Святое

  Всё делится на категории. Ни вечер в коттедже на берегу озера Кинни в Массачусетсе, ни ночь, которую я провела со Стюартом под блюз семидесятых или восьмидесятых годов. Мы с ним резвимся, он называет меня шоколадной крошкой, я его ванильным пудингом. Забавно. Нам вдвоём хорошо. Мы вдали от городской суеты. Мы подбираем слова и темы. Слова и темы относятся к той категории, в которой нельзя охарактеризовать должным правильный ответ. "Защита природы", "Фонд обездоленных", "Пастбища для безработных". Такие темы в репертуаре Стюарта. Он и дня прожить не может, не вспомнив о правительственных намерениях и конференциях. Его это трогает, как меня трогают женщины, показанные в одиннадцать часов вечера по телевизору в шоу: "Недельные обсуждения". Зак Крондалл, бесподобная журналистка Карла Фринсис, председатель городской комиссии Джо Лерон. Приятное знакомство с ведущими, которые блаблакают весь просмотр. Только их достовучие нравоучения: дополните себя и станьте лучшими; отныне типичное совместное проживание, семейная каторга, домохозяйство. Я и выписываю все эти соседские рецепты. Мона Крикрек, у которой возникают неудобства со слуховым аппаратом, дала мне их, чтобы я приспособилась к Великой Миссии Порядочных. Порождения кризиса никак не достают меня. Стюарт с претензиями: "Мировые сокращения: меня и послали в зад". Кто бы ни зашёл к нам в гости, кто бы не сел с нами за стол, с кем бы мы не стали щёлкать каналы по телеку, Стюарт всё бубнит и бубнит о кризисе, мировых сокращениях, служебных издевательствах, налогах и финансовых расходах. Не семейных расходах, - внесу я поправку. Вокруг одни митинги, забастовки, учинённые молодёжью и пожилыми людьми (в толпе никогда не наблюдаются люди средних лет; они вымерли, утверждает Стью), презентации, пустая болтовня о характеристиках сотрудников тех или иных фирм, множество анкет, множество растраченных денег. Для Стюарта всё это пустое, ведь он не понимает, почему все вещают о прекрасном мировом положении, когда по земле бродит чума и бедность. Кто-то высчитывает мелочь у автоматов с печеньками за двадцать-тридцать центов.
    Стюарта напрягает, цитирую, такой эгоизм. Я, более менее, справляюсь с домохозяйской частью. Стиральная машинка на полной мощности, посуда вымыта, одежда поглажена. Провод от утюга вытащен из розетки. Стю хоронит людские вложения в акции, при этом отзываясь: "Они с широкими кошельками, рвущимися от шелестящих купюр, вкладывают и вкладывают. Им скучно. А мы пристраиваемся. Проходим собеседования в продуктовых магазинах". Этот Стю, этот Стю. Он злится. Мой муж никак не поймёт, что у него нет особых амбиций. Его индивидуальность такая же, как и у всех. Его выгнали из компании "Хейглз". Ремонтная компания, близко, даже слишком близко, придвинутая к риэлторской компании. Они делали ремонт в квартирах и частных домах, которые потом продавались. Надёжно, бесспорно и выгодно. К тому же, всегда есть комиссионные.
    Мы со Стюартом полгода в браке. Мы обвенчались и провели медовый месяц в том коттедже, о котором я говорила. Он такой: "Аманда, ты, случайно, не шоколад?". Я такая: "А ты не пудинг?". Дело в том, что ванильный пудинг - моя любимая сладость. Я перед ним, как голодный человек перед куском мяса. Ты понимаешь, о чём я? Так вот, меня предупредила моя мама, что брак калечит. Я её не послушала. Брак дарит ответственность. Если молодые люди встречаются, ссорятся и говорят: "Мы расстаёмся", то в браке вы не скажете: "Мы расходимся" или "Мы разводимся". Ну скажете. И что дальше? Прежде, чем запускать бракоразводный процесс, до того, как предстать перед дубовым столом нотариуса, вы остынете. Вся прелесть брака в этом. Домохозяйство не легче работы, но и не труднее. Всего-то научиться готовить (размораживать и жарить курицу, я думаю, все знают как; приподнести любимому завтрак в постель из яичницы с макаронами, - не самый сильный секрет; часик-другой провести у плиты с кастрюлей, в которой позже будет наивкуснейший бульон, отнюдь, не та сложность, от которой чешутся глаза и твердеют скулы); Стюарт не требователен, и он не затевает ссору из-за какого-нибудь мексиканского блюда, о котором он просил тебя в прошлый вторник. Летом стрижёшь газон, весь год поливаешь цветы, проводишь генеральные уборки, и, в итоге, во второй половине дня, где-то в районе пяти-шести часов, углубляешься в мякоть дивана в гостиной и смотришь вечерние выпуски новостей и телевизионных популярных шоу. Слышишь открывающуюся дверь, встречаешь мужа, наливаешь ему "бренди" из вашего "тайника", спрашиваешь о работе, укладываешь спать.
