Джоя

С восьмой попытки Христо наконец взял эту крепость – поступил в Alma Mater творческой богемы Софии, Академию Театрального Искуссва. Уже многие знакомые и родные отговаривали его от этой затеи, так как  все хорошо знали, что никто не отменял протекцию, благодаря которой дети высокопоставленных чиновников  легко становились студентами Академии, тогда как талантливая молодежь проходила через все девять испытаний ада.

Одна только Благородна, его мать, поощряла его не падать духом и предпринимать еще одну попытку, потому что сама в  юности не смогла стать врачем. Для нее как девушке благородного происхождения доступ в высшее заведение – Медицинский Институт - был закрыт во времена ее юности, когда она решала извечный вопрос молодежи – кем быть. Чтобы утолить печаль, она вышла замуж за отца Христо, который создал свой самодеятельный театр и сделал из нее настоящую артистку.  Недаром была Благородна хороша и свежа в свои восемнадцать лет: темные волосы падали локонами на плечи, зеленые глаза обрамляли пушистые ресницы и брови в разлет.
 
Мать видела, как сын тяготеет к искусству, читает много, имеет хороший вкус в музыке, рисует неплохо и постоянно фантазирует на всякие сюжеты и темы. Проводя много времени за кулисами театра, маленький Христо, услышав музыку, тутже начинал дирижировать с воображаемой палочкой, точно попадая в такт, или строил мизансцены для актеров как заправский режиссер.

Поступив в Библиотечный Институт, Христо все же бросил его, хотя для него открывались там блестящие возможности, прояви он заинтересованность и житейскую смекалку. Профессор Ленкова, богемная дама с вечным мундштуком в руках, заприметив интеллегентного красивого юношу, пообещала его сделать атташе по культуре в посольстве Болгарии в Истанбуле, при условии, что он женится на ее дочери. От одной этой мысли, что кто-то посягает на его любовь и свободу, Христо бросало в дрожь, и он был вынужден оставить институт. Особенно был зол отец, что опять учудил его сын. Но сам Христо вынес прекрасные знания по литературе из Библиотечного Института и любовь к Эдит Пиаф, привитой ему самой госпожой Ленковой. 

Родители поуспокоились, узнав, что на этот раз их неразумное чадо был успешно принят в Театральную Академию в Софии. Наспех собрав ему вещи в чемодан, они отправили сына в Софию, к двоюродному брату Благородны, где на первых порах он мог остановиться. Когда-то Благородна приютила маленького Николая, того самого двоюродного брата, с его больной матерью. Их отца убили в подвалах «Комитета за държавна сигурност» в сороковые годы, когда Советская власть пришла в Болгарию, и дворян как класс начали выживать. Мать Николая сошла с ума от горя, и родственники ее погибшего мужа, в доме которых они поселились, приняли их в свою семью, ухаживали за обезумевшей молодой женщиной и ее сыном-подростком.

Ночные посиделки с Николаем за чашкой душистого чая и в разговорах об искусстве (Николай боготворил Ван Гога) создавали для Христо особенный уют, и он мало скучал о своем родном Елхово. Когда он нашел себе недорогую гарсоньерку, Николаю и его жене Пепе нелегко было отпустить молодого племянника.

Теперь Христо снимал комнату у Елены, молодой разведенной женщине с пятилетней дочкой Джоя Роберта Осис. Отец Джои был чилиец, из тех революционеров, которые выступали против хунты в семедесятые годы и которым социалистические страны давали политическое убежище. Смешение латино-американской и болгарской кровей сделало Джою необыкновенной красавицей, с волоокими голубыми глазами и золотыми кучерявыми волосами, обрамляющими овальное фарфоровое личико малышки. Девочка, как ртуть, была быстра в движениях и раз сто за день успевала влететь в комнату Христо, усесться у него на коленях и выклянчить новую сказку. Истории кота в сапогах, Пиноккио, Красной Шапочки совсем по-другому звучали из уст нового постояльца, который оживлял сказочных героев и наделял их чертами общих знакомцев. Джоя уже не могла улечься спать без очередной порции сказок, и прилепилась к Христо, следую везде  и повсюду со свом новым другом.

