Поцелуй на прощание

Корпоративы - прелестное времяпрепровождение для народа, работающего в больших компаниях. Люди собираются в толпы, кокетничают друг с другом, надираются, чудят. А затем с чистой совестью смотрят друг другу в глаза, словно ничего и не было. Кажется, что на небе для грехов, совершенных на корпоративах, есть отдельное прощение, словно кто-то заблаговременно отмолил их.

Тогда я был молодым и наивным. До чего ж приятно быть молодым и наивным. И какое счастье – видеть мир полным волшебства. Работа в большой компании, которая вселяла уверенность своими амбициями, казалась мне чем-то нереальным. Думалось, что еще чуть-чуть и мир падет под нашим натиском, и уж тогда мы сделаем с ним, что пожелаем. И я был частью этой мощи, частью чего-то большого и важного.

Несколько филиалов объединились для проведения новогоднего мероприятия на нейтральной территории. Решено было найти такой город, чтобы всем было в равной степени неудобно, в результате выбор пал на Рязань. Логика очевидна: Рязань достаточно старый город, чтоб в нем было что посмотреть; достаточно большой, чтобы были приличные гостиницы и «нестыдные» рестораны; и достаточно недалеко от Москвы, чтобы всем было неудобно, но головному офису чуть менее неудобно, чем остальным.

Я работал в столичном филиале, и мы приперлись в Рязань на электричке. На вокзале нас уже ждал автобус. До гостиницы мы горланили задорные песни из репертуара группы «Ноль», видимо, были среди нас большие любители творчества Федора Чистякова. Я вместе со всем салоном орал за запевалой «Настоящему индейцу» и «Иду, курю». В душе клокотало предвкушение неописуемого восторга. Да, так бывает – восторг предчувствия восторга.

В гостинице мы переоделись, отдохнули и «накатили» с коллегами из питерского офиса. Раcпочали бутылку доступного виски «Фэймос граус», а потом и бурбон «Джим Бим» не пощадили. Так сказать, дернули за солидарность и взаимопомощь. На этой волне дружбы и всеобщего ликования мы выдвинулись на экскурсию в Соборный парк и Рязанский кремль. В результате неразберихи и тотального братания все филиалы перемешались. Я оказался в автобусе с каким-то из региональных отделений. Но алкоголь внутри делал меня «милым» и общительным, так что я плюхнулся на сидение рядом с незнакомой симпатичной девицей.

- Привет! Могу присесть? – спросил я. Она просто пожала плечами и ничего не ответила. Но я не унимался. – А тебя как зовут?
- Аня, - нехотя ответила она и отвернулась к окну.

Пьяный человек он сам себе и оркестр, и зритель. Меня несло, поэтому я, невзирая на холодность приема, рассказал пару пошлых анекдотов, спел свою любимую композицию «Таких не берут в космонавты», перебивая гида, поведал все что знал об Евпатии Коловрате и Рязанском училище ВДВ. Чуть-чуть прошелся по архитектурным недостаткам города. Под конец поездки задолбал всех так, что они готовы были меня выкинуть на улицу. И только моя соседка по сиденью улыбалась окну краешками губ. По крайней мере мне так тогда показалось.

Рязанский кремль хорош, и кто там не был, рекомендую его посетить. Он совсем не похож на замки Германии или даже Литвы. Но эта непохожесть только усиливает очарование. И «Дворец Олега», и маленький уютных двор, и вид с крутого вала на реку Трубеж с окрестностями. Впрочем, не исключаю что за хорошим впечатлением стояли приподнятое настроение и легкое опьянение. Во время прогулки моя новоиспеченная знакомая старалась держаться от меня подальше. Я хотел было это исправить, но меня перехвали приятели, и мы отправились на вал вспоминать стихи Сергея Есенина.

Интеллигенция выдала сначала школьную программу, вроде, «… Пусть не сладились, пусть не сбылись/ Эти помыслы розовых дней…» и «… Я читаю стихи проституткам/ И с бандитами жарю спирт…». Когда очередь дошла до меня, то я ничего вспомнить не смог, и народ на меня зашипел, мол, ты что, еще и поэт называется, как можно Есенина не знать. Я напрягся и выудил из памяти обрывок из «Анны Снегиной»:

…Сергей!
Вы такой нехороший.
Мне жалко,
Обидно мне,
Что пьяные ваши дебоши
Известны по всей стране. …
 
Я помнил продолжение, но почему-то запнулся и не стал читать дальше. Мы выпили за то, чтоб наши дебоши были такими же запоминающимися и вернулись к экскурсии. Народ, приняв порцию культуры в организм через органы слуха и зрения, утомился и потянулся к автобусам. Впереди его ждал праздничный ужин с обилием алкоголя, дискотекой, бильярдом и караоке.

