Пограничная крепость Великого княжества Литовского

ПОГРАНИЧНАЯ КРЕПОСТЬ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО: МЦЕНСК В XIV – XV ВВ. ПОЛИТИЧЕСКИЙ И КУЛЬУРНЫЙ АСПЕКТ

Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: гуманитарные и социальные дисциплины. . № 3(72), 2016 . - С.48-54.

Точно установить год, когда пограничный город-крепость, стояв-ший на р. Зуше, правом притоке р. Оки,  оказался под властью Литвы, пока не удалось. Известный русский историк М.К. Любавский относил эту дату к 1407 – 1408 гг.,  однако   М.Н. Тихомиров указывал, что это предположительная дата, поскольку литовцы начали проникать в соседние с Мценском земли намного раньше. Учёный отмечал, что Мценск назван литовским городом в историческом источнике, известном под названием «Списка русских городов», возникновение которого М.Н.Тихомиров относил к промежутку между 1387 и 1392 годами. [22] Как литовский город Мценск упоминается в жалобе великого князя литовского, обращенной к патриарху Филофею в 1371 году. В ней  указывается, что московский князь захватил принадлежащие литовскому князю Новосильское княжество, Мценск, Ржев, Великие Луки и другие владения. [23, С.13]

Великое княжество Литовское занимало территорию от Чёрного до Балтийского морей. Его восточные границы достигали рек Оки и Угры. Мценск в его составе был господарским городом, то есть он принадлежал самому великому князю. Правил в нём воевода-наместник. Все мценские воеводы-наместники были православными. «Город на Оке имел стратегическое значение, прикрывая собой литовские и московские владения. Мценск содержал охранное войско в крепости, предназначенное для наблюдения за татарами. Сам воевода был в те времена, как и московский тысяцкий, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Он являлся посадником, то есть единым правителем, ведавшим всеми вопросами городского управления, вплоть до судебных», - пишет о Мценске того времени Вадим Дементьев. [2]

«Связь великокняжеской власти с населением Мценска и Путивля ограничивалась, по существу, (…) контактами с местным боярством: со-хранились единичные упоминания о челобитьях нескольких мценских и путивльских бояр с просьбой о подтверждении владельческих прав на имения», - указывает М.М. Кром. При этом челобитные от мещан или городской общины в целом отсутствуют. [9, С.163]

Великое княжество Литовское являлось поликонфессиональным государством. Уже к концу первой трети XV в. в нём главной религией стал католицизм, однако присутствовало и многочисленное православное население. В ряде районов сохранялись пережитки язычества. К одному из таких мест принадлежала Мценская земля. Ещё в XIX в. в соборной Николаевской церкви хранился свиток с записью о крещении амчан в 1415 г. В нём говорилось о том, что в годы правления московского князя Василия Дмитриевича (1371 – 1425), старшего сына Дмитрия Донского, в Мценске было «мнози неверующи во Христа Бога нашего». Тогда московский князь отправил под его стены большое войско с пресвитером от митрополита Фотия. Сначала жители заперлись в городе и оказали сопротивление, но некоторые из них захворали болезнью глаз: «Живущие мецняне устрашишася, и ратоваша на них, и одержима быша слепотою». Несколько знатных амчан поддались на уговоры и согласились креститься, после чего, согласно записи, выздоровели. Благоприятным знаком была сочтена находка некогда спрятанных в тайник и считавшихся утраченными каменного креста и изображения святителя Николая, принадлежавших святому Кукше, по-гибшему в этих местах во время проповеди христианства в XII в.: «Деся-той недели по Пасци, в пяток, прием Святое Крещение Мецняне Ходона, Юшинка и Закий, и прозреша, и обретоша Крест Господень, яко камень изсечён, и образ Святителя Николая, яко воин в руце имущее святой ковчег, в коем имат залог тела и крови Господня». Узнав о чудесном исцелении, стали креститься и другие горожане. В Мценск потянулись жители окрестностей. В нём была построена церковь. [11, С.161]

Трудно сказать, почему Василий Дмитриевич вдруг озаботился судьбой мценских язычников, тем более, что вряд ли христианство могло полностью исчезнуть из местной жизни после распространения в XII веке. Не исключено, что без сурового надзора со стороны государства местные жители могли допускать какие-то отступления от него. Возможно также, что поход был способом отомстить литовскому князю Витовту, вмешивавшемуся в его дела. Возможно, князь воспринимал свой поступок как богоугодное дело, которое должно было ему зачесться, как подвиг веры, своеобразный «крестовый поход».