Возиться  с малышами всегда было приятно Христо, и как Селинджеровский Холден он был готов караулить веселящихся детей "над пропастью во ржи", чтобы они ненароком не провалились в нее, пока они игрались и шалили. Он с удовольствием возился с Джоей, что было наруку хозяйке его квартиры.

Однажды Христо возвращался с Джоей из цирка. После представления малышка так возбудилась, что никак не могла прийти в себя: баловалась, выбегала на проезжую дорогу, одним словом,  проказничала, как маленькая цирковая обезьянка. Когда подъехал трамвай, Христо с Джоей вошли в него и стали ждать, когда он сдвинется с места. В летний зной дверцы трамвая оставили открытыми, чтобы хоть какое-то дуновение ветерка создавало пассажирам прохладу.

Все случилось в мгновенье ока. Джоя, как ртутный шарик, резко вырвалась из рук Христо и выбежала из трамвая. Хохоча, она бегом направилась прямо на трамвайный путь, всем тельцем бросившись почти что под его колеса. Пассажиры замерли в ужасе, видя, как трамвай уже трогается. Локоны девочки разлетелись в разные стороны и не давали ей заметить, какая опасность ей грозит. Она продолжала хохотать и веселиться. Вдруг ее схватили и отшвырнули в сторону с грубой силой, да так что она приземлилась на мягкую точку, немного ущемив свой копчик. Сидя недалеко от трамвая, испуганная Джоя громко разревелась.

Ее рев, однако, прервал рокот и скрежет колес и рельсов трамвая, за которыми последовал оглушительный гудок, затмивший все звуки на площади и крики пассажиров. Трамвай удалось остановить, но под его колесом остался пассажир, выбросившийся вслед за девочкой, кaк только машина тронулась с места. Ужасное зрелище застрявшего человека под трамваем, и лужи крови вокруг него предстало перед очевидцами происшествия. Когда пострадавшего вытащили из-под колес трамвая, он искал глазами Джою, увидел ее и тутже потерял сознание. «Жаль, такой молодой и пригожий, а теперь калекой навсегда останется, если только выживет», - так думали почти все свидетели происшедшего. 

В сознание больной пришел в больнице, куда его доставил проезжий цыган на своей машине, тогда как его сородичи проезжали мимо, не обращая внимание на нуждающегося в срочной помощи. Когда он открал глаза, его первыми просьбой было тутже выпустить его из больницы, ведь ему нужно сдать экзамен в Академии.

Приехали родители пострадавшего, увидев перевязанного бинтами сына после нескольких операций, еле-еле сдерживали слезы, чтобы еще более не напугать его. Больной не мог двигать правой рукой и ногой, которые были в гипсе, и кожа на голове и на лице неприятно щемила. Навестили молодого человека и разведенные родители Джои, поблагодарив за дочь, которую он спас.

Когда приветливая врач делала операцию на его лице, которое было исполосовано диском трамвайного колеса, она пообещала ему не повредить его внешности. «Не бойся, герой, – ободряла она его, - мы тебя починим так, что до свадьбы заживет и даже шрамов не останется». Тяжело пострадала правая рука от плеча до локтя, две недели пролежал Христо в травматологической больнице, где перенес несколько операций. Блестящий врач, травматолог от бога, так собрал искалеченную руку, что только в дождливые дни рука давала знать о былой травме.

С тех пор прошло много лет. Действительно, на лице не осталось и следа от пeренесенных операций, как и обещала врач, рука  и нога зажили, иногда только колено и локоть ноют в холодную погоду как напоминание о пережитом. На днях Христо сообщил мне, что ставил свечи в церкви, одну - за упакой его врача, профессора Токова, о кончине которого он узнал недавно от знакомого. Больше он так и не увидел маленькую Джою, которая перенесла тяжелую травму из-за происшествия на трамвайной остановке. Разве это было важно? Главное – она была жива и теперь проживала свою жизнь, как положено девушке в ее возрасте: влюблялась, целовалась, встречалась с парнями, выходила замуж, рожала детей. Вспомнит ли это славяно-латино-американское чудо в золотых кудряшках и с голубыми блюдцами-глазами сказочника с именем Спасителя из своего далекого детства, ловца малышей "над пропастью во ржи", помянет ли добрым словом его. Кто знает? Лишь бы жива и здорова была.