Рута майя 2012, или конец света отменяется 49

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
УШМАЛЬ

Беловежский искоса поглядывал на Томину, которая сосредоточенно вела машину. Старшие мужчины настояли на том, чтобы уступить ему законное штурманское место. И он старательно помогал Марине реагировать на указатели, чтобы выбраться из Мериды на ведущую в Ушмаль трассу. Улочки с низкими, одно-, двухэтажными особнячками часто прятались в зарослях ярких бугенвилий и мало чем отличались от других мексиканских городков.

Узкая, иногда тенистая дорога с редкими машинами легко приближала их к Ушмалю. Затронув особенности местного пейзажа, старшие мужчины вернулись к теме, которая их беспокоила, к звонку Гарсии.
Мексиканский археолог начал разговор аккуратно. Он заверил Быстрова в своей старинной дружбе и извинился, что задает неделикатный вопрос: не связан ли его приезд с тем, что двое русских ребят ищут сосуд.

– Леонардо, мы старые друзья, – засмеялся Быстров. – Давай начистоту. Мне известно, что ты общаешься с Гуровым и оберегаешь ребят. И спасибо тебе огромное, что ты даже направил своего человека охранять их в пути. Но к чему ты клонишь?
– Николас, ребят охраняет не мой человек, – возразил Гарсия. – Вот это, в частности, я и хотел разъяснить, если ты здесь за этим.
– Да, честно признаюсь, я приехал к ним на помощь, и, предвосхищая твой следующий вопрос, отвечу сразу. Сосуд мы еще не нашли, но если найдем его, то, конечно, передадим мексиканским ученым. Так хотел сам Игорь Ветров.
– Спасибо!

– Я и сам собирался советоваться с тобой, как нам быть дальше.
– Есть человек, который желает с вами подробно об этом поговорить, – начал Гарсия.
– Сеньор Буеналус?
– Нет-нет, – Леонардо помолчал. – О том, что ребята ищут сосуд, знают немногие: вы, русские, включая Гурова, я и сеньор Рамирес из Института Истории. Он-то и послал своего человека оберегать ребят.
– Погоди, есть еще те, кто охотится за ребятами.
– И пока нам неведомо, кто это, лучше не расширять  круг осведомленных лиц, – подхватил мексиканец.

– Это однозначно. Откуда это стало известно Рамиресу?
После недолгого молчания Гарсия произнес:
– Николас, сеньор Рамирес готов сам ответить на ваши вопросы.
– Ты доверяешь ему? – строго спросил Быстров.
– Всецело. Иначе я не позвонил бы тебе.
– Хорошо.
Они договорились, что тема сосуда – табу для разговоров с кем-либо, кроме Гарсии или самого Рамиреса, и условились созвониться вечером, когда Быстров и компания прибудут в Кампече после посещения Ушмаля.

И теперь Танеев с Быстровым бурно обсуждали, как понимать этот звонок. Откуда Рамирес знает о ребятах? Можно ли ему доверять? Беловежский периодически подключался к беседе и высказывал версии, полностью противоречащие одна другой. То он считал, что Рамирес и есть убийца Ветрова. А значит, и преследователи и защитники посланы им самим для отвода глаз. И он ввел, дескать, Гарсию в заблуждение. А  то вдруг полагал, что Рамирес – честный ученый и печется о судьбе науки, потому и оберегает их. Каждая версия вызывала шквал размышлений со стороны всех участников, как в поддержку, так и в опровержение. Марина всю дорогу молчала и буркнула лишь, что она верит в честность и порядочность Леонардо Гарсии. Но в этом и так никто не сомневался.