1422 г. выдался голодным: «В лето 6930 гладь бысть великъ по всей Руской земли и по Новогородской и мнози людие помроша  з голоду, а инии из Руси в Литовское выидоша, инии же на поутехъ съ глада и съ стоудена помроша, бе бо и зима стоудена, инии же мертвыя скоты ядяху и кони и пси и кошки и люди людей ядоша, а в Новегороде мертвыхъ три скоуделници наметаша», - сообщает Типографская летопись.[21, С.181] Осенью татарский хан Барак при нападении на город Одоев, захватил множество пленных. Одоевскй князь при помощи мценского воеводы-наместника Григория Протасьева отбил и освободил пленных: «Того же месяца 11 царь Баракъ поби Коуидодта, а на осень прииде ко Одоеву ратию и отъиде, города не вземъ, а зло оучинивъ и отъиде с полономъ в поле, и князь Юрьи Рамановичь Одуевьский да Григорей Мценскый, достигъ его, били и полонъ отъимали». [21, С.182]

Григорий Протасьев был потомком Луки Протасьева, приближённого князя Ивана Калиты. Он был рекомендован Витовту I московским князем Василием I.
В 1424 г. мценский наместник совместно с одоевским князем и другими князьями участвовал в разгроме хана Куйдадата. Одна из попавших в плен жён хана была отправлена в Литву к Витовту, а вторая – к московскому князю Василию.
В 1430 г. под стены Мценска пришёл хан Айдар, но, простояв под стенами три недели, не смог взять город. Тогда, дав ложную клятву, он выманил из Мценска наместника Григория Протасьева и, обманом захватив его в плен, увёл в Орду, к хану Улуг-Мухаммеду. Последний, однако, не одобрил его действий, так как Литва была союзником Орды, и, почтив Григория подарками, отпустил его на свободу. Никоновская летопись так описывает это событие: «Князь Ординский Айдар воевал землю литовскую и прииде под град Мченеск и стоял под ним три недели и града не взял, бяше бо тамо Григорей Протасьев. Айдар же Григорию дал роту (клятву) по своей вере; он же и няв тому веру, выйде к нему из града: Айдар же веде его с собою в Орду ко царю Махметю (Улуг- Мухаммеду). Царь же Махмет поругаса Айдару и не похвали его о том, и почтив Григориа, отпусти его с честию и дары на Русь». [14, С.9]
 
В. Дементьев указывает, что этот «факт истории подтверждается и в одном из писем 1431 г. великого князя литовского Свидригайло, ставшего преемником Витовта. Свидригайло сообщал о послании к нему Улуг-Мухаммеда, где тот говорит об освобождении из плена Григория Протасьева». [2]
16 марта 1436 г. великий литовский князь Свидригайло (1370 – 1452), обращаясь в письме к гроссмейстеру Тевтонского ордена пожало-вался, что враги распустили слухи о его смерти, в результате чего мцен-ский воевода Григорий Протасьев отступился от него вместе со многими другими городами в его русских владениях, но когда истина выяснилась, то он вторично принёс клятву верности.
1 апреля в другом письме Свидригайло писал: «Все крепости, города, уезды и прочия в Русской земле находящиеся владения наши…изменою и возмущение Григория, иначе Протасия, и Григория, прежде бывшего воеводы смоленского, отклонились и отторглись от престола нашего, с помощью божиею снова возвращены». [15, С.42-43]
В том же году хан Орды Улуг-Мухаммед был свергнут с престола. Дойдя до границ Московского княжества, он попросил князя Василия Васильевича позволить ему укрыться в пределах Руси. Улуг-Мухаммед рассчитывал, что московский князь вспомнит, как шесть лет назад он разрешил династический спор Василия Васильевича с князем Юрием Дмитриевичем Звенигородским на право обладания московским княжеским престолом  в его пользу.  Великий князь не возражал. Улуг- Мухаммед, прибыв под Белёв, «постави себе город на реце на Белёве от хврастиа себе исплет и снегом посыпа (из хвороста себе сплёл и снегом засыпал), и водою поли, и смерзеся крепко, и хоть зиму зимовати». [18, С.70] Белёв формально принадлежал Литве, но его князья хотели перейти на службу к Москве. Сначала московский князь подтвердил прежние дружеские отношения, но когда к Улуг-Мухаммеду стали стекаться сторонники, белёвские князья забеспокоились и попросили его о помощи: «Василий II оказался в сложном положении: с одной стороны, он находился в дружбе с Улуг-Мухаммедом, с другой стремился укрепить свою власть над Белёвом. В конце концов, великий князь решил, что хан со своим небольшим войском не может быть ни ценным союзником, ни опасным врагом и направил ему послание, в котором требовал покинуть пределы Белёвского княжества». [16, С.206-207]

