Письмо

Остаток дня Альтвиг потратил на освящение земли, ужин и непринужденную беседу с дворянами. Граф Тинхарт рассказывал о своих военных достижениях, Витоль — о старших братьях. По всему выходило, что они в целях любви и заботы ограждали сестру от всего мало-мальски интересного. В эту душещипательную историю инквизитор толком не вслушивался, но умудрялся вовремя поддакивать и хмурить брови. На более активном участии в разговоре принцесса не настаивала, а затем, исчерпав свое красноречие, поинтересовалась прошлым Альтвига. Тот честно признался, что ничего не помнит, и тут же поймал настороженный взгляд желтых глаз Тинхарта.
— В чем дело?
— Да так, — смутился граф. — Ни  в чем.
— А если серьезно?
Он отхлебнул травяной настойки, потер нос и спросил:
— Вы когда-нибудь слышали о менестреле, который называет себя «Мреть»?
— Мреть? — удивился инквизитор. — Нет, не слышал. Наверное, он не популярен в Велиссии.
— Не может быть, — возразил Тинхарт. — Сейчас, наверное, просто стоит затишье. Мреть никогда не путешествует зимой. Но его песни чертовски... то есть очень знамениты, святой отец. По ним вздыхают все кому не лень. Менестрель поет о гибели единственного друга, о кургане, вознесенном на границе сущего, и о бесконечной верности. Мне доводилось с ним встречаться, и это был единственный случай, когда я видел такие же уши, как и у вас.
Альтвиг напрягся. До сих пор он считал себя единственным неудачником, родившимся с кошачьими органами слуха. Но если есть еще один — значит, когда-то была и целая раса? Или... инквизитор нашарил пальцами книгу, побледнел и поспешил отвернуться.
— В чем дело, святой отец? — забеспокоился граф. — Вам плохо?
— Нет, все в порядке. Скажите, где вы видели этого менестреля?
— В Лантершоте. Случайно заглянул в корчму, а там — выступление! Грех было не послушать, тем более что голос у парня отменный.
— А как он выглядит?
— Почти по-человечески, — улыбнулся Тинхарт. — Волосы темные, рост не впечатляющий, кожа бледновата. Глаза кошачьи, зеленые. Форма лица слегка изменена за их счет, но это скорее красиво, чем нет. Кроме того, господин Мреть весьма хрупок. Я бы даже сказал, женственен.
— Вот как, — протянул Альтвиг. — Спасибо. А за ним не водится привычки... м-м... много читать?
— Не знаю, — пожал плечами граф. — Мы с ним проговорили не больше пяти минут. Менестрель сообщил, что в случае необходимости можно обменяться весточками через господина Граурта в Лантершоте, познакомил меня со своей спутницей и был таков. Мне показалось, что он не слишком любит общество.
Инквизитор покачал головой:
— Вы — находка для шпика.
Тинхарт переглянулся с Витолью.
— Не думаю, святой отец. Если я что-то кому-то рассказываю, значит, считаю, что ему это пригодится. Вы бескорыстно уничтожили гуля, не обиделись на вопрос Анхата о Тальтарском сожжении и до сих пор не прочли ни единой проповеди. Вы — очень необычный инквизитор. А Мреть — очень необычный менестрель. У вас есть нечто общее... — он осекся, улыбнулся и уточнил: — Не внешне.
— Вы так хорошо разбираетесь в людях? — усомнился Альтвиг.
— Я — полукровка, — пояснил Тинхарт. — Потомок эльфа и дриады. По мне не скажешь, но я живу уже достаточно долго. Всякого перевидал, во всякое вляпывался. Вы не обязаны мне верить, но...
— Но лучше поверьте, — рассмеялась Витоль.
Инквизитор выдавил из себя улыбку, поднялся и подхватил свою сумку, валявшуюся в кресле.
— Мне нужно прогуляться до кухни. Не подскажете, где она?
— На первом ярусе, справа и вниз от центрального входа в крепость. Желаете подкрепиться на ночь?
— Нет, — возразил парень. — Хочу передать письмо.
Витоль посмотрела на него с немым вопросом, но увлекательного рассказа не дождалась. Альтвиг перекинул ремешок сумки через плечо, вышел в коридор и поплелся на поиски неизведанного.
По сравнению с охотой на гуля, охота на кухню выдалась скучной и однообразной. Инквизитор добрался до нее без всяких приключений, ни с кем не столкнувшись и не встретив ничего подозрительного. Посмотрел на тяжелые дубовые двери, где чья-то шаловливая рука нарисовала жареных куриц с крылышками, воспаряющих к небесам, и неуверенно постучал. Изнутри, сквозь сплошной фон голосов, металлического позвякивания и бряцанья ложек, донеслось растерянное:
— Иду!
Правая створка открылась, явив взгляду Альтвига пышногрудую женщину лет тридцати.
— Вы с проверкой, святой отец? — деловито полюбопытствовала она.
— Нет, — успокоил кухарку инквизитор. —  Мне нужна сестра Хайнэ Греата. Я проезжал через приграничный пост Велиссии, и господин Греат попросил передать девушке письмо. К сожалению, он не сказал, как ее зовут.
— А-а, — протянула та. И, отступив на несколько шагов назад, сказала: — Проходите. Есть будете?
— Нет, спасибо.
