Журавлик в небесах 8. Встреча

8. Встреча

     В то утро Катенин,  как обычно, ехал на работу. Как обычно простоял минут сорок в пробке и, спустя полтора часа, благополучно подъехал к офису. Он уже поворачивал к воротам, когда зазвенел мобильник.
     — Алло.
     То, что он услышал в ответ, было настолько неожиданно и в то же время желанно, что сам удивился, как  не взлетел вместе с автомобилем, подобно  самолету с вертикальным взлетом:
     — Алло, это Егор? Это Егор Катенин? — женский голос звучал  несколько неуверенно.
     — Похоже, — он самый, — пошутил Егор
     — Егор, это Женя Сагатова, — у него перехватило дыхание, а она продолжала, — мы учились в одной школе… и мне сказали… что вы меня разыскивали…
    
     Если бы земной шар раскололся, если бы дворовый пес заговорил с ним на человеческом языке, если бы Бог спустился на Землю — он не был бы так поражен и удивлен. С другой стороны, то счастье, что он испытал при звуке ее голоса… Это сродни тому, как если бы он выиграл миллиард, если бы его избрали президентом страны, если бы вдруг воскресли его родители… Нет, все равно он не был бы так счастлив, как в эту минуту. Это был пик, вершина счастья, и с этой вершины вся его прошлая жизнь казалась маленькой и никчемной.
     — Женя?! — он кричал в трубку,  сам того не замечая.  Держал машину на тормозе, так и не въехав в ворота. — Женя! Ты откуда? — уже понизив голос: Я искал тебя… Я тебя искал всю жизнь, но это неважно, Женя, ты звонишь откуда?
     — Да я в Петербурге, уже месяц…
     —  Вот это да! — подумал он вслух. — А сейчас ты где?
     — Я на Литейном проспекте, недалеко от Невского.
     — Только никуда не уходи с этого места, – крикнул он в трубку, — и телефон не выключай, я буду минут через пятнадцать.
    
     Он резко сдал назад, чуть не зацепив проезжающий автомобиль, и погнал на Невский. Благо особенных пробок в обратном направлении не было. Он вовремя вспомнил, что левого поворота на Литейный нет, проехал его, развернулся на Марата и ровно через восемь минут повернул на Литейный. Позвонил: «Ты где?» — «У больницы, на остановке стою».
     Егор поехал медленно, внимательно вглядываясь в лица проходящих и стоящих женщин. А вдруг он ее не узнает? Вот номер-то будет! Ведь более тридцати лет не виделись.  Автобус только что ушел, и на остановке никого не было, кроме одной женщины. Небольшого роста, брюнетка, очень миловидное лицо… Она!
Остановил машину на остановке, под запрещающим знаком, выскочил из нее  и, уже не торопясь, с нескрываемой улыбкой подошел к Жене.
    
     Она смотрела на него, по-видимому, не узнавая, и только когда убедилась, что это именно он, тоже улыбнулась в ответ, несколько натянуто. Егор подошел вплотную и молча смотрел в ее глаза. Не смотрел — созерцал!
     — Вы Егор? — спросила она
     — Женя… — сказал он вдохновенно, растягивая любимое имя, словно пропевая его, — Женечка, господи, неужели это ты?
     — Я сильно изменилась?
     — Не то слово!
     — Постарела, — разочарованно констатировала она. —  Конечно, ведь столько  лет прошло!
     — Ты не постарела. Нисколько не постарела, только время тебя изменило. Наверное, нелегкая жизнь была?
     — Ну вот, я же говорю, — постарела, — смутилась она, натянуто улыбаясь.
     Он взял ее руки в свои ладони, хотел поцеловать ручку, но подумал, что это будет слишком церемонно, да и со стороны будет смотреться нелепо. Так и остался стоять, держа ее ладони в своих и склонив голову.
     Она тоже смущенно молчала. Молчание затянулось: она растерялась и не могла сообразить, о чем говорить, а Егор…
    