Василий II послал против Улуг-Мухаммеда своих двоюродных братьев Дмитрия Юрьевича Шемяку и Дмитрия Юрьевича Красного. По дороге братья обращались с местным населением словно завоеватели: «Идущим же им к Белёву, всё пограбиша у своего же православного христьянства и мучаху людей из добытка, и животину бьющее, и назад себе отсылаху, а ни с чим же не разоидяхуся, всё грабяху и неподобная и скверная деяху». [3, C.192-193]
4 декабря войско, посланное великим князем, подошло к Белёву. Ордынский царь готов был пойти на любые условия, лишь бы разойтись миром, но всё было напрасно. Наутро русские полки подошли к ледяной крепости. Татары вышли им навстречу. В начавшейся битве татары проиграли и были загнаны обратно. Погибли зять Улуг-Мухаммеда, а также князь Пётр Кузьминский и Семён Волынец, в пылу боя ворвавшиеся в ледяную крепость.

Наутро Улуг-Мухаммед послал на переговоры своего зятя Ельбердея и двух князей. Он обещал дать в заложники своего сына, а его князья – своих детей. Клялся, что если будет на царстве, то не тронет русских границ и не станет брать дань. Мценский воевода Григорий Протасьев стал склонять московских воевод к миру: «Князь великий прислал ко мне, битись со царём не велел, а велел миритись и полки роступити». Князья, полагаясь на численное превосходство, решили биться.

Ночью Григорий послал гонца к Улуг-Мухаммеду и велел: «Чтобы еси утре на рать великого князя пришёл». Утром 5 декабря был туман. Улуг-Мухаммед, используя внезапность, пробился сквозь русское войско, нанеся ему большой урон: «И царь пришед и силу великого князя прибил, а стражи руския не видали. А Григорий Протасьев наперёд всех прибежал, а татарове секучи погнаша и убили руси добре много, а тотаровя все целы». [20, С.43]

Вологодско-пермский летописец объясняет, что князья Шемяка и Красный проиграли бой численно меньшему войску татар, потому что обижали по дороге христиан. Летописец Второй Софийской летописи полагал, что причиной погрома было то, что татары смиренно просили мира, а князья возгордились и не проявили мудрости. Все русские летописи обвиняют Григория Протасьева в том, что он перешёл на сторону татар и предал московского князя.