    Расписание уже составлено. С интимным планом у нас пока что всё в норме. Просто говорят, та же самая мама, что с днями брака половая близость искореняется. Ох, нам это не грозит.
    Ну, раз уж так, с обыденностью я смирюсь. Единственное, что может разозлить, это незаправленная кровать и пыль. Стю всё ноет из-за хронической аллергии, а я подтверждаю его мировоззрение, кивая: "Вспомни детей с кислородными баллонами, вспомни людей, отливающих стеклом, вспомни эпилептиков". Стю прислушивается. Так оно и есть. Флотилия болезней и финансовых затруднений. Он не выносит проклятых рассуждений за мраморными стенами, тогда как другие кочуют в поисках хлебного батона. Я не выношу бессмысленных жалоб на аллергию, когда ребёнку планируют сделать операцию по пересадке сердца, но в кровь попадает инфекция.
    Мальчик лет девяти отходит от наркоза, и ему говорят: "Смирись с обыденностью. Умрёшь через год. У тебя нет иммунитета". Умрёшь через год. Через поколения проходят люди, которым осталось жить совсем немножко, и они шутят. Вот, что такое траур. Я толкую Стюарту, что аллергия отстойна, и что ему до последнего дня надо терпеть извержения слизистой. Стюарт, а посмотри-ка на девочку, ещё не закончившую начальную школу. Которая таскается по диспансерам. Которая плачет. Которая не может обнять мать, так как у неё нет силёнок.
    Посмотри-ка на мрачность всего этого.
    Нас со Стюартом до заключения брака поддерживали истоки Голливуда. У нас была своя игра с ним. Назови больше актёров, назови номинации, обладателей, название кино, примерный бюджет. Сейчас этого нет. Разрушенный музей наших отношений. Сейчас я готовлю, убираюсь, стираю, он подрабатывает. Он проводит независимые ремонты с не назначенной оплатой. Торшер в спальне, гардероб в ванной, люстра с колоннами; это не ремонт, милый, это интерьер. Людям по кайфу, им радостно.
    И Вивьен Ли, сыгравшая в "Унесённых ветром", и Хэтти Макданиел, получившая роль второго плана.
    Стюарт спорит со мной. В коттедже мы лежим, удобно разместившись на мягких подушках, называем фильмы, награды и номинации. Актёры, которые начинали с жанра "ужасы", а закончили великолепными тусовщиками драмматизма. Только так мы со Стюартом обходили стороной скандалы и разногласия. Мы могли бы рецензировать экранизации по романам Алана Эдгара По, Агаты Кристи или Фёдора Достоевского. Могли бы прибежать к архитектурному инструктажу биографий и фильмографий.
    И Дональд Крисп, который родился в пригороде Лондона в шотландской семье из восьми детей. Джон Форд, привлекавший для съёмок индейцев.
    И Джек Николсон в фильме Милоша Формана: "Пролетая над гнездом кукушки". Дайан Китон и "Энни Холл". Стюарт перебивает: "Ты пропустила Луизу Флечер". Джули Эндрюс и Пегги Вуд. Отдельное спасибо Теду Маккорту за декорации.
