Сочинские скамейки

+
Герман Кузнецов-Валин
СОЧИНСКИЕ СКАМЕЙКИ

Содержание
1. Вместо предисловия
2. Облом
3. Обида
4. Судьба
5. Приказ
6. Путеводная звезда (Попка)
7. Предсмертное письмо сыну
8. Бракоразводные дела
9. Достойна руки Веньки
10. Трое
11. Закусь
12. Лужа 
13. Соавтор (Сценка в стиле Райкина)
14. Зуб (Юмористический рассказ для детей)
15. Халатность
16. Молитва
*

Вместо предисловия

  Много лет тому назад я служил и работал в городе Сочи.

  Наступила черная полоса: уволен со службы по статье за пьянство, по партийной линии строгач с последним предупреждением, ушла жена, прихватив с собой дочку. В маленьком курортном городе того времени шанс устроиться на приличную работу с таким багажом равнялся нулю.

  Место обитания — восьмиметровая комнатка в небольшом полуразвалившемся домишке по улице Музейная, выходящей одним концом к парку самой популярной гостиницы «Приморская» с ее состоятельными постояльцами. Дальше море.

  Это в пассиве.

  В активе.

  Мне за тридцать. Выше среднего роста, физически развит, слегка волнистые русые волосы, голубые глаза. Образован. Способен поддержать любой разговор, в том числе и на английском языке.

  Свободного времени — навалом.

  Загорелый, в неброском, по фигуре, прикиде, я стал постоянным посетителем скамеек в парке «Приморской», пополнив ряды мачо, неплохо проводивших время за счет милых дам — искательниц курортных приключений.

  От случайных собеседников, садившихся рядом со мной, я нередко слышал рассказы за жизнь, как от мужчин, чаще всего «принявших на грудь», так и от женщин. Некоторые из услышанных историй произвели на меня большое впечатление и сохранились в памяти до сего дня. Именно они стали основой серии «Сочинские скамейки», дополненной и другими литературные зарисовки.

  И еще. Время стерло из памяти лица, имена, места этих событий. А посему во всех случаях я буду выступать от первого лица.

  Итак, уважаемый читатель, наяву или мысленно, подсаживайся ко мне на скамейку в парке гостиницы «Приморская», слушай море и читай…
*

ОБЛОМ

  Мы знакомы с Леночкой уже два часа.

  Открытое кафе у гостиницы «Приморская», нежаркий вечер и обоюдное желание встречи с прекрасным сблизили нас. Меня устраивала ее ладная чуть полноватая фигурка, милая мордашка со вздернутым носиком, голубые глазки и белобрысый хвостик на затылке. Ее, по-видимому, заинтересовал молодой спортивного вида мужчина, наверняка при деньгах, представившийся отдыхающим морским офицером из Североморска, который через неделю отбывает к месту службы.

  Леночке это было на руку. Уедет и, как говорят те же моряки, концы в воду. Если верить моей новой знакомой, работает она медицинской сестрой в Адлере, а живет в Сочи. В кафе она пришла на встречу с подругой, а та не явилась. Зато к ней за столик подсел я, о чем, как выяснилось, она нисколько не жалеет. Банальная история — да сойдет!

  Было уже достаточно выпито, в том числе дважды на  брудершафт, и пора было продолжить встречу в более интимной обстановке. Предложение пойти в мой гостиничный номер было с ходу отвергнуто.

  — За кого ты меня принимаешь!? — возмутилась девушка.

  Резонно. Она местная, не хочет попасться на глаза кому-нибудь из знакомых. Одно дело сидеть-беседовать за столиком в открытом кафе и другое — шастать по гостиницам.

  — Да и вообще я тебя мало знаю. Рассказывать о тяжелых буднях подводников каждый может, насмотревшись кинофильмов, — выдала Леночка, мило сморщив при этом носик.  Пришлось предъявить свое офицерское удостоверение. После чего с оговорками вроде «никогда такого не делала», она пригласила меня в гости на чай. Стоит ли говорить, что предложение было принято.

  У меня хватило ума забежать в номер и заменить свое удостоверение на квиток, подтверждающий мое проживание в гостинице.

  Квартира моей пассии находилась на первом этаже дома у железнодорожного вокзала, куда мы добрались на такси за несколько минут, прихватив по пути бутылку шампанского.

  Вошли. В прихожей висел светлый макинтош, вполне по моде. Хозяйке пришлось объяснить, что ее муж как раз в командировке. Летит сегодня по делам в Москву и вернется только через три дня к вечеру. Так что все ок! Ну, ей виднее.

  Леночка отправилась принимать душ.

  Я по армейской привычке аккуратно сложил на стул футболку, шорты, тёмные очки. Босоножки — под сидение. Оставшись в спортивных трусах, я поразмышлял, не отнести ли шампанское в холодильник, но отвлёкся — и просто стал ждать своей очереди освежиться после жаркого дня, весь в предвкушении не менее жаркой ночи.

  Наконец ручка двери ванной повернулась, и на пороге явилась моя чаровница — пленительное воздушное создание в голубеньком прозрачном пеньюаре... Блестящие глазки, нежно-розовые губки, на голове — милый художественный беспорядок… А какие мягко-округлые формы… Всё, я готов…

  «Может быть, к чёрту душ?» — только и успел я подумать… И тут из коридора раздался звонок.

  Леночка порхнула к глазку и тут же, отлетев от двери, с нескрываемым ужасом кинулась ко мне и прошипела: «Муж! В окно!»

  Схватив одной рукой свои пожитки, второй — бутылку шампанского, впопыхах сунутую мне моей прелестницей, я десантным броском вылетел в открытое окно первого этажа.
Приземлился я удачно, если не считать ссадин от гравия, какого-то чёрта насыпанного вдоль дома. Выпрыгнул из оконного светового пятна и кое-как оделся. Стал пробираться в кромешной тьме сквозь густой кустарник на звук предполагаемой дороги, отметив про себя, что, действительно, «в городе Сочи темные ночи». На пути попалась протянутая кем-то веревка.  не задумываясь, я шагнул через нее, сделал шаг и … угодил в открытый люк канализации…

  Невольный взмах руки — и бутылка отлетела в сторону, а я, ударяясь о стенки колодца,  полетел вниз. На счастье, мне удалось ухватиться за металлическую скобу лестницы — и это меня спасло.

  Я выбрался наружу. Цел. Благодаря футболке и шортам — даже ни одной царапины. Зато одежда, порванная и вымазанная о стенки вонючего сооружения, пришла в полную негодность. На людях в ней не появишься, в такси не сядешь — можно и в милицейский участок загреметь. Только этого не хватало!

  Вынул я из кармана шорт деньги и гостиничный квиток, все остальное — в кусты. В наличии — сандалии на ремешках и спортивные трусы.
 
  Вспомнил о шампанском. Нашарил бутылку у колодца, перетащил к месту дислокации и стал решать, что теперь делать.

  От пережитого и прохладной ночи начала пробирать дрожь.
 
  Для «сугрева» выпил, в два приема, бутылку шампанского. Принятое за вечер спиртное с такой солидной добавкой породило авантюрное решение — предстать перед людьми в качестве любителя пробежки перед сном. Пусть думают, что живу в каменных джунглях, условий для занятия спортом нет, вот и бегаю по асфальту. Деньги и квиток в кулак — и вперед!

  Редкие в этот час прохожие встречали мужчину, бегущего в одних трусах со стороны вокзала к центру города. Ну и что? Не Москва. Сочи — курортный город. Некоторые встречные даже в знак одобрения здорового образа жизни махали ночному спортсмену рукой. На что я, обнаглев от выпитого, громко орал: «Физкуьт-привет!».

15-30.06.2014 г.
Санаторий «Игуменка» - Москва
*

ОБИДА

  На этот раз я работал слесарем в СМУ курортов, что размещалось у Хосты. С окончанием летнего сезона в Сочи приезжали на зиму рабочие, чтобы приводить в порядок курорт к новому наплыву отдыхающих.

  Среди них были и те, кто не ладил с законом. Благополучно набедокурившие в других местах, они стекались на заработки в теплые края, где вели себя скромно, придерживаясь твердого правила — где едят, там не гадят. Их брали. Местные не очень-то стремились мешать бетонный раствор, латать дороги, чистить пляжи и уж тем более сортиры многочисленных санаториев.

  Так в нашей бригаде из пяти человек появился Васька. Новый член коллектива, шустрый, разухабистый парень лет 25, разрисованный по всему телу наколками, со временем искренне привязался ко мне, по его мнению, очень образованному чуваку. Он буквально с открытым ртом слушал мои рассказы о заморских странах, в которых мне пришлось побывать. Я никогда не задавал ему никаких вопросов, тем более о его прошлом, и он был благодарен мне за это.

  Однажды наша бригада, работавшая на строительстве бассейна в санатории имени Фабрициуса, запоносила. Всех в больничку на обследование. Троих выпустили на второй день, а меня и Ваську оставили для повторного обследования.
Мое падение в его глазах произошло именно там.

  Было начало октября. Еще выпадали теплые денечки, и даже можно было погреться на ясном солнышке. Захватив свои одеяла, мы с дружбаном нашли укромное местечко у бетонного забора больницы, вдоль которого сохранилась высокая нескошенная трава, и, разместившись на подстилках, кайфовали под солнышком. Через какое-то время Васька стал спрашивать у меня, который час.

  Когда часы показали четыре пополудни, он исчез.

  Через несколько минут кусты вдоль забора зашевелились и появился Васька, тащивший за руку женщину!

  Не успел я опомниться от удивления, как был представлен его спутнице.

  — Катя, — назвалось пушистое создание, лет двадцати, протянув мне тепленькую ручку. Вся она была кругленькая, мягонькая и напоминала большого плюшевого мишку. Из сумки Медвежонка на одеяло попали: бутылка водки, нарезанная крупными кусками колбаса, сыр, селедка и соленые огурчики (это при нашей-то диете!). Короче. Хорошо выпили, следуя принципу, что лучшее лекарство от поноса — водка.

  — Рассиживаться нечего. Скоро ужин. Пора делом заниматься, —поставил точку пикнику Васька и, забрав свое одеяло и немного захмелевшего медвежонка, скрался в высокой траве.

  Прошло не более получаса, когда он снова предстал передо мной с широкой улыбкой и маслянистыми глазами нашкодившего кота. Бухнувшись на траву, сказал:

  — Иди пока не остыла. Одеяло свое захвати. А то чувиха о стерню всю жопу исколола. Скорее, а то ей еще из этого гадюшника выбираться надо.

  С трудом до меня дошло.

  — Да ты что? Как же так? Я не могу.

  — Да не боись. Я и Катька чистые. Я никогда себе не позволю, чтобы против тебя какую подлянку совершить. Шевели ластами.

  — Да ты понимаешь, что это нехорошо — предлагать свою девушку другому. Она что, проститутка?

  — Ну ты, хлюпик. За базар-то отвечай! Я за Катю любому глотку порву. Хотели тебя уважить. Без бабы мужику долго нельзя – вредно.

  Появилась Катя, волоча по земле одеяло.
 
  — Что брезгуешь? — это мне.
 
  — Да что ты, Катенька, начал было оправдываться я.
Васька перебил.

  — Забирай свои шмотки и вали в палату. Если задержусь, прикрой.

  Я взял свое одеяло и побрел к корпусу, как побитый пес.

  На следующий день нас выписали. А еще через неделю мне предложили работу в Сочи и я покидал СМУ. И хотя после того случая мы с Васей общались только по делу, он пошел проводить меня до автобуса.

  — Вась. Ты проси меня, за то, что поступил я по отношению к вам по-свински.

  — Да что я? Ты хорошего человека обидел — женщину. А они этого не прощают.

  — Ты передай...
 
  — Ладно, ладно передам. — Перебил он меня. Умный ты мужик – уважаю. А совет дам.
Всегда, во всем, будь мужиком, тем более перед бабой. Давай краба.

  Автобус тронулся. Пока было видно, я смотрел, как уперев руки в бока и широко расставив ноги, провожал увозивший меня автобус мой братан, настоящий мужик Василий.

