Эликсир молодости

   Написать этот рассказ меня побудила реклама в Интернете: "Не пейте Виагру, она отрицательно влияет на сердце". Как утверждают источники СМИ, у мужчин после сорока лет начинаются проблемы с потенцией. Лично я этого не испытал и никогда Виагрой не пользовался, хотя мне уже 70 лет. Просто у меня есть своя маленькая тайна, которую я и собираюсь теперь открыть моему благодарному читателю.

   *** 

   История эта относится к концу семидесятых годов, когда я вернулся в родной город после нескольких лет командировки в Заполярье. Некоторое время мне предстояло пожить без семьи, так как надо было решить квартирный вопрос. Предстояло обменять ленинградскую квартиру на равноценную в родном городе. По этой причине жена с ребёнком пока оставались в Ленинграде.

   Тесть к этому времени развёлся с первой женой (моей тёщей) и женился на молодой женщине, лет сорока с небольшим, с которой познакомился в Сочи, отдыхая в санатории. Эта женщина, звали её Людмилой Сергеевной, была лечащим врачом у тестя в санатории. Молодая, стройная, с длинными (как теперь принято говорить - "от ушей") ногами, огромной копной тёмных волос на голове и тонкими чертами лица, подчёркивающими её этническое происхождение (казачки сальских степей), резко отличалась в лучшую сторону по сравнению с моей тёщей.

   Конечно, мужчине, который после двадцати пяти лет супружеской жизни вдруг оказался совершенно свободен, трудно было устоять перед таким соблазном. Ему все женщины вокруг казались "гениями чистой красоты", а тут - такая "коломбина"! И он закрутил роман, а потом вернулся в "родные Пенаты" с молодой женой.

   Квартиру в центре города он оставил первой жене и сыну, а сам через некоторое время получил четырёхкомнатную квартиру на окраине в "зелёном" микрорайоне. Здесь и поселились тесть с Людмилой Сергеевной и её матерью. В общем, жилплощади было предостаточно, поэтому мне была выделена отдельная комната.

   Надо сказать, что Людмила (отчество для простоты опустим) была искусной кухаркой и большой чистюлей. Когда она приходила с работы, а работала она кардиологом в местном санатории, то первым делом хваталась за тряпку и швабру. Конечно, углы оставались не тронутыми, но центральная часть комнат отливала блеском покрытых лаком паркетных полов.

   На тот момент мне шёл тридцать первый год и Людмила видела во мне подходящего помощника на подсобных работах. И это мне вполне нравилось: я с удовольствием полоскал и отжимал половую тряпку, менял воду в ведре и протирал пыль с полировки мебели. Но однажды я допустил оплошность, с которой всё и началось.

   Ещё в 1974 году я купил себе в Ленинграде кримпленовые брюки: расклёшенные от колен, серые, в белую полоску. Кримплен был очень тонким и для того, чтобы не ставить себя в неловкое положение (иначе - всё, что между ног, отчётливо проступало наружу), приходилось под брюки надевать обтягивающие плавки.

   Однажды во время уборки квартиры я оказался в этих самых кримпленовых брюках, а плавки под них надеть забыл. Людмила тогда тоже оделась не по-пуритански: на ней был лёгкий халатик, полы которого едва прикрывали ягодицы, а колготки вообще отсутствовали. И когда она низко наклонилась, чтобы протереть пол под сервантом, я увидел изогнутые линии бёдер, стремящиеся сойтись в одной точке на уровне ягодичной волны. И хотя это видение длилось не больше секунды, мне этого вполне хватило, чтобы воспылать страстью...

   Людмила распрямилась, повернулась, сняла тряпку со швабры и протянула её мне. И тут её взгляд остановился на моей ширинке - вниз от неё вдоль левой ноги отчётливо проступал мой член с набухшей головкой. Людмила так и замерла с тряпкой в руке. Моментально оценив обстановку, я выхватил у неё из рук тряпку и начал полоскать её в ведре.