 «Но, спросим, чем было вызвано такое поведение мценского вое-воды, который до 1437 г. был «храбрым» и «мужественным» и вдруг в одночасье стал трусливым и подлым?»  - задаётся вопросом В. Дементьев. 
А. А. Зимин считает, что Протасьев руководствовался мыслью о необходимости сохранить мир с пусть даже лишённым власти ордынским царём ради безопасности Мценска, часто страдавшего от набегов. [5, С.81-82]

Сам В. Дементьев рассуждает так: «В сущности, в Белеве он был поставлен перед трудным выбором: или отблагодарить Улу-Мухаммеда за проявленное к нему когда-то благородство, или вероломно захватить его (а может, и убить?) вместе с разбойными отрядами Дмитрия Шемяки. Вероятно, после долгих раздумий Протасьев выбрал первый путь. Также предположу, что делал он это тайно, и какое-то время о его предательстве (чем бы оно ни оправдывалось, таковым оно, по сути своей, все-таки являлось) никто не знал. Иначе Григорий Протасьев не вернулся бы на родину около 1438 г., да еще со многими своими людьми, как пишет летописец, то есть со своей дружиной. Этим объясняется отсутствие имени Григория Протасьева в официальной летописи при рассказе о том злополучном сражении. Еще не было произведено дознание…»[2]

И. Г. Пономарёва, напротив, считает, что Василий II знал о поведении Григория, но отсрочил наказание, потому что «можно предположить, что мценский воевода оказал Василию II ряд услуг, связанных с реализацией устремлений Москвы, направленных на укрепление связей с верховскими княжествами, в частности с Новосильско-Одоевским княжеством». [15, С.44] Во всяком случае, Григорий по велению Василия II вернулся в  Московское княжество. Среди его людей  находились и жители Мценска Константин и Фёкла, родители будущего святого Даниила Переяславского.

В 1439 г., когда Улуг-Мухаммед пришёл под стены Москвы, Василий II захватил Григория Протасьева и ослепил.   
    
В 1999 г. Онежско-Сухонской экспедицией Института археологии Академии наук под руководством Н.А.Макарова в кубеноозерской деревне Минино Вологодской области была найдена в устье реки Ельмы каменная именная печать Григория Протасьева. Потеря печати была связана с печальным событием в жизни семьи воеводы. Зимой 1439/1440 г. сын Григория, Иван, с двумя товарищами отправился в свою вотчину – Лузу. На обратном пути, когда они плыли по Кубенскому озеру, разыгралась трагедия. Фёдор Блудов, бывший литовский воевода, затеял ссору, убил одного из товарищей, а Ивана Протасьева выбросил за борт: «Toe же весны Федко Блудов Сука Василья убил да Ивана Григорьевича Протасьева утопил. Того же лета и самого Федка, поимав, повесили на Коломне на осокори», – сообщает Ермолинская летопись.[4, С.150] Вместе с Иваном Протасьевым на дне озера оказалась и печать, которую вынесло на берег 550 лет спустя.

В 1480 г. великий московский князь Иван III поссорился с братья-ми, которые, покинув свои уделы, направились со своими людьми к литовской границе. Хан Большой орды Ахмат, рассчитывая на помощь великого князя литовского и польского короля Казимира IV (1427 – 1492), двинулся вдоль реки Оки к её верховьям, то есть в литовские земли, чтобы объединиться с литовскими войсками.  Он прошёл мимо Мценска, Любутска и Одоева, встав возле Воротынска лагерем. Не дождавшись союзника, Ахмат с Ордой встал на одном берегу реки Угры, на противоположной стороне которой находилось  московское войско: «И ста царь Ахман на брезе на Угре на другой стране противу великого князя, и начаша наших стреляти, и наши на них». [12 , С.338]

Между тем, первоначально благоприятная политическая обстановка для Ахмата изменилась. Казимир не явился, так как на его земли напал союзник Ивана III крымский хан Менгли-Гирей. Нападения немцев на Псков были отбиты. Князь помирился с братьями. Опасность, нависшая над Москвой, сплотила вокруг него население. Наступили холода, Угра начала покрываться льдом.  Ахмат не решился на продолжение похода и поспешно отошёл от Угры. «А стоял на Угре 10 день, а всего в Литовской земле стоял 6 недель, а градов литовских пленил: Мченеск, Белёв, Одоев, Перемышль, два Воротынска, старой да новой, два Залидовы, старой да новой, Опаков, Серенеск, Мезыск, Козелеск. А всех градов плени 12, милостью божию не взя, а волости все плени и полон вывел», - добавляет Вологодско-пермская летопись. [3, С.273] Отступая, Ахмат вновь прошёл мимо Мценска и Серенска: «Царь же бежа, никимже гоним, по Литовской земле по королеве державе, воюя его землю за измену». В том же году некий татарский царевич «хоте за Окою имати украину», но московский князь послал против него двух братьев, и татары отступили. [12, С.346]