    Мы со Стюартом идём на его "вечер выпускников". Перед тем, как выйти из дома, я одеваю чёрное декольте, Стюарт мной восхищается, а мне тридцать четыре, и я выгляжу обалденно. Но я спрашиваю саму себя: "Ты приелась с мыслью, что брак - чудо?". Всё-таки нет никакой гарантии, что мы обойдёмся без слов о разводе. Нет, это не беда. А всё-таки? Что, если я не люблю его, а он не любит меня? Что, если брак действительно всё портит? Я не поднимаю планку чужими мнениями, но, всё-таки, куда делась "голливудская церемония" и корона Стюарта Брендона? Когда мы избегаем скандалов и ревности игрой в "Знаешь ли ты?", это убеждает нас, что что-то общее у нас есть. Нам это интересно. Но когда мы говорим друг другу два-три слова в день, когда ему хватает и четырёх брошенных фраз: "Дорогая, ужин удался", "Милая, ты обворожительна", "Дорогая, я соскучился по тебе голой" и "Какого хрена они не думают об "отбросах общества"?", вся эта повторяющаяся эпизодичность достаёт. Я в восторге от того, что мой муж не тиран, я рада тому, что Стюарт не выпивает, но всё, что я от него получаю, это его оргазм в постели и обсуждения типа: "Какого чёрта нормальные люди сводят концы с концами?". Я преувеличиваю? Вряд ли. Спрос на то, что тепло иссякает, не твёрд. Хотя мне начинает казаться, что холод между нами есть. Холод прибавляется с каждым днём. Стюарт размышляет о политических и экономических круговоротах, я о том, что он не так сильно пострадал, ведь кислородный баллон не у него, ведь с семейным бюджетом у нас всё хорошо, ведь не он попал в автомобильную катастрофу. Я преувеличиваю? Едва ли.
    Ты не понимаешь меня. Я не тот человек, который будет раздувать из мухи слона. Наш брак - наш брак. Наше счастье. Стюарт не говорит о детях, я не говорю о том, что мне надо срочно забеременеть, потому что я боюсь, что его и моё фамильные древа исчезнут, а о потомственном наследстве не слышно и намёков. Мне страшно, что когда-нибудь, лет через сорок, я пойму, что Стюарт не был моим человеком.
    Понимаешь?
    Аманда раздувает из мухи слона.
    Я твержу Стюарту о том, что не он мученник. А он опять о своей аллергической реакции, об аллергических обострениях в весенний сезон, о людях, которым он сочувствует. Им не повезло. Может, это судьба?
    Аманда, ты не лучше Стюарта.
    И Кристофер Уокен и "Охотник на оленей". И Дастин Хоффман и "Человек дождя". Отдельная благодарность Рональду Бассу и Барри Морроу.
    И Джессика Тенди. А ещё классный режиссёр Синди Поллак, оригинальная музыка Джона Барри, художники-декораторы: Стивен Граймс и Джози Макэвин; и всё это в "Из Африки" 1986-ого года.
    И Мартин Ричардс с Кэтрин Зета-Джонс и Мартином Уолшем. Джон Майер, Гордон Сим, Коллин Эствуд.
    И секс-символ Хавьер Бордем, ставший мачо после таких картин, как "Рот в рот", "Экстаз" и "Между ног". Хавьер Бордем и Скотт Рудин, - "Старикам тут не место".
    И снова Дастин Хоффман. И Мерил Стрип.
    Премия Оскар - глобальное достижение. Так актёр раздвигает рамки таланта. Стюарт предлагает: "А давай без номинаций?". Я говорю ему: "Ты ещё не женился на мне, чтобы играть в эту игру без номинаций". Он хохочет.
    Девиз Аманды и Стюарта: "Играй в "А знаешь ли ты?"". Проверь, крепок ли Голливудский замок? Там ли самые красивые Лос-Анджелесские бугры? Стюарт предвещает: шоколадка скажет о своих любимых режиссёрах, сценаристах, монтажёрах и актёрах. О специфике операторской работы. О необычных съёмках "Необратимости", о красивых кадрах "Схватки" или "Выжившего", о напряжённом сюжете "Исчезнувшей" с Беном Аффлеком и Розамунд Пайн или "Игры" Дэвида Финчера с Майклом Дугласом.
    И Уэйс Крейвен с Нив Кэмпбелл, Кортни Кокс и Дэвидом Аркеттом. И Уэйс Крейвен с Рейчел МакАдамс. С Максом Тириотом. С Робертом Энглундом.
    Та серия "Кошмаров на улице Вязов", - третья или четвёртая, - про больницу. Потрясающая серия. Я и не знала, что Джонни Депп сыграл в первом фильме. Как и не знала того, что Леонардо Ди Каприо играл в сиквеле "Зубастиков".
    Крутые актёры, которых не можешь представить в фильме ужасов, начинали с этих ужасов. Стоит отметить Стэнли Кубрика и "Сияние" с Николсоным. Переговорить об Элайдже Вуде и "Факультете". Джош Хартнетт, Анджелина Джоли, Джеймс Вудс.
    Классика с азов.
    Роб Шнайдер Стивена Спилберга и Питера Бленчи.
