Афганистан, Кабул 27 декабря 1979-го

На фото группа офицеров узла связи ГВС в ДРА на узле связи Главного военного советника в 1981 г. 

Из сборника "Афганистан 1979-1982. Воспоминания связиста".
Продолжение, начало см. "8 декабря 1979-го. Дорога в Афганистан".


                "День и ночь безразлучно с боевым автоматом,
                Пистолет за ремнем, как братишка родной."
   
                Слова из популярной в ДРА песни "Здесь 
                под  небом чужим",1980г. автор и исполнитель Ю.И.Кирсанов               
 


       К декабрю 1979г. узел связи Главного военного советника располагался в Кабуле в бывшем офицерском клубе афганской королевской армии  уже более полутора лет. Службу на нем несли в основном офицеры, прапорщики и солдаты нашего  полевого узла связи Генерального штаба. После прибытия в начале декабря на узел нашей станции Т-222ПУ,  мне  необходимо было организовать на ней нормальную круглосуточную работу и регулярное техническое обслуживание  входящей в нее аппаратуры  ЗАС  (засекречивания телефонных переговоров)   гарантированной  стойкости – «Булава».  То есть обеспечивать  проведение  совершенно секретных переговоров Генеральному  штабу ВС СССР  в Москве с аппаратом Главного военного советника в Кабуле.  А так как эта связь была единственной такого рода в то время в Афганистане, понятна и степень ответственности, которая на меня возлагалась.  Вначале пришлось выполнять обязанности всей дежурной смены самому, чередуясь с Володей Москаленко, который стал прапорщиком  буквально накануне прибытия нашего узла  в Кабул, в мае 78-го, сразу же после победы в Афганистане  апрельской революции и прихода к власти   Тараки.   Через полтора года, в конце 1979-го, Володя был уже опытным специалистом. До армии он был радиолюбителем  и  мог при необходимости устранить некоторые неисправности в аппаратуре.   Жил он  за территорией узла связи, в так называемом общежитии для офицеров и прапорщиков:  четырехкомнатной квартире в пятиэтажке в новой части «советского», как его тогда называли,   микрорайона Кабула.  В нем жили вперемежку  семьи афганских  военных и государственных служащих ещё, а также  наши советники, военные и гражданские, многие со своими семьями.
         
       Мне же полковник Назаров запретил  покидать расположение узла и я фактически  постоянно находился в станции, в основном работая на  коммутаторе, т.к.  солдаты экипажа не имели  необходимых навыков работы телефонистами вообще,   не говоря уже о работе с абонентами генерального штаба. Кроме того,  через двое суток на третьи я  заступал на дежурство  дежурным помощником начальника узла.  Питался вместе с дежурной сменой, а спал в КУНГе  машины  для отдыха экипажа станции космической связи,  не раздеваясь.   Главной  задачей было обучить подчиненных обслуживать   коммутатор и организовать после этого на нем круглосуточное дежурство в составе дежурной смены.   Порядок обеспечения засекреченных переговоров гарантированной стойкости в те годы  был определен подробными и строгими должностными инструкциями, любое нарушение которых было чревато крупными неприятностями не только для меня и нашего экипажа, но и для руководства войск связи центрального подчинения в целом.  А тонкостей при этом было достаточно много.  Например, дежурный телефонист обязан был обеспечить в первую очередь разговор  должностному лицу более высокого ранга. Если в этот момент по каналу связи разговаривал другой абонент, ниже по должности,  необходимо было подключиться к нему  и попросить разрешения  прервать разговор, со словами; «Товарищ генерал- полковник, канал связи необходим для генерала армии Сидорова, разрешите Вас  разъединить?»  После чего в случае согласия,   переключить канал  на вышестоящего  начальника.  Разумеется,   не все генералы  воспринимали подобную просьбу доброжелательно, особенно когда их звания или должности были равнозначными   тем начальникам, ради которых разрывался их разговор. Поэтому  нужно было научить телефонистов для начала  хорошо разбираться в должностях  наших  абонентов,  что иногда было трудно даже для опытных офицеров связистов.  Чтобы исключить ошибки на узле связи «Рубин» ( позывной узла связи генерального штаба ВС СССР в Москве)   в состав дежурной смены входил  даже  дежурный офицер по «спецкоммутатору».  В его обязанности  входило  непосредственное обеспечение переговоров высшему руководству ВС СССР, то есть по заказу высшего должностного лица вызов, или поиск необходимого ему  генерала и соединение их для переговоров.  Однако бывали случаи, когда  телефонисту необходимо было самому обеспечивать соединения и принимать решение на разъединение.  Нашими абонентами могли быть в первую очередь все высшие должностные лица Минобороны и Генерального штаба:  начальник ГШ, его заместители.  Кроме того,  через наш коммутатор также  разговаривали  и руководители комитета государственной безопасности, включая  Ю.А. Андропова и  высшие партийные руководители,  включая Леонида Ильича.  Часто звонил и сам министр -  член Политбюро КПСС, маршал  Советского Союза Устинов Д.Ф.  ( см. например воспоминания      генерала армии А. Майорова  «Правда об Афганской войне» ). Конечно,  для передачи секретных сведений в то время использовались и другие виды связи, например телеграфная, но понятно, что высшее руководство вооруженными силами СССР ею  для оперативного обмена информацией в конце 70-х годов  уже не пользовалось.    
       
       Только где-то  недели  через  две круглосуточной работы  я смог доверить самостоятельное обслуживание коммутатора своим подчиненным. Полковник   Назаров  наконец то  разрешил мне поселиться,  как и всем офицерам и прапорщикам узла, в офицерском  общежитии .  Хотя  там  я фактически только  ночевал  в свободные от  дежурств  ночи.      
      