30.09.2016 г.
Озеро Белое
*

СУДЬБА

— Веришь ли ты в судьбу?
— Да как-то не очень. Случайностей в жизни хоть отбавляй. Совпадают иногда благоприятные или неблагоприятные случаи по времени — вот тебе и судьба.
— Не скажи. Вот у меня…
В пятом классе дружил я с одним пацаном, Ромкой, сыном местного прокурора. Хороший был мальчишка. Только хворый. Часто уроки пропускал, что не мешало ему быть отличником. Способный.
Частенько, когда родители его были на работе, я приходил к нему в гости. Мы оба мечтали быть военными и часто играли в войнушку. У меня был вырезанный из доски пистолет, а у Ромки настоящий отцовский браунинг. Он извлекал оружие из тайника, где отец его хранил, а сын однажды обнаружил.
Я целился в Ромку и «стрелял» деревяшкой, а Ромка в меня- из настоящего пистолета.
— Ты осторожней, а то он вдруг бабахнет — как-то забеспокоился я.
— Неа. Пистолет на предохранителе, да и патронов в нем нет. Батя куда-то их в другое место заховал. Так что не боись. — Успокоил.
Помню, стоял декабрь. В этот день договорились с Ромой, что я к нему зайду, чтобы вместе делать домашнее задание и поиграть. Но мама попросила меня кое-что сделать по дому, и наша встреча не состоялась.
На следующий день Ромка не пришёл в школу. К этому привыкли. Заболел. В этих случаях его мама всегда находилась при нем, и мне там делать было нечего. Прошла неделя.
В конце последнего урока классная руководительница сообщила, что наш одноклассник Рома Звягинцев умер, и его уже похоронили. Нас на похороны не позвали из-за якобы сильных морозов. Пожалели мы Рому. На том все и закончилось.
Я, будучи уже курсантом военного училища, приехал в родной город на побывку и случайно встретил мать Ромки. Стояло лето. Мы присели на скамеечку у какого-то дома, и она рассказала правду о смерти сына, которую в свое время скрыли от нас, детей. Я же был каким-то образом причастен к его смерти, и мать моего товарища мне открылась. Ромка не умер от болезни. Он застрелился! Случайно конечно. Придя домой, она обнаружила сынишку на полу мертвым. Рядом валялся отцовский браунинг. И ведь не сразу умер — беда какая… Успел стянуть с кровати пододеяльник и обмотать им голову…
Следствие установило: во время этих событий отцу Ромы, прокурору, часто угрожали расправой. В эту ночь супругам показалось, что кто-то пытается открыть ставни их спальни. Муж достал из одного тайника пистолет, из второго — обойму, и вогнал в ствол патрон. Надел валенки, накинул полушубок и вышел на улицу. Бушевала метель. Она и стучала створками ставень. Муж быстро вернулся, замёрзший, успокоил её, а пистолет, впопыхах, оставил в боевом состоянии и спрятал в надежный, по его мнению, тайник. Скинув одежду, юркнул в теплую пастель. Мужа разбудили в пять часов утра: пришла машина и увезла его на происшествие в другой конец города.
Грозное оружие ждало своего часа, и он наступил.
И только теперь мне стало ясно, почему какой-то дядька в то время расспрашивал меня в присутствии мамы о нашей дружбе с Ромой и наших увлечениях. Все прояснилось. Было основание считать, что в день трагедии Ромка, вернувшись из школы, достал из тайника пистолет и, как всегда, начал играть с ним. Нажал на курок. Пуля попала в голову.
А вот теперь представь. Пришел бы я к нему. Стали бы в войну играть. Как знать, возможно, в школу не пришел бы я, а не Ромка.
И еще:
После 7 класса я поступил в Авиационный техникум.
На практических занятиях в цеху я сверлил отверстия на оконных створках. Часть заготовок для работы была под рукой, а остальные лежали в ящике навалом, немного в стороне от станка. Сверлильный станок был древним, и для давления большей мощности на сверло на его верхней части была прикреплена металлическая болванка килограммов этак на десять.
Сверлю я однажды дырки. Заготовки под рукой закончились. Отошел к ящику за новыми. И в этот момент та самая болванка соскользнула со станка и бухнулась как раз на то место, где я только что стоял. Оказалась бы у меня под рукой хоть одна заготовка — и не рассказывал бы я тебе свои истории.
А это как?

ПРИКАЗ

После окончания войны вернувшиеся с фронта победители привезли с собой немало боевого оружия, особенно пистолетов.
По армии вышел приказ. Все неучтенное оружие — сдать!
Я сдал свой боевой ТТ, а вот миниатюрный, чуть больше ладони, дамский пистолетик прикарманил. Отливавший перламутром с золотой гравировкой, он был великолепен. Расставаться — жалко!
Еще до приказа я хвастался своим трофеем перед близкими товарищами по части. Не сдал пистолетик, сдали меня.
Вызванный «на ковер» к полковнику, командиру полка, я был подвергнут жестокому разносу с угрозами, вплоть до увольнения из армии, за невыполнение приказа. Предвидя возможную причину вызова, я прихватил с собой мой миниатюрный браунинг, пытаясь убедить руководство, что это не больше чем игрушка. Увидев такое произведение искусства, полковник несколько поумерил свой гнев. Причислив пистолетик к боевому оружию, он приказал мне не высовываться во избежание неприятностей, а оружие, мол, он сам сдаст, куда следует. Пришлось отдать. Окружению сообщил, что, после полученного разгона от командира, я свой браунинг сдал по всей форме. Ну, не идиот же я, чтобы рассказывать, кто у меня его принял.
Прошло где-то около полугода, когда весь гарнизон был взбудоражен трагическим событием. Десятилетний сын одного из командиров части случайно застрелил своего ровесника из пистолета. Следствие установило: роковой выстрел был произведен из пистолета парабеллум.
Командир, нарушив приказ, хранил трофей в своем домашнем кабинете в книжном шкафу за толстыми томами одного из классиков социалистического реализма. Сам хозяин, а тем более его домашнее, никогда к этим многотомным сочинениям не обращались, и служили они не только добавлением к интерьеру кабинета, но и надежным укрытием -- лучше всякого сейфа, которого в доме не было. Заходить в кабинет хозяина домочадцам было категорически запрещено. Но нет предела мальчишеской любознательности. Одним словом, пистолет сын обнаружил.
Желание похвастаться необычной находкой взяло вверх над страхом перед гневом отца, и пацан пригласил своего друга-одноклассника домой, когда родители ушли в театр.
Под торжественную клятву о неразглашении тайны, сын достал из тайника пистолет и показал его товарищу. Ребята слышали о грозном немецком оружии парабеллуме. Но никогда не видели его «живьем». Начали изучать, двигая части. И раздался выстрел… Пуля попала другу в живот и раздробила позвоночник. Умер сразу.
Ты, наверное, уже догадался, к чему я рассказываю эту историю?
Верно. Руководителем части, виновным в смерти мальчишки, был тот самый полковник, командир нашего полка, который, брызжа слюной от негодования, шерстил меня за несданный пистолетик. И был прав по должности. А по совести?
*

ПУТЕВОДНАЯ ЗВЕЗДА (Попка)

О чем могут говорить двое мужчин на скамейке у моря, приняв по стакану в компании на «троих» и закусившие сырком «Дружба»? Конечно, о женщинах, прогуливающихся по набережной в тихий вечер. Проказницы, намеренно подчеркивали часть своего тела ниже спины…

Провожая взглядом округлые формы, один из собеседников произносил одну фразу: не то, не то, не то.

— Ты слишком разборчив, — возразил второй. Взгляни, какая прелесть вон у той, белобрысенькой.

— Согласен. Но не то.

Я имел счастье знать одну попку. Поверь, язык не поворачивается назвать чудное создание природы вульгарными словами… Наша встреча произошла случайно.
Моя сестра Клавка в то время работала бухгалтером в одном из учреждений Москвы. Лето. Большинство сотрудников в отпусках. Главный бухгалтер проводит время на даче. А тут на какой-то документ ее подпись потребовалась. Ну не вызывать же из-за какой-то закорючки начальство. И сестренка согласилась съездить на дачу за подписью. А в пятницу вечером ее сынишка Вовка засопливел. Температура. Клавка ко мне. Выручай, брательник, поезжай к главбуху. Все равно выходные на диване с бутылкой пива проваляешься. А там рядом Волга. Искупаешься. Дама живет одна, но строгая, так что не балуй. А то я тебя, кобеля, знаю. Ну, ч и поехал.
Дача под Савелово. Добрался на электричке.
Хозяйка дачи, лет под сорок, оказалась привлекательной, среднего роста женщина с пухленькими губками, серыми глазками и чуть вздернутым носиком. Гостей не ждала и была одета по-домашнему, в свободные легкие
брючки и короткую кофточку. Подумал: бюст 3—4. Неплохо. Начальница быстро подписала документ и тут же предложила пообедать, тем более, электричка на Москву только через три часа.
Я, конечно «за»!
Хозяйка пошла на грядку за зеленью, а я поплелся за ней, вышел на крылечко и стал оглядывать участок. Грядка с луком оказалась близко от крыльца, и когда женщина нагнулась, чтобы срезать зелень, я увидел чудо!
Представь. Тоненькие брючки, при наклоне, обтягивали две половинки среднего размера школьного глобуса, разрезанного полоской трусиков.
Охочь я до женщин. Видел всякое, но такого совершенства не встречал!
Видимо, я крякнул. Женщина выпрямилась. Оглянулась и, сотворив строгую мину, погрозила мне пальцем.
Ну, грози не грози, а две бутылки водки и хорошая закуска, «случайно» оказавшиеся в моем вместительном портфеле, были не лишними к ее угощению.
В любви она была королевой! Я, как истинный рыцарь, старался изо всех сил, чтобы быть ее достоин. Где-то часам к трем ночи умаялись.
В моменты любовных утех договорились, что я остаюсь на воскресенье, а утром пойдем купаться на Волгу, которая была где-то рядом. Встанем пораньше, чтобы попасть к реке до июльской жары.
Легко было договориться со мной между поцелуями. Другой расклад вышел, когда моя прелестница стала тормошить меня в семь часов утра идти купаться. После выпитой почти целой бутылки водки и бурно проведенной ночи я был никакой!
Забыв о рыцарском поведении, я стал канючить, как нашкодивший щенок, умоляя дать мне еще поспать. Не получилось.
Тогда стал просить опохмелиться.
— Не дам! Твердо сказала хозяйка. Опохмелишься, снова тебя на приключения потянет. А я в кои-то веки на Волгу собралась. Вставай!
Начало приводить меня в чувство твердое обещание моей прелестной мучительницы, что на месте исполнятся все мои желания. В знак подтверждения была показана вторая бутылка водки, которая тут же исчезла в сумке со снедью.
Электричка до Савелова ушла. Потопали по шпалам железки, тянувшейся вдоль лесных посадок. Между деревьями и насыпью проходила чуть заметная тропинка.
Начало припекать. Мои ноги тяжелели с каждыми шагом. Тело превратилось в целлофановый мешок, напичканный брякающими костями.
Спутница моя была жестока, часто оборачиваясь и голосом узурпатора (как только терпит ее сестра Клава?) командовала:
— Иди!
Женщины — выдумщицы, и для достижения цели готовы на все!
После очередного оклика она вдруг заявила:
— Я буду твоей путеводной звездой! Иди за ней следом, стремись к ней и будешь сказочно вознагражден!
Она прошла вперед, оглянулась по сторонам и, убедившись, что кругом никого нет, резким движением подняла подол сарафанчика, разместив его на плечах. Ее обнаженное тело, на котором не было никакой тряпочки, отливало цветом молочного шоколада, а чудесная упругая попка совершала грациозные движения в такт шагов стройных ножек.
При виде такой картинки слетели с меня усталость, хандра, бессилие — все ощущения, кроме одного жгучего стремления обладать божественным созданием, имя которому — женщина !
Я ускорил шаг с единственным желанием — схватить мою мучительницу, затащить ее в кусты и любовно  растерзать за  жестокую шалость! Но обладательница этих прелестей была начеку. Стоило ей услышать мое страстное сопение за спиной, как она тут же ускоряла шаг и была снова не достигаема.
Не знаю, сколько бы продолжался этот мучительный и прекрасный марафон, если бы за нашими спинами не раздался треск и отчаянный мат.
Занавес из сарафана опустился. Мы оглянулись. С земли вставал мужчина, поднимая за собой велосипед.
Первой снова опомнилась женщина! Спросила:
— С вами все хорошо?
— Да все в порядке, — ответил соглядатель. А вам огромное спасибо за доставленное удовольствие!
— И долго любовался? — С ноткой ревности поинтересовался я.
— Да нет. Не много, минут пять. Коряга, проклятая, под колесо попала. А больше ничего не будет?
— Нет, — с улыбкой ответила прелестница. — Сеанс окончен. Мы уже у цели. Вон она, Волга, между деревьев поблескивает.