Мценск имел напряжённые отношения со своим соседом – Рязан-ским княжеством. Под 1456 г. летописные источники упоминают о том, как весной рязанские люди войной под Мценск пришли, «место выжгли, сёла повоевали, много шкод наделали». [13, С.28] В июле 1497 г. московский посол Д. Загрязский при вручении грамоты Ивана III литовскому князю Александру упоминает о жалобе рязанского князя Ивана на «мченян и на рылян, и на путивлян, и на иных украинников», которые «много лиха» принесли татьбой, разбоями, наездами, грабежами великими и уводом людей и скота. [10]

После 1480 г. гг. Мценск, как и некоторые другие литовские крепости, стал ощущать давление со стороны Москвы. В 1486 г. по просьбе мценского и любутского наместника в Москву и Рязань были посланы литовские послы с жалобами на набеги со стороны русских земель. В 1488 г. протест мценского наместника был подан снова. Сохранились жалобы на нападения со стороны людей из московского княжества со стороны как жителей Мценска в целом, так и мценских бояр. Не оставались в долгу и мценские жители. Жалобы на наезды со стороны амчан с московской стороны отмечаются за 1473 год.[9, С.196-197] В мае 1492 г.
 московский посол Иван Нититич Беклемишев должен был передать  великому князю литовскому и королю польскому Казимиру: «Тому два года будут ограбили сторожей…мецняне…и грабежу взяли коней и доспехов и мелкой рухляди на семьдесят рублёв…пограбили и пересекли сторожей великого князя, на Допце, которые ездили в Орду… и грабежу взяли на полтораста рублёв…». В другом документе в сжатом виде жалоба выглядела так: «Летось и сего лета ездили наши люди на Поле. Оберегати христианства от бесурменства; ехав на них твои (короля Казимира) люди изо Мценска и изо Брянска и из иных мест…тех наших людей побили и пограбили…» «А летось тому год будет, ограбили сторожей Олексинцев… Мецняне же…» [1, С.5] Жалоба не дошла до Казимира из-за смерти адресата. Великий князь московский Иван III (1440 – 1505)  не стал больше тратить время на письма.
В  августе 1492 г. великий он  послал воеводу Фёдора Телепня – Оболенского «с силою ратною на град Мченеск за их неправдоу, и град Мченеск взяша, и землю повоеваша, и воеводоу их Бориса Семёнова сына Александрова изымаша и иных многых, и приведоша их на Москву». [17, С.363] Общее число пленных составило 1500 человек. [9, С.197]

В 1493 г. «великий князь посла воевод своих: князя Михаила Ивановича Колышьку и князя Александра Васильевича Оболеньскаго и прочих воевод со многою силою в Литовскую землю. Они же, шедще, град Мченеск взяша, села повоеваша, Серпеск же и Опаков огнём сожгоша и заставу Литовскую великого князя Александрову и земьских больших людей, и изымав, пришед на Москву». [6, С.553] Мценские жители не смогли оказать достойного сопротивления из-за внезапности нападения. Московский князь объяснял свою акцию наказанием амчан за набеги на его земли. Их освобождение он связывал с рядом условий, которые должна была выполнить литовская сторона: возмещение ущерба, нанесённого московской стороне, отпуск пленных и т.п. [9, С.198]