   Я почувствовал, как кровь ударила в виски и "загорелись" уши. Бог знает, чем бы это всё закончилось, если бы старушка-мать в соседней комнате не попросила принести ей воды.

   ***

   В другой раз мне довелось испытать подобное чувство, когда пришлось проводить Людмилу до её работы.
   Как-то утром тесть сказал:
   - Зятёк, я сегодня очень спешу, поэтому не смогу подвезти Людмилу Сергеевну до работы. Проводи её, пожалуйста, а то она боится одна ходить через лес.

   Путь в санаторий пролегал мимо жилых домов работников лесопильного комбината и далее по крутому спуску с холма, поросшего смешанным лесом. Когда мы проходили мимо двухэтажных жилых домов, то залюбовались красотой оформления палисадников. У каждого подъезда был свой особый подход к оформлению - не было ни одного повторяющегося рисунка - клумбы с цветами отличались не только по форме, но и по содержанию. Изобилие разнообразных цветов поражало воображение.

   Как мне здесь всё нравится! - сказала Людмила. - Больше всего я хотела бы поселиться здесь с любимым молодым человеком. При этом она бросила на меня внимательный взгляд, в котором угадывался интерес к моей реакции на сказанное.

   К такому обороту событий я был совершенно не готов, поэтому просто понимающе кивнул головой и промолчал. После этого между нами установилось напряжённое молчание, в течение которого мы вышли за территорию городка и спустились с пригорка.

   Пока мы шли, я всё время обдумывал, что ей сказать. Я прекрасно понимал, что она никогда ни с каким молодым человеком не поселилась бы в этой глуши, но всё-таки - сказанное было адресовано мне. И она ждала моей реакции. Но что я ей мог предложить?! Конечно, надо было сказать несколько тёплых слов в её адрес: восхититься исключительностью настройки её душевных струн, удивительным преображением её лика при виде прекрасного, и, наконец, тем, что я почувствовал дрожь в её руке, когда она говорила мне эти слова.

   Однако, учитывая мою неопытность в обращении с женщинами (на тот момент я кроме своей собственной жены не имел контактов ни с одной женщиной), я промолчал и теперь лихорадочно обдумывал, как исправить эту ошибку.

   Но исправлять уже было поздно. Она остановилась у подножия холма и протянула мне руку. И снова прокол - я пожал ей руку так, словно она была моим товарищем по службе.
   - Ну всё! Дальше не ходи - не хочу, чтобы нас кто-нибудь увидел вместе, - сказала Людмила.

   С этими словами она повернулась и пошла к воротам санатория. А я стоял и смотрел ей вослед. Полы её летней белой юбки из тонкой ткани развевались по сторонам и били по икрам изящных ног. На миг она остановилась, чтобы снять колючку, прицепившуюся к подолу. Для этого ей пришлось приподнять его и на какое-то мгновение мне посчастливилось увидеть красивую линию её бедра.

   Назад я возвращался с чувством крайней неудовлетворённости своим поведением, а с другой стороны - с надеждой на будущее.

   Вечером, когда тесть приехал с работы, они с Людмилой о чём-то секретничали на кухне. А после ужина он предложил мне прогуляться перед сном. По дороге мы зашли в магазин, где взяли несколько бутылок пива, а затем направились в Ботанический сад. Там, устроившись на бревне, укрытом от посторонних глаз кустарником шиповника, мы пили пиво и вели задушевную беседу.

   Замысел этой беседы для меня до сих пор остаётся тайной: то ли тесть хотел, чтобы я полюбил свою новую тёщу и сразу же после прибытия его дочери настроил её на этот мажорный лад, то ли он проверял возможность получить в моём лице себе соперника. Он всё время расписывал её положительные качества и неоднократно повторял: "Она хорошая, она очень хорошая!"

   У меня едва хватило ума не выпалить ему: "Я уже почти люблю её!". Однако, я сдержался и решил для себя: "Будущее откроет врата этой тайны". А дальше события развивались ещё интереснее.