1—3 сентября 2016 г
*

ПРЕДСМЕРТНОЕ ПИСЬМО СЫНУ

Как-то раз моё внимание привлекла молодая мама: она пестовала своего малыша, выражая безграничную любовь бесконечными ласками и потоком ласковых слов.
— Дай Бог, чтобы в будущем сын ответил ей такой же любовью – сказал мой сосед по скамейке.
— Все будет зависеть от обстоятельств, — заметил я.
— От человека, а потом уже от всего остального. Я тридцать лет
проработал заместителем главного врача в доме инвалидов. Насмотрелся всякого. Смотрю вот — и вспоминается один случай...
У Николая Николаевича Зуева, заместителя главного врача интернета для престарелых инвалидов, рабочий день нередко начинался встречей со смертью. Смерть таилась в сафьяновой папке, которую старшая сестра клала на край его письменного стола и, в зависимости от урожая костлявой за сутки, выглядела тощей или разбухшей от личных дел и историей болезней теперь уже бывших обитателей интерната. В тот день лишь одна хилая папка ожидала рассмотрения.
За многие годы работы в интернате Николай Николаевич так и не смог привыкнуть к неизбежности ухода из этой жизни. У одних смерть обрывала надежды на чудо выздоровления, других избавлял от нестерпимых мук или изнурительной многолетней неподвижности.
И в этот раз, с каким-то необъяснимым чувством вины, он, не садясь в кресло, открыл папку. Сегодня только одна история болезни. Под официальными документами покоилась замусленная тетрадь. На её первой странице крупным неровным почерком было выведено: «Моему сыну».
Зуев стал знакомиться с документами. Взгляд привычно выхватывал главное.
Лунина Дарья Ивановна, 1915 года рождения. Уроженка города Томска, образование высшее. Специальность: преподаватель русского языка и литературы, на пенсии по возрасту с 1974 года. Поступила в интернат в 1980 году. Родственники: сын  Лунин Юрий Степанович: адрес, место работы, телефоны. История болезни. Последняя запись, сделанная дежурным врачом: Лунина Д.И. умерла 14 января 1985 года в 6 часов 15 минут от сердечной недостаточности на почве прогрессирующего паралича. Запись медсестры: личных вещей нет. Под подушкой обнаружена исписанная тетрадь и шариковая ручка без пасты. Прилагаются.
Что в записях? Жалобы?  Мемуары? Завещание?
В последнем случае это уже юридический документ, и Зуев, как официальное лицо, обязан ознакомиться с ним, прежде чем передать тетрадь адресату. Секретарша, записав координаты сына умершей, отправилась сообщать ему о смерти матери, а Николай Николаевич стал читать тетрадь.
Это было письмо. Письмо сыну. Оно начиналось одним словом, одним всеобъемлющем обращением:
Сын!
Вчера у меня отнялись ноги. Паралич неотступно делает свое дело, и мне нужно торопиться, пока он не сковал и мои руки, которыми еще может владеть слабеющий мозг. Конец неизбежен. Я спешу. Теперь у меня не осталось ничего, кроме физической боли и душевной пустоты. Да что физическая боль, преследующая меня последние годы, да что душевная боль умирающей на казенной койке старухи? Они ничто по сравнению с ежеминутной гнетущей болью, что мои многолетние усилия помочь тебе вырваться из объятий «зеленого змия» оказались тщетны! С этой ни с чем не сравнимой болью я покидаю этот мир.
За почти  четырехлетнее мое пребывание в интернате ты редко навещал меня. Я месяцами тебя ждала. Ждала с надеждой, что откроется дверь палаты и подойдет к моей койке сын, которого я знала когда-то: стройный, красивый, преуспевающий мужчина. Твоя легкая шутка раздвинет стены палаты, твоё приветливое жизнелюбие взбодрит меня и моих соседей по несчастью, вернёт нам интерес к жизни. Затеплится надежда, мелькнёт вера в несбыточное чудо выздоровления и возвращения домой. Ведь ты так умел убеждать!
Это были мечты. А в реальности наставал день, и в палату входил ты — такой каким был… Согнутый, обрюзгший, с багровым лицом и трясущимися руками, полупьяный человек шёл к моей койке — мой сын! Весь твой вид не говорил, вопил об опустошенности, отсутствии проблеска воли к жизни опустившегося существа, плывущего по течению пьяной безысходности. Я готова была умереть от стыда, когда ты, не слушая моих уговоров, начинал хамить и орать на обсуживающий персонал, придираясь по мелочам и этим проявляя «сыновнюю заботу». Считая свою миссию выполненной, ты уходил, иногда даже не попрощавшись со мной, а мне еще долгими днями и бессонными ночами слышались твои шаркающие шаги и голос, напоминающий шипение заезженной патефонной пластинки. Люди, только что оскорбленные тобой, делали то, что должен был сделать ты. Они жалели и успокаивали меня! Лучше бы ты не приходил!
Потеряв всякую надежду поговорить с тобой откровенно последний раз, я пишу тебе письмо. Оно должно напомнить, что твой путь по пьяной жизни пролег через потерю здоровья, престижной работы, через исковерканные судьбы двух жен и сына. На этом пути, в погоне за бутылкой, ты не пощадил и растоптал меня — свою мать!
Перед смертью я напомню тебе только о той малой толике страданий, выпавших на мою долю на этом пути, о несбывшихся надеждах. Об ужасном сознании того, что плоды моих усилий и жертв не принесли желаемого результата, сгнили, пропали зря! Помнишь, как в первые годы твоего пьянства я металась между Томском и далеким городом, в котором ты жил.
Я, как маленького, водила тебя чуть ли не за руку, по врачам и устраивала в наркологические больницы. На какое-то время ты переставал пить. Но тебе хотелось быть «как все» и ты снова и снова испытывал свою судьбу, налитую в стакан… и все начиналось сначала. С твоим высшим образованием ты имел перспективную, высокооплачиваемую работу, но потерял ее. Ты вновь и вновь трудоустраивался, но отовсюду тебя выгоняли за пьянство, гуманно отмечая в трудовой книжке «Уволен по собственному желанию». Нет ничего ужаснее в отношении к подобным пьяницам, как всепрощение! Гуманность — ваш враг! Нетерпимость, принуждение,  неотвратимость наказания за пьяные проступки — вот составляющие сплавы, из которых следует обществу отковать меч, который будет висеть над головами таких, как ты! Висеть до тех пор, пока вы сами не отведете от себя это оружие силой воли, трезвым умом, крепкими, чистыми руками! Иного лекарства от пьянства в природе, по моему твердому убеждению, нет!
Твои «SOS» становились все чаще и чаще. Я платила за твое проживание, оплачивала долги и счета за вытрезвители…
Когда работала, было легче. Ушла на пенсию — стало худо.
Большая часть пенсии уходила на тебя. Мне едва хватало на крайние нужды. Я ограничивала себя во всем. Вечное беспокойство за твою судьбу, скудное питание, скверное жильё довели до истощения мои духовные и физические силы. Я все чаще стала болеть. Устроиться на посильную работу было невозможно, да и кто бы стал меня держать с моими постоянными поездками к тебе на выручку?
Предложение переехать к тебе на постоянное местожительство я  приняла без колебаний. Проживание одной семьей давало надежду контролировать тебя и удержать  хотя на какой-то работе.
К тому времени обветшалая одежонка и старенький чемодан составляли все мое имущество. Оставив единственную свою ценность — восьмиметровую комнатку в коммунальной квартире, я навсегда покинула родной город.
И на этот раз я ошиблась. Мой приезд  к тебе, несмотря на мои титанические усилия, ничего не изменил. Моя пенсия отбиралась на «ведение общего хозяйства» и почти полностью пропивалась.
Предлагаемые работы ты считал унизительными для себя как специалиста с высшим образованием и находился в вечном поиске лучшего заработка.
У меня уже не осталось ничего, кроме наступавшей прогрессирующей болезни, сулившей полную парализацию.
Мимолетные встречи с разными женщинами ничего не меняли. Твои пьянки с ними я пережидала, летом сидя до глубокой ночи на скамейке у подъезда, зимой на кухне за закрытыми дверями.   Наконец-то одна из них стала все чаще бывать у нас, отвадила своих соперниц, и ты объявил, что женишься. Я не возражала, и она стала жить в нашей комнате на правах законной супруги. Койка в темном углу, загороженная от остальной комнаты гардеробом, стала моим последним пристанищем в их домашнем мирке.
Новоиспеченная жена взяла тебя в руки. Она закатывала скандалы за твои выпивки на стороне. Встречала у проходной завода, где заставила тебя работать, и никаких «на троих»! Пить только с  ней! Никаких карманных денег – все до копейки, в том числе и моя пенсия, ей! Пусть! Успокаивало то, что ты стал находиться чаще дома, начал что то делать, а в холодильнике появилась еда. Во всяком случае, хлеб и чай были всегда.
Время шло. К шарканью моих ног из своего угла в туалет или на кухню, начал добавляться склероз.
Ты привык воспринимать меня неиссякаемым источником для утоления своей жажды, не заботясь об уходе за ним. Течет и течет. Ну и что, что мать едва передвигает ноги, часто кашляет по ночам и вместо того, чтобы помыть и положить ложку в ящик стола, оставляет ее в раковине или на подоконнике? Плевать! Тебе было плевать, а  новой хозяйке нет! Вначале она брюзжала о невозможности «спокойно жить». А потом все чаще стала пропадать из дому. Ах! Если бы ты метался, разыскивал ее, мне было бы легче от сознания того, что она дорога тебе. Так ведь нет! Ты был рад, когда ее не было рядом. Ты ждал, когда она уйдет, чтобы напиваться в кругу своих вновь появившихся собутыльников. Теперь в твоем безобразном пьянстве была виновата она, которая вероломно ушла. Я мало верила в это, и все же червь сомнения грыз меня. «А ведь, не будь меня в доме, она не исчезала бы? Я для него ничто, а, может быть, эта женщина и есть та соломинка, ухватившись за которую он выплывет из мутного потока пьянства?» Нужно было уходить. Путь был единственный — в дом престарелых. Мысль была не новой.
Все решил зимний поздний вечер, когда все уже улеглись спать. Ваш громкий, способный разбудить и богатыря, шепот о том, какие хорошие условия созданы для старых больных людей в специальных домах, убедили меня, что не всё потерянно, и у вас без меня жизнь наладиться! Настало мое время принести последнюю жертву на алтарь твоего благополучия. Последнюю жертву! И я сказала во весь голос: «Если вы не возражаете, помогите мне устроится в дом престарелых».
Вы молчали. Даже для приличия не сказали ни слова.
Вопрос был решен.
В доме призрения я и заканчиваю жизнь.
Первые твои посещения несколько успокаивали меня. Твой внешний вид давал основание считать, что мой последний шаг навстречу тебе был сделан не зря.
Я не хотела вводить вас в расходы, связанные с моим посещением, и при первом намеке с твоей стороны подписала доверенность на получение тобой денег, причитавшиеся мне в интернате на личные нужды.
Прервав чтение, Зуев позвонил в бухгалтерию. Дали справку: Лунин Ю.С. ежемесячно получал деньги за мать. Последний раз за декабрь месяц выдали 13 января. Вчера! Зуеву приходилось видеть многое, но такое! За умирающую мать рубли получил, а навестить ее забыл!
Объяснение уродливому случаю следовало из содержания потрепанной тетради — пьянство!
Успокоившись, Николай Николаевич перевернул следующую станицу тетради.
Твои пьянее слезы и проклятия в адрес нынешней жены во время посещений подтвердили мои опасения — она, даже она, бросила тебя!
Ты не появлялся и не давал о себе знать уже более трех месяцев. Где ты? В жизни? В больнице? В могиле? Меня не удивит любое, даже самое страшное сообщение о твоей судьбе. Ведь ты уже долгие годы сознательно идешь к своему небытию. А, может быть, командировка? Ответственное поручение? Новое увлечение? Что-то еще, чем живет нормальный человек? Возможно, мои мнения о тебе, моем сыне, жестоки, бесчеловечны? Не достойны матери? Порвать тетрадь? Нет, письмо — моя последняя надежда помочь тебе на этот раз жестокой правдой! Всю жизнь я щадила тебя! Боясь оскорбить, обидеть, сделать больно и поэтому уродливо, беспринципно нянчилась с тобой!
Если ты не придешь до моей кончины, надеюсь, что письмо все же передадут тебе. Возможно, моя предсмертная жестокость сделает то, что не сделали ласки и всепрощения — заставит тебя задуматься, к чему-то устремиться, что-то изменить, хотя бы ради памяти обо мне — твоей матери ! Так хочется верить, что осталось в тебе хотя бы капелька чего-то человеческого: любви, чувство долга, совести, наконец! Неужели ничего? Страшно!
Сил не осталось. Пора прощаться.
Прощай, Юрик — прелестный, смышленый мальчик! Прощай, Юра —отличник, классный заводила, блестящий студен! Прощай, Юрий Степанович — уважаемый, преуспевающий специалист, душа коллектива, кумир женщин!
Вижу подслеповатыми глазами, чувствую угасающим сознанием, как эти Юры едут, летят, бегут  к моей койке из дальних далей. Спешат, чтобы успеть последний раз положить свои головы мне на грудь и сказать последние, полные любви слова: «мама», «мамочка», «мамуля». Согреть своим чистым дыханием мои посиневшие, уже непослушные руки. Я счастлива, что у меня были эти Юры! Они никому не дадут меня в обиду! Не осудят за мое предсмертное  гневное письмо моему нынешнему сыну. Теперь все. Глаза не видят. Силы кончились. Всё.»
Нет, письмо еще не кончилось. На обложке тетради остатками пасты и царапанием пустого стержня ручки, можно было разобрать последние слова:
«Так холодно…Кругом лед…Юра!  В шкатулке с нитками под картонкой сто рублей, купи шарф…умоляю…не пропей …»
Зуева не удивило сообщение секретаря о том, что Лунин давно уволен «по собственному желанию» с завода, на котором работал на момент оформлении матери в дом престарелых, и не проживает по адресу, указанному в деле покойной.
Через трое суток, после безуспешных поисков Лунина-сына, Зуев на деле его матери наложил резолюцию: «Похоронить за счет интерната. Бухгалтерии. При появлении Лунина Ю.С. направить ко мне. Дата. Подпись
*

