Глава 49. Ярость

 Но­вость зас­та­вила Кру­эл­лу рас­хо­хотать­ся так гром­ко, что, ус­лышь это ма­моч­ка, она бы стук­ну­ла ее по ру­кам за не­со­от­ветс­тву­ющее для ле­ди по­веде­ние. Кру­эл­ла не пом­нит, ког­да еще она так от­ча­ян­но хо­хота­ла, ког­да ей во­об­ще бы­ло так смеш­но в пос­ледний раз.

       През­ри­тель­но пос­мотрев на Белль, все еще сто­ящую в рас­те­рян­ности око­ло две­рей лав­ки, Де Виль те­ат­раль­но хло­па­ет в ла­доши, кри­вя гу­бы в из­де­ватель­ской ух­мылке:

       - До­рогая, я зна­ла, ко­неч­но, что ты не бле­щешь умом, но по­верить не мог­ла, что все нас­толь­ко пло­хо. Спа­сибо, что прос­ве­тила, уч­ту.

       Неб­режным, слег­ка те­ат­раль­ным жес­том, Де Виль бе­рет воз­люблен­но­го под ру­ку, та­ща его к ма­шине. Хва­тит с нее слу­шать эту ге­ро­ичес­кую ду­роч­ку!

       - Пой­дем, до­рогой, у нас есть де­ла по­важ­нее ее бред­ней.
       - По­годи – Тем­ный ос­та­новил­ся и ид­ти с ней яв­но ни­куда не на­мерен.

       Кру­эл­ла щел­кну­ла язы­ком:

       - О, до­рогой, ты что, с ней не на­гово­рил­ся, что ли? Мне ка­жет­ся, вам не­чего боль­ше об­суждать.

       Но, тем не ме­нее, Тем­ный яв­но на­мерен по­гово­рить с бла­говер­ной, а у Кру­эл­лы, по­хоже, нет дру­гого вы­бора, кро­ме как ува­жить его ре­шение. Она поч­ти прок­ли­на­ет се­бя: а не слиш­ком ли она раз­мякла с га­дом кро­коди­лис­тым? Так ведь и до чая с ге­ро­ями де­ло дой­дет!

       Ко­неч­но, она воз­вра­ща­ет­ся вмес­те с лю­бов­ни­ком, всем сво­им ви­дом при том по­казы­вая свой про­тест про­тив та­кого бес­пре­дела. Раз он не по­нима­ет, что она не хо­чет слу­шать, ей хо­тя бы ро­жи кор­чить мож­но?

       По­это­му, наб­лю­дая за нер­вным взгля­дом Белль и взвол­но­ван­ны­ми гла­зами Гол­да, свер­ля­щие ли­цо суп­ру­ги, Де Виль изо всех сил де­монс­три­ру­ет, как ей все это не нра­вит­ся, и что она на­мере­на пос­ко­рее уй­ти.

       - У те­бя есть под­твержде­ние? – спра­шива­ет Голд.

       Кру­эл­лу пе­редер­ну­ло. Что это за чер­то­ва ро­бость зву­чит сей­час в его го­лосе? С ума он со­шел, что ли? Она през­ри­тель­но фыр­ка­ет, де­монс­три­руя свое «фи» та­кому Рум­пе­лю. Ос­та­нут­ся од­ни – уж она ему за­даст!

       По­ка Де Виль уси­лен­но де­монс­три­ру­ет свое през­ре­ние, Белль дро­жащи­ми ру­ками дос­та­ет из су­моч­ки ка­кую-то бу­маж­ку. О, нет, Рум­пель сно­ва от­кры­ва­ет лав­ку и та­щит их ту­да.

       - До­рогой, да я уве­рена, что это ла­жа, пой­дем до­мой уже, от­ме­тим мой но­вый по­дарок! – ка­жет­ся, с та­кими тем­па­ми Де Виль на­учить­ся ныть и ску­лить, ей Бо­гу!
       - Пос­мотрим – мно­гоз­на­читель­но бро­са­ет мис­тер Тем­ный и Кру­эл­ле ос­та­ет­ся лишь ку­сать гу­бы. Что это он так пе­репо­лошил­ся? Ей уже это не нра­вит­ся.

