Журавлик в небесах 6. Бес в ребро

                ГЛАВА  2.


6.  Бес в ребро

     На улице тихо и прохладно,  но ему не холодно. Егор вышел из ресторана, побрел на угол здания.
     Тост за любовь!  Господи, как давно это было! Мысль переместилась далеко-далеко  — в школьные годы. Евгения Сагатова! Женя, Женечка! Он явственно представил молоденькую, хрупкую, большеглазую,  с пышными волнистыми волосами…
     Мысленно заглянул в эти глаза и, впервые за многие годы ощутил тот же трепет, что ощущал,  будучи школьником. Он как будто перенесся в шестидесятые годы, как будто помолодел на тридцать с лишним лет. Как давно это было! Ему ведь даже не удалось поговорить с ней. Она была неприступна. Комсомолка, отличница, спортсменка… Ну, положим, спортсменкой она не была… Егор  не мыслил жизни без нее. Оставалось самое малое — поступить в институт. Он не мог позволить себе быть хуже нее.  Ведь она же поступила! Он стеснялся своих чувств, был наивен и робок с ней. Она, конечно же, знала, да и все ее подружки знали, посмеивались над ним, а она  молчала. Молчала не из  заносчивости — из скромности. Она, наверное, тоже не знала, как относиться к  пареньку, который все время ходит за ней, как тень …

