Василиса

               
      

       Василиса разложила черную ткань, нарисовала  пятиконечную звезду,  надела  длинную рубаху без швов, распустила свои шикарные, длинные волосы, прочитала заклинание и разложила свое освященное Таро. Вчера приходила Верка ее подружка детства. Достала уже мужиком своим, пьет, гуляет как кот мартовский еще и кулаки об нее чешет. И жалко бабу - молодая, работящая, двоих пацанов на себе тащит, что не заработает, а Толька все пропьет. Да не понимает Верка, что дар Василисын, бремя для нее тяжкое! Померла баба Анисья, а дело и силу свою ей , как младшей, в третьем поколении передала.

     Зашла Василиса в круг, стала карты читать и судьбу, Толькину, высматривать. Говорят карты, плохо Толькино дело, смертушка-то, совсем рядом, за плечами его ходит. А как Верке-то сказать. Еще скажет, что Василиса ему на смерть сделала.  В сердцах скажет, не подумавши. А слово, от души сказанное плохое или хорошее, ох - как,  к человеку липнет, как смола горючая! Ведь был, Толька, красавец-парень за Василиской  ужом вился. И ей он мил был. Да нельзя ей мужика любимого под укорот жизни подводить.  Не живут долго мужья-то у таких, как бабка ее и она. Дело их чистоты плотской требует. Вот и рожают они деток от прохожих и проезжих и не знают детки их,отцов своих никогда. Да и больше одного дитяти им иметь не дано, сразу после рождения первенца, завязывают они утробу свою заговором и больше детей не могут иметь. Вот стукнет Василисе тридцать лет, родит на тридцать первом девочку – и все. Ей-то, дочке, судьба будет - и муж и детки, а только последней девке, в приданное, бабкино дело и сила достанется. И так из века в век.

     Зажгла Василиса свечи, стала под образа на колени, молиться стала, Толькину беду отмаливать. Только тянет холодом с подпола, уж, коленки застыли. Не принимает, Господь, молитвы Василисыны, знать не простит он Тольку за кровь безвинно пролитую. А дело было так...

     Весна была в разгаре. Работы в поле – с утра до ночи, до солнышка цыганского – Луны. Приехал к ним в деревню парень, Петром звали. Дед с бабкой померли, а дом крепкий остался, хозяйство, землицы порядочно. Дед с бабой в одну ночь померли – угорели, учадили. Так вот приехал, Петр. Сначала дом решил продать, не деревенский он парень - городской. А потом расмотрелся -  хорошо! Луга, лес, речка, грибы, ягоды, рыбалка! Городские-то, на пикники за  сто километров едут, чтобы на травке полежать, босиком по речному песочку походить, сосновым ароматом подышать, звезды ночью в небе увидеть. В городе-то звезды не видны в небе, иллюминация вместо них сияет. Вот и решил Петр в деревне остаться. Год прошел. Хозяйство он поднял, решил еще три-четыре коровки завести, на молочко. Пришла пора сенокоса. Поделили старики луга травяные на количество голов скота. Так, как у Петра, коровенок-то десять было, то и получил он пай большой. А у Тольки, только корова одна и коза. Затаил, Толька, злобу на Петра и как был пьяный, ночью пришел в его двор, затаился. А когда вышел Петр покурить перед сном, ударил его жердью, да прямо в самый висок. И вскрикнуть не успел Петр, как перед Богом предстал. Судили потом Тольку, пять лет отсидел, по амнистии вышел. Но пить стал еще больше.

     Утро  настало. Верка, пришла. Расспрашивать стала. Правду всю сказала ей, Василиса. Не поверила Верка, домой пошла злая, проклинала Василису.  А на день другой, ребятишки с речки прибежали. Утонул Толька, в плавнях на мелкоте, где и воробью по колено воды-то было.

     Пошла Василиса по утру за травами. У каждой травки – свой день и час силы. Собери ее не в то время - и только на корм скотине и сгодится, но не на лечение. Много чего знать надо ведунье. В школах и университетах такому не учат. Веками это ведовство складывалось. От бабки к внучке передавалось. С пяти годков внучка к бабушке в науку шла. И не могла бабка помереть, не оставив смену себе ученую.

     Возле ярка, увидала Василиса автомобиль. Дверцы открыты были, а у переднего колеса мужчина лежал. Одежда вся кровавая была, в дырках от  пуль. Приложила Василиса ухо к груди, еле-еле слышны были удары, да и крови лужа была большая. Разорвала фартух Василиса, раны туго  перевязала, подорожником их закрыла.  В открытом багажнике мешковину нашла, положила парня, волоком потянула к тропинке, там детвора часто гуляет. Так и случилось. Попросила  Гошку Черняева за подмогой сбегать. Пришли мужики с подводой. Привезли парня к Василисе. Фельдшера в их деревне, уже годов с десять не было. Всех бабка Анисья лечила, теперь вот – Василиса.

     Омыла раны парню Василиса, маковую траву заварила, через трубочку почти полстакана ему влила в горло. Счастье ни желудок, ни живот прострелен не был, прошли пули по груди, выше сердца, легкие были слегка задеты. Одна рана сквозная была, а в двух пули сидели, вынимать их надо. Пинцет и нож она на огне прокалила, спиртом облила и за дело взялась.

     Выходила Василиса парня. Красивый был Серега - высокий, статный, тело мускулистое, загорелое, зубы белые, как жемчуг, глаза синие, как пролесок весной, губы бархатные.  Слюбились они обоюдно. Ночи и дни пролетали, как час один. Губы их не отдыхали, руки миловали друг друга. Месяц прошел, как поднялся Серега, второй пошел. Не мог он Василисой насытиться, везде его глаза ее искали. Почувствовала Василиса, что тяжелая она. Время с Серегой расставаться. А душа рвется, а сердце плачет, а под сердцем дочка растет, ее с Серегой дочка. Только не может Василиса с ним остаться. Силу свою потеряет, проклятие на род свой навлечет. Последняя эта ночька у них с Серегой. Проснется он завтра на зорьке, а домик-то пуст …, нет в нем Василисы. Как будто почуял  Серега, что последняя ночка у них! Как целовал сладко, как гладил ее  тело нежно руками своими, как на руки брал и носил ее по комнате, как жадно и жарко обладал телом ее.  Уснул, умаялся. Серегина голова на коленях ее лежала и волосы Василисы,укрывали его. Он улыбался во сне. Она легонько приподняла его голову, подушку подложила, накрыла одеялом. Взяла  узелок с едой и сумку со свечами и вышла в ночь…