Величественность археологического комплекса Ушмаль вырвала их из замкнутого круга рассуждений.
– Вот, Марина, – обратился почему-то Андрей Михайлович персонально к девушке, указывая на странное круглое сооружение, похожее на неглубокий фонтан, только без воды, – это chult;n. Мы приехали в тот самый район Пуук. Здесь более засушливый регион. Сеноты встречаются нечасто. Майя создавали такие ловушки для воды, чультуны, что-то наподобие искусственного сенота.
– Как это функционирует? – заинтересовался Быстров.
– В сезон дождей вода собирается в этот круглый резервуар, как видите, чуть покатый к середине, чтобы создать эффект воронки. Вода стекает в отверстие в центре и попадает в рукотворную цистерну.
– Боже, какая красота! – воскликнула Марина.
 
Сразу за чультуном дорожка вывела их к самому знаменитому сооружению Ушмаля – Пирамиде Волшебника.
– Пирамида Волшебника высотой тридцать пять метров имеет элипсовидное основание, видите? – снова заговорил Танеев. – Судя по всему, строилась в пять этапов, и здесь смешались местные архитектурные стили.
Широкая лестница протянулась снизу до третьей террасы. Пирамида с округлыми боками представляла собой нанизанные друг на друга террасы, первая на высоте примерно метров двадцати, а следующие уже менее высокие, и завершалась многослойным зданием, очевидно, храмом. В профиль пирамида напоминала даму в кринолинах. Тыльная ее сторона была более пологой, словно юбки ее плавно переходили в шлейф. Фасад оказался крутым, как будто дама подобрала фалды юбки, чтобы они не мешали ей двигаться.

Фасад пирамиды отражал все этапы ее возведения. Грандиозная выступающая почти отвесная лестница с обеих сторон была украшена маскаронами и вела к прекрасно сохранившемуся кубическому храму, обильно декорированному накладной кирпичной мозаикой, типичной для стиля Пуук. По углам храма узнавались хоботки Чаков.
Танеев с Беловежским заспорили по поводу каких-то украшений. Это заинтересовало Быстрова, и он вовлекся в их разговор. А Томина деталь за деталью запечатлевала этот восхитительный памятник майяской архитектуры поздней классики.

Внезапно кто-то коснулся моей руки.
– Помоги мне, дочка!
Передо мной стоит старушка, одетая в темный уипиль и кожаные сандалии. Ее длинные черные волосы растрепались, но на лбу и затылке их сдерживает кожаный ремешок. В руках она держит большой кувшин, наподобие амфоры.
Я инстинктивно шагаю за ней и замечаю, что мужчины тоже двинулись в ту же сторону, немного опережая нас. Саша несколько раз оглянулся, но успокоился, видя, что я иду за ними, и вернулся к самозабвенной беседе с Быстровым и Танеевым.
Женщина выводит меня на открытое пространство, и я теряю из виду Пирамиду Волшебника. Ушмаль кишмя кишит разными игуанами: есть крупные светлые полосатые или темно-серые более мелкие. Прелестные создания, ленивые,  меланхоличные, греются себе на солнышке на грудах камней. Они подолгу сидят, застыв точно изваяния, потом вдруг резво юркают под камни или, неуклюже перебирая лапками, спасаются бегством, пока любопытство не заставляет их снова замереть в неловкой позе. Мужчины тоже обращают на них внимание, а потом останавливаются возле изящного длинного сооружения с колоннами.

Бабушка ведет меня за собой и что-то лопочет на своем языке. Он звучит необычно, но я почему-то все понимаю.
– Водички надо принести. Сынок у меня дома. Ему такой кувшин не под силу. Он карликом уродился. Но хороший он, смышленый, хотя и хитрый. Быстро всему научился. Я ведь не чаяла уже сынка родить, но боги послали волшебное яйцо. Из него-то он и вылупился.
Старушка явно тронулась умом. Но что-то в ее рассказе кажется мне смутно знакомым: будто в студенчестве где-то я читала такую историю. И я невольно заслушалась.