      Почти круглосуточная  напряженная  работа  не позволяла задумываться о  происходящих  вокруг событиях.   Советские газеты, поступавшие к нам почтой через посольство СССР  с большим опозданием,  содержали  новости  в мире и Союзе в целом, но естественно не касались подробностей афганских текущих событий.  Судить о том, что происходит в городе,  стране,   в афганской армии можно было в основном только по  рассказам  дежуривших с оперативным дежурным Главного военного советника (ГВС) переводчиков,  во время совместных перекуров. 
Ребята были фактически в курсе всего, что происходило в городе и афганской армии, а их  рассказы были всегда интересными. Отправляясь рано утром на службу,  я часто  видел,  как из  подъездов нашего дома   аскеры (солдаты  афганской армии) выносили и грузили  на  машины домашние вещи и  мебель. Куда-то переезжали семьи афганских  офицеров и государственных служащих.  Каково же было мое удивление, когда ребята-переводчики  рассказали,   что оказывается  руководивший страной Амин незадолго до моего прибытия в Кабул фактически совершил государственный  переворот,  отстранив  от власти, а потом  и физически  уничтожив (его задушили подушкой люди Амина* ) лидера афганской революции Тараки.  Сторонники  бывшего вождя  подверглись суровым репрессиям. Их в лучшем случае бросали в тюрьму, а их семьи выселяли из домов в  микрорайоне, что собственно мне и приходилось наблюдать по утрам. А в худшем - всех вместе с семьями уничтожали. Полковник    Назаров  жил в одном подъезде и был  знаком с начальником печально знаменитой кабульской тюрьмы Пули Чархи, в которой по слухам жестоко пытали заключенных. Последний  любил хвастаться  тем, что его заведение переполнено бывшими руководящими работниками и даже как-то в середине  декабря пригласил  Назарова  к себе в тюрьму на экскурсию.  Наш начальник естественно под надуманным предлогом отказался.   Переводчики говорили, что в афганской армии процветают  произвол и беззаконие.  Один из них рассказал, как  на его глазах афганский офицер,  собственноручно расстрелял своего личного водителя, чем-то ему не угодившего.  Я был поражен. Естественно возникал вопрос: куда же смотрят наши советники,  почему позволяют эти безобразия и не принимают меры. По рассказам ребят Амин крайне непопулярен в войсках и особенно в офицерской среде. В  молодости  он, якобы учился в Соединенных штатах,  очевидно попал там под влияние ЦРУ и  даже возможно замышлял  антисоветский переворот, планируя  уничтожение  наших  советников и  обращение  к США за военной помощью.       
   
      С наступлением темноты в городе, вокруг нашего узла связи и жилых домов  обычно поднималась беспорядочная стрельба из стрелкового оружия.  При этом совершенно непонятно было кто ведет стрельбу и куда.   Подъезды  жилых домов в микрорайоне охраняли по два афганских бойца, вооруженных нашими ППШ, или винтовками. Они обычно стояли при входе  в подъезд, а спали  на топчане под лестницей на первом этаже. Там же ели и пили чай.  Окно моей комнаты на первом этаже было расположено как раз справа и чуть выше входа  в подъезд, а  моя стоявшая у окна кровать находилась фактически в нескольких метрах  от  часовых. Первое время от этого я долго не мог заснуть. При открытом окне глубокой ночью, когда вокруг не звучали несмолкаемые очереди автоматов и пулеметов, мне было слышно даже,  как стоящий у входа в подъезд  аскер   переминается с ноги на ногу и звякает оружием.  Это с непривычки  раздражало.  Переводчики  рассказывали,   что  в провинциях часто бывали  случаи перехода афганских частей и подразделений на сторону мятежников.  При этом убивали наших военных советников. Не редкостью были и случаи дезертирства и измены со стороны отдельных  афганских  военнослужащих. Естественно, что  в первые дни с наступлением темноты, когда вокруг поднималась интенсивная стрельба,  сразу заснуть, даже после трудного рабочего дня  было нелегко.  Непонятно было,  насколько можно доверять охранявшим  подъезд часовым, которые прекрасно знали,   в каких квартирах живут советские советники.  Часто возвращаясь в общежитие поздно ночью, я заставал часовых спящими.  И,  судя по всему,  злодеям при желании не составило бы большого труда забросить к нам в открытые окна на первом этаже пару гранат. Ведь в те годы никаких кондиционеров в квартирах и в помине не было, а спать с закрытыми окнами, когда на улице было далеко за 30 градусов было тем более немыслимо.
       К счастью  эта мысль   за два года моего пребывания в Кабуле душманам так и не  пришла в голову. 

     В 81 году, правда,  они всё же додумались провести обстрел «советского»  микрорайона  из гранатометов.  Причем огонь вели  довольно долго, методично расстреливая по очереди  каждый дом. Проснувшись среди ночи от приближавшихся мощных разрывов в соседних домах,  было интересно, но не очень приятно  сквозь сон осознавать,  что разрывы от гранат  звучат все ближе и ближе  к нашему дому.  Вспомнились художественные фильмы о войне.  Вот недолет,  теперь перелет. С ужасом пришло осознание, что следующая граната в наш дом.  И точно! Взрывом вынесло все оконные рамы и стекла в  квартире,  хорошо, что никто не пострадал. И хотя пистолет с патроном в патроннике у меня был всегда под подушкой, а АКМС* под кроватью,  что-то делать, или  куда-то бежать в такой дурацкой ситуации  было неразумно и бессмысленно.  Кроме того, было совершенно непонятно, какова цель обстрела и что последует за ним.
   Ведь опять же, из рассказов о войне можно было предположить, что стреляли перед нападением. Но какими силами? И на кого?
  На улице совершенно безлюдно: безмолвные  затемненные дома, аскеры попрятались кто куда, видно забились под лестницы.
 На следующий день говорили, что одна из гранат попала в квартиру одного из  военных советников в соседнем доме. Пролетела через комнату и разорвалась на кухне. Хорошо. что сам советник с семьей успел спрятаться  в туалете.
   
      Но все это случилось позже.  А в декабре 79- го года в целом  обстановка  особой тревоги не вызывала и мало чем отличалась от нашей обычной работы  на крупных учениях в Союзе. 
      
      Утром 27 декабря 1979 г. я сменился с ночного дежурства и  мы с Володей Москаленко  решили поехать на  «Зеленый». Так назывался у советских специалистов небольшой район с фирменными магазинами - дуканами*  в центре города.  Самостоятельные поездки за пределы "советского" микрорайона всем военнослужащим узла связи и их женам,   
   в целях безопасности были категорически запрещены, однако за полтора года службы в Кабуле Володя не раз бывал в центре, пользуясь такси. Для этого не требовалось знание языка. Нужно было только по-русски назвать таксисту место назначения - "Зеленый", а на обратном пути "Советский микрорайон" и он точно выполнял указание. Ходили мы тогда еще в гражданской одежде: осенних куртках  и джинсах.   Пистолеты ПМ,  заслав патрон в патронник,  обычно носили не в кобуре , а засовывали за брючной пояс, что бы не привлекать к себе внимания горожан.  Незадолго до моего прибытия в Кабул  на прапорщика и двоих солдат из состава нашего узла связи в пригороде,  в  расположении  афганской дивизии, с  целью завладения оружием напали двое душманов.  От ударов ножом в шею прапорщик и один солдат погибли. Второй от неожиданности  едва успел передернуть затвор автомата и расстрелять нападавших.  Поэтому, во избежание внезапного нападения,  мы обычно старались постоянно держать оружие готовым к применению.     Нападения на  советских специалистов  случались в районе так называемого «Грязного», большого тесного рынка, в котором  протискиваться между рядами   лавок  приходилось с большим трудом. Туда «шурави»*,  как называли нас афганцы,  вообще строго запрещалось ходить даже группами.   При ухудшении обстановки в городе, о чем обычно  нас заранее оповещали, можно было опасаться нападения  даже в центре. Хотя  "Зеленый"  рынок считался довольно безопасным местом, но  и в  обычные дни,  тем не менее,  необходимо было все же соблюдать разумную  осторожность. 
   
