Мой друг еще играет

…Что? Это я-то не люблю людей? Да я за людей любого порву!

Закрой рот. Не надо ничего говорить. Закрой рот, посиди так минутку и ты поймешь, что всему свое время, особенно когда нечего сказать. А сказать действительно нечего, потому, что если бы это было не так, ты бы молчал.

Понимаю, тебе не весело и ты решил заполнить эфир собой. От чего тебе весело?

Он играет. Слушай. Тебя не научили слушать. Ты глухой. Это стыдно, потому что ты не болен.

Ты не слышишь музыку. Эта опция включена тебе от рождения, совершенно бесплатно, годы уходят, а ты все никак не можешь ее активировать. Ты даже не способен воспользоваться тем, что дано тебе просто так. Что такого выдающегося ты можешь сказать?

Он играет и не слышит тебя, потому что он занят, а ты говоришь, и – нет.

Бывают «концерты», на которых люди собираются в зале и слушают фонограмму. Что поделаешь – люди хотят быть обманутыми, особенно если жизненный приоритет — бисер. Уж куда веселее!

Вот и ты не слышал музыки.

В детстве ты слушал патриотизм, в юности — протест, дешевый алкоголь и подростковые комплексы, в молодости – женщин, в зрелости ты нагадил в соседские тапки, тебя не наказали, ты решил, что что-то понял в жизни, развеселился и отупел окончательно. Слушай, он играет свои фразы.

Ты не сумел ей сказать, когда было нужно, но имеешь бесстыдство врать себе теперь, что не о чем не жалеешь, и спешишь забыть прошлое чтобы не загрустить. У него все в порядке с ритмом, он растягивает ВРЕМЯ и не забегает вперед.

Она до сих пор думает, что ты ушел, потому что её белье было недостаточно кружевным. Ты не одинок в своей глухоте.

Скоро он закончит играть, возможно, ему кто-то зааплодирует, он сложит гитару в кейс и уйдет, а ты останешься сидеть со своими словами, тонущими в пустоте. Но не тишиной. Пустота заполниться, это закон равновесия. В лучшем случае, она заполниться мыслями о том, что ты не сумел ей сказать, в худшем – бисером.

Слушай, как он расставляет ПАУЗЫ – короткие мгновенья тишины, без которых нет музыки, как и разговора. Слушай, пока он играет. Когда ты научишься слушать музыку – из кучи слов ты услышишь то, что тебе говорят на самом деле, а это как раз происходит между строк, в паузах.

-А Степа дома?

-Да чтоб он сдох, твой Степа!

И вот ты уже полон информации:

А) Совсем недавно Степан был жив.

Бэ) У Степана горячая женщина.

Вэ) Восклицание – усиливает акцент на то, что она желает ему, чтобы он сдох. Но не в смысле, чтоб он умер, а так «сдох», что пожалев о недавних разногласиях, приполз бы на коленях в соплях, с цветами и извинениями: «Зинаида, прости, я был не прав, невнимателен, я ничтожество, увольняйся из рыбного отдела, мы действительно никуда не ездим, тебе нечего одеть — вот тебе бриллианты, надень их, поехали в Монте-Карло».

Ъ) В данный момент ты отождествляешься со Степаном и, за очевидным неимением бриллиантов, у тебя не самая выгодная позиция для продолжения беседы.
Короткий вопрос, исчерпывающий ответ, максимум информации.

А о чем сейчас говоришь ты? Что такого бриллиантового ты думаешь сказать?

Когда услышишь музыкальную фразу – научишься замечать детали. Когда услышишь АКЦЕНТЫ – научишься их расставлять в разговоре так, чтобы тебя лучше понимали.
Когда услышишь динамику, вспомнишь, что не бывает одинаковых секунд в жизни. Когда услышишь, как он выстраивает свое соло КОМПОЗИЦИОННО – научишься смотреть на окружающий мир в целом.

Через его пальцы с тобой разговаривает Бог, космос, вечность и другие, тебе сочувствующие, это полезная компания. Всё решается не в этом мире. Это все равно, как если бы тебе отрезали ногу, пораженную гангреной, а ты винил бы хирурга.
Не переживай. Я, к примеру – слепой. Я не разбираюсь в живописи. Недавно был в художественной галерее… Осознаю, что упустил множество важных деталей, которые мог бы спроецировать на сегодняшний момент.

Еще я ничего не смыслю в таком восхитительном виде искусства, как балет. Нет, понятно, что это красиво, но чувствую подсознательно, что суть в деталях.

Некоторые неубедительные оправдания все же есть. С балетом, как и многих людей моего поколения, меня связывают, как ни странно, — похороны.

Да-да, когда умирали высоко поставленные «Официальные лица», нас выстраивали в спортзале школы, учителя повязывали себе траурные ленты и «минутно» молчали в течение получаса, чтобы 29 минут подчеркивали глубину печали. Молчал трудовик, географичка, завуч и моя учительница русского языка – Фарида Габбидуловна. Им было показательно горько, а нам сочувственно грустно. Теперь я понимаю, что горько им было просто от того, что они не целовались (собственно никто «Горько» и не кричал), но тогда, при уже не первичном построении, я знал, что это подготовка к балету. В то время я тоже не умел слушать музыку, в противном случае, я непременно крикнул бы: «Горько!», все бы перецеловались и, счастливые, разошлись по домам. Но в тот момент хотелось плакать, все молчали, и я — держался.

А дома, по телевизору, показывали балет. Со стороны можно было подумать, что это был траур по великим балетмейстерам, но Мариуса Петипа в их числе почему-то не было. А между тем — танцевали совершенно удивительные, потусторонние человеческие существа. Представь хотя бы одно: в детстве, в ту пору, когда мы с тобой жевали гудрон, их каждый день растягивали во все стороны, как битву при Бородино.

Почему всё НАСТОЯЩЕЕ не вызывает гомерического хохота?

Великим клоуном может стать только непременно грустный клоун.

К чему я это всё? Ты и сам знаешь, что в мире полно прекрасных вещей: природа, друзья, женщины, благородные поступки, работник ГИБДД на велосипеде, закат на море, «Мама, мама, мне нужен костюм ковбоя!»…

Помолчи, отдохни от себя. Я просто хотел сказать, что это как раз тот случай, ведь мой друг еще играет.

29 февраля 2016г.