Мы подходим к чультуну. Он лишь относительно похож на свою сухую копию при входе в городище. Очевидно, что этим полным воды настоящим чультуном ежедневно активно пользуются. Старушка попыталась набрать воды в кувшин, но всплескивает руками:
– Дочка, что же это? Я набираю-набираю, а воды-то и нет. Посмотри, глазки у тебя молодые, что не так.
И тут я замечаю, что из маленькой дырочки веселой тонкой струйкой вода сбегает из сосуда.
– Бабушка, да кувшин-то худой. Погодите, я сейчас.
Я огляделась, подняла с земли тонкий прутик и заткнула им, как пробкой, дырочку.
– Ах ты, негодник! – ласково пожурила кого-то старая женщина. – Теперь все хорошо.

Она гладит кувшин сморщенной рукой, и дырочка исчезает вместе с прутиком. Кувшин снова стал целехоньким.
– Кувшин негодник? – изумилась я.
– Сынок мой негодник, такой озорник! – смеется бабушка.
Внезапно послышался необычный звук. Я вздрогнула. Нарастающий звонкий барабанный бой проносится эхом по всему городищу. Эхо откликается переливом бубенчиков, их нежный перезвон сменяет барабанную дробь. В этот самый момент небо озаряется целым радужным спектром красок. Все стихло и замерло. Старушка стоит как вкопанная, ее смуглое лицо позеленело от волнения и страха.
– Не может быть, – пролепетала она.

Вдруг она очнулась, схватила меня за руку и потащила куда-то. На большой площади перед невысоким белым зданием, крытым пальмовыми листьями собралась толпа людей в майяских одеждах.
– Стой здесь и никуда ни с места. Я мигом, – приказывает старая женщина и оставляет меня.
Какой-то индеец взобрался на небольшую платформу, где высится монолитная колонна, на которую он и вскарабкался и жестом призывает всех к тишине:
– Все вы знаете, что означает эта музыка, прозвучавшая по всей земле майя сейчас.
Неясный гомон становится утвердительным ответом.

– Правильно. Давно предсказано, что настанет день, и настоящий Царь, владыка над всеми нами, заиграет в tunkul/традиционный музыкальный инструмент типа барабана, сделанного из ствола дерева/ и золотые sonajos/ бубенчики/. Только Он сумеет отыскать зарытые старой колдуньей в золе инструменты. Только Он один умеет играть на них. И все мы должны поклониться Ему, отдать Ему дань и признать Его нашим царем, отказавшись от нашего прежнего правителя, ибо новый Царь прислан богами. И да свершится предначертанное! И никто не должен воспрепятствовать этому!
Толпа вопит от восторга. Но внезапно стрела пронзила говорившего, и он рухнул оземь с высоты колонны.

– Такая участь ждет каждого, кто будет вести такие речи!
Я замечаю более высокую платформу, где на каменном троне восседает, очевидно, нынешний правитель. Одежды на нем яркие, а голову украшает особо вычурный плюмаж.
– Правда ли сия сказка, мы скоро узнаем, – вещает Правитель, и плюмаж смешно подергивается в такт его словам. – Я отправил гонцов разыскать мне этого царя-самозванца. Пусть он сначала докажет, что мудрее и способнее меня.
Толпа снова согласно гудит. Толпа всегда согласна со всем. И тут на платформу перед Царем воины вводят маленького мальчика странной комплекции. Приглядевшись, я понимаю, что это  карлик, а не ребенок.

– Это мой сынок. Он карлик, – слышу я шепот и рядом снова обнаруживаю мою давешнюю старушку. – Он нашел спрятанные мною в золе музыкальные инструменты. Боги поручили мне хранить их: дескать, явится в один прекрасный день тот, кто сможет играть на этих божественных предметах, сам найдет их, и тогда все услышат эту музыку. Но я не ожидала, что это будет именно мой сынок.
– Значит, ты, Карлик, утверждаешь, что именно ты играл на этих предметах? – вопрошает Царь.

Карлик смиренно кивает.
– Дай сюда tunkul.
Карлик вручает Царю барабан. Тот стучит по нему: раздается тупой, чуть трескучий тихий звук.
– Видишь, я тоже могу играть на нем? – возопил Царь.
Карлик склоняет голову.
– Ладно, – примирительно говорит Царь, – если ты тот, кто должен сменить меня у власти, ты должен быть умней меня, по крайней мере. Вот тебе задача.