Памяти моей матери
БРАКОРАЗВОДНЫЕ ДЕЛА

Записи из тетради Народного судьи г. Омска и области
Валиной Марии Павловны (30 годы ХХ столетия)

ИСТЕЦ: Прошу развести нас. Жена в хозяйстве непригодная: курит, водку пьет, срамными словами колхозников обзывает. Слезно прошу убрать ее от меня. Сама она не уходит, детей не рожает, а у меня хозяйство.
ОТВЕТЧИЦА: Умру, а развода не дам. Хозяйство я справляю, а детей не рожала по его халатности к этому делу.
Развели.

ИСТЕЦ: Прошу убрать от меня жену. Прожил с ней один месяц, не оказалось чувств, необходимых для мужа и жены. Я холоден и не могу быть ласков к жене. Меня могут волновать только девушки.
ОТВЕТЧИЦА: На развод согласна. У него нужное место не работает, ему внушение сделали. Зачем мне такой?
ИСТЕЦ (с места): Не работает когда я пьяный!
Развели.

ИСТЕЦ: После регистрации жена отказалась вступать в семейные связи.  Я ждал-ждал — так и не дождался. Переехали в Харьков, тоже отказалась. Я снова ждал — так и не дождался. Сейчас у меня другая невеста. Скоро свадьба.
ОТВЕТЧИЦА: Разведите нас. Ждал не он, а я. Как ляжем, он начинает извиняться. Не могла же я сама лечь на него. Также будет извиняться и с другой.
Развели.

ИСТЕЦ: Прошу развести. В течение 6-и лет жена занималась изменой. Я терпел. Последний раз не выдержал, избил жену так, что посадили. Cейчас она согласна разойтись. Жениться больше не намерен, а то снова в тюрьму попадешь.
Развели.

ИСТЕЦ: С бабой своей не живу уже 2 месяца, так как у нас ревности и измены. Она меня разным зельем поила, привораживала и отпевала, когда я спал. Я ее боюсь. Разведите. Прошу, пока живой (показал защитную ладанку).
ОТВЕТЧИЦА (58 лет): Это я его хоронила. Семейный штраф платить не буду. Прошу упредить Ромашова, чтобы не бросал в меня колкими словами. Я за себя не ручаюсь. Развода не дам!
Развели.

ИСТИЦА: Жила с мужем один месяц, а потом он стал меня выгонять. За то, что я волосы отстригла, и выбросил все мое имущество: телогрейку, две юбки и радикуль, где были деньги пять рублей 16 копеек. После чего я нашла другого мужа и присоединилась с ним к жизни.
ОТВЕТЧИК: На развод согласен. Зачем мне она , со стриженой головой?
Развели. Не живут 7 месяцев.

ИСТЕЦ: Приехал в отпуск , на ноябрьские. В гостях встретил девчонку, женился, а потом она оказалась бабой. Опомнился, что сделал это по-пьянке, и уехал от нее. Зачем она мне, баба-то? Прошу распутать наше дело. Сейчас у меня новая жена, с приданым.
ОТВЕТЧИЦА: Я с ним и сама жить не буду. У него нужное место малое. Зачем мне такой?
Развели.

ИСТЕЦ: (58 лет). Прожил с женой 28 лет. Любовных чувств и супружеских чувств к ней не имел. Прошу развести.
ОТВЕТЧИЦА: (42 года) Развода не дам. Он брал меня девицей, а теперь я куда? Пусть платит элементы.
В иске отказано.

ИСТИЦА (научный работник): Я его ненавижу! Он бьет меня ремешком.
ОТВЕТЧИК: Бил и буду бить по определенному месту. Она транжирит деньги на безделушки. Хотя она и дочь профессора, но я сделаю из нее человека . Мы любим друг друга и живем как супруги.
В иске отказано. Ответчика предупредили: Если будет наносить побои, привлечем к ответственности.

ИСТИЦА: Прошу развода. В пьяном виде муж берет мня в охапку и бросает в коридор, после этого я хожу как неживая.
ОТВЕТЧИК: Она меня в хату не пускает. Все смертное имущество для меня приготовила. Я не супротив развода. Я хочу жениться на другой помоложе. Я еще крепкий и умирать не собираюсь
Развели, не живут 2 года.
ИСТЕЦ : Прошу развести. Жена отказывается со мной спать говорит, что от меня пахнет бензином, а у нее голова больная. А я шофер. А от нее самой рыбьем жиром пахнет, но я же молчу.
В иске отказано. Посоветовали тщательно мыться после работы.

ИСТИЦА: Прошу развести. После свадьбы не жили. Пока ходили регистрироваться, наши родители рассорились. Его родители назвали меня тонконогой, а мои родители назвали жениха гусаком. Меня увезли домой, и свадьба не состоялась.
ОТВЕТЧИК: Я не прощу, что они назвали меня гусаком. На развод согласен.
Развели.

ИСТЕЦ: Зарегистрировались, а жить было негде. Пока искал квартиру, жена отказалась от меня, говорит, пропали чувства. Так мы и не прожили ни одного дня, только одни расходы получил.
ОТВЕТЧИТЦА: Что с него толку. Он сказал: пока квартиру не найду, спать вместе не будем. Ну, я ждала, ждала — и ушла к другому, с квартирой.
Развели.

ИСТЕЦ: Прожив три дня, я сделал не положительный, а отрицательный облик нашей жизни, и в тот же день взял свой саквояж и ушел от нее. И на этом семейная жизнь наша закончилась. Я решил сразу порвать наши брачные узы. Прошу взыскать с нее убытки по свадьбе, у нее отец мясником работает.
ОТВЕТЧИЦА: На развод согласна. У него половая слабость .Такой муж мне не нужен.
Развели .

ИСТЕЦ: В течение всей жизни моя жена вела любовную переписку с мужчинами, писала о нежной любви и будущих панах. Детей у нас нет в ввиду моего медицинского недостатка. Мой орган слаб для производства потомства, а она требует детей, а где мне их взять?
ОТВЕТЧИЦА: В настоящее время мы с мужем живем в полном согласии. Прошу не рсторгать нашу семью и не мешать нам жить в мире.
Развели. Не живут вместе 7 месяцев.

ИСТИЦА: Двенадцать лет жили без записи, а как записались, он как с ума сошел. Жизни от него не стало . Прошу суд избавить нас от записи. Опять будем жить хорошо.
В иске отказано.

ИСТЕЦ: У жены сразу же выразились ко мне неискренние чувства и пассивные действия. Все это выводило меня из равновесия, и жизнь была пыткой. Прошу избавить меня от этого палача. Пусть ищет железного мужа.
ОТВЕТЧИЦА: На развод согласна.
Развели.

ИСТЕЦ: Я с женой прожил два месяца, а потом она заявила, что ей жаль своей молодости, и повела яркий образ жизни. В это время я нашел себе другую пару и живем. Новая жена пока не уходит.
Развели.

ИСТИЦА: У моего мужа не работает нужное место, а я молодая. Чего мне с ним?
ОТВЕТЧИК: На развод согласен. Другого ведь не пришьешь.
Развели.

ИСТЕЦ: Пришел с работы. Попросил жену налить в умывальник воды. Она зафорсила и сказала: «Не буду.». Ну, я ее и выгнал. Не живем два года.
Живу с другой. Тоже хорошего мало. Огрызается!
ОТВЕТЧИСТА: Прошу оставить меня при муже.
Развели.

ИСТЕЦ: Жили мы на почве мелкой брани. Больше я не мог жить. Ушел ближе к заводу, а через три дня взял другую, с ребенком. Прошу брак с первой женой аннулировать. Брачную бумагу мне не дает. Брачный штраф прошу взыскать с нее. Она работает дояркой и ест бесплатно, а мне нужно все покупать.
Развели. Взыскали с обоих поровну.

ИСТЕЦ: Прожив с Авдотьей десять дней, я проверил свои и ее чувства и желания. Пришел к выводу о невозможности совместной жизни. За совместную жизнь она супа не сварила. Дармоедка!
ОТВЕТЧИТЦА: Прошу оставить при мне мужа. Кормить буду аккуратно.
В иске отказано. Больше заявлений не поступало.

ИСТИЦА (о разделе имущества): Прошу сделать раздел. От жительства с мужем имеется: двое детей, комод, кровать, две простыни и патефон без пластинок. При очередной пьянке муж патефон стоптал. Совершил вооруженное нападение на стариков соседей, бросил в них осколки от патефона. В моей просьбе прошу не отказать.

ИСТИЦА: Прожили несколько дней. Он оказался не пригодным для женщины, и я ушла. Прошу развести. Я нашла себе мужчину настоящего, без брака.
ОТВЕТЧИК: Я просил ее остаться. Это было временное явление. Я тогда испугался… Тоже мне, «девушка»…Через неделю я сошелся с другой женщиной. Все в порядке. Имеем двоих детей.
Развели.

ИСТЕЦ (75 лет): Прошу развода. Жена не довольна, что я расходую свои силы и ласку на стороне, а ей ничего не достается. Последнее время она была неодержима, ходила за мной, как тень. Заказывала молебны, ходила к ворожейке. Я начал ее бояться. Сейчас живу с другой женщиной, ей сорок лет. Пенсию получаю большую, и удовольствие имею.
ОТВЕТЧИЦА (72 года): Умру, а не отдам ей старика!
В иске отказано.

ИСТЕЦ: Я был у жены не муж, а «подбочило». Была она больная. В нутрях у нее все говорило и хрипело. Жил я с ней два месяца. Мне она не подходящая. Да еще обманула. Говорила, что девка, а оказалась бабой. Прошу сделать развод с женой.
Развели.

Истец (66 лет). Эта этоктаторша вступила со мной в брак в 1920 году, чтобы я работал на нее. А я не хочу свои труды передавать паразитическому элементу. Сейчас у меня молодая жена, и ей 33 года (старой 62), и я должен ее воспитывать.
Развели. Со старой женой не живут три года.

ИСТИЦА: Муж изменяет мне в течение семи лет. Я советская женщина и желаю быть матерью, но муж относится к этому халатно, и детей нет. Прошу принять к нему меру наказания.
В иске отказано. Мужу посоветовали не быть халатным. Больше в суд не обращались.

ИСТИЦА: Муж в первую же ночь меня обмочил. У него оказывается слабый пузырек, по этому жить с ним не намерена. Зачем мне такой?
ОТВЕТЧИК: Не правда! Пузырек у меня не дырявый, а крепкий. Мочусь только когда пьяный. Пошлите к врачу на свидетельствование. Развод не дам.
В иске отказано. Предложили мужу лечиться.

ИСТЕЦ: У нее нет отношения ко мне как к родному мужу. Поэтому я глядел, глядел и ушел. Жить с ней не буду. Хоть сейчас в тюрьму сажайте.
Развели.

ИСТЕЦ (70 лет): Жена меня нисколько не жалела. Я заболел, пошел в больницу и решил ее испытать. Сказал, что доктор велел питаться хорошо. Куринный суп есть. У нас большое хозяйство. 30 штук кур, скот есть. А жена сказала: «Не дам кур резать. От болезни все равно умрешь, а зачем птицу губить?» И тебя не будет, и кур не будет, а с каким хозяйством я останусь?
За это я с ней жить не буду. Я здоровый и нашел себе  старуху другую, не жадную с хозяйством.
ОТВЕТЧИЦА: Развода не дам. Его новую старуху я два раза обливала помоями. Суду даю клятву, что старика сваво кормить буду. Приду, заколю цыпленка.
В иске отказано.