       Вклю­чив свет, Голд изу­ча­ет справ­ку с та­кой при­дир­чи­востью, слов­но зак­лю­ча­ет но­вую сдел­ку. Как бы Кру­эл­ла не де­монс­три­рова­ла, нас­коль­ко ей все рав­но, а все же не смог­ла удер­жать­ся, что­бы заг­ля­нуть в бу­маги. И да, это дей­стви­тель­но справ­ка о бе­ремен­ности, мать ее! Весь этот чер­тов го­род, по­хоже, рез­ко на­думал раз­мно­жать­ся!

       - Ты пос­мотри, да­же спра­воч­ку ку­пила. Мо­лодец, до­рогая, хва­лю. Ни­ког­да не ду­мала, что мож­но нас­толь­ко се­бя уни­зить. И сколь­ко же де­нег Гол­да ты пот­ра­тила на эту – она ты­чет кос­тля­вым паль­цем в бу­маги, ос­тавляя след от ног­тя, - ли­пу? По чем нын­че под­делки, до­рогая?
       - Это прав­да, ес­ли ты еще не по­няла – поч­ти не слыш­но шеп­чет Белль, взгляд ко­торой, впро­чем, об­ра­щен толь­ко к Рум­пе­лю.
       - Ну, на­до же, до­рогая, а ты го­рячая штуч­ка, я пос­мотрю! Не ус­пе­ла рас­стать­ся с му­жем, уже ка­кого-то иди­ота ок­ру­тила. Но, к счастью для не­го, он все же про­явил чу­деса ума и со­об­ра­зитель­нос­ти, и сбе­жал от те­бя. По­тому ты сю­да приш­ла рас­ска­зывать нам о сво­ем ре­бен­ке?

       Кру­эл­ла вски­дыва­ет го­лову, уже нап­ря­мую из­де­ва­ясь:

       - Ска­жи, до­рогая, это мо­да сре­ди ге­ро­ев та­кая – уни­жать­ся?

       Она ис­пы­тыва­юще смот­рит на Кра­сави­цу. Та же рас­те­рян­на и по- преж­не­му ищет у Рум­пе­ля под­дер­жки, смот­ря на не­го ще­нячь­ими гла­зами.

       - Кру­эл­ла, по­годи. По­жалуй­ста, ус­по­кой­ся.

       - Да я спо­кой­на, до­рогой, - все еще са­мо­уве­рен­но улы­ба­ясь. – А раз­ве у ме­ня есть по­вод нер­вни­чать? Глу­пая Белль врет как ды­шит.

       И толь­ко те­перь, уви­дев бе­га­ющие гла­за лю­бов­ни­ка, Де Виль по­доз­ри­тель­но по­коси­лась на не­го. Сер­дце боль­но коль­ну­ло. Она ни­ког­да та­кого не чувс­тво­вала и до се­год­няшне­го дня во­об­ще не по­доз­ре­вала, что та­кое воз­можно.

       Она тря­сет го­ловой, буд­то пы­та­ет­ся отог­нать от се­бя на­вяз­чи­вую мысль, но поз­дно – червь по­доз­ре­ния уже гры­зет ее сер­дце.

       - Ведь врет же, да, до­рогой? Еще и как мас­тер­ски, я прос­то по­раже­на ак­тер­ско­му та­лан­ту! Мо­гу те­бе толь­ко ап­ло­диро­вать, до­рогая. Ес­ли бы уже не сто­яла, так обя­затель­но бы вста­ла, зна­ешь.

       По­ток ее сар­казма, ко­торый те­перь, ког­да она с ужа­сом осоз­на­ет, что, су­дя по ре­ак­ции лю­бов­ни­ка, это мо­жет быть прав­дой, выг­ля­дит блед­ным и не убе­дитель­ным, пре­рыва­ет­ся, ед­ва Рум­пель, отс­тра­нив­шись от нее, под­хо­дит к Белль.

       Ког­да Рум­пель бе­рет ли­цо Белль в свои ла­дони, пре­дан­но, поч­ти по ще­нячьи, заг­ля­дывая ей в гла­за, у Кру­эл­лы и вов­се ды­хание ос­та­нав­ли­ва­ет­ся.