Царь задумался.
– Мы под сенью этого дерева, – он взмахивает обеими руками, указывая на раскидистые ветви огромной сейбы, затенявшей большую часть площади. – Скажи, сколько плодов на этом дереве сейчас.
Карлик задирает голову вверх, проходится глазами по усыпанным мелкими плодами веткам, неслышно шевелит губами и отвечает:
– Думаю, что здесь сто тысяч, помноженные на десять, и плюс еще сто пятьдесят штук. Но, если ты не веришь мне, Царь, пересчитай сам.
Царь нахмурился, осознавая, что попал впросак с этим вопросом. На плечо к нему слетает яркий цветастый попугай и изрекает: «Карлик говорит правду».

– Что ж, Карлик, пока ты легко справился с задачей. Но завтра ты пройдешь следующее испытание. Здесь, на этом алтаре с божественным монолитом, на твоей голове расколют три плода cocoyol/Очень твердый плод одной из пальм, разновидность ореха/ при помощи каменного наконечника копья. И если ты выживешь, значит, быть тебе царем. Жду тебя утром.
– Договорились, – отвечает Карлик. – Только живу я далеко, в Кабахе, и тропинка туда ведет узкая и заковыристая через чащобу и колючки. Я построю за ночь достойную царя дорогу, чтобы я смог вовремя явиться на испытание. И еще. Если я выживу, ты тоже пройдешь подобное испытание, чтобы народ точно знал, кто истинный царь.

Царь вынужден согласиться, однако бледнеет.
– Как же, бабушка, выдержит такое твой сынок? – поворачиваюсь я к старой женщине.
– Не волнуйся, – улыбается та. – Пойдем с нами. Сама все увидишь.
– Я не могу. Я здесь не одна.
– Не бойся. Они заняты. Им не до тебя. Посмотри сама.

Там, куда указывает старушка, я замечаю трех своих мужчин. Они, увлеченно разглядывают алтарь с монолитным камнем. Беловежский на мгновение обернулся и рассеянно машет мне рукой, как будто отмахивается: «Ты здесь, и слава богу!»
Карлик идет далеко впереди нас. Как только он достигает кромки непролазной чащи, на выходе из города вырастает величественная арка с треугольным майяским сводом. Он тут же проходит сквозь арку, и мы следуем за ним. Он разводит своими маленькими, короткими ручонками в стороны, и кусты, колючки, поросль, деревья расступаются, а под ногами образовывается отделанная шлифованным камнем твердая широкая дорога. По ней легко шагается. На ней легко дышится. Я читала, что сакбе от Ушмаля до Кабаха восемнадцать километров длиной. Но мы преодолеваем это расстояние минут за двадцать. И на входе в Кабах волшебный Карлик тоже возводит такую же великолепную майяскую арку.

В лачуге мои новые знакомые показывают мне тот очаг, где под золой долгие годы хранились заветные музыкальные инструменты. Хитрый Карлик давно хотел узнать, что его мать прячет в золе. И ночью он проделал в кувшине дырку, чтобы мать подольше задержалась возле чультуна, а сам докопался до инструментов. Теперь весь вечер старая женщина колдует над головой и волосами своего сына. Под конец она обращается ко мне, спрашивая, заметно ли что-нибудь. Я удивляюсь, не понимая, что именно я должна заметить.

Очнулась я опять на царской площади. Старушка снова стоит рядом. А Карлик поднимается на алтарь и возвещает, что готов к испытанию. Царь явно нервничает, хотя и ожидает, что скоро покончит с этим незваным соперником.
Один за другим разбивают на голове Карлика прочные плоды кокойоля, а тот, знай себе, посмеивается, и ничего ему не делается.
– Как же так? – спрашиваю я бабушку.
– Я же весь вечер на твоих глазах мастерила ему прочный панцирь и прятала его под волосами, – шепчет она в ответ. – Ты сама и подтвердила мне, что ничего не заметно.