   ***

   Прошло два дня и наступила суббота. Все начали собираться на дачу. Собственно говоря, это была вовсе и не дача, а полдома, вторую половину которого занимала завхоз спортлагеря, она же по совместительству - сторож. Звали её Ольгой. Она круглый год проживала в лагере вместе с детьми, а был ли у неё муж или нет - сие мне неизвестно.

   В пятницу вечером тесть отвёз нас - Людмилу с матерью и меня - в спортлагерь, помог разгрузиться, а сам вернулся в город, сославшись на необходимость его присутствия на каком-то совещании. Сказал, что вернётся в субботу к вечеру.

   Солнце уже спряталось за вершины сосен и мы, поужинав втроём на веранде, начали готовиться ко сну. Людмила сказала, что будет укладывать мать на веранде, а я должен идти в комнату на одну из двух кроватей, находящихся там.

   В комнате посередине стоял большой дубовый стол со стульями, в одном углу - шифоньер для одежды, в другом углу - трюмо с большим зеркалом. Между шифоньером и трюмо было широкое окно, которое выходило на лес и дорогу, ведущую к трассе.
   Одна кровать стояла у стены, делящий дом на две половины, а другая - вдоль стены, к которой примыкала веранда.

   Людмила что-то задерживалась, видимо, никак не могла справиться с капризной старухой. Я подождал ещё немножко и, недолго думая и скинув с себя одежду, плюхнулся на кровать напротив веранды, справедливо полагая, что кровать, расположенная рядом с трюмо, должна принадлежать женщине.

   Только моя голова коснулась подушки, как я почувствовал, что засыпаю. Я ещё слышал, как за дверью льётся вода, и последнее, о чём я подумал: "Что-то Людмила там намывает?!". Но уже через секунду я провалился в глубокий всепобеждающий сон.

   Проснулся я в начале пятого часа. Через оконную тюль начинал пробиваться свет, благодаря которому стали отчётливо видны все предметы в комнате. Моя одежда как попало свисала с одного стула, на другом же я разглядел аккуратно сложенную одежду Людмилы. Она мирно посапывала и, как мне показалось, находилась в крепких объятиях Морфея.

   Немного поколебавшись, я присел на стул возле её кровати и дрожащей рукой попытался провести по её бедру, проступающему из-под простыни. Она тут же открыла глаза и сказала:
   - Давай здесь не будем... Боюсь Ольга услышит. Поспи ещё, а после завтрака пойдём в лес за ягодой.

   Я безропотно выполнил её указание. Однако, мне не спалось - я всё время думал о ней. С одной стороны, мне очень хотелось её, а с другой - я понимал, что это измена жене. "Но почему я должен блюсти верность супруге, если мне точно известно, что она изменяла мне на Севере со своим начальником. Моя "бедная овечка" не знала, что там компетентные органы следили за каждым шагом проживающих в особой зоне", - рассуждая таким образом, я снова спокойно уснул.

   ***

   Земляничная поляна находилась сразу же за ограждением лагеря. Ограждение было проволочным, поэтому кустики с красной ягодой я увидел ещё со ступенек веранды. Чтобы не измазать брюки, я надел спортивное трико и майку, а Людмила - старенький цветастый сарафан, застёгивающийся спереди на пуговицы.

   Раздвинув проволоку, мы пролезли сквозь ограждение и начали собирать ягоду в трёхлитровую банку, а когда попадалась крупная земляника - мы угощали друг друга прямо с руки. Присев на корточки так, что коленями чуть не касались друг друга, мы изредка встречались руками, когда пытались сорвать одну и ту же ягоду. При этом удивлённо поднимали глаза и, когда наши взгляды пересекались, то мы весело смеялись.