       - Ты зна­ешь, что это прав­да. Зна­ешь, ког­да это слу­чилось, Румп – шеп­чет Белль дос­та­точ­но гром­ко для то­го, что­бы Кру­эл­ла ее ус­лы­шала.
       - Да, - над­трес­ну­тым, хо­лод­ным го­лосом, от­ве­ча­ет он, все еще не то­ропясь от­пускать ее от се­бя.

       И Кру­эл­ла вдруг ощу­ща­ет, как на го­лову ей ру­шит­ся це­лый мир. Она толь­ко и мо­жет те­перь, что сто­ять с от­кры­тым ртом, пы­та­ясь вспом­нить, как ды­шать. Ту­пая боль ог­ненны­ми ша­рами бь­ет в го­лову – яв­ный приз­нак оче­ред­но­го над­ви­га­юще­гося бе­зумия.

       Кру­эл­ла трет вис­ки с та­кой си­лой, что рис­ку­ет сте­реть паль­цы в кровь, все, что­бы ос­та­новить­ся, что­бы не прев­ра­тить эту ули­цу в пе­пел, что­бы ос­та­новить собс­твен­ное су­мас­шес­твие, что так гроз­но над­ви­га­ет­ся на нее. Нет, она дол­жна, она еще дол­жна про­дер­жать­ся хоть нес­коль­ко ми­нут. В кон­це кон­цов, что­бы не упасть в грязь пе­ред книж­ным чер­вем и прес­та­релым кро­коди­лом. Ко­роле­ва Ть­мы она, или кто?

       Их взгля­ды сно­ва встре­тились, и в них уже нет ни кап­ли неж­ности, что мель­ка­ла еще нес­коль­ко ми­нут на­зад. Толь­ко не­нависть, чер­ная и ис­пе­пеля­ющая. С ни­ми всег­да так. Це­лу­ют­ся, влюб­ленные друг в дру­га до го­ловок­ру­жения, а за­тем го­товы ра­зор­вать друг дру­га на кус­ки. Зря Кру­эл­ла поз­во­лила се­бе на­де­ять­ся, что в этот раз уж точ­но все бу­дет нор­маль­но. Очень зря. Она оп­ре­делен­но зна­ет от­вет, но, что по­делать: у нее всег­да бы­ла не здо­ровая страсть к ма­зохиз­му, по­тому и сей­час она ре­шила до­бить се­бя окон­ча­тель­но.

       - Ког­да? – спра­шива­ет она тре­бова­тель­но, по­дой­дя к Гол­ду. Белль те­перь ее ин­те­ресу­ет мень­ше все­го. Пле­вать на Белль. Она хо­чет взгля­нуть ему в гла­за. Хо­чет уз­нать от­вет.
       - Кру­эл­ла, я… Это про­изош­ло слу­чай­но, и…
       Он мям­лит, но ей не это нуж­но ус­лы­шать. Еще боль­ше по­высив го­лос, она спра­шива­ет:
       - Ког­да, черт возь­ми? Го­вори!
       - Это не име­ет зна­чения, Кру­эл­ла. Это в прош­лом. Тог­да все бы­ло ина­че меж­ду на­ми.
       - Рум­пель, чер­тов урод, го­вори, ког­да ты ее об­рю­хатил! Ска­жи мне, я на­мере­на за вас по­радо­вать­ся!
       Ес­ли он не от­ве­тит, она ему в глот­ку вце­пит­ся. Иди­от! Не­годяй! Сво­лочь! По­донок!

       Все воз­можные и не­воз­можные ру­гатель­ства, все не­цен­зурные сло­ва вих­рем про­нес­лись в ее го­рячей, гу­дящей, как улей, го­лове, и она да­же но­вые при­думать ус­пе­ла. Он мол­чит. Ми­нуту, вто­рую, третью. Ощу­щение та­кое, слов­но бы прош­ла веч­ность. Кру­эл­ла уже под­ни­ма­ет ру­ку в не­ис­то­вом же­лании ра­зор­вать ему глот­ку, ког­да он вдруг ед­ва слыш­но, про­шеп­тал:

       - В ту ночь, ког­да в го­род наг­ря­нули Тем­ные, Кру­эл­ла. Я ду­мал, мы ум­рем. Ду­мал, ни­ког­да боль­ше не уви­жу сол­нечно­го све­та. Ты прос­то не пред­став­ля­ешь, ка­кие му­ки на нас бы сва­лились, ес­ли бы Тем­ные одер­жа­ли по­беду. Это был прос­то им­пульс. Не бо­лее то­го. Прос­то дань прош­ло­му, что у ме­ня бы­ло с Белль. Мы бо­ялись, что боль­ше ни­ког­да не смо­жем ды­шать и…

       Да­же ес­ли она сей­час прот­рет на сво­их вис­ках дыр­ку, ей это ни чер­та не по­может ус­по­ко­ит­ся. Кру­эл­ла от­сту­па­ет на нес­коль­ко ша­гов, за­щит­ным щи­том выс­та­вив пе­ред со­бой ру­ки, ког­да он тя­нет­ся к ней навс­тре­чу. Под­няв на не­го пол­ный гне­ва взгляд и при­кусив гу­бу в кровь, она мед­ленно ки­ва­ет.

       - В ту ночь, ког­да я пи­ла чер­тов чай с чер­то­вой Бе­лос­нежкой, что­бы спас­ти твой чер­тов ста­рый зад. В ту ночь, ког­да я ед­ва лег­кие не вы­дула, что­бы выд­ресси­ровать стаю ог­ромных со­бак. В ту ночь, ког­да я бо­ялась да­же по­думать о том, что ут­ро не нас­ту­пит и за­мира­ла от ти­канья ча­сов го­род­ской баш­ни, ты спал со сво­ей прок­ля­той биб­ли­отеч­ной кры­сой.

       Она пос­мотре­ла на не­го пря­мым, стро­гим взгля­дом. Дер­зкая ух­мылка про­бежа­лась по ее ли­цу, ру­ки сло­жились для ап­ло­дис­ментов. Но ус­лы­шал он лишь нес­коль­ко ко­рот­ких от­ры­вис­тых хлоп­ков.

       - Бра­во, Рум­пель. Я по­раже­на.

       Он сок­ру­шен­но по­качал го­ловой. Сно­ва по­дошел бли­же, и она сно­ва вы­нуж­де­на от­сту­пить.

       - Ну что ж, до­рогие, - рот дер­нулся в нер­вной ух­мылке, - мо­гу лишь по­желать вам счастья. Се­мей­но­го у­юта. Бла­гопо­лучия. Креп­чай­шей люб­ви. И что­бы ваш уб­лю…, то есть, - она те­ат­раль­но прик­ры­ла рот ру­кой, слов­но бы ого­вори­лась, - ре­бенок ро­дил­ся здо­ровым.

       По­дой­дя к ма­шине и рез­ко рва­нув двер­цу, она ны­ря­ет в ба­гаж­ник. Дос­тав от­ту­да бу­тыл­ку по­чато­го ви­на, Де Виль вы­дер­ги­ва­ет проб­ку и, под­не­ся ви­но ко рту, вы­пива­ет по­лови­ну од­ним ма­хом, пред­ва­ритель­но на­рочи­то бод­рым го­лосом про­из­не­ся тост:

       - За ис­тинную, все­пог­ло­ща­ющую и не­побе­димую лю­бовь, до­рогие!

       Бу­тыл­ка ле­тит под но­ги вос­со­еди­нив­шимся чу­дови­щам, Кру­эл­ла же, за­кутав­шись в шу­бу и ода­рив воз­люблен­но­го пос­ледним гнев­ным взгля­дом, мчит­ся в ма­шину и, рва­нув ру­лем, бь­ет по га­зам. С ди­ким во­ем ав­то за­водит­ся.


       Она едет, едет, не ве­дая, ку­да, и не зная, за­чем. Все вдруг по­теря­ло свое зна­чение. Все про­пало. Бес­силь­ная зло­ба и ярость ад­ре­нали­ном бь­ет по вис­кам, и толь­ко она дви­жет ее впе­ред с бе­зум­ной ско­ростью, не поз­во­ля­ет ос­та­новить­ся.

