Такое красивое имя... 2. Тоня

Провинциальная история

Начало: http://www.proza.ru/2017/01/09/1323


     В бедной юности у Антонины хватало поводов для переживаний. Какой деревенской девушке не хочется одеться в праздник получше? Чтобы соседи смотрели, подружки завидовали, парни поглядывали. А ей так и не справили ни одного нарядного платья – особенного, чтобы все ахнули, какое оно красивое и как ей идёт к лицу.

     Она, конечно, мечтала о любви, то есть о том, чтобы за ней начал ухаживать какой-нибудь весёлый, работящий парень, а затем они поженились бы и стали жить-поживать, добра наживать. Любовь – это добрый муж, семья, дети. А если с девушкой просто так гуляют, а потом на ней не женятся, то это плохо. Деревня у них небольшая, все на виду. Пойдёт слух, что девушка разонравилась парню, и тогда кто-то другой ещё хорошенько подумает, нужна ли ему такая.

     Ребят Тониного возраста в деревне было мало, да и те засматривались на бойких девчонок, а более старшие, погуляв со своими избранницами, сватались к ним и играли свадьбы.

     Иногда приходили на матаню, то есть на деревенские танцы, кавалеры из соседних деревень – те, у кого жила здесь дальняя родня или просто так, из любопытства. Чужаков могли поколотить, хотя они обычно появлялись целой компанией, чтобы в случае чего легче было отбиться от местных ревнивцев и любителей подраться. Но и чужие ребята, понятное дело, заигрывали с теми девушками, кто одевался ярче, цветистее и держался смелее, а Тоня в своих скромных нарядах по-прежнему стояла в стороне и скучала в ожидании жениха.

     А потом и вовсе некому стало ухаживать за девчатами. Началась война, и всех ребят забрали в армию. Кто из мужчин не был на фронте? Только старые и больные. Женщины работали в колхозе, растили хлеб и картошку. Тяжело, голодно, страшно, хотя война этих мест почти не коснулась: немцы прошли дальше, на восток. Ну и бомбили, конечно, иногда, не без этого.

     Но Тоня всё-таки вырвалась в город и понемногу стала осваиваться в жизни. Дальняя родственница, служившая машинисткой в милиции, помогла ей получить паспорт, а дальше юной крестьянке пришлось действовать самостоятельно.



     Тоня всего добивалась сама. Сначала поработала санитаркой в тыловом госпитале. Как и другие трудоспособные граждане, она должна была помочь Родине и армии. Потом госпиталь переехал ближе к линии фронта, а расторопную девушку направили в городскую больницу, где работы, конечно, хватало, но всё-таки там было легче, чем в госпитале. Тоня за всё время так и не смогла привыкнуть к стонам и крикам раненых, к запаху крови и страшным бурым бинтам, к смерти людей, только что вчера диктовавших ей письма домой.

     Тяжелораненых и тех, кто был без руки или без ноги, оставили долечиваться в больнице. Более молодые, едва начав передвигаться, любезничали с Тоней и даже ухаживали, как могли. Впрочем, они ухаживали за всеми здешними женщинами, поскольку своих жён и подруг давно уже не видели и, наверное, не очень-то надеялись на радостную встречу.

     Кто знает, что они думали, женатые и неженатые инвалиды, выжившие в боях с жестоким врагом и не уверенные в собственных  силах сейчас, когда им предстояла серьёзная схватка с жизнью… Чтобы хоть как-то отвлечься от своего несчастья, они, как утопающие, хватались за соломинку – за женскую жалость, за бесхитростные ласки и жаркие объятия, предназначавшиеся другим парням, но доставшиеся им, потому что они были рядом и нуждались в утешении.

     Им хотелось чувствовать, что они ещё живые, верить, что каким-то чудом жизнь может наладиться, – ведь смерть от них уже отступилась, да и война где-то далеко. А когда она закончится, страна их в беде не оставит – не зря же их награждали медалями и орденами.