     На следующий день после торжества, что бы он ни делал,  мысли были полны воспоминаний юности.
     Еще через день Егор съездил на дачу, разворотил весь чердак, но достал из горы хлама свои школьные дневники. Целый день просидел  на даче, читая и перечитывая  написанные ученическим почерком страницы.
     Что-то в нем сместилось. Работа перестала радовать и увлекать. Как только оставался один — отключался от действительности и думал о ней — о Евгении Сагатовой. Возвращался к действительности, только когда к нему обращались по делу.
     Вечером долго не засыпал, все ворочался, да и спал беспокойно, просыпаясь в поту. Алена поила отварами, считая  мужа  простывшим.
     Как же так получилось, что  всю жизнь прожил с занозой в сердце, привык к ней и, ощущая ее практически ежедневно, не задумался, почему не проходит боль. Тихая, мягкая, но все-таки, боль. И вот теперь, после пятидесяти, вдруг неожиданно понял, что это не заноза — это рана! Огромная глубокая рана. Она давно кровоточит, она всю жизнь кровоточит и пытается докричаться до его сознания, разбудить… А он спал. Спал и не слышал. Он вбил себе в голову слова матери, о том, что первая любовь — это что-то вроде детского увлечения, что она случается у всех, и постепенно проходит, уступая место семейному счастью с более зрелым выбором.
     Как я мог! Что я наделал. Я ведь всю жизнь ее сердечко ощущал! Почему же, часто вспоминая о ней, никогда не думал, что ее жизнь тоже течет и меняется. Что она, возможно, в эту минуту влюбляется! Может — выходит замуж, может — ее ласкает кто-то другой…. Не задумывался, что она оканчивает институт, продвигается по служебной лестнице, что рожает детей, что возится с внуками, имеет  свой круг общения, своих  друзей. Возможно, она очень любит своего мужа…
     Кто я теперь для нее? После прожитой жизни. Абсолютно чужой мужчина. Если и вспоминала меня после окончания школы, то только в первые годы…. Да нет, много чести,  скорее всего, вообще не вспоминала. Но ведь мог же напомнить, разыскать, завалить письмами, поехать к ней, добиться расположения.  Что же я наделал! — мысли, как плеть мазохиста, взлетали и обрушивались на него всей тяжестью душевных переживаний: как так получилось?
     Меня как будто загипнотизировали, будто заснул в семидесятых  и проснулся только сейчас. В пылу борьбы за место под солнцем  забыл, что изначально  место под солнцем не было для меня самоцелью. Оно необходимо, только чтобы завоевать ее.  Если бы можно было повернуть время вспять!
     Все-таки, какая же ты, Жизнь, коварная штучка. Так обхитрила, окружила туманом, закружила голову… Словно цыганка-аферистка,  запудрила мозги и обчистила с головы до ног. И боль такая, что ни вздохнуть, ни выдохнуть! И хочется кричать, но поздно, хочется написать ей  письмо, но поздно, хочется прилететь к ней — поздно. Самолет моей судьбы здесь разбился, в Питере.
     Он  вспоминал ее постоянно и думал о ней постоянно… Постоянно, но как-то тихо, как будто под наркозом. Мысли тлели в  голове, но не воспламенялись. Почему же сейчас, после пятидесяти, воспламенились? Как будто кто-то перезагрузил компьютер в мозгу, и Егор с  радостным трепетом нашел давно утерянные файлы.
     «Чего ж ты теперь хочешь? — задавал он себе вопрос. Вернее, ему казалось, что это он себе задает вопрос, на самом деле он только выводил смысл символов, рождающихся в нем на клеточном уровне, в мозг. Действительно смятение царило в каждой клеточке его тела. И разговаривал Егор не сам с собой — он оправдывался перед небесами, перед Женей.
     — Ведь знаешь, что сам виноват, — твердили  небеса. —  А что ты творил, когда освоился в Питере? Не пропускал ни одной юбки! Почему бы тебе тогда не вспомнить о Жене?
     — Я вспоминал, — пытался оправдываться Егор, — я очень часто вспоминал ее. Она была эталоном  для меня. И потом, с помощью этих женщин я старался побороть свою  робость. Ни одна из них, ни на одно мгновение не затмевала Евгению. В моем сердце не было места никому, кроме нее.
     — И, тем не менее, ты женился! Женился, даже не попытавшись найти ее. Знаешь, Егор, бывают ситуации, когда лучше ничего не делать, чем делать, но это не в твоем случае.
     — Я же говорю, она была для меня эталоном. Никто не мог сравниться с ним. Никто, кроме Алены. Когда я впервые ее увидел, — понял, что ощущения мои при встрече с этой девушкой очень напоминают то, что я чувствовал  при встрече с Женей. Да и  похожи они обе друг на друга: и лицом, и многими чертами  характера. У Алены такой же волнистый волос, только тон светлый, такие же большие глаза, только не карие,  а серые, такая же плавная походка, такой же характер, отличающийся скромностью и стеснительностью и, что говорить, — даже рост, фигура очень схожи.
     И вот, я задумался…
     Люблю и эту, и ту — за двумя зайцами… Она такая же, как Женя. И она здесь, рядом. Она меня  любит. Так какого же рожна еще надо!  Вот она — синица в руке! Алена! А Женя… Женя — журавлик в небе. Поймаешь его или нет — неизвестно.
     Такие мысли витали в его мозгу практически ежедневно. Он клял свою нерешительность и свою гордость, и свою глупость. Эх, где ты, машина времени!  Вернуться бы на тридцать лет назад.
     Как обидно, невыносимо обидно, что упущено время. Если бы еще одна жизнь! Самая большая несправедливость Вселенной — конечность жизни человека. Самая большая. Человеку дается любовь на такое короткое время, что он не успевает иногда даже понять, что же это такое случилось с ним. В предчувствии любви он начинает метаться, искать ту, единственную, с которой это чувство было бы наиболее полным. А какое оно, настоящее, полное чувство любви? Кто его знает? Мы  ищем вслепую: может эта? А может, эта? А может вон та, соседка? И вот, кажется, нашел! Счастлив! Но проходит время, неважно дни или годы, и мы начинаем понимать, что выбор был ошибочным, что надо было выбрать не эту, а ту. А годы между тем летят настолько стремительно, что порой вся жизнь проходит в поиске. Нередко человек, счастливо (по его мнению)  прожив целую жизнь, так и умирает, не узнав настоящей любви. Иногда он влюбляется в середине жизни. И тогда начинаются проблемы с разводом, скандалами с женой, разделом имущества. В этом случае счастье одного приобретается за счет несчастья другого. Но там есть время и у той и у другой половины. Есть время начать все сначала.
     Ну а если этого времени не остается? Тогда любовь становится еще сильней. Она как бы стремится  стать более концентрированной, что ли. Она как воздух в акваланге водолаза — сжата и ограничена во времени.  И человек, нашедший свою любовь под старость, хоть и счастлив безмерно, но где-то в глубинах подсознания тихо бьется мысль о неотвратимости конца. Конца жизни, конца любви…
     Неужели и мое чувство умрет вместе со мной? Неужели эта титаническая сила, эта нематериальная субстанция так и сгинет вместе с нами? И ничего не останется?  Планета будет кружиться вокруг солнца еще миллионы лет, другие люди будут ходить по земле, работать, отдыхать, влюбляться и ревновать, жить и умирать…. А нас уже не будет? Ладно, нас не будет. А чувства? Разве может умереть эта энергетическая субстанция, витающая в пространстве наших душ — любовь!
     Ответ простой. Если она — производная химических реакций в организме человека, то она и умрет вместе с человеком. Но если это нечто, данное нам божественной силой, то она вечна.
     Впрочем, что такое для Вселенной жизнь и смерть отдельной личности, тем более ее душевные переживания. Мы всего лишь пыль во вселенной. Вернее, пылинка — это Земля, а мы еще меньше пылинки — мы ничто… Но, если мы ничто, как же тогда это «ничто» порождает такое огромное, необъятное, немыслимое нечто — чудо, называемое любовью?!
     О, Господи, я окончательно запутался.
     Вечером Егор сидел в своем кабинете при громко включенном звуке телевизора и задумчиво рисовал на листе кружочки, треугольники. Он мысленно беседовал с Женей:   Река времен течет неумолимо, неся нас всех куда-то в бездну лет. И чем дальше по этой реке, тем ближе эта бездна и тем дальше от любви, от тебя. Непрерывно откладывая  разговор с тобой, не решаясь подойти и признаться, я не заметил, как прошло уже тридцать с лишним лет, и я стал забывать твой образ. Я  ловлю себя на том, что не могу, как раньше, закрыв глаза, увидеть тебя, вспомнить твое лицо.
     Нестерпимо, необыкновенно сильно, ненормально,  но, тем не менее, хочу тебя увидеть. Или хотя бы услышать. Я тебя обязательно найду. Обязательно! Какой будет эта встреча, или  разговор? Не знает никто, тем более я.
     Чтобы узнать наверняка, есть ли на самом  деле «загробная» жизнь, человеку  надо умереть. Вот мне и  придется пройти через что-то в этом роде. Разработаны сотни вариантов разговора с тобой. Я их выучил наизусть, тем не менее, уверен, что  сценарий пойдет совсем по другому пути.  Разработай я и тысячу вариантов,  реальность выберет тысячу первый.

    (Продолжение следует)