Литовская «Хроника Быховца» так описывает эти события: «В том же году зимой начал воевать великий князь московский Иван Васильевич с Великим княжеством Литовским и взял город Вязьму и иных городов немало, Хлепен, Мещевск, Любутск, Мценск, Серпейск, волостей же множество. Видя то, великий князь Александр литовский и паны-рада его Великого княжества Литовского, как великий князь московский, забыв договоры и крестное целование, заключенные с отцом его королем Казимиром, пошел против него войной и забрал немало городов и волостей, ему же в то время, только став государем, воевать с ним было трудно. И послал к нему послов своих, воеводу трокского маршала земского пана Петра Яновича, пана трокского старосту жемайтского пана Станислава Яновича, маршала пана Войтеха Яновича писаря, пана Федька Григорьевича; они же поехали в Москву к великому князю Ивану Васильевичу и заключили с ним вечный мир и договор и целовали крест за себя и за детей своих, и договорились, что дочь его великая княжна Елена будет женой великого князя Александра». [24, С.62]

По мирному договору 5 февраля 1494 г. Мценск был возвращён Литве. Однако уже в  августе 1494 г. жители Мценска жаловались на Бе-лёвских и Одоевских князей, сторонников Москвы, которые «многие по-били, а иных и до смерти позабивали». В 1495 г. и 1496 г. литовский посол снова потребовал, чтобы московские власти разобрались с нападениями «многих людей» из Белёва, бесчинствовавших в мценских волостях. В начале лета 1498 г. «князи Белёвскии прислали многии люди войною, в зброях,  к Мченску, и тыи их люди города добывали; и отступивши от стены, что было животов и остатков у бояр и людей…по сёлам, то всё разграбили и дватцать человеков до смерти забили». [9, С.202]

Мценские жители по-прежнему продолжали считать себя поддан-ными великого литовского князя и не собирались спускать обиды.  В 1497 и 1498 гг. московская сторона жаловалась на их ответные набеги. Было очевидно, что развязка в борьбе Литвы и Москвы за Мценск близка.

В апреле 1500 г. литовское посольство выразило протест против принятия в свое подданство «бояр наших мценских с землями и с водами и с людьми – с нашей отчиною». Иван III заявил в ответ, что якобы они сами приехали из-за религиозных притеснений. Однако, как отмечает современный историк М. М. Кром, религиозных притеснений в данной местности не наблюдалось. Причину он видит в двух набегах московских войск, которые, как видно из более полного текста речей литовского посольства от 28 февраля 1500 г., произошли в промежутке  между сентябрём - декабрём 1499 г.  и  январём - февралём 1500 г. В результате первого набега московское войско вошло в город и изъяло пушки и пищали.  В результате второго набега захватчики остались в городе. Тогда-то местные бояре и решили присягнуть московскому князю. Вероятно, в набегах участвовали те же самые люди, что терроризировали город  с начала 1490-х гг., потому что после перехода Мценска под власть Москвы в сентябре 1500 г. «к великому князю пришла весть изо Мченска от князя Ивана от Белевского…» [9, С.200 - 202]

Как указывает М.М. Кром, до 1498 г. нет никаких сведений о том, что, оказавшись в плену, мценские бояре хотя бы раз перешли на сторону Москвы.  Однако под влиянием непрестанного давления с 1499 г. в их рядах начался раскол. В этом году в Московское княжество бежал боярин Сенька Бунаков. В 1500 г., когда город был захвачен, мценские бояре присягнули великому князю московскому. На настоящий момент не известно ни одного факта, что кто-то из них после этого отъехал в Литву. Все они остались на родине. М. М. Кром считает, что причиной этого стала слабая связь Мценска с двором великого князя литовского. [9, С.230-231]