        В этот день улицы были малолюдны, все было спокойно  и  на вид безопасно. Изредка встречались афганские военные, но не больше и не чаще, чем в обычные дни.  Сделав нужные покупки, мы  вернулись домой как раз вовремя. Дежурный по узлу только что передал приказание  Назарова  всем офицерам и прапорщикам  срочно прибыть на службу.
   
  С начальником  мы столкнулись  почти у входа на узел связи.   
-  Жданов!, ты  мне как раз и нужен.   Где это вы были, дежурный не мог вас найти?
- Да, как всегда ходили в микрорайон*, где же мы можем еще быть, товарищ полковник?
- Ну, ладно, отправляйтесь на станцию. Всем находиться на  своих местах,  никуда не выходить без моего личного разрешения.   Кстати, у вас достаточно документов (блокноты с шифрами использовались для организации засекреченной связи),  для работы в течение нескольких дней?
- Нет,  товарищ полковник, я завтра собирался ехать в посольство за ними.
    
   Все секретные документы, в том числе и необходимые для обеспечения  круглосуточной засекреченной  связи по установленным правилам  хранились  в нашем посольстве,  располагавшемся в нескольких десятках километрах от узла  на окраине Кабула. Обычно раз в неделю я ездил туда через весь город на УАЗике с вооруженной охраной для пополнения минимально необходимого запаса. 
 
  Назаров вдруг нахмурился.
- Вот, черт,  тогда  срочно берите мою машину, возьмите с собой обязательно  двух  солдат с автоматами и гранатами и поезжайте в посольство.   
Только вот, что: при передвижении по городу,  ни в коем случае не останавливайтесь,  а  если  вас будут пытаться остановить, применяйте оружие.  В первую очередь уничтожить сразу документы. Все понятно?
- Понятно , товарищ полковник – сказал я, хотя мне было совершенно ничего не понятно.
- Тогда нужно позвонить в посольство, предупредить, что мы сейчас приедем,  там всегда просят заранее сообщать  о приезде. 
- Я сам позвоню,  а вы поезжайте немедленно. 

- Наверное, опять обстановка ухудшилась. Хотя…,  странно, мы ведь в городе только сейчас  были, там вроде бы все спокойно… - подумал я. 
            Взяв с собой, как обычно  папку для документов, бросив в нее тротиловую шашку  с запалом и пару гранат Ф1,   приказал  двум солдатам  из нашего экипажа взять с собой автоматы, по  несколько гранат и ехать со мной.   
   
      На этот раз,  как ни странно, при приближении  нашей машины к центру  стало ощущаться какое-то  беспокойство,  на улицах появилось больше афганских военных.   На  центральных  перекрестках  появились  усиленные военные  патрули. Они  останавливали  все автомашины и тщательно  проверяли   документы.  И хотя такое бывало и раньше, время от времени, но в этот раз постов в центре было намного больше обычного. И солдат в патрулях было не двое, как всегда, а несколько человек с офицером. Заграничные паспорта,  выданные нам при отправке из Союза,  мы после прибытия сразу же сдали в отдел кадров аппарата Главного военного советника на хранение, и на руках у нас не было вообще никаких документов удостоверяющих личность.  Лишь намного позже,  после ввода советских войск в Афганистан,   начальник узла дал команду выдать всем офицерам и прапорщикам нечто вроде  удостоверения -  кусок картона с наклеенной на нем  бумажкой, на которой на пишущей машинке было  напечатано, что такой-то:   воинское звание,  фамилия,  имя, отчество,  является сотрудником узла связи главного военного советника, имеет право на ношение личного оружия:  пистолет ПМ №….
 
      Эти удостоверения  можно было предъявлять в случае необходимости нашим военнослужащим, из 40 армии,  например патрулировавшим в городе  десантникам.  Но это было позже, а пока  у меня и такого пропуска  не было.
   
      Обычно если при поездке по городу нашу машину останавливал какой-нибудь афганский патруль, военный, полицейский или гражданский (госбезопасности Хат, или партийные патрули  НДПА  - народно-демократической партии Афганистана ),  старший машины громко говорил ему  «Шурави» и ее  тут же пропускали.            
   
        Где- то на перекрестке возле   гостиницы «Кабул» движение  транспорта  замедлилось. Патрули останавливали  все машины,   заставляя людей  выходить, солдаты тщательно осматривали их, обыскивали и проверяли  кузова и кабины. Каждый раз, проезжая это место, я почему то вспоминал,  что как раз в этой гостинице  еще зимой (79-го года) был убит посол США.  По  пути в посольство,  на одном из перекрестков его автомобиль, несмотря на дипломатический иммунитет,  остановил полицейский. Под предлогом осмотра документов он резко рванул дверь,  с пистолетом  в руках  сев  рядом с послом. Тут же  в машине оказалось еще три человека. Террористы приказали  отправляться в гостиницу «Кабул». А там потребовали освободить из тюрьмы их сообщников. Во время штурма, предпринятого по приказу Амина,  посол погиб. 
- Дай бог, чтобы  не заставили меня выйти.  Не хватало еще,  чтобы нас так вот ни за что  уложили по недоразумению…Что там у них сегодня еще? Опять какой-нибудь полк взбунтовался? -  подумал я. Сняв автомат с предохранителя, на всякий случай,  дослал патрон в патронник. По моему приказанию сидевшие на заднем сиденье солдаты  также приготовили оружие к бою.  Они должны были в случае необходимости открывать огонь, обеспечивая   невозможность попадания совсекретных документов в руки нападавших.    
    
       Увидев нашу машину,  аскер  с автоматом через плечо поднял   руку, показывая,  чтобы мы остановились.
- Притормози, - сказал я водителю.
       Патрульный,   что-то говоря на своем,  подошел почти вплотную к УАЗику. 
–  Шурави мы,  пропускай, давай.  –  как обычно в такой ситуации, чтобы расположить к себе афганца,  во весь  рот улыбнувшись , громко сказал я.
Знаками показывая, чтобы я вышел из машины, тот,  взялся за ручку к двери, видимо собираясь открыть ее.
      