    Стюарт, это не твоё любимое кино. И это: "Опять ты меня подловила". Ладно, Кейт Уинслет и Джеймс Камерон. Джеймс Камерон и Арнольд Шварцнеггер. Эдвард Нортон. Роберт Де Ниро. Шайа Лабаф.
    Эта игра затягивает. В игре нет победителя. В ней нет даже игроков. Словно, кроссворды. Или, скажем так, пазлы. Ты чётко уверен в ответе, и тебя не упрекнут в том, что ты проиграл или проиграл что-то. Заложить ничего не выйдет. Просто вы подразумеваете этой игрой, дескать, фильмы, актёры, режиссёры куда как эффективнее, чем треснувшее зеркало или сломанная тумба, порванная картина, подаренная мамой, или изрезанные софа и диван.
    Куда как лучше.
    Экономия эмоций и имущества.
    Предохранение себя. Да, ладно; Аманда, ты говоришь о том, о чём не надо говорить. Всё это есть у всех. Что тебя гложет? Её гложет то, что её муж больше не играет с ней в эту игру. Ни Роберта Дауни-младшего, ни Жан-Клод-Ван-Дамма, ни Пола Уокера. Этого нет. Уже нет.
    Чтобы сделать гамбургер, стоит облепить котлету, солёные огурцы и помидоры, двумя хлебными булочками. Чтобы сделать чизбургер, стоит облепить два или три слоя сыра двумя хлебными булочками. Чтобы сделать пиццу, стоит простоять на кухне часа полтора, а если муж просит тебя сделать четыре пиццы, это займёт больше времени. Он просит об этом, потому что вечером к вам придут друзья.
    Томми Ли Джонс и "Люди в чёрном". Джим Кэрри и "Сияние чистого разума". Брюс Кэмпбелл и "Зловещие мертвецы". А как же Натали Портман и Жан Рено? Натали Портман и Тоби Магуайер с Джейком Джилленхолом? Джейк Джилленхол и Хит Леджер, Натали Портман и Эштон Кутчер.
    Ясно, почему Стюарт так любит пиццу и попкорн. Он знает всё о кинематогрофе. Все эти названия вертятся у него на языке. Ты пользуешься записным блокнотом, в котором расписаны рецепты соседки со слуховым аппаратом. У неё скончался муж от туберкулёза, и ей некому готовить. Чувство одиночества, как-то говорит старушка, накатывает на тебя внезапно.
    Ты берёшь муку.
    Пока тебе не звонит сумасшедшая сестра твоего мужа, всё идёт так, как и должно идти. То есть, хорошо. Здравстуйте, да, это я, Аманда. Здравствуйте. Ещё раз, алло.
    И Дэниел Крейг.
    Ты берёшь скалку.
    И Розамунд Пайк.
    Ты берёшь огурцы и помидоры.
    И Кристофер Сазерленд. И Эмми Смарт. И Джордана Брюстер. И Райан Гослинг.
    Когда-нибудь, когда сдохнет всё человечество и вторгнется новая эра, унаследованная динозаврами и животными инстинктами, таких, как мы, уже не будет, и нам заменят другие.
    Я думаю о том, что это "когда-нибудь" - далеко не самая святая правда, которую нам придётся услышать. Мы боимся, что "когда-нибудь" - это запретная посмертная тропа или то, что нам суждено жить всего лишь семьдесят или восемьдесят лет. И даже меньше, в зависимости от того, научится ли человечество жить нормально или нет.
    Мы сдохнем, и за нами появятся другие. За нашими спинами.
    Ты берёшь ветчину. Ты берёшь сыр. Самое сложное, на самом деле, положить тесто в духовку. Чтобы пицца была объёмной, надо потрудиться. Всё для Стюарта. Ничего для себя.
    Щепотка курицы.
    Щепотка отравы.
    Щепотка яда.
    Все мы, домохозяйки, в один момент сталкиваемся с мыслью об аккуратном убийстве мужа. Он ни о чём не догадывается, а идеальный план зреет с месяцами. План расширяется. Аплодисменты. Вы можете сжечь все его внутренности уксусом. Вы можете купить мышьяк. Вы можете познакомить его с токсичными отходами. Всё в ваших руках. За его деньги вы его и убиваете. Сходите в магазин, купите что-нибудь. Что угодно. Он смотрит телек, а когда смотрит телек, говорит тебе: "Мы займёмся сексом?" или "Ты сделаешь мне массаж?". А что за интимные мази, которыми вы пользуетесь?
    Домохозяйка послушно отвечает: "Вагинальные таблетки используются для устранения цистита или молочницы".
    Стюарт, у тебя что, воспаление мочеиспускателя? 
    Воспаление простаты.
    Всё же это вы готовите мужу. Всё в ваших руках. Он даже не смотрит, что вы делаете. Как вы готовите. Что вы добавляете. О чём думаете. Он доверяет вам, вашим рукам и вашей еде. Они смотрят футбол и не замечают, насколько ваши планы идеальны.
    Все помыслы чистые. Ваши отношения - конкретная дистилизация.
    Доверие - ключ к успеху.
    Поэтому-то она и сидит в мягком диване напротив телека, который обычно смотрит Стюарт. Поэтому-то она и прочитывает вслух некрологи. Поэтому-то она и грызёт нервно ногти.
    - Охринеть, - говорит Аманда, вздыхая, - одни журналисты добывают десятиминутное интервью из двадцати объёмных вопросов и четырнадцати коротких ответов, другие пишут некрологи.
    На первом месте скандальный режиссёр-постановщик, покончивший с собой в джакузи на тридцатом этаже в высотке.
    На втором месте у них какой-нибудь богатей, который по каким-то непонятным причинам отказывался платить обговорённую сумму электрику за проведение ещё одного кабеля.
    На последнем месте краткий матриал о человеке, когда-то обретшем неслыханную популярность. Или обретшем эту популярность после смерти.
    - Ты творишь странные вещи, - говорю я Аманде.
    Она не слышит меня. Она где-то там, в позе мостика, прикидывается безжалостной, готовясь к какой-то неведомой медитации. Или, на что указывают многие наши общие с ней знакомые, духовной мастурбации. Мастурбация - то же ознакомление с твоим "я". Не когда ты зыришь порнуху, не когда твой ближайший родственник видит в твоём компьютере "высококачественный кунилингус" и "трёхминутный "стопроцентный" минет", не когда всё цепляется за удовлетворение.
    То, что ты там чертишь в голове, и есть - твоё "я".
    Аманда умеет поговорить по душам.
    Были бы у меня сейчас десять долларов, я заплатил бы ей за её талант рассказывать, ведовать, проповедовать, - жаль, но у меня нету и пятидесяти центов.
    Были бы у меня какие-нибудь ненужные вещи, я бы отдал их Аманде, - жаль, но их нету.
    Это не намёк на то, что мы две глупые и немые подружки, которые только и могут, что раздувать жевачку. Нет. Но будь у меня жевачка, я бы поделился ею с Амандой.
    - Разговоры о детях сводят с ума, - жалуется Аманда. - Ты меня не сдашь? Не напишешь заявление, в котором будет сказано: "Съехавшая с катушек соседка, сука та ещё, рассказала мне о том, как хочет убить мужа"?
    Нет, отвечаю.
    До этого я ещё не дорос. Но ты же не будешь его убивать? Не так ли?
    - Послушай меня, ага?
    Ага.
    Рассказ о том, как грызть ногти, прочитывать вслух некрологи и думать об убийстве мужа, идеальном убийстве мужа, не серьёзен. Так, к слову. Аманда просто думает об этом. Её мысли теперь касаются и тебя. Странная штука: всем так и хочется с тобой поболтать. Поболтать о чём угодно. Обо всех непристойностях. О непотребностях. О том говне, о котором ты не хотел бы услышать никогда. Они все такие...
    Персонажи, кажущиеся нереальными.
    Пьеса, ничего более. Ничего более, ничего более, ничего более. Пьеса, в которой мы - мыши, вынужденные прятаться при виде голодного британца.
    Голодный британец - наши же россказни.
    И Аманда такая: "Я не убью Стюарта". Она такая: "Что плохого в том, что я думаю об уксусе или мышьяке?". Она такая: "Мышьяк же может убить мужа, который перестал вносить в ваш дом романтику?". Хоть бы один сраный лепесток романтики. Ну как же так, а?
    Аманда и какой-то там парень, какой-то там супруг сестры её мужа.
    Супруг сестры Стюарта, если быть точнее. Аманда говорит, что перепехнулась с ним ненароком. Недавно. Что сестра её мужа, жена этого самого супруга, узнала обо всём. Она будет шантажировать Аманду.
    И никакого Билли Боба Торнтона. И никакого Джорджа Клуни.