   В какой-то момент я потерял равновесие и завалился назад, усевшись прямо на ягодные кустики. Мой взгляд скользнул снизу вверх и я увидел ослепительно белую полоску её трусиков между сходящимися линиями бёдер, поросших золотистым пушком. В мозгу что-то заклинило и я почувствовал, что голова пошла кругом. Людмила это заметила и её реакция была мгновенной:
   - Ну всё!.. Хватит ерундой заниматься! Сейчас мы пойдём дальше в лес за малиной.

   На веранде оставив банку, в которой было не больше трети ягоды, мы отправились через территорию лагеря в противоположную от земляничной поляны сторону. Людмила шла впереди. Ступая за ней почти след в след, я почувствовал, как всё сильнее и сильнее во мне зреет желание овладеть этой женщиной.

   И вдруг - о, боги!.. Мой мужской орган напрягся и резко распрямился. Ведь ему ничто не мешало - трико просто вытянулось в этом месте, показывая любому встречному, что он созрел для любовной близости.

   Вдруг от домиков преподавательского состава с криками: "Людмила Сергеевна, Людмила Сергеевна!" кинулись в нашу сторону две девочки и мальчик. А вслед за ними направились две женщины.

   От стыда я был готов провалиться сквозь землю. И тут мне вспомнился мой коронный приём. Ещё будучи студентом я пользовался им, когда со мной случался подобный казус в троллейбусе. Только для этого надо было сосредоточиться на чём-то очень серьёзном.

   Обычно мне представлялась тайная маёвка, где рабочие разрабатывали план предстоящей забастовки, а потом пели: "На бой кровавый, святой и правый, марш-марш вперёд, рабочий народ..." и т.д. и т.п. И у меня всё получалось - я приходил в норму.

   Так и тут, я про себя запел: "Вихри враждебные веют над нами, тёмные силы нас злобно гнетут, в бой роковой мы вступили с врагами, нас ещё судьбы безвестные ждут". Постепенно я начал ощущать, как мой "хулиган" слабеет и, наконец, совсем обессилел и опустился.

   Не обращая на меня никакого внимания, женщины и дети обступили Людмилу, приглашая её вместе с ними отправиться по грибы. Однако, она отказалась и те, что-то шумно гомоня, удалились в лес вправо от лагерной калитки. А мы пошли прямо и скоро оказались на опушке леса, залитой яркими лучами уже довольно высоко поднявшегося солнца. От земли вверх к верхушкам деревьев поднимались испарения и от этого казалось, что всё вокруг погрузилось в прозрачную пелену.

   Я смотрел на Людмилу и мне всё больше и больше хотелось обнять её и прижаться своими губами к её губам. Но в голове как заноза сидела только одна мысль: "Ну поднимайся! Поднимайся же наконец!". Но ни мои уговоры, ни образы оголённых женских тел, как слайды проскакивающие в моём воспалённом мозгу, не могли вернуть меня в состояние полной мужской готовности.

   Людмила увлекала меня в малинник, где нас вообще никто не мог видеть. Возможно она думала, что я боюсь посторонних глаз, поэтому увлекла меня в самую чащу малинника. Там она сорвала крупную ягоду и, повернувшись ко мне, вложила её в мой открытый от удивления рот. Затем задрав повыше подол сарафана, Людмила стала наполнять его спелой малиной. Я стоял напротив и любовался красотой её коленей. В тот момент мне казалось, что нет ничего красивее этих двух чашечек. Но я медлил. Мне хотелось - безумно хотелось. Однако эрекция никак не наступала. Потом она водила меня по зарослям леса под предлогом поиска грибов, где часто наклонялась до самой земли, а я мог видеть чуть-чуть приоткрывающиеся женские прелести. Но и это не смогло вернуть мне былого сексуального настроя.

   Лишь когда я увидел в кустах недалеко от границы спортлагеря железную кровать с панцирной сеткой, заботливо спрятанную здесь какими-то студентами, что-то шевельнулось во мне, но затем безвозвратно угасло.