ИСТИЦА: Прошу дать развод. После того, как муж от меня ушел, он два раза приводил мужиков и уговаривал, чтобы я выходила за них замуж. Последний раз сильно избил за то, что я отказалась выйти замуж за его деда, который старше меня на 50 лет. Спасите меня от этого нападения.
Развели.

ИСТЕЦ: Прошу развести. Развод с женой необходим для уничтожения и подавления чувств друг к другу. Когда я был в армии, она писала мне недоброкачественные письма.
Развели. Не живут семьей долгое время.

ИСТЕЦ: Поженились. Прожили дней двенадцать. В воскресенье пошли на барахолку, а там потеряли друг друга. Пришли домой. Поругались. Я ее выгнал, и с тех пор вместе не живем.
ОТВЕТЧИТЦА: Прошу не разводить. Он меня два раза по голове ковшом ударил, и сейчас я хожу, как ненормальная, и все забываю.
В иске отказано .Женщину направили на экспертизу. В суд больше не обращались.

ИСТЕЦ: Был пьяный. Как регистрировался, не помню, но эта женщина мне совершенно не нужна. Я ее не знал никогда. Прошу развести.
ИСТИЦА: Развода не дам. В загс он меня сам звал, правда, был пьяный. Знакомы были несколько дней на уборочной.
Развели.

ИСТЕЦ: Прошу дать развод. Моя жена занималась нехорошими, темными делами, т.е. нашла себе любовника. Я их обоих выгнал, а ему сказал, чтобы он ее отвез туда, откуда я ее привез. Жить с ней и с ее любовником не буду.
ОТВЕТЧИТЦА: Я и сама с ним жить не буду. Зачем он мне? У него мужское место маленькое.
ИСТЕЦ: (с места): Неправда! Мал, да игрив. Пошлите меня на расследование к врачу!
Развели, не живут семьей долгое время.

ИСТИЦА: Прошу ублаготворить мое заявление на развод по той причине, что он сделает свое дело, а потом в спящем положении поет псалмы, и я не могу уснуть спокойно, а мне на работу рано утром. Все время не высыпаюсь.
ОТВЕТЧИК: Я баптист по национальности. У нас по вере так полагается, чтобы бог простил за грехи с женщиной. Когда пою, сам себя не слышу.
Развели.

ИСТИЦА: Прошу наш брак прекратить. Я не намерена больше мучиться. Мой муж после сделанного в кровати не сходит с меня долго, а порой и засыпает, а мне такую тушу не легко держать. Что я сундук што ли?
ОТВЕТЧИК: Развода не дам! Засыпаю на ней, когда бываю пьяный, а когда трезвый — все нормально.
В иске отказано. Посоветовали не нарушать близких отношений в пьяном виде.

ИСТЕЦ: Когда я находился на картошке, моя жена, без моего разрешения, вышла замуж за другого, и забрала все вещи и цепную собаку. Прошу вещи и собаку разделить.
ОТВЕТЧИСА: На развод согласна. Согласна вернуть ему собаку.
Развели.

ИСТЕЦ (68 лет): Она меня не ласкала, а жила с квартирантом, а меня зовет «папаней», а ее любовник зовет меня  «дедом», а я ей отписал все имущество. Прошу разогнать всех ее хахалей и оставить при мне жену и имущество.
ОТВЕТЧИЦА (22 года): Жить со стариком не буду. Живу с другим, от которого жду ребенка.
Развели.

ИСТЕЦ: Прожив с женой пять дней, однажды за обедом я заметил, что у нее дергаются глаза. Я спросил, почему это так. Она ответила: «Не знаю». А потом, когда стал к ней присматриваться, то оказалось, что кроме глаз у нее слух плохой, на 85%. За то, что она меня обманула и скрыла свою болесть, я не хочу жить с ней. У меня теперь другая жена — проверенная.
ОТВЕТЦИТСА: Глаза у меня не дергаются, а то, что я недослышу, это не мешает жить. Развода не дам и уступать его никому не собираюсь. Буду жаловаться выше. А по глазам направьте на освидетельствование.
В иске отказано.

ИСТЕЦ: Прожил с женой несколько дней. Оказалось, что мне ее подсунули по пьянке с браком. У нее голова все время подвязана полотенцем, а выдали ее замуж, чтобы исцелиться. А я не пророк, и с такой головой жить не желаю.
ОТВЕТЧИТЦА: Голова у меня болит потому, что он все время бьет меня по голове, как по качану. Расходу ему не дам. Обживемся, привыкнем. Голову полотенцем обвязывать не буду.
В иске отказано.

ИСТЕЦ: Я зарегистрировался с этой женщиной. На второй день ушел на работу. Прихожу вечером домой, а жены нет. Ее увез другой парень, с которым она гуляла раньше. Хорошо, что свадьбу не справил, не вошел в расход. Прошу развести.
ОТВЕТЧИТЦА: Развода не дам. Я снова вернулась к нему. Свадьбу справлю за свой счет. Тот парень, что меня увозил, привез обратно. Куда я теперь?
Помирили. Больше в суд не обращались.

ИСТИЦА: Только зарегистрировались, а не жили. На свадьбе все гости передрались. Особенно дрался мой муж. Все в избе перебили, еду всю перетоптали на полу. На столе осталась одна солонка. Я была в наряде невесты в фате. Меня выбросили в канаву, а на улице был дождь. Родители меня нашли и увезли домой. Муж живет по соседству с нами и говорит, что украдет меня через забор. Отец на забор гвоздей набил.
В иске отказано. Помирили.
*

ДОСТОЙНА РУКИ ВЕНЬКИ

Стоял тихий вечер, из тех, когда сумерки постепенно поглощают яркий свет уходящего дня, а кипарисы и море принимают всё более темный оттенок. Ошалевшие от жары, обгоревшие на беспощадном солнце отдыхающие высыпали в парк при гостинице, чтобы передохнуть от дневного зноя, а потом снова неистово вломиться в приключения вечернего и ночного Сочи.
Мой очередной сосед по скамейке оказался фронтовиком, мы перебрасывались редкими фразами ни о чем — и это устраивало обоих.
На скамейке было свободное место, которое заняла молодая женщина с ребенком. Девочка лет пяти стала рисовать себя саму мелком на асфальте. Юное дарование явно перестаралось, заполнив весь кружочек головки рисунка большими глазами, не оставив места для носика и рта. Исправить свое творение она не успела. Мама, взяв её за руку, направилась к выходу из парка.
— Глаза, глаза, — неожиданно несколько раз, чуть слышно, с налетом грусти, повторил мой собеседник. Видимо заметив мое недоумение, он отвел взгляд от рисунка и спросил:
— Хотите ,я расскажу вам эпизод, в котором большие глаза сыграли не только важную, но и трагическую роль? Уверяю, это не займет много времени.
— Ну, если немного то, пожалуй, — без особого энтузиазма согласился я.
«С Венькой Кондратьевым мы сидели за одной партой с первого по десятый класс и были неразлучными друзьями. Мне казалось, что с того момента, когда впервые в его руки попал карандаш, он рисовал женские лица с большими глазами, которые занимали большую часть лица. Эти глаза были всюду: на тетрадках, книгах и даже на Венькином ранце, а потом и на портфеле. Об этой странности моего друга знала вся школа. К его художеству привыкли, как привыкают к звонку на перемену. Заверения товарищей, что таких глаз не бывает, не производили на Веньку никакого впечатления. Он был твердо уверен, что когда-нибудь обязательно эти глаза ему встретятся. Я был согласен с товарищами, но, в отличие от остальных, не досаждал другу своими замечаниями. И он был мне за это благодарен.
По мере взросления Веньки нарисованные им лица с веселыми, грустными, насмешливыми, но неизменно большими глазами обретали реальные черты. Они были прекрасны! И если кто-то из ребят знакомился с девушкой и хотел подчеркнуть красоту новой пассии, то характеризовал ее фразой: «Достойна руки Веньки!». Среди нашего окружения это было всё равно, что сказать: «Достойна кисти Рафаэля!»
К началу войны мы с Венькой успели получить аттестаты зрелости и ушли добровольцами защищать Родину. После окончания краткосрочных курсов попали на Карельский фронт. С первых дней боев, показав себя смелыми бойцами, мы вскоре были определены в разведку. Мы совершали рейды в тыл противника, брали языков, в составе диверсионных групп минировали железнодорожные пути и дороги, взрывали мосты. При этом шли в авангарде основных групп. В части нас считали обстрелянными бойцами. На наших гимнастерках появились боевые медали. В глазах молодого пополнения мы выглядели фронтовыми ветеранами. Особенное впечатление на новичков производил Венька. При любых обстоятельствах аккуратно одет, чисто выбрит. Самый меткий стрелок части. Его винтовка с оптическим прицелом не знала промаха. Нередко его зоркий глаз художника спасал нам жизнь
До сего времени помню эту дату —26 января 1942 года.
Уже двое суток, получив приказ взорвать мост в тылу противника, мы, четверо бойцов во главе с лейтенантом, пробирались к месту проведения операции. Лейтенант Василий Скукин, старшина Хоменко и бойцы Сергей Клюев, Вениамин Кондратьев и я. Мы были почти уже у цели, когда утром этого злополучного дня наткнулись на небольшое озеро, зажатое со всех сторон обледенелыми валунами. На противоположной стороне этого открытого пяточка стеной стоял лес. Не могло быть и речи, чтобы обойти или незаметно миновать озеро. Времени было в обрез, и лейтенант принял решение пройти заснеженный водоем по одному. Первым пошел Клюев. Остальные стали наблюдать за лесом. Разведчик пробежал на лыжах половину пути, когда раздался звук выстрела и боец упал в снег.
Снайпер! Кукушка! В глубоком тылу!? Этого еще не хватало!
Клюев не подавал признаков жизни. Притаился? Убит? А ещё мы видели большую ель на опушке леса, которая чуть «дымилась» от снега, потревоженного выстрелом.
— Кто видит кукушку? — зашипел лейтенант.
— Я, — ответил Венька, вглядываясь в оптический прицел винтовки. За ствол прячется.
— Замереть! Если у снайпера есть связь, хана! Думаю, что нет. А вот близко ли база? Посадили на всякий случай, стеречь озеро. От него до моста рукой подать.
Хрен редьки не слаще пробубнил Хоменко. — Где бы база не была, менять кукушку должны. По сегодняшнему морозу долго не просидишь. Вот он вопрос.
— Снайпера надо снимать, и как можно быстрее. Из графика выбиваемся, — принял решение лейтенант. — Кондратьев, твоя задача. Остальным молчать. Стреляет только он.
Первые выстрелы успеха не имели. Вражеский снайпер выжидал. Знал, что хозяином над озером пока был он.
После третьего выстрела ель замахала ветками, стряхивая снег под тяжестью падающего тела. Качнулись напоследок еловые лапы, и все стихло.
— Кондратьев, вперед! Посмотри, что там. Петляй по озеру. Клюева проскочи. Наша забота. Твое дело снайпер. Может быть он только ранен и к своим драпает. Уничтожить во что бы то не стало! Остальным оставаться на месте до его сигнала, — единым выдохом приказал лейтенант.
Венька бросился через озеро к лесу.
Мы видели, как он добежал до ели, снял лыжи и, проваливаясь в снег, исчез под ветвями огромного дерева. Прошла минута, две, пять — что там? Почему нет сигнала?
— Буров, давай к нему! Быть все время в поле зрения!
Я по проложенной лыжне махом подлетел к ели и заглянул под нижние ветки.
У ствола дерева я увидел своего друга. Он лежал на снайпере, который обхватил его руками. В первое мгновение показалось, что они борются, но тела не двигались! Подав сигнал товарищам, что путь свободен, я успел еще заметить, как они домчались к Клюеву, и только тогда, сняв лыжи, подлез ближе к стволу. В лучах пробивающегося сквозь ветки света я увидел глаза! Да, глаза, те самые, которые рисовал Венька! Невообразимо синие, расширенные при встрече со смертью, они были чертовски, неестественно огромны! В обрамлении рыжих волос напоминали два больших озера с глинистыми берегами.
Что там?— спросил подоспевший лейтенант.
Я не ответил, начал разжимать руки кукушки — и опешил от неожиданности. На белом маскхалате моего друга чернела рукоятка кинжала. Венька умер сразу. Кинжал торчал из под его левой лопатки. Обладательница любимых венькиных глаз нанесла ему удар в самое сердце! Кукушка тоже была мертва. Пуля перебила пояс, которым она была привязана к дереву, и распорола ей бок. Мы так и вытащили их в обнимку из под сосны, и старшина, казалось бы, совсем не к стати , произнес фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Что же вы наделали, дети? Война проклятая…»
А нам он сказал: «Беспечность! Непозволительная беспечность. Не новичок ведь. В каких переделках был. И на кой лях понадобилось поднимать-то её?
Только я мог представить себе, как всё произошло несколько минут назад. Нагнувшись над снайпером-девчонкой, еще живой, Венька повстречал те самые глаза, о которых мечтал всю свою короткую жизнь! Не важно, что они в тот момент выражали: ненависть, мольбу, боль — но это были те самые, намечтанные им глаза! И когда, позабыв обо всем на свете, Венька стал приподнимать девушку, она, будто обняла его, и из последних сил вогнала уже приготовленный кинжал в его сердце.
На захоронение товарищей времени не было. Оставлять кукушку тоже было нельзя. Пока будут выяснять причины её исчезновения, пройдет время, и это даст нам фору. Мы соорудили волокушу из лыж погибших товарищей, уложили на них тела и двинулись дальше к намеченной цели. Бог был за нас: началась пурга , она набирала силу и давала нам уверенность в том , что через несколько минут и ни люди, ни собаки не смогут обнаружить наши следы. Пройдя километра два, мы замаскировали труппы в глубокой расщелине скалы, которую тут же начинал засыпать снег. Мост взорвали. В часть возвращались другим путем.
После войны я дважды бывал в Карелии, старался найти место захоронения Веньки. Во второй раз, казалось, разыскал проход к озеру, но дорогу преградили непроходимые болота, по которым можно пройти только зимой на лыжах, а с моим протезом вместо ноги это невыполнимо.
Болота и скалы надежно хранят могилу моих боевых товарищей и девчонки с синими, большими глазами, достойными руки Веньки.»
Фронтовик протянул мне руку на прощанье. Отойдя от скамейки несколько шагов, вернулся и стер подошвой рисунок с большими глазами.
*