Альтвиг заглянул в кухню, сощурился и встал под стеной, надеясь с ней слиться. Помимо яркого света и дивного разнообразия запахов, в помещении было очень много людей. Все они сновали туда-сюда, ругались, громко выясняли, кто принес рыбу — как понял инквизитор, протухшую. Пятеро девочек — совсем маленьких, но до смешного серьезных, — склонились над котлом, в котором что-то размеренно булькало.
— Вот, святой отец, — сказала пышногрудая женщина, возвращаясь с более юной товаркой — голубоглазой, перепуганной и худой. — Это Мильта. Вас оставить наедине?
— Нет, спасибо, — повторил Альтвиг. И обратился к сестре командира гарнизона: — Добрый вечер, Мильта. Ваш брат пребывает в добром здравии и хорошем расположении духа.
Девушка приняла запечатанный сургучом конверт — ее руки при этом заметно дрожали — и поклонилась, так ни слова и не сказав. Инквизитор улыбнулся, рассудив, что от благосклонной улыбки еще никому хуже не становилось, и направился обратно к двери. Вслед ему мечтательно посмотрела низенькая служанка в заляпанном сиропом фартуке. Выходя, парень услышал ее печальный вздох:
— Эх, какие уши!..
— Чтоб тебя, — пробормотал он себе под нос.
Возвращаться в покои знати Альтвиг не стал. Тинхарт и Витоль наверняка уже спали, а если нет, то их задушевные разговоры могли усыпить самого парня. Поразмыслив, он поднялся в комнату, выделенную господином Анхатом специально для нужд инквизиции. Она была непривычно просторной и хорошо обустроенной: тут тебе и мебель, и ковры, и даже камин в стене. Некто предусмотрительный уже успел развести в нем пламя, и Альтвиг почти сразу расстался и с пальто, и с поверх накинутым плащом. Сел на диван, подхватил книгу и попытался построить в голове связь между старыми страницами и менестрелем Мретью. Пока что роль единственной зацепки получила фраза, написанная корявым почерком в правом верхнем углу переплета: «Там, под снегом и под морозами...» Инквизитор задержал на ней взгляд. Он и раньше не мог понять, что эта фраза значит, но сейчас запутался окончательно. Кому понадобилось осквернять книгу дешевыми чернилами, выцветшими от времени и почти исчезнувшими вовсе?
Альтвиг потер виски, прилег и уставился в потолок. Тот был поразительно чист. Так и представлялось нависшее над миром голубое небо, а еще снег, продолжение пути и холод, пронизывающий до костей. Парень не боялся холода, но и поводов его любить не находил. Это как с водой: в один момент она может показаться очень вкусной, в другой — полностью лишенной каких-либо качеств, а в третий — от глотка сводит зубы.
«Там, под снегом и под морозами...» Ладно еще — под снегом, но под морозами-то что? Инквизитор закрыл глаза, словно ожидая найти ответ на черной пелене век, и сам не заметил, как уснул.
Впрочем, на сон это походило мало. Скорее на иную реальность, как в учении великой Шеары. Альтвиг видел поле, поросшее льном, и изящный замок вдали. На его шпилях развевались темно-синие знамена со светлой вышивкой. Разобрать, во что она складывается, на таком расстоянии у парня не получилось. У замка рыскали крупные желтоглазые твари, похожие на волков, но крупнее и разумнее. Оттуда же доносилось журчание воды, редкие голоса — кажется, поющие — и немелодичное звяканье расстроенных струн. Инквизитор мрачно подумал, что тамошние обитатели пьяны, как свиньи. Развернулся, намереваясь уйти... и нос к носу столкнулся с белой стеной, обладающей очень странным запахом.
Пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить свое сознание в нормальности происходящего. Альтвиг шевельнул правой ладонью, затем левой. Пошевелил пальцами на ногах и, наконец, счел возможным осмотреться.
Он стоял в огромном, полностью белом помещении с высоким потолком, балконами на верхнем участке стены и мертвыми цветами, расставленными в вазах у колонн. Сквозь узкие витражные окна пробивался голубоватый свет. Оседая в виде лучей на поверхность, он утыкался в неподвижные тела двух людей — старика и старухи, некогда кружившихся в танце. Сейчас обоих накрепко сковал лед.
С минуту помедлив, Альтвиг подошел ближе и заметил надпись, грубо высеченную в полу:

«Юана, сестра и спаситель — 3299 э. в. к. — 78 э. в. в.
Норт, самый верный из друзей — 1963 э. в. с. — 78 э. в. в.»

Интересно, кому понадобилось замораживать мертвецов? Инквизитор вгляделся в морщинистые лица, запоминая их. У старухи — васильковые глаза, заплетенные в косы седые волосы и черное, маховое, но вряд ли птичье перо за ухом. У старика — застывшие ореховые радужки, воспаленные белки и два шрама, вертикальный и горизонтальный. Один протянулся от кончика носа ко лбу, где его накрывал второй.
Белое помещение вздрогнуло, и Альтвиг с трудом удержался на ногах. В тот же миг рассеянный свет угас, и на витражи легла густая подвижная тень. Она клубилась, ломалась и образовала отдельные комки — вроде облаков, но меньше. Парень следил за ними так внимательно, что не удивился, когда тьма стала абсолютной. Зрачки принялись перестраиваться, уши обрели еще большую чувствительность... и до инквизитора добрался знакомый голос:
— Святой отец! Вставайте, а то мы без вас уедем!