     Я положил указательный палец левой руки на спусковой крючок.  Ствол АКМС,  лежавшего у меня на коленях,    не был  виден аскеру,  но  был направлен как раз ему в голову.   
- Вот черт,  дело  - дрянь,  что делать?  Дать очередь над его головой, если станет дальше лезть?  Но и меня тут же изрешетят…
      
     Обычно афганские  патрули, останавливая машины, действовали очень разумно.  Один из аскеров, как правило,  выходил на проезжую часть улицы,  заняв положение для стрельбы стоя. Расставив широко ноги и приложив автомат к плечу, он целился прямо в лоб водителю или старшему и кричал сумасшедшим голосом «Дрыш» (Стой). Мне лично всегда от такого дикого крика,  особенно если это было ночью,   становилось  не по себе.  Второй боец при этом занимал позицию для стрельбы и держал на прицеле машину,  притаившись где-то в стороне. В случае необходимости, он тут же без предупреждения мог открыть  огонь на поражение.  Когда машина останавливалась,  первый боец подходил к окну старшего  и спрашивал пароль. Судя по тому, что по обочинам дорог особенно по ночам  можно было часто видеть только что расстрелянные и сброшенные в кювет легковые автомобили,   недоразумения   бывали не редкостью. При встрече  с патрулем  приходилось только  надеяться, что афганский воин, целившийся мне в лоб, случайно не нажмет на спусковой крючок.
     Ночью, на пустынной, совершенно неосвещенной улице, или дороге сидеть на переднем сиденье машины под прицелом направленного на меня автомата было просто ужасно. Будь я верующим. наверное нужно было бы начинать молиться. А так оставалось лишь думать о том, что если произойдет случайный выстрел, то лучше что б сразу, не мучаясь...
 - Не дай бог попадет в грудь, или в живот. Интересно, успею ли сообразить, что произошло, если... А вон та разбитая машина на обочине с пулевыми отверстиями вроде еще теплая -  как хорошо виден пар над капотом на морозном воздухе. Совсем недавно видимо  расстреляли...,  - мелькали у меня мысли.            
 
       Конечно,  в дневное время на многолюдной улице все было не так. Но кто его знает, что там могло прийти в голову молодому, чересчур  ретивому аскеру, возможно ещё вчера крестьянину из далекой провинции, а то и из местного душманского отряда.   
    
      Я помахал от себя правой рукой,  показывая,  чтобы он не подходил к двери. Тот недоуменно застыл и напрягся, заелозив рукой по автомату.   
 Происходящее между нами недоразумение заметил офицер, энергично беседующий с  одним из  водителей остановленных им автомашин.  Он подошел к нам и что-то спросил у нашего аскера.  Тот, показывая на меня, быстро заговорил.  Уже обращаясь к офицеру, я  опять повторил по-русски,  изображая  на лице  самую бестолковую улыбку, какую только мог: «Да, Шурави мы, шурави. Ехать нужно, дружище, пропускай быстрей».
    
     Сидевший рядом  со мной водитель с чисто рязанской внешностью  был одет в афганскую военную форму с погонами рядового. Я был в гражданке: осенней куртке синего цвета и джинсах.   Офицер, внимательно посмотрел на нас,  что-то коротко сказав  своему бойцу, махнул рукой и  отошел к другой проверяемой машине.
Аскер  взмахнул  автоматом – проезжайте.
    Я с облегчением  вздохнул, мы поехали дальше.

      Оставшаяся  часть пути в посольство и обратно прошла без помех. На обратном пути, мы благоразумно решили ехать не через центр, а по параллельным  улицам. Разыскав  Назарова, я доложил о выполнении приказания.
- Ну, вот, хорошо.  Я сейчас Вам пока ничего сказать не могу. Сами все поймете после 18 часов  ( время московское). Если все пойдет не так как нужно, то нам может быть понадобиться дополнительный резерв документов для связи. Отправляйся к себе на станцию,  всему экипажу  находиться на своих рабочих местах, до особых указаний. Всем иметь постоянно  при себе  личное оружие, офицерам  -  автоматы со снаряженными магазинами.  Подготовить средства уничтожения аппаратуры.  За коммутатор сядь сам, все переговоры будешь осуществлять лично,  запрещаю покидать рабочее место вплоть до моего личного указания!
- Товарищ полковник, а что,  что-то намечается серьезное?  У  меня ведь сегодня выходной, после ночного дежурства,  - решил пошутить я. Но, судя по всему,  Назарову было не до шуток.
  - Какой  еще выходной? Забудь об этом.  Я же сказал, в  18 часов сам все поймешь.
 "Ничего себе…,-  подумал я .
-  Что еще это может быть в ближайшее время? Наверное  опять  на всякий случай,  как обычно,  повышают боевую готовность и бдительность".
 
     Как потом оказалось, дело было действительно серьезное. Еще утром состоялось совещание, на котором присутствовал и начальник нашего узла связи.  Главный военный советник, генерал- полковник Магометов С.К. сообщил участникам, что  в 18 часов начнется операция по захвату важных  военных государственных объектов, в том числе дворца Амина,  здания афганского министерства обороны,  радио Афганистана, которое находилось как раз напротив узла связи, через дорогу.  При этом все присутствующие были строго предупреждены о недопустимости  разглашения этих сведений  подчиненным.      

   Собственно проверять мне было нечего. Бочка с напалмом у нас стояла под станцией, а 200 граммовые пачки тротила с вставленными запалами лежали прямо на стойках аппаратуры и под ними. Напомню, что в случае реальной угрозы попадания засекреченной техники к противнику, экипаж станции обязан был уничтожить все совершенно секретные блоки и узлы, для чего сначала разбить кувалдой шифраторы, потом облить всё напалмом,поджечь его и в завершение всего взорвать всё тротиловыми 200 грамовыми шашками.

    АКМС был при мне, как и ПМ.  Гранаты и два вскрытых цинка* с патронами лежали в металлическом  шкафу при входе . Все было готово к возможным неприятностям. За коммутатором работал рядовой Н.
 
       - Товарищ старший лейтенант, мне кажется у нас тут какой-то запах, как будто сгорела изоляция где-то, чувствуете? 

      Я  принюхался. Действительно, внутри отсека ощущался едва уловимый запах жженой  изоляции. 
- Возможно, это лампочка в вызывном гнезде соприкасается с изоляцией проводов,  нагревает их, когда идет вызов. Может быть  это из-за того,  что аппаратура совсем новая. При такой высокой нагрузке еще не работала. Вызовы ведь постоянно приходят.   Будем надеяться, что это скоро пройдет .
   
     Коммутаторный отсек представлял  из себя тесное помещение,   отделяемое  от основного  выдвижной дверью. В нем помещался только сам коммутатор,  сиденье для телефониста и стойка ЗИПа ( запасные части, инструмент н принадлежности  - комплект, предназначенный для обеспечения эксплуатации и ремонта техники).  Справа был отдельный вход извне, с герметично закрывающейся металлической дверью.

  Через некоторое время    запах сгоревшей изоляции стал ощущаться все явственнее.
   
     По моему опыту  искать неисправность на работающей в  целом исправно аппаратуре, при отсутствии  резерва, было неразумно. Тем более на действующей связи. К сожалению, нужно было дождаться , когда устройство окончательно выйдет из строя,  и потом уже искать неисправный узел.   
   