ТРОЕ

Вечером этого дня, как всегда, она накормила их ужином.
Помогла мужу пройти в его комнату и посадила в кресло, перед телевизором. Поставила для ног стул с подушечкой для ног. Вторую думочку положила ему на колени. Подошел любимиц семьи кот. Было время, когда он молнией запрыгивал на колени хозяина и громко мурлыкал, чувствуя ласковые поглаживания. Теперь на прыжок и долгое мурлыкание не было сил. Хозяйка взяла его тщедушное тельце  с облезлым хвостиком и посадила его на колени мужу. По его просьбе включила телевизор, со слабым звуком. Знала она, что через несколько минут, под мельканье кадров, муж начнет дремать, а потом позовет ее, чтобы добраться до кровати и лечь спать.
Хозяин и кот были не старыми, а очень старыми — по меркам, отпущенным на жизнь человеческому и кошачьему роду.
Ни у того, ни у другого не осталось ничего, кроме клочка жизни, который с каждым днем становился все меньше. Был еще один вопрос на двоих: кого из них первым проводит хозяйка в человеческий или кошачий крематорий.
Сейчас же, благодаря ей, они накормлены, окружены вниманием, заботой, защищены от всех невзгод. И будет так до скончания их века. Слава Богу, хозяйка была моложе мужа на 18 лет. на здоровье она никогда не жаловалась, к врачам ходить не любила, справлялась с редкими мелкими недугами сама. В ее медицинской карте поликлиники всего одна запись: «Жалоба на болезнь зубов…». Супруги прожили в полном согласии 38 лет. Детей Бог не дал. Связь с дальними родственниками из глухой сибирской деревни, где она родилась, как-то само собой прервалась. Больше никого нет.
Сидя за кухонным столом, хранительница домашнего очага перебирала в памяти дела на грядущий день: сходить в поликлинику за лекарством для мужа, купить для кота диетический корм и вазелиновое масло (стал плохо какать, беда), заплатить за квартиру, приготовить обед…».
Время позднее. Пора спать. Завтра трудный день.
Она приготовила постель ко сну и пошла в ванную комнату, чтобы умыться перед сном. И там мгновенно умерла. Остановилось сердце!
Проснувшись утром, муж стал звать жену, чтобы она помогла ему встать с постели, умыться, одеться и сесть завтракать. Кот ждал, когда хозяйка положит ему в мисочку Вискаса и нальет в блюдце воды.
Не дождались.
*

ЗАКУСЬ

Сосед по санаторному столу, по профессии стропальщик, рассказывал.
Строила его бригада дом в одном небольшом городке. Работы навалом. Пришлось взять подсобным рабочим местного мужика. Недели не прошло, как он заявляет, что у него подоспел День Ангела. Всю нашу бригаду из четырех человек отметить именины приглашает. Благо условия позволяют: жена к родственникам уехала, не скоро вернется, стол в доме большой, и закуски в погребе навалом. А была суббота. Завтра воскресенье Под краном стоять не надо. Одним словом, причин не было, чтобы отказать человеку в его святом намерении. Ну и потопали в гости. Правда, перед этим, сразу после работы, в вагончике крепко «отметились». А когда, взявши друг друга под локотки, к дому именинника двинулись, темнеть начало. И надо же! В окнах избы свет горит. Хозяйка раньше времени домой вернулась! Зачинщик мероприятия в шоке. Вроде даже протрезвел от такой подлянки со стороны суженной. Почесал репу и заявляет, что если такой оравой да в таком подпитии, да с бутылью в кармане у каждого перед его благоверной явиться, ора не миновать. Это все равно, что каждому из нас на голову пятитонная панель свалится.
До базы обратно без подкрепления не дотащимся. А без закуси принять живительной влаги нутро не позволяет. Положение прямо безвыходное! И тут именинник предлагает отметить событие культурно на природе. На его огороде. Благо начало июня, теплынь, звездочки на небе. Если громко орать не будем, то его глуховатая жена и не догадается, что хозяин гостей принимал. И, главное, на огороде во всю зелень поперла. Правда, весь зеленый лук, что из земли выскочил, они на базар срезали, а что чеснок молодой остался, так это точно. Правда тут же хозяин признался, что огородом не занимается, но, зато помнит, что жена грядку с чесноком около сортира приспособила. Так что ориентир верный!
Расселись вдоль этой грядки. Смотрим, точно: из земли зелененькие усики торчат. Мужик из сарая банки припер. Предупредил: хвосты подряд не драть, а через раз. Чтобы не заметно было, что у грядки паслись. Ну, и, как говорят, с Богом!
После первого и второго пузыря через раз закуску рвали. От землицы головку стряхнешь, об рукав вытрешь и в рот. Хорошо пошло. Правда, чеснок с какой-то кислинкой был, но видно, не созрел еще. А уже как до третьей бутылки дорвались, бдительность совсем потеряли, и пропололи грядку начисто! Ни былинки не осталось!
Короче, как до базы добрались, не помним. За воскресенье проспались.
В понедельник пришел на работу наш местный подельник весь взъерошенный с синеватым оттенком на лице. Рассказал. Вышла утром его благоверная на огород и завыла сиреной на всю округу. Орет, что какая-то сволочь ночью у нее всю рассаду тюльпанов выдрала. Жулье до того обнаглело, что пустые бутылки, из-под водки вместо благородных цветов натыкала!
Я, говорит именинник, тоже орал и матерился. Она думала, что вою из солидарности, а у меня живот от её цветочков крутило.
А нам, стропальщикам, столь необычная закусь — ничего. Не повредила. Пронесло!
*

В соавторстве с Вильямом Озолиным

ЛУЖА

Свояк мой, Петро, за правду пострадал. Рассказывал, сон ему перед тем коварным днём приснился.
Будто бы спустился к его изголовью стрелец с этикетки его любимой водки «Стрелецкой». Вначале мирный такой был, незлобный, секиру под мышкой, как лопату, держал. Постучал служивый костяшкой пальца по башке Петро, вопрос задал:
— Болит черепок-то?
Петро в комок сжался, пожаром-перегаром внутри вспыхнул. Правда, когда воздух выпустил, полегчало. Ответил бородатому:
— Трещит, проклятая! Ты вместо вопросов облегчил бы чем!
— Рубить будем, — рыкнул стрелец и ловко перехватил секиру наизготовку.
А Петро что — не испугался даже. А чего пугаться-то? Вторую неделю водку жрать, а потом похмельем мучиться? Лучше уж так, без мучений…
И было уже и перекрестился, и стрелец секирой взмахнул, чтобы башку непутёвую снесть, да дверь скрипнула, и сон слетел.
А вместо стрельца жена Клалвка у изголовья объявилась. Вовсе обезоруженная, даже без скалки. Петро на всякий случай всхлипнул, как дитё малое, перед поркой приготовился к Клавкиному ору. А вместо этого слышит — ласковый голосок раздаётся:
— Поднимайся, Петенька, я тебе на опохмелочку бутылочку «Стрелецкой» купила, иди, откушай!
— Это я помираю, — подумал страдалец. — В последние моменты жизни ужастики посещают: то бородач с секирой, то Клавка с бутылкой. Да жена наяву-то своими руками задушит, яду скорей нальёт, чем стопарь поднесёт, а тут с бутылкой объявилась.
А Клавка за плечо теребит, к столу приглашает.
Так в полумёртвом забытьи Петро до кухонного стола добрался. Видит: Матерь Божья! И впрямь посреди клеёнки его любимая «Стрелецкая» поблескивает. Огурчики, селёдочка нарезаны, картошечка с укропчиком маячит.
Жёнушка между тем себе в рюмочку водочки плеснула, а муженьку полный тонкий стакан набуравила. Петро от таких действий снова с катушек съехал. Не поймёт: то ли явь, то ли помер. Допёр, что на том свете неизвестно, поднесут или нет, а тут вот — пользуйся, пока не отобрали. Схватил обеими трясущимися руками стакан и опрокинул единым махом живительную влагу в нутро. Красными пятнами по лицу пошёл, возвращаться в реальность начал. На всякий случай спросил:
— Клава, ты чё?
— А ничё! Дома теперь пить будешь! Сама тебе по воскресеньям буду за бутылкой ходить, чтобы не шлялся пьяный по посёлку. Люди уже тебя в алкоголики обозначили. Стыдобушка!
И тут же, в подтверждение сказанному собственноручно второй стакан ему налила. Ну, после второго-то стакана Петро уже на ноги поднялся, на кухне из угла в угол шастать начал, бормоча себе под нос: «Ни хрена понять не могу!»
А Клавка всё в удивление вводит. После грамулечки прямо в раж вошла. На мужа смотрит, глаза горят, улыбается. И вдруг как выдаст:
— Эх! Гулять так гулять! Сбегаю за второй! Я мигом! Сумку хвать — и в дверь. Петру почему-то стало страшно. «За второй побегла!». Захотелось вернуть стрельца и на коленях умолять, чтобы отрубил-таки Петькину свихнувшуюся голову.
Но поллитровка свое берет. Поборола страхи и сомнения. Ну и посиди за столом. Закуси. Помечтай о приятностях, которые женушка преподносит. Так ведь нет. На волю его, видите ли, потянуло. Свеженького воздуха захотелось.
Вышел. Сел на крылечко. Закурил и стал смотреть на лужу у крыльца. Ночью прошел ливень, и лужа разбухла от воды. Слыхал где-то, что японцы для душевного равновесия на камни смотрят. Камня не было. Петро на лужу пялиться начал. Вдруг видит: в луже что-то шевелится. Муть со дна поднимает. И рыбий хвост, вроде, показался. «Рыба! В луже! Еще одна напасть! Все! Крыша поехала!» — подумал мужик. А рука сама к воде тянется.
Петро на всякий случай перекрестился и стал по луже шарить. Глянь, и правда рыбину ухватил! Да большой такой налимище! Глаза также глупо таращит, как Петро, при виде такого чуда. Оба, видать мало чего соображают. А тут и Клавка в калитку входит.
— Вот налима в луже словил – залепетал Петро. – Не вру. Гляди, какой здоровенный!
А жена что? Рада!
— Обмою — и на сковородку. Рыба посуху не плавает. Тут бутылочка и сгодится. Рассусоливать нечего, мне на работу спешить надо.
После второй бутылки под налима Петро окончательно оклемался. Блаженно на мир смотреть начал. Жена на работу побежала, а Петро снова во двор поперся.  Видит, сосед Колька забор чинит. Он по вечерам, по пьяни его ломает, а поутру чинит. Каждый раз так. Неугомонный какой-то.
Петро, по простоте душевной, рассказал соседу, как в луже налима словил, а Клавка ему на опохмелку за водкой бегала. А налима съели с женой, под бутылку. И вообще как на свете жить хорошо.
Колька в ответ покрутил пальцем у виска и говорит:
— Ты, Петро, что–то не то базаришь. Ну налим в луже — бред. Что по пьяни не покажется. Но чтобы Клавка твоя, да за бутылкой – это ты спятил. Иди, проспись.
А Петька свое гнет.
— Да вот те крест! Поймал я налима в луже, и мы его с женой под бутылку слопали.
А Колька свое
— Врешь! Лечиться тебе надо!
Ну, Петька за правду то мать родную не пожалеет, не то что соседа. Спор, конечно. Драка. Петро на Кольке тельняшку порвал. Колька доской по башке соседа двинул. Люди понабежали. Колька орет:
— В психушку Петьку надо! Он говорит, что налима в луже поймал! А евона Клавка, первая стерва против пьяни, ему за водкой бегала!
Общество, такому вранью, особенно по второму случаю, возмущается, но мужиков разняли. Колька-то домой убежал тельняшку чинить. А Петро в раж вошел. Трясется от обиды за неверие такое. Слюной исходит, голосит, что был налим и жена ему бутылки преподносила!
И тут какой-то доброхот скорую вызвал, и засадили правдолюба в психушку. Петька там свою правоту главному врачу Карлу Карловичу доказывал. А врачу каждый день каждый свою правду доказывает. Те же соседи по палате. Один Банапарт, второй Лжедмитрий, третий Циолковский. А ответ всем один за правду — лишний укол в задницу, для отключения доказательств.
Петро, правда, через неделю отсидки, исключение врач сделал.
Прежде чем укол засадить, по секрету сообщил, что его супруга Клавдия Никаноровна не подтверждает показания больного, то есть Петро! На очередном свидании правдолюбец своей правоверной вопрос задал:
— Ты, что же, язва, врачу, брешешь. Ведь был налим в луже, и за пузырем бегала!
А Клава ласково так, чтобы нервы у больного не будоражить,
заявляет:
— Померещилось тебе все, Петруша. Это горячка проклятая извела тебя на почве употребления алкоголя.
Размахнулся Петро, чтобы благоверной врезать за такую подлянку, да санитары не дали. Повязали. А добрейший врач, кроме уколов, еще три раза в день клизму прописал.
А время идет.
Уже Банопарт сознался, что малость загнул об императорском звании. Лжедмитрий отказался от поста Главнокомандующего Китайской армии. На волю вышли. И только Циолковский продолжал требовать, чтобы ему предоставили трубу, хотя бы водопроводную, и дрель, чтобы он дырок насверлил и на созданной ракете на Марс улетел, или, на худой конец, в Америку драпанул.
А Петро тоже на новую орбиту вышел в поисках правды. Требует пригласить розыскную собаку. Чтобы унюхала честная псина кости рыбные на грядке. Собака не человек, врать не станет. Еще месяц бился. Результат — лишние уколы и клизмы, в задницу.
Наконец, допер. За истину и сгинуть можно. Явился к главврачу с повинной. Набрехал: мол, по пьяни и про водку, и про налима, что якобы, в луже поймал. Чего уж там. Прощения прошу, что психушку в разор ввел на клизмы и уколы.
И ведь помогло! Выпустили!
А у больничных ворот его жена Клавдия встретила. Под руку подхватила. Домой двинулись. Ластится. Расчувствовалась.
— Ты, Петенька, на меня не серчай, что было делать-то ? Запился ты в доску. На лечение не соглашался. Мама моя надоумила. Купила я рыбину, да в лужу бросила. Схватил ты рыбку-наживку. Тут тебе и хана! Психушка верная! Глянь, как помогло-то! Какой стал гладенький. Глазки ясные. Прямо загляденье!
Петро от такого заявления в ступор вошел. Как тот налим, на свету, глаза вылупил. Клавку оттолкнул и вначале пошел, а потом побежал обратно к Карл Карловичу с новыми фактами правду доказывать! До ворот добежал. Да во время вспомнил про уколы и клизмы лечебные, махнул рукой и к жене вернулся.
И удивительно! Истопник Петр Васильевич  после этого случая спиртное на дух не переносит. Канавку прорыл, чтобы от лужи и следа не осталось.
А его жена Клавдия правду всем поведала, что с мужем натворила, чтобы ее муженька за вруна не считали.
А мужики того поселка лужи подальше обходить стали.
*