     Тоня жалела искалеченных солдатиков, а в одного даже влюбилась, но, к счастью, не настолько, чтобы потерять голову.

     Видный чернявый хлопец из-под Одессы заманчиво описывал весёлую довоенную жизнь в богатом приморском селе, рассказывал о бескрайнем Чёрном море, урожайных виноградниках и грецких орехах, которые растут прямо во дворе родительского дома.

     – Правда, что ли, во дворе? Настоящие орехи? – удивлялась Тоня.

     – Ну да, они в наших краях у всех растут, это же и красиво, и полезно. Поедем со мной, сама увидишь.

     Грецкими орехами Тоню однажды угощала её квартирная хозяйка, и они показались ей необыкновенно вкусными, но представить, что их можно собирать мешками и есть, сколько хочешь, было трудно. А виноград она видела здесь только дикий – он рос во дворах и пробирался своими ползучими плетьми наружу, на заборы и стены старых домов.

     Наверное, в таком раю, как у них на Украине, можно жить и с одной ногой. По крайней мере, этот парень не унывал. Он понял, что ему повезло больше, чем тем, у кого отняли обе ноги, потому что двумя крепкими руками вполне можно и работать, и обнимать девушек, что он и делал в укромных уголках.

     Парень, конечно, собирался перейти к решительным действиям и даже обещал жениться на Тоне, но спасительная деревенская интуиция подсказывала ей, что муж с одной ногой вряд ли сможет стать главой семьи и настоящим хозяином в доме. Она боялась, что, как это часто случалось, нога, отнятая по колено, у него будет болеть, а это значит, что её придётся снова оперировать, и он станет нервным и злым, а то ещё и пить начнёт.

     Здесь, в городе, уже встречались безногие инвалиды, вернувшиеся с войны в свои семьи и превратившие жизнь родных людей в сплошной кошмар. Правда, деньги на выпивку и закуску они добывали сами – на базаре или возле магазинов. То, что осталось от ног, было пристёгнуто к грубым самодельным тележкам на старых подшипниках, громыхавшим по каменным тротуарам, когда инвалиды ехали по своим безрадостным делам. А кто мог ходить и стоять, тот опирался на костыли и держал в руках видавшую виды кепку, в которую сердобольные хозяйки бросали медяки или что-нибудь съестное.

     С другой стороны, если всего бояться, то можно и остаться безо всего – без мужа, без дома и даже без орехов. А украинский парень был таким ласковым и красноречивым, что вполне мог уговорить неопытную Тоню, заждавшуюся своего неведомого суженого, поехать с ним на его родину, где жить, конечно, и легче, и сытнее, чем здесь.

     Нога у него заживала хорошо, и доктор обещал выписать его через неделю-другую.

     Тоня колебалась, не зная, как ей поступить, и уже собралась было съездить домой, чтобы посоветоваться с матерью насчёт замужества, но вдруг, совершенно неожиданно, за этим чернявым солдатиком приехали мать и невеста, и увезли его домой, на ридну Украину, о которой он так увлекательно рассказывал.

     Разочарованная девушка поплакала несколько дней и с облегчением подумала, что это к лучшему. А она ещё встретит кого-нибудь целого, с руками и ногами, чтобы создать с ним крепкую семью и растить детей. К тому же этот парень оказался не очень-то верным, а ведь невеста его любила, ждала, радовалась, что он жив остался. На ногу, вернее, на её отсутствие, она вроде и не смотрела – ей человек дорог, а не его ноги. Любовь, значит, у неё такая сильная, что он ей и без ноги нужен.

     Если бы к Тоне с фронта вернулся её израненный жених, она тоже радовалась бы, а этот ведь – чужой, и слава богу, что она ему не доверилась и не уступила.


Продолжение:

http://www.proza.ru/2017/01/11/1892

___________________________________________

Фото из интернета