      Возле  нашей большегрузки, стояла  маленькая станция на базе ЗИЛ 131,  с которой  прибыл в 78 году в Кабул старший лейтенант  Сорокин. Она  выработала свой ресурс и хоть и была в рабочем состоянии, стояла  закрытой и отключенной от каналов связи . Ключи от нее были  у меня.  В случае крайней необходимости, если что-то случилось бы с нашим коммутатором,  старую станцию можно было  использовать в качестве резерва, в ней тоже был коммутатор.  Я решил дать команду, чтобы ее на всякий случай подключили к нашей  станции.   
- Саша, организуй прокладку соединительных кабелей на 41-ю* и подключите ее питание.  Мало ли что -               
 дал я ему команду лейтенанту Русолу,   а сам заменил за коммутатором дежурного телефониста. 
      
   Где то в 18 часов вдруг где-то недалеко в центре города  ухнул сильный взрыв.  Как выяснилось намного позже, это наши спецназовцы взорвали кабельный колодец, сразу отключив во всем Кабуле местную телефонную связь. Вокруг началась интенсивная стрельба из всех видов  оружия, в том числе и орудий.    Особенно громко она слышалась со стороны здания через дорогу. Как потом оказалось, это разведрота наших десантников осуществляла захват «Радио Афганистана».      
         
   Вдруг резко увеличилась телефонная  нагрузка.

  По строгим требованиям по безопасности связи,  засекреченные переговоры гарантированной стойкости проводились только  из переговорной кабины, которая находилась в одной из комнат рядом с рабочим местом оперативного дежурного по аппарату Главного военного советника в главном здании клуба «Аскари».  Это была звуконепроницаемая, экранированная  будка, в которой стоял только маленький столик с телефонным аппаратом и стул. Телефон подключался к нашему коммутатору только при плотно закрытой двери.  Доступ  в переговорную  кабину имел только Главный военный советник и сотрудники его аппарата с разрешения оперативного дежурного. Поэтому в обычные дни  интенсивность переговоров  была не  высока. А тут вызовы уже следовали фактически один за другим.   

  Изменился и уровень абонентов, теперь по каналу уже  звонили  начальник Генерального штаба и его заместили.  В Москве со мной  стал постоянно работать  дежурный офицер  по спецкоммутатору,  капитан, который на «Рубине»  лично обеспечивал  контроль соединения  абонентов высшего руководства.   По соединительной линии стали часто выходить ребята со станции правительственной связи,  которым связь  нужна была для работников комитета госбезопасности.   Все срочно требовали канал и,  как обычно, не обошлось  без проблем.  Во время разговора заместителя начальника Генерального штаба загорелась вызывная лампа от станции правительственной связи.  Майор Н.  потребовал срочно «Рубин» .
 – Не могу, у меня генерал армии  Ахромеев  по нему разговаривает!
 - Разъедини!  срочно нужен канал!
- Да,  ты что?   Он же зам начальника Генерального штаба, я  не имею права! Ты, что хочешь, чтобы меня служебное несоответствие объявили?
 - Разъединяй быстрее, …. выругался он,  - это очень срочно! Да, тебя,  если не разъединишь,  завтра из армии вообще выкинут и под суд отдадут за срыв боевой задачи!  Слышишь, что вокруг твориться ! 
- Вот дела! Что же делать? Судя по всему,  в любом случае хорошего не жди  -  подумал я , - безвыходное положение.
- Ну, подожди немного! Может быть,  он сейчас уже закончит!
В ответ майор перешел на крик и угрозы.
 - Ну , хорошо, а для кого нужен канал?  - спросил я, думая, о том, как мне сообщить генералу  ради кого я его хочу его разъединить.
 - товарищу Иванову.
Я было подумал, что майор глупо шутит, назвав народную фамилию,  хотя время для шуток было явно не подходящее. 
- Да кто такой этот твой Иванов?
- заместитель Андропова.
- Андропов -  председатель КГБ, но в тоже  же время,  член Политбюро, а его зам, следовательно, заместитель члена Политбюро, - соображал я,  придумывая обоснования своим дальнейшим действиям,
 -  Ахромеев только заместитель начальника Генерального штаба. Значит по идее  ниже его по положению, возможно, по крайней мере, равный.

    Мгновенно я  соединился с дежурным офицером по спецкоммутатору  ГШ и спросил,  что делать в такой необычной ситуации. Тот тоже оказался в недоумении и отключился, чтобы выяснить все  у своего руководства. 
- Время идет, пока он там будет наводить справки, уже ничего и не понадобиться. А… будь, что будет!       
 - Хорошо, сейчас, жди, сказал  я майору,  -  Эх, была, не была!
И я нажал на тумблер.

- Товарищ генерал армии, канал срочно просит товарищ Иванов, разрешите вас разъединить? 
Последовала небольшая пауза.
 - Да? Хорошо, разъединяйте….   
В то время мне еще не было известно,   что от КГБ у нас в комнате оперативного дежурного находился генерал-лейтенант Иванов ( с марта 1979 г. руководитель оперативной группы КГБ в ДРА) , который руководил действиями представителей  КГБ в Афганистане и в Кабуле в частности. А уж о том, что в это время происходили такие  важные события,  как взятие дворца Амина, мне даже в голову прийти не могло.   
           -  Ну , слава богу, вроде бы все нормально!   - решил я.
   
     Хотя то, что Ахромеев не проявил раздражения,  или недовольства, ни о чем не говорило.  Он мог тут же,  как это обычно и происходило,  когда у генералов возникали претензии по качеству связи,  попросить по телефону маршала Белова ( маршал войск связи А. Белов в то время руководил войсками связи ВС СССР ), или генерала Драгуна  ( генерал-лейтенант А.А. Драгун  был начальником управления действующей связи ВС СССР, то есть отвечал за связь с военными советниками в  тех странах, где они были).
     Но, как показали дальнейшие события, к моему большому удовлетворению,  претензий и разбора  не последовало. 
       
   К этому времени неприятный запах в коммутаторном отсеке усилился. Стало понятно, что дело тут не в росте нагрузки. Но, что происходит с коммутатором и как долго удастся на нём проработать, было совершенно непонятно.

        В отсек стал чаще заходить  Назаров. Он  интересовался,  как проходят переговоры,  и я  доложил , что нагрузка сумасшедшая,  по каналу постоянно разговаривает высшее руководство вооруженных сил включая министра обороны, начальника Генерального штаба, его заместителей и  представители комитета госбезопасности.  Как не хотел я расстраивать полковника лишний раз, но все же необходимо было поставить его в известность, что  коммутатор может в любую минуту   выйти из строя.   
- Товарищ полковник, я вам уже говорил, что коммутатор, как  и станция в целом, находится на гарантии, так как пришла к нам в часть с завода,  буквально за пару недель  перед отправкой сюда. Но, судя по всему, несмотря на это,   он может  в ближайшее время выйти из строя. Чувствуете запах? В нем что-то горит.  Не знаю,  сколько он еще продержится.
    
