию. Ему (как и мне) нужно сменить обстановку. Я буду писать тебе каждый день - или ты мне звони.
Потом вернусь и слетаю на недельку в Москву к маме и своему близкому другу.

- Хорошо, Мэри, - грустновато кивнул Стив. Конечно, я тебе доверяю. За меня... не переживай, только держи связь. Я не могу сейчас уехать...

Вечером весеннего дня Машенька сидела со Стивом и Никиткой за ужином.

- Никита! Скоро мы с тобой поедем - как в твоих любимых странствиях капитана Блада - по морям в теплые страны. Ты увидишь Мир; да и я сама его еще не видела толком - улыбнулась она. А папа...

- А папа сегодня купил тебе новый фотоаппарат! - торжественно произнес Стив и извлек цифровой CANON из - под стола. Дорогая игрушка! Но ты - заслужил за свои успехи в колледже!

Никита порозовел от счастья.
- Мы будем делать фотки? Везде, где побываем?

- Ну конечно! - почти хором воскликнули Мария и Стив.

- Вау! Классно! В колледже я покажу их Джэнни, она это оценит...

(Взрослые переглянулись).

- Тебе нравится Джэнни? - аккуратно спросил Стив.

- Да, пап. С ней так интересно... поболтать обо всем. Она - классная!

И тут в Доме впервые (с тех пор, как не стало Аллы) зазвучал смех.
Машенька взглянула на фото сестры в рамке. Казалось, Алла смотрит на них и улыбается...


(КОНЕЦ ВТОРОЙ ГЛАВЫ)