25 марта 1503 года было подписано Благовещенское перемирие, по которому Московское княжество от Великого княжества Литовского одну треть его территории, охватывающей верховья Оки и Днепра, с 19 порубежными городами.
Оставаясь более ста лет в составе Великого княжества Литовского, жители Мценска не могли жить полностью изолированной жизнью от населения остальной части государства. Очевидно, что ощущая военное давление соседей и также совершая организованные силовые действия против них, амчане осознавали себя как силу, которая идентифицировалась с Великим княжеством и противопоставляла  себя жителям Рязанского, Белёвского, Московского княжеств.  Бумажные документы, которые, несомненно, имелись в Мценской крепости, не сохранились. Но не осталось ли каких-то следов в фольклоре? Конечно, этого трудно ожидать, имея в виду неспокойную обстановку на границе, почти полную смену населения, которая несколько раз проходила с тех пор в этих местах, но, тем не менее, две слабые ниточки всё же, как нам кажется, есть.  Только в Мценском районе зафиксирована сказка «Уж, уж, ты мой муж…», которая сюжетно совпадает с наиболее известной сказкой литовского фольклора «Ель (Эгле)  - королева ужей». В ней рассказывается о девушке из многодетной семьи, которая, отправившись купаться, обнаружила по возвращении на своей одежде ужа и была вынуждена дать ему слово выйти за него замуж. Родные девушки Эгле всеми силами противятся сватовству, но их сестре приходится сдержать обещание. Она узнаёт, что её муж, король ужей, живёт под водой в прекрасном дворце и принимает человеческий облик. Эгле живёт счастливо, становится матерью троих детей, но однажды вспоминает о родных. У неё возникает желание встретиться с ними. Муж её всячески противится этому, но жена преодолевает его сопротивление. Эгле по-лучает разрешение пойти в гости, но в назначенный час она должна вер-нуться и прочесть заклинание на берегу моря, чтобы вызвать мужа. Родные рады возвращению сестры. Они не хотят потерять её снова, а потому угрозами заставляют дочь Эгле  выдать им, как мать должна вернуться к мужу. Братья Эгле идут на берег морской, вызывают короля ужей и убивают его. Узнав об этом, их сестра с горя превращается в ель, а своих детей превращает в деревья.

 Иноземный характер сюжета мценской сказки выдаёт восприятие  змеи, ужа, в качестве положительного образа. В русских сказках змей или змея, как правило, существо злобное и отвратительное. У нас сразу возникает ассоциация с Змеем-горынычем, который похищает царевну, и этой царевне даже не приходит в голову, что они могут ужиться. В старых былинах, если у змея и царевны рождается сын, то мать растит из него мстителя за себя, который должен уничтожить змея-отца. В более поздней орловской сказке «Что девка, что баба – всё змея»  рассказывается зеркальный сюжет о мужчине, взявшем в жёны женщину-змею. Однажды, рассорившись с мужем, жена-змея убивает их совместных детей, уничтожает имущество и, приняв свой змеиный облик, уползает в лес.

Мценская сказка, если сопоставить её с литовским прообразом, лишилась ряда архаических деталей сюжета, привязала его к конкретным местам города, усвоила некоторые слова из лексикона более позднего времени. Её героиня Аннушка, единственное дитя у матери, в начале сказки идёт по стопам Эгле. Она тоже находит ужа на своей рубашке после купания и даёт ему слово выйти замуж. Однако когда за ней прибывает множество ужей и силой уводит из дома, за неё некому заступиться.

В мценской сказке от королевского достоинства ужа остаётся лишь намёк о том, что остальные ужи действуют по его приказу. Нет ни слова о его хоромах, однако когда Аннушка гуляет с детьми по берегу возле воды, она одета как «барыня». Дети ужа имеют человеческий образ, поэтому вероятно, что ранее подразумевалось, что и он может обернуться человеком. Во всяком случае, ненависти героиня к нему не испытывает. Счастье Аннушки неполное, потому что она никогда не забывает о матери. Когда она просит о свидании, уж соглашается без малейших условий. Аннушке даётся половина дня, после чего она должна вернуться к мужу и вызвать его заклинанием на берегу реки Зуши. В заклинании нет предчувствия, как в литовской сказке, что свидание жены с родными может закончиться для него трагически.

Аннушка сама доверчиво сообщает матери заклинание, которым должна вызвать мужа.
Подобно братьям Эгле, мать, не желая потерять дочь, отправляется на берег, вызывает ужа и убивает его, а затем возвращается, ничего не говоря Аннушке. Героиня сама находит убитого мужа и в горе превращает своих детей в крапивницу и соловья, а сама превращается в птицу-вдовушку – кукушку.
Сюжет мценской сказки теряет эпический размах. Мораль её проще и ближе к жизни: неразумие матери сломало жизнь дочери, потому что она оценила зятя по внешнему облику, а не по тому, как он обходился со своей женой.