       Что­бы не орать от бо­ли (есть и та­кое ди­кое же­лание), Де Виль гром­че вклю­ча­ет му­зыку. Не вслу­шива­ет­ся в но­ты, не слы­шит текст. Внут­ри нее – рас­ка­лен­ная ла­ва вул­ка­на, но она, дол­жна сдер­жи­вать­ся, не то унич­то­жит здесь все под­чистую. И се­бя то­же. Са­мо­убий­ство, как ни кру­ти, в ее пла­ны вов­се не вхо­дит.

       Ад­ре­налин, ка­кого дав­но не ис­пы­тыва­ла ма­нит и зо­вет впе­ред. Он – единс­твен­ная при­чина су­щес­тво­вать сей­час. Не жить, нет, а имен­но су­щес­тво­вать. Кру­эл­ла Де Виль те­перь зна­ет мно­гое: не­воз­можно жить пос­ле люб­ви.

       Этот же ад­ре­налин зас­тавля­ет ее всю ночь, до са­мого ран­не­го ут­ра, пь­янс­тво­вать в мес­тной ды­рище – па­родии на ноч­ной клуб.
       Ад­ре­налин ру­ково­дит ею, ког­да она тра­ха­ет ка­кого-то смаз­ли­вого девс­твен­ни­ка в оч­ках, имя ко­торо­го да­же не рас­слы­шала, в са­лоне собс­твен­ной ма­шины.
       Ад­ре­налин раз­ли­ва­ет­ся то­ком по ве­нам, ког­да она пе­рере­за­ет тон­кую глот­ку сво­ей нес­час­тной жер­твы, что толь­ко что кон­чил, и при­ника­ет гу­бами к со­леной струй­ке, так щед­ро ль­ющей­ся из его гор­ла. Она лю­била уби­вать, но всег­да не­нави­дела кровь. Те­перь, ка­жет­ся, она ее по­любит по-нас­то­яще­му.

       Она мог­ла бы ощу­тить пол­ней­ший, аб­со­лют­ный, бе­зого­вороч­ный три­умф, но – нет. Она это­го не чувс­тву­ет. Ни­чего не чувс­тву­ет, кро­ме ту­пой бо­ли и ту­пого же­лания виз­жать.

       Рву­ща­яся боль в го­лове ее поч­ти ос­ле­пила. Она со­вер­шенно не по­няла, как выш­ла из ма­шины, что ее ша­та­ет при ходь­бе, буд­то всю ночь пи­ла, и что она, ка­жет­ся, сло­мала каб­лук. Ярость и боль сли­лись в ее сер­дце в еди­ный тес­ный клу­бок и не от­пуска­ют ни на се­кун­ду, ни на один чер­тов миг.

       Лег­кое хо­лод­ное при­кос­но­вение чь­их-то паль­цев к ее вспо­тев­шей ла­дони. Она ско­рее пред­чувс­тву­ет, чем осоз­на­ет, что пе­ред нею – Рум­пель. По­чу­яла это по за­паху ду­хов, ко­торые бы­ли толь­ко у не­го од­но­го та­кими во всем ми­ре. И еще – по рез­ко еще силь­нее уси­лив­шей­ся бо­ли в го­лове и не­навис­ти в сер­дце. О, как бы она хо­тела сей­час его ли­шить­ся, что­бы ни­ког­да боль­ше, ни еди­ного ра­за пос­ле, не чувс­тво­вать этой бо­ли, как ни еди­ного ра­за не чувс­тво­вала бо­ли до это­го.

       - Что ты де­ла­ешь, Кру­эл­ла? Ты сно­ва мо­жешь уби­вать?
       Она с вы­зовом вски­дыва­ет го­лову, гор­до пос­мотрев на не­го:
       - Не твое чер­то­во де­ло, бык-осе­мени­тель. Сту­чи ко­пыта­ми к сво­ей же­не.

       Она не по­нима­ет, что про­ис­хо­дит, ког­да он вы­тас­ки­ва­ет пар­ня, у ко­торо­го так и зас­ты­ла спер­ма в па­ху, и сжи­га­ет его те­ло од­ним ог­ненным ша­ром. Она прос­то ша­та­ет­ся, стоя в нес­коль­ких ша­гах от ма­шины и вы­хар­ки­вая свою боль каш­лем.

