Будет больно, танцуй!

- Ты кто? – сказала она, заглядывая мне в глаза.
- Я? – спросил я. – Я – Человек.
- И все же кто ты? Скажи, почему с тобой стоит замутить?
- Со мной замутить?
- Ну, да. Мне же стоит с тобой замутить?
- Замути, - не очень уверенно ответил я.

Девица, что предложила мне замутить, не была пьяна. Мы стояли у бара, она держала в руках бокал красного вина, но, судя по всему, даже не пригубила из него. Она была юна, на вид ей было лет 25, не больше. Но звонкий задорный голос и прямота во взгляде говорили, что ей, скорее всего, нет и этого. Худощавая фигура, заточенная в темно-синие джинсы и серый свитер, делали ее еще моложе. Она могла быть кем угодно. Рядом, словно и не с ней, топтался полный мужчина с какой-то ноткой азиатчины в лице. Было видно, что он пристально следит за тем как мы разговариваем.
 
- С тобой? – махнул я головой в его сторону, она в ответ молча кивнула. – Охранник?
- Неа, любовник.
- А как же замутить?
- Он бывший.
- Удивительное началось. А нахрена ты его с собой таскаешь, тем более, пытаясь поклеить кого-то.
- Не твое дело.
- Дело не мое, но с тобой я при стольких неизвестных связываться не стану. Разве что потанцевать. Пойдем?
- Давай! – согласилась она и протянула руку. Я поддержал ее ладонь своей, и мы неспеша вышли на открытое пространство перед барной стойкой.

Звучало что-то латиноамериканское. Думаю, если бы не музыка, то я б не решился коснуться ее. Впрочем, первый шаг был сделан, и теперь надо было «жечь». Прихватив левой рукой ее правую, я повел, она шла тонко и чутко. Иногда мне казалось, что она знает все мои движения наперед, и даже не угадывает, а просчитывает их на пару ходов вперед. Но при этом танцевать с ней было легко и весело. По завершению танца, я старомодно вытянулся и склонил голову в знак признательности, она рассмеялась и повисла у меня на груди.

- Это папин друг, он вывел меня развеяться, - сказала она, указывая в сторону неспускавшего с нас глаз «азиата».
- Это конечно все объясняет, - сказал я и улыбнулся, а затем, чтоб не портить впечатления от танца продолжил. – А ты здорово танцуешь.
- И ты неплохо, учился где-то?
- Разве что здесь, у таких модных танцоров, как ты. А ты?
- Чуть-чуть бальных, немного джаза. Словом, не сказать, чтоб серьезно.
- И все-таки уметь так танцевать – это здорово. Спасибо тебе. А сейчас я, пожалуй, тебя оставлю с папиным другом, а сам мотану пить ром в другое прекрасное место. У друзей вечеринка, и мне положено там быть.
- И тебе спасибо. Если захочешь меня увидеть без Тимура, приходи сюда же в следующую пятницу.
- Тимур – это кто?
- Тимур – это человек, такой же как ты. Вон он стоит и следит за тем, чтоб ты меня не обидел, - махнула он рукой в сторону «папиного друга».

Мы рассмеялись. Я расплатился и ушел.

Неделя прошла так, как и положено неделе: в заботах и хлопотах, но быстро и безболезненно. Офисных клерков не зря сравнивают с леммингами: заботы их ничтожны, ответственность, несмотря на раздувание щек, как у домашней крысы. За эту неделю я успел разбить несколько галактических флотов, разнести на металлолом пару-тройку танковых армад, раз сто выиграть компьютер в нарды, подготовил пару отчетов и разослал партнерам десятка три писем. Словом, пятница пришла незаметно. Уже по дороге домой я вспомнил о приглашении на встречу без «дяди Тимура».

В полумраке бара звучала бачата, ну, или что-то аналогичное – неспешное, мелодичное, латиноамериканское. В легком задымлении изящно извивалась пара. Казалось, что мужчина и девушка плавают над досками пола. Я подошел ближе и с удивлением обнаружил, что это танцует моя давнишняя знакомая. Класс партнера позволял ей показать все на что она была способна, а может даже и его уровень не давал ей раскрыться полностью, и тем не менее она творила чудеса. Гибкая, стройная, в облегающем платье цвета переспелой вишни. В макияже и с «зализанными» волосами сегодня она выглядела зрелой и опытной женщиной. Если б я сегодня пытался прикинуть ее возраст, то дал бы тридцать два или тридцать три.

Композиция завершилась и танцоры, совершив ритуальный поклон, подошли к бару. Я стал подбираться поближе, но сегодня вместо дяди Тимура была толпа поклонников. Они галдели, рассуждая о танцах, и не давали протиснуться к бару. Я таки исхитрился и, махнув знакомому бармену, получил свой двойной «Матусалем». Сегодня за столиком было очевидно удобнее, чем у бара. Уже по дороге я услышал смешливое:
- Эй, человек – просто Человек. Мужчина с ромом, подойдите к справочному бюро.
Реплика зацепила край уха, но я даже не понял, что она была обращена ко мне. Однако, какой-то доброхот ухватил меня за плечо и стал тараторить, что меня зовет Анастасия Викторовна. Никакой Анастасии Викторовны я, разумеется, не знал, потому попытался скинуть руку, задержавшую меня. Но тут Анастасия Викторовна подошла самолично, и я увидел, что это та самая «бойкая соплюха», с которой мы тут танцевали прошлый раз.
- Зазнался? – спросила она смеясь.
- Мне то с чего? Просто к Вам не прорвешься, - деланно выдал я, особо акцентируя уважительное «Вам». Она звонко рассмеялась.
- Пошли, я тебя с Альбертом познакомлю.
- А что мне с Альбертом делать?
- Можешь выпить… Он, правда, виски любит… А можешь трахнуть… Так-то он гей…
- Тьфу. Дурацкие у тебя шутки все-таки.
- Ну, ладно, не гей он, а полу-гей. Словом, если тебе это важно, то я с ним не сплю.
- Да плевать мне, в общем и в частности, - бурчал я, уже пожимая протянутую руку Альберта.

Анастасия Викторовна, видимо, привыкла хороводить в этом балагане поклонников, поэтому, не особо обращая внимание на восторженные вздохи, категорично заявила, что пойдет пить ром с этим вот прекрасным человеком, то есть мной. Она переоделась в уже знакомые джинсы, и мы вышли на улицу.

Падал легкий снежок. В свете фонарей это выглядело завораживающе. Внутри вдруг появилось ощущение какого-то чуда: ночь, фонари, снег и удивительно красивая женщина, готовая пить ром с малознакомым ей человеком.

- Ты не думай, я не такая безрассудная, как может показаться, - словно услышала она мои мысли.
- Я в общем и не думаю. Просто ты меня второй раз в жизни видишь.
- Знаешь, я давно танцую, и о человеке, если он умеет двигаться, по его манере могу сказать больше иного психолога. Хочешь, я про тебя расскажу?
- Сделай милость, удиви.
- Смотри, ты скорее всего когда-то серьезно занимался спортом. Может даже профессионально. У тебя, судя по твоей манере, было сильно травмировано правое колено. Травма застарелая, она уже зажила, но время от времени все же дает о себе знать, поэтому ты стараешься в движении не перегружать его.
- Фига!!! – искренне удивился я.
- Вот. Человек ты нерешительный и мягкий. Закончил университет, какой-нибудь гуманитарный факультет.
- Это ты тоже по танцу?
- Нет, это Тимур по соцсетям на тебя досье нарыл.
- Мне самое время испугаться и убежать?
- Зачем? – засмеялась она.
- Ну, на всякий случай. Я то не знаю с кем имею дело.
- Ты имеешь дело с Настей, королевой пиратов и грозой танцполов.
- То, что ты – Настя, мне твои поклонники сообщили.
- Да, фигня, забей… Пошли лучше рубанем по кислой колбасе?
- Поедим?
- Нет, - засмеялась она. - Посетим какой-нибудь кислотный танцпол.
- А-а-а… А ты разве не натанцевалась?

Мы еще пол часа ходили по городу, затем «поскакали» в неведомом мне полуподвальном клубе в «молодежной лиге» под нью-рэйв. Если б не Анастасия Викторовна, то меня не то что не пустили б в это заведение, я б даже не заподозрил, что такое в Москве есть. Затем на какой-то мансарде пили пуэр и любовались, как город погружается в сон, как прохожих на улице становится меньше, а поток машин заметно редеет.

- У тебя есть любимое время и место, где ты хотел бы оказаться. Где бы хотел родиться и жить? - спросила она глядя на городскую иллюминацию.
- Не знаю. Мне здесь хорошо. Иногда, конечно, хочется почувствовать себя революционным матросом с крейсера в Петрограде «семнадцатого». Или нет, лучше Тортуга конца семнадцатого века.
- Не пижонься, ты не протянул бы там и нескольких лет, - улыбнулась она.
- Я хотя б попробовал.
- Зря ты меня обманываешь. Не надо пытаться казаться решительнее, чем ты есть на самом деле. Ты и такой очень забавный.
- Возможно, это музыка на меня так возбуждающе подействовала, - нехотя согласился я. – Я ж больше по книжкам путешественник.
- Да это понятно. А хочешь узнать, где бы я хотела быть?
- Любопытно, и где?
- Я бы хотела родиться в третьем веке до нашей эры в знатном роду хуннов. Стать женой шаньюя Модэ и убить его до того, как он набрал могущество. Чтоб не было объединения степных народов и войн с Ханьской династией, чтоб хунны не откочевали на Алтай и не стали гуннами.
- Ты Гумилева обчиталась?
- В детстве.
- Не думаю, что ты протянула бы у хунну дольше, чем я на Тортуге.

Мы болтали еще о чем-то. Пили чай и смотрели светлячков городского освещения. Прощаясь, я попросил у нее номер мобильного телефона. Она грустно улыбнулась и почему-то совсем обреченным тоном выдохнула:
- Дорогой мой Человек, что проку тебе в телефоне моем. На следующей неделе я улетаю в Швецию. Через неделю можем случайно встретиться в том самом баре, где познакомились. Если ты, конечно, еще не устал от моего общества.

Конечно же я не устал. И эти две недели тянулись дольше, чем иные годы из моей жизни. Но вот пятница настала, и я напялил свою лучшую рубаху, надраил ботинки до такой ослепительности, что на них было больно смотреть. Чтоб не заляпаться в метро вызвал такси и приехал в бар. Но оказалось, что излишне торопиться вредно, клерки еще не сменили свои костюмы на подобающие пьянству демократичные джинсы. Бар стоял полупустым. Я сел за столик и заказал порцию темного «Бругала». Затем, подумав, что снова тороплюсь и к появлению Насти могу надраться, тормознул и перешел на чай.

Прошел час, зал заполнился. Завсегдатаи и случайные прохожие пили пиво и сидр, виски и водку, коктейли и кофе. Они разговаривали, смеялись и громко чокались посудой. В зале стоял гам. Пахло прожаренным маслом и запекшимся на гриле мясом. Я сидел спиной к стене, постоянно удерживая в поле зрения вход в помещение. Однако несмотря на поздний час, Насти не было. Как же мне хотелось позвонить ей, и обругать за такое вероломство. Однако куда звонить мне было неведомо.

Время приближалось к полночи. К этому времени в моем организме было по меньшей мере три чайника чая и грамм триста темного, как ночь, рома. Вдруг в проходе появился высокий стройный парень, который неуловимо ловко поймал мой опустыневший взгляд и улыбнулся. Он улыбнулся адресно, персонально мне. Его лицо было почему-то знакомо, но я не мог вспомнить откуда. Он подошел ко мне и протянул руку:
- Привет! Помнишь?
- Нет!
- Я Альберт, партнер Анастасии Викторовны по танцам.
- А гей, который любит виски, - попытался съязвить я, но он не обиделся.
- И вовсе не гей, совершенно традиционной ориентации. Это все происки Анастасии Викторовны. Она настояла, чтобы поклонники и жених не ревновали, говорить всем, что я того.
- Жених…
- Ну да, жених. Она собственно и не смогла приехать, потому что у нее первая официальная церемония в составе шведской или норвежской аристократии. Вот точно не помню, что-то скандинавское. Они эти дворянчики очень щепетильны в вопросах приемов и светских раутов. А Анастасия Викторовна будет впервые официально представлена в качестве невесты.
- Да они ж там геи все, где она там мужика-то нашла?
Альберт улыбнулся и продолжил:
- Ну, видимо, не все. Она очень просила тебе передать это письмо и на словах, мол, будет больно, танцуй!
- Что это значит? – начал злиться я.
- Это тебе решать. Прочитаешь письмо и решишь, что значат ее слова. Ты извини, что я так поздно, у меня сегодня выступление было. На улице машина ждет, так что я побежал. Хочешь, поехали с нами, там есть пара безбашенных девиц.
- Нет, спасибо. Я уже пьян, не хочу испортить вам кутеж. Давай, Альберт.

Он пожал мне руку и ушел, а я вскрыл конверт, пахнущий какой-то женской парфюмерией. Там была написана всего одна фраза: «Прощай. Будет больно, танцуй! У тебя это здорово получается. Настя». В зале звучала босанова.