Царь пытается сохранить достоинство и в надежде, что Карлик забыл свое условие, все еще ведет себя по-царски и распоряжается всем происходящим.
– Что же, видно, ты не простой человек, – признает он. – Завтра мы вместе пройдем еще одно испытание, чтобы убедиться, кто из нас угодней богам. Каждый из нас будет иметь три попытки создать свою собственную статуэтку, так чтобы она не сгорела в огне. Чью статуэтку боги спасут от пожирающего пламени, тот и царь. А сегодня приглашаю тебя быть гостем в моем дворце.
– Как скажешь, Царь, – скромно улыбается Карлик. – Только не подобает великому Царю почивать в такой хижине, как твой дворец. Я построю себе покои, достойные настоящего повелителя.

Где я провела день, как прошла ночь, то мне неведомо. Только я снова стою на площади с алтарем, а за ним рядом с неказистым домом бывшего Царя высится грандиозное сооружение, которого раньше не было на этой площади. На высокой пирамидальной платформе расположился настоящий дворец – Дворец Правителя. Длинное здание в верхней части отделано каменной мозаикой, барельефами в геометрическом стиле и масками Чаков. Три части здания отделяются двумя глубокими нишами в форме стрелы, смотрящей в небо. Это напомнило тот наконечник копья, которым накануне били по голове Карлика. Перед стрелой-аркой торчат две монолитные колонны, словно отсылая к алтарю с монолитом, где проходило испытание. По центру здания красуется скульптура правителя на троне, окруженная переплетающимися змеями.
Именно под этим барельефом и возник сам Карлик, скромно ожидая Царя. Тот не замедлил взойти на платформу с каменным троном. Он еще цепляется за власть, не желая покориться предсказанному.

– Начнем наше испытание? – обращается он к Карлику, широко раскрытыми глазами взирая на выросший откуда ни возьмись дворец.
– Ты Царь, начинай первым, – отвечает Карлик.
Царь делает статуэтку из самого прочного дерева. Она один в один передает его черты. Он успокаивается, отдает приказ поместить ее в очаг, специально разожженный на площади. Царственная осанка деревянного царька в мгновение ока превращается в пепел.
Царь побледнел, но держится:
– Что же, даже самое твердое дерево горит. Это всем известно. Есть еще две попытки.
– Воспользуйся ими, – Карлик снисходительно простирает маленькую руку.

Недовольный таким жестом, Царь спешит сотворить вторую статуэтку, на сей раз из камня. Уже не столь хорошо ее качество, не столь велико сходство. И бросает ее в огонь. Пламя пощадило камень, но превратило его в обугленный предмет, сделав неузнаваемым облик статуэтки.
– У тебя все еще есть третья попытка, – провозглашает Карлик.
Царь невольно склоняет голову. И на лице его вдруг заиграла лукавая улыбка.

Кажется, он придумал. Он создает свою третью фигурку из плодов кокойоля. Они прочные, их невозможно расколоть, и огонь не будет властен над ними. Он скрепляет их в виде маленького стилизованного человечка. Ничего, что статуэтка не похожа на него. Главное, чтобы не сгорела. И он собирает в кулак остатки своего достоинства. Эта статуэтка из кокойоля – его последняя надежда. Деспот, много лет державший людей в страхе, он не может и не хочет смириться с утратой своего могущества. Еще он с ужасом думает о том, что понесет заслуженную кару. Однако с гордой улыбкой он вверяет фигурку огню. Но в огне боги расчленили плоды кокойоля, сожгли их гладкую оболочку и оставили лежать в золе разрозненные черные шарообразные угольки.