       Ког­да он под­хо­дит и про­тяги­ва­ет ла­донь навс­тре­чу, она рез­ко одер­ги­ва­ет ру­ку, ры­ча, как со­бака при приб­ли­жении опас­ности. За­бав­но. Со­бач­ни­ца на мгно­вение са­ма ста­ла псом.

       - Кру­эл­ла! – до­носит­ся до не­го ее го­лос.
       Ноль ре­ак­ции.
       - Кру­эл­ла! – он бе­рет ее ли­цо в свои ла­дони, и, пос­мотрев пря­мо ей в гла­за, за­говор­щи­чес­ки шеп­чет:
       - Я не знаю, Кру­эл­ла, как ты сно­ва об­ре­ла спо­соб­ность уби­вать. Уз­наю об этом поз­же. Но ты не бу­дешь это­го де­лать, слы­шишь. И не я те­бе это зап­ре­щу, а ты – са­ма се­бе. Ес­ли ты по­кажешь всем, что от­ны­не ты сно­ва не без­за­щит­на, те­бя скор­мят тво­им же псам, ты зна­ешь, что они так сде­ла­ют. Это же чер­тов го­род ге­ро­ев. Я про­щу те­бе то, что ты толь­ко что сде­лала, до­рогу­ша, но и ты дол­жна прос­тить ме­ня за си­юми­нут­ную сла­бость. Это ни­чего не зна­чит, это бы­ло глу­по, сог­ла­сен. Но я не вер­нусь к Белль. Не ос­тавлю их в ни­щете и го­лоде. Бу­ду спон­си­ровать день­га­ми. Я ни­ког­да не при­ду к Зе­лене, ес­ли ты пе­режи­ва­ешь из-за это­го. Все бу­дет хо­рошо, Кру­эл­ла, я это обя­затель­но ула­жу, - он уже за­пус­ка­ет паль­цы в ее во­лосы, си­лясь пог­ла­дить эти мяг­кие за­вит­ки, но она от­талки­ва­ет ее с та­кой ярой гру­бостью, слов­но бы в нее все­лил­ся бо­рец су­мо. Сжав зу­бы до хрус­та, она хрип­ло хо­хочет:

       - Лю­бовь втро­ем пред­ла­га­ешь, не­насыт­ный уб­лю­док? Дру­гую по­мой­ни­цу се­бе для та­кого по­ищи. Я – Кру­эл­ла Де Виль, Ко­роле­ва Ть­мы, и ни од­на бло­ха не бу­дет мне ука­зывать, что мне де­лать и как жить. Да­же тем­ная бло­ха. А те­перь, - она поч­ти от­ры­ва­ет дверь ав­то, и са­дит­ся за руль, за­ведя мо­тор и чуть не от­да­вив но­ги Рум­пе­лю - фу!

       Кру­эл­ла бы по­еха­ла до­мой, вот толь­ко вне­зап­но осоз­на­ла, что у нее нет до­ма. Ни здесь, ни в лю­бом дру­гом ми­ре. По­луча­ет­ся, она бомж, хоть и гла­мур­ный.

       От осоз­на­ния это­го Де Виль хо­хочет – дол­го, бе­зудер­жно, боль­но, зап­ро­кинув го­лову на­зад. Ис­те­ричес­ки.

       Она, ко­неч­но, и са­ма не по­няла, как очу­тилась око­ло до­ма Спа­ситель­ни­цы и как вош­ла вов­нутрь. Не по­няла, как вы­пила три бу­тыл­ки ви­на. Не по­няла, как от­клю­чилась на ди­ване с но­жом в ру­ке. Не по­няла, как кри­чала от ад­ской бо­ли, тер­за­ющей ду­шу, ког­да вне­зап­но прос­ну­лась на рас­све­те, и не по­няла, что уже све­та­ет.

       Все, что она по­няла – что нет жиз­ни ПОС­ЛЕ люб­ви.
       И что от­ны­не ее нич­то и ник­то не сдер­жи­ва­ет.
       Кру­эл­ла Де Виль вер­ну­лась. Пси­хопат­ка выш­ла по­гулять.