Столы стояли огромной буквой «П». В зале блымкало цветомузыкальное оформление и играло нечто увеселительное, что в других обстоятельствах вряд ли можно счесть удобоваримой музыкой. Компания галдела, общаясь между собой. Иные активисты умудрялись перекричать сороковаттные колонки и выдать что-нибудь емкое, вроде: «За счастье!» или «Будем!». И вот первая волна ажиотажного веселья спала, между закусками и горячим образовалась неловкая пауза. Зазвучала подборка «медляков».

Я давно заприметил, что Анна сидит как-то особняком. То есть нет, она, конечно, сидела за одним столом со всеми. Пила, ела, говорила какие-то тосты. Но даже делая вид, что она радуется вместе со всеми, она была как бы отдельно, как бы сама по себе. Это впечатление усугубляло темно-синее коктейльное платье «в пол», в то время как остальные женщины были в легких фривольных нарядах. Я вспомнил, как она улыбалась моим дурацким шуткам, отвернувшись от меня, и двинулся к ней.

- Мамзель, можно вас на танец, - с видом бывалого гусара выдал я.
- Пошли. А ты танцевать-то умеешь? – спросила она, окидывая меня взглядом. Моя полнота нередко вводит людей в заблуждение, и они полагают меня неуклюжим. Однако танцы мне всегда давались легко, поэтому я надменно улыбнулся. 
- Не беспокойся, туфли в ласты не растопчу.

Мы завертелись в чем-то медленном. Она была хорошо сложена и неплохо двигалась. Я же, чтоб произвести впечатление старался вести с грациозностью Диониса, мягко, но твердо, робко, но уверенно. Только дары все того же Диониса в организме помешали мне в полной мере проявить себя в танце, и все ж я тогда был хорош. В какой-то момент, она это оценила и, склонившись к моему уху, прошептала:
- Ты так стараешься, расслабься. Ты уже произвел на меня должное впечатление.
- А ты хорошо двигаешься, танцами занималась? – чтоб отвести внимание от себя спросил я.
- В детстве, бальными, - сказала она и улыбнулась мне.

Она улыбнулась прямо для меня, точнее сказать, улыбнулась мне в лицо. Я никогда в жизни не видел такой пронзительной улыбки. Когда в рекламах говорят про ослепительную улыбку, то имеют ввиду белизну зубов и ничего больше. Но ее улыбка была какой-то нефизической природы, я честно говоря на ее зубы тогда просто не обратил внимание. Меня долбануло точно фотовспышкой: яркая мимика, лучики у глаз, острые как лезвия уголки губ, и глубокий темный огонь в глазах. От увиденного я замер. Она забеспокоилась и спросила, мол, не наступила ли она на ногу. Я ошарашенно моргал глазами и односложно ответил, что нет.

Песня кончилась, и мы разошлись по своим краям стола. Теперь мы перемигивались, и дистанционно поднимали бокалы в сторону друг друга, де, чин-чин. Иногда она мне улыбалась. Кто ходил в детстве на прогревания, тот поймет, как я себя чувствовал в эти моменты. От ее улыбки мне было тепло и стыдно, как вроде я что-то украл в соседском саду, а кто-то меня «застукал». Ей нравилось, что я смущаюсь, глядя на нее. На следующий «медляк» она сама подошла ко мне и пригласила со словами:
- Мне кажется, мы не договорили.
- Да.
- Ты ж из московского офиса?
- Да.
- Я так и подумала.
- Почему?
- Ну, вы наглые. Может «наглые» это неправильное слово, уверенные что ли в себе. Вам в столице кажется, что мир создан для вас.
- Не знаю, так-то я скромный. Даже скорее застенчивый.
- Наблюдала я, как ты застенчиво против всего нашего филиала на рожон лез.
- Так, я ж не по злу, просто настроение хорошее было. От полноты чувств.
- Не думаю, чтоб кто-то из наших от полноты чувств решился б на центральный филиал «наехать».
- Что-то ты меня смутила.
- Не бери в голову, мне это понравилось. Ничего не могу с собой поделать, люблю дерзких мужчин.
- Боюсь, что это не про меня.
- А давай, я сама решу про тебя или не про тебя. Ты мне понравился.
- И ты мне.
- Убежим от них?