Он дернулся, сообразил, что надо разлепить веки, и проснулся. Потолок спрятался за растрепанной головой графа Тинхарта, а пламя факелов бросало на стены неровные отблески.
— Доброе утро, святой отец. С вами все в порядке?
— Да, — подтвердил Альтвиг. — Сейчас спущусь.
Дворянин кивнул и вышел из комнаты, осторожно притворив дверь. Парень проводил его внимательным взглядом, после чего выпутался из одеял и подхватил со стула рубаху. Одеваясь, он пытался найти ответ на вопрос, почему Тинхарт лично отправился будить попутчика, если имел в своем распоряжении около двадцати слуг. Зевнул, от всей души потянулся и вывалился в коридор, пошатываясь и щурясь.
Окон поблизости не было, но, по мнению инквизитора, уже давно наступило утро. Альтвиг чувствовал себя так, будто проспал по меньшей мере год. Выбравшись во внутренний двор и обнаружив, что солнце стоит в зените, он скрестил руки на груди и мысленно себя обругал. Легче не стало, потому что недавний сон все еще жил в памяти.
Отряд графа Тинхарта уже собрался в дорогу — ждали только «ленивого» попутчика. Витоль намотала поводья Тучи на переднюю луку своего седла, и гнедой конь с презрением разглядывал новую знакомую. Инквизитор ему понравился не больше.
Анхат Эллье провожать гостей не вышел. По словам невысокого юноши-знаменосца, он был занят приколачиванием головы гуля к стене в Зале Трофеев. Принцессу эта новость почему-то развеселила, но Альтвиг остался равнодушным. Потрепав кобылку по гриве, парень направил ее в центр отряда и обратился к золотоволосому графу:
— Я прошу прощения за задержку, господин.
— О, ничего страшного, — улыбнулся тот. — Не беспокойтесь.
— Благодарю вас.
После этого немудреного разговора отряд выехал за ворота. Некоторые всадники наклонялись, чтобы обменяться рукопожатием со стражниками. Те подняли забрала шлемов, и Альтвиг с удивлением понял, что ребята страстно завидуют. Интересно, чему? Неужели им хочется ехать куда-то в мороз — кстати говоря, не такой уж и сильный, — по сбившемуся снегу, да еще и в компании инквизитора? Странные люди.
Впрочем, нет. На парня с крупными кошачьими ушами смотрели настороженно. Альтвиг поймал два колючих взгляда и уставился прямо перед собой, хмуро  поглаживая крест на воротнике. Он понимал, что когда речь идет о страхе и благодарности, перевешивать будет первый. Мол, спасибо вам, святой отец, за усекновение нечисти — а теперь убирайтесь, не распугивайте народ! Хорошо хоть заплатили.
Тинхарт пустил коня в галоп, и все его сопровождающие с восторгом поступили так же. Инквизитор вцепился в поводья и с трудом сдержался от прочтения заупокойной самому себе. Туче, наоборот, понравилось, и она блестящей молнией проскользнула мимо высокомерного коня принцессы.
В подобном безрадостном темпе прошел весь день. Графу нравилось мчаться наперегонки с ветром, но, когда лошади уставали, отряд переходил на шаг. Витоль то и дело оказывалась рядом с Альтвигом, но заговаривать не решалась — парень побледнел, стиснул зубы и стал похож на печальное привидение. Понаблюдав за ним около часа, девушка вырвалась вперед и что-то быстро прошептала на ухо Тинхарту. Тот обернулся и задумчиво кивнул, после чего, к мрачной радости инквизитора, галоп заменили рысью.
Первая крепость уже час как осталась позади, а башни Вистага все еще не показывались. Небо затянули пушистые облака. В редких прорехах виднелись огоньки звезд и теплое сияние Дайры. Она и освещала дорогу, и наполняла ее тенями — по большей части подвижными.
Основную — и самую знаменитую — дорогу Гро-Марны отряд тоже давно пересек. Остались только узкие тропы и останки древних мостовых, сохранившихся с тех времен, когда королевство рыцарей славилось прекрасными городами. Порой попадались руины — обугленные остовы домов, низкие стены и огрызки башен. Альтвиг смотрел на них с тоской, хотя сейчас, припорошенные снегом, камни выглядели безобидно. Он много читал о былом величии Гро-Марны, об эльфах, обитавших тут до прихода людей, и даже пытался рисовать гравюры. До внезапного свидания с выверной получалось неплохо, а потом... инквизитор так и не смог привыкнуть к отсутствию двух пальцев. А сколько было возможностей проявить свой талант! Увековечить на бумаге новые виды нечисти, необычное оружие, изготовляемое горцами, а может, и портреты прекрасных дам... отношения с дамами у парня не складывались — вечно вспоминался какой-то размытый образ, маячил на границе сознания и не давал покоя, намекая, что должен быть единственным и неоспоримым, — но ради портрета они точно потерпели бы. В конце концов, кто не любит художников?
 — Господин Альтвиг! — к инквизитору, улыбаясь, подъехала Витоль. —  Как вы себя чувствуете?
 — Нормально, — отозвался тот. — А вы?