– Твоя очередь, Карлик, – признает Царь свое поражение. – Только из чего же ты сможешь сотворить свою статуэтку?
Карлик пожимает плечами и приступает. Он месит глину и лепит из нее нелепую фигурку карлика, точь-в-точь себя самого. И помещает ее в очаг. И статуэтка, обожженная огнем, становится прочной и крепкой на зависть прежнему властителю.
– Сынок! – охнула старая женщина. Она первая подходит к Карлику и склоняется перед ним.
– Наш Царь! Царь-Карлик! Карлик-волшебник! – раздаются возгласы со всех сторон.

Карлик поднимается по ступеням своего дворца и призывает всех ко вниманию:
– Я не могу пока назваться царем и  взять скипетр власти. Нет дворца, достойного моей волшебницы-матери. Нет зданий ни для воинов моих, ни для подданных. Нет храмов для поклонения богам. Нет площади, где все собирались бы вместе и радовались свершениям народа. Вы назовете меня царем, когда я построю новый город. Тогда же и ваш прежний правитель пройдет свое испытание.
И наутро народ не узнает свой город.

– Для меня, старухи-матери воздвиг мой сын Карлик Пирамиду Старой волшебницы, – говорит мне старая женщина. – Для всех подданных отстроил грандиозные сооружения, красивые и удобные. Вы называете их теперь Двором Монашек, Зданием Черепахи, Великой пирамидой. Для состязаний построил Стадион для игры в мяч. Для поклонения богам возвел он Пирамиду Волшебника. А на площади перед Дворцом Правителя создал новый алтарь. Украсив монолитную колонну барельефами и иероглифами, он придал ей сакральное значение. Алтарь перестанет теперь быть только местом казней и наказаний. Это скорее символ axis mundi – дерева мира. Видишь, новая платформа  станет тронным местом для Царя-Карлика. Каменный трон в виде смотрящих в разные стороны ягуаров. Сама платформа ниже прежней. Царь не хочет возвышаться над своим народом. Зато в ее основание мой сын Карлик не поскупился заложить дары богам.
И вот Карлик встречает свой народ, сидя на ягуарьем троне. Старушка-мать уже стоит рядом и что-то горячо шепчет ему на ухо, словно спешит донести что-то важное. Наконец, она спускается и опять становится возле меня. Лицо ее взволнованно. Я слегка приобнимаю ее, чтобы поддержать ее  в эту непростую минуту.

– Всем в этой жизни я обязан своей матери, великой волшебнице, хранившей, по воле богов, магические музыкальные инструменты, – начинает говорить Карлик. – Она вырастила мен и выкормила. Она выстрадала мое восхождение и смиренно приняла ту истину, что предсказанный царь – именно я, ее нелепый сынок. Я верю своей матери всецело и всю жизнь привык слушаться ее.

Люди молча слушают, мало кто понимает, куда клонит новый царь.
– Моя старушка-мать только что дала мне напутствие, сказав: «Будь справедливым и всегда признавай истину! Не забывай, что иногда важнее быть добрым, чем справедливым. Слушай голоса богов, но прислушивайся и к голосам людским. Никогда не унижай простых людей и чрезмерно не доверяй власть имущим!» Ее слова – заповедь для меня. Так я и обещаю править.

Восторженный порыв охватывает всю площадь:
– Ура новому Царю! Казнить старого тирана!
– Зачем казнить? – удивляется Карлик. – У нас осталось условие, что на его голове тоже разобьют плоды кокойоля. Он сам выбрал свою судьбу. Но всегда остается шанс: вдруг боги пощадят его. Так что вверим его судьбу богам.
– Это будет самый великий и справедливый правитель Ушмаля! – умиленно бормочет моя старушка. – Запомни мои слова, дочка!
Но в глазах ее мелькнул потаенный огонь злорадства и ликования, осветивший на мгновение лицо самого Карлика. В улыбке нового правителя мне померещился оскал будущего тирана.

– Ты долго будешь там общаться с игуанами? Они, конечно, красавцы, не отрицаю, но иди сюда, посмотри, какой чудесный трон, – услышала Марина голос чуть насмешливый голос Александра.
Она подошла к платформе с ягуарьим троном и пробормотала:
– Тяни-толкай!