   Наконец поняв, что больше водить меня по лесным кущам бесполезно, Людмила приняла решение вернуться в лагерь. А сразу после обеда приехал и тесть. Реабилитироваться перед женщиной у меня больше возможности не было, так как через пару дней приехала жена с дочерью и мы целиком погрузились в заботы, связанные с жильём.

   ***

   С тех пор минуло сорок лет. Однако, эта история очень сильно запала мне в душу. И надо сказать - с положительным результатом, который выразился в возможности использования эротических фантазий. А эти фантазии очень быстро приводят меня в состояние полной сексуальной готовности.

   ФАНТАЗИЯ ПЕРВАЯ. Я просыпаюсь среди ночи. Через тюлевую занавеску окна пробивается слабый свет луны. Я встаю с постели и потихоньку крадусь к кровати Людмилы. Сажусь на стул, стоящий рядом с кроватью, и провожу рукой по её бедру, покрытому простынёй. Она открывает глаза и шёпотом произносит:
   - Давай здесь не будем... Боюсь - Ольга услышит. Поспи ещё, а после завтрака пойдём в лес за ягодой.
   - Нет, будем. А то я не доживу до утра, - говорю я. - Вставай, перенесём матрас на пол.

   Она поднимается, мы переносим матрас на пол и я укладываю Людмилу на спину. Затем забрасываю её ноги себе на плечи и начинаю ласкать языком её промежность. Я чувствую, как сильно напрягся мой член. Больше терпеть нет сил и я медленно ввожу его в её пещерку.

   ФАНТАЗИЯ ВТОРАЯ. Собираем клубнику. Мы с Людмилой присели на корточки так, что коленями чуть не касаемся друг друга. В какой-то момент я теряю равновесие и заваливаюсь назад. Мой взгляд сосредотачивается на белой полоске её трусиков между сходящимися линиями бёдер. Я сильно возбуждаюсь, хватаю её за колени и запрокидываю на спину.

   - Что ты делаешь?! - восклицает она. - Нас же увидят. Иди за мной.
   Она выводит меня к железной кровати, установленной в кустах. Ложиться на панцирную сетку нельзя - будет больно спине. Тогда она упирается руками в край кровати и становится в стойку. Мне остаётся только задрать подол сарафана и спустить трусики. Всё готово. Я смотрю на белоснежные ягодицы и сильно возбуждаюсь. Теперь мне нужно лишь обхватить их обеими руками и притянуть к своему дрожащему от нетерпения "инструменту".

   ФАНТАЗИЯ ТРЕТЬЯ. Как только женщины с детьми скрылись за первым кустарником, я огляделся вокруг. Мы с Людмилой стоим на опушке леса, озарённого яркими лучами восходящего солнца. От земли вверх к верхушкам деревьев поднимаются испарения и от этого кажется, что всё вокруг погрузилось в прозрачную пелену.

   Вокруг никого, только мы вдвоём. Я обнимаю её за плечи, потом за талию и жадно впиваюсь своими губами в её приоткрытый рот. Пока мы целуемся, я расстёгиваю пуговицы на сарафане, стаскиваю его с её плеч и бросаю на траву. Медленно я опускаю её на сарафан, а затем в считанные секунды сбрасываю с себя все одеяния. Глядя на меня, она избавляется от трусиков.

   Упёршись руками в землю на уровне её плеч, я своими коленями раздвигаю ей ноги и погружаюсь в источник сладострастия. С дороги слышится скрип колёс телеги. Какой-то мужик везёт мимо стог сена. Я его вижу, он меня видит - но ничего не может меня остановить. Я полон сил и задора.



   Я не знаю когда и какая из этих фантазий придёт мне на ум. У них нет очерёдности. Но знаю точно, что какая-то из них да придёт, когда у меня в этом будет острая необходимость.

   И ещё: недавно я узнал, что самая желанная женщина это та, с которой у тебя ранее ничего не получилось. И теперь я убеждён - это истинная правда.