      Положение было очень неприятное. Ремонтом этого коммутатора раньше мне заниматься не приходилось.  К тому же у нас  не было  его электрической схемы, а в ЗИПе,  возможно не было запасного модуля  или блока, на замену вышедшему из строя.  Кроме того, чтобы найти неисправность, точнее то место,  откуда  шел запах гари, нужно было разобрать коммутатор, а сделать это в ограниченном пространстве отсека было бы очень трудно. И, главное, нужно было еще, если все получиться, соединить все соединительные кабели обратно со своими разъемами, ничего не перепутав. Ошибка могла привести к еще большим неприятностям. Я попросил Назарова прислать мне Володю Москаленко, парень хорошо соображает, а вдвоем нам будет легче разобраться, что делать.

    По существующим тогда правилам даже вход в станцию ЗАС был запрещен для всех без исключения офицеров, прапорщиков и солдат узла связи, не имевшим допуска к работе с секретными документами по 1 форме (высшая степень) ( то есть для всех,  кроме экипажа станции и начальника узла, обычно на тыльной стороне двери, или рядом с ней висел и список  допущенных в станцию военнослужащих). Хотя кроме меня в тот момент на узле связи специалистов имевших навыки в ремонте ЗАС аппаратуры Т222 (тем более без электрической схемы) все равно не было. А это значит, что для устранения неисправности Назаров мог рассчитывать только на меня. Я хорошо понимал его состояние*. Ведь за любое нарушение засекреченной связи гарантированной стойкости в самый ответственный момент проведения операции контролируемой высшим военным руководством страны, когда наверняка глубоко ночью в Москве не спят и следят за тем, чем всё закончиться многие высшие партийные и государственные деятели Советского Союза, он мог получить огромные неприятности. 
 
       Между тем стрельба  в городе  продолжалась, рядом по-прежнему были слышны громкие взрывы.   По приказу Назарова все  наши непосредственно не обслуживающие технику  солдаты и офицеры для обороны узла залегли с автоматами   за мешками с окаменевшим цементом , разбросанными на верхних трибунах стадиона по его периметру со стороны американского посольства и Радио Афганистана.   Цемент  в свое время привезли из Союза для оборудования  узла связи, но мешки попали  под дождь,  затвердели и теперь вот  пригодились для организации укрытий.   Наибольшую активность, как потом рассказывали ребята, проявил командир роты связи капитан Старчиенко,  открыв  огонь очередями из ручного пулемета в сторону американского посольства, откуда по его словам кто-то под  шумок стрелял  в нашу сторону. 
    
     Узел связи располагался на поле стадиона, окруженный невысокими трибунами и покрытый по периметру и сверху   маскировочными сетями. В качестве опор для масксетей использовались высокие полые  металлические  трубы. Наша станция  была самой высокой среди  аппаратных узла,  а    коммутаторный отсек  вообще сильно возвышался над всеми  станциями. Дверь  в него находился от земли на расстоянии 1,7 метра. Для входа   использовалась   специальная приставная металлическая лестница.   
   
      За работой я не сразу обратил внимания на странные звуки. Как будто кто-то с силой швыряет камни в корпус станции, или металлический столб, стоявший вплотную к ее борту. Попросил  зашедшего в это время Володю Москаленко разобраться, кто там еще в такое время валяет дурака.  Оказалось,  звуки издавали   шальные пули, попадавшие в металлические столбы.   Судя по частоте попаданий, интенсивность и плотность стрельбы в нашу сторону была довольно велика.  Открытая  дверь отсека  выходила  как раз на посольство  США и радио Афганистана. Чтобы  пули случайно не залетели в нее и не попали в меня, пришлось на всякий случай наглухо закрыть дверь,  надеясь, что с той стороны никому в голову не придет вести по стадиону огонь из крупнокалиберного оружия , или гранатометов.  Ощущение же работы  на возвышении,  под летящими над головой пулями было, мягко говоря,  малоприятным.  Стараясь об этом не думать, я сосредоточился  на коммутаторе. Как оказалось  много времени спустя,  шальные пули могли тоже принести серьезные неприятности.  Через два года, уже в январе 82-го,  меньше чем за неделю до моего отъезда в Союз,  я был дежурным по узлу связи «Алмаз», который располагался  у здания  Министерства обороны ДРА. Часа в два ночи раздался звонок по полевому телефону  с одного из постов, располагавшихся по периметру Узла связи. Одному  из наших  часовых  шальная пуля попала в горло. Он  все же сумел сообщить мне о возможном  нападении и обстреле узла связи.  Я  успел поднять в ружье дежурную смену  и десантников, охранявших  здание афганского Министерства обороны и узел связи и все закончилось благополучно.    
   
       Ну,  а 27 декабря  79-го.   напор наших бойцов, был видимо столь стремителен, что у оборонявшихся  у «Радио Афганистана»   афганцев,  идеи непосредственного обстрела нашего узла связи из тяжелого оружия не возникло.   
    
       К неприятному запаху сгоревшей изоляции постепенно добавился легкий беловатый дым. Стало заметно, что он просачивается с одного из нижних блоков коммутатора.  Мы обсудили с Володей ситуацию и  решили,  что если аппаратура все-таки выйдет из строя,  придется рисковать и сразу же заняться ее ремонтом.  Когда в очередной раз на станции появился Назаров, я сообщил ему:
- Товарищ полковник,  вот дым уже,  видите?  Нужно  доложить дежурному офицеру по спецкоммутатору Генштаба.  Если пропадет связь, мы сможем говорить с Москвой, но только с комплектов аппаратуры из самой станции. Пока не перейдем на резервный коммутатор, тот, что в маленькой. А это займет какое-то время.
   Назаров помрачнел, нарушение  связи в такой ответственный момент,  когда в городе шла операция, контролируемая из министерства обороны, и по каналу постоянно разговаривали высшие руководители Вооруженных сил и государства,  было бы для нас  катастрофой.  Он все еще не имел права сказать мне, что происходит в городе на самом деле, но было и так ясно, что обстановка очень  серьезная. Перерывы или сбои засекреченной связи Москвы с Кабулом  в такой ситуации   могли  иметь явно нежелательные последствия.   
- Может быть можно отремонтировать коммутатор, кто это может сделать? Вы можете?  - спросил он меня.
- Пока ничего не могу сказать.  Разумеется, кроме меня у нас тут специалистов по «Булаве» нет. Но я до этого ремонтировал только саму аппаратуру, а коммутатором никогда раньше заниматься не приходилось. Это техника  вообще новая и у нас здесь нет его электрических схем*. Мы их вообще  из Союза не захватили.  Кроме того неизвестно, есть ли вышедший из строя модуль  в ЗИП*е. Если нет, то боюсь придется ждать пока его нам пришлют из Союза, - опять не к месту пошутил я.
-  Нужно будет  для начала отключить коммутатор и разобрать его. Возможно,  как-то внешне можно будет определить неисправность.  Но разобрать его очень трудно, вы посмотрите,  как плотно он стоит к стене. В такой тесноте вообще  непонятно как это всё делать. Подобраться к нижнему блоку можно только, сняв все верхние, - показал я Назарову штук пять верхних блоков.
 -Может быть,  это удастся сделать сразу, а может быть понадобиться больше часа. Тут на задней стенке очень много соединительных кабелей, а у меня нет схемы их подключения. Придется фиксировать  на бумаге, куда,  что подключено, чтобы  потом не напутать. Представляете сколько для этого нужно времени? 

       Назаров  молчал, да и что он мог предложить?  Оставалось только  ждать и надеяться, чтобы коммутатор проработал еще пару часов, возможно нагрузка к тому времени немного спадет. 
- Хорошо, доложите дежурному офицеру «Рубина», но только,  когда уже неисправность будет очевидна,    -  сказал он  и вышел.
      
      Где-то  после полуночи  нагрузка постепенно пошла на убыль. В отсеке уже просто  плавал белый дым, дышать было нечем, но и дверь открывать я тоже не рисковал, стрельба вокруг все еще продолжалась. Вдруг в телефонной трубке при вызове «Рубина» стал постепенно затухать голос телефонистки, став почти не слышным. Пришлось  сообщить о наших проблемах дежурному офицеру по спецкоммутатору.    Он был буквально потрясен, больше чем я понимая,  какую реакцию на эту новость следует ожидать от своих начальников.  По рангу звонивших абонентов, по интенсивности нагрузки, он тоже понимал, что у нас происходил что-то важное и что потерять в это время связь, было бы для всех нас  трагедией.  И уже  буквально через пару  минут на меня вышел генерал Драгун, который,  несмотря на глубокую  ночь,  видимо тоже находился на рабочем месте.
- Здравствуйте, товарищ старший лейтенант, Вас как зовут?, мягким доброжелательным тоном спросил он. 
- Александр Петрович.
- Доложите, что происходит у вас с коммутатором и что вы собираетесь делать? У вас есть какие-нибудь соображения ?   
Я рассказал о видимо сгоревшем узле,   резервной станции и   необходимости  попробовать отремонтировать коммутатор.
- А сможете, Александр Петрович?  Вы какое училище заканчивали.
- Киевское инженерное, товарищ генерал. 
      
     Оно было тогда единственным в стране ВУЗом, готовившим военных инженеров связи. При его перепрофилировании в 1965 году  из военного командного в инженерное, в   Киев из ленинградской академии перевезли даже необходимые  учебники, по которым мы занимались. Перевели и   многих преподавателей,  серьезно укрепив   профессорско-преподавательский коллектив.  И уже в  конце 70-х годов наше училище было известно  в  войсках  связи  хорошим уровнем подготовки военных инженеров.      
- Хорошо,  только давайте так. Как только аппаратура окончательно выйдет из строя,  перед тем как приступать к ремонту,  вы немедленно  сообщите мне лично об этом.  Сколько вам может понадобиться времени на переключение на коммутатор резервной станции?
-    Полагаю до 20 минут, товарищ генерал, - сказал я, с тоской подумав  о том, что будет, если ничего не получиться. Любая ошибка при переключении могла привести к перерыву связи на  неопределенное время. 
- Хорошо, действуйте!
         
     Уже минут через 5 после нашего разговора,  слышимость в трубке коммутатора прекратилась совсем.  Не оставалось ничего другого как начать перевод каналов на резервный коммутатор маленькой станции Т222.  Но сразу этого сделать не удалось, лейтенант Русол либо забыл,  находясь в обороне  под постоянным обстрелом,  выполнить мое указание, либо допустил ошибку при подключении. Хорошо, что к этому времени абонентская нагрузка сильно упала.  Я послал туда разбираться Володю,   а сам приступил к разборке, развинчивая винты крепления блоков и отсоединяя разъемы.   Через некоторое время подошел и Москаленко.  Вместе мы,  наконец,  добрались до самого последнего блока. Как всегда, неисправным оказался модуль именно в нем. Он был черным  и издавал сильный запах сгоревшей изоляции. В ЗИПе   на наше счастье  оказался один  запасной.
       
      Минут через 10,  уже соединив все блоки, и подключившись к каналу,  я попросил телефонистку на «Рубине»  соединить меня с генералом Драгун.
- Товарищи генерал, неисправность в коммутаторе  устранена, он готов к работе и подключен к переговорной кабине!
- Как, Александр Петрович? А почему же вы мне не доложили об  отключении коммутатора и переходе на резервный?
- Товарищ генерал, связь внезапно оборвалась, пришлось срочно заняться устранением неисправности.  А чтобы до вас дозвониться, пришлось бы потерять несколько минут. 
- Хорошо, молодцы,  спасибо , хорошо поработали - поблагодарил генерал.
То, что все закончилось  благополучно и,   не смотря  на выход коммутатора из строя,   в течение  всей   операции по занятию ключевых объектов в Афганистане  не было ни одного нарекания или жалобы на качество связи и оперативность  предоставления каналов  со стороны высшего руководства Вооруженными силами,   видимо произвело на него хорошее впечатление.  Возможно поэтому через несколько дней в ночь на 1 января 1980 г. он позвонил мне на станцию и поздравил  экипаж с Новым годом, пожелав новых успехов в "боевой и политической подготовке".          
       
       Только когда уже расцвело,  смог я наконец  выйти на свежий воздух. Стрельба вокруг стихла.  Во дворе клуба «Аскари» стояли, курили и прохаживались  какие-то люди с автоматами в разношерстной военной форме без погон и эмблем, видимо спецназовцы. А недалеко от входа в центральное здание клуба,  возле арыка,  почему то прямо  на земле  лежали в один   ряд человек 12  каких-то людей  в  защитного цвета куртках  и  ватниках,
Я не спал уже двое суток, голова соображала плохо и, тупо уставившись на них, некоторое время совершенно  не мог понять,  для  чего им понадобилось тут так лежать в этом месте.  И только когда обратил внимание,  что их головы были покрыты  солдатскими плащ-палатками, с горечью наконец понял, что это  погибшие этой ночью в бою наши десантники и спецназовцы! А еще несколько мгновений спустя до меня дошло, что ведь если бы что-нибудь пошло не так, то и я бы мог вот так  лежать сейчас в этом месте. 
         
    У лестницы, в отдельно стоящей в стороне небольшой группе военнослужащих, обращал  на себя внимание  невысокого роста смуглый человек с широким, восточного вида лицом. Он отчего-то  был одет в длинную  до пят нашу  простую солдатскую   шинель без знаков различия.    Позже оказалось, что это был новый руководитель Афганистана  Бабрак  Кармаль,  которого привезли ночью в расположение пункта управления и поместили в находящееся под бассейном помещение сауны.  По нашей 140-й*   радиостанции он обратился  к своим гражданам  с речью,  сообщив о  смены  власти в стране. Позже она была передана уже по «Радио Афганистана» в записи. Ужин ему отнес начальник нашей солдатской столовой, прапорщик, который обычно носил  чай в кабинет главному военному советнику. Несколько дней спустя, меня позабавило, что прапорщика представили  к медали «За боевые заслуги».  Формулировка обоснования,  прочитанная мной в представлении,  гласила, что-то вроде «… проявил мужество при  обеспечении горячим питанием личного состава узла связи,  находящегося в обороне».  Хотя, насколько мне было известно,  нашим  солдатам  и офицерам,  лежавшим в   всю ночь за мешками с цементом, никто горячий чай не приносил, и уж  никто из   непосредственно занимавших  оборону, как и из  обеспечивавших связь,  к наградам  представлен не был.
             
      В главном зале рядом с комнатой оперативного дежурного все еще работали несколько человек  - заместитель командующего ВДВ генерал-лейтенант  Гуськов, который руководил действиями десантников в операции и офицеры его оперативной группы.  С их прибытием  на пункт управления  накануне,  в комнате соседней с помещением оперативного дежурного, бывшим  танцевальным залом, в котором    сохранилась от былых времен даже барная стойка, поставили несколько десятков кроватей, с простынями, подушками   и солдатскими обычными синими одеялами.  По ночам было уже довольно холодно, температура  на улице опускалась до минус десяти и в зале поставили несколько армейских печек на солярке.  Там ночевали офицеры-десантники,  дежурные переводчики и  оперативные дежурные. Так как было много и свободных коек, офицерам узла связи,  по той, или иной причине  находившимся ночью на службе, при необходимости  разрешалось также  использовать это место для ночевки.   Как-то уже через несколько дней,  глубокой ночью я пришел туда поспать пару часов. Открыв  дверь, закашлялся и чуть не  задохнулся от угарного газа.  Помещение было заполнено  белым,  как молоко дымом из печек.   Дышать было совершенно нечем.  Срочно открыв  окна, тщательно проветрил комнату. Несмотря на то, что в помещение проник морозный  воздух с улицы, никто из спящих офицеров на это не обратил никакого внимания.   С ужасом подумал, а чтобы было, если бы я не пошел ночевать в это место,  а  остался бы в аппаратной, или даже просто задержался у себя на станции еще минут на 30.   Думаю, последствия были бы очень печальные – утром многих,  если не всех офицеров группы генерала Гуськова,   мы  не досчитались бы.
         
        Отопители на солярке  в те годы входили в  комплектацию  всех аппаратных связи. В то же время в нашей  части  ими   категорически  запрещалось пользоваться вообще. При работе они выделяли большое  количество угарного газа и нужно было тщательно   периодически проветривать помещения. Несмотря на сильнейшие морозы,   у себя во взводе я всегда тщательно выполнял этот приказ.  Даже когда в конце декабря 1977 года    на тактико-специальных занятиях в лесу под Коломной  температура опустилась до минус  45 градусов   разрешал пользоваться  только электрическими обогревателями.  В то время в войсках  было  много случаев гибели людей из-за того, что они  засыпали в аппаратных при включенных отопителях на солярке. Помню,  в одной из частей связи в Уральске  незадолго до моей туда командировки  в радиостанции  задохнулся весь  экипаж, несколько человек.   
         
    Возможно, тот,  кто устанавливал  печи  на солярке  в помещении танцевального зала,   не знал, что за ними нужно было постоянно следить, в том числе в ночное время?  Но только благодаря счастливой случайности удалось избежать в ту ночь массовой  потери людей.    
            
      Несколько дней спустя проходя мимо комнаты оперативного дежурного,  я  обратил внимание на необычную тишину. Заглянул в помещение,  где работала группа генерала  Гуськова.  Комната была пуста.  На полу только мусор и в углу валялась  пачка каких-то отпечатанных на машинке заполненных бланков. Оказалось,   расписки офицеров в том, что они обязуются никогда  не разглашать   ставшими им известными сведения  о событиях  27  декабря 1979г., в которых  принимали участие.  Это показалось довольно  странным. То, что о  ночных событиях  желательно было не распространятся, было понятно.  Но отчего обязательства были  просто брошены в углу?  В тоже время с нас, офицеров узла связи  подписок никто не брал. Может быть считалось, что мы ничего не видели и не знали?
- Впрочем, - подумал я,- ничего удивительного, все,  как всегда. О связистах ведь вспоминают только когда нет связи!    
      Моя служба в Афганистане только начиналась. Впереди было еще 2 года  и много  интересного.  Но об этом в следующий раз.

__________________
*- "его задушили подушкой люди Амина" - после ввода в ДРА Советских войск и свержения клики Амина, по радио (в каждой квартире имелся приемник радиовещания) постоянно передавали на русском языке ход расследования (в том числе допросы обвиняемых) и подробности убийства вождя афганской революции Тараки людьми Амина.
* - АКМС- автомат Калашникова модернизированный с металлическим складывающимся прикладом. Ими были вооружены войска связи центрального подчинения в СССР. Офицерам нашего узла вязи в ДРА автоматы выдавали в качестве личного оружия, помимо пистолетов.
*= "дуканами" - дукан - небольшая торговая лавка, магазинчик.
* - "Шурави"- афг. советский, советские - так называли местные жители всех специалистов СССР (военных и гражданских)
* "Микрорайон" - офицерам и прапорщикам Узла связи Главного военного советника (ГВС)  разрешалось посещать вне службы так называемый Советский микрорайон, где был расположен Штаб ГВС, для закупки продуктов и товаров (одежды), которые мы покупали сами за свои деньги и решения каких-то вопросов в штабе аппарата Главного военного советника.  Там же был и клуб для советских специалистов, где за плату показывали советские художественные (самые последние) кинофильмы, библиотека.
*- Цинк патронный - герметично закрытая в заводских условиях металлическая коробка для хранения и транспортировки патронов к стрелковому оружию. Изначально изготовлялась из цинка или, позднее, из оцинкованной или из неоцинкованной стали. К каждому патронному цинку прилагается нож для вскрытия (по типу консервного ножа).
* - "нет его электрических схем" - комплект электрических схем самой аппаратуры Т222 я привез собой из Союза и он с целью безопасности находился на хранении в нашем посольстве, т.к. имел гриф "сов. секретно". Схему коммутатора не взял, потому что он считался надежным и никогда раньше не выходил из строя.
*- "Я хорошо понимал его состояние" - как позже оказалось,  Назаров был серьезно болен и через два месяца после описываемых событий убыл в Союз, где некоторое время спустя, умер.

* - "ЗИП" - сокращение от «запасные части, инструменты и принадлежности», в войсках связи в виде отдельных комплектов поставлялись на все виды военной техники для обеспечения замены (восстановления) отказавших, поврежденных и выработавших срок службы составных частей изделий (агрегатов, систем) техники связи и выполнения её технического обслуживания в процессе эксплуатации.
*  - Р140  - автомобильная КВ радиостанция средней мощности фронтовых и армейских радиосетей в 70-х годах прошлого века, на шасси как правило ЗИЛ157.