СОАВТОР
Сценка в стиле Райкина

Имеют место случаи, когда автор
вынужден брать в соавторы лиц,
не имеющих отношения к его изобретению.

(На сцену выходит субъект с рулоном ватмана под мышкой. Всматривается в зал. Останавливает взгляд на зрителях.)

— Вот я спрошу вас, как тот артист Райкин. Царство ему небесное. Угадайте, кто я, с рулоном под мышкой, в рабочее время?
Художник? Нет!
Архитектор? Нет!
Конструктор? Нет!
Не гадайте, все равно не отгадаете.
Я творец! Непонятно? Объясняю.
Кто это такой? Как намекал мой любимый артист? (Делает над головой круговые движения пальцами.) Угадали? Точно. Он самый. Изобретатель! Но я тоже не он. Упаси господи. Соавтор я!
Они эти (Снова делает движения пальцами над головой) изобретают, а я, значит, около них. Вместе сообща науку двигаем. Только в разные стороны. Они науку вперед двигают, а я ее вширь использую. Непонятно?
(Озирается. Приглушает голос)
Я расширением своей жилплощади занимаюсь. Усекли? Иной изобретатель двинет вперед науку или нет, еще вопрос, а мне еще один патент получить и вместо двухкомнатной квартиры, по закону, трехкомнатная светит. Каждому члену семьи по комнате: мне, жене и овчарке по кличке Экспертиза. Я тут все специальности выявил, по которым расширяться можно. В научные работники или там академики — не пошел. Хлопот много. А изобретательством, тем более соавторством, многие занимаются.
Теперь можете меня спросить, откуда я иду с солидным рулоном? Отвечу вам теперь уже без боязни. От патентников. Отдел у нас есть такой патентный, где заявки на изобретения принимают.
(Хихикает)
Ой! Умора! Конфуз у меня там вышел. Еле ноги унес. Мой очередной кормилец-изобретатель занемог, из-за творческого перенапряжения, наверное. Звонит мне.
— Митрофаныч, — говорит, — возьми у меня на столе чертеж и тетрадочку с разъяснениями по изобретению и сдай это все в Патентный отдел, как один из соавторов. Оробел я. — А вдруг спросят чего?
— Смелее, говорит, не бойся. Конец квартала. Они сейчас для отчета любой заявке рады.
И как в воду глядел! Только вошел я в отдел, патентник рулон у меня выхватил, развернул, рассматривать начал. «Во, думаю, бедный, как по изобретениям изголодался, прямо из зубов рвет».
Смотрит очкарик на картинку и вдруг как брякнет.
— Названия нет. Не разберу. Подскажите, где здесь верх а где низ?
Ну, на такой вопрос каждый соавтор ответить может.
— Низ, — говорю, — там, где подписи!
— Хорошо. Если эти закорючки принять за подписи, то почему тогда колеса сверху, а внизу трубы изображены?
Теперь и я на картинку глянул. Верно, какая-то штуковина нарисована вверх колесами, а из нее длинная то ли труба, то ли кишка торчит.
— Что ж ты, — спрашиваю, — изделию вверх колесами рассматриваешь, хотя и в очках? Раз колеса, значит низ, а раз труба — то верх. А он свое гнет.
— Да, но что вы называете подписями над трубой? Сами заявляли, где подписи, там низ.
А я в ответ:
— А, может, это и не подписи вовсе, а дымок из трубы колечками изображен! Соображать надо!
Этот, по изобретательству, заерзал на стуле, словно на рациональное зерно сел, а от вопросов никак не отучается. Роет и роет, прямо какой-то могильщик изобретательства.
 — Вы, — спрашивает, — на работе зачем сидите?
Странный вопрос. Мало кто точно на него ответить может, зачем он на работе сидит. А он свое гнет. — Я имею в виду, сидите за кульманом, компьютером? Кто вы? Конструктор? Расчетчик?
Отвечаю. Я ни за чем не сижу, а сижу на чем. А сижу я на крепеже! На болтах и гвоздях сижу!
Челюсть у него отвалилась:
— Неужели Йог?
Тут у меня терпение лопнуло. Вижу, топит. Не выплыву. Не примет он у меня тетрадку с картинкой. Терять нечего.
— Не позволю, — кричу, — в рабочее время, хотя и после обеда, оскорблением заниматься! То я конструктор, то Йог какой-то. Не могу я в такой нервной обстановке изобретательскую мысль излагать. Схватил бумажки и из кабинета вон!
Ну, а кто я, вам откроюсь. Кладовщик я. Должность самая нужная в изобретательстве. Да без моего крепежу, этот самый конструктор-изобретатель всю свою творческую жизнь свой агрегат с колесами и трубой в разобранном виде на горбе таскать будет. А вписал он меня в соавторы, выдал я ему дефицитные болтики, свинтил он агрегат — и пожалуйста, находу открытие! Опять же, сараюшку он на дачке чем сколачивать без моих гвоздей будет? Да что я, хуже других, что ли? В пояснительной тетрадке, которую я в отдел приволок, половина места фамилиями соавторов занята! А как же! За здорово живешь чертеж не начертят, детали не выточат, заключения нужного о полезности не дадут. А авторитетная фамилия, чтоб ход изобретению дать — это уж обязательно! Так что деться этим авторам-изобретений без нас, нужных соавторов, никуда! (Показывает кулак) Вот где они у нас, эти изобретатели!
Ну не отгадал я, что на картинке нарисовано! Ну и что?! Конец света? Наука не в ту сторону сдвинулась? Может, я не тот рулон со стола изобретателя схватил впопыхах. Я соавтор. Мало ли чего мне подписать подсунуть могут! Моя главная задача, чтоб другие соавторы не обошли. Рот не разевай!
Ладно, пойду, рулончик и тетрадочку обратно положу, пусть сам изобретатель расхлебывает, чего наворотил. (Начинает уходить. Останавливается. Обращается к зрителям)
— Ты, в очках, случайно, не того? (Делает пальцами кружения над головой). Нет. Дача есть? Тоже нет. Гвоздики в ботинки забивать не надо? Нет. Ну и нечего с тобой время терять. Не выйдет из тебя изобретателя. (Махнув рукой, уходит со сцены)
*

ЗУБ
Юмористический рассказ для детей

Все складывалось как нельзя хуже. За день до начала футбольного матча между нашими ребятами и командой соседнего двора у меня начал шататься и болеть зуб.
— Вратарь без головы все равно, что не зашнурованный мяч, — узнав о моей беде, заявил капитан нашей команды, мой сосед по квартире Толька Рябов. — Из нее в самый ответственный момент внутренности вылететь могут.
— Болит у меня не голова, а зуб, который во рту. А голова на плечах, — уточнил я.
— Голова то на плечах, но какая? Не-пол-но-цен-ная ! С изъяном, — невозмутимо изрек Толька. — Во время матча ты вместо того, чтобы думать, как мяч взять, языком зуб трогать будешь, о зубной боли думать.
На этот раз капитан попал в самую девятку, как говорят футболисты.
— Придется тебе, старик, к врачу идти. Там научились без боли зубы рвать. Чик — и готово, — авторитетно заявил Толька, как будто бы только что встал с зубоврачебного кресла.
— А вдруг зуб еще сохранить можно? Сверлить начнут, пломбу ставить? Это другое дело, — сопротивлялся я.
— А ну открой рот! — приказал Толька.
Я открыл. Он посмотрел на мои зубы, многозначительно хмыкнул и вдруг, сунув мне свой грязный палец в рот, шатнул больной зуб.
От такой неожиданной выходки и боли рот у меня захлопнулся, словно крышка чемодана. Щелканья зубов я не услышал. Зато услышал, как завопил Толька и увидел капитана, скачущего на одной ноге с укушенным пальцем под мышкой. Я приготовился к самому худшему. Но, видимо, ссориться со мной в его планы не входило.
Немного пошипев и помахав в воздухе рукой, он, как всегда, авторитетно заявил:
— Сверлить не будут, на одной половинке держится. В больницу с таким зубом ходить — время терять, а через полчаса у нас генеральная тренировка. Заменить тебя некем. Сами вырвем.
— То есть, как это — сами? — пролепетал я.
— При помощи психологического момента и крепкой нитки — дал четкое определение мой зубной эскулап.
Выхода не было, я дал согласие.
 Мы нашли в мамином ящике крепкую нитку. Один конец ее Толька привязал к моему зубу, а второй — к дверной ручке комнаты. Теперь, чтобы я не боялся боли, оставалось неожиданно открыть дверь, зуб вылетит, и я превращусь в полноценного, без всяких изъянов, вратаря. Для того, чтобы я не смалодушничал и не порвал раньше времени нитку, Толька привязал мне руки и ноги к стулу кухонными полотенцами. Крикнув мне:  «Будь героем!», он кошкой выпрыгнул в открытое окно нашего первого этажа во двор, откуда уже доносились крики тдрузей-футболистов.
Тренировка началась.
Я посчитал, что капитан поступил правильно, оставив меня на короткий момент одного: пока я прислушиваюсь к звукам игры, может, и. , не стану так напряжённо думать о нитке.
Время шло. Зуб болел. Капитан операцию затягивал.
Когда руки и ноги у меня занемели, я понял, что Толька, увлекшись игрой, попросту обо мне забыл.
Попытка выпутаться из полотенец потерпела крах, и я решил подать голос. С открытым ртом, из которого капала слюна, можно было произвести только один звук.
— А…А…А… завопил я на все лады. Результат равнялся нулю.
Во дворе стоял такой гвалт, что услышать мои позывные никто не мог.
Ситуацию спас штрафной. Когда наступила полнейшая тишина перед решающим ударом, я снова завопил во весь голос.
И тут раздался истошный крик Тольки.
— Ой , братва! Генка гибнет! За мной!
Еще не поняв, что случилось, вся команда бросилась за капитаном. Я слышал, как ребята ворвались в подъезд, потом в квартиру — и рванули дверь, к которой я был привязан.
Зуб болтался на нитке, а я, освобожденный от полотенец, стоял, покачиваясь у стула, и выслушивал извинения моего врачевателя.
После этого случая меня держали за пацана с крепкими нервами. Толька с капитана был снят за то, что забыл о товарище, создав ему безвыходное положение.
По общему мнению, «психологическая операция» принесла больше пользы Тольке, чем мне. После этого случая он стал вести себя скромнее, не задирал нос и не кричал на своих товарищей, как раньше.
А в матч с ребятами соседнего двора мы выиграли со счетом 3–0, во главе с новым капитаном, которым был я.
*