     Егор был на облаках… Он  пьян от счастья, тем не менее, первым прервал оцепенение:
     — Что же мы стоим?  Пойдем. Пойдем, посидим где-нибудь.
     — Только, Егор, я  надолго не могу, у меня  здесь больной.
     — Хорошо. Я тебя потом отвезу куда надо. Он все еще пребывал  в эйфории.      Повел ее к машине, не отпуская ее рук.
     Она с интересом рассматривала салон автомобиля:
     — А это у тебя какая машина? Джип?
     — Да. Это небольшой джипуля. Его еще паркетником называют. Господи, о чем мы говорим! Мне не верится, что это ты! Неужели ты сидишь в моей машине?  Не верится, что ты меня вообще помнишь.
     — Ну почему же, я всегда тебя помнила…
     — Между прочим, несколько минут назад случилось еще одно важнейшее для меня событие.  Кроме, конечно, нашей встречи. Ты впервые в жизни сама обратилась ко мне, вживую  лично ты — лично ко мне.
     — Да что ты?! Не может быть! Я, честно говоря, не помню, может ты и прав.
     — Прав, прав.  Ты была такой неприступной….
     Он остановил машину перед маленьким кафе. Утром народу в кафе мало, поэтому и обслуживание на более высоком уровне, чем вечером. Лениво сидевшие за столиком официантки быстренько разошлись кто куда,  и уже через три секунды одна из них, улыбаясь, стояла перед ними в ожидании заказа.
    
     Егор смотрел на Женю и не мог насмотреться. Он не  помнил ее такую, не находил в ней тех неуловимых на первый взгляд черт, которые в юности сводили его с ума, но, похоже, находил новые черты, притягивающие, очаровывающие его. А она смотрела в меню и никак не могла что-нибудь выбрать. Официантка застыла с улыбкой на лице, держа блокнот с карандашом в левой руке.
     — Омлет с ветчиной… И кофе, — наконец выбрала Женя.
     — Мне то же самое, — ответил Егор на вопросительный взгляд официантки.
     Они сидели за столиком на троих друг напротив друга, глаза в глаза. Четвертой стороной столик был пристроен к окну. За окном кипела утренняя городская жизнь, светило солнышко, кто-то начинал важное для себя дело, кто-то уже заканчивал его, а по эту сторону окна мужчина и женщина молчали, думая каждый о своем.
      Молчание не было тягостным. Оба, не сговариваясь, взяли тайм-аут, чтобы окончательно справиться с волнением первых минут встречи. Она собиралась с мыслями, чтобы рассказать о своей жизни и ответить на вопросы, которые он, предположительно, задаст.
    
     Егор же думал о другом. Он почувствовал что, наконец, сердце его и мозг находятся в полнейшей гармонии. Такого ощущения не было никогда. Всю жизнь мозг боролся с сердцем. Сердце рвалось, а мозг останавливал в самое неподходящее время. Сердце пылало, а мозг остужал, сердце витало, а мозг приземлял, сердце сжималось, а мозг приказывал разжаться, сердце хотело встать перед Женей и  высказать все, что в нем накопилось, мозг смеялся — не выслушает, повернется и уйдет.
     А сейчас, пожалуйста — сидит и слушает. Невероятно!
     — Знаешь, — сказал он, задумчиво вращая в руках вилку, — я столько раз мысленно представлял себе нашу встречу… Мне столько надо тебе рассказать…
     — Было бы интересно послушать, — улыбнулась Евгения.
     — Я жизнь прожил словно во сне, — признался он, — Наверное, я был околдован кем-то. Ведь грезил о тебе, мечтал… и в то же время боялся, потому  что при встрече у меня сворачивались мозги, я терял дар речи… Как я тебя боялся! Как боялся! При встрече с тобой у меня отнимался язык, я становился невменяемым, забывал слова.
      — Да ладно, не рассказывай…
      – А ты не знала!? Ты же видела как я теряюсь, неужели не догадывалась, что я  по уши… Неужели когда я  встретил тебя у музыкальной школы, ты не поняла, что я не просто так нес чепуху, что мое пустословие — это результат шока?
      Женя задумалась, помолчала,  и только плотом ответила.
      — Я бы не сказала, что ты был в шоке, когда на  литературе передавал мне шпаргалку  с признаниями в любви.
      Оба засмеялись.
      — Ну-ка, расскажи как у тебя сломалась вторая ступень?
      Она непонимающе посмотрела на него. В глазах тревога — что это еще за «вторая ступень»?
      — Забыла что ли? — Егор отвалился на спинку сиденья. — Когда ты не пришла на свидание… Помнишь? На Луне?
      Женя растерянно смотрела на него.
      — Ну в Пионерском парке, на лодке… Я катался и ждал тебя… Ты не пришла, а потом сказала, что ракета сломалась, вторая ступень не отделилась.
      — А-а-а — протяжно  выговорила она,  вспомнив этот эпизод, — А что ты хотел, чтоб я в десять вечера одна бродила по Пионерскому парку? Да меня мама не пустила — вот и все.