 — Лучше не бывает! Я, знаете, очень люблю эльфийский лес. Всегда рада снова там оказаться. Нэрол жалуется — мол, от остроухих добра не жди, — но никогда не называет конкретных причин. Бах, тот просто посмеивается. Он у меня веселый, жизнерадостный, до ландарских бунтов так вообще был лапочкой. Сейчас, правда, погрустнел... мама говорит, что это связано с работой. Раньше брат просиживал задницу во дворце, а сейчас колесит по всей империи, налаживает отношения с подданными. В форте Грейн его принимают так радушно, что домой Бах возвращается хорошо, если через три недели. А однажды он задержался на месяц! Представляете? Целый месяц без основного наследника. Папа чуть с ума не сошел!
Альтвиг позволил себе ответную улыбку:
 — Вы дурачитесь, госпожа Витоль.
 — Ну вот, — расстроилась девушка. — Раскусили.
 — Прошу прощения. Если хотите, я готов дальше вам подыгрывать.
 — Не стоит. Лучше скажите, что вы думаете о нашей поездке? По-моему, пока все идет неплохо. Тинхарт до сих пор не объявил охоту на лис, волков или лосей. Обычно ему в седле не сидится.
 — Не мне судить, — пожал плечами инквизитор. — А к чему вы упомянули эльфийские леса? До них еще ехать и ехать.
 — Напротив, — возразила принцесса, — мы уже вот-вот доберемся! От Вистага до границы остроухих рукой подать.
 — Но его самого еще не видно.
Витоль нахмурилась и, приподнявшись на стременах, крикнула:
 — Эй, граф! Когда мы будем на месте?
Тинхарт запрокинул голову, чтобы посмотреть на серебристое око Дайры.
 — Часа через три. А что, ты уже спать хочешь?
 — Нет, — покачала головой девушка. — Я хочу поскорее увидеть эльфийского короля. Как там его? Ильтарно... ильтарнэ... иль...
 — Ильтаэрноатиэль, — с укоризной поправил Тинхарт. —  Ничего ты не смыслишь в мелодичности.
Альтвиг опешил, но промолчал. Имена остроухих часто вгоняли его в тоску — и это притом, что общаться приходилось только с рядовыми, не высокородными эльфами. Мог бы и догадаться, что из множества других заковыристых имен венценосная особа выберет САМОЕ заковыристое.
 — А этот... — инквизитор попробовал повторить новое слово, но сбился на четвертой букве и буркнул: — в общем, король. Какой он?
 — Нормальный, — развел руками Тинхарт. — То есть он заносчивый, высокомерный, противный и подлый тип, но мне удалось найти с ним общий язык. Мы пару раз охотились вместе. Ильтаэрноатиэль прекрасно владеет луком, не боится сверзиться с коня и во многом превосходит своего предшественника. Тот был гораздо неповоротливее. Разжирел, отрастил огромное пузо, обленился...
Альтвиг представил себе толстого эльфа и содрогнулся. Упаси Боги! После такого зрелища невозмутимо удалиться выйдет разве что ногами вперед.
 — Господин Ивель! — к золотоволосому графу обратился юноша-знаменосец. — А в Морском Королевстве вы были?
 — Был, как же не быть, — мечтательно улыбнулся Тинхарт. —  Чудное место. Кстати говоря, именно оттуда к нам пришла песня про небесные корабли.
 — А я знаю ее, — обрадовалась Витоль. И процитировала: — «Я стою на песке, под стальными ножами ливня, и смотрю, как за краем отчаявшейся земли, предоставив ветрам паруса и подняв знамена, исчезают мои небесные корабли»...
 Она не стала петь — просто прочла, как стихи. Граф склонил голову в знак признательности, а затем произнес:
 — Мне больше нравится другой фрагмент.  Но в виду некоторых обстоятельств... кхм... я предлагаю воздержаться от дальнейшего обсуждения.
 — Почему? — поразилась принцесса. Тинхарт бросил выразительный взгляд на Альтвига, и она, сообразив, протянула: — А-а-а... Извините, святой отец.
Инквизитор покачал головой — мол, ничего страшного, — но выражение лица у него было до того мрачным, что разговор скис. Золотоволосый граф, прихватив с собой знаменосца, отправился вперед — обозревать местность, — а Витоль от греха подальше свернула вправо.
Альтвиг не стал ее останавливать. Он ненавидел музыку едва ли не больше, чем деньги и устоявшуюся форму общества. Стоило прозвучать какой-либо песне, как в груди у парня поселялась тупая боль. Она вгрызалась в ключицы и билась под ребрами, а в ушах звенел, отдаваясь эхом, мягкий неторопливый мотив. Инквизитор никогда не слышал его в реальном мире, но порой находил во снах. И это было страшно.
Спустя примерно час из-за горизонта вынырнули сторожевые башни Вистага. Обрадованный Тинхарт лично перехватил знамя, а его свита заметно приободрилась.
Витоль с детской надеждой сощурилась, но не смогла разглядеть знаменитые Малахитовые Леса. Даже фигурки стражников на стенах, и те проявились далеко не сразу — вместе с огоньками факелов, голосами и пьяным смехом. Впрочем, последние улавливал лишь чуткий слух Альтвига, которого чужое разгильдяйство волновало мало.
По крайней мере, сейчас, потому что он жутко устал.

Инквизитор проснулся на рассвете. Долго лежал, разглядывая потолок, и мучительно не хотел вылезать из-под одеяла. За стенами ратуши ударил жуткий мороз, и лед затянул все, что не пылало внутренним пламенем. Из коридора до парня доносились шаги и голоса слуг. Из нарочито негромких слов он почерпнул важную информацию: обледенел даже памятник на центральной площади. Интересно, Тинхарт погонит отряд дальше в такую погоду?
Понежившись в постели еще немного, Альтвиг встал, торопливо оделся и пристегнул к воротнику крест. Наскоро помолился — на этот раз только Инэ-Дэре, — и вышел за дверь. В коридоре гулял сквозняк, вынудивший парня накинуть плащ и с пониманием покоситься на редких стражников, одетых в тяжелые кожухи. Ребята сохранили бесстрастный вид — все знают, что ссориться с инквизиторами себе дороже.
Просторный холл был наполнен светом, теплом и забит людьми. Бургомистр проводил суд. Один горожанин обвинил другого в ереси и пособничестве ведьмам. Обвиняющему было лет тридцать, обвиненному —  двадцать от силы. Под внимательным взглядом Альтвига парень стушевался, попятился и сделал вид, что попал в ратушу случайно. Бургомистр, наоборот, обрадовался:
 — Святой отец! Вы не поможете нам разобраться в деле?
 — Без проблем. Отпустите этого господина — он невиновен, — равнодушно приказал инквизитор.
 — Вы можете это доказать? — возмутился обвиняющий.
 — Разумеется, могу. На нем нет ни единой метки. Колдовство, даже чужое, оставляет после себя следы. По-вашему, когда господин обвиняемый встречался с ведьмой?
 — Не далее, как три дня назад, святой отец.
 — Вот я и говорю —  невиновен, — повторил Альтвиг. — Если бы женщина, принятая вами за еретичку, действительно была таковой, на ее сообщника распространилось бы пагубное влияние темной магии. Но я его не вижу. А вот вас, — парень с намеком покосился на бургомистра, — следует осудить за клевету и месть.
 — Клевету?! — во весь голос заорал обвиняющий, отчаянно пытаясь выглядеть храбрым. — Да я просто пытаюсь помочь власти! Оградить людей от происков Дьявола!
 — Замолчите, — отмахнулся инквизитор. В глубине его зрачков проявилось холодное голубое сияние. — Если вам трудно признаться в своих прегрешениях, я сделаю это за вас. В полдень три дня назад кот господина обвиняемого удушил пятерых ваших цыплят. Вы обозлились, а затем увидели, как к нему во двор заходит незнакомая женщина. Торговка. Она принесла молоко. Вы решили, что это отличный шанс отплатить за убийство птиц — о котором, кстати говоря, хозяин кота не знал, — и обратились к господину бургомистру. Продолжать?
 Побледневший мужчина судорожно сжал кулаки. Оглянулся на стражу. Ее было немного — всего два человека у настежь распахнутых дверей.
 — Не советую, — мягко предупредил Альтвиг. — За глупую месть вас осудят меньше, чем за побег и преднамеренную жестокость. Впрочем, я не могу оставить их без внимания. Господин бургомистр, будьте добры — повлияйте на осужденного. Можете использовать любые методы. Мне пора.
Он развернулся, собираясь посетить комнаты знати — и за спиной тут же прозвучал звонкий, звенящий, со всей силы нанесенный удар. Призрачная фигура мгновением раньше вызванного защитника дернулась, задрожала и рассыпалась серебристой пылью. Инквизитор обернулся, взмахнул рукой — пыль превратилась в копья, метнулась к обезумевшему осужденному и пронзила его насквозь. Мужчина всхлипнул. Сомкнул веки. Стиснул пальцы на гладкой поверхности ангельского волшебства.
 — Нападать на служителей Богов неразумно, — укорил Альтвиг.
В холле сделалось тихо-тихо, как в первые мгновения после бури. Человек, посмевший напасть на невысокого парня с кошачьими ушами, медленно умирал, но никто не спешил прийти к нему на помощь. Прежний обвиняемый удивленно хлопал глазами, пока не закричала женщина, стоявшая ближе всех к выходу. Закричала — и помчалась прочь. Ее примеру последовали остальные люди, кроме стражи и бургомистра. Последний снял шапку, вытер вспотевшую голову и пробормотал:
— Вы служите Альвадору, святой отец?
— Верно. 
— Ох... — вздохнул бургомистр. И тут же, спохватившись, поправился: — То есть спасибо. Без вас мы бы честного человека засудили.
— Пожалуйста, — пожал плечами Альтвиг. — Обращайтесь.
Мужчина кивнул, хотя в его взгляде отчетливо читалось: «нет, никогда». Инквизитор хмыкнул, насмешливо улыбнулся и спросил:
— Вы боитесь?
— Извините, святой отец.
Бургомистр встал и принялся собирать в стопку бумаги, разбросанные по столу. Альтвиг помрачнел. Несмотря на то, что он не ожидал другой реакции, настроение безвозвратно испортилось. Плюнув на Тинхарта и Витоль — если что, пусть уезжают сами, — парень пошел к дверям, выглянул за порог и осторожно спустился по обледеневшим ступенькам.
Каждый Бог, отмечая наиболее верных служителей, награждал их определенными способностями. Тот, кто поклонялся Аларне, мог видеть и использовать души умерших. Тот, кто поклонялся Листвит, обладал тягой к природе и призывал ее силы, чтобы защититься и защитить. Служители Инэ-Дэры могли избирательно прозревать во снах прошлое и будущее, погружать в сон или, напротив, пробуждать своих противников. А служители Альвадора учились находить правду, даже если ее скрывали очень старательно. Любую правду. Всегда. Повсюду.
Именно по этой причине у Альтвига не было друзей. Кому приятно общаться с человеком, видящим собеседников насквозь? Даже братья по вере, и те его сторонились. Лишь Арно и господин Еннете говорили с парнем без оглядки на ложь — хотя, наверное, это быстро прекратилось бы, перестань он мотаться по земле в поисках нечисти и скверны.
Забывшись, инквизитор выругался и пнул маленький забор, ограждающий клумбу — сейчас пустую. Доски  громко скрипнули, проходивший мимо торговец ускорил шаг, нырнул в переулок и исчез. Чуткие уши Альтвига уловили быстрое бормотание: «да сохранит Он меня от ненависти и злобы, от тварей небесных и земных, от людей опустившихся и посвященных мраком...» Расстояние до перепуганного идиота не играло парню на руку, но, подчиняясь минутному порыву, он во весь голос рявкнул:
— Закрой рот, скотина!
— Ой! — воскликнул тонкий голосок рядом. — Так я ведь просто дышать пыталась... насморк совсем замучил...
Инквизитор обернулся и увидел Витоль. Принцесса Эльской империи улыбнулась, переступила с ноги на ногу и попросила:
— Не сердитесь, святой отец.
— Что вы здесь делаете? — хмуро пробормотал тот.
— Гуляю. Тинхарт сказал, что сегодня мы уже никуда не поедем.
— У вас просто удивительная способность выбирать для прогулки те же места, что и я. Признайтесь честно, вы следите за мной?
— Не сердитесь, — погрустнев, повторила девушка. — Мне просто интересно, что вы из себя представляете.
Альтвиг приподнял брови:
— Какая разница?
— Большая, святой отец. Девичий интерес — это вещица страшная.
Витоль выглядела абсолютно серьезной. Инквизитор вздохнул, скрестил руки на груди и сказал:
— Ваше высочество. Вы прекрасны, вы забавны, вы ведете себя честно и откровенно. Я рад, что среди королей не перевелись подобные личности. Но прошу вас, поверьте: не стоит водиться с людьми моего круга. Мы жестоки, беспощадны и лишены большинства нормальных человеческих чувств. Мы несем в себе угрозу, нас все боятся. Только что вы имели счастье видеть реакцию прохожего, который ничего обо мне не знает. Эта реакция правильна. Берите пример.
— Правильна она, как же, — рассмеялась принцесса. — И поэтому вы кричали на всю улицу?
— Я... — начал было Альтвиг, но осекся и замолчал. — Ладно. Чего вы хотите?
— Ну-у, — протянула Витоль, — давайте сходим в трактир. Я ни разу в жизни не была в трактирах.
— Это не лучшее место для особы благородных кровей.
— Вас все боятся, святой отец. Я буду как за каменной стеной.
Инквизитор вздохнул. Искренность девушки могла разоружить даже самых бывалых затворников. Витоль поняла, что выиграла, схватила парня за локоть и повела в путаницу  улиц.
Вистаг — единственный целый город Гро-Марны — жил за счет торговли оружием. Рыцарские мечи не шли ни в какое сравнение с эльфийскими или горскими, но охотно покупались, потому что были дешевыми. В мире без проблем отыскивались простофили, желающие сэкономить на снаряжении. Благодаря им и зеленым воинам, еще не нюхавшим настоящее каленое железо, бургомистр имел возможность восстанавливать старые здания, понемногу прокладывать мостовую и даже — изредка — возводить памятники в честь знаменательных событий. Мимо одного такого прошли Альтвиг с Витолью, бегло прочитав высеченную в постаменте надпись: «Прибытие эльфийских послов, 564 год Эпохи Весны».
Парень поморщился. С летоисчислением в мире творилось Бог знает что: отсчет обрывался и начинался заново после важных — или просто новых —  поворотов истории. Нынешнее время именовалось веком инквизиции, и сам по себе век уже подходил к концу.
— Как вам этот, святой отец? — поинтересовалась Витоль, останавливаясь у порога сомнительного заведения с побитой вывеской. — Мне вот нравится. Давайте зайдем!
— Давайте, — кротко ответил инквизитор.
Принцесса радостно толкнула дверь и вошла в окутанный полумраком зал. Альтвиг последовал за ней, тут же сделавшись мишенью для двадцати подозрительных взглядов. Обычный рабочий люд сидел за столами и, наверное, веселился — по крайней мере, до появления незваных гостей. Засевшая у окна компания мужчин парню особенно не понравилась, потому что была вооружена.
Витоль прошествовала к стойке, бросила трактирщику золотую монету и заявила:
— Я хочу бутылку эетолиты, мяса с грибами и большой-большой хлебный каравай.
— Хорошо, — согласился тот, попробовав монету на зуб. — Выбирайте место, госпожа.
Девушка кивнула, вернулась к инквизитору и уселась за угловым столом.
— Я достаточно грубо разговаривала?
— Достаточно. А зачем вам столько хлеба?
— Как зачем? Чтобы съесть его.
Альтвиг смолчал, прикидывая, как принцесса будет запихивать  в себя огромные куски плохо пропеченного теста. Витоль не выказывала ни малейшего беспокойства. На злые взгляды вооруженных мужчин она ответила ехидной улыбкой. Затем посерьезнела и повернулась к своему спутнику:
— Вы сказали, что не помните, откуда пришли и кто дал вам имя. Но, быть может, осталось что-то другое? На вас жалко было смотреть, когда Тинхарт упомянул менестреля.
Инквизитор нахмурился:
— Это касается лишь меня.
— Я ведь не из простого любопытства спрашиваю, — обиделась девушка. — Я знакома с господином Мретью. Знаю его песни. Хочу помочь.
— Ради чего?
— Ради вас. Что, если Мреть — это часть вашего прошлого?
Альтвиг почесал бровь единственным уцелевшим мизинцем.
— Его светлость говорил, будто менестрель поет о гибели друга и о кургане, вознесенном на границе сущего. Моя память тоже начинается с кургана. Там растут белые розы, а рядом клубится пустота. Черная, живая, преисполненная молниеносных теней. Они парят в ее чреве, и я бы сказал, что грозят смертью любому другому существу.
— Очень похоже на Безмирье, — задумчиво пробормотала Витоль.
— Я тоже над этим думал, — признался инквизитор. — Еретики говорят, что из Безмирья приходят души драконов. Но даже если это так — а сомнений у меня хватает, — все равно ничего не понятно.
Принцесса кивнула. Повисло тяжелое молчание. Из кухни пришел трактирщик, поставил перед гостями еду и вино. Витоль потребовала нож, чтобы порезать хлеб, и мужчина вытаращился на нее с немым изумлением. Просьбу, конечно, выполнил, но даже вернувшись за стойку не прекратил коситься на необычную девушку.
— Это все, святой отец? — тихо спросила она.
Альтвигу показалось, что Витоль уже пришла к определенным выводам, но отвечать вопросом на вопрос было невежливо.
— Нет. Неподалеку от кургана я нашел книгу, — сказал он, извлекая ее из сумки. — Вот, взгляните. Больше всего меня беспокоит фраза, написанная на переплете.
— «Там, под снегом и под морозами...» — послушно прочла принцесса. И просияла: — Это строка из песни, святой отец! Неужели вы не слышали? «Там, под снегом и под морозами я курган для тебя вознес, и на нем распустились розами капли пролитых мною слез».
На этот раз она посчитала нужным пропеть цитату. Альтвиг передернул плечами, опустил голову и попросил:
— Продолжайте.
— «Я стою у границ отчаянья, под сиянием мира Дня. В мире нет никого печальнее и покинутее меня. Твое имя звенит мелодией в опустевшем моем мозгу; в мире, полнящемся свободою, в песнях я его сберегу», — нараспев выдала Витоль. — Выпейте, святой отец. На вас снова жалко смотреть.
Она протянула инквизитору кружку с вином. Тот обхватил ее дрожащими пальцами, сделал глоток и крепко зажмурился. Эетолита, несмотря на превосходный вкус, обожгла горло. Альтвиг никогда прежде ее не пробовал — вино было слишком дорогим, — и ощутил легкую обиду на то, что первое знакомство выдалось таким грустным.
Мысли в голове перепутались. Менестрель Мреть... Лантершот... задание отца Еннете... впервые в жизни инквизитору захотелось плюнуть на приказ и заняться собственными делами. Боги, что же делать? Он молча возвел глаза к потолку.
— Мы можем помочь вам, святой отец, — мягко произнесла Витоль. — У нас есть для этого все, что нужно.
— Благодарю, — учтиво ответил инквизитор. — Но я справлюсь сам. Вы и так много для меня сделали. Я не имею права отправляться на поиски Мрети прямо сейчас. Пока мы с вами сидим и ожидаем удобного случая, чтобы отправиться в путь, в Ландаре погибают люди. Они сами виноваты, я знаю. Однако их необходимо спасти. Люди несовершенны...
— Вы ищете наследника? — перебила принцесса.
— Да. — Альтвиг не видел смысла врать. — И если я брошу все ради прошлого, потом никогда не смогу себя простить.
Девушка нахмурилась, поправила прядь чудесных вьющихся волос:
— Вы просто убийственно честны.
— Боги не поощряют лжецов, — развел руками инквизитор. — Даже Темные.
Он допил вино и поставил кружку на стол. Витоль принялась жевать очередной кусок хлеба. В посеревшем небе за окном появились черные пятна — вороны, сбившиеся в стаю. Чуткий слух Альтвига уловил далекое «кар-р, кар-р!».
— В отряде господина Тинхарта есть посыльный? — решился парень.
— Есть, — сообщила девушка. — А что?
— Я подумал, что было бы неплохо отправить письмо в Лантершот. Это ускорит мою предполагаемую встречу с менестрелем. Как вы считаете?
— За спрос по носу не бьют. — Витоль встала и направилась к трактирщику.
Инквизитор проводил ее рассеянным взглядом, после чего спрятал книгу обратно в сумку. Надпись на переплете заставила парня повторить про себя слова, открытые принцессой: «Твое имя звенит мелодией в опустевшем моем мозгу»... Песня Мрети идеально сочеталась с мотивом, который не давал Альтвигу покоя и не позволял слушать чужую музыку. Настолько идеально, что он подумал: может, эта песня и этот мотив — два фрагмента целой картины? Картины, способной пояснить, почему инквизитор проснулся на границе сущего, почему был один и почему ничего не помнил.
Вернувшись вместе с трактирщиком, Витоль завернула хлеб в чистую ткань и жизнерадостно предложила:
— Пойдемте обратно в ратушу, святой отец.
Инквизитор беспрекословно встал, подхватив бутылку с остатками эетолиты.
— Вы позволите? Под вино мне славно соображается.
— Берите, — великодушно разрешила девушка.
Прогулка по улицам прошла тихо. Альтвиг внимательнее осмотрел памятник эльфийским послам и встречающим их людям, наверняка уже мертвым. Остроухим-то хоть бы хны, они живут тысячелетиями — пока не надоест или не возникнет непредвиденное обстоятельство в виде давнего врага. Блистательные сражения вышли из моды так же быстро, как и вошли, поэтому в ходу у эльфов были менее благородные методы: яд, темная магия или нож в спину. Инквизиция уже пыталась навести порядок среди детей звезд, но те умели ненавязчиво уходить от любых вопросов. А еще — одним легким усилием сочинять причины, вынуждающие смертных существ покидать Малахитовые Леса.
Разумеется, эльфы жили не только в этой части изведанного мира. Она принадлежала клану Сотоэр, а помимо него где-то прятались еще три: Лийн, Айнэро и Найэт. По мнению Альтвига, стоило поверить летописям и отправить соглядатаев к Верхолунью и Нижнелунью. Отец Еннете считал иначе, не желая связываться с представителями вздорного племени, по нелепой ошибке считающего себя самым мудрым. К тому же знаменитые озера тщательно охранялись воинами белобрежного короля. Как будто мало ему союза с дриадами...
На ступенчатом пороге ратуши стоял Тинхарт, беседующий с толстеньким круглым мужичком лет сорока пяти. Он поклонился сероглазой принцессе, пожал руку инквизитору, непроизвольно при этом вздрогнув, и поспешил ретироваться.
— Кто это? — с неприязнью уточнила Витоль.
— Мой старый знакомый. Пришел выразить свое почтение и заверить, что я нисколько не изменился, — шутливо ответил граф.
— Как будто тебя это волнует, — фыркнула девушка.
Тинхарт резко посерьезнел:
— Если честно, то очень. Я боюсь однажды утром проснуться и обнаружить, что постарел. Если бы я был человеком, мне бы уже отвели комнату в госпитале для блаженных — предварительно убрав из нее все зеркала, чтобы безумный больной не пересчитывал по утрам морщинки.
—У тебя нет морщинок.
— Спасибо. Я действительно рад.
Витоль ткнула его локтем в бок и прошествовала в холл, на ходу расставаясь с курткой. В ратуше было неожиданно тепло.
— Святой отец хотел попросить тебя об одолжении.
— Каком? — с готовностью поинтересовался граф.
— Ему нужен посыльный.
— О, вот как? Хотите отправить весточку в Лантершот? — Тинхарт обратился непосредственно к Альтвигу.
— Было бы неплохо, — согласился тот. — Сейчас поднимусь к себе и напишу.
Спустя полчаса он понял, что погорячился. Пергамент лежал перед инквизитором, освещенный двумя дорогими свечами. Тут же стояла чернильница, ваза с зимними яблоками и валялись разноцветные кусочки сургуча. Красный — для официальных посланий, синий — для срочных, а зеленый — для личных, не проходящих через ведомство отца Еннете. Альтвиг все еще не решил, как именно обратиться к господину Граурту, и чувствовал себя полным идиотом.
Он взял яблоко и вдохновенно его сжевал, попутно копаясь в собственных мыслях. Если написать официальное письмо, с печатью инквизиции и требованием выдать менестреля, дворянин из Лантершота может не отреагировать. Скажет, что никогда ни о каком менестреле не слышал, и взятки гладки. Отец Еннете насторожится и велит пытать Граурта общеизвестными методами — болью, болью и еще раз болью. Боли боятся все. Инквизитор помотал головой. Нет, этот вариант не подходит.
Если написать срочное письмо, отец Еннете заинтересуется и призовет Альтвига к ответу — мол, что это ему внезапно понадобилось? Объясняться парень не хотел, поэтому, подумав, завернул красный и синий сургуч в потрепанную тряпочку. Бог с ним. Каждый имеет право на тайны.
Перо задрожало в левой руке инквизитора, коснулось уголка пергамента и помчалось, оставляя за собой ровные символы. Лантершот находился под властью белобрежного короля, поэтому там использовалась идентичная с Белыми Берегами письменность. Это многих напрягало — белобрежные руны было сложно выучить и еще сложнее использовать, — но Альтвиг находил их весьма приятными.
Разобравшись с посланием, парень взял его в руки и перечитал.

«Господин Граурт,
я вынужден обратиться к вам неофициально, поскольку не хочу, чтобы мою просьбу видели посторонние глаза. Прошу вас, сожгите письмо сразу по прочтении.
Мне необходимо встретиться с менестрелем Мретью. Это не связано с нуждами инквизиции и не имеет никакого отношения к отцу Еннете. О господине Мрети я узнал от графа Тинхарта, который утверждает, что вы знакомы. Пожалуйста, помогите мне.
С уважением,
Альтвиг Нэльтеклет».

— Бред собачий, — заключил инквизитор, запихивая письмо в конверт. — Но лучше так, чем вообще ничего.