Другую легенду, связанную с упоминанием литовцев, можно было услышать от разных жителей нашего города ещё в 1980-е гг. Показывая на гору Самород, они рассказывали о том, что там стоял замок литовского князя Александра. Когда город осадили московские войска, жители отчаянно сопротивлялись, но однажды они проснулись, а князь безвестно исчез. Они упали духом и сдали город.
Конечно, никакого литовского князя Александра в Мценской кре-пости никогда не было,  хотя город действительно несколько раз брался штурмом в процессе присоединения его к Московскому княжеству. А вот великого литовского князя, который последним владел Мценском и не подал городу помощи, действительно звали Александр. Вероятно, в этой легенде отразился приговор, который вынесли князю местные жители, когда, не дождавшись помощи, приняли присягу московскому государю.[7, С.378]

Библиографический список
1. Алексеев Ю.Г. Первый шаг. Литовская война 1492 – 1493 гг. // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2006. Сер.2, вып.2. - С.3-14.
2. Дементьев В. Печать Протасьева. В кн. Дементьев В.  Свет малой родины. Отчина и дедина. – М, 2008 .  Режим доступа:  www/booksite.ru/fulltext/otch/inai/ded/ina/index.htm
3. Вологодско-Пермская летопись. // Полное собрание Русских летописей. Т.26. М. – Л., 1959.
4. Ермолинская летопись. // Полное собрание русских летописей. – Т.23. СПб, 1910.
 5. Зимин А.А. Витязь на распутье. –  М, 1991.
 6. Книга степенная царского родословия. /  Полное собрание русских летописей. – Т.21. – Ч.2. – Спб., 1913.
7. Ковалева М.В. Истории о чарах и старых временах в Мценском районе. //Булгаковские чтения. V Всероссийская научная конференция с международным участием. Орёл, 2011. – С.377 - 383.
8. Ковалева М.В.След Литвы на Мценской земле. // Булгаковские чтения.VIII Всероссийская научная конференция с международным уча-стием. Сборник научных статей. - Орёл, 2015. - с.204-212.
9. Кром М.М. Меж Русью и Литвой. Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV -  первой трети XVI в. – М., 2010.
10. Курский край в 13 – 16 вв. // Курский край в истории Отечества. /под ред. Л.С.Полнера.  – Курск, 1996. – гл. «»// Режим доступа: www.old.kurskcity.ru
11. Легенда о крещении мценян в 1415 г. //Русская вивлиофика. – СПб, 1833.
12. Львовская летопись. // Полное собрание русских летописей. – Т.20. – Ч.1. – СПб, 1910.
13.  Макашов А. В центре России. – Орёл, 1994.
14. Патриаршая или Никоновская летопись. //Полное собрание русских летописей. – Т.12. – СПб, 1901.
15. Пономарёва  Н.Г. История одного выезда на московскую службу (о предках Чаадаевых).// Древняя Русь. Вопросы медиевистики. – 2005. - №4. – С.41-50.
16. Почекаев Р.Ю. Цари Ордынские. СПб, 2010. – 206 – 207.
17. Сокращённый летописный свод 1495 г. //Полное собрание русских летописей. - Т.27.  -  М. – Л., 1962.
18.  Софийская вторая летопись.//Полное собрание русских летописей. Т.6. Вып.2. – М., 2001.
19. Уж, уж, ты мой муж…// Р. Масленникова. Живое слово. Хрестоматия. Региональный курс. – Орел. 20007.  – С.113 – 115. 
20. Устюжская летопись. // Полное собрание русских летописей. Т.37. Л., 1982.
21. Типографская летопись. // Полное собрание русских летописей. – Т.24. Пг, 1921.
22. Тихомиров М.Н. Список руських городов дальних и ближних. // Исторические записки. М., 1952. Т. 40. – C.214 – 259. Режим доступа: http://www.litopys.org.ua/rizne/spysok/spys04.htm
23. Тишин П.П. Белёв.  – Тула, 1981.
24. Хроника Быховца. – М.: Наука, 1966. – С.106.