     Он улыбнулся. Официантка, склонившись, расставила на столе тарелки с омлетом  и кофе, торопливо удалилась. Откуда-то появилась хозяйка кафе, полная рыжеволосая женщина, в темно-синем платье с бело-голубым полосатым воротничком. По ее спокойной царственной походке можно было сразу догадаться, что это владелица заведения или, по крайней мере, супруга владельца.       Понаблюдав за сидящей парой, опытным глазом бизнес-вумен женщина безошибочно определила, что это не просто встреча двух друзей, и не деловая встреча — что данное свидание носит романтический характер. Поэтому, несмотря на утреннее время, хозяйка подошла к ним и молча поставила на стол подсвечник с двумя ярко-красными свечами, также молча зажгла их от газовой зажигалки и, пожелав приятного аппетита, с достоинством удалилась.
     — Вот это сервис! — восхитилась Женя, — не то что у нас в провинции.
     — А где находится эта провинция, можно узнать?
     — Ах да, я же не сказала: я живу в Ереване.
     —  Ереван — провинция?
     —  Ереван? Ах да, конечно. А ты как думал? Это же осколок бывшего СССР.
Опять помолчали.
     — У меня был комплекс неполноценности. —  Продолжил он свое признание, — Ты — отличница, красавица, а я — урод и двоечник. Хотел догнать тебя хотя бы в образованности. Для этого надо было сразу по окончанию школы поступить в институт. Чего я сделать не смог: не хватило одного балла. Ну вот, подумай, разве умный человек будет зацикливаться на институте, когда речь идет о любви.
Я же говорю, что я идиот. Гордость не позволяла явиться к тебе неудачником. Прошло несколько лет, прежде чем я поступил в институт, а за это время, видимо, бог пожелал испытать меня на верность мечте. Испытания я не выдержал.
       Один балл! Всего один балл, недополученный на вступительных экзаменах, решил мою и твою судьбу! Если бы я поступил в институт в первый год, как ты, то непременно нашел бы тебя и добился, чтобы ты вышла за меня  замуж.
  —  Возможно… — тихо сказала она, —  Наверное, я была бы рада, если бы тогда приехал. Я вовсе не кичилась своими успехами в учебе, и, может быть, не разговаривала с тобой не из заносчивости, а просто из природной стеснительности. Я тоже, как и ты, волновалась при встрече с тобой и тоже не знала, что сказать.
    
     Омлет окончательно остыл.
     —  Возможно, наверное… Ты сейчас сделала предположение или утверждение? — он  перестал рассеянно ковырять вилкой омлет и посмотрел на нее.
     — Утверждение. Давай есть а? Я с утра ничего не ела.
«Как здорово, и как легко мне сейчас разговаривать с ней», — подумал Егор. Он достаточно быстро справился с первым волнением и сам этому удивлялся. Вспомнил свои ощущения юности, когда при встрече с ней от волнения нес какую-то околесицу, улыбнулся весело:
     — Женечка, мне все еще не верится, что ты здесь, сидишь и разговариваешь со мной. Может, это сон какой-то? Расскажи-ка о себе. Как ты прожила все эти годы?
     — Да что рассказывать. Закончила медицинский в Ереване, вышла замуж, родила сына. Муж хорошо зарабатывал, поэтому можно было не работать, но я старалась работать, чтобы не потерять квалификацию. Однако через три года муж настоял, чтобы я бросила работу.  Так что, вот уже лет тридцать не работаю. Все забыла напрочь. Пять лет назад умер муж. Через два года потеряла сына с невесткой — погибли в автокатастрофе. Осталась одна с внуком.
    — Внук  большой?
    — Да, конечно, ему пять лет. Болеет.
    — Как? Чем болеет? —  встревожился он.
     — Ой,  не говори, это самое тяжелое в моей жизни… — голос ее задрожал… — Он умирает. Егор, он умирает! И я не могу ничего сделать, — слезы потекли по щекам. Она достала платок, торопливо вытерла лицо и покрасневшие глаза.

     — Пойдем, — сказал он, поднимаясь, — я хочу посмотреть на него. Положил  на стол тысячную купюру, и они вышли из кафе,  так и не доев омлет, и не выпив остывшего кофе.
     — Погоди, а на работу тебе не надо?
     — Какая работа! Ты что?! У меня  завод-автомат, сам работает, без меня.  — Пошутил он  серьезно.
     Она посмотрела на него своими удивительными карими глазами и, поймав ответный взгляд, смутилась:
     — Ты так на меня смотришь… Как будто не узнаешь… Прости, я должна заскочить домой, прежде чем пойти в больницу — надо кое-что забрать. Это здесь, рядом, недалеко.

     Широкая старинная лестница отдавалась под их шагами глухим звуком. Пока поднялись на третий этаж оба запыхались. Пролеты высокие, все равно, что на девятый подняться. В коридоре две старушки разговаривали, чуть подальше хныкал ребенок лет пяти. Какая-то женщина из кухни пыталась его успокоить. Поздоровавшись, они прошли в комнату. Маленькая, метров  двенадцать, с одним окном, шкафом, отгораживающим спальную часть, она была забита всяким хламом.
     — Проходи, — сказала Женя, — не удивляйся — это коммуналка, я здесь снимаю комнату. —  и вдруг, спохватившись, — кофе сделать? Мы ведь там не допили…
     Пока она возилась у плиты, Егор заглянул в лежащий на столе документ. Свидетельство о браке. Открыто:  «Муж — Артем Степанович Хоренко.  Жена: Сагатова Евгения Викторовна. После регистрации брака жена взяла фамилию мужа: Хоренко.»
     Сердце томительно сжалось: ведь могло же случиться, чтоб она взяла фамилию Катенин.

     В больнице Женя куда-то сходила и принесла ему пропуск и белый халат. Прошли по длинному коридору, потом через двор, опять по коридору и, наконец, дошли до отделения нейрохирургии.
     Мальчик спал, когда они вошли в палату, но спал, по-видимому, очень чутко, потому что проснулся, услышав их шаги. Он медленно открыл глаза, покосился на вошедших, и прикрыл веки в ответ на приветствие.
     — Солнышко, ты еще не завтракал, — полувопросительно, полуутвердительно сказала Женя. Голос ее звучал тревожно, как ни старалась она придать ему шутливую строгость.
     — Сейчас я тебя покормлю, только Егор Михалыча провожу.
     — Да ничего, ничего, не надо меня провожать, — запротестовал Катенин, но в душе был рад, что его выпроваживают. Очень тяжело смотреть на страдающего  ребенка.
     — Подожду тебя на улице, — предложил Егор.
     — Нет, нет, не надо. У меня еще много дел здесь.

     (Продолжение следует)