Убежать мы не успели, так как принесли горячее. Аню, а я про себя называл ее уже именно Аня, увели коллеги обсудить что-то важное. А меня затребовали к себе питерцы. Я проорал какой-то рифмованный тост, все гаркнули «Ура» и мы выпили. Застолье потекло своим чередом, и Аня, казалось, забыла о своем предложении убежать со мной в неведомую Рязань. Вечер стал постепенно закругляться, принесли десерт, хлопнули хлопушки. Появился один из водителей, который сообщил, что автобусы ждут, и народ стал вываливаться из кабачка на рязанский Арбат – улицу Почтовую. В гардеробе я подошел к ней и аккуратно спросил:
- Все в силе?
Она кивнула и полушепотом сказала:
- Еще не знаю в каком я номере. Найди меня, я буду либо в фойе, либо где-то на этаже в зоне отдыха.

Мы с горем пополам погрузились в автобусы, я помогал загрузить последние бесчувственные тела, поэтому уехал в гостиницу на последнем транспорте. Мы опять пели «Ноль», на этот раз от нас досталось песне «Ехали по улице трамваи». Выгрузив наших «не сдюживших» товарищей, мы направились в комнату к питерским коллегам, где пропустили по паре рюмах бурбона. Затем братия настропалилась играть в преферанс, а я под благовидным предлогом чрезмерного опьянения ринулся по этажам искать Аню.

В фойе ее на было. Я пробегал этаж за этажом, когда на подступах к верхнему услышал ее голос. Она, очевидно, была не одна. Мне в первый момент хотелось взбежать быстрее по лестнице и увидеть ее, но что-то меня удержало. Она звонко смеялась, поэтому я остановился и прислушался. Почти сразу стало понятно, что Аня кокетничает с директором нашего филиала Костей. Костя был мужик опытный и немного резкий. О нем ходили слухи, что он перетрахал половину сотрудниц. Впрочем, в рабочей обстановке нельзя было что-то высмотреть, со всеми женщинами в офисе он общался подчеркнуто вежливо без тени кокетства или жеманства. Но мы были не в офисе.

- Ты в курсе, что я директор? – спросил он Анну.
- Нет, а должна была быть? – ответила она. – Что я теперь должна делать, узнав это?
- А что обычно делают женщины, узнав, что общаются с директором?
- Другие женщины не знаю что делают. А у меня вон свой директор есть.
- Да, видел как его отгружали. Надрался ваш директор.
- Бывает.
- Да, бывает. А ты сейчас чем планируешь заниматься?
- Пойду покурю на воздух, а потом спать лягу.
- Слушай, а может мы перепихнемся, а потом в караоке сгоняем, песни поорем. А то мои сегодня Чистякова весь день воют, а я его не люблю.
- А ты наглый.
- Почему наглый?
- Без тени смущения предложил незнакомой женщине переспать с тобой.
- Ну, видишь ли, а чего смущаться. Я уже немолод, да и времени у нас немного для ухаживаний. А ты либо согласишься, либо не согласишься. И ни один кролик не пострадает, я ж тебя не принуждаю. Словом, мы можем провести время с удовольствием, а можем разбежаться по комнатам и провести его с пользой.

Она звонко засмеялась, а отсмеявшись выдала уже знакомое мне:
- Ничего не могу с собой поделать, люблю дерзких мужчин.

Я готов был заорать снизу, мол, это мне слова, это мне была улыбка. Но услышал, как они целуются. Да, что услышал, я почувствовал, как они целуются, приступом жуткой ревности, которая горячей волной поднялась от пяток к голове и накрыла меня точно одеялом. Вот только вместо того, чтобы рвануть на верх и вмазать Косте, я замер соляным столбом. И стоял так до тех пор, пока цокот ее каблуков не пропал, пока не хлопнула дверь люкса, занимаемого руководством.

Выскочив на улицу я с размаха бахнулся в сугроб и орал что-то бранное и грязное. Мне так хотелось обладать этой улыбкой, заточить ее в объятия, целовать и таять в этих теплых лучах. Прооравшись я пошел к питерцам. Вид у меня был помятый, и они сердобольно налили мне уже пошедшей в ход водки. Я пил пока не отключился.

Утром после завтрака мы начали собираться домой. Группы выезжали в разное время, однако из гостиницы всех выселяли в двенадцать, поэтому было решено всей массой выдвигаться к поездам и там уже как-то организовывать досуги. На вокзале она подошла ко мне и спросила:
- Ты куда пропал вчера, я весь вечер тебя прождала? Напился что ли?
- Угу, - кивнул я неохотно.
- Слушай, напиши мне. Может я к тебе в гости приеду.
- Ага.
- Слушай, рыжий, ты чего такой вялый. Давай хоть поцелуемся на прощание!