ХАЛАТНОСТЬ

Наша кассирша Лукерья Ниловна имеет поистине мягкое сердце. Прямо кусок воска, а не сердце. Это редкое в наше время качество вынуждает добрейшую Лукерью присутствовать на всех попавших в ее поле зрения торжественных и печальных событиях сослуживцев, связанных с угощением. Знаменательные даты Ниловна записывает в блокнотик, который хранит от посторонних глаз, вместе с деньгами, в несгораемом сейфе. Благодаря этой книжице, она считается в коллективе человеком чутким и обладающим феноменальной памятью. Знала Лукерья Ниловна, кому в тот или иной день улыбку подарить, а для кого, выражая сочувствие, и слезу пустить.
В один из последних дней августа сидела Лукерья за столом, вперив недоумённый взгляд в свой блокнотик, и мучительно старалась вспомнить, к чему это на страничке с сегодняшней датой упомянута Маша, бухгалтер соседнего отдела. Одна только фраза: «Машенька — белобрысенькая, не забыть !» Какое-то событие у девушки в этот день есть! Но какое? Спросить нельзя: имидж потеряешь! Ниловна кляла себя за допущенную халатность при записи, но вспомнить повод так и не смогла.
Промаявшись до обеденного перерыва, Ниловна двинулась в соседний отдел. Придав лицу что-то среднее между радостью и печалью, кассирша вошла в кабинет. И во время.
Вокруг Машиного стола столпились сослуживцы и угощались пирожными из большой коробки. «Сдоба! Поминки! Дернуло подумать Лукерью. Ну конечно. Кажется, год назад у девушки двоюродная тетенька преставилась. Годовщинник отмечают.
Машенька меж тем коробку с угощением Лукерье Ниловне протягивает. Рот у нее, как и у других, вкуснотой занят. Взяла Лукерья пирожное, на котором казалось крема побольше, сотворила грустную мину и покатилась из ее натренированных глаз слезы.
— Горемычная ты наша сиротинушка, начала причитать Ниловна. Все сотрудники к ней повернулись. Рты пораскрывали. О сладостях забыли. Сама виновница угощения удивленными глазами на кассиршу смотрит. Лукерья ничего не замечает. В роль вошла. Ее, как говорят, понесло.
— Спасибо тебе, деточка от лица покойницы. Поминочки устроила. Ничего, что скромно и в рабочем кабинете. Какая-никакая, а память.
— Постойте ! Да о чем же вы, — начала Машенька, и вдруг взмахнув руками, заливисто засмеялась. Вослед засмеялись и сослуживцы.
«Спятили? Или я не ту линию гну? Не тот сценарий выдаю?», — подумала Лукерья и хотела ретироваться в коридор.
— Лукерья Ниловна, куда же вы? Ой, не могу! Оставайтесь с нами! Угощайтесь! Только мы не поминки отмечаем, а один из счастливейших дней моей жизни! Помните, я вам  как-то говорила, что закачу пир, если сдам экзамены в институт? Меня приняли! С 1 сентября я — студентка!
Новый взрыв смеха всколыхнул воздух.
В общий смех вплелось и похихикивание добрейшей Лукерьи Ниловны, объяснивший свой конфуз производственным переутомлением.
*

МОЛИТВА
Один день

Если встать лицом к Сочинскому морскому порту и слева от него подняться на возвышенность, где когда-то стоял маяк, можно было попасть в скверик — небольшой участок, украшенный цветочной рассадой. Несколько скамеек дополняли незатейливый пейзаж. Туристам здесь делать было нечего, местные жители сюда редко заглядывали. 
Конец тропинки скверика заканчивался многометровым крутым обрывом, внизу которого громоздилась валуны, занесённые сильными штормами.
Среди местных ходили слухи, что были случаи, когда отчаявшиеся люди  бросались с этого обрыва вниз. Шанса выжить не было.
Я любил бывать в этом уединенном месте, где можно было укрыться от повседневных забот.
В один из дней июня я сидел на скамейке в моем зеленом убежище.
С утра грызла меня навязчивая тоска. Голова разрывалась от ночного загула и требовала опохмелки. Завалявшийся в кармане пятак проблем не решал. Шастать в поисках собутыльников или перехватить у кого-то денег было лень. Мысль о том, что превращаюсь в никому не нужного пьяницу-бомжа и что я бессилен что-либо изменить неустанно и болезненно сверлила мозг.
Плохо помню, как оказался у обрыва. Вот оно — решение всех проблем! Шаг! Миг! И полная свобода! Засевший в черепке дьявол подтрунивал: «Ты никогда не был трусом! Решал проблемы без колебаний! Будь собой! Сделай шаг — и освободишься от тяжкого груза в душе! Ну, считай: три, два… «Один» я сказать не успел: кто-то кашлянул за моей спиной. Дьявол замолк. Я оглянулся.
Почти рядом со мной стоял, нагнувшись, старик и поднимал с цветка пойманную им пчелку. Не обращая на меня внимания, он посадил ее на шею и после укуса аккуратно вернул уже бесполезное насекомое на прежнее место.
— Ну, что уставился? Лечусь от рака божьими созданиями. Беда вот только: нагнувшись долго быть не могу. Устал, помоги до скамейки дойти, посидеть надо малость. Сели. Старик тяжело дышал. Его шея, обкусанная пчелами, неправдоподобно распухла. Откуда он появился? Или я так долго простоял над обрывом, что ничего не заметил? 
— Больно? — спросил я.
— А то! Ради жизни можно потерпеть. Бороться только за нее надо! Рак преследует меня долгие годы. Ползает во мне, зараза! То в мочевом пузыре завелся. Кровью мочился. То в легкое влез. Теперь вот в горло забрался. Если бы не пчелы, давно бы дуба дал. Дед мой надоумил. Царство ему небесное.
— И помогает?
— Как видишь — жив.
— Ну как же можно все время терпеть такую боль?
— Ты жизнь любишь?
— Да, но…
— Когда речь идет о жизни, не может быть никаких «но». Всегда, при любых обстоятельствах, помни об этом, — сказал он, как отрезал.
Старик поднялся со скамейки и пошел к выходу. Пройдя несколько шагов, повернулся ко мне:
— Дурак ты! К обрыву близко-то не подходи.
Пока моя непутевая, но уже протрезвевшая голова соображала, что к чему, старик исчез на бурлящей жизнью улице.

Я тоже, покинув скверик, побрел по проспекту Ленина от порта.
Колокольный звон привел меня к храму. Вошел. Молящихся было немного. Обратив внимание, с каким усердием они молились, я подумал: «Возможно, Бог, правда, помогает остро нуждающимся?» А мне так нужна была помощь!
Молиться я не умел. Молитв не знал. Просто встал перед распятием Христа и стал просить.
Много, много лет прошло с того времени, но я до сих пор помню, о чём молил. Я просил Бога,  чтобы он спас меня от той беды, к которой я лечу. Что я ещё не стар и полон сил. Что  я бескорыстен и никогда не причинял никому вреда. Очень люблю небо, на котором Он обитает и в котором я летал. Пацаном мастерил планеры, а студентом авиационного техникума строил боевые самолёты для фронта. Это моя специальность, и я уеду из Сочи в любой город страны, где смогу строить самолёты. 
Я начну жизнь с чистого листа и буду приносить пользу людям.
Просил Всевышнего ниспослать мне хорошую женщину, друга, и чтобы совместная наша жизнь была светлой и счастливой.
Моя молитва была настолько искренна, что на глазах выступили слезы и комок волнения подкатил к горлу.
Я вышел из храма. Когда Бог услышит мою молитву, да и вообще услышит ли сочинского шалопая? У него и без меня дел полно.
А существовать надо сегодня. Голова просветлела, без опохмелки обойдусь, а вот желудок еды требует. На оставшийся пятак доехал на автобусе до остановки «Цирк» и стал спускаться по аллее к пляжу, где нередко обитали знакомые «халявщики». Немного посидев на скамейке у фонтана «Купальщицы» спустился на пляж.
Повезло. Встретил Вовку — знаменитого пляжного сердцееда. У него оказалось денег аж на два чебурека. Устроившись в теньке под бетонным заграждением пляжа, мы принялись их с удовольствием уплетать и рассматривать отдыхающх.

Недалеко от нас располагалась высокая, черноволосая, коротко стриженная молодая женщина. От моря к ней направлялась другая:   среднего роста, беленькая, со спрятанными под купальную шапочку волосами. Объединяло женщин одно — красивые фигуры, что тут же привлекло внимание мужчин на пляже. Некоторые из них даже подходили к подругам,  пытались завести разговор, но, видимо, безрезультатно. От нас на разведку был брошен Вовка, который продержался около красавиц дольше остальных и через несколько минут вернулся ко мне. 
Из добытой информации следовало, что девушки из Москвы, работают в одной школе, черненькая учит детей русскому, а беленькая английскому языку. Совершают турпоезку. В Сочи пробудут три дня и едут дальше. Резюме: объекты явно не наши и, несмотря на все их прелести, время тратить на них не стоит.
И все-таки мне захотелось поближе познакомиться с англичаночкой.
Когда ее подруга пошла купаться, я подсел к ней и галантно представился:
— Герман. — Иногда мое имя играло немалую роль при знакомстве с дамами.
— Надежда, — назвалась девушка и сняла купальную шапочку, из-под которой выплеснулась волна золотых непокорных волос, распластавшись почти до самой поясницы. Большие  ярко-синие глаза с милой смешинкой, гладкая кожа, чуть тронутая загаром, очаровательная улыбка ввели меня в стопор. Как бы меня не коверкала жизнь, в глубине души я оставался артистом, поэтом, мечтателем, ценителем прекрасного. Всю свою жизнь до этого дня я грезил о такой женщине!
Я, поднаторевший в делах по завоеванию прекрасного пола, с запасом сотен вариантов подходов к любой даме, согласно её положению, образованию и привлекательности, сидел сейчас и не находил слов. Мое молчание, видимо, затянулось. И тут, опомнившись, я бросил свой главный козырь-завлекалочку: заговорил на английском языке. Как позже выяснилось, это было главным аргументом, почему меня не постигла участь предыдущих кавалеров.
Надежда стала моей женой. К тому времени снесли моё холостяцкое жилище — домик на Музейной, и я получил приличную жилплощадь, которую удалось обменять на жильё в Москве. Сорок пять лет я проработал в одном из ведущих авиационных конструкторских бюро, где занимал и руководящие должности.
В моей комнате размещен небольшой иконостас. По утрам и перед сном я восхваляю Бога